Василій Ивановичъ Кельсіевъ.
(Некрологъ).
Василій Ивановичъ Кельсіевъ.
(Некрологъ).
‘Нива’, No 42, 1872
Василий Иванович Кельсиев, Кельсиев Василий Иванович, Год: 1873
Время на прочтение: 7 минут(ы)
4 октября, въ 3 часа пополудни, смерть похитила одного изъ лучшихъ сотрудниковъ нашего журнала, Василія Ивановича Кельсіева, умершаго посл продолжительной болзни отъ паралича сердца. Такъ какъ время не позволяетъ намъ помстить въ этомъ номер портретъ этого талантливаго дятеля и почтеннаго сотрудника нашего, то мы, общаясь сдлать это въ самомъ непродолжительномъ времени, пока помщаемъ, въ вид некролога, краткую біографію его, полную интереса по поводу различныхъ приключеній и ранней смерти, похитившей его отъ насъ на 38 году его жизни.
Окончивъ образованіе въ коммерческомъ училищ передъ началомъ Крымской компаніи, Василій Ивановичъ предназначилъ дальнйшій путь свой изученію восточныхъ языковъ, но всеобщій патріотизмъ, возбужденіе народнаго самолюбія, жажда битвъ и славы, охватившіе тогда всю Россію, задли за живое и его, и онъ, бросивъ восточные языки, которымъ онъ былъ всецльно преданъ, подалъ прошеніе о принятіи его въ военную службу. Но такъ какъ въ то время вышло предписаніе всхъ вольноопредляющихся новичковъ не пускать въ дло, а оставлять въ резервъ, то это распоряженіе оставило его попрежнему въ рядахъ тружениковъ науки.
Уничтоживъ свое прошеніе, Василій Ивановичъ снова принялся за изслдованія манчжурскихъ глагольныхъ флексій и за изученіе идей великаго китайскаго философа Лао-цзы.
Дурно-ли повліяли на него китайскіе Лао-цзы и другіе философы, дурно ли онъ понялъ жизнь и гражданскія обязанности, или былъ такъ воспріимчивъ и слабъ, что не могъ самостоятельно бороться съ бреднями тогдашнихъ политическихъ партій,— но кончилось тмъ, что эти политическія убжденія какъ эпидемія захватили его въ свой омутъ — и опутанный ихъ стями, онъ ударился безъ средствъ, безъ плана и безъ оглядки въ эмиграцію.
‘Я сдлался эмигрантомъ, говоритъ онъ въ своемъ ‘Пережитомъ и передуманномъ’,— потому что не могъ имъ не сдлаться. Не было ни малйшаго повода отрзываться отъ Россіи и идти въ наше лондонское генеральное консульство и объявлять, что я не считаю себя боле русскимъ подданнымъ. Никто меня не зналъ, ни во что не былъ и замшанъ,— впереди мн предстояла довольно недурная карьера, совершенно подходящая къ моей спеціальности оріенталиста, впереди нее было свтло и даже завидно, но я все бросилъ, не только безъ всякой причины, не только безъ всякаго толчка, но даже противъ совтовъ и противъ убжденій самихъ редакторовъ ‘Колокола’. Подробнаго отчета дать себ я не могъ, и въ то же время не могъ не сдлаться эмигрантомъ, время такое было, такимъ воздухомъ пахло’.
Такимъ-то образомъ и сдлался Василій Ивановичъ эмигрантомъ. Вскор по прізд въ Лондонъ, Василій Ивановичъ, сойдясь съ однимъ изъ тамошнихъ евреевъ предпринялъ обширный трудъ — переводъ Библіи въ дух Талмуда. Принятый въ Лондон не совсмъ радушно, онъ черезъ годъ уже прізжалъ въ Россію съ турецкимъ паспортомъ, и вслдъ за этимъ очутился въ Турціи въ сред раскольниковъ, на которыхъ онъ и сталъ дйствовать, какъ онъ говоритъ,— во имя общаго блага.
Онъ поселился въ Тульч и тутъ пришлось ему впервые придти къ разочарованію — и увидть, что т взгляды, которые исповдывалъ онъ и вся герценская партія, ничуть не примнимы къ нравственному и умственному складу нашего народа.
Въ Добрудж, Василій Ивановичъ былъ выбранъ головою или ‘Казань башою’, но, какъ самъ сознается, по неумнію-ли, или по отсутствію воспріимчивости въ характерахъ тамошнихъ обывателей, для политической партіи, къ которой онъ принадлежалъ, онъ сдлать ничего не могъ, онъ писалъ въ эмиграцію, просилъ о подмог — но отвту не было. Въ это время у него умеръ братъ и положеніе его еще ухудшилось, сомннія стали душить его еще боле. Но несчастье на этомъ не остановилось. Холера, свирпствовавшая въ тхъ краяхъ въ 1865 году, лишила его въ самое непродолжительное время всего семейства, на его рукахъ умерли и жена и дти, и онъ остался одинъ безъ вры и упованія, безъ всякой охоты къ жизни. Въ этомъ тяжеломъ настроеніи онъ похалъ къ Вну, гд въ кругу людей образованныхъ, въ кругу славянъ, которыхъ онъ изучалъ,— онъ снова ожилъ, и подавилъ въ себ недавнее горе. Въ кругу этихъ славянъ, нашихъ братьевъ, онъ съ каждымъ днемъ все боле и боле отрезвлялся отъ идей герценской партіи и какъ говоритъ самъ — дошелъ до того, что исчезъ его космополитизмъ, пробудилась національная гордость, а вмст съ ней возродилась страстная любовь къ Россіи. ‘Мн было душно, говоритъ онъ,— я боролся съ собою, я старался подавить въ себ этотъ странный приливъ любви и родственнаго чувства — и ничего я не могъ сдлать съ собою! Я былъ русскій, я быль гордъ Россіей’, во мн родилась неудержимая страсть служить русскому государству,— не идеямъ, не принципамъ, не знамени, на которомъ написаны какія нибудь громкія положенія о свобод, о равенств, объ общемъ имуществ,— я сдлался русскимъ въ томъ смысл, въ какомъ москвичи въ XIV и XV вк ни о чемъ не мечтали кром созданія русскаго государства, и сами, крестя лбы, клали спины подъ ботоги или подъ топоръ, только бы сопротивленіемъ власти не потрясти къ ней доврія’. Посл этого Василій Ивановичъ отправился въ Галичину, для изученія этой еще такъ мало извстной намъ страны, былъ тамъ задержанъ по недоразумнію съ паспортомъ, изъ за котораго былъ высланъ въ Молдавію черезъ Буковину. Пріхавъ въ Яссы, посл этой поздки, изучая славянъ и ихъ отношенія къ Россіи, онъ вполн созналъ, что онъ русскій, и мучился лишь тмъ, что ему, какъ эмигранту, невозможно возвращеніе на родину. Любовь къ Россіи всхъ славянъ и бглыхъ старообрядцевъ живущихъ въ Яссахъ, все боле и боле разжигала желаніе Василія Ивановича возвратиться на родину,— и онъ чтобы хотя немного отвязаться отъ этой тоски, сталъ въ март 1867 года готовиться къ путешествію по Молдавіи. Но и тутъ онъ наткнулся опять на Россію! и тутъ, въ этой Молдавіи, въ этой латинской рас, которая еще такъ недавно насъ ненавидла, онъ опять таки нашелъ то что и везд у западныхъ славянъ, опять ту же безпредльную любовь къ Россіи и ту же безпредльную вру въ нее. Понятное дло, каково ему приходилось среди этихъ людей, при подобной обстановк. Тутъ было уже не до изученія страны, не до какихъ нибудь ученыхъ изслдованій. Какъ кошмаръ засла въ его голов мысль воротиться во что бы-то ни стало — и воротиться какъ можно скоре.
Посл долгихъ думъ и сомнній Василій Ивановичъ начертилъ планъ своихъ дйствій — и 20 мая 1867 явился въ Скуляны, гд и отдался безусловно въ руки правительства.
Написавъ заявленіе о своей сдач, которое было послано въ Петербургъ, Василій Ивановичъ былъ отправленъ въ городъ Бльцы, оттуда въ Кишиневъ, гд до полученія какого либо предписанія былъ посаженъ въ тюремный замокъ.
По полученіи предписанія отъ министра внутреннихъ длъ, Василій Ивановичъ быль выпущенъ изъ тюремнаго замка, и подъ конвоемъ двухъ жандармовъ, подъ именемъ арестованной особы, онъ покатилъ на тройк въ столицу, гд должна была ршиться его участь. Проскакавъ это громадное пространство почти безъ остановки, Кельсіевъ быль привезенъ 3 іюля въ Петербургъ, и сданъ въ третье отдленіе собственной Его Императорскаго Величества канцелляріи, гд и пробылъ до освобожденія.
Ровно черезъ сто дней по прізд въ Петербургъ, 11 сентября Василій Ивановичъ былъ Высочайше помилованъ и выпущенъ съ полною свободою.
Пробродивъ первое время, но его выраженію, какъ шальной по Петербургу, онъ не могъ надивиться на вс совершенныя реформы, на весь прогресъ образованія и вообще вс перемны, происшедшія во время его девятилтняго эмигранства.
Помилованіе его возбудило много толковъ и комментаріевъ. Слухи ходили весьма разнообразные и очень не лестные для помилованнаго эмигранта, но Василій Ивановичъ, не считая нужными ни возставать противъ нихъ, ни опровергать ихъ, пропускалъ все это мимо ушей и не смущался этими незаслуженными подозрніями и обидными мнніями.
Устроившись въ Петербург, Василій Ивановичъ сдлался сотрудникомъ разныхъ журналовъ, гд помщалъ или записки изъ своего прошлаго, или новыя статьи ученаго или белетристическаго содержанія, а также и цльныя сочиненія для отдльныхъ изданій, какъ ‘Галичина и Молдавія’, путевыя письма, и ‘Пережитое и передуманное’, возбудившее много толковъ въ тогдашнемъ читающемъ обществ. Однимъ словомъ, онъ велъ жизнь дятельную, полезную, литературный кружокъ, къ которому онъ принадлежалъ, отдавъ справедливую дань его способностямъ и теплому сердцу и не вспоминая уже о его прошломъ покрытомъ державнымъ всепрощеніемъ, приблизилъ его къ себ по братски, цня его по достоинству. Жизнь со всхъ сторонъ стала общать ему много — и онъ самъ, переживъ и перечувствовавъ многое, во многомъ перемнился до перерожденія и принялъ девизомъ нерушимую врность и общественную пользу. Къ этому времяни относится помщенная въ нашемъ журнал историческая повсть ‘Москва и Тверь’, въ которой онъ такъ интересно и въ то же время исторически врно очертилъ систему удльныхъ княжествъ и положеніе тогдашней Россіи подъ игомъ татарскимъ — и обширная записка ‘О происхожденіи блокураго племени’ читанная имъ въ русскомъ географическомъ обществ.
Въ томъ-же году, весною Василій Ивановичъ, чтобы успшне поправить свое здоровье, разстроенное прежними волненіями эмигрантства, отправился за границу въ Богемію, гд и пробылъ около трехъ мсяцевъ, изучая этнографію этой страны. По возвращеніи своемъ онъ сталъ помщать записки свои о чехахъ въ Фельетонахъ Голоса, но по случаю возвратившейся болзни не могъ ихъ окончить. Оправившись снова онъ написалъ вторую историческую повсть ‘При Петр’. Почти въ тоже время былъ имъ задуманъ большой романъ изъ жизни раскольниковъ ‘Божьи Люди’, прологъ къ которому, читанный имъ въ кругу его друзей, лучшихъ нашихъ литераторовъ, заслужилъ похвалы и одобренія.— Но къ несчастію, ранняя смерть отняла возможность окончить этотъ трудъ.
Кром вышеупомянутыхъ статей, Василіемъ Ивановичемъ были написаны въ разное время: ‘Обличитель прошлаго вка’ (Всем. трудъ, 1868 г.), ‘Изъ разсказовъ о эмигрантахъ’, ‘Святорусскіе двоевры’, ‘Богиня Авдотья’, (вс три въ ‘Зар’ 1869), ‘Знакомство съ Павломъ прусскимъ’ (Заря, 1870), разсказъ изъ екатерининскаго времени ‘Мастеръ на вс руки’ (Семейные вечера 1871 и 1872 гг.).
Кром своей литературной дятельности, Кельсіевъ извстенъ еще какъ лингвистъ, говорившій на 14 языкахъ и знавшій всего около 25 языковъ и нарчій.
Этими сочиненіями за исключеніемъ мелкихъ статей и разсказовъ въ нашемъ и другихъ журналахъ оканчивается наличная литературная дятельность Василія Ивановича Кельсіева. Подготовленныхъ рукописей, плановъ и проэктовъ. говорятъ, осталось много въ его настольныхъ бумагахъ, опечатанныхъ въ день его смерти полиціей. Что въ нихъ — узнаетъ лишь законный наслдникъ, родной братъ покойнаго (бывшій секретарь Москов. политехнической выставки А. И. Кельсіевъ), а мы можемъ лишь до времени догадываться что должно быть много интереснаго, зная многосторонность свденій и богатство фантазіи покойнаго.
Въ послдній годъ жизни своей Кельсіевъ сталъ часто впадать въ какую-то апатію, отчуждаться отъ общества — и хотя ободряемый и поддерживаемый своими друзьямя и являлся иногда въ обществ ихъ, но все же желалъ забиться куда нибудь въ глушь гд его не смущали-бы ни свтскія условія, ни городская жизнь, полная шуму и разочарованій.
Знакомый съ раскольничьими длами еще по эмиграціи и благонамренно перенесшій этого рода практику и на родную землю, онъ въ послдній годъ жизни сблизился съ мстными старообрядцами, которые являлись къ нему за совтами и подмогою, онъ велъ ихъ дла, помогалъ многимъ переходитъ въ единовріе изъ раскола, хлопоталъ за нихъ гд слдуетъ, давалъ имъ совты,— и если это было нужно, даже доставлялъ имъ матеріальную помощь, не смотря на свои весьма ограниченныя средства. Все это онъ длалъ безъ всякаго отъ кого либо возмездія, лишь изъ одной только любви къ ближнему и желанія хоть чмъ нибудь быть полезнымъ человчеству.
Такъ продолжалось до ныншней весны. И когда природа, оживая роскошно, стала дышать полною грудью отъ избытка силы и счастія,— бдный Кельсіевъ сталъ видимо клониться къ могил. Василій Ивановичъ похороненъ на Большомъ Охтенскомъ кладбищ.
Миръ праху твоему, добрый человкъ! Ты заблуждался какъ и другіе,— но искупилъ это раскаяніемъ и любовью къ отечеству. Ты трудился для общей пользы какъ не многіе — и если не усплъ выполнить всего задуманнаго, то по крайней мр не щадилъ своихъ силъ въ стремленіи къ этому.