Василий Гаврилович Марин и геройский подвиг, совершенный им 13-го марта 1853 года, Голохвастов К. К., Год: 1895

Время на прочтение: 18 минут(ы)

Василій Гавриловичъ Маринъ

и геройскій подвигъ совершенный имъ 13-го марта 1853 года.

Фактъ этого подвига, заимствованъ изъ разсказовъ
В. Г. МАРИНА.

К. К. Голохвастовымъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типо-литографія М. Я. Майкова. Литовская, 36.
1895.

ВАСИЛІЙ ГАВРИЛОВИЧЪ МАРИНЪ.

Чувство: великодушія, вообще, врождено въ русской натур и даже, если хотите, и всему славянскому племени, хотя у послднихъ оно значительно притупилось, вслдствіе пoрабощенія ихъ другими враждебными народами. Кому не случалось быть невольными свидтелями гибели людей, ну, хоть утопающаго?.. Тогда непремнно соберется толпа народа, и каждый человкъ, въ этой толп, искренно жалетъ несчастнаго, многіе даже и плачутъ, хотя и не всякій рискуетъ броситься ему на помощь, какъ вообще по чувству самосохраненія, присущаго всякому живому существу, такъ и по соображенію: ‘какой молъ толкъ будетъ, если я брошусь спасать этого человка! Самъ утону, и его пожалуй за собой потащу… Нтъ ужъ, Господь съ нимъ!’
Подобныя соображенія являются, совсмъ не изъ боязни смерти, а только изъ полнаго сознанія, что самъ, подвергая, себя опасности, онъ, благодаря своему неумнію или неловкости, этимъ не принесетъ никакой пользы и погубитъ только зря себя.
Но зато, сколько является искренней и не притворной радости, если погибающій спасенъ. Со стороны можно было бы подумать, что спасенный приходится если не братомъ, то какимъ-нибудь родственникомъ! И вмст съ тмъ, сколько является неподдльнаго горя и сожалнія, когда вытащатъ трупъ.
И сыпятся тогда на, погибшаго деньги ‘на свчку’, — жертвованные каждымъ отъ всей души.!. Подобныя чувства невдомы, и флегматичному англичанину, ни разсчетливому нмцу, ни другимъ европейскимъ народамъ.
Въ подобныя минуты, очень часто выдляются изъ толпы отдльныя лица, которыя видя погибающаго, не предаются размышленіямъ, можетъ ли онъ спасти его, или Не Можетъ, а видитъ только гибель ближняго, котораго нужно спасти во чтобы то ни стало, хотя бы и пришлось тутъ и самому погибнуть. И онъ смло бросается въ огонь или воду часто длаясь и самъ жертвою своего великодушнаго порыва.
Изъ такихъ людей является и крестьянинъ Василій Маринъ (или Марьинъ — какъ объ немъ тогда писали въ книгахъ, и газетахъ), удостоившійся за свой великодушный подвигъ въ спасеніи погибающаго, особой Монаршей милости императора Николая Павловича.
Въ настоящее время {Книжка эта написана въ двадцатыхъ числахъ мая, 1893 года.}, Василій Гавриловичъ Марьинъ живъ и здоровъ, весьма добрый, средняго роста старикъ и не смотря на то, что ему уже перевалило за седьмой десятокъ, обладаетъ русою окладистою бородою, безъ всякой сдины, Сдина эта не тронула даже и слегка полысвшей головы, въ противуположность его сыну Ивану Васильевичу, почти сдому, у котораго, если бы не было посвже лицо, то онъ казался бы гораздо старше отца,
Я, пишущій эти строки, нсколько лтъ знакомъ съ Иваномъ Марьинымъ, отъ котораго не разъ слышалъ, разсказы про подвигъ его отца, но какъ я былъ обрадованъ, когда пріхалъ изъ деревни самъ старикъ, отъ котораго я уже лично могъ узнать вс подробности, ниже описаннаго его подвига, и потому смю надяться, если читателю приходилось когда-либо читать про Марина, то пусть свритъ, насколько врне приведенный здсь разсказъ въ сравненіи съ тми).

——

Въ 1853 году, 13-го марта, въ одной изъ пивныхъ, находящихся въ московскомъ Охотномъ ряду, сидло десять человкъ рабочихъ, среди которыхъ находился и только что пріхавшій изъ деревни крестьянинъ Василій Маринъ, тогда еще молодой, тридцатилтній человкъ. 10-го марта, Маринъ покинулъ деревню Ивлево, (Шупецкой волости, Ярославской губерніи) въ которой оставилъ молодую жену и четверыхъ дтей, направляясь на работу въ посадъ Колпино, гд онъ имлъ постоянное дло.
Думала ли, прощаясь съ нимъ, молодая жена, что съ этимъ отъздомъ ея мужа, произойдетъ нчто такое, которое сильно повліяетъ на всю послдующую ихъ жизнь.
Семья Мариныхъ и тогда еще считалась одной изъ достаточныхъ во всей деревн, благодаря заработкамъ ея главы Василія, какъ тогда, такъ и по наши дни отличавшагося честностью и трезвою жизнію, такъ что, вс заработанныя имъ деньги, не шли, на такъ называемые ‘непредвиденные расходы’, какіе бываютъ у людей любящихъ подъ часъ, посл трудовъ праведныхъ, тряхнуть мошной и покутить въ развеселыхъ уголкахъ Питера и Москвы.
Св въ тарантас, такъ какъ въ то время желзныхъ дорогъ было мало и только была еще одна недавно сооруженная Николаевская, Маринъ на третій день утромъ, т. е. 13-го числа, въхалъ въ Москву. Постивъ наскоро своихъ находящихся тамъ родственниковъ и знакомыхъ, Василій Гавриловичъ, въ сопровожденіи своего двоюроднаго брата, Ивана Якимова, отправился въ охотный рядъ, гд въ одной изъ портерныхъ, ожидали ихъ восемь человкъ земляковъ и однодеревенцевъ. До отхода позда ждать еще долго было и Марину нужно было прокоротать время, да кстати и подлиться съ земляками о деревенскихъ новостяхъ и передать кое-какіе поклоны.
Бесда длились до одиннадцати часовъ дня, причемъ вс, исключая, Марина, усердно опустошали бутылку за бутылкой. Вдругъ по улиц мимо того дома, гд была пивная, звеня колокольчиками пронеслась пожарная часть.
— Гд то горитъ, сказалъ..кто то.
— Пожаръ и есть. Пойдемте: глядть, братцы!
И теперь въ Москв пожары не рдки, а тогда и подавно, благодаря скученнымъ постройкамъ: бывали не рдко случаи, что выгорали и цлые кварталы. Отъ того, нтъ ничего мудренаго, что при слов ‘Пожаръ’ многіе не на шутку, перепутались, думая что не горитъ ли тамъ, гд они жили.
Двое Мариныхъ и ихъ земляки, наскоро расплатившись и взявшись за шапки вышли на улицу.
— Гд горитъ? Спрашивали они у бгущихъ къ мсту пожара людей.
— А кто ихъ знаетъ! Отвчали т на ходу.
Кто-то сказалъ, что горитъ большой театръ, что вскор и подтвердилось, такъ какъ передъ глазами Мариныхъ и ихъ товарищей, показался огромный столбъ красноватаго дыма, какъ разъ надъ тмъ мстомъ, гд долженъ былъ находиться большой московскій театръ. Пожаръ, повидимому, принималъ огромные размры.
— Ишь какъ жаритъ! Говорили нкоторые. Пожалуй и не отстоять!
— Гд тутъ! Гляди какъ пылаетъ!
Они были уже на театральной площади. Передъ глазами Мариныхъ представилось рдкое и грандіозное зрлище: огромной каменное зданіе было все въ огн, освщая собою кровавымъ заревомъ послднія зданія, толпы сбжавшагося со всхъ сторонъ народа и отражаясь на мдныхъ каскахъ суетившихся тутъ же Пожарныхъ.
Отовсюду въ народ слышались оживленные толки о томъ, что будто въ театр сгорло много людей не успвшихъ во время выскочить отъ охватившаго ихъ пламени. Маринъ молча стоялъ и глядлъ на сильно разбушевавшуюся огненную стихію.
Вдругъ въ воздух среди треска огня и общаго шума, послышался громкій, полный отчаянія крикъ.
— Братцы! человкъ убился!
— Гд?
— Съ крыши упалъ!
— Ахъ сердечный… царство ему небесное!…
— Смотрите, Тамъ еще двое!…
— Такъ и есть… Куда имъ дться теперь, везд огонь!…
Маринъ взглянулъ на крышу, на то мсто, гд только что разсялся клубъ дыма, и увидалъ тамъ безпомощно бросавшихся изъ стороны въ сторону двухъ человкъ… Крыша была уже вся въ огн и начали обламываться стропила. Несчастнымъ оставалось сдлать одно изъ двухъ: поступить такъ,— какъ поступилъ первый изъ нихъ, т. е. броситься съ громадной высоты на площадь, или ждать своей участи, дабы провалиться сквозь эту пылающую крышу во внутрь зданія, гд бушевало цлое море. пламени…
Однимъ словомъ, несчастныхъ ожидала самая ужасная смерть въ двухъ родахъ: сгорть живыми въ огн, или быть, разсшибленными, что говорится въ лепешку, при паденіи съ огромной высоты.
То были театральные плотники, очутившіеся въ такомъ отчаянно безвыходномъ положеніи, благодаря, слдующему несчастному случаю.
Загорлось въ машинномъ отдленіи театра, огонь изъ котораго быстро распространился въ верхнее помщеніе, по деревянной лстниц, гд въ эту минуту работали трое плотниковъ.
Происходила репетиція какой-то піесы, во время которой случился этотъ пожаръ. Разсказывая это происшествіе со словъ г. Марьина, мн трудно сказать,— какъ произошелъ пожаръ внутри Театра, и Вс ли благополучно спаслись присутствовавшіе тамъ артисты и прочіе служащіе, мн положительно неизвстно, такъ какъ для описанія этого событія, другихъ источниковъ у меня подъ рукою пть, знаю только одно, что плотники, работавшіе въ верхнемъ помщеніи, увидавъ огонь, бросились было внизъ, но этотъ путь отступленія, былъ для нихъ отрзанъ горвшей лстницей, по которой пройти уже не было ни какой возможности и потому отъ бросились на чердакъ, надясь спастись на крыш, проникнувъ туда черезъ слуховое окно. Подобно зврю, преслдовавшему ускользающую отъ него добычу, такъ преслдовало ихъ и пламя, устремившееся съ неимоврною быстротою, со всхъ сторонъ на крышу, постепенно отрзывая имъ путь къ спасенію.
Маринъ и присутствовавшая на площади огромная толпа народа, войскъ и пожарныхъ видли уже предъ собою жертвъ, обреченныхъ на врную гибель, и которыхъ нужно было во что-бы ни стало спасти. Но какъ это можно было сдлать? Зданіе было очень высокое, и пожарная команда хотя и была по тому времени во всхъ отношеніяхъ исправною, по у ней еще не было тхъ приспособленій, какія имются въ настоящее время, хотя и были огромныя лстницы, но не такія, которыя, могли хватать до крыши.
Между тмъ, каждая минута была дорога, потому что языки пламени начали показываться у самыхъ ногъ несчастныхъ, которымъ уже положительно дваться было некуда. Вотъ въ одномъ мст съ страшнымъ грохотомъ провалилась и крыша, пустивъ къ небу цлые облака искръ и дымъ. Маринъ видлъ, какъ они, оставшись почти на стнк, безпомощно прислонились къ труб, причемъ одинъ съ полнымъ видомъ отчаянія, глядлъ внизъ…
Вдругъ, въ голову Марина явилась блестящая мысль! Ихъ можно еще спасти, поднявшись къ верху по водосточной труб! Самъ онъ былъ кровельщикъ, и не разъ приходилось прикрплять водосточныя трубы и лазить по нимъ. Быстро и въ короткихъ словахъ выразивъ свою мысль Ивану Якимову, онъ энергично бросился впередъ, протискиваясь сквозь толпу народа. Двоюродный братъ послдовалъ за нимъ.
Они двигались уже къ цли усердно расчищая себ путь плечами и кулаками, и скоро очутились впереди сплошной стны народа. Маринъ вышелъ уже впередъ, какъ вдругъ видитъ онъ, что одинъ изъ двухъ плотниковъ моментально сорвался съ крыши и полетлъ внизъ… Народъ весь ахнулъ, и тысячи шапокъ слтли съ головъ, и тысячи рукъ сотворили крестное знаменіе по погибшемъ.
Почти у ногъ Марина съ огромной высоты упалъ человкъ и лежалъ уже въ вид неподвижной безформенной массы… ‘Упалъ и разбился на три части’, какъ, самъ потомъ разсказывалъ Василій Гавриловичъ…
Кто-до изъ городовыхъ оттолкнулъ Марина назадъ, съ крикомъ: ‘куда, лзешь’… И къ трупу подошли полицеймейстеръ Лужинъ, и нсколько лицъ.
— Надо спасти хоть того! кричали въ толп. Погибнетъ ни за грошъ!…. Да, надо, спасти во что бы ни стало…..
— Лстницы скорй! слышались приказанія.
— Подавай сюда щитъ! кричалъ Лужинъ, скорй.
Начали развертывать огромный полотняный щитъ, на случай если послдній, погибающій человкъ бросится внизъ.
Въ эту минуту, Маринъ поспшно снималъ съ себя кафтанъ.
— Ты куда! крикнулъ на него одинъ изъ квартальныхъ,— пошелъ прочь.
— Ваше, благородіе! отвчалъ Маринъ, не спуская, глазъ съ края крыши, на которой примостился плотникъ.— Позвольте спасти человка… Сгинетъ вдь…
— Ступай, ступай… нечего тутъ… обирай свои кафтанъ и шапку!…
Но всегда скромный и исполнительный Маринъ, на этотъ разъ не повиновался голосу начальства… Онъ видлъ предъ собою православнаго человка, который вотъ-вотъ погибнетъ, какъ и т двое, безъ покаянія, а посл него можетъ бытъ останутся жена и дти…. О себ въ эту роковую минуту, онъ и не думалъ.
— Позвольте ваше благородіе, ради Истиннаго Бога! умолялъ онъ, не обращая вниманія, на то, что одинъ изъ городовымъ напяливалъ на него снятый кафтанъ.
Подошелъ и московскій полйціймейстеръ Лужинъ.
— Что нужно этому человку? спросилъ онъ.
— Хочетъ спасать того плотника,— сказали ему.
— Ишь, что выдумалъ? отвтилъ Лужинъ.— Тутъ и почище тебя не могутъ справиться… Проходи любезный, проходи… А будешь упираться, въ часть отправятъ.
Но Маринъ, продолжалъ ‘упираться’ со слезами на глазахъ, онъ началъ уврять всхъ, что спасти его можно, и такъ дале, но вс мольбы его и убжденія были бы напрасны, если бы къ нимъ въ эту минуту не подошелъ бывшій тутъ флигель-адъютантъ Его Величества. (Должно быть самъ Господь, его послалъ, какъ потомъ говорилъ мн Василій Гавриловичъ).
На его вопросъ полицеймейстеръ объяснилъ упорное намреніе этого крестьянина, идти самому на встрчу смерти, чтобы спасти погибающаго и флигель-адъютантъ подойдя къ Марину… спросилъ его.
— Твой поступокъ похваленъ самъ по себ, но какимъ способомъ ты снимешь его съ крыши?
— По труб ваше превосходительство,— отвтилъ Маринъ, видя передъ собою лицо, какъ ему показалось высокаго чина.
— Какъ это по труб?
— По водосточной-съ… по ней влзу на крышу, съ веревкой-съ… а тамъ значитъ привязамши къ дымовой труб, можно будетъ обоимъ спуститься внизъ… обратился онъ умоляющимъ голосомъ къ Лужину.
Этотъ простйшій способъ, помощи погибающему, показался на столько лучшимъ, что флигель-адъютантъ, сказалъ обращаясь къ Лужину:
— Дозвольте ему, пусть длаетъ доброе дло.
И когда Лужинъ началъ возражать ему, что вмсто одного могутъ погибнуть двое, за что онъ, какъ допустившій это, можетъ отвтить, то флигель-адъютантъ, сказалъ на это.
— Пусть идетъ. Я самъ отвчу за него.
Дозволеніе были дано и Маринъ бросивъ свой кафтанъ на руки близь стоявшаго городоваго, побжалъ къ пылающему театру.
Толпа заволновалась, видя, какъ человкъ, не смотря на бывшій въ тотъ день сильный морозъ бывши въ одной рубашк, началъ быстро подниматься вверхъ по водосточной труб, и многіе снявъ шапки, начали креститься.
— Помоги ему Господи! слышались вслдъ ему пожеланія со всхъ сторонъ.
Маринъ лзъ все выше и выше съ горяча не замчая, что его вспотвшія руки прилипаютъ къ холодному покрытому инеемъ желзу, и на ладоняхъ появляется кровь.
— Веревку возьми, веревку! слышитъ онъ снизу голосъ брата.
Онъ остановился и посмотрвъ, внизъ. Въ эту минуту вырвавшійся изъ ближайшаго окна, клубъ густаго и чернаго дыма чуть не задушилъ его.
Маринъ крпко уцпившись лвою рукою и ногами за трубу, правою отеръ глаза, которые защипало отъ дыма и взглянулъ внизъ.
— Веревку возьми!
Тамъ на подставленной лстниц, стоялъ Иванъ Якимовъ и протягивалъ ему длинный ухватъ на которомъ быль прицпленъ конецъ веревки.
Ухватъ касался почти до его самого и потому Маринъ взялъ его спокойно.
— Ладно.
Утвердившись какъ слдуетъ на своей не удобной позиціи, Маринъ опуталъ свое туловище, не выпуская изъ рукъ ухвата. Теперь положеніе его, было не лучше чмъ у того человка который ждалъ своего спасенія тамъ. на верху. Вопервыхъ стоило только вырваться изъ стны одному изъ крюковъ, закрплявшихъ собою водосточную трубу или упасть изъ своихъ колнъ самой трубы, что легко могло-бы случиться, подъ вліяніемъ тяжести тла этого смльчака, и тогда бы изъ Марина остались только одни косточки. Это сознавалъ повидимому и стоявшій на площади народъ, молча глядвшій на лпившуюся по стн фигуру человка подымающагося на огромную высоту. У всхъ невольно сжималось сердце, при мысли, что вотъ вотъ онъ сорвется и полетитъ внизъ, какъ и т два погибшихъ несчастныхъ плотника, трупы которыхъ только что убрали.
— Ай, батюшки, задохнется! слышались повременамъ восклицанія когда Маринъ изчезалъ по временамъ среди дыма. Вотъ изъ одного окна, мимо котораго лзетъ онъ появился цлый снопъ пламени, готовый опалить смльчака но въ эту минуту, пожарные направляютъ огромныя струи воды, и пламя шипя прячется обратно, шли уставъ вмсто себя смрадные клубы чернаго дыма.
А Маринъ все лзетъ вышей выше, хотя дкій дымъ застилаетъ ему глаза и чувствуется сильная боль въ ладоняхъ рукъ, кожа съ которыхъ почти сошла. Вотъ онъ лзетъ мимо одного окна и взглянувъ въ него, невольно остановился упершись ногою на подоконникъ, пораженный представившимся его глазамъ зрлищемъ… Черезъ это окно, онъ видитъ внутренность громадной театральной залы, внутри которой бушуетъ цлое море, огня! Это пламя бснуясь, словно торжествуя свою побду, цлыми волнами носится по залу, среди голыхъ каменныхъ стнъ, не находя боле жертвъ для уничтоженія… Это былъ чистый адъ, такъ какъ все это сопровождалось шумомъ, трескомъ и. грохотомъ падающихъ стнъ…
— Господи! думаетъ Маринъ. Упади туда человкъ и дыхнуть не успетъ… Еще немного и онъ свалится туда!
И эта страшная мысль, наэлектризовываетъ его, забывъ, усталость и сильную боль въ рукахъ, онъ лзетъ дальше съ новою энергіею. При этомъ, онъ чувствуетъ что ему жарко и съ удовольствіемъ подставляетъ свое разгорвшееся лицо, подъ токъ свжаго и морознаго воздуха.
Вотъ онъ уже подъ самымъ карнизомъ. Взглянувъ внизъ, он видитъ подъ собою суетящіеся мдныя каски и разставленную широкую полосу щита, многіе хлопотали надъ только что привезенной громадной трехъ-колесной лстницей, поспшно развертывая ее.
— Теперь, пожалуй спускаться легче будетъ. Подумалъ Маринъ и взглянулъ на верхъ.
Подъ самой его головой широкимъ выступомъ былъ карнизъ, со своими лпными украшеніями, по которому труба, сдлавъ большой уклонъ, достигала крыши, заканчиваясь широкой чашкой въ которую стекала вода.
Самый опасный путь былъ уже пройденъ, и теперь остается еще не легкая работа, подняться по этому карнизу на крышу… Но гд же самъ погибающій?
У Марина вдругъ сжалось сердце… Неужели онъ провалится въ этотъ огненный котелъ, не дождавшись себ помощи?.. Но вскор услышавъ надъ собою топот ногъ, онъ сообразилъ, что не можетъ видть его, изъ за этого карниза…
— Гей, держись! Крикнулъ вдругъ Василій,— двигайся на край и бери веревку!
Но, плотникъ повидимому такъ растерялся, что не слыхалъ доносившагося до него возгласа.
— Эй, слышь! бери веревку что-ли! Бери сказываютъ теб…
Опять нтъ отвта и вмсто него слышенъ только стонъ и отчаянныя восклицанія… Слегка раздосадованный Василій, съ помощью ухвата, подымается съ громаднымъ трудомъ вверхъ по карнизу… Въ голов его начинается шумъ и онъ чувствуетъ легкую дурноту… Пересиливъ въ себ эту слабость, онъ уже старается не глядть съ этой головокружительной высоты, а тщательно пробуя крюки лезетъ дальше, зацпляясь кое гд ухватомъ.
— Держись землякъ, держись! Кричитъ онъ, длая между прочимъ самъ эволюціи не хуже любаго акробата.
Но вотъ, посл неимоврныхъ усилій, голова Марина, очутилась уже надъ краемъ крыши, и онъ уже видитъ и самого погибающаго, стоявшаго почти на самой стн, такъ какъ самыя стропила и часть крыши давно уже были тамъ внизу, гд бушевали потоки огня…
— Ишь какъ напугался сердечный подумалъ Маринъ, увидя передъ собою искаженное ужасомъ лицо плотника:— Держи веревку! повторилъ онъ.
Но несчастный тупо глядлъ какъ на Марина такъ и на протянутый имъ ухватъ, съ болтающейся на конц ея веревкой.— Бднякъ, казалось былъ несказанно изумленъ увидя такъ неожиданно появившагося передъ нимъ изъ подъ карниза человка.
— Да скорй-же! Кричалъ въ нетерпніи Маринъ, бери веревку и пособи мн подняться!! Ахъ-ты, Господи, совсмъ ничего не понимаетъ!..
Длать нечего, опять приходится волей-неволей длать гимнастическія упражненія, что бы самому взобраться на крышу. Посл недолгихъ усилій, съ помощью ухвата, это ему удалось и онъ всталъ твердою ногою на крышу.
И опять передъ нимъ представилось зрлище разрушенія… Крыша и стропила обвалились… образуя собою глубокую пропасть, изъ нутри которой извергались, цлыя тучи дыма и красноватые языки пламени. Только повсюду, длинныя каменныя печныя трубы и добраться до нкоторыхъ, что бы закинуть на нихъ веревку, не было никакой возможности. На счастье вблизи оказалась одна труба, около которой часть крыши и стропила были цлы.
Маринъ осторожно ступая по этому мало надежному помосту, подошелъ къ труб и началъ навязывать на нее веревку.
— Мы сейчасъ спустимся по этой веревк внизъ. Говорилъ онъ, поминутно кашляя и задыхаясь отъ душившаго его дыма. И спускаться, гляди осторожной, обхвативъ водосточную трубу колнами и держаться за веревку руками… слышишь что-ли?
Но весь блдный отъ ужаса плотникъ, глядлъ внизъ, думая о только что погибшихъ двухъ своихъ товарищахъ, страшною трагическою смертью. Вдь у него была тоже жена и чуть-ли не шестеро малолтнихъ дтей.
— Страшно…. прошептали его поблвшія губы.
— Чего страшно! Сказалъ услыша, эти слова Маринъ!— Страшнаго, тутъ ничего нтъ, коли веревка надежная и труба крпкая.— Я самъ сейчасъ лзь по ней и благодаря Бога, покуда ничего не случилось… Ну, лзь впередъ!
Плотникъ вздрогнулъ и попятился назадъ.
— Чего боишься, вдь все одно погибать,— говорилъ Маринъ, старательно направляя веревку вдоль водосточной трубы.— Лзь чтоли, видишь какъ пышетъ полымемъ, индо не вмоготу становится… Ну, скоре, перекрестись да, съ Богомъ! Да поскорй…
— Охъ Господи… боязно… неравно оборвешься…
— Чего оборвешься, крпко!.. Ну-ка погляди…
И говоря эти слова, Марьинъ схватился за веревку и началъ медленно спускаться внизъ.
— Лзь, не бойся! Кричалъ онъ ужъ изъ подъ карниза.
Изъ подъ ногъ Марина вдругъ показались языки пламени и густой дымъ окружилъ его со всхъ сторонъ. Сдерживая дыханіе Василій придерживаясь ногами и лвою рукою за водосточную трубу, пристально смотрлъ наверхъ, ожидая, когда спустится плотникъ.
— Чего время терять! Кричалъ онъ, поминутно кашляя отъ попадавшаго ему въ ротъ дкаго дыма!— Спускайся смлй, никто какъ Богъ…
Наконецъ надъ головой его показались ноги. Это плотникъ преслдуемый вспыхнувшимъ около него пламенемъ, тоже началъ спускаться но веревк.
— Легче, легче, не торопись… Совтовалъ Маринъ, медленно и поторопись опускаясь внизъ и пристально слдя за плотникомъ.— Ногами за трубу держись, руками за веревку, такъ…
Вырвавшееся изъ оконъ пламя, начало подбираться къ ихъ ногамъ, но бывшіе внизу пожарные не дремали. Направивъ свои кишки на Марина и его спутника, они пустили цлые столбы воды, отчего пламя шипя тухло, а вмсто него появлялись новые густйшіе облака дкаго, сроватаго дыма.
Громадная толпа, народа, молча и затаивъ дыханіе слдила за всмъ происходившимъ. Были минуты, когда, вс какъ одинъ человкъ, охнули и перекрестились. Это были т страшныя минуты когда Маринъ сперва одинъ, а потомъ вмст со спасеннымъ имъ плотникомъ по временамъ исчезали изъ глазъ зрителей, среди пламени и сплошнаго дыма.
Зрлище было поразительно страшное, но съ трескомъ летвшіе вверхъ громадные столбы воды, быстро, уничтожали огонь и разсвали дымъ и народъ облегченно вздыхая снова видлъ висвшія на огромной высот, дв темныя фигуры.
Въ это время полиційместеръ и брантмейстеры, дятельно хлопотали надъ установкой громадной, трехъ-колшіой лстницы. Неусплъ Маринъ спуститься еще до половины зданія, какъ лстница была уже прислонена къ стн, и по ней быстро напали взбираться пожарныя солдаты.
Еще минута, другая, и вс увидли спускающагося, уже по лстниц Марина, поддерживаемаго двумя пожарными, такъ какъ ему становилось положительно дурно, и спасеннаго имъ человка.
— Молодецъ! Крикнулъ флигель-адьютантъ.
И вслдъ за этимъ восклицаніемъ вдругъ изъ тысячи грудей, раздалось громкое восторженное. ‘ура’ и полетли вверхъ шапки. Начальство сходилось со всхъ сторонъ, и сплошною стною окружило нашего героя и спасеннаго имъ плотника.
— Я ршительно не помню, говорилъ мн старикъ,— какъ я спустился или меня спустили, потому что меня нсколько разъ чуть дымомъ совсмъ не задушило, и какъ держался самъ, это ужъ самому Богу извстно!,
И такъ Василій Гавриловичъ былъ почти безъ чувствъ и приходя въ себя, онъ чувствовалъ шумъ въ ушахъ и вмст съ тмъ громовые раскаты криковъ ‘ура’.
Открывъ глаза, онъ увидлъ стоявшаго противъ него полиційместера Лужина, и многихъ офицеровъ, въ числ которыхъ была и администрація большаго театра. Увидя ихъ. Маринъ собралъ вс силы, поднялся на ноги.
Къ нему, приближался Лужинъ, державшій что-то въ рукахъ и говорилъ:
— Ну, братецъ, спасибо теб за доброе дло… Молодецъ. Дарю теб за это 25 рублей, а тамъ-еще получишь за свою смлость достойную награду…
Маринъ ощутилъ въ своей рук новыя деньги, поклонился, хотлъ что-то сказать, но не могъ, отъ душившаго его волненія.
Между тмъ флигель-адъютантъ и полиційместеръ, отошли въ сторону, и вмсто нихъ, появились новыя лица, поздравляли его и клали въ лежавшую на земл его шапку деньги. Громкіе восторженные крики не прекращались и Маринъ положительно не понималъ, что вокругъ его длается и чувствовалъ что все это, какой-то тяжелый сонъ.
Между тмъ, его окружала цлая толпа народа, и онъ глядя на эти радостно возбужденныя лица, только поминутно кланялся и произносилъ ‘премного благодарны’ и пожималъ протянутыя къ нему сотни рукъ, между тмъ, какъ шапка его до краевъ наполнялась деньгами…
Вотъ истинная награда человку, который забывъ что у него у самого есть своя семья, видть только погибающаго своего собрата да повинуясь порыву своего благороднаго сердца, ползъ на страшную опасность, или сорваться внизъ съ водосточной трубы, по которой лзъ или провалиться сквозь подгорвшіе стропила: на театральной крыш, или наконецъ задохнуться отъ окружающаго его со всхъ сторонъ, удушливаго дыма! Но бросаясь на прямую, угрожающую его жизни опасность, онъ ршительно ни о чемъ не думалъ, кром, какъ о томъ несчастномъ плотник, безпомощно метавшемся по крыш и готоваго погибнуть, такъ, какъ передъ тмъ погибли два его товарища… При этомъ, не смотря на нкоторую горячность, съ которою принялся онъ за это великодушное дло, не надо забывать, и о смтк, какою обладалъ онъ въ эту минуту. Никому вдь и въ голову не пришло о томъ простомъ способ, какимъ можно было спасти погибавшихъ людей, а онъ все это сообразилъ какъ слдуешь и исполнилъ, какъ говорится, по пунктамъ.
Не думая совершенно ни о какихъ наградахъ, за совершаемое имъ великодушное дло, Маринъ совершенно для него неожиданно получилъ дв награды, которыхъ удостоиваются рдкіе люди въ особенности изъ простолюдиновъ, это, во первыхъ, общее народное къ нему сочувствіе, появившееся во всхъ слояхъ общества, а вторая великая Государева милость, которой онъ удостоился впослдствіи.
И такъ, какъ мы сейчасъ видли, его окружилъ со всхъ сторонъ народъ, наперерывъ поздравляющій его, сыпавшій отовсюду мелкія и крупныя деньги, но это продолжалось недолго, потому что, по приказанію полиціймейстера Лужина, его посадили на извозчика и отправили въ канцелярію Московскаго Губернатора.
— И много небось вамъ накидали денегъ? спрашивалъ я старика, списывая съ его словъ этотъ разсказъ.
— Не мало, — отвтилъ онъ — слишкомъ на пятьсотъ рублей, исключая подаренныхъ мн полиціймейстеромъ и флигель-адъютантомъ. Только меня скоро увезли, а то бы бда сколько набралось. Когда я слъ на дрожки, то за мной почитай до самаго губернаторскаго дома бжалъ народъ…
Вь то время московскимъ губернаторомъ былъ Закревскій.
Привезеннаго въ губернскую канцелярію Марина окружили со всхъ сторонъ чиновники и писцы, осыпая его вопросами, причемъ онъ тутъ узналъ, что самъ губернаторъ боленъ и не можетъ его видть… Затмъ начался оффиціальный допросъ обо всемъ происшедшемъ, на что Маринъ едва, могъ отвчать, такъ какъ чувствовалъ уже сильную боль въ рукахъ, ободранныхъ какъ сказано выше, об желзо водосточной трубы, а такъ же въ правой ног, сильно поврежденной во время лазанія.
Наконецъ, допросъ былъ снятъ и тщательно записанъ, при чемъ ему посовтовали хать въ Петербургъ, такъ какъ объ его поступк будетъ доложено Государю Императору.
Думалъ ли Василій Гавриловичъ Маринъ, възжая въ это утро въ Москву, что въ этотъ же день, онъ сдлается героемъ дня и предметомъ народныхъ овацій, и вмст съ тмъ, его скромное имя будетъ извстно не только всей Россіи, но и Самому Государю!.. Нужно было видть его состояніе души, и, все, то, что онъ испытывалъ въ этотъ знаменательный для него день 13-го марта, день по своему роковому числу (13), по народному поврью, несчастливый. Но это радостное настроеніе духа, которое чувствовалъ онъ, много портилось испытываемой имъ сильною болью въ ног и рукахъ… которыхъ пришлось перевязать, при чемъ нога сильно распухла.
Въ этотъ же день онъ слъ на поздъ и отправился въ Колпино, куда счелъ непремнною обязанностью явиться къ начальнику тамошняго завода г-ну Флотову.
Какъ начальнику, такъ и всему заводу, было уже извстно, о совершенномъ Маринымъ, въ Москв, подвиг, и потому, нечего и говорить, съ какимъ восторгомъ, онъ былъ встрченъ тамъ. Боль въ ног хотя и усиливалась, но Маринъ, переночевавъ на завод, немедленно похалъ въ Петербургъ. Тамъ были у него родственники, имена которыхъ нтъ необходимости перечислять здсь, живущіе на Васильевскомъ остров, въ третьей линіи, имющіе мелочную лавку въ дом Григорьева! На другой день, когда, сидя въ лавк, онъ разсказывалъ о случившемся съ нимъ московскомъ происшествіи, вошелъ городовой.
— Здсь живетъ Василій Гавриловичъ Маринъ?— спросилъ онъ.
— Я самый,— отвтилъ тотъ.
— Въ кварталъ пожалуйте, васъ тамъ самъ полиціймейстеръ ожидаютъ… Галаховъ-съ…
Маринъ одвшись насколько возможно прилично, немедленно отправился къ полиціймейстеру, и вмст съ тмъ въ его домъ, помщавшійся тогда въ Галерной улиц. Тутъ опять начался обычный допросъ. По окончаніи его, Галаховъ сказалъ Марину.
— Завтра ты будешь лично мною представленъ къ Его Императорскому Величеству, и Онъ, какъ я думаю, удостоитъ тебя награды. Какой бы ты награды захотлъ, если Его Величество спроситъ тебя объ этомъ?
Маринъ, не зная что ему отвтить сразу, невольно задумался, тутъ ему на умъ пришли два малолтнихъ еще сына, которые придя въ совершенныя лта, должны быть оторваны отъ семьи, для военной службы, которая какъ извстно, была долгая, цлыхъ 25 лтъ.
— Я бы желалъ, сказалъ он, наконецъ, просить у Батюшки Государя, если будетъ Его на это воля, освободить отъ рекрутчины двухъ моихъ сыновей, потому что, если ихъ возьмутъ, то подъ, старость, въ дом моемъ не будетъ работниковъ.
— Подобными просьбами, сказалъ оберъ-полиціймейстеръ, я теб совтую, не утруждать Государя. Служба ради защиты нашего отечества, обязательна для всхъ, и Самъ Государь, тоже служитъ, вообще не совтую, а тамъ, какъ хочешь.
Посл этого, Маринъ получивъ билетъ для безплатнаго прізда во дворецъ на любомъ извозчик, и получивъ надлежащія наставленія, съ какого подъзда пріхать и какъ войти, былъ отпущенъ домой.
— Я самъ буду тамъ и тебя увижу.— Прибавилъ оберъ-полиціймейстеръ, провожая Марина.
И такъ, Василій Гавриловичъ, удостаивался величайшаго счастья быть представленнымъ къ Самому Государю!
По прибытіи, домой, Маринъ вмст: со своими родственниками, началъ дятельно приготовляться для прізда во дворецъ. Перебирались костюмы какіе только были лучше, покупались новые и т. д., такъ что въ послднюю ночь, Маринъ отъ сильнаго волненія не могъ даже заснуть. Наконецъ, на утро, одвшись, какъ по его мннію нельзя лучше онъ по данному ему билету, нанялъ извозчика и похалъ въ Зимній дворецъ.
Тамъ его встртилъ оберъ-полицеймеръ Галаховъ, и повелъ его за собою вверхъ по лстниц прямо къ покоямъ Государя. Съ сильно бьющимся сердцемъ шелъ Маріигь, мимо вытянувшихся въ струнку часовыхъ и придворныхъ лакеевъ. До этого времени никогда бывшій во дворц, онъ съ нескрываемымъ удивленіемъ разсматривалъ представившуюся его глазамъ, роскошную обстановку.
Наконецъ оберъ-полицеймейстеръ, поднявшись еще по одной лстниц сказалъ Марину. ‘Подожди здсь, я сейчасъ доложу’,— и скрылся въ дверяхъ.
Съ сильно бьющимся сердцемъ, стояли, Маринъ на площадк лстницы, забывъ даже боль въ своей ног, и пристально глядлъ на двери, куда только что вошелъ Галаховъ. Наконецъ до него донеслись изъ нутри комнаты, слдующіе слова оберъ-полицеймейстера.
— Я привелъ крестьянина Марина, Ваше Императорское Величество.
— Пусть войдетъ,—послышались голоса. Самаго Государя.
Снова распахнулись двери пріемной залы и появившійся въ нихъ Галаховъ, далъ знакъ Марину войти. Василій Гавриловичъ пошелъ, и среди нсколькихъ лицъ, сразу замтили, высокую и статную фигуру, Императора Николая Павловича, и съ глубокимъ благоговніемъ преклонилъ передъ нимъ колна.
Государь милостиво началъ распрашивать Марина о совершенномъ имъ въ Москв подвиг и благосклонно выслушавъ его безъискусственный разсказъ, поцловалъ его три раза въ лобъ причемъ произнесъ слдующія слова.
Спасибо за совершенное тобою доброе дло и награждаю тебя золотою медалью и деньгами 150 рублей. Если же у тебя будетъ какая нужда, приходи во всякое время.
Затмъ отпуская отъ себя Марина, Его Императорское Величество, милостиво произнесъ:
— Скоро настанетъ Пасха. Приходи христосоваться со мною и со всею моею семьею.
Глубоко осчастливленный милостивымъ пріемомъ Государя и пожалованной ему наградой, Маринъ халъ домой, спша подлиться своимъ счастіемъ со своими родственниками и друзьями. Черезъ нсколько дней посл этого, на, имя оберъ-полиціймейстера Галахова, были присланы отъ московскаго губернатора 50 рублей, для передачи Марину.
Такъ сыпались награды Марину за его подвигъ человколюбія и самоотверженіе, но впереди предстояло ему еще счастіе: это посщеніе имъ, всей Царской семьи: Насталъ день Пасхи, и Маринъ получилъ черезъ полицію повеленіе, явиться опять въ Зимній Дворецъ, для врноподданнйшаго поздравленія Ихъ Императорскихъ Величествъ, со днемъ Свтлаго Христова Воскресенія.
Никогда еще въ жизни не встрчалъ Маринъ такъ счастливо Свтлый Праздникъ.
Надвъ на себя только что пожалованную ему золотую медаль за спасеніе погибающихъ’, Маринъ отправился во дворецъ.
Вскор онъ явился въ залъ, гд при блестящей обстановк, онъ увидалъ, Ихъ Величествъ, окруженныхъ своею семьею и множествомъ высокопоставленныхъ лицъ.
Похристовавшись съ Государемъ Императоромъ. и поцловавъ руку Императриц, причемъ получилъ отъ нихъ въ даръ, по фарфоровому яйцу, Маринъ подошелъ къ Наслднику Цесцревичу Александру Николаевичу.
Похристосовавшись съ Маринымъ, и подаривъ ему пасхальное яйцо, Наслдникъ Цесаревичъ,, изволилъ, сказать слдующіе слова обращаясь къ окружающимъ его:
— Смотрите, вотъ человкъ не щадившій самого себя! Тотъ, котораго онъ спасалъ, былъ самъ по себ обреченъ на гибель и Господь привелъ спасти его.
Затмъ, удостоившись христосованія съ Великими Князьями, и получивъ это всхъ ихъ по яйцу, отъ В. Кн. Константина Николаевича — Хрустальное и обласканный Царскою семьею, Маринъ вполн счастливый, вернулся домой, благодаря Бога, за ниспосланную ему великую милость…
На слдующій годъ, Маринъ снова былъ осчастливленъ приглашеніемъ Къ Высочайшему Двору, для поздравленія Царской семьи съ наступившимъ днемъ Свтлаго-Христова Воскресенія, и это было уже въ послдній разъ.
Въ этотъ именно годъ, Его Императорское Высочество, Великій Князь Константинъ Николаевичъ, принялъ милостивое участіе въ дальнйшей судьб Марина, поручивъ ему работы въ Астрахани, при устройств тамъ порта. Какъ опытный мастеръ, по кровельному и желзному длу, Маринъ, добросовстно исполнивъ возложенное на него порученіе, былъ переведенъ затмъ въ Нижній Новгородъ, для подобныхъ же работъ.
Прошло посл этого много лтъ, сыновья Василія Гавриловича выросли, поженились и стали примрными хозяевами, сами уже теперь состарившіеся. Теперь Маринъ живетъ среди нихъ, все еще добрый, не смотря на свои преклонныя лта, и съ удовольствіемъ любить вспоминать такое столь завидное прошлое. Хотя будучи вполн обезпеченнымъ, старикъ подъ часъ, вспомнивъ свое старое ремесло, принимается иногда за луженіе самоваровъ или за починку желзныхъ вещей хотя его нога, все еще подъ часъ побаливаетъ, при ненастной погод, какъ бы желая ему напомнить, про тотъ страшный моментъ, когда онъ вися на водосточной труб, на огромной высот, чуть не задыхался это дыма, рискуя
Въ пользу ближняго, сгорть живьемъ въ огн или разбиться въ дребезги о каменную мостовую!

КОНЕЦЪ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека