‘Васильки’, Васильковская Н., Год: 1912

Поэзия
Время на прочтение: 64 минут(ы)
Скачать в PDF

‘Васильки’

Сборникъ стихотвореній и Миніатюръ.

Н. Васильковской.

КУРСКЪ.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Предисловіе

1903 г.

1. Три главы изъ романа: Лунная сказка
2. Казалось
3. И снова день прошелъ
4. Случалось ли теб
5. Она
6. На распуть
7. Улыбнись мн на псню мою
8. ‘Не все-ль равно’
9. ‘Душный полдень’
10. Стна

1904 г.

11. Изъ разсказовъ объ Ахалтекинской кампаніи
12. Тостъ
13. Стихотвореніе Метерлинка (переводъ)
14. Оргія
15. ‘Онъ изнемогъ’
16. Акаціи
17. Дти
18. Призывъ
19. Зори
20. Паводокъ и разливъ
21. ‘Ты удивленъ’
23. Въ долин слезъ
24. ‘Ты проносишься, сверкая’
27. ‘Я жду даровъ’
28. ‘Палачъ усталъ’
29. Золото
30. Душа моя тоскуетъ…

1905 г.

32. Письмо
33. Химера фантасты
34. ‘Судьбой иль случаемъ’
35. ‘Эта тетрадка стиховъ и эскизовъ’
36. ‘Лягу-ль въ темную могилу’
37. ‘Я, уходя, роняю слово: Счастье’
38. Къ открытк: ‘Смерть:’
39. Въ дорог
40. Жизнь…
41. Три встрчи
42. ‘Спуталось все и смшалось…’
43. ‘Вопли жгучаго страданья’
44. ‘Зарею утренней подъ тнью изъ плакучихъ’
45. Разсвтъ
46. ‘Онъ страстно жаждалъ обладанья’
47. ‘Дикихъ птицъ на югъ стремительный полетъ’
48. ‘Этой псней я хотла бы сказать…’
49. ‘Въ волнахъ жизни’
51. ‘Въ кровавомъ туман проносится смерть’
53. ‘Душа моя вулканъ… И лавою мученья’
53. ‘Слышишь, бушуетъ метель’
54. Н. К—ой
55. К. О—ой
56. ‘Позаткали окна блестками морозы’

1906 г.

57. Ты меня научила смяться
58. ‘А я его люблю’
59. Не осуждай меня
60. Жалобно стонетъ втеръ осенній
61. Тишина
62. ‘Какъ солнца лучъ улыбкою прощальной’
63. Убитая любовь. (Сонетъ Sully Prudhome, переводъ)
64. ‘Онъ спалъ и грезилось ему’
65. Посвящается С. Р. (Преслдуя причудливую грезу)…
66. Крымскіе этюды. Ласточкино гнздо
67. ‘ ‘ Въ санаторіи
68. ‘ ‘ Буря въ горахъ
60. ‘ ‘ Къ открытк: ‘Смерть дуба’
70. ‘ ‘ Въ объятьяхъ солнца
71. ‘ ‘ За ней
72. ‘ ‘ Л. И. Кузьменко
73. » ‘Жутко, зловще молчанье’…
71. ‘ ‘ ‘Въ толп, подчасъ злорадной’…
75. ‘ ‘Небо море обнимало…’…
76. ‘ ‘ Встрча…
78. ‘Было иль только казалось’

1907 г.

79. Цвты
80. Судьб
81. ‘Мн хочется личнаго счастья…’
82. Искра
83. Недавно было все!… А кажется — давно!…
84. Посвящается Л. М—у… (Какъ прежде, въ далекіе годы)
85. ‘Все спитъ… Туманъ промозгло мутной’
86. ‘Сквозь стку метели холодное солнце глядло’
87. С. В. Р. (Слышишь, какъ стонутъ печальныя ели)
88. ‘Ты помнишь ароматъ травы въ логу росистомъ’
89. Письмо
90. Драма въ дтской
91. ‘Призраки… Образы…’
92. Любовь мертвеца
93. О чемъ листья шелестли
94. В. А. Т—ъ

1908 г.

95. Таня и Ваня (разсказъ для маленькихъ дтей)
97. Чайка на птичьемъ двор
98. Посвящается М. П. (— ‘Я лишняя, когда вы оба въ шумномъ спор’)
99. ‘Я въ этотъ день всегда писала прежде Вамъ’
100. ‘Издалека грядущаго полна’
101. Кол П-у. (Не теб, мой милый крошка)
102. ‘Рыдали и плакали звуки’
103. ‘Ты говоришь, что есть въ душ твоей’
104. Шутка
105. ‘Мой другъ. Усталый другъ, измученный, больной’
106. М. В. И. Лто. Осень. Зима
107. Убитая змя
108. Не страшно-ль
109. Дин Гротъ
110. При свт вдалек мигающихъ огней’
111. Свиданья часъ’
112. ‘Печальный день…’
113. ‘Глухая ночь и безпросвтный мракъ…’
114. ‘Ты плъ мн пснь любви’
115. ‘Ты правъ, глубоко правъ…’
116. Замокъ Бонкуръ. (Переводъ стих. Шамиссо)
117. Ад Чумаченко
118. ‘Быть можетъ мн не долго жить’

1909 г.

119. Бабушкинъ урокъ
120. М. В. И—ой. ‘Въ пыли колесъ змился слдъ’
121. ‘Я стала Вамъ писать стихами’
122. ‘Синева и просторъ’
123. ‘Не говори, что жизнь ушла’

1910 г.

121. ‘Онъ плъ на утренней зар’
125. В. С. Р, (Ушли. Великолпный залъ)
126. С. В. Р. (Тяжело и больно было ‘такъ’ разстаться…)
127. Е. Н. Ч. (Пусть ты права: душа твоя пустыня)
128. ‘Вотъ и отцвлъ блорозовый садъ’

1911 г.

129. А. И. Каринской. (Сверной природы грустныя картины)
130. Я. Л. С. (Не надо словъ. Пусть только звуки)
131. ‘Посмотри, посмотри дорогая’
132. Сказка моря

1912 г.

133. Къ открытк: ‘Заводь’
134. А даль такъ широка!
135. Посвящается С. В. Р. (Спасибо за яркія, алыя розы)
136. ‘Еще не скоро призрачною сказкой’
137. Крымскіе этюды: Плющъ
138. ‘ ‘ Зарницы…
131. ‘ ‘ Невста…
132. ‘ ‘ Василекъ
141. ‘ ‘ Эдельвейсъ и василекъ…
142. ‘ ‘ С.-Р. (Вс мы любимъ другихъ лишь за то)
143. ‘ ‘ Симфонія
144. Сфинксъ. Сказка пустыни

Предисловіе.

Вступивъ на литературное поприще въ 1905 году, авторъ сборника ‘Васильки’ съ 1910 года не отдавалъ своихъ произведеній въ печать. Причиной тому были отчасти условія личной жизни автора, отчасти — знакомыя вроятно многимъ переживанія, характеръ которыхъ носитъ печать, налагаемую ‘сумерками духа’.
Тяжело было бы думать, что эти сумерки не смнятся въ общественномъ настроеніи,— а значитъ и въ настроеніи тхъ, кто чувствуетъ себя звеномъ одного общаго цлаго.— свтлой зарей.
‘Жизнь течетъ все въ тхъ же угрюмыхъ берегахъ, огни еще далеко… По все-таки… все-таки впереди огни’… {Короленко: ‘Огоньки’.}
Въ жизни каждаго человка, независимо отъ количества прожитыхъ имъ лтъ, наступаетъ періодъ, когда онъ подводитъ итоги своего прошлаго.
Жизнь измряется не нашими годами,
Не въ томъ вопросъ, какъ долго мы живемъ,
А въ томъ, что выстрадано нами,
Что пережили мы и сердцемъ, и умомъ…
На многое въ этомъ прошломъ онъ смотритъ съ тмъ чувствомъ умиленія и тихой грусти, какую будятъ въ насъ пожелтлыя страницы письма любимаго человка, давно взятаго могилой, отъ многаго — отворачивается съ тоской, свойственной воспоминанію, которое хочется забыть, но къ которому мучительно тянетъ, многое, наконецъ, является для него тмъ, что предопредляетъ его ‘завтра’, хотя бы оно было послднимъ этапомъ его жизненнаго пути.
А въ цломъ прошлое кладетъ свою неизгладимую печать, и хочетъ ли человкъ или нтъ, но ликвидировать какъ унаслдованное, такъ и благопріобртенное прошлое,— онъ безсиленъ, безсиленъ,— хотя бы, разрывая съ нимъ, стремился создать себ новыя условія жизни, или кончалъ расчеты съ самой жизнью.
Поэтому при подведеніи итоговъ извстнаго пергода прожитыхъ лтъ, необходимо видть этотъ періодъ въ его цломъ, и постольку это иметъ значеніе, поскольку мы въ силахъ обобщить отдльныя переживанія, настроенія, уловить ихъ преемственность, связать ихъ…
Связываетъ и авторъ сборника ‘Васильки’, собранные имъ на нив житейской.
Многія изъ стихотвореній и миніатюръ, помщаемыхъ въ сборник, были напечатаны раньше, иныя печатаются въ первый разъ, нкоторыя еще не суждено пріобщить къ сборнику, въ общемъ обнимающему періодъ отъ сентября 1903 по августъ 1912 года.
Въ цль изданія сборника не входитъ открытіе новыхъ горизонтовъ, созданіе новыхъ цнностей или переоцнка старыхъ…
За исключеніемъ нкоторыхъ, это — стихотворенія личнаго характера, но, какъ на жизнь отдльныхъ лицъ кладетъ печать жизнь въ ея цломъ, такъ изъ жизни отдльныхъ единицъ слагается жизнь вообще.
Эволюція души отдльно взятой личности есть эволюція цлаго въ уменьшенномъ масштаб.
Поскольку она сказалась въ претворенныхъ сквозь призму творчества настроеніяхъ автора стихотвореній ‘Васильки’,— постольку достигнута цль изданія даннаго сборника.

1913 года, 9 Марта.

1903 ГОДЪ.

ТРИ ГЛАВЫ ИЗЪ РОМАНА
‘ЛУННАЯ СКАЗКА’.

I.

Лунной ночи свтъ и тни…
Старый садъ… Кусты сирени
И къ рк пологій скатъ…
Прихотливо извиваясь,
То сверкнувъ, то вновь скрываясь
Въ изумрудныхъ берегахъ,
Тихо волны рчки плещутъ
И, какъ будто, что-то шепчутъ,
Затерявшись въ камышахъ.
Мы плывемъ съ тобой въ молчань…
Въ жуткомъ, сладкомъ ожидань
Бросилъ я свое весло…
И теченье нашу лодку,
Какъ счастливую находку,
Быстро, быстро понесло…
Далеко въ трав росистой,
Отъ тумана серебристой,
Звучно перепелъ кричалъ,
Соловей передъ зарею
Съ томной, страстною мольбою
Громко плакалъ и рыдалъ…
Мы въ лугу. Ковромъ душистымъ,
Ароматнымъ, серебристымъ,
Вся окутана земля…
И — сдержать не въ силахъ страсти,
Я молю тебя о счасть:
‘Будь моя’!..

II.

Ясное утро. Трава не колышется.
Жаворонки въ неб. Жара…
Въ воздух знойномъ какъ будто ужъ слышится
Страдная лта пора.
Рожь колосистая, словно стной,
Насъ обступила кругомъ…
Счастье безумное жгучей волной
Въ сердц вскипаетъ моемъ.
Пусть бы насъ въ бездну умчалъ, низвергаясь,
Страсти могучій потокъ…
Мигъ — но блаженства… А ты, усмхаясь,
Вьешь изъ колосьевъ внокъ
И. беззаботно безпечная,
Псенку громко поешь…
Та же кругомъ безконечная
Тихо колышется рожь…

III.

Садъ. Не тотъ старинный, деревенскій садъ,
Гд за рчкой сонной догоралъ закатъ,
Гд весной въ сирени плакалъ соловей,
Гд узнала тайну ты любви моей.
Здсь деревьевъ тощихъ жалкая семья,
За стной стукъ дрожекъ, пыльная скамья…
Въ этотъ часъ здсь пусто. Какъ въ былые дни.
Мы вдвоемъ съ тобою, мы съ тобой одни.
Подъ густой вуалью голову склоня,
Ты молчишь, какъ тайну строгую, храня
То, что здсь повдать мн ршила ты.
—Вра въ жизнь, надежды, лучшія мечты,
Все тобой согрто. Не томи, молю…
Въ чемъ же тайна эта?
‘Я Васъ не люблю’.
25 Октября 1903 года.

КАЗАЛОСЬ.

Я помню въ дтств, съ вечера, рзвясь
И старой нян сказкой докучая,
Заснула я. А пробудясь
Въ объятьяхъ матери молила я, рыдая:
— Вернемся въ ту страну, гд ждетъ меня царица,
Царевичъ молодой и Чудо-Царь-Двица!…
И доказать напрасно мать пыталась,
Что нтъ такой страны, что эти мн:
‘Казалось’…
Я помню ночь. Она въ гробу лежала.
Вс разошлись. Монахиня одна
Уныло, медленно читала,
И жуткая кругомъ внимала тишина.
И вдругъ при блеск трепетномъ свчей,
Какъ въ неб мрачномъ яркія зарницы,
Мн показалось,— дрогнули рсницы
Ея сомкнутыхъ навсегда очей
Отъ вздоха слабаго тяжелая парча
На скрещенныхъ рукахъ слегка заколыхалась…
Къ монахин я кинулась, крича:— Жива!…
Она жива!…
Но это мн:
‘Казалось’!..
И годы шли. Мы встртились съ тобой
И міръ, заманчивй волшебной, старой сказки,
Открывъ объятья нгъ чарующихъ и ласки,
Въ цвтахъ любви простерся предо мной.
Но мигъ одинъ!… Весна роскошная умчалась
И день смнилъ зари волшебныя мечты!..
— Скажи: завяли т махровые цвты
Иль ихъ разцвтъ мн снился, мн ‘казалось?’
И у судьбы молить готова я съ тоской:
—Пусть все постыдное, все злое, что свершалось
На жизненномъ пути,— предъ гробовой доской
Смогла бъ я позабыть! Пусть это мн:
‘Казалось’!!…

И СНОВА ДЕНЬ ПРОШЕЛЪ.

рі снова день прошелъ, какъ много, много дней
Однообразныхъ, тусклыхъ и унылыхъ,
Какъ звенья кованныхъ цпей
Иль рядъ крестовъ на кладбищ могильныхъ.
Но цпь ковали злоба и насилье,
И подъ крестомъ носившій крестъ почилъ…
А по ступенькамъ дней позорнаго безсилья
Живые мертвецы идутъ подъ снь могилъ.
25 Октября 1903 года.

СЛУЧАЛОСЬ ЛИ ТЕБ.

Случалось ли теб съ мучительной тоской
Проснуться поутру и длинный скучный день
Безцльно наполнять ненужной суетой,
Съ тревогой смутной ждать, чтобы ночная тнь
Въ окно очами черными взглянула
И въ сумрак окрестность потонула…
Тогда волненьемъ трепетнымъ сгорая,
Съ блестящимъ взоромъ, стиснувъ руки,
То вся дрожа, то вся пылая,
Свиданья часъ,— конецъ разлуки
Со страхомъ сладкимъ ожидать
И бой часовъ съ тревогою считать…
Ходить по комнат стемнвшей,
Остановясь, прислушаться порой,
Къ стеклу прильнувъ, глядть съ тоской
Во мракъ аллеи потемнвшей,
И мысленно слдя за нимъ въ воображень,
Себ подробности свиданья представлять,
Сливаться съ нимъ въ порывистомъ стремлень,
Ему вс мысли, чувства поврять…
Себ представить образно и ярко
Его походку, взглядъ и звукъ его рчей,
И,— пережитое въ теченье многихъ дней,
Все, все въ мечтахъ пересказать украдкой…
Но вотъ проходитъ часъ обычнаго свиданья…
Прошелъ другой… Глухая боль страданья
Смняетъ рой несбывшихся надеждъ…
Такъ мишуру блестящую одеждъ
Смняетъ бднота, когда изъ маскарада
Вернется въ тсный уголъ свой
Труда, заботы, мрака, чада…
И ты вернулась… Взоръ холодный твой
Со злобой и тоской впивается въ людей,
Погрязшихъ въ пошлости обыденной своей.
И, какъ больной страдалецъ избавленья,
Такъ жаждешь ты того мгновенья,
Когда отъ нихъ ты сможешь убжать,
Чтобъ у себя, одной, отчаянно рыдать…
27 Октября 1903 года.

ОНА.

I.

На утренней зар вошла ко мн ‘она’
Въ внк изъ розъ, въ одежд легкой, свтлой,
И кубокъ пной бьющаго вина
Мн подала съ улыбкою привтной.
Букетъ сирени сбрызнутый росой
Мн бросила смясь, и распахнувъ свободно
Дверь на просторъ, гд широко, привольно
Раскинула весна покровъ весенній свой,
Сказала мн, махнувъ рукой:— Скорй туда!..
За мной!.. За мной!..

II.

Я пала духомъ. Я изнемогала,
Съ сомнньемъ тягостнымъ борясь,
Терзаясь, мучаясь, томясь…
И въ дверь мою ‘она’ тихонько постучала.
Ее открыла я сама. И грустная ‘она’ вошла,
Склонилась тихо къ изголовью
И съ кроткой лаской и любовью
Мн жребій выбрать помогла:
—Смотри, дитя! Во тьм ночной
Бредетъ тамъ странникъ одинокій
И путь тяжелъ его далекій…
Стань путеводною звздой,
Не бойся тьмы, дитя! За мной!..

III.

Дрова въ камин догорали,
На бархатный коверъ кидая отблескъ свой…
Тамъ, за окномъ, метель и буря бушевали,
А здсь царилъ порядокъ и покой.
И тихо, медленно, какъ сонное теченье
Рки степной въ пологихъ берегахъ,
Шла жизнь. Вдругъ странное волненье,
Тревога смутная и страхъ
Стснили грудь мою. Смятенія полна
Къ стеклу холодному окна
Лицомъ горячимъ я прильнула.
Чей это стонъ? Иль то метель вздохнула?
Иль это бредъ?.. Опять ‘она’!.
‘Она’ — мучительная, злая…
Не входитъ смло, не стучитъ…
Нтъ, головой сдющей кивая,
Она рукой костлявою манитъ
И рядомъ призраковъ обманчивыхъ и лживыхъ,
Но полныхъ чаръ, какъ въ дни былой весны,
Сулитъ опять заманчивые сны…
Къ чему они? Съ злорадствомъ надо мной
Она хохочетъ и зоветъ:— За мной!..
24 Ноября 1903 года.

НА РАСПУТЬ.

Сумерки. Сумерки ранніе…
Срый, тяжелый туманъ…
Встртились мы въ эту пору печальную.
Втеръ холодный полуночныхъ странъ
По полю съ бшеной яростью воетъ.
Лсъ обнаженный съ тревогою стонетъ,
Точно рыдаетъ съ тоской безотрадной
Онъ надъ судьбою своей безталанной.
Встртились мы въ эту пору печальную
И у распутья стоимъ. Погребальную
Псню намъ осень постъ…
И, затаивши на сердц тревогу,
Смутно я вижу въ туман дорогу
Ровную, гладкую вплоть до конца,
До гробового могилы внца…
Надо-ль спшить?!.
Что-жъ на распуть тебя удержало?
Выборъ пути? Или тьмы покрывало?
Ждешь ты разсвта иль въ смлыхъ порывахъ
Ты побжденъ и бороться не въ силахъ
Съ бурей и сломлена воля твоя?
Иль ты ршаешь, тоску затая:
— Прежнимъ ли, новымъ путемъ ли пойдемъ,
Все жъ къ неизбжной могил придемъ!..
Стоитъ ли жить?!.
Встртились мы въ эту пору печальную…
Слушаемъ осени пснь погребальную…
24 Ноября 1903 года.

Улыбнись мн на псню мою

Улыбнись мн на псню мою!
Когда въ дтств, безпечно играя.
На зеленой лужайк, бывало, пою,—
Люди, взглядомъ меня провожая,
Улыбались на псню мою.
Когда, полные вры въ себя и въ людей,
Выходили мы въ бой,— я могучей своей
Псней громко сзывала дружины…
И рабы безысходной кручины
Улыбались надъ псней моей!
А теперь я предъ страшнымъ вопросомъ стою
И не знаю: играю иль страстно скорблю,
Но, когда я смясь и рыдая пою,—
Улыбнись мн на псню мою!..
25 Ноября 1903 года.
Счастье… Призракъ ли счастья,—
Не все ли равно?..
Надсонъ
Не все-ль равно? Пусть втеръ предразсвтный
Съ лазури облака обманчиво сгонялъ,
И ясную зарю смняетъ день безцвтный…
Свтъ царственной зари намъ все-таки сіялъ!
О, пусть Перъ-Гюнтъ не былъ самимъ собою,
Пусть лживымъ призракомъ вся жизнь его была!
— Онъ истинный, съ печатью неземной —
Въ любви Сольвейгъ… И имъ она жила!..
25 Ноября 1903 года.

* * *

Душный полдень. Солнце скрылось.
Тучи кроютъ небосклонъ.
Тамъ, гд ива наклонилась
Надъ ркой,— повисъ балконъ.
Полусонно рчка плещетъ
Въ берегъ мутною волной,
Да осинникъ весь трепещетъ,
Серебрится за ркой.
На ажурную ршетку
Опираясь, молчаливо
Мы стоимъ, и ту же нотку
Все твердитъ удодъ тоскливо…
Притворяясь оскорбленной,
Гнвно брови я сдвигаю
И акаціи зеленой
Листья нервно обрываю.
Этимъ тягостнымъ молчаньемъ
Все сказалось между нами…
Искаженное страданьемъ
Ты закрылъ лицо руками,
И прерывистый твой шопотъ
Еле слышный и понятный,—
Будто въ парк листьевъ ропотъ
Или плескъ волны невнятный, —
Я скоре отгадала,
Чмъ разслышала въ смущень:
— Ахъ, зачмъ ты мной играла
И томила въ заблуждень!
Что надъ чувствами нтъ власти,
Ты позднй сама узнаешь,
Когда взрывъ безумной страсти,
Страсти жгучей испытаешь.
За порывъ мой безразсудный
Сердце пусть тогда осудитъ,
Разумъ скажетъ:— онъ безумный.—
Сердце скажетъ:— но онъ любитъ,—
И много лтъ съ тхъ поръ прошло.
Балконъ обрушился и вырубленъ давно
Осинникъ за ркой . А я съ моей мечтой,
Несбыточной, давно разсудкомъ осужденной,
Стремлюсь на берегъ рчки сонной,
Гд въ юности звучала надо мной
Защита страсти безразсудной,
Чтобъ плакать тамъ въ тоск безумной!..
28 Ноября 1903 года.

СТНА.

— Изслдуемъ вопросъ!..— Вчера сказалъ ты мн
И къ низкой, каменной, таинственной стн
Мы оба подошли. Причудливый коверъ
На ней узоръ загадочный простеръ.
Въ немъ не было, коврамъ присущей, пестроты,
И фрукты, вазы, птицы и цвты
По немъ затйливой гирляндой не сплетались,
Съ улыбкой томною жеманно не кривлялись
На немъ пажи, маркизы, пастухи…
Олимпа древняго постыдные грхи
Въ безпечной нагот рисунокъ не являлъ.
И что ковра узоръ изображалъ,
То врядъ ли самъ художникъ зналъ.
Зловщей молніи причудливый зигзагъ
Ударилъ въ тонкій, стройный стягъ.
Надломленный, къ земл онъ головой склонялся
Вдали пылалъ закатъ, оазисъ выдлялся
И пальмы пышныя, зеленыя росли…
А стягъ лежалъ надломленный въ пыли…
Молчала я.— Вопросъ изслдуемъ теперь!.
Ты снова повторилъ и смлою рукой
Коверъ таинственный отдернулъ предо мной.
Въ стн увидли мы запертую дверь
Съ оковкой мдной, потайнымъ замкомъ
И навсегда затеряннымъ ключомъ..
И,— что стна таила погребеннымъ,
Для насъ осталось нершеннымъ.
11 Декабря 1903 года.

1904 годъ.

Изъ разсказовъ объ Ахалтекинской кампаніи.

Холодный мракъ сгустился надъ землею,
Смняя дня палящую жару.
Усталою, измученной толпою
Подсли мы къ веселому костру.
Въ степи вылъ втеръ глухо и уныло,
Беззвздный тучи крыли небосводъ
И въ безпросвтной тьм, холодной, какъ могила,
Блестящихъ искръ кружился хороводъ.
Людей усталыхъ горсть,— мы охраняли путь,
Стальными лентами прорзавшій пески,
А въ истомленную, измученную грудь
Въдалась сталь мучительной тоски.
Казалось, что въ стран, отъ родины далекой,
Насильно отнятой, враждебной и чужой,
Не ночи мракъ простеръ шатеръ въ степи широкой,
А мрачный сводъ тюрьмы повисъ надъ головой.
Не телеграфной проволокой звенлъ
Свободный втеръ, степью пролетая,
То голосъ чей-то скорбно плъ,
Надъ нами въ вышин мучительно рыдая.
Какъ стаи ласточекъ пролетныхъ,— вереницей
За мыслью мысль на родину неслась
И рвалось сердце вдаль подстрленною птицей,
Въ мучительной тоск сжимаясь и томясь.
Но вотъ, во мракъ сгустившійся, врываясь,
Донесся шумъ… Сигналъ сторожевой…
За ружья на бгу стремительно хватаясь,
Вс строятся въ порядокъ боевой.
Смерть не страшна. Ее я призываю
Въ борьб открытой, смлой, роковой!
Какъ искупленья даръ я жизнь свою слагаю,
Я, подневольный рабъ страны своей родной!
Сигналы чаще… Ближе, ближе грохотъ.
Во тьм ночной отряды адскихъ силъ
Казалось мчались… Ревъ, и свистъ, и хохотъ
Въ стели далеко втеръ разносилъ.
Врагъ близко… Вс готовы въ бой.
И мимо, подъ уклонъ хранимой нами втки,
Подъ втеръ съ грохотомъ и страшной быстротой
Промчались, какъ стрла, пустыя вагонетки…
5 Января 1904 года.

ТОСТЪ.

(Посвящается В. С. Р.).

Да здравствуетъ могучей и широкой,
Свободной мысли царственный полетъ!
Предъ свтомъ истины, да сгинутъ въ тьм глубокой:
Насилія постыдный гнетъ,
Лжи пелена, обычая повязка,
Смрадъ лицемрія, бездушія скелетъ…
О. да воскреснемъ мы, какъ говорила сказка,
Навянная намъ съ невинныхъ, дтскихъ лтъ!
Тяжелый камень гробового входа,
Что доступъ въ сердце чувству заградилъ,
Отброситъ прочь могучая свобода
И дрогнетъ вковой, промозглый мракъ могилъ.
Возстанутъ мертвые. Холодныя, нмыя
Уста заговорятъ и загорится взоръ.
Борцы свободные, могучіе, живые
Мы выйдемъ изъ могилъ на волю и просторъ.
Не тамъ, въ заоблачномъ туман откровенья,
Не въ царств грезъ и двственной мечты,
Здсь, на земл свершится Воскресенье
Въ сліяньи мысли, правды, красоты…
27 Марта 1904 года.

СТИХОТВОРЕНІЕ МЕТЕРЛИНКА.

(Переводъ).

— А если бы вернулся онъ,
Что мн ему сказать?
— Скажи: Уснувъ могильнымъ сномъ,
Я перестала ждать!..
— А если, не узнавъ меня,
Онъ спрашивать начнетъ?
— О, говори съ нимъ, какъ сестра,
Смягчи страданья гнетъ…
— Гд ты? Захочетъ онъ узнать…
Что я скажу въ отвтъ?
— Спши кольцо ему отдать.
Послдній мой привтъ.
— Онъ спроситъ у меня, поврь.
Зачмъ твой пустъ покой?
— Укажешь ты: открыта дверь,
Угасъ свтильникъ мой.
— Про часъ послдній твой меня
Онъ спроситъ, муки полнъ…
— Скажи, что улыбалась я…
Лишь бы не плакалъ онъ!..

ОРГІЯ.

Молчала ночь. Пугливо тучи мчались,
Туманъ зловщій медленно вставалъ
И сны безумные слетались,
И стокъ подавленный звучалъ.
Безсмысленное зло безстыдно хохотало,
А ложь, блестя позорной мишурой,
Нагую правду обнимала,
Прикрывшись двственной фатой.
Огонь мученій, слезъ, тоски и скорби міра
На алтар кровавомъ трепеталъ,
А у подножья алчнаго кумира
Въ оковахъ богъ поруганный лежалъ.
Одной лишь жертвы не хватало:
Влекутъ ее подъ свистъ бичей…
И взгляда жалости истерзанной очей
Не выдержала ночь и, вздрогнувъ, зарыдала…
Май 1904 года.
Другъ одинокаго — смерть, но ты
сильне, потому что ты — любовь.
Гейнце Товоте.
Онъ изнемогъ. Она пришла
И, дерзко сбросивъ покрывало,
Рукой костлявой налегла
На грудь, гд сердце трепетало.
— Я здсь. Ты больше не одинъ!
Я здсь!.. Замри въ моихъ объятьяхъ
Ты — одинокій исполинъ,
Презрвшій все въ своихъ собратьяхъ.
Ты мой. Я съ дтства за тобой
Слжу ревниво и упорно…
Я этотъ мигъ ждала. И, призвана тобой,
Вхожу на зовъ — царицей и рабой,
Побдоносно и покорно!—
Такъ ликовала смерть Вдругъ вздрогнула она,
Дв тни выросли и стали у порога:
Одна могуча и ясна,
Въ очахъ другой — мольба, тревога…
—Какъ, об здсь? Опять борьба?
Онъ васъ не звалъ!.. Входите смло.
Я здсь — царица и раба,
Но не хочу я вашего удла —
Оспаривать его… Не васъ онъ звалъ, меня!..
Но вы пришли Идите жъ къ изголовью…
Ты — ‘мысль’, могучая и полная огня,
И ты, безумная, что вс зовутъ ‘Любовью’.
Верни его своимъ дыханьемъ чистымъ,
Своимъ страданьемъ и мольбою жить…
Зажги опять сіяніемъ лучистымъ
Огонь, что я готова загасить.
Но знай, что ‘Мысль’, вошедшая съ тобою,
Кинжалъ отточенный скрываетъ подъ плащомъ.
Ты ‘Ей’ вернешь его и жалкою рабою
Погибнешь подъ ‘Ея’ безжалостнымъ бичемъ.
Да, въ этотъ мигъ ‘Теб’, не ‘Ей’ я уступаю…
Но не ‘Тебя’, поврь,— ‘Ее’ онъ изберетъ…
Я смло ухожу… Я ‘Ей’ его ввряю.
Ко мн его ‘Она’ обратно приведетъ…—
И, съ хохотомъ зловщимъ на устахъ,
Закрыла смерть надъ тломъ покрывало.
—О, лишь бы только жилъ!..
О, лишь бы только жилъ!..—
Припавъ къ нему на грудь, ‘Безумная’ шептала…
Май 1904 года.

АКАЦІИ.

Блденъ тусклый разсвтъ…
Мелкій дождь мороситъ…
Сердце ноетъ тоскливо, болитъ
И въ сомнніяхъ ищетъ отвтъ…
Мертвые цвты блыхъ акацій осыпались и ковромъ
Устлали влажную землю…
Но осиротлыя втви тянутся къ хмурому небу за
солнцемъ и счастьемъ…
И молятъ… И врятъ…
Льются звуки рояля и голосъ поетъ,.
Поетъ о тоск одиночества, о безысходномъ страдань,
Объ уходящемъ лт и близкой могил.
Но и на краю могилы блднымъ призракомъ манитъ
душу завтная мечта.
Тоска души — гимнъ мечт…
И молитъ… И вритъ…
Эти звуки рыдаютъ о счасть мечты…
Рыдай о ней и плачь, но врь въ нее и ты.
Неясныя строки отрывочнаго письма…
Въ нихъ крикъ повседневности заглушаетъ шопотъ
Измученной, обезсиленной страданьемъ души…
Но ты уловилъ его, этотъ шопотъ страданья, робкій
вздохъ, ищущій отзвука въ другой, родной душ…
‘Лишь онъ ее здсь можетъ удержать,
Чтобъ за ршеткой смерти не искать’…

ДТИ.

— Намъ скучно. Мы все перебрали…
— Игрушки намъ вс надоли.
— Мы мячикъ другъ другу бросали,
— Мы въ жмурки играли, мы пли.
— ‘Нарочно’ и въ гости ходили,
— Въ лото мы играли, и въ прятки…
— Какъ взрослыхъ, мы куколъ рядили,
— И даже играли въ лошадки…
— Намъ скучно!..
Такъ дти упрямо твердили,
Игрушки капризно бросая.
Браня, ихъ заняться учили,
За скуку и лнь упрекая.
Но старшіе вышли. Безъ строгой указки
Себ они быстро игру подыскали
И, вырвавъ изъ книги затверженной сказки
Страницу, въ комокъ, вмсто мячика, смяли.
Бросая, слогъ первый она говорила,
Онъ кинуть второй, улыбаясь, спшилъ…
Рождались слова. Ихъ забава смшила,
А смыслъ ея шутокъ былъ ясенъ и милъ.
Начатое слово сказавъ наугадъ,
Съ какимъ она страхомъ конца ожидала.
А, вдругъ, онъ отвтитъ совсмъ невпопадъ!..
И радостью бурной удачу встрчала…
17 Іюня 1904 года.

ПРИЗЫВЪ.

Страсть: ‘Иди за мной!.. Я дамъ испить
До дна всю чашу счастья,
Безумнаго восторга пылъ
И муки сладострастья.
Когда жъ въ стремительный нотокъ
Сольются страсти силы,
Оковы смерти увлекутъ
Насъ въ тьму сырой могилы!’
Мысль: ‘Иди за мной!.. Отраднй есть мечта.
Сольемся мысленно въ одинъ аккордъ могучій…
Восторги мыслей — красота,
А ложе океанъ созвучій.
Ихъ поцлуй, въ гармоніи сливаясь,
Рой символовъ блестящихъ окрылитъ,
Въ объятьяхъ пламенныхъ сплетаясь,
Ихъ страсть внчаетъ жизнь и истину родитъ.
Въ безумь ихъ ночей -безсмертіе царитъ!..’
17 іюня 1904 года.

ЗОРИ

Въ лтнія, душныя ночи, когда стихнутъ голоса дня,
Замолкнутъ псни и втеръ притаится въ горахъ,
Когда въ поляхъ царятъ безмолвіе и покой,
А въ далекомъ неб горятъ безстрастныя, холодныя звзды,
Вечерняя Заря встрчается съ Зарею утра.
Короткія, грустныя встрчи безъ надеждъ, безъ упованій,
Безъ прошлаго и будущаго, въ тоскливой тишин ночи!’
Лишь въ неб загорится звзда, встница ночи,
Вечерняя Заря въ корон огненныхъ лучей,
Съ прозрачной, лилово-розовой дымкой фаты надъ волной
золотистыхъ волосъ,
Накинувъ пурпурную мантію, ложится на закат и ждетъ.
Страстью, огнемъ безумнаго желанья горитъ она!..
Ждетъ напряженно, долго не хочетъ разстаться съ надеждой!..
Но темнетъ востокъ и гаснутъ въ мучительной истом
Горячіе лучи Зари… Ночь сходитъ въ міръ,
Сурово срываетъ съ Зари дорогія, пурпурныя ткани,
И обезсиленная, блдная медленно гаснетъ она…
А на восток уже робко блетъ покрывало молодой
утренней Зари…
Желанной Зорьки?..
Вотъ зашумитъ предразсвтный втеръ темными кустами
оршника,
Земля вздохнетъ ароматной влагой травъ и цвтовъ…
Вспыхнетъ румянцемъ лицо молодой красавицы…
Вздрогнетъ Она, загорится, засверкаетъ и, взглянувъ на мигъ,
На одинъ только мигъ въ усталое, измученное ожиданьемъ
Блдное лицо Вечерней Зари,— погаситъ звзды и,
Широко открывъ объятья, кинется на встрчу
Горячему Солнцу!..

ПАВОДОКЪ и РАЗЛИВЪ.

Ты правъ былъ, меня упрекая.
— Я прежде смле была…
Весь ледъ на рк покрывая,
Бурлила вода… Но я шла!..
Теперь я робю, хоть властно
Я чувствую мощный порывъ
Въ потокъ этотъ ринуться страстно!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не паводокъ это .— Разливъ.

*

Удивленъ… Ты хочешь знать,
Какъ можно, руку простирая
За кубкомъ,— кубокъ отдавать?..
Но это длаютъ… рыдая!
Ты удивленъ.. Теб ль понять,
Что можно, жаждою пылая,
Вино въ уста враждебныя вливать!..
Его вливаютъ… умирая!
10 Августа 1904 года.

ВЪ ДОЛИН СЛЕЗЪ

(Пшебышевскаго.)

Въ долин слезъ, жаля свой уборъ.
Она къ нему вернуться не спшила
Въ долин слезъ ждала ее могила
И крестъ надъ ней, и тяжкій приговоръ!..
Тамъ онъ страдалъ, сгорая жгучей страстью…
Онъ погибалъ… И изъ долины слезъ
Путь скорби велъ его къ побд, свту, счастью!..
Путь скорби велъ его въ долину чудныхъ розъ!
1904 года.

*

Ты проносишься, сверкая,
Лучезарнымъ метеоромъ,
Какъ забавою играя
Жизнью, женщиной и словомъ,
Ты разишь стрлою смло
Друга, недруга сурово!..
Ты бжишь оковъ,— удла
Жизни рабской. Все, что ново,
Лишь на мигъ теб пріятно.
—Заглянулъ… И не занятно!..
1904 года.

*

Я жду даровъ: опаловъ настроенья,
Брилльянтовъ мысли и сапфировъ грезъ,
Жемчужинъ крупныхъ вдохновенья,
Тоски алмазовъ и рубиновъ слезъ!..
Межъ хризолитовъ будничныхъ рчей
Пусть откровенія блеснутъ мн изумруды
И дружбы аметистъ. Коралловъ яркихъ груды
Мн въ ожерелье ласкъ сними рукой своей!..
И, на меня надвъ, концы соедини
Ты золотымъ замкомъ взаимнаго участья!..
Ключомъ любви на вкъ замкни…
И… Я найду свой ониксъ счастья!.
11 Декабря 1904 і. Москва.

*

Палачъ усталъ. На краткое мгновенье
Онъ пытки острое мученье
Прервалъ. Къ запекшимся устамъ
Поднесъ бокалъ вина, что прежде отпилъ самъ.
Но жертва о пощад не молила.
Ловя суровый, властный взглядъ,
Она въ предсмертныхъ судорогахъ твердила:
— Въ моей крови смочилъ ты свой нарядъ…—
Но не призналась въ томъ, кого она любила!
27 Декабря 1904 года.

ЗОЛОТО.

Нтъ, это не песокъ, оставленный разливомъ
На отмели рки, вошедшей въ берега,
Подъ плескъ волны съ приливомъ и отливомъ,
На лож раковинъ… Добыча дорога!
Нтъ, — это золото, размытое потокомъ,
Живымъ изъ ндръ земли пробившимся ключомъ,
Со звономъ вдаль стремящимся ручьемъ…
Да, это золото, исторгнутое рокомъ!..
Но не толп угодливой тельца,
Не звонкую, ходячую монету
Я вылью изъ него. Я — врная обту —
Скую внецъ,.теб’, достойному внца
27 Декабря 1904 года.

ДУША МОЯ ТОСКУЕТЪ.

Ты ль это говоришь:— Душа моя тоскуетъ…
Побды пснь должна звучать въ душ твоей.
Не для тебя ль въ тни втвей
Голубка блая такъ ласково воркуетъ!
Взгляни, мой другъ! Не для тебя ль
Смняется игра въ лиц не знавшемъ слезъ?
И сердце, что, пока, не испытало грозъ
Таитъ не для тебя ль и радость, и печаль?
Прислушайся! Струна, что дерзко ты порвалъ,
Не для тебя ль порой полночною рыдаетъ?
Разбитъ тобой наполненный бокалъ,
На дн вино, искрясь, еще играетъ!
Не говори жъ — душа моя тоскуетъ!..
Осколки уберутъ… Но нжная воркуетъ
Голубка для тебя… И для тебя сверкаетъ
Очей невинныхъ блескъ, и смхъ твой слухъ ласкаетъ.
Но если нжный лепетъ воркованья
И серебристый смхъ души не веселятъ..
Къ истерзанной груди неси свои страданья…—
Ихъ исцлитъ ея мученій ядъ!..
1904 года.

1905 годъ.

ПИСЬМО

Мучительно здсь все тебя напоминаетъ:
И рожки посоха въ углу,
И книги на столахъ, на стульяхъ, на полу…
Огонь, что трепетно въ камин догораетъ.
Все говоритъ о долгихъ вечерахъ,
Здсь проведенныхъ съ книгой и тобою,
О вдохновенныхъ символахъ — рчахъ,
Здсь раздававшихся порою.
Мн врить хочется,— я ихъ услышу снова!..
Безъ ихъ огня,— здсь холодъ гробовой.
Да, я отравлена могучей силой слова.
Мой кубокъ опустлъ. Скорй подай мн свой!
Явись на мигъ или пришли мн яркихъ,
Красивыхъ мыслей огненную нить,
Какъ стрлы острыхъ словъ и образныхъ, и краткихъ!…
Мой кубокъ пустъ Дай жажду утолить!..
1905 года.

ХИМЕРА ФАНТАСТЫ

Долго шли они толпою тсной,
Обгоняя и давя другъ друга,
Стонъ, проклятья въ воздух носились
Подъ палящимъ, жгучимъ зноемъ солнца.
Каждый несъ изъ нихъ свою химеру.
Сильные опережали слабыхъ,
Слабые въ мученьяхъ умирали,
Спшно шли по трупамъ ихъ другіе.
Чтобы пасть тремя шагами дальше.
Но одинъ стоялъ поодаль безучастно
И фантаст руку жалъ безмолвно.
Злобно сильные, грозя ему, кричали,
Потрясая въ воздух руками:
— Ты бы могъ итти здсь съ нами рядомъ!
Стань впередъ,— будь нашимъ полководцемъ!
Но ты гордъ! Ты безполезный трутень!
Бремя жизни, видно, не подъ силу!—
Но онъ видлъ каждаго химеру
И безуміе людей, ее несущихъ.
— Какъ? Ты съ нами быть не хочешь?..
Такъ, хрипя, отставшіе стонали.
— Мы здсь гибнемъ, истекаемъ кровью,
— Насъ терзаютъ, мучаютъ и давятъ!
— Насъ съ дороги въ омутъ, въ грязь толкаютъ,
Мы въ болотной тин увязаемъ!
— Гибнемъ мы, дорогу уступая!..
— Ты-жъ стоишь безмолвно, безучастный
— Предъ лицомъ кроваваго насилья!..
Но онъ видлъ, какъ по трупамъ павшихъ
Въ дикой пляск кружатся химеры,
Т, что плечи ихъ при жизни осдлали,
И въ тоск сжималъ фантаст руку.
— Къ намъ или скорй!..— кричали третьи,
— Мы несемъ дорогой ослабвшихъ!..
Но онъ слышалъ, что химеры громко
Хохотали, что несутъ ихъ двое.
Такъ или жъ, убей опередившихъ!..
— Проложи свободную дорогу!..
— Мы вс равны. Мы стремимся къ цли,
— А они дорогу заграждаютъ.
И взглянулъ широкими очами
Онъ въ страну, куда они стремились.
Тамъ волшебный замокъ возвышался,
Пышные сады, цвтущія долины,
Золотыя тамъ вздымались горы,
Вчный праздникъ счастья и свободы.
И позналъ онъ, что миражъ то — призракъ.
‘Темное’ собою заслонившій.
И воззвалъ онъ къ ‘Темному’, и стало
Медленно оно расти и приближаться.
Дрогнула волшебница фантаста,
Чуя сердцемъ, что готовъ онъ смло
Ринуться къ тому, что видлъ въ ‘Темномъ’…
Скинулась она голубкой блоснжной — ,
Грудью воздухъ смло разская,
Полетла ‘Темному’ на встрчу,
Удержать его мучительно стараясь.
И разбилась чистая голубка,
Крылья блыя, безсильныя поникли
И, стремглавъ, на придорожный камень
Мертвая она, холодная упала.
Скинулась фантаста зеленой дубровой
И стною встала между нимъ и ‘Темнымъ’…
Но оно надъ нею тучею повисло
И, поникнувъ грустно буйными втвями,
Пожелтлую листву она роняла.
Скинулась фантаста рчкою веселой,
Говорливой, звонкой, быстрой и глубокой.
— Кинься въ потокъ мой
Смлый, журчащій,
На дн схороню я
Тебя въ своихъ волнахъ.
Тшься игрою волны прихотливой,
Слушай мои заповдныя сказки!..
Извдай ихъ чары. Повдай ихъ людямъ!..
Когда же устанешь,— сама я на берегъ
Тебя изумрудный примчу и отдамъ
Тому, что теперь поглотить тебя жаждетъ,
Тому, что такъ страстно ты самъ призываешь…
Знай: ‘Темное’ — та же химера!..
Онъ тихо отвтилъ:— ‘Спасенье’ химера фантасты!..
1905.

*

Судьбой иль случаемъ,— но въ одряхлвшій міръ
Мятущихся людей ты брошенъ слишкомъ рано.
Ты погремушкою Титана
Призналъ завтный ихъ кумиръ.
Безсиленъ былъ ты полюбить
Ихъ трудъ безсмысленный, тщеславный,
Ихъ трусость, ихъ успхъ безславный,
Забитыхъ и уставшихъ бить.
Чтобъ ненавидть ихъ,— ты видишь слишкомъ ясно,
Ты слишкомъ ихъ позналъ, чтобъ ихъ не презирать.
Богатъ ты.— чтобъ давать безстрастно,
И слишкомъ бденъ, чтобы брать!
Не внемля ихъ мольбамъ, не вря ихъ обтамъ,
Съ челомъ духовнаго борца.
Съ душой, сверкающей, горящей яркимъ свтомъ…
Ты ищешь радостно и весело: ‘конца’.—
8 Марта 1905 года.

*

Эта тетрадка стиховъ и эскизовъ,
Эта тетрадка — твоя.
Въ ней моя повсть любви и порывовъ,
Свтлаго счастья заря.
Зори смняются!.. Встртимъ же благостно
Новой, румяной зари полосу.
Пснь соловья вдь по прежнему радостно
Слышится новой зарею въ лсу!
Зори смняются. Счастье измнчиво…
Радость… Тоска ли… Что смхъ? Что печаль?..
Въ очи грядущаго взглянемъ доврчиво!..
Взглянемъ доврчиво въ темную даль.
Зори смняются… Робкія рчи,
Смыслъ сокровенный въ привта словахъ,
Радости полныя, чудныя встрчи,
Слезы — росинки на яркихъ цвтахъ.
Встрть же свой полдень съ могучимъ, сіяющимъ
Солнцемъ горячаго, знойнаго дня!.
Яркимъ закатомъ, огнями пылающимъ,
Видишь,— все небо горитъ для меня!..
Зори смняются… Счастье измнчиво…
Радость… Тоска ли… Смхъ… ли Печаль…
Въ очи грядущаго взглянемъ доврчиво,
Взглянемъ доврчиво въ темную даль!
21 Марта 1905 года.

*

Лягу ль въ темную могилу,
Съ горемъ злымъ ли обручусь,
Но подъ сводъ тюрьмы постылой,—
Не вернусь!
Къ мелкой проз будней жизни
Въ келью я не постучусь,
Къ смраду труповъ онмлыхъ
Не вернусь!
Моря жизни волнъ бурливыхъ,
Скалъ подводныхъ,— не страшусь!..
Прочь съ распутья дней тоскливыхъ
Вольной птицей унесусь!..

——

— Я, уходя, роняю слово: Счастье…
Ты мн его дарилъ.
Мой даръ: Любовь, слезу участья,—
Ты получилъ.
Я, уходя, беру: Воспоминанье.
Оно — мое. Оно одно — мое!
Мой даръ теб, глубокое страданье…
Оно — твое!..
Когда мы встртимся, — мою сжимая руку
И вспомнивъ прошлое, минувшее давно,—
Не проклинай меня за тягостную муку,
За нашъ разрывъ. Такъ было суждено!
Затихнетъ боль, забудется страданье…
Я счастье встрчу радостно твое:
Со мной мой талисманъ, мое воспоминанье…
Богата я… Оно — мое!
21 Марта 1905 года.

КЪ ОТКРЫТК: ‘СМЕРТЬ’.

Нтъ, то не смерть костлявою рукой,
То жизнь могучая ея души коснулась,
Наполнивъ сердце жгучею тоской,
Сномъ мертвеца она спала.—
Она проснулась!

ВЪ ДОРОГ.*

(Картина С. В. Иванова, въ Третьяковской галлере).

Ранней -порою весны молодой
Помню, узнала я эту картину.
Счастье манило меня за собой
Новой, желанной зарей.
Что же поздне судьба мн дала?
Въ эту, сожженную зноемъ, пустыню
Жизни телга меня привезла
И мертвецомъ уложила на ниву.
Рядомъ, приникнувъ къ земл головой,
Некому только рыдать надо мной!..**
1905 года.
*) Въ одномъ изъ некрологовъ, посв. С. В. Иванову, эта картина названа ‘Смерть переселенца’. Въ репродукціяхъ ее называютъ иногда ‘Переселенцы’. По каталогу XVII-ой выставки передвижниковъ она значилась ‘Въ дорог’.
**) Напечатано въ 1910 году, 5-го сентября, въ Русскихъ Вдомостяхъ въ стать ‘Одинокому’, посвященной памяти С. В. Иванова ум. 3-го августа 1910 г.

ЖИЗНЬ.

Въ безбрежности безчисленныхъ міровъ
Творилась жизнь… Созвздья трепетали
И метеоры яркіе роняли
Сквозь ткань пушистую туманныхъ облаковъ.
Вс солнца вселенной потокъ огневой
Въ сосудъ бытія низвергали,
Туманности въ тайн нмой
Жизни зародышъ ковали.
И родилась она: могучая, живая,
Задрожала страстью и забилась.
И въ безумной пляск закружилась,
Самой смертью вчно созидая.
Въ многогранной сложности своей,
Въ неизбжности законовъ непреложныхъ,
Въ кандалахъ насилья и завтовъ ложныхъ,
Подъ экстазомъ пламенныхъ рчей,—
Жизнь въ конвульсіяхъ мучительныхъ плясала
И кровавыми аккордами рыдала!..
Знамя времени,— вихрь мысли разрывалъ,
Но смолкалъ предъ тайной мірозданья,
Радость корчилась потугами страданья,
Надъ кумирами анализъ хохоталъ
Состраданье,— трусости листокъ,—
Мялъ инстинктъ стремленіемъ могучимъ,
Разумъ опыта пескомъ своимъ зыбучимъ
Заносилъ его клокочущій потокъ…
Преклонялась у подножья красоты
Правда — лживая наложница искусства,—
И клеймо разврата поцлуи чувства
Стерло съ пустоцвта блдной чистоты.
А подъ звуки псенъ, музыки, рчей
Жизнь въ конвульсіяхъ мучительныхъ плясала
И кровавыми аккордами рыдала
Надъ безумной пляскою своей.
Іюль 1905 года.

ТРИ ВСТРЧИ.

Помню: я, взрослый, съ ней въ жмурки игралъ,
Милый, забавный, счастливый ребенокъ!
Весело смхъ твой задорный звучалъ.
Какъ колокольчикъ серебряный звонокъ.
Встртились… Кмъ-то прохожимъ случайно
Сорванъ и брошенъ красивый цвтокъ…
И безпощадно, злорадствуя тайно,
Крутитъ и мчитъ его мутный потокъ.
Мы повстрчались еще разъ… Луна.
Грязный заборъ… Подбирая окурки,
Ты бормотала, смясь, что — пьяна…
Я вспоминалъ, какъ играли мы въ жмурки…

Посвящается В. С. Р—ской.

Спуталось все и смшалось…
Смхъ и горячія слезы!..
Странно. Вдь въ жизни, казалось,
Ждали тебя только розы.
Розы въ рукахъ, на груди…
Странно. Надъ чмъ ты рыдаешь?
Счастью ль кричишь: Погоди!—
Счастье ли въ гробъ опускаешь?!
Нтъ ничего позади,
Какъ и въ грядущемъ не стало…
Розы въ рукахъ, на груди…
Сердце изныло, устало…

*

Вопли жгучаго страданья,
Хохотъ бурнаго веселья,
Жажду острую познанья,
Чадъ мучительный сомннья,
Призракъ грезъ любви лучистый,
Идеалъ добра завтный,
Зло — огонь его искристый —
И безсилья саванъ смертный,—
Все къ подножію кумира
Страсти знойной мы слагаемъ.
Въ ней,— Цариц властной міра,—
Мы живемъ и умираемъ!

*

Зарею утренней подъ тнью изъ плакучихъ
У ногъ туманомъ тучъ закутанный обрывъ…
Мн не забыть: объятій жгучихъ
И страсти молодой горячечный порывъ,
Безумныхъ словъ обты и признанья,
Безумныхъ грезъ безумныя мечты…
А въ сердц — боль, и муку, и страданья…
Мн ‘онъ’ дарилъ ихъ.. А не ‘ты’…
1905 года.

РАЗСВТЪ.

Садъ тнистый… Бредъ любовный…
Звздъ мерцающихъ игра..
Въ листьяхъ шорохъ втра ровный…
Близится заря.
Чадъ безумный страсти знойной.
Поцлуевъ жаръ…
Въ листьяхъ шорохъ втра ровный…
Въ небесахъ — зари пожаръ.
На призывъ любви упорный
Она тихо шепчетъ:— Нтъ.
Въ листьяхъ шорохъ втра ровный
Стихъ… Насталъ разсвтъ…

*

Онъ страстно жаждалъ обладанья,
Молилъ забыться на единый мигъ.
Ей грезился предлъ глубокаго страданья,
Что тотъ, другой, постигъ…
Онъ страстно къ жизни звалъ.
Суля восторгъ и счастье…
А ей все снился грозный валъ,
Въ борьб съ которымъ тотъ, другой, изнемогалъ
Въ туман роковомъ ненастья.
Когда въ отвтъ холодному признанью,
Сжимая голову, онъ глухо простоналъ,
Она ушла, покорная сознанью,
Что тотъ, другой, ее не призывалъ,

*

Дикихъ птицъ на югъ стремительный полетъ
Съ крикомъ радостныхъ надеждъ и упованій
Пусть теб привтъ мой принесетъ
И разбудитъ сонъ несознанныхъ желаній.
Сквозь туманъ холодный осени сырой —
Солнца лучъ блеснетъ побднымъ свтомъ
И разскажетъ сказку о стран иной
Въ сердц ласкою прощальною согртомъ.
Пусть рыдаютъ чайки, низко пролетая,
Пусть рокочутъ волны, объ утесы бьются:
Высоко несется перелетныхъ стая,
Въ поднебесьи громко крики раздаются…
Ихъ надежды полной и побдной псни
Ты, внимая, другъ мой, самъ воспрянь душою!
Къ жизни полнозвучной, радостной воскресни
Лучезарнымъ солнцемъ надъ царящей мглою!
25 Сентября 1905 года. Москва.

*

Дтой псней я хотла бы сказать,
Сколько жгучихъ слезъ кипитъ въ груди моей..
Въ эту ночь мучительно рыдать
Я бъ хотла надъ могилою своей!..
Я жива… Но навсегда въ душ
Схоронила дорогую я мечту
И судьба въ холодной, безпросвтной мгл
Провела надъ ней кровавую черту…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ночь. Луна. Молчанье… Тихо скорбь рыдала,
Но разлуки пытка вырвала признанье.
Боль тоски клещами сердце разрывала
И уста сомкнула въ долгое лобзанье…
25 Сентября 1905 года. Москва.

*

Въ волнахъ жизни, въ бурномъ океан,
Унеслись, какъ пна, тихія мечты,
Разцвли въ лазоревомъ туман
Ярко-красные, махровые цвты.
И встаютъ, взмывая въ небеса крылами,
Зври — птицы съ жаломъ огненнымъ… Когтями
Рвутъ на части сердце. Высоко надъ нами —
Солнце съ яркими, багровыми лучами.
3 Ноября 1905 года. Курскъ.

*

Въ кровавомъ туман проносится смерть
И солнце померкло… Земля содрогнулась…
Орлицей душа встрепенулась
И рвется, зоветъ — умереть…
Разорваны цпи. Довольно терпть…
Но міръ необъятный сталъ новой тюрьмою.
Въ ущельи души притаилось змею
Сознанье и шепчетъ:— Спастись — умереть…

*

Душа моя вулканъ… И лавою мученья
Безропотно устала трепетать.
Пылаютъ въ ней кипучія стремленья,
Оковы гнета силясь разорвать.
Тоски глухой раскаты, чадъ сомннья,
Расплавленнаго зла змистая волна,
И страсти жгучей глубина,
И вихри бшеннаго мщенья!..

*

Слышишь: бушуетъ метель…
Крутитъ, злорадствуя, вьюга…
Стелетъ для милаго друга
Въ снжныхъ сугробахъ постель.
— Гд ты? Приди!— Она стонетъ тоскливо.
— Скоро ль? Приди!— Она грозно зоветъ.
Къ окнамъ замерзшимъ прильнетъ торопливо.
Съ плачемъ у двери замретъ.
Полно! Напрасны и стоны, и злоба.
Другъ твой объятьями жизни согртъ…
И заметенъ имъ проложенный слдъ
Къ снжному лону сугроба…
Но, освщая огнями проклятья
Путь,— я дорогу найду…
Шире открой ледяныя объятья!..
Я, вмсто друга, иду!…
18 Декабря 1905 года.

H. K—ой.

Просишь ты, чтобъ трупъ холодный твой
Скрылъ покровъ душистыхъ, блыхъ розъ.
Нтъ, не омрачай туманомъ мрачныхъ грезъ
Ты поры любви лучистой и живой!
Нтъ! Волнистый шолкъ твоихъ кудрей
Я бъ хотла розами внчать
И съ душой искрящейся твоей
Вмст пть, смяться и страдать…

К. О—ой.

Розы махровой ты рвешь лепестки.
И по дорог капризно бросаешь.
Что жъ?.. Заглушаешь ты горечь тоски?
Любитъ — не любитъ, ты робко гадаешь?
Иль, какъ дитя, забавляясь, играешь?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Молча кровавый ты слдъ указала
Острыхъ уколовъ на пальцахъ руки…
И — отчего на дорогу летятъ лепестки,—
Я угадала!
21 Декабря 1905 года.

*

Позаткали окна блестками морозы,
Скрыли мракъ холодный долгой зимней ночи,
Но глядятъ мн въ душу сумрачныя очи,
Шепчутъ злобныя и тайныя угрозы.
Псенъ нтъ,— замолкли и струна порвалась,.
Сердце изболло, сердце изстрадалось…
Въ безпросвтномъ мрак нту огонька
И лежитъ дорога — далека…
1905 года.

1906 года.

ТЫ МЕНЯ НАУЧИЛА СМЯТЬСЯ.

Ты смялась безпечно и звонко…
Я мучительно страстно рыдалъ
И, съ тоскою больного ребенка,
Я участья, я ласки искалъ.
Дождь весенній по листьямъ шумлъ
И земля ароматною влагой дышала…
Я къ теб всею силою мысли летлъ,
Но не шелъ!… Ты ждала… ты рыдала…
Я теперь ужъ не въ силахъ рыдать…
Мн любовь стала сказкой казаться!
Ты меня научила смяться,
Но тебя научилъ я страдать!!.

*

— А я его люблю!— Твердишь упрямо ты.
— Хоть цнитъ онъ во мн теперь лишь только друга!—
Исходъ провижу я души твоей недуга,
И хороню въ теб завтныя мечты.
Вдь, онъ любилъ въ теб такъ горячо, глубоко,
Не только женщину!.. Нтъ, въ тайникахъ души
Сумлъ онъ отыскать, что робко, одиноко,
Отъ всхъ заботливо хранила ты въ тиши.
Зачмъ въ отвтъ душа твоя молчала?!
Боясь борьбы, леля свой покой,
Ты цнный кубокъ счастья отстраняла
Условностью закованной рукой.
Но, выслушай… Одна у насъ печаль.
Какъ ты, и я разбила кубокъ счастья,
Но мн, о, нтъ!… Мн прошлаго не жаль!..
Мой день былъ знойный день предъ бурею ненастья.
Въ теб, въ твоей душ любовь его будила
Духовной красоты живительный родникъ!
Ко мн его влекла стихійной страсти сила
И ядъ ея въ меня мучительно проникъ.
Любя тебя, души твоей искали.
Любовь теб несла духовныхъ силъ разцвтъ!
Лучами знойными, палящими, сжигали
Цвты моей любви… А душу?!.. Душу,— нтъ,—
Любя меня… души не согрвали!…
7 Февраля 1906 года.

НИ ОСУЖДАЙ МЕНЯ!

Не осуждай меня! Когда бы знала ты,
Какая скорбь меня порою гложетъ,
Какое прошлое покой души тревожитъ,
Чего я жду! За бредъ моей мечты
Не осуждай меня! Есть тайныя, нмыя
Страданья жгучія… Отъ нихъ спасенья нтъ!
Въ часы тоскливые, безсонные, ночные,
Когда я съ мукой жду: когда жъ, когда разсвтъ?—
Мн голосъ шепчетъ ласковый и нжный:
‘Не торопи, заря твоя взойдетъ!
Въ ея лучахъ спокойный, безмятежный
Отрадный сонъ душа твоя найдетъ!’
Не осуждай меня, что, голосу внимая,
Я жду зари,— я жду разсвта сонъ…
Я брежу, я, въ тоск мучительно страдая,
Все жду его! Вдь, правда — близокъ онъ?
Да, онъ придетъблаженный смерти мигъ…
Усталый взоръ навки мн закроетъ…
Скажи тогда: ‘раскатъ грозы затихъ,
Души волна не ропщетъ и не стонетъ!’…
1 Февраля 1906 года.

‘Жалобно стонетъ втеръ осенній’.

‘Жалобно стонетъ втеръ осенній’*)
Дымкой подернута темная даль…
Въ сердц, изнывшемъ подъ гнетомъ сомнній,
Скорбно и горько рыдаетъ печаль.
Въ ночи безсонныя знойнаго лта
Втеръ шепталъ намъ волшебныя сказки…
Насъ разлучала улыбка разсвта
И прерывала горячія ласки.
Ты уходила… Съ надеждою сладкой
Ночи волшебной я ждалъ…
Снова при встрч намъ втеръ украдкой
Сказки листвою шепталъ.
Осень развяла дивныя грезы!
Сорванъ волшебный нарядъ,
И безотрадныя жгучія слезы
Сердце больное томятъ.
*) Первая строка взята изъ романса Михайлова

ТИШИНА.

Когда, смняя день, зари багровой краски
Погаситъ тьма дыханьемъ мглистымъ
И, чуждая страданья, горя, счастья, ласки,
Безстрастныхъ звздъ сіяніемъ лучистымъ
Заблещетъ ночь надъ міромъ горя…—
Прислушайся! Тоски безвыходной полна,
Какъ неумолчный ропотъ моря,
Рыдаетъ скорбно — тишина!
Призывный кличъ борьбы и ненависти страстной,
Предсмертный вопль сраженнаго мечомъ,
Осиротлыхъ плачъ, и смхъ кроваво-красный,
И гибель городовъ, охваченныхъ огнемъ,
И смерть, и страхъ, и вопли, и стенанья,
Все, что грядущаго съ собой несетъ волна…
Ничто — предъ бездною страданья,
Которымъ дышетъ — тишина!
3 Марта 1906 года.

*

Какъ солнца лучъ улыбкою прощальной
Ласкаетъ листьевъ кружевную снь,
Такъ я теб, какъ прежде, въ этотъ день
Пишу…— ‘Какъ прежде’!.. я сказала…
Нтъ, пснь моя по новому звучитъ!
И, если въ дни весны она тоской звучала
И съ безысходной мукой повторяла,
Какъ хочется ей врить и любить!—
Теперь безъ вры въ жизнь, безъ жгучихъ искръ любви,
Съ одной надеждой близкаго исхода
Теб кидаю я у гробового входа
Призывъ:
Живи!..
8 Марта 1906 года.

УБИТАЯ ЛЮБОВЬ

(Сонетъ Sully Priidhome)

Переводъ.

Предвидя смерть голодную, она
Рожденнаго малютку задушила
И въ темномъ уголк, отчаянья полна,
Полуживого, теплаго зарыла.
Такъ смерти обреченную любовь,
Закрывъ глаза и я въ душ убила
И, гордая, ушла, чтобъ не вернуться вновь,
Къ тому, что навсегда, казалось, схоронила.
Я врила, что умерла она!
Но вдругъ разверзлась мрачная могила
И между лилій блыхъ, что весна
Заботливо и бережно взрастила,
Любовь безсмертная, воскреснувъ, ожила
И на ея чел я приговоръ прочла:
‘Въ душ твоей я вчно буду жить:—
‘Безсильна ты меня убить’!..

*

Онъ спалъ и грезилось ему:—
У ногъ его шумло море
И молніи прорзывали тьму…
При блеск ихъ онъ видлъ, какъ вдали
Рвалъ втеръ паруса и гибли корабли…
И стонъ людской, отчаянье и горе,
Сознаніе безсилья имъ помочь —
Его мучительно терзали въ эту ночь…
Когда же утро ласкою любовной
Прогнало мрачныя виднья.
Въ степи широкой и привольной
Услышалъ онъ и благовстъ, и пнье
Веселыхъ голосовъ.— онъ мрачно имъ внималъ
И взоръ его въ дали туманной
Съ тоской мучительной искалъ
Корабль, что подъ грозой въ пучин погибалъ.
14 Марта 1906 года.

ПОСВЯЩАЕТСЯ С. Р.

Преслдуя причудливую грезу,
Гвоздику, резеду и палевую розу,
Твердя: ‘со мною здсь побудь!’
‘Ты приколола мн на грудь.
Прелестное, капризное дитя!
Сама себя не понимая,
Меня восторженно лаская,
Въ любовь играешь ты шутя!
Любовь твоя ко мн — прелюдія любви.—
То шопотъ втра предразсвтный,
То гимномъ страсти беззавтной
Зарю встрчаютъ соловьи.
Но утренней зари причудливыя краски
И полусвтъ, и полутнь,
Разгонитъ жгучимъ свтомъ ласки
Грядущій день!
25 Марта 1906 года. Харьковъ.

Крымскіе этюды.

I.
ЛАСТОЧКИНО ГНЗДО.

(Посвящается И. В. Кузьменко).

На скалу, нависшую надъ моремъ,
Ты звала съ собой меня,
И, сверкающимъ просторомъ
Взглядъ чаруя и маня,
Море лнилось подъ нами.
А въ лазуревой дали,
Точно чайки надъ волнами,
Блымъ парусомъ мелькали,
Проплывая корабли…
Надъ обрывомъ стоя смло,
Ты шалила и смялась
Надо мной, что я робла
И на скалы не взбиралась…
Ахъ, дитя! Когда бъ ты знала.
Какъ въ скалахъ судьбы суровой
Надъ мятежнымъ жизни моремъ
Съ пной слезъ, тоской и горемъ —
Я давно бродить устала,
28 Марта 1906 года.

II.
ВЪ САНАТОРІИ.

1.

Отъ праздной, свтской суеты,
Ночей безсонныхъ въ блеск бала,
Въ страну поэзіи, мечты
Толпа врачей ее послала.
Но юга знойнаго краса
И горъ скалистые обрывы,
Блескъ жгучій солнца, небеса
И моря шумные приливы
Ея не радовали взоръ,
Привыкшій къ улицамъ столицы.
Вершины легендарныхъ горъ
И моря бурнаго просторъ
Ее страшили!.. Въ клткахъ птицы,
Отвыкнувъ навсегда летать,
Умютъ лишь по жердочкамъ порхать.

2.

Когда-то модный левъ — теперь больной, уставшій
Отъ праздности, разврата, кутежей,
Онъ встртилъ здсь ее, на склон догоравшей
Печальной старости своей
И полюбилъ. Отъ скуки и бездлья
Она отвтила ему,
И бракомъ кончила лченье,
Съ тоски начатое въ Крыму.

3.

Сегодня въ санаторіи случайно
Я видла ихъ сына… Онъ лежалъ
Въ кроватк, блдный и печально
Насъ взглядомъ грустнымъ провожалъ.
Въ тискахъ повязокъ и бинтовъ.
Страдалецъ кроткій отъ рожденья,
Онъ искупаетъ грхъ отцовъ
Цной тяжелаго мученья.
Тамъ, за окномъ — волной шумитъ
Лазурное, какъ небо, море.
Тамъ солнце яркое горитъ
И рютъ чайки на простор.
Борьбой за жизнь все сильное живетъ,
Извчно красоту и смертью созидаетъ,
Лишь человкъ грхомъ страданье порождаетъ
И новый грхъ страданьемъ создаетъ.
1 Апрля 1906 года.

III.
БУРЯ ВЪ ГОРАХЪ.

Посвящается М. П—ну.

Море всю ночь бушевало,
Втеръ въ горахъ завывалъ…
Чудилось:— скорбно рыдала
Грудь наболвшая скалъ.
Точно на праздникъ свиданья,
Тучъ проносилась толпа
Съ бшеннымъ ревомъ страданья
Билась о камни волна.
Знаю родной я страны
Лтнія грозы.и бури,
Сверной, блдной весны
Громъ и улыбку лазури,
Знаю осенней печали
Скорбный, туманный недугъ…
Но. чтобы камни рыдали,
Я не слыхала, мой другъ.
31 Марта 1906 года. Симеизъ.

IV.
КЪ ОТКРЫТК: ‘СМЕРТЬ ДУБА’.

Умеръ дубъ… И нимфы плачутъ…
А втеръ шелеститъ еще его листвой,
Такъ лпится и посл бури
Въ затишья часъ морской прибой.
И зеленющій покровъ
Живыхъ, несрзанныхъ дубовъ
Не утшаетъ нимфъ, собравшихся вокругъ…
Имъ дорогъ старый, мертвый другъ.
5 Апрля 1906 года. Симеизъ.

V.
ВЪ ОБЪЯТЬЯХЪ СОЛНЦА.

Огневымъ потокомъ золотыхъ лучей
Солнце грудь морскую цловало,
Но сверкало море искрами очей,
Хмурилось и гнвно бшенно роптало,
Волны разрывая въ клочья блой пны,
Тяжело дыша, противилось объятьямъ,
Съ воплями дробилось въ скалъ нмыя стны,
Падало со стономъ и глухимъ проклятьемъ.
На уступахъ горъ холодныхъ, безучастныхъ
Спалъ туманъ, раскинувъ дымчатыя крылья,
Вздрогнулъ онъ отъ зноя поцлуевъ страстныхъ
И, клубясь ревниво злобою безсилья,
Потянулся къ морю, за кусты цпляясь,
Но ужъ солнце море властно побдило!
Море покорилось, море полюбило!…
Въ упоеньи смло ласкамъ отдаваясь,’
Въ нагот лазурной поблднвъ лежало
И его безумно солнце цловало!..

VI.
ЗА НЕЙ.

Она пришла сюда, въ заглохшій старый садъ,
И псня радости, восторга и свободы,
Какъ струй сверкающій и блещущій каскадъ
Взвилась звеня подъ дремлющіе своды
Развсистыхъ втвей… Тамъ сыро и темно,
Отъ солнечныхъ лучей гамъ прячется пугливо
То прошлое, что я, похоронивъ давно,
Въ душ своей отъ всхъ оберегалъ ревниво.
Она ушла!.. Опять сквозь кружево березъ
Какъ робко солнце на трав играетъ!
И старый садъ, унылыхъ полный грезъ,
Лниво шепчется и снова засыпаетъ.
Но я уже не тотъ!.. Мечта моя летитъ
Туда за ней!.. Въ тотъ край волшебной сказки,
Гд море лнится, волнуется, шумитъ
Подъ зноемъ солнца жгучей ласки
Гд кипарисовъ стройная семья
На фон яркой зелени темнетъ,
Туда!.. За ней!.. Тамъ, полная огня,
Она поетъ!.. И прошлое нметъ!..
30 Апрля 1906 года.

VII.
Л. В. КУЗЬМЕНКО.

Букетъ левкоевъ пышныхъ, красныхъ
Онъ бросилъ и ушелъ… Съ тревогою въ глазахъ,
Въ глазахъ лучистыхъ, темныхъ, страстныхъ
Ты вслдъ глядишь… А онъ исчезъ въ горахъ…
И тотъ цвтокъ, что подарилъ другой,
Что на груди дрожитъ еще такъ свжъ,
Сорвавъ, кидаешь ты небрежною рукой…
Холодный, бдный буль-де-нежъ!
2 Мая 1906 года. Симеизъ.

VIII.

Жутко, зловще молчанье…
Грозной полна тишины
Тьма затаила дыханье..
Кто-то идетъ у стны!..
Рдкія звзды мигаютъ тоскливо.
Тучи нависли рядномъ.
Дрогнули тни пугливо…
Кто-то сверкнулъ у стны огонькомъ.
Мечутся тни, хватая другъ друга.
Корчатся въ мукахъ предсмертныхъ испуга,
Въ ужас шепчутъ: умремъ!
Кто-то прошелъ у стны съ фонаремъ!
7 Мая 1906 года. Ялта.

IX.

Въ толп, подчасъ злорадной,
Всегда безучастной, чужой,
По прихоти случая странной,
Вы встртились робко со мной!
Участьемъ во взгляд мелькнувшимъ,
Иль тономъ простого привта,
Но чмъ-то забытымъ, минувшимъ
Душа моя, словно, согрта.
Такъ псня, любимая въ дтств, когда-то,
Письма ли отрывокъ, иль запахъ цвтовъ,
Съ того, чему нтъ и не будетъ возврата,
Вдругъ сдернетъ забвенья туманный покровъ.
И Вы мимоходомъ, случайно, невольно,
Въ душ воскресили забытую сказку
Про милую, чистую, свтлую ласку —
И съ нею разстаться такъ грустно, такъ больно!..
21 Мая 1906 года.

X.

Небо море обнимало…
Звзды въ мор отражались…
Море влагою дышало,
Волны за кормой плескались.
Втеръ теплый, ароматный
Обввалъ насъ съ тихой лаской…
И волшебной, невозвратной
Эта ночь казалась сказкой.
Сказки въ неб… Сказки въ мор…
Звзды кажутся цвтами,
Что въ причудливомъ узор
Опрокинулись надъ нами…
1906 года. Іюнь. Симеизъ.

XI.
ВСТРЧА.

Подъ солнцемъ юга, здсь, гд такъ волшебны краски,
Мы встртились и онъ спросилъ меня, шутя,
Словами князя старой сказки:
— ‘Откуда ты, прелестное дитя?’ —
— ‘Я не русалка, нтъ!.. Но я жила на дн.
Высоко надо мной въ невдомомъ простор
Бурлило, лнилось и бушевало море:
Въ холодной я его лежала глубин,
Гд стаи рыбъ безмолвныя сновали
И крабы ползали по камнямъ въ тишин,
Гд хищники тайкомъ добычу поглощали
И въ водоросляхъ прятались во тьм,’ —
— ‘Но какъ во власть холодныхъ нереидъ,
Такъ страстно жизнь любя, случайно ты попала?’ —
— ‘Челнокъ мой грозной бурей не разбитъ!
Я кинулась сама. Я кубокъ мой искала.
Разбилась я… Изъ ранъ отъ камней острыхъ
И колкихъ раковинъ незримо въ тишин
Струилась кровь моя, пугая стаи пестрыхъ,
Нмыхъ, холодныхъ рыбъ, скользившихъ въ глубин…
А гд-то солнце яркое сверкало,
Потокомъ свта заливая міръ,
И все рожденное для жизни призывало
На радостный, побдный пиръ!
Тамъ шла борьба!.. Тамъ тоже кровь струилась…
Гроза шумла… Втеръ бушевалъ
И буря съ воплемъ бшеннымъ стремилась
Сломить устои вчныхъ скалъ…
Но тамъ былъ свтъ!.. Тамъ жизнь была!..
Изъ міра лживой, старой сказки,
Ища простора, солнца ласки,
Отъ смерти къ жизни я ушла’!
— ‘А кубокъ? Кубокъ ты искала?! Онъ забытъ?!’ —
‘На дн игрушкой нереидъ
Онъ сталъ давно и ими онъ разбитъ!’..
18 Іюня 1906 года. Симеизъ.

*

Было иль только казалось?!..
Въ тихую келью мою
Громко, побдно ворвалось
То, что я въ сердц таю.
Звукъ дорогого призыва
Таетъ въ ночной тишин,
Эхо въ ущельи обрыва
Дразнитъ, смется во мгл.
Иль это ‘кажется’ мн?!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Знаю я, крылья поникшія
Скоро расправлю опять!
Знаю, что псни затихшія,
Вновь на зар зазвенятъ.
Скоро безмолвіе кельи нарушитъ
Клекотъ съ высокихъ глубинъ,
Повсть гнетущихъ былинъ
Цпи покоя разрушитъ.
Слышу я: псни призывовъ далекихъ
Гд-то ужъ близко звенятъ!..
Что-же? Врывайтесь изъ далей широкихъ
Въ царство, гд мертвые спятъ!
31 Октября 1906 г.

1907 годъ.

ЦВТЫ.

Не жалй тхъ цвтовъ, что подъ острой косой
Пали вмст съ росистой травой.
Не безцльно погибли они
Въ эти знойные, лтніе дни.
Но о тхъ, что цвтутъ за бездушнымъ стекломъ
И глядятъ, прислонившись махровымъ челомъ,
Какъ бгутъ мимо нихъ безпокойной толпой
Люди съ чуждой цвтамъ суетой,
Т цвты, что подъ острымъ погибнутъ ножомъ,
Чтобъ увянуть въ роскошной гостинной потомъ
Или грудь украшать среди бальныхъ огней,—
Т цвты отъ души пожалй…

СУДЬБ.

О, если бъ ты дала мн силу
И я призывъ свой крикнуть бы смогла
Толп, что въ пошлости безстыдной замерла!..
Тогда бъ не даромъ я жила,
Тогда безъ ропота сошла бы я въ могилу.
О, если бъ ты дала мн чары,
Чтобъ ими, какъ жезломъ волшебнымъ я могла
Разить насильниковъ жестокіе удары!..
О, какъ тебя благословляла бъ я,
Сказавъ въ мой смертный часъ:
Не даромъ я жила!
1907 года,

*

Мн хочется личнаго счастья… Широкой
И свтлой дорогой хочу я итти.
Но слышишь, ты слышишь въ долин глубокой
Людскія рыданья съ призывомъ спасти?..
Спасти отъ страданья, отъ мукъ и печали
И, если бъ съ тобой я умчаться могла,
Они бы всегда насъ, повсюду догнали,
Сама бы любовь насъ отъ нихъ не спасла.
Мы бъ личное счастье, поврь, проклинали…

ИСКРА.

Отъ шумнаго блеска роскошныхъ пировъ
При звон бокаловъ, отъ смха и псенъ
Ушла она смло… Отъ стона рабовъ
Ей замокъ казался и душенъ, и тсенъ.
Ушла она ночью холодной, сырой
На помощь къ бродившимъ во мрак ненастья…
И свточъ высоко поднятой рукой
Несла имъ, какъ встникъ спасенья и счастья…
Рвалъ втеръ одежды… Огонь трепеталъ
Въ рук ея слабой… Она задыхалась…
Но стонъ погибавшихъ во тьм не смолкалъ,
Все громче ихъ криковъ волна разросталась.
И въ ужас, стоя надъ бездной, полна
Безсильнаго горя, разбитой надежды,
Свой факелъ, дрожа, простирала она…
А тьма надвигалась. Рвалъ втеръ одежды…
Изъ оконъ межъ тмъ любовались… мерцалъ
Ея огонекъ въ темнот прихотливо…
‘Погибнетъ!..’, вино допивая, сказалъ
Одинъ равнодушно.— ‘Но это — красиво’!..
Твердили другіе… И пиръ продолжался,
Звенли бокалы, и хохотъ звучалъ.
Во мрак ея огонекъ колебался,
Вдругъ искрою вспыхнулъ и въ бездн пропалъ…
— ‘Потухло!..— ‘Эй! Люди!.. Вина!.. Одалисокъ!.
Но вздрогнулъ внезапно сверкающій залъ…
Отъ искры упавшей надъ бездной вставалъ
Столбъ пламени грозный! Идетъ!.. Онъ ужъ близокъ.
Онъ жгучимъ объятьемъ чертогъ охватилъ
И пьяный разгулъ — задушилъ…

*

Недавно было все!.. А кажется — давно!!.
Любовь, борьба, высокія стремленья…
Теперь кругомъ меня такъ пусто и темно…
Усталость, гнетъ, безсиліе сомннья…
Но, нтъ!.. не оттого, что дождь уныло сетъ,
Что нтъ цвтовъ, нтъ ласки, нтъ любви,
Что зелень тополя поблекла и желтетъ,
И въ ней давно замолкли соловьи?!
Безсиліе гнететъ!.. Борьбы призывной кличъ
Въ моей душ восторгомъ не звучить…
Душа рвалась сама: погибнуть иль достичь!..
Теперь — молчитъ…
1907 годъ.

Посвящается Л. М—у.

Какъ прежде, въ далекіе годы,
Идемъ мы по улиц снжной,
Встрчая улыбкою нжной
Суровый привтъ непогоды.
Безпечно мы осень и зиму встрчали
Съ тобою, не зная печалей невзгоды —
Тогда и теперь!.. Подъ житейской грозою
Мы страсти, страданье и горе познали.
И что же? Тернистой, тяжелой стезею
Идемъ мы, какъ прежде въ далекіе годы…
И зиму, съ ея непогодою снжной,
Встрчаемъ улыбкою нжной…

*

Все спитъ… Туманъ промозгло мутной
Надъ улицей виситъ унылой пеленой…
Свистки печальные… Продажной, безпріютной
Тнь женщины мелькнула за стной.
Деревья голыя вершиной обнаженной
Съ угрозой машутъ, гнутся и стучатъ…
Зловщей стаей дикой и бездомной
По небу облака клубятся и спшатъ…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

*

Сквозь стку метели холодное солнце глядло
На мертвую землю подъ блымъ покровомъ,
Внимало безстрастно въ молчаньи суровомъ
Страданью людскому, что громко скорбло!
Слпые и мертвые сердцемъ взывали:
— ‘О, дайте намъ счастья!.. О, дайте намъ свта!’..
Но сами они себ цпи ковали
И тщетно искали призыву отвта!
1907 года.

С. В. Р.

Слышишь, какъ стонутъ печальныя ели?..
Въ душу глядитъ безысходная ночь.
Поздно… Печально огни догорли…
Поздно… Тоски превозмочь
Силъ нтъ… Усталыя падаютъ руки.
Падаютъ силы въ неравной борьб…
Черныя зми безвыходной муки
Глухи къ рыданьямъ, къ мольб.
Видишь: съ улыбкою устъ онмлыхъ,
Съ лаской костлявой изсохшей руки,
Крадется смерть и въ очахъ помертвлыхъ
Свтится радость.. Да, зми тоски
Тихо замрутъ въ ея мощномъ объятьи…
Сердце, усталое сердце замретъ…
Все позабудется. Все безъ изъятья
Разъ навсегда отойдетъ.
Ты,— что съ улыбкою свтлой, какъ счастье
Тихо входила ко мн,
Съ нжностью робкой любви и участья
Кротко ласкала меня въ тишин.
Ты,— что огнемъ путеводнымъ сіяла,
Ты обо мн не грусти…
И, что тебя я на смерть промняла,
Эту измну прости…

*

Ты помнишь ароматъ травы въ логу росистомъ,
Звзды послдней, гаснущей привтъ,
Заливъ рки въ туман серебристомъ,
Вдали алющій разсвтъ…
Кусты оршника съ ихъ темною листвою
По склонамъ и внизу тропинки узкой слдъ…
Кто счастья кубокъ пилъ, хоть разъ такой зарею,—
Тому — забвенья нтъ!..
Ты помнишь садъ, весь розовый отъ счастья,
Въ убор бломъ праздника весны,
Раскаты соловья, съ ихъ нгой сладострастья,
Въ душ родившей сказочные сны.
Ты помнишь ту скамью… гд праздникъ Воскресенья
Съ тобой встрчали мы… А солнца лучъ игралъ
Сквозь кружево листвы… Кто на одно мгновенье
Воскреснувъ, счастье жизни зналъ,
Тому отрзанъ путь забвенья!..
Ты помнишь за окномъ унылый вой метели
И хлопья снга бьющіе въ окно…
Какъ плакали во тьм холодной ночи ели…
А мы забыли все, весь міръ., слились въ одно…
Поэзіи святой волшебныя виднья,
Мятежныхъ искръ фантазіи цвты
Кружились на яву, какъ грезы сновиднья,
И воплощались въ яркія мечты…
И ты зовешь меня, чтобъ снова я любила…
Теперь?.. Да что же мн зарю любви вернетъ?..
Кто воскреситъ все то, что я похоронила?
Кто въ міръ волшебныхъ грезъ опять со мной уйдетъ?!.
16 Февраля 1907 года.

ПИСЬМО.

Мой дорогой, мой милый другъ.
Опять пишу, какъ много разъ писала.
Какъ истомилась я, какъ страшно я устала,
Какой мучительный томитъ меня недугъ.
Когда среди толпы угодливой и льстивой
Я слышу хоръ затверженныхъ рчей,
Какой пародіей, какой насмшкой лживой
Звучатъ он… Во взгляд же очей
Сквозитъ одно трусливое стремленье
Насытить пошлое, скотское вожделнье
И остротой фривольной прибаутки
Придать пикантность плоской шутк…
О, хоть бы разъ услышать довелось,
Когда нибудь, случайно, ненарокомъ
Чтобъ одному изъ нихъ обмолвиться пришлось
На проблескъ мысли хоть намекомъ!..
Хоть бы случайно зрителемъ нмымъ
Быть яркаго, красиваго порыва,
Иль вздрогнуть вдругъ, какъ отъ удара взрыва,
Предъ гнвомъ искреннимъ, живымъ!..
Не зная ихъ, ихъ лжи, ихъ сутолоки, злобы,
Какъ страстно ихъ любила я порой,
Какъ я стремилась къ нимъ! И даже ихъ оковы
Казались издали мн цпью золотой…
Но не найти мн здсь, межъ этимъ грубымъ стадомъ
Трусливыхъ, похоти исполненныхъ зврей,
Кого съ тобой поставить можно рядомъ
Иль не назвать посмшищемъ людей!!.
7 Февраля 1907 года.

ДРАМА ВЪ ДТСКОЙ.

Madame!.. De grce… plus vile!.. plus vite!’..—
Вся въ красныхъ пятнахъ, задыхаясь,
Моя француженка кричитъ,
Ко мн въ гостинную врываясь.
Бгу за ней. Вдь я не мать,
А мачеха и до смерти боюсь,
Чтобы не стали разглашать,
Что я съ дтьми небрежно обхожусь!
Картина въ дтской: Лидочка въ углу
Дрожитъ вся блдная съ испуга.
Сережа съ Вовой на полу
Вцпились въ волосы другъ друга.
Алеша взлзъ на табуретъ,
Кричитъ: ‘Онъ долженъ быть повшенъ!’
А Саша,— Саш десять лтъ
И, очевидно, тутъ замшанъ.
Спшу Сережу оттащить
И снять Алешу съ табурета…
‘Ну, Саша! Этого я не могу простить!
Ты старшій! Что все значитъ это?’ —
— ‘Послушай мама! За убійство графа —
Сановникъ очень важный онъ,
Изъ тряпокъ сдланъ и лежитъ у шкафа —
Сережа долженъ быть казненъ.
Алеш я сказалъ: нарочно, будь палачъ!
Но дло все напуталъ Вова!..
Тутъ эта Лидка вдругъ заплачь!
Видна двченка!.. Это ужъ не ново!
Повсить сказано, а вовсе не стрлять,
А Вова вдругъ стрляетъ сзади…
Ну, разв можно съ нимъ играть,
Сама подумай, Бога ради!—
—‘Скажите мн!— Я въ ужас кричу —
Скажите мн, откуда игры эти?
И этому ли васъ я каждый день учу!
Вы злыя, гадкія, безчувственныя дти!’
—‘Вотъ, видишь, мама, ты какая!
Взаправду длаютъ, а намъ нельзя играть!
Я старшій, да! Но этакъ разсуждая,
Всхъ старшихъ надо наказать!’ —
—‘Oh, quel pays cruel! Madame, je quitte ma place!’ —
А я стою и въ ужас рыдаю.
Теперь я спрашиваю Васъ:
Что длать мн? Что говорить?— Не знаю!..

*

Призраки… Образы… Ночью безсонной
Стонами тихими робко вздыхаютъ,
Мукой, страданьемъ тоски безысходной
Надъ изголовьемъ рыдаютъ.
Тихо ползучей змей обовьются,
Къ тлу въ объятіи жгучемъ прильнутъ,
Въ сердце усталое жадно вопьются,
Мозгъ отуманенный пьютъ!
Вырваться смло!. И ночью холодной
Въ тьму, безконечности гордо уйти,
Чтобъ въ безпредльности тайны безмолвной
Вчный покой обрсти!
8 Марта 1907 года.

ЛЮБОВЬ МЕРТВЕЦА

Сегодня онъ ко мн опять
Пришелъ свободный, смлый, сильный,
Чтобъ съ страстью прежнею ласкать,
Чтобъ много разъ, какъ прежде, повторять
Обтъ любви,— обтъ любви могильной.
Къ его устамъ, прильнувъ въ безумной ласк,
Я забываю жизнь, дйствительность, конецъ…
Я заколдована, какъ въ дивной, чудной сказк,
И силы нтъ въ груди, чтобъ крикнуть: ты мертвецъ!
А днемъ, усталая отъ этихъ ласкъ безумныхъ,
При свт яркомъ солнечныхъ лучей,
Встрчая рядъ людей спокойныхъ и разумныхъ,
Подъ звуки взвшенныхъ, заученныхъ рчей,
Безуміемъ мн ночь мерещится и бредомъ
Любовь могилой взятаго давно…
А впрочемъ… впрочемъ — все равно!
Настанетъ ночь и, вотъ, за тьмою слдомъ
Онъ снова будетъ здсь, со мной, меня ласкать
И мн слова любви загробной повторять.
8 Марта 1907 года.

О ЧЕМЪ ЛИСТЬЯ ШЕЛЕСТЛИ.

1.

Мы весною распустились,
Жизни мы совсмъ не знали,
И по дтски мы рзвились,
И по дтски лепетали.
Мы росли на старыхъ вткахъ,
Втки много испытали,
И о насъ заботясь, дткахъ,
О быломъ намъ разсказали.
Разсказали намъ про грозы,
Ураганы и мятели,
Про жестокіе морозы.
Про листы, что облетли,
И, качая головами,
Указали намъ ихъ трупы,
Что внизу, въ трав сгнивали.
— ‘Вы и молоды, и глупы!
Вамъ бы только слушать пнье
Соловьевъ, пвцовъ залетныхъ,
Да дивиться на умнье
Разныхъ пташекъ перелетныхъ
Строить гнзда… Ахъ, весною
Все кругомъ поетъ и любитъ,
Да за лтнею порою
Осень поздняя наступитъ’!—
Слушать было ихъ тоскливо!
Притаившись, до разсвта
Мы внимали имъ пугливо.
Но, лишь съ ласкою привта
Солнце на небо всходило,
Встрепенувшись мы шептались
И всему, что насъ любило,
Съ нжной лаской улыбались,
Насъ любилъ ручей студеный,
Птичекъ стаи насъ любили,
Небо, солнце, воздухъ знойный,
Облака, что въ неб плыли.

II.

Мы густой листвою стали
И ужъ больше не смялись.
Мы шумли, мы роптали,
Да деревьямъ удивлялись
Съ вковыми ихъ стволами
И вершиною втвистой,
Съ ихъ глубокими корнями —
— Почему весной росистой,
Насъ уча, намъ разсказали
О погод да о буряхъ?
Это сами бъ мы узнали!
Но о жизни и о людяхъ
Втви старыя молчали.
А межъ тмъ подъ нашей снью
Люди часто собирались.
Ихъ страданью, ихъ терпнью,
Ихъ слезамъ — мы откликались
Робкимъ шорохомъ участья.
Какъ? Земля, и свтъ, и воды,
Что даютъ всмъ жизнь и счастье,
Покорителю природы не доступны?
Да, мы знали: слабый въ жизни умираетъ.
Средь людей же погибали
Т, кто жизнь ихъ созидаетъ.
‘Безземелье! Голодъ! Голодъ’!
Эти люди повторяли,
Когда въ изморозь и въ холодъ
Въ кучи насъ они сгребали,
Чтобы скотъ кормить, топиться!
И,— хоть насъ весной учили
Объ исход неизбжномъ:
Сгнить, какъ раньше, листья сгнили
Подъ зимы покровомъ снжнымъ,—
Мы, съ деревьевъ облетая,
Съ мыслью нищимъ пригодиться,
Не жалли, умирая.
2 Мая 1907′.

В. А. Т—ъ.

Полюбила я сильно тебя
Не за ласку и теплое слово,
Но за то, что, себя безполезно губя,
Въ теб черпала силы я снова.
Не за то, что ты духомъ сильна
И, не дрогнувъ, встрчалась съ грозою.
Но за то, что сама я бдна,
Что я нищая сердцемъ, душою!
Я тебя полюбила, какъ мать.
Только, ‘дочерью’ я называться не смю…
Не умю, какъ ты, я страдать
Беззавтно, какъ ты, я любить не умю,
31 Сентября 1907 года.

1908 годъ.

ТАНЯ и ВАНЯ

ПОСВЯЩАЕТСЯ ВАН И—ву.

(Разсказъ для маленькихъ дтей).

Маленькій Ванюша очень любитъ сказки,
Къ бабушк и къ мам станетъ приставать,—
Щечки покраснютъ, загорятся глазки,
Какъ же тутъ утерпишь? Надо разсказать.
Ну, садись и слушай! Дло было лтомъ:
Звонко пли птицы… Лсъ шумлъ листвой…
Весь залитый солнца яркимъ, жгучимъ свтомъ
Прудъ сверкалъ широкій, бархатной травой
Луга окаймленный… У лска сидла
На лужайк Таня и, плетя внокъ
Для братишки Вани, звонко псни пла!
Ваня тутъ же рядомъ, подъ густой кустокъ
Положивъ головку, спалъ такъ крпко, сладко,
Таня поглядитъ на братца и украдкой
Вдругъ вздохнетъ глубоко… Хочется ужасно
Сбгать ей въ лсокъ за новыми цвтами,
Да оставить братца одного опасно!
Онъ совсмъ вдь крошка! А надъ ней листами
Тихо шепчетъ кустикъ:— ‘Я поберегу’!
А въ лсу цвточковъ столько распустилось,
Темная фіалка, ландышъ!’ — ‘Побгу’!
Думаетъ Танюша и, вскочивъ, пустилась
По лсной тропинк. Рветъ да рветъ цвты
И не замчаетъ, что съ тропинки торной
Ужъ давно свернула Частые кусты
Вдругъ загородили двочк проворной
Дальше въ лсъ дорогу: Таня поблднла…
Что Теперь ей длать? Какъ искать дороги?
Хочется ей кушать! Уморились ноги!
Страшно ей за братца — онъ теперь проснется
Станетъ звать сестрицу и не дозовется…
И, заплакавъ горько, уронила Таня
Вс цвты на траву. ‘Ваня! Бдный Ваня!’
Долго ли, коротко, но, поплакавъ горько,
Двочка уснула. Слышитъ, кто-то ловко
Подхватилъ и дальше въ лсъ ее уноситъ.
Смотритъ: ддъ лохматый съ головой сдою
Поднялъ, да и тащитъ въ лсъ ее съ собою!
‘Ддушка, голубчикъ’ проситъ Таня робко,
‘Дай мн повидаться съ мамочкою только!
Я скажу родимой, какъ я заблудилась,
Разскажу про братца… Я съ нимъ не простилась’…
Слушать ддъ не хочетъ!— ‘Ты бы за цвтами
Бгала по лсу съ темными кустами?
Вани нтъ на свт! Ваня свой скатился
Сонный внизъ подъ горку, да и въ прудъ свалился!’
Закричала Таня въ страх и… проснулась.
Видитъ: передъ нею мамочка и Ваня.
Будятъ ее оба: ‘Таня! Таня! Таня’…
Дда нтъ. То мама, мама къ ней нагнулась.
Обхвативъ руками крпко ея шею,
Радостными Таня плакала слезами
Тихо мама шепчетъ, наклонясь надъ нею:
‘Будешь, бросивъ Ваню, бгать за цвтами?’
21 Февраля 1908 года.

Чайка на птичьемъ двор.

Съ подстрленнымъ слегка крыломъ,
Имъ удалось ее словить
И, въ огороженный кругомъ,
Дворъ птичій посадить.
Томилась чайка третьи сутки,
Забившись въ уголъ тосковала,
Но жизнь курятника невольно наблюдала:
Вотъ въ перевалку жадно утки
Бгутъ къ корыту мсиво глотать,
Набивъ зобы,— бредутъ на солнце спать…
Вотъ, веромъ расправивъ хвостъ,
Индюкъ плняетъ трепетныхъ индюшекъ,
Птухъ, взлетвши на заборъ,
Сзываетъ хриплымъ голосомъ пеструшекъ,
Насдокъ, бросившихъ цыплятъ…
Другой, моложе, съ гребешкомъ красивымъ,
Напрасно силится преодолть задоръ
И быть предъ курицей учтивымъ,—
Подрался съ ней за выкинутый соръ!
Дерутся,— пухъ летитъ,— изъ-за раскисшей корки,
А смотришь… Мигъ одинъ… Ужъ онъ бжитъ за ней
Въ кусты, чти украшать задворки
Посажены людьми… И взглядъ ея очей
Блуждаетъ вкругъ, ища, на чемъ остановиться?
Ей на яву картина снится:
Широкій моря синяго просторъ.
Вдали громада синихъ горъ
И крики чаекъ блоснжныхъ…
Все то, съ чмъ такъ сжилась она!
И силой грезъ своихъ мятежныхъ
Она забыла боль, воспрянула отъ сна
И крикнула: ‘Да, жизнь лишь на простор,
Гд солнце прячется не за заборъ, а въ море!’
Съ усиліемъ больнымъ крыломъ взмахнула…
Кудахчутъ куры… Вверхъ глядятъ,—
Туда, гд облака прозрачныя летятъ.
Гд среди нихъ и чайка потонула.
6 Марта 1908 года.

ПОСВЯЩАЕТСЯ М. П.

— Я лишняя, когда вы оба въ шумномъ спор
На перебой спшите возражать…
Я лишняя, въ спокойномъ разговор,
Я многое хочу, но не могу сказать!
Я лишняя, когда весь вечеръ на пролетъ
Поете вмст Вы’!— О, дтка дорогая,
Не надо этихъ словъ!.. Безъ нихъ тебя пойметъ
Поврь мн, всякій! Залетая
Осеннею порой въ Вашъ мирный уголокъ,
Я грюсь въ немъ… Пойми жъ меня и ты
И не гаси ревниво огонекъ
Моей причудливой, ребяческой мечты!
Пою ли, слушаю, бесдую ли я,
Я знаю, что вдь я, какъ путникъ запоздалый,
Лишь мимоходомъ грюсь у огня!
Вотъ постучитъ въ окно возница мой усталый—
Мятежная судьба и снова дальше въ путь!..
Свобода, свтъ, и воля, и просторъ!
Порой глухая тьма… Тогда я жгу костеръ,
А искры вкругъ него и прыгаютъ, и вьются!
Но до тебя он, поврь, не долетятъ,
Души твоей, поврь мн, не коснутся…
Такъ не ревнуй меня и дай мн отдохнуть’!
2 Марта 1908 года.

*

У римлянъ есть пословица,
Что путнику въ дорог
Веселый другъ нужне колесницы,
А я скажу: На жизненномъ пути
Надежный другъ всего необходимй.
(Сервилія, Мея).
Я въ этотъ день всегда писала прежде Вамъ.
Шли годы. ‘Новымъ отдались мечтамъ’
Мы оба… Но воспоминанья
Живутъ еще во мн… Не умерли и въ Васъ…
Къ минувшимъ днямъ и счастья, и страданья
Влекутъ он порой неудержимо насъ!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
У перепутья мы осеннею порою
Сошлись въ печальный, тусклый день…
Потомъ весна… цвтущій садъ, сирень
И призракъ смерти съ острою косою
Въ одной рук и розами въ другой.
Двухъ зорь ночною, лтнею порой
Тоскливыя, безрадостныя встрчи…
Дождливой осенью: за полночь жаркій споръ,
Горячія, восторженныя рчи
И творчества причудливый узоръ!..
Потокомъ мутныхъ водъ злословье клеветы
Дробилось о хрусталь узорчатой мечты,
А вьюга долгихъ, зимнихъ вечеровъ
Взвила таинственный покровъ
Надъ тмъ, что счастье намъ сулило…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не будемъ же твердить съ тоской: ‘оно прошло’!..
Но — съ благодарностію: ‘было’!
8 Марта 1908 года.

*

Издалека грядущаго волна
До береговъ еще не докатилась,
Отъ берега неслась минувшаго полна
Другая вдаль . и вдребезги разбилась.
Ворвавшись нынче къ Вамъ, обрызганная ею
Смюсь я весело… Въ душ моей весна…
Ну, смйтесь, смйтесь же! Я пснею моею
Хочу Васъ разбудить, и звонкая струна
Дрожитъ настроена для псенъ силы, счастья,
Для псенъ красоты. Не съ холодомъ безстрастья
Я хоронила прошлаго волну…
Но я, прощальныхъ розъ ей кинувъ не одну,
На отмели теперь хочу воздвигнуть храмъ.
Все минетъ! Все доступное волнамъ —
Разрушится. Руины забвенья мхомъ не обрастутъ,
Ихъ волны новыя размоютъ и снесутъ…
Вы вздрогнули? Ха-ха! Обрызганныхъ росой воспоминанья
Я брошу можетъ быть и Вамъ
Цвтовъ душистыхъ на прощанье!..
8 Марта 1908 года.

КОЛ П—ву.

Я теб, мой милый крошка,
Принесла я сказку эту!
Подожди еще немножко!
Подростешь и прочитаешь
Ее въ книжк, а поэту,
Если встртимся, разскажешь:
Такъ ли понятъ онъ тобою?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тихо теплится лампадка.
Разметавшись спитъ братишка.
Спитъ, похрапывая сладко.
Я не сплю. Меня пугаетъ
Эта тнь въ углу и складки,
Что причудливо сползаютъ
Къ изголовью у кроватки.
Каждый вечеръ, просыпаясь,
Плачу я. А мама встанетъ,
Тихо надо мной склоняясь,
Мн подушки поправляетъ.
— Спи мой крошка, спи мой дтка
И не бойся… Тнь бросаетъ
Въ свт гаснущей лампадки
На полъ и тебя пугаетъ
Стка отъ твоей кроватки.—
Но бываетъ ночь другая!
Засыпая слышу ясно
Звуки громкіе рояля,
Ихъ не слышать я напрасно
Силюсь, спрятавши головку
Въ одяло… Втихомолку
Горько плачу… Мама встанетъ
Подойдетъ ко мн сурово
И бранить сердито, станетъ,
И велитъ заснуть мн снова!
Но напрасно! Эти звуки
Вс толпятся у кроватки
И трепещутъ тней руки
Въ свт гаснущей лампадки.
О, рояль, мой злой мучитель!
Звуки, колющіе больно!
Мама,— свтлый мой хранитель!
Плачешь ты сама невольно!?
Мама, маленькая дтка!
Звуки, тни, свтъ лампадки…
Мама! Мама! Это стка…
Стка въ дтской у кроватки!..
11 Марта 1908 года.

*

Рыдали и плакали звуки,
Куда-то манили и звали,
И — плнницы горя и муки —
Оковы души разбивали.
Душа трепетала отъ счастья
Уйти изъ неволи страданья
Туда, гд съ любовью участья
Волна расточала лобзанья
Утесу… А звуки рыдали:
— ‘Души обезсилены крылья
И если бъ оковы упали —
Къ полету напрасны усилья’.
5 Апрля 1908 года.

*

Ты говоришь, что есть въ душ твоей
Стремленье въ глубь души моей проникнуть.
О, не заглядывай… Поврь мн. что надъ ней
Заплакать ты бъ не могъ… Ты могъ бы только крикнуть:
‘Какъ можно жить съ душой такой!’
Загубленныхъ изъ прихоти одной
Въ ней призраки живутъ, въ тискахъ ее сжимая,
Но не они тебя, къ отмщенью призывая,
Заставили бъ сказать съ мучительной тоской:
‘Какъ можно жить съ душой такой!’
Ты увидалъ бы въ ней. какъ кровь ручьями льется
Изъ ранъ того, кто самъ подъемлетъ мечъ!
Съ какою мукою, порвавъ оковы, бьется
Душа того, кому ужъ нечего беречь!
Душа, познавшая вс пытки состраданья,
Душа берущая, не отдававъ себя,
Душа, вкусившая безумныя лобзанья
Всхъ радостей земного бытія!…
Она жива не памятью былого.
Она жива возможностью узнать,
Какъ долго крикъ отчаянья нмого
Веселья смхомъ можно заглушать!
О, не гляди жъ въ нее! она, она смется…
И искрится, страданія полна,
Пока послдняя со звономъ не порвется,
Натянутая въ ней рукой судьбы струна.
О, не гляди жъ въ нее, чтобъ не сказать съ тоской:
‘Какъ можно жить съ душой такой’!
12 Марта 1908 года.

ШУТКА.

Не знаю — врить-ли?! Изъ страха,
Что будетъ свтлый храмъ разрушенъ,
Но планъ широкаго размаха
Постройки дивной — ужъ нарушенъ.
Боясь, что по его руинамъ,
Поросшимъ мхомъ, скользнетъ змя…
Что вмст съ рухнувшимъ карнизомъ,
Погибнетъ ласточекъ семья,—
Ршили Вы, что ни фундаментъ,
Ни тонкость кружева рзьбы,
Ни стильный въ простот орнаментъ
Не стоятъ суетной борьбы,
Труда, усилій, вдохновенья!
Разъ все равно, когда-нибудь,
Храмъ рухнетъ и травой забвенья
Покроется къ нему съ трудомъ пробитый путь!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Строитель въ ужас! Его разрушенъ планъ! —
Но чтобы мсто, отведенное подъ храмъ,
Отнюдь совсмъ не пустовало —
Харчевню выстроили тамъ…
‘Зачмъ?’ ‘Чтобъ мсто не гуляло’.
19 Марта 1908 года.

*

Мой другъ! Усталый другъ, измученный, больной!
Не чашу сладкаго порою утшенья
Несу я въ даръ, Нтъ!.. Мн, съ твоей душой
Сливаясь, крикнуть хочется порой:
‘Не надо лишняго, ненужнаго мученья!’
Въ внк терновомъ сердце истекаетъ
По капл кровью. Но душа живетъ!
Такъ роза лепестки на грязь земли роняетъ,
Но роза новая на стебл разцвтаетъ
И ароматно пышная цвтетъ.
Дай жить душ! Пускай изныла грудь,
Пускай измученъ ты лишеньемъ и нуждой,
Пусть молитъ тло: ‘только бъ отдохнуть!’
Ты все же царь — свободною душой!
Пусть, какъ вампиръ, сосетъ тебя недугъ,
‘Свободная’ душа умчитъ тебя далеко
Въ тотъ чудный, свтлый міръ, мой другъ,
Гд безпредльно, вольно и широко
Царитъ весна безсмертной красоты.
О, этотъ міръ — не праздныя мечты,
Не бредъ больной и не ребенка лепетъ!
Прислушайся! Не крыльевъ ли могучій
Порой ты слышишь мощный трепетъ,
Когда, уйдя въ гармонію созвучій,
Ты забываешь свой мучительный недугъ,
И горе, и нужду?—‘Чтобъ снова къ нимъ вернуться?’ —
Съ тоскою спросишь ты…— ‘И вновь отъ нихъ уйти’ —
Отвчу я, мой другъ!..
5 Апрля 1908 года.

М. В. И.

ЛТО.

Широкая площадка
Усыпана пескомъ
И свтитъ солнце ярко
На неб голубомъ.
Гвоздики въ клумбахъ рдютъ,
Какъ брызнувшая кровь,
А въ сердц пламенютъ
И счастье, и любовь.
Вся въ свтломъ ты стояла
На солнц и въ лучахъ,
Какъ въ золот сіяла
Головка въ завиткахъ.
И небо отражала
Лазурь твоихъ очей,
А на груди дрожала
Гвоздика и шептала
Мн о любви твоей.

ОСЕНЬ.

Холодной осени подкрался чередой
Рядъ тусклыхъ, скучныхъ дней.
По небу хмурою грядой
Гналъ втеръ тучи и твоей
Души коснулося тяжелое дыханье
Осеннихъ будней долгой скуки.
Глубоко затаивъ гнетущее сознанье,
Ты, на груди скрестивши руки,
Стоишь въ раздумьи у окна.
Тоскливо дождь стучится въ стекла,
Вдали — тумана пелена…
Гвоздика алая поблекла!..
Случайно въ клумб лишь одна,
Полузабитая морозомъ
Теб печальною киваетъ головой
И шлетъ ‘прости’ разбитымъ грезамъ
Любви, утраченной тобой.

ЗИМА.

Гремла музыка. Сверкалъ
Залитый свтомъ залъ.
А за окномъ крутила вьюга
И съ мрачною тоской испуга
Глядла въ окна. Ты смялась,
Шутила ты… Но мн казалось,
Что сердце холодъ леденилъ
Твое… Что этотъ шумъ веселья
Не заглушитъ тоски, смятенья
Души измученной твоей,
Что въ ней своя бушуетъ вьюга
И скорбною тоской недуга
Глядитъ изъ глубины очей…

УБИТАЯ ЗМЯ.

Змя ползла,— близка была трава
Густая, въ ней спастись хотла,
Дороги миновать однако не успла…
Одинъ ударъ!.. И вотъ она мертва.
Змя тоски въ душ моей живетъ,
Свилась въ клубокъ и жалитъ ядовито…
Душа отравлена. Душа моя разбита…
Но кто-жъ и чмъ змю тоски убьетъ?!.

Не страшно-ль?

Когда я ухожу въ пріютъ мой одинокій,
Съ участьемъ мн вопросы задаютъ:
‘Не страшно-ль Вамъ одной въ часъ полночи глубокой’?
И руку на прощанье жмутъ.
Друзья! Въ глуши заросшей сада
Живу одна я въ комнат пустой,
Но есть въ саду хоть ветхая ограда,
Церковный звонъ доносится порой…
А въ жизни я всегда и всюду одинока,
Отъ злобы и вражды кругомъ ограды нтъ,—
И на призывъ души, израненной глубоко,
Лишь похоронный звонъ одинъ звучитъ въ отвтъ.
15 Іюня 1908 г. Кочетовка.

ДИН ГРОТЪ.

Да, я люблю ея кудрявую головку,
Люблю игру ея прелестнаго лица,
Движенья быстрыя и ловкую сноровку
Въ забавахъ дтскихъ… Безъ конца
Готова слушать я и хохотъ серебристый,
И голосокъ ея, что нжно такъ поетъ,
Когда безпечная одна зарей лучистой
Она въ ладь своей плыветъ
Въ внк изъ лилій блоснжныхъ,
Какъ юный грекъ изящна и гибка,
И ловитъ обликъ очертаній нжныхъ,
Пылая золотомъ расплавленнымъ, рка.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вчера я слушала, какъ въ полутьм гостинной
Она, задумчиво печальная, играла
И въ звукахъ стройныхъ чудилось искала
Отвта на запросъ души своей невинной.
Какъ утренней зарей по небу облака,
Въ душ стремленья смутныя бродили
И робко, ласково края ихъ золотили
Лучи любви несознанной пока.
Они не грютъ. Яркій день
Еще далекъ!.. И тучи грозовыя
Еще не кинули свою въ долину тнь,
А бродятъ въ синев лишь тучки золотыя,
Но силится душа завсу приподнять
Туманной мглы предутренней, росистой,
Чтобъ надъ цвтами и травой душистой
Въ сіяньи солнца заблистать…
15 Іюля 1908 года. Кочетокъ.

При свт вдалек мигающихъ огней.

Мой другъ! Я общала на прощанье
Стихи свои Вамъ, помнится, прислать,
Стихи послдніе — стихи воспоминанье…
Урочный часъ насталъ и я сажусь писать.
‘При свт вдалек мигающихъ огней’,
Красивой сказки милыя страницы
Я мысленно хочу перечитать.
И вотъ, передо мной сплетаясь, вереницы
Воспоминаній прошлаго летятъ,
Аккорды стройные звучать,
Рыдаютъ струны!.. Псни льются,
Чаруютъ сердце и томятъ.
‘При свт вдалек мигающихъ огней’
Рыдаетъ соловей влюбленный
Въ тоск о счасть.. Сказочной луной
Колдуньи теремъ озаренный…
Въ немъ чья-то тнь встаетъ передо мной!
Колдунья вызвала его изъ подземелья,
Гд въ каменномъ мшк, закованный въ цпяхъ,
Томился долго онъ… Онъ — жертва искупленья
Тюремщика судьбы… Въ безжалостныхъ когтяхъ
Нужды, лишеній… Онъ, творить рожденный!
Свободенъ онъ на мигъ! И, счастьемъ окрыленный,
Побдно духъ его паритъ
Надъ повседневной жизни прозой
И надъ безсильною предъ колдовствомъ угрозой
Тюремщика судьбы… Вотъ струны зарыдали…
И псни счастья, воли, красоты
Изъ груди вырвались и властно зазвучали
Въ отвтъ на зовъ волшебницы мечты…
При свт вдалек мигающихъ огней
Колдуньи чарами какъ ласкою согрта,
Душа забыла гнетъ цпей!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но свтъ, далекій свтъ погасъ..
Струна оборвана и псня недопта…
17 Іюля 1908 года, Кочетокъ.

*

Свиданья часъ! Какъ радостно свиданье
Нежданное! Но лучше — ожиданье!
Когда же близится разлуки страшный часъ,—
Ужасно ждать его… И лучше постараться
Вообще: любовникамъ, друзьямъ.
А въ частности — обоимъ намъ
Не ждать его и во время разстаться.
17 Іюля 1908 года, Кочетокъ.

*

Печальный день! Осенній день!
А помню я весны чарующія сказки,
И солнечныхъ лучей сжигающія ласки,
И ароматную, цвтущую сирень!
Осенній день! Кругомъ царитъ печаль…
По небу облака несутся вереницей…
И сердце перелетной птицей
Съ мучительной тоской за ними рвется вдаль…
Прочь отъ того, что осенью холодной
Напоминаетъ мн весны далекій день
И ласки, и любовь, и солнце, и сирень,
Заманчивый миражъ въ пескахъ степи безводной!
А если ночь кругомъ и ‘некуда бжать’—
Не надо сновъ холоднаго тумана,
Не надо лжи чарующей обмана,
‘Вина’ водой не надо разбавлять!
25 Сентября 1908 года.

*

Глухая ночь и безпросвтный мракъ…
Погасъ зари послдній лучъ…
Разрушенъ на скал воздвигнутый маякъ
И скрыла небеса завса мрачныхъ тучъ.
И паруса спустивъ, въ отчаяньи нмомъ,
Мы изъ послднихъ силъ гребемъ
И наугадъ, безъ компаса, плывемъ
Средь хаоса, царящаго кругомъ…
Безсиленъ крикъ измученныхъ пловцовъ…
Волна грозитъ имъ гибелью въ отвтъ…
Изныла грудь… Слабетъ духъ гребцовъ…
Когда жъ, когда придетъ спасительный разсвтъ!
23 Ноября 1908 года.

*

Ты плъ мн пснь любви.
И эту псню повторяли
Намъ неумолчно соловьи,
Что гд-то въ сторон рыдали…
Теперь ихъ псни отзвучали.
Ты помнишь ночь. Огни мерцали
И тополя зеленые листы,
Какъ мы, влюбленные, шептали
Намъ сказки счастья и мечты…
Листы зеленые поблекли и увяли.
И скучно дни текли безъ ласки и привта,
Какъ облака въ унылый, срый день…
Послдній лучъ зари гасила ночи тнь,
А пснь любви осталась недопта.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но предо мной уже блеститъ, сверкая
Огнистой полосой румяная заря…
Встаетъ изъ мрака — вчно молодая —
Весна любви, и искрами горя,
Она живитъ мои осенніе цвты
Для жизни, псенъ, красоты!..

*

Я правъ, глубоко правъ, нашъ дорогой старикъ,
Бросая горечи исполненный упрекъ.
Твоей души изврившейся крикъ
Безжалостно правдивъ, безжалостно жестокъ.
Холопы жалкіе — его мы заслужили.
Мы отстоять свободы не могли.
Мы свточъ духа рабски загасили
И знамя честное позорно загрязнили
Въ кровавыхъ лужахъ стонущей земли.
Вка, изжитые подъ громкій свистъ бичей,
Столтья дикаго безстыднаго насилья
Насъ раздлили всхъ: на злобныхъ палачей
И на рабовъ постыднаго безсилья.
Мы, истину отдавъ на поруганье,
Опять бредемъ по старому пути,
Ища забвенья горькому сознанью,
Что намъ забвенья не найти.
Рабы,— мы сами надъ собой
Печальныя справляемъ тризны,
А одинокій голосъ твой
Кидаетъ намъ слова жестокой укоризны,
И хочется одно сказать теб въ отвтъ:
—‘Старикъ, буди въ насъ стыдъ, буди, не умолкая!
Проснется онъ — и впереди, сверкая,
Блеснетъ для насъ спасительный разсвтъ’.—
23 Ноября 1908 года.

ЗАМОКЪ БOHКУРЪ

(Переводъ стих. Шамиссо).

Я снова по дтски мечтаю,
Качая сдой головой,
И прошлое вновь вспоминаю,
Давно позабытое мной.
Сквозь зелень тнистую сада
Вотъ замокъ старинный встаетъ,
Знакомыя башни, ограда
И каменный мостъ у воротъ
Щиты надъ подъздомъ со львами
Привтствуютъ снова мой взоръ,
Я радъ имъ, какъ встрч съ друзьями,
И быстро вбгаю во дворъ.
Вонъ — дремлющій сфинксъ надъ водою,
Вонъ — пальмы вершина видна,
Вонъ тамъ, окрыленный мечтою,
Я помню — сидлъ у окна.
Вхожу въ усыпальницу предковъ:
Гробницы рядами стоятъ,
Повсюду съ высокихъ простнковъ
Мечи и кольчуги висятъ.
Глаза застилаетъ слезою,—
Прочесть не могу имена,
Хоть свтъ проникаетъ волною
Сквозь стекла цвтныя окна.
Но только въ мечтахъ лишь старинный
Мой замокъ встаетъ предо мной..
Давно онъ сравнялся съ пустынной,
Распаханной плугомъ землей.
Да станетъ земля плодородной,
Пусть къ ней снизойдетъ благодать,
Чтобъ пахаря трудъ многоплодной,
Обильною жатвой воздать!
А я… Я душой воскресаю,
Взявъ звонкую лиру мою…
По странамъ далекимъ блуждаю
И громкія псни пою!..
24 Ноября 1908 года.

АД ЧУМАЧЕНКО.

Прости мн крикъ невольной укоризны:
Ты молода и жадно счастья ждешь.
Но здсь, на праздник печальной нашей тризны
Его изъ кубка ты отравленнаго пьешь.
Ты вдаль глядишь. И въ мор предъ тобою
Проносятся, какъ чайки, корабли,
Ты вслдъ летишь крылатою мечтою
Прочь отъ измученной, истерзанной земли.
Но стонъ ея, поврь, тебя везд настигнетъ.
Убивъ твою мечту,— въ искусства свтлый храмъ,
Въ чертогъ любви онъ за тобой проникнетъ,
Съ тобой поднимется къ безстрастнымъ небесамъ.
Въ поляхъ, гд льется кровь, цвтовъ ты не найдешь,
Чтобы внчать счастливаго борца,
И изъ терновника колючаго совьешь
Внокъ на голову страдальца мертвеца.
Прости жъ мн крикъ невольной укоризны.
Исканье чистой красоты
И жажда счастья здсь — безплодныя мечты
На праздник печальной нашей тризны!
26 Ноября І908 года.

*

Быть можетъ мн недолго жить.
А жизнь я такъ люблю и больно
Разстаться съ ней!.. И вотъ невольно
Я прошлое свое стараюсь воскресить.
Хоть много было въ немъ потерь,
Но сколько въ немъ и счастья было!
Иль это кажется теперь?!
Иль — ‘что прошло,— то стало мило’?!
Нтъ, это не миражъ, не сонъ воспоминанья!
И дтство ясное, и юность, и любовь,
И даже самое страданье
Я пережить хотла бъ вновь!
Вс эти сказки увлеченья,
И вдохновенныхъ грезъ узоръ,
И дерзость смлую стремленья,
Грозу борьбы, и волнъ просторъ,—
Я все извдала и все опять сначала
Хотла бъ безъ конца я вновь переживать!
Я кубокъ никогда до дна не допивала
И вновь любить, бороться и страдать
Желаю я… и жизненною драмой
Съ ея борьбой, страданьемъ, красотой,
И смной будней праздничной мечтой
Я увлеклась бы вновь, какъ дивной панорамой?
Жизнь — то же море: цнится, бушуетъ,
Мняетъ краски и тона,
И въ самой смерти все одна
Въ ней красота предвчно торжествуетъ.
И въ смерти красота: но я ея страшусь
Лишь потому, что этой красотою,
Какъ дивной сказки царственной мечтою,
Холодный трупъ…— сама я не упьюсь…
26 Ноября 1908 года.

1909 годъ.

БАБУШКИНЪ УРОКЪ.

Въ дтств бабушка твердила
Мн всегда, что люди — братья.
—‘Помни, Соня!’, и учила
Всхъ любить ихъ безъ изъятья.
Но, когда я подрастала,
Замчала я нердко,
Что по виду отличала
Мама братьевъ очень мтко!
И къ тому же пріучала
Гувернантокъ и прислугу,
И ошибокъ не бывало,
А къ ихъ вящему испугу
Я въ просакъ лишь попадала.
Такъ однажды предпочла я
На балу семинариста
И за пошлости прогнала
Сына графа — лицеиста.
А папа у графа служитъ!
Вся родня меня бранила —
И теперь, какъ вспомнитъ-тужитъ,
Что я графа ‘упустила’…
Помню, я тогда рыдала
И, шепча въ душ проклятья.
Въ первый разъ вполн познала,
Что такое ‘безъ изъятья’!..
Я бродила, какъ во сн,
И шептала:— ‘Люди — братья’!
Видно — братья, да не вс!!
Сколько вздоховъ лицемрныхъ
Я въ ту зиму услыхала!
— ‘Ахъ, вчера я въ пользу бдныхъ
Цлый вечеръ танцовала’!!,
— ‘Да?’ — ‘А Вы?’ — ‘А я читала
Въ пользу ихъ изъ Ады Негри’..
— ‘Я — такъ, право, захворала
Съ этимъ скучнымъ ихъ аллегри,’ —
Но нельзя… Вдь люди — братья!
Имъ должны помочь мы вс,
Кто чмъ можетъ, безъ изъятья!..
Я бродила какъ во сн
И шептала — ‘Люди — братья!’
Люди — братья, но не вс!—
Я ушла отъ свтской залы
Модныхъ раутовъ и шума,
Но покоя не давала
Голов усталой дума,
‘Скоро-ль станутъ люди — братья’?
А кругомъ, какъ буря моря,
Раздавался вопль проклятья,
Стонъ и плачъ людского горя.
Сердце кровью обливалось!
Уходили силы даромъ!
Но моста не созидалось
Между залой и подваломъ!
Вс усилья безъ изъятья
Тщетны! Жизнь въ тяжеломъ сн!
Жизнь кошмаръ! Да, люди — братья
Люди — братья, но не вс!
22 Января 1909 года.

М. В. И—й.

Въ пыли колесъ змился слдъ
Коляски, что тебя умчала…
А я все на крыльц стояла
И мысленно была съ тобой.
Тому назадъ немного лтъ
Съ надежды полною душой
Тебя я также провожала,
И также ясенъ былъ разсвтъ,
Но силой мощной и живой
Душа грядущій день встрчала…
Теперь не то!.. Грядущій день сулитъ
Лишь прозы мелкой суету.
Разрушенъ храмъ… Кумиръ разбитъ…
Не воскресить красивую мечту!
Но отъ нея въ душ остался слдъ…
И придорожной пылью не развять
Того, что удалось взлелять
Обимъ намъ въ тотъ памятный разсвтъ,
27 Августа 1909 года.

*

Я стала Вамъ писать стихами
И удержаться не могу,
Такъ своенравными волнами
Разливъ на бархатномъ лугу
Шумитъ, бжитъ… и волны плещутъ,
Въ избытк силъ, покинувъ берега…
Но, какъ пора разлива недолга,
Такъ мимолетно то мгновенье,
Что въ насъ рождаетъ вдохновенье.
И я имъ пользуюсь, чтобъ Вы не упрекали
Меня за то, что излнилась я,
Когда дни бурнаго порыва миновали,
Когда у пристани стоитъ моя ладья.
У пристани, И спущенъ парусъ мой!!.
Синютъ небеса и тихо за кормой
Лниво, сонно волны плещутъ…
Камышъ сухой шуршитъ… Трепещутъ
Надъ нимъ стальнымъ своимъ крыломъ
Стрекозы… Ласточка порой,
Какъ предъ ненастьемъ и дождемъ,
Промчится низко надъ водой —
И снова шепчутъ камыши.
Но гд-то въ глубин души
Мн словно голосъ шепчетъ тайный:
— Ты здсь лишь гостьею случайной
У тихой пристани. Вотъ втеръ зашумитъ,
Взовьются паруса и волны заиграютъ…
И вновь тебя ладья помчитъ —
Туда, гд гребни бшено вздымаютъ
Валы бушующаго моря!..
Тамъ много бурь, страданья, горя,
Но — тамъ свобода, жизни свтъ…
Закатъ затишья-здсь… Тамъ — предъ грозой-разсвтъ.
28 Августа 1909 года.

*

Синева и просторъ. Чуть трепещутъ осинки…
На лугу непробудная тишь.
Лишь колышатся втромъ тростинки,
И шуршитъ надъ водою камышъ.
Да надъ вызженной солнцемъ травою
Блый вьется, кружитъ мотылекъ,
На цвтк, позабытомъ косою,
Отдыхая, вновь ищетъ цвтокъ.
Въ слабыхъ отзвукахъ жизни уснувшей,
Такъ душа отдыхаетъ порой…
Память будитъ въ ней страсти минувшей
Шелестъ тихо журчащей волной.
Жизнь скосила, сожгла безпощадно
Горделивыхъ порывовъ мечты
И ушла, посмявшись злорадно,
Бросивъ осени поздней цвты.
И — души мотылькомъ блоснжнымъ
Тихо ретъ надъ ними печаль…
Синева и просторъ… Золотистымъ, безбрежнымъ
Жизни полемъ раскинулась даль…
10 Сентября 1909 года.

*

Не говори, что жизнь ушла.
Поврь, къ теб она вернется…
Душа орлицей встрепенется
И взмахомъ вольнаго крыла
Помчится вдаль. Такъ въ полдень предъ грозой
Природа спитъ. Такъ позднею порой
Осенней ночи — мракъ ложится…
Громъ загремитъ, гроза промчится,
А осени томящій гнетъ
Потокъ весны могучей унесетъ.
Не говори, что жизнь ушла…
То сонъ души передъ грозой,
То скорбь на сердце налегла
Безвременья тяжелой мглой.
Но сонъ души безъ сновидній
И яркихъ грезъ, въ теб, поврь,
Порывы бурные стремленій
Разбудятъ снова. Жди и врь!..
10 Сентября 1909 года.

1910 годъ

*

Онъ плъ на утренней зар:
О пережитой страсти бурной,
О чистой юности пор
И о тоск своей безумной.
Онъ плъ… Дремали камыши
И звзды гасли въ неб чистомъ…
Внимали лиліи въ тиши,
Аля въ пурпур лучистомъ.
Вставало солнце Свтъ впивая,
Раскрылись чашечки цвтовъ…
Стихала псня, замирая,
На крыльяхъ улетавшихъ сновъ.
И — что цвтамъ казалось сказкой
Дремотной ночи тишины,
То хоронила съ нжной лаской
Грудь тихо плещущей волны…
И — что, смясь, лучамъ шептали
Про псни на зар цвты,
То волны звучно претворяли
Въ поэта грезы и мечты.

В. С. Р—ой.

Ушли. Великолпный залъ
Огнемъ залитый опустлъ.
Но чудилось — въ немъ все еще звучалъ
Віолончели стонъ и скрипки голосъ плъ.
Остались мы одни. Вся въ черномъ предо мною,
‘Осенней псни’ воплощенье,
Стояла ты… И жгучею волной
Вскипали въ сердц скорбь, тоска и сожалнье.
Кто здсь, въ толп, пойметъ тебя,
Пойметъ всю горечь мукъ, извданныхъ тобой?
Кто здсь, страдая самъ, тоскуя и любя.
При взгляд на тебя, поникнетъ головой?
Согласна я: свободы нтъ живымъ!
Въ тоск безсильной — все страдаетъ…
Кто можетъ дать ее другимъ?!.
Свободенъ тотъ,— кто умираетъ!.
14 Марта 1910 года.

С. В. Р.

Тяжело и больно было ‘такъ’ разстаться…
Замерло безсильно скорбное: -Прощай!..
Рдко приходилось намъ съ тобой встрчаться…
Другъ… не забывай!..
Мы въ толп прощались… Холодно и больно…
Ты шепнуть успла быстро мн:— Скрывай!
Замеръ крикъ, готовый вырваться невольно,
Крикъ тоскливый сердца, крикъ:— Не забывай!..
Возвращаюсь поздно улицей безлюдной…
Облачковъ прозрачныхъ золотистый край
Все туманитъ мсяцъ… Этой ночи лунной
Я не позабуду… Ты… не забывай!..
14 Марта 1910 г. Курскъ.

Е. Н. Ч—ой.

Пусть ты права: душа твоя — пустыня.
Но въ глубин ея воздвигнутъ дивный храмъ
И въ немъ на алтар Великая Святыня,
Доступная однимъ истерзаннымъ сердцамъ.
Нтъ мста въ немъ счастливымъ и безпечнымъ,
Къ нему для нихъ въ пескахъ на вкъ затерянъ путь…
Его дверей холоднымъ, безсердечнымъ
Заржавленнымъ въ крови ключомъ не отомкнуть.
Но кто несетъ свой крестъ, самъ истекая кровью,
Чей на запекшихся стихаетъ крикъ устахъ,
Тотъ двери отомкнетъ ключомъ любви — любовью
И предъ Святынею повергнется во прахъ.
Да, ты права: душа твоя — пустыня!
Но не для всхъ она, да, не для всхъ мертва,
Пока на алтар любви жива Святыня
И не разрушенъ Храмъ, покуда ты жива!
Въ пустын нтъ оазиса и тни,
Но кровь проникшихъ въ Храмъ раститъ свои цвты…
Предъ алтаремъ любви склонившіе колни
Взрастили садъ великой красоты!

——

Вотъ и отцвлъ блорозовый садъ.
Зелень темнетъ, густетъ…
Вонъ, подъ отцвтшей сиренью алетъ
Пышныхъ піоновъ растрепанный рядъ.
Тихо. За рчкой кукушка кукуетъ,
Томно, тоскливо куда-то зоветъ…
Ласточки рютъ… Голубка воркуетъ…
Облачко въ неб плыветъ.
Смотришь сквозь стку втвей зеленющихъ,—
Кажется, будто плывешь
И за предлами далей синющихъ
Ищешь чего-то и ждешь…

1911 годъ.

А. H. КАРИНСКОЙ

(Золотому сердечку).

Сверной природы грустныя картины,
Сосны, перелски, снжныя равнины…
Вотъ что ‘Золотое сердце’ вдохновляетъ,
Ихъ она рисуетъ, въ нихъ она страдаетъ.
Но въ картинахъ этихъ, сквозь туманъ холодный,
Что окуталъ край нашъ грустью безысходной,
Золотое сердце уловило краски,
Что весны желанной общаютъ ласки.
Да. Проталинъ воды зажурчатъ ручьями,
Соберетъ ихъ солнце жгучими лучами.
Золотое сердце! Ты сама, что льдинка,
Средь равнинъ холодныхъ — грустная снжинка!..
Но едва лишь солнце ласкою привта
До тебя коснется,— льдинка ужъ согрта,
Искрится и яркой радугой сіяетъ…
Таетъ ледъ… А сердца золото сверкаетъ!
5 Января 1911 года. Москва.

Я. Л. С—у.

Де надо словъ. Пусть только звуки
Одни рыдаютъ въ тишин…
И сердце позабудетъ муки
Въ отрадномъ сн!
Не надо словъ. Вдь рчь людская
Души больной не исцлитъ…
Струна порвалась… Замирая,
Предсмертный стонъ ея звенитъ…
Не надо словъ. Пусть въ тишин
Безъ нихъ сумемъ мы понять,
Что сердца порванной струн
Ужъ не звучать!..
4 Апрля 1911 года.

*

Посмотри, посмотри, дорогая,
Какъ въ огн янтаря
Угасаетъ вдали, догорая,
Умираетъ заря!
Вспыхнутъ звзды надъ спящей землею
И отвтные въ мор огни…
Врь. И тихою, ясной зарею
Безмятежно усни!
Кіевъ.1911 годъ.

СКАЗКА МОРЯ.

Быть можетъ ты не любишь сказки,
И полуночною порой,
Когда, твои смежая глазки,
Витаетъ сонъ надъ головой,
Теб онъ шлетъ не дтскія виднья,
Тогда меня, дитя, прости,
И сказку, плодъ минуты вдохновенья,
Мн, не читая, возврати.
Но, если чистою душою
Ты правду сказки возлюбилъ.
Познанья истины мечтою
Въ себ способность не убилъ,
Прійми мой даръ!.. Давно то было —
Богъ гнвомъ постилъ страну,
Но намъ преданье сохранило
Ея сдую старину.

1.

На берегу, у ‘синя моря’
Стоитъ отвсная гора…
О камни волны бьются, споря
Изъ вка въ вкъ… Придетъ пора
И изъ разслины глубокой
Горы той встанетъ это сна
Царевна, что судьбой жестокой
Въ ней съ давнихъ поръ заключена.

2.

Царя морского дочь, вечернею порой,
Она изъ волнъ морскихъ когда-то поднималась
И странной, дерзкой, смлою игрой,
Игрой жестокою, не дтской забавлялась.
Ей нравилось срывать послдній солнца лучъ,
Горвшій въ облакахъ пурпурно золотистыхъ,
Ловить его, когда, прорвавшись изъ-за тучъ,
Онъ угасалъ на волнахъ серебристыхъ.

3.

Съ добычею своей на горную вершину
Царя морского дочь взбгала по скаламъ
И сбрасывала лучъ въ отвсную стремнину,
Иль къ вьющимся своимъ и длиннымъ волосамъ
Лучъ солнечный она, какъ ленту, приплетала,
Иль остріемъ его, какъ тонкою иглой,
Узоры на своемъ наряд вышивала,
Зарницей по ночамъ сверкая надъ волной.

4.

И съ каждымъ днемъ блднй и холодне
Вставало солнышко надъ скорбною землей,
А моря дочь лучи отважнй и смле
Срывала тихою, вечернею зарей.
Безъ грющихъ лучей любовно-нжной ласки
Поблекли яркіе, красивые цвты.
Тускнли на лугахъ причудливыя краски,
Съ деревьевъ падали увядшіе листы.

5.

Казалось, осени безпременнымъ дыханьемъ
Была окутана несчастная страна
И птицъ веселыхъ звонкимъ щебетаньемъ
Не оглашалася она.
Въ испуг дикомъ стаи ихъ носились
Надъ моремъ изрдка, да злобно зврь рычалъ
Въ лсахъ пустыхъ. И горячо молились
Толпы людей, чтобъ грозный миновалъ
Ихъ Божій судъ…

6.

Царевна молодая,
Смясь надъ горемъ ихъ и тяжкою бдой,
Лучи, какъ лепестки ромашки обрывая,
Изъ нихъ внецъ ковала золотой.
На дн морскомъ, въ ея причуды не вникая,
Сдой отецъ ея готовилъ пиръ большой
И разослалъ въ моря посольства, приглашая
Прибыть всхъ жениховъ царевны молодой.

7.

Чтобъ въ день урочный вс предстали передъ нею
И выборомъ кого изъ нихъ почтитъ она,
Тотъ назоветъ ее подругою своею,
И вся подводная морская глубина
Признаетъ въ немъ — царя и властелина,
А царь — отецъ, перевнчавши дочь,
Въ сопровожденіи акулы и дельфина,
На отдыхъ въ океанъ отбудетъ въ ту же ночь.

8.

Въ коралловомъ дворц поставлены два трона
Изъ бирюзы и крупныхъ жемчуговъ,
Готова древняя корона Посейдона
Торжественно внчать того изъ жениховъ,
На комъ царевна выборъ остановитъ.
Все празднично, свтло. Царевна лишь одна
Невесело глядитъ. Съ окна очей не сводитъ
И цлый долгій день ждетъ вечера она.

9.

Напрасно хоръ услужливыхъ служанокъ
На перебой ее стремится развлекать:
То, сотканный рукой искуснйшихъ русалокъ,
Ей принесутъ нарядъ внчальный показать,
То — тайно отъ отца — въ покои зазываютъ,
Гд убранъ звздами морскими потолокъ,
Гд мхомъ пушистымъ, свжимъ устилаютъ
Для нтъ любви роскошный уголокъ,

10.

Гд ложе брачное рзного янтаря
Съ тисненымъ по краямъ и по столбамъ узоромъ
Сверкаетъ, камнями таинственно горя…
На все царевна равнодушнымъ взоромъ
Глядитъ. И лишь едва садиться солнце стало,
Спшитъ она покинуть свой дворецъ…
Ей одного луча всего лишь не хватало
Въ ея готовый къ празднику внецъ.

11.

И грудью блой волны разская,
Она плыветъ и слышитъ издали,
Какъ, воплями окрестность оглашая,
Рыдаютъ дти скорбныя земли.
Собравшись на гор и простирая руки
Къ свтилу дивному, теряющему свтъ,
Они съ отчаяньемъ предсмертной страшной муки
Возносятъ къ небесамъ свой пламенный обтъ:

12.

—‘Взойди заутра вновь!.. Мы скорбною толпою
Здсь, на границ неба и земли,
Вс преклоняемся, владыка, предъ тобою:
Прійми нашъ даръ и милость ниспошли!
Мы жертвуемъ теб красой земли и славой…
Скорбя душой, его возводимъ на алтарь..
О, Солнце!.. Смилуйся надъ гибнущей державой,
Цари надъ ней, какъ ты царило встарь’!..—

13.

И видитъ на скал царевна молодая
Красавца — юношу. Горитъ въ его очахъ
Готовность умереть, народъ родной спасая,
И чуждъ ему грядущей смерти страхъ.
Онъ обнялъ мать, сестру,— и въ бездну моря
Самъ бросился съ отвсной внизъ скалы…
И волны, въ ярости за жертву моря споря,
Надъ нимъ сомкнули грозные валы.

14.

Народъ въ молчаніи и страх расходился.
Царевна на скал. И снова яркій лучъ,
Едва лишь тонкою иглою онъ пробился
Изъ-за лиловыхъ грозныхъ тучъ,
Она схватила и умчалась…
Теперь внецъ ея готовъ.
И въ радости она, ликуя, наряжалась
Къ прізду знатныхъ жениховъ

15.

Нарядною толпой стоятъ они у трона
Вотъ медленно приподнялась она
Сверкаетъ и горитъ лучистая корона
На голов ея. Величія полна,
Она обводитъ всхъ надменнымъ, яснымъ взглядомъ
И по ступенькамъ тихо сходитъ въ залъ,
Чуть слышно шелестя узорчатымъ нарядомъ…
И шопотъ сдержанный по зал пробжалъ:

16.

— ‘Кто?.. Кто счастливйшій?!’ — Стною разступались
Предъ нею женихи. Красавица идетъ
И вс предъ ней почтительно склонялись
Съ надеждой робкой въ свой чередъ.
Въ толп рабовъ, изъ жертвъ случайныхъ моря.
Стоялъ одинъ, погибшій въ этотъ день.
Красавецъ юноша. Отчаянья и горя
Лежала на чел его прекрасномъ тнь.

17.

— ‘Ты избранъ мной’…— Она предъ нимъ стояла.
Восторгомъ страсти, гордости полна…
Изъ подъ короны на плечи сбгала
Волосъ густыхъ тяжелая волна.
Грудь волновалась быстро и неровно…
И въ удивленіи невольно дрогнулъ залъ,
Когда внчальному обычаю покорно
Ихъ поцлуй подъ сводомъ прозвучалъ.

18.

Въ безумномъ гор, гнв и досад
На своенравную, но дорогую дочь,
Царь съ крикомъ бросился къ невольничьей оград:
‘Онъ рабъ’!.. — ‘Но станетъ онъ свободнымъ въ эту ночь’!
Царевна молвила,— ‘Его я полюбила
И завтра станетъ онъ владыкой и царемъ…
Свободная любовь оковы сокрушила…
Избранникъ мой… свободенъ ты, идемъ!..’ —

19.

Но юноша сказалъ:— ‘Царевна! Я свободу
Прійму, какъ лучшій даръ, какъ даръ любви… Клянусь,
Что завтра на зар къ подводному народу
И царству твоему съ тобой я возвращусь!
Но въ эту ночь любовь и счастье обладанья
На родин хотлъ бы я вкусить
И поцлуй прощальнаго лобзанья
Съ твоимъ лобзаньемъ первымъ слить’.—

20.

По знаку данному, раба оковы пали
И изъ подводнаго, волшебнаго дворца
Ихъ волны быстрыя и шумныя помчали
На берега земли. Лучистаго внца
Свтъ ярко засіялъ. Казалось, солнце встало
И на земл, въ моряхъ и синихъ небесахъ
Огня волшебною игрой затрепетало,
Рождая въ людяхъ безотчетный страхъ.

21.

Бгутъ они толпой и видятъ на вершин
Горы, съ которой жертву принесли,
Горы — святой для нихъ отнын,
Похитившую свтъ у гибнущей земли.
— ‘Отдай внецъ твой солнцу!..’ — Возопили
Они и, местью жгучею горя.
Царевну яростной толпою окружили…
Вставала утра блдная заря.

22.

— ‘Бжимъ назадъ!..’ — Любовно прошептала
Избраннику-рабу царя морского дочь,
И вдругъ отвтъ холодный услыхала:
—Свободенъ сталъ я въ свадьбы ночь!..’ —
И въ тотъ же мигъ похищенныхъ лучей
Внецъ сорвалъ онъ смлою рукой
И, съ блескомъ пламенно сверкающихъ очей,
Взмахнулъ внцомъ надъ стихнувшей толпой.

23.

Вставало солнце. Быстро выпрямлялись
Лучи, подобно струнамъ огневымъ,
И съ солнцемъ радостно опять соединялись,
Съ ядромъ его, по существу роднымъ.
Животворящая въ немъ сила воскресала
Надъ міромъ. А толпа озлобленныхъ людей
Судъ надъ развнчанной царевной совершала
И казнь постыдную изобртала ей.

24.

Царевна вздрогнула. Не мести злобный крикъ
Толпы людской въ ней вызвалъ содроганье,—
Измны ядъ, какъ сталь клинка проникъ
Ей въ душу гордую.— ‘Презрнья, состраданья
Достоинъ ты, герой, на землю свтъ вернувшій…
Ты мстительной толп готовъ меня предать,
Любви, довріе постыдно обманувшій,
Измной данныхъ клятвъ готовишься воздать!

25.

‘Теб — рабу свободу я вернула…
Но мн твоя любовь свободы не даритъ.
Сорвать внецъ рука твоя дерзнула,
Но рабская душа передъ толпой молчитъ.
Во мн не ищешь ты за подвигъ свой награды,
У осчастливленныхъ тобой
Ты для меня не требуешь пощады…
Прощай же, рабъ, измнникъ и герой’!..—

26.

Умолкла. И скала, разверзшись, поглотила
Ее въ разслин… Герой въ глазахъ людскихъ,
Чтобъ смерть позоръ измны искупила,
Съ вершины кинулся въ пучину волнъ морскихъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Съ тхъ давнихъ поръ у ‘синя моря’
Не умолкаетъ споръ съ прибрежною горой:—
Что, спасшій міръ отъ гибели и горя,
Измнникъ былъ или герой?
Іюль. 1911.

1912 годъ.

КЪ ОТКРЫТК: ‘ЗАВОДЬ.’

Весна пришла… Горитъ, поетъ
И синей дымкой въ даль зоветъ
Къ свобод моря, на просторъ,
На высоту далекихъ горъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Въ рабств любовномъ, сквозь сны,
Говору яркой весны
Въ заводи лебеди внемлютъ
И тихо дремлютъ…

А ДАЛЬ — ТАКЪ ШИРОКА!..

Ручьи звенятъ, ручьи бгутъ
И таютъ облака,
Поля проталины чернятъ
А даль — такъ широка!..
Въ прозрачныхъ сумеркахъ луна
Серпомъ глядитъ съ небесъ…
И слышно: къ таинству чудесъ
Приблизилась весна,
Въ преддверьи радости съ ключомъ
Стоитъ въ прозрачной мгл….
Откроетъ — и любви огнемъ
Прольется по земл…
Ручьи звенятъ, ручьи бгутъ
И таютъ облака,
Луга проталины чернятъ,
А даль — такъ широка!
27 Марта 1912 года.

ПОСВЯЩАЕТСЯ С. В. Р.

Спасибо за яркія, алыя розы!
Воскресли далекіе, прошлые дни,
Когда бушевали мятежныя грозы
И сыпались розы… Воскресли они!..
Спасибо!.. Съ привтомъ любви и участья
Въ унылую келью пахнуло весной…
И снова въ порыв за призракомъ счастья
Душа всколыхнулась волной!
За призракомъ въ даль голубую стремиться
И алыя розы на гребн качать,
Чтобъ розами счастье свое увнчать
Иль съ ними въ кровавую пну разбиться!..
27-29 Марта 1912 года

*

Еще не скоро призрачною сказкой
Роскошный югъ заблещетъ предъ тобой,
Поветъ ароматъ — и съ шорохомъ и лаской
У ногъ твоихъ замретъ бушующій прибой.
Еще не скоро хмурая весна
Съ дождемъ и снгомъ, грязью и ненастьемъ
Разстанется съ тобой… Но, зависти полна,
Она томитъ тебя холоднымъ безучастьемъ.
Напрасно. Холодомъ своихъ безсильныхъ слезъ
И втра ропотомъ не заглушить ей грезъ,
Мечты о томъ, что призрачною сказкой,
Роскошный югъ заблещетъ предъ тобой,
Поветъ ароматъ — и съ шорохомъ и лаской
У ногъ твоихъ замретъ бушующій прибой!

Крымскіе этюды.

I.
ПЛЮЩЪ.

Тебя мой взоръ привыкъ встрчать
На мраморномъ крест.
Мшалъ ты надпись разобрать
На гробовой плит.
Но здсь, гд жизнь клюнемъ кипитъ
И все кругомъ поетъ,
Гд неумолчная шумитъ
Волна и камни бьетъ.
Ты стволъ павловніи обвилъ
Густой своей листвой,—
Какъ тамъ, на мрамор могилъ,
Надъ снью гробовой.
И чмъ объятія сильнй,
Жирнй твои листы.—
Тмъ все грустне и блднй
Павловніи цвты.
Страданья крестъ изъ красоты
И счастья ты воздвигъ…
Ты въ мусоръ обратилъ мечты…
Чего же ты достигъ?
Невольная краса могилъ,
Мн плющъ сказалъ въ отвтъ:
— ‘Какъ все кругомъ,— и я любилъ
‘Животворящій свтъ…
‘Стремясь къ нему я погубилъ
‘Павловніи цвты…
‘Но смерть ‘любимому’,— какъ ты,
‘Не причинилъ’.—
Паркъ Месаксуди. Ялта, 27 Мая 1912 года.

II.
ЗАРНИЦЫ.

Блескомъ трепетнымъ зарницы
Тучъ завсу разрываютъ,
Словно вспугнутыя птицы
Надъ грядой Яйлы мелькаютъ.
Душно… Темная громада
Горъ и тучъ зловщихъ грозы…
А въ оград тсной сада
Разцвли жасминъ и розы…
Тамъ въ избытк юномъ счастья
Смхъ и шутки раздаются,
Къ грозамъ дальнимъ безъ участья
Псни звонко, звонко льются…
Сада тсную ограду
Розы сткою обвили.
А скалистыхъ горъ громаду
Кипарисы заслонили.
Тамъ не видно, какъ зарницы
Тучъ завсу разрываютъ.
Словно вспугнутыя птицы
Надъ грядой Яйлы мелькаютъ…
Ялта. 5 іюня 1912 года.

III.
НЕВСТА.

Сижу-ль на балкон, въ окно ли гляжу,
Игру-ль облаковъ надъ Яйлою слжу,
Съ утра и до вечера поздней зари,
Пока не зажгутъ фонари,
Въ саду, не смолкая, все кто-то поетъ…
Внизу нашей дачи невста живетъ.
Одна ли по садику медленно бродитъ.
Иль съ кмъ-то веселыя игры заводитъ,—
Все голосокъ ея, слышу, звенитъ…
Вчную, юную сказку твердитъ,.
Псню любви ея сердце поетъ.
Въ садик нашемъ невста живетъ.
Въ горныхъ ущельяхъ туманы клубятся,
Что-то покинувъ, куда-то стремятся…
Съ моря ли встали иль къ морю плывутъ?..
Къ старой ли сказк иль къ новой зовутъ?..
Псню надежды невста поетъ!
Въ сердц невсты надежда живетъ!
5 Іюня 1912 года.

IV.
ВАСИЛЕКЪ.

Сегодня, точно тамъ, на свер, у насъ
Съ утра дождемъ заморосили тучи,
И скрыли частой сткою отъ глазъ
Морскую гладь и горъ скалистыхъ кручи.
Я плнница и въ комнат моей
Любуюсь, нехотя, на вянущія розы,
Гвоздики красныя и прихотью дождей
Въ душ разбуженныя грезы.
Лишь символъ братства — Василекъ,
Случайно мн попавшій въ вазу,
Любимый, синій мой цвтокъ
Любовно отдохнуть даетъ душ и глазу.
— Какъ хорошо,— ему шепчу я тайно,
— Что ты не кончилъ дни свои
— Въ саду, что сорванъ ты случайно,
— Что разбудилъ мечты мои.
— Теб не мсто тамъ, въ роскошной клумб сада,
—Теб, цвтку ржаныхъ полей.
— Вдь тамъ, за цвтникомъ, желзная ограда,
—Ты жъ символъ братства, не цпей…
Ялта. 1912 годъ.

V.
ЭДЕЛЬВЕЙСЪ и ВАСИЛЕКЪ

Знакомый мн ботаникъ разъ, случайно,
Коллекцію растеній показалъ,
Строенье каждаго цвтка подробно объяснялъ,
Названья говорилъ,, А я, звая тайно,
Наружно интересъ старалась показать.
Насъ, въ знакъ любезности, всегда учили лгать.
Но какъ же я наказана была!
До самаго утра въ ту ночь я не спала.
Кружились въ голов латинскія названья
И къ довершенью наказанья
Подъ утро я увидла во сн,
Что видть отроду не доводилось мн:
Съ горы, вершиною касавшейся небесъ,
Сбжалъ пушистый Эдельвейсъ
И съ Василькомъ разговорился…
Ихъ разговоръ такъ долго длился,
Такъ странно для меня звучалъ горячій споръ,
Что онъ меня преслдуетъ съ тхъ поръ.
Эдельвейсъ: Расту я близъ горной вершины,
Куда лишь орлы залетаютъ,
Гд въ граняхъ скалистой стремнины
Снга непорочно блистаютъ.
Усилья безплодны людскія
Могучей вершины достигнуть.
Мшаютъ имъ злобы мірскія
Законъ мірозданья постигнуть.
У мысли ихъ связаны крылья…
А сколько ихъ жертвою пало…
Т жертвы людского безсилья
Въ горахъ только эхо считало.
Василекъ: Расту я на нив, взращенной
Тяжелымъ, упорнымъ трудомъ,
И кровью порой обагренной,
И потомъ въ ярм вковомъ.
Рабы вковчной кручины
Костями поля устилаютъ,—
Дорогу мостятъ на вершины,
По трупамъ вершинъ достигаютъ.
Эдельвейса: Взгляни же: все тмъ же безбрежнымъ
Просторомъ ихъ стелятся нивы…
Доступны потомкамъ мятежнымъ
Лишь будутъ тропинокъ извивы.
Такъ было… Такъ будетъ… Вершины,
Скажи имъ, они не достигнутъ,
Въ печаляхъ ихъ скорбной долины
Безплодно напрасно погибнутъ.
Василекъ: Но залежи силы духовной
Могучаго Духа богатства
Скопятся борьбою упорной
Подъ стягомъ преемственнымъ братства!..
Ялта. 7 іюня 7972 года.

VI.
ПОСВЯЩАЕТСЯ С. Р.

Вс мы любимъ другихъ лишь за то, что даемъ
Имъ въ несчастьи, скорбяхъ и печали…
Изъ души ихъ алтарь красоты создаемъ,
Любимъ то, что мы сами создали,
Что создавши — безсильны разбить.
‘Ты, такъ ярко во тьм мн свтила.
Ты мн столько сокровищъ души подарила,
Что — безсильна меня разлюбить!..
Ялта. 9 Іюня 1912 года.

VII.
СИМФОНІЯ.

Посвящается С. Р—у.

Оркестръ умолкъ. Но мощная звучала
Симфонія въ душ. Валькиріи неслись
Средь мрачныхъ тучъ на торжество Валгаллы…
Громъ грохоталъ… Сверкали и вились.
Какъ зми, молніи и буря бушевала.
И, звуковъ силою стихійной заколдованъ,
Ушелъ я отъ толпы людской
Туда, гд камнемъ берегъ скованъ,
Гд бьетъ въ него морской прибой.
Во мрак море,— грозный исполинъ,—
Металось, пнилось, роптало…
Маякъ сверкалъ, какъ огненный рубинъ,
И отъ него кровавая бжала
Струя до берега и въ волнахъ трепетала.
Горли ярко звзды въ вышин,
Но мрачнымъ отдленъ покровомъ
Отъ нихъ былъ исполинъ, мятущійся на дн,
И въ гнв яростномъ, суровомъ
Онъ гривой потрясалъ, со скрежетомъ и ревомъ.
Поднялся и, взметнувъ волною,
Лизнувшей берегъ пною сдой,
О камни грудью онъ разбился подо мною…
И въ уровень съ моею головой,
Метнулись брызги въ тьм ночной.
Стихійной силой заколдованъ,
Какъ ты,— мятежный исполинъ,—
Я здсь преградами окованъ.
Маякъ, какъ огненный рубинъ,
Во мрак мн то пристань общаетъ,
То гибелью въ утесахъ угрожаетъ
А Онъ, Невдомый Хранитель тайниковъ,
По морю жизни быстротечной,
Изъ подъ покрова тайны вчной,
Къ безвстнымъ берегамъ на отблескъ маяковъ
Меня волною мчитъ мятежной,
Подъ звзднымъ небомъ въ тьм безбрежной…
Кровавый отблескъ — зрнія обманъ
Нтъ пристани волн. О пристань волны бьются..
И вновь съ тобой он сольются
Великій, міровой, извчный океанъ!
Въ душ симфонія созвучій наростала…
Дробился о скалу разбившійся прибой,
А въ вышин на торжество Валгаллы
Валькиріи неслись могучею толпой,
На торжество Безсмертнаго Начала,
Съ освобожденною, безсмертною душой…
28 Іюня 1912 г. Ялта.

Сфинксъ.

СКАЗКА ПУСТЫНИ.

Посвящается * * *.

Мой сфинксъ загадочный съ душою грустно-нжной!
Кто знаетъ — вновь увижу ль я тебя.
Или въ дали туманной и безбрежной
На вкъ ты скроешься, а я
Съ душой, вдвойн опустошенной,
Пойду по свту странницей бездомной.
Прійми мой даръ. Его не вс поймутъ.
И бредомъ, можетъ быть, наборомъ словъ безсвязнымъ.
Прочтя со смхомъ назовутъ
Иль толкованіямъ подвергнутъ безобразнымъ…
Но ты, мой Сфинксъ, прочтя его, поймешь
И автора безумнымъ не сочтешь.

1.

Шумятъ въ саду столтнія деревья.
Уныло дождь въ окно мое стучитъ…
Усадьбу, гд не разъ смнялись поколнья
И старое давно въ фамильномъ склеп спитъ,
Я постила вновь. Но рой воспоминаній
Не заглушаетъ боль извданныхъ страданій.

2.

— ‘Какою я сюда вернусь’?— шептала я, усадьбу покидая.
Давно то было. Гордости полна,
Судьбу, весь міръ на битву вызывая,
Я шла на жизни пиръ. Могучая волна
Мой челнъ на гребн мощномъ выносила,
Кружила долго и потомъ его безжалостно разбила.

3.

Но духомъ не упала я. Пошла впередъ. На жизни море
Глядла съ отмели песчаной и пустой,
Взбиралась на скалу… Страданіе и горе
Шли неустанно вслдъ за мной.
И съ ними подъ конецъ, казалось, свыклась я.
Но и они оставили меня.

4.

Передо мной была пустыня. Полуденный, палящій зной
Томилъ меня. И призракомъ обмана
Все рисовалась предо мной
Капризная фата-моргана.
Я знала цну сказки ложной
И все же шла съ надеждою тревожной.

5.

И вотъ однажды, позднею порой,
Когда луна огромнымъ шаромъ
Вставала надъ давно уснувшею землей,
А даль была подернута туманомъ,
Заснула я. И въ грезахъ сновиднья
Забыла прошлаго и радость, и мученья.

6.

И сонъ, навянный мн сказкою пустыни,
Здсь, въ родовомъ гнзд, преслдуетъ меня.
Какъ откровеніе ниспосланной Святыни,
Его я берегу, въ душ своей храня.
Живу его воспоминаньемъ,
Стремлюсь увидть вновь. Съ тоскою и страданьемъ

7.

Нетерпливо жду, когда шумливый день
Окончится. Останусь я одна.
На землю ляжетъ ночи тнь
И оснитъ меня волшебной грезой сна.
И вотъ настала ночь. Въ окошко дождь стучится,
Тоскливо мн твердя:— ‘Тотъ сонъ не повторится’.—

Сонъ.

1.

Мы мчались въ лазурномъ эфир…
И, съ грустною лаской во взор,
Ты тихо шепталъ мн о мір,
Въ которомъ невдомо горе.
Гд вс мы, несчастные дти,
Пройдя нашъ этапъ, отдохнемъ,
Порвемъ наши цли, распутаемъ сти,
И Высшую Тайну поймемъ.
Теб я внимала съ отрадою сладкой.
Летли мгновенья. Заря занималась.
Луна закатилась. И, словно украдкой,
Завса надъ спящей землей поднималась.
И съ первымъ живительнымъ солнца лучемъ,
Сорвавшимъ завсу туманной фаты,—
Предъ жаждущимъ ласкъ и любви женихомъ
Невста предстала въ лучахъ красоты:
Стыдливый румянецъ на снжныхъ вершинахъ
Къ высокому небу поднявшихся горъ,
Слезинки росы въ затненныхъ долинахъ
И съ длинныхъ рсницъ ихъ роняющій боръ,
Приливъ океана, разбуженный страстью
И ропщущій въ мощномъ порыв прибой…
И въ ндрахъ сокрытаго времени властью
Сердца глухіе удары порой…—
Все трепетало восторгомъ, любовью,
Пло о жизни, о счасть, о Бог…
Только мое лишь съ мучительной болью
Дрогнуло сердце въ тоск и тревог.
Истина, гд ты? Въ лазурномъ эфир,
Тамъ, гд невдомо счастье и горе?
Тамъ ли подъ нами, въ мятущемся мір,
Въ этомъ его необъятномъ простор?

2.

Очнулась я… И снова сномъ забылась.
Ты былъ со мной. Къ далекимъ берегамъ
Невдомымъ неслись мы по волнамъ.
Во мрак за кормой волна тревожно билась.
И оттого-ль, что ночь была темна
И въ тучами сокрытомъ хоровод
Далекихъ звздъ свтилась лишь одна
Звзда, чуть видная на мрачномъ небосвод,
Иль оттого, что грудь моя изныла,—
Но грудь мою томившею тоской
Доврчиво длилась я съ тобой
И жадно твой отвтъ душа моя ловила.
— ‘Я жилъ, какъ вс: страдалъ, любилъ.
Но жизнь одно мн подарила:
Провиднье тхъ тайныхъ силъ,
Что отъ другихъ она сокрыла.
Пройдутъ вка. Наука, знанья
Включатъ ихъ въ имъ подвластный кругъ
И вчный исцлятъ недугъ
Души мятущейся исканья.
Поврь мн. Человкъ ршитъ,—
Какъ часто онъ ршаетъ наудачу,
Ту, что теперь его томитъ.
Неразршенную задачу.
Пытливый умъ его, пока,
Частично все въ природ изучаетъ.
На ощупь онъ бредетъ. Вка
Онъ длитъ все, но не слагаетъ.
Міръ для него — занятная игрушка.—
И кажется въ безсиліи уму,
Что самъ онъ тоже — погремушка,
Для силъ, невдомыхъ ему.
Пройдутъ вка. Уставъ въ борьб,
Достигнутъ люди той ступени,
Которую теперь, покорные судьб,
Провидятъ въ небесахъ, лишь ставши на колни
Угадывать, по нкоторымъ даннымъ,
Ршенья способы, конечно, намъ дано,
Но сбивчивымъ путямъ и яснымъ, и туманнымъ
Къ отвту привести пока не суждено.
Одно, для ищущихъ отгадки, несомннно:
Насъ развлекаетъ жизни суета,
Борьба страстей, наука, красота,
Все, что намъ здсь и дорого, и цнно’…—
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Плескались волны за кормой.
Сгущался мракъ. Зарница трепетала.
И одинокая мерцала
Звзда сквозь тучи надо мной.

3.

Въ предутреннемъ, послднемъ сн
Тебя я видла опять…
Предчувствіе шептало мн,
Что я за утро потерять
Тебя должна. И въ тайн я молила,
Чтобъ утро для меня совсмъ не наступило.
Въ лсу мы сказочномъ бродили
Луна сіяла въ вышин
И сквозь листву, дремавшую скользили
Ея лучи въ беззвучной тишин.
И подъ развсистой сосной,
Уставъ итти, ты слъ со мной.
Молчала ночь и лсъ дремалъ.
Трава росистой влагою дышала.
Къ чему слова? Безъ нихъ ты зналъ,
Какъ я мучительно страдала
Разлука близилась. Далекій и чужой —
Ты сталъ душ и близкій, и родной.
Но кто ты? Нтъ,— душа того не знала
Безмолвный мой вопросъ ты сердцемъ угадалъ,
И жизнь свою, отъ самаго начала,
Мн въ лунной сказк показалъ.
Картины прошлаго волшебной чередой,
Какъ въ панорам встали предо мной
Я, слушая тебя, сама съ тобой любила,
Слезой кровавой плакала скорбя,
Съ тобой любимое тобою хоронила,
Подъ тяжестью креста страдала за тебя.
Тяжелый крестъ, но ты его понесъ,
Безъ вздоха жалобы и слезъ.
— ‘Но въ чемъ твоя таится сила?—
Молила я,— повдай мн!
Твое прошедшее — страданье и могила,
И счастье, и любовь зарыты въ глубин…
А ты идешь подъ тяжестью креста
Спокойно, и душа — душа твоя чиста’…—
И въ тишин отвтъ чуть слышно прозвучалъ:
— ‘Какъ человкъ,— я все теб сказалъ…
— ‘Дальнйшее — грань области другой…
— ‘Туда, дитя земли, ты не пойдешь со мной’…—
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Туманъ густою пеленой
Окуталъ все кругомъ.
Лсъ разступился предо мной
И въ сумрак ночномъ
Разверзлась пропасть между нами,
И расширялась, и росла…
Перешагнуть ее безсильна я была
И лишь ловила жадными очами
Вдали твой полный грусти взглядъ…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Опять въ окошко дождь стучится
И капли звонкія твердятъ
Тоскливое: ‘Тотъ сонъ не повторится’!..
16 Августа 1912 года.
Васильковская Н.
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Стихотворения, Василевский Илья Маркович, Год: 1906
  2. Стихотворения, Розанова Ольга Владимировна, Год: 1918
  3. Стихотворения, Бодлер Шарль, Год: 1903
  4. Стихотворения, Бакулин Александр Яковлевич, Год: 1903
  5. Стихотворения, Макаров Михаил Николаевич, Год: 1816
  6. Стихотворения, Милич Елена Михайловна, Год: 1905
  7. Стихотворения, Нелединский-Мелецкий Юрий Александрович, Год: 1796
  8. Частушки красноармейские и о Красной армии, Князев Василий Васильевич, Год: 1925
Электронная библиотека