ВЕНОК НА МОГИЛУ А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ
ВЕНОК НА МОГИЛУ А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ
Венок на могилу А. Н. Плещееву, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1893
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Литературное наследство Сибири, том 5
Новосибирск, Западно-Сибирское книжное издательство, 1980.
По всей вероятности, в ‘Восточном обозрении’ появится известие, а может быть, и небольшой некролог на умершего знаменитого и благородного русского поэта Алексея Николаевича Плещеева. Гражданская муза этого поэта вместе со скорбными рыдающими нотами над горькой действительностью звучала в тоже время и ободряющим образом, внушая бодрость молодому поколению, призывая и благословляя его на честный путь, внушая святые идеалы и поселяя веру в лучшее будущее. Его смерть заставила на минуту сомкнуть разъединенные ряды русских писателей и отозвалась глубокою скорбью в сердцах как старого, так в молодого поколения в русском обществе. Не мне оценивать его заслуги, его гражданскую стойкость, ого страдания, его борьбу и высокое воспитательное значение его поэзии. Это сделают другие, эту должную дань принесет ему русская история литературы.
Мне хотелось сказать несколько слов об отношении покойного А. Н. к нашему кружку сибиряков и его теплому отзыву к нуждам нашего учащегося поколения. Несколько лет тому назад, когда ‘общество содействия учащимся в С -Петербурге сибирякам’, изыскивая средства для помощи учащимся, давало ежегодно концерты и литературные вечера,— это было время, когда сибирская интеллигенция, дружно и тесно сблизившись, проявила себя в общественной жизни особым оживлением после празднования 300-летия и искала сближения с лучшими представителями русской интеллигенции в Петербурге, — мне поручено было в это время комитетом общества содействия учащимся сибирякам (тогда я был членом комитета) пригласить несколько выдающихся и симпатичных писателей на литературное чтение и на сибирский вечер. Устраивать эти литературные вечера было не легко, мода на них как-то проходила и даже другие студенческие общества формировали персонал чтецов с большим трудом. Их начинали заменять артисты-актеры. Русский писатель, да еще 60-х годов, все более уединялся. В это время я поехал к А. Н. Плещееву. Обо мне доложили, и я был любезно принят. Я застал маститого поэта в его скромном кабинете немного истомленного, усталого и задумчивого. Я ему передал вашу просьбу, чтобы он прочел свое стихотворение, о чем его просят наши земляки, высоко ценящие его заслуги и талант. А. Н. на минуту только задумался.— ‘Столько просьб ко мне, ведь вот и на другие вечера зовут, это утомительно H. М., разве без меня не обойдетесь?’ — ‘Сами знаете, А. Н., как трудно найти чтецов. Мы просили Глеба Ивановича (Успенского), Василия Ивановича Семевскаго, они обещали, ну и вас поручили просить’.— ‘Разве уж с другими!’ промолвил А. Н., добродушно улыбнувшись. Мы разговорились о значении литературных вечеров когда-то в 1860 годах, заговорили о литераторах, о том небольшом круге, который остается еще верен лучшим традициям литературы.— ‘Худо живется, пора сходить со сцены!’ сказал он, опустив седую голову. Я знал его труженическую жизнь. Хилый, утомленный, переживший житейские бури, он в это время, по окончании ‘Отеч. Записок’, искал заработка. Для писателя ведь у нас нет отдыха, нет покойной старости, нет даже богадельни. Его смерть и исчезновение моментально: удар, разрыв сердца, надсаженного, переутомленного, или сумасшедший дом от усиленного напряжения и мозговой работы. Я старался отвлечь его от грустных мыслей.—‘Поработаем для других, может молодое поколение вспомянет!’ — Да вспомянет ли, H. М.?
Это горькое раздумье и скептицизм старости так знакомы тем, кто, выполнив трудную задачу жизни, стоит окруженный другим поколением. Но тем не менее жить и действовать до конца остается инстинктом и потребностью тех, кто верит в свою идею и преемственность духовной жизни. Человек живет не для одного поколения. Плещеев был гордый поэт-учитель. Никто не узнавал скромного старика, когда он выходил на эстраду и одушевленный, вдохновенный, говорил с жаром глубокого убеждения. Он казался поэтом-трибуном. На нашем вечере он читал: ‘Все люди братья’ и ‘Всем трудящимся на благо’. Стихотворения его и его собственное воодушевление всегда производили впечатление, задушевный голос его вливал в вас самих чувство, и какая-то волна поднимала слушателей, которые под конец, охваченные этой задушевной и бодрящей поэзией, чувствовали подъем духа и веру во что-то святое, высоко стоящее над обыденным миром зла и пошлости. Обыкновенно, после чтения А. Н. публику и молодежь охватывало восторженное состояние. Такое же впечатление было и па наших литературных вечерах. Мы полюбили Плещеева и каждый раз приглашали его. Своим присутствием, своим участием он вносил лепту в наш фонд, фонд созданный для того, чтобы матерьяльно помочь учащимся выйти на дорогу и служить обществу. Но еще дороже было то нравственное воздействие, тот пример гражданской доблести и силы убеждения, которую он внушал, стоя несокрушенным ратником среди редеющих борцов своего поколения. Мы не знаем, участвовали ли сибиряки на похоронах А. И. Плещеева, был ли сибирский венок, как прежде на похоронах Тургенева и друг. Когда-то эго было делом обычным {Ныне, по обстоятельствам, мы не могли присутствовать въ Петербургc и принять участие в похоронах А. Н.}. Но все равно, мы считаем своим сердечным долгом за ту дружбу, за то внимание, которыми дарил благородный поэт и гражданин наше общество, за то, что он отзывался нуждам нашей учащейся молодежи, почтить его память пред лицом сибирского общества.
‘Восточное обозрение’, 1893, No 65.