Вампир, Золя Эмиль, Год: 1899

Ошибочно приписанное и иное
Время на прочтение: 24 минут(ы)
Скачать в PDF

Эмиль Зола.

ВАМПИРЪ
РАЗСКАЗЪ

Переводъ Д. Борзаковскаго.

МОСКВА.
‘Театр. Извстія’. Москва, Тверск. д. Полякова.
1899.

I.

Я не могъ заснуть и тщетно ворочался съ боку-на-бокъ въ своей постели.— ‘Чортъ возьми столоверченіе и тому-подобный вздоръ, разстраивающій нервы!’ — подумалъ,— какъ вдругъ, совсмъ близко, мн послышался дрожащій звукъ струны, слабый, печально-звучавшій тонъ.
Я поднялъ голову. Въ это самое мгновеніе на горизонт всплылъ мсяцъ и его лучи упали прямо на мое лицо. Блымъ какъ млъ казался полъ въ комнат, освщенной луной.— Шумъ повторился и на этотъ разъ явственне.
Я приподнялся на локтяхъ. Сердце слегка зашлось… Прошла минута, другая… Гд-то закукурекалъ птухъ, другой вторилъ ему.
Голова моя опять упала на подушки.— ‘Не угодно ли!’ сказалъ я самому себ.— ‘Долго ли еще будетъ звенть у меня въ ушахъ?’
Я заснулъ или, по крайней мр, думалъ, что заснулъ. Мн снились замчательные сны. Я удивился, найдя себя въ своей комнат лежащимъ на своей кровати, не будучи въ состояніи закрыть глаза.— Опять тотъ же самый шумъ! Я повернулся. Казалось, — лучи мсяца сжались на полу въ комокъ, приняли форму… это нчто поднимается… со всмъ возл меня, прозрачна, какъ облако, встаетъ блая женская фигура.
‘Кто тутъ?’ — спросилъ я, вскакивая.
Голосъ, слабый какъ тихій шелестъ листьевъ, прошепталъ: ‘Это я! Я пришла увидть тебя!’
‘Меня увидть?— Кто ты?’
‘Приходи ночью на опушку лса, подъ старый дубъ. Я буду тамъ!’
Я хочу разглядть черты этой таинственной фигуры и невольно содрогаюсь. Я чувствую себя точно окоченлымъ отъ холода. Я ужь не лежу больше, сижу на своей постели, а на томъ мст, гд я какъ-будто видлъ фантомъ, не было ничего кром серебряныхъ лучей блднаго мсяца.

II.

Долго-долго длился день. Я пытался читать, работать… ничто не удавалось. Наконецъ наступила ночь, сердце мое билось въ ожиданіи чего-то особеннаго. Я улегся, повернувшись лицомъ къ стн.
— ‘Почему же ты не пришелъ?’— прошепталъ тихій голосъ едва слышно, однако явственно, совсмъ рядомъ со мной.
Это она! Тотъ же самый таинственный фантомъ съ своими остановившимися глазами, своимъ неподвижнымъ лицомъ, со своимъ взглядомъ, полнымъ печали.
— ‘Приходи!’ — послышалось снова.
— ‘Я приду!’ — отвтилъ я не безъ ужаса. Казалось фантомъ сдлалъ движеніе по направленію къ моей кровати. Онъ зашатался… его очертанія сдлались сбивчивыми и смутными, Какъ туманъ. Мгновеніе… и ничего не стало, кром блднаго отраженія луны на паркетномъ полу.

III.

Слдующій день я провелъ въ сильномъ возбужденіи. За ужиномъ выпилъ почти цлую бутылку вина.— На одно мгновеніе я вышелъ на балконъ, но почти тотчасъ же вернулся и бросился на свою постель. Пульсъ бился стремительно.
Еще разъ послышался звукъ дрожащей струны. Я задрожалъ и не смлъ взглянуть… Вдругъ, мн почудилось, какъ будто кто позади положилъ руки на мои плечи и прошепталъ на ухо: ‘Приходи! Приходи! Приходи!’ Дрожа, отвтилъ я съ тихимъ стономъ: ‘Я буду’ — и поднялся на своей кровати. Блая женщина стояла тутъ, склонившись надъ моей подушкой, она нжно улыбнулась мн и тотчасъ же исчезла. Однако мн представилась возможность бросить взглядъ на ея лицо: казалось, будто я гд то видлъ ее, но когда и гд?.. Я всталъ очень поздно и цлый день ничего не могъ длать, бродя по своимъ полямъ. Я подходилъ къ старому дубу на опушк лса и тщательно изслдовалъ окружающугю мстность.
Къ вечеру я помстился у окна въ своей комнатк, моя старая служанка принесла мн чашку чая, но я не дотронулся до него. Я не могъ прійти ни къ какому ршенію и спрашивалъ самого себя не сошелъ ли я съ ума.— Между тмъ солнце заходило, на неб ни однаго облачка. Вдругъ весь ландшафтъ явился въ какой-то сверхъестественной пурпуровой окраск. Листья и трава, точно покрытые карминнымъ лакомъ, не двигались, не колыхались и, казалось, превратились въ безчисленное множество маленькихъ, блестящихъ камешковъ. Этотъ блескъ и эта неподвижность, притомъ еще эта яркость очертаній въ соединеніи съ мертвымъ молчаніемъ, царившемъ надъ всей природой, все это дышало чмъ-то особеннымъ, невыразимымъ.— Вдругъ, безъ малйшаго шума, большая коричневая птица сла на край моего окна, я глядлъ на нее, она глядла на меня своими круглыми, глубокосидвшими глазами.— ‘Тебя безъ сомннія послали’, — подумалъ я ‘для того, чтобы я не забылъ о свиданіи.’
Черезъ мгновеніе птица взмахнула своими пушистыми крыльями и улетла прочь такъ же безшумно, какъ и прилетла. Я долго еще продолжалъ сидть у своего окна, но уже всякая нершительность исчезла. Я чувствовалъ, что какая то тайная, невдомая сила завлекла меня въ заколдованный кругъ: подобно челноку, который, будучи оторванъ стремительнымъ потокомъ, мчится къ водовороту, гд его гибель.
Я приободрилъ себя. Пурпуровая окраска ландшафта исчезла и постепенно переходила въ мракъ, столь благопріятный для привидній. Повялъ легкій втерокъ, мсяцъ, загораясь, взошелъ на неб. Подъ его холодными лучами то тамъ, то здсь заколыхались дрожа серебряные листья деревьевъ.
Служанка вошла со свчей, но внезапный втеръ загасилъ ее. Я порывисто всталъ, нахлобучилъ шапку и быстрыми шагами пошелъ къ лсной опушк, гд возвышался старый дубъ.

III.

Много, много лтъ тому назадъ въ этотъ дубъ ударила молнія, верхушка его была разбита и теперь совершенно засохла, но дерево, оставшееся невредимымъ, обладало, еще жизненной силой на нсколько сотенъ лтъ.
Когда я приблизился къ дубу, облачко заволокло мсяцъ и подъ сплошной листвой стало совершенно темно. Вначал я не замтилъ ничего особеннаго, но когда я взглянулъ въ сторону, то замтилъ подл куста, между дубомъ и лскомъ, находившимся въ двухъ шагахъ, блую, неподвижно-стоявшую фигуру. Сердце забилось стремительно, волосы стали на голов дыбомъ, только съ трудомъ могъ я дышать, однако я пошелъ по направленію къ лску, къ самому привиднію…
Это была она, моя ночная постительница. Въ тотъ самый моментъ, какъ я подошелъ къ ней, мсяцъ выступилъ изъ облаковъ, которые затемняли его. Видніе, казалось, состояло изъ молочно-благо тумана, только глаза и волосы были боле темнаго цвта. Когда она скрестила на груди свои руки, я замтилъ на одномъ изъ ея пальцевъ маленькое кольцо матоваго золота. Я подошелъ къ ней и хотлъ заговорить но голосъ не повиновался мн. То, что я испытывалъ, было не совсмъ чувство ужаса.
Она глядла на меня.— Взглядъ ея не былъ ни печальнымъ, ни радостнымъ… Я дожидался, когда она заговоритъ съ мной. но она оставалась безмолвна и неподвижна, обративъ на меня свой пристальный взоръ.
‘Вотъ я!’ воскликнулъ я, пересиливъ себя. Мои слова звучали глухо.
‘Я люблю тебя!’, послышался отвтъ тихимъ голосомъ.
‘Ты любишь меня?’ воскликнулъ я пораженный.
‘Отдайся мн!’ снова послышалось словно дуновеніе.
‘Отдаться теб? Но вдь ты привидніе! ты безтлесна!’
Вс мои мысли перепутались.
‘Кто ты? Паръ, туманъ, воздушное облако!— Отдаться теб!— Сперва скажи мн, кто ты? Жила ли ты на земл? Откуда ты?’
‘Отдайся мн!*’ — послышалось снова. ‘Я не причиню теб никакого страданія. Скажи мн только два слова: возьми меня!’
Я растерянно смотрлъ на фигуру.— Что она мн говоритъ? что это все означаетъ? думалъ я — ршаться ли мн на приключеніе?
‘Ну, хорошо!’ — воскликнулъ я вдругъ съ неожиданной силой, какъ будто какая-то тайная власть подтолкнула меня: ‘Возьми меня!’
Едва я произнесъ эти слова, какъ таинственная фигура приблизилась ко мн съ улыбкой, освтившей вс ея черты, руки ея отдлились другъ отъ друга и стали длинными, длинными…
Я хотлъ отскочить, но было уже поздно, она, уже овладла мною, она обняла меня своими облако-подобными руками… медленно мое тло стало отдляться отъ земли… и мы съ умренной быстротой полетли, надъ широкой равниной, покрытой травой.

V.

Голова у меня закружилась и я невольно закрылъ глаза… я чувствовалъ, что мы все еще летли… и когда я черезъ нсколько времени снова открылъ глаза, то мн не видно уже было моего лса. Подъ нами тянулась широкая, темная равнина. Съ невыразимымъ страхомъ я замтилъ, что мы находились на значительной высот.
‘Я во власти демона!’ — Эта мысль молніей мелькнула въ моей голов. До сихъ поръ еще ни разу я не задавался идеей, что дьявольская сила придетъ для моей погибели… И мы летли все дальше и дальше и, какъ мн казалось, вс выше и выше.
‘Куда ты влечешь меня?’ — выговорилъ я наконецъ.
‘Куда хочешь!’ — прошептала моя спутница, крпче заключая меня въ свои объятія. Лицо ея касалось моего, однако мн чудилось, какъ будто я не чувствовалъ этого прикосновенія. ,
‘Назадъ, на землю!’ воскликнулъ я, — ‘здсь на верху, ужасно’.
Она повиновалась и тотчасъ же мы стали спускаться внизъ съ быстротой падающихъ камней. Втеръ путалъ мои волосы, и когда я опять пришелъ въ себя, то увидлъ, что мы тихо летли надъ землей, касаясь стеблей высокой травы.
‘Спусти меня здсь’, сказалъ я. ‘Что за мысль летать! Я не птица!’
‘Я думала доставить теб этимъ удовольствіе!’ прошептала моя спутница.— ‘Мы ничего иного не длаемъ’.
‘Вы!— да, но кто вы?’
Никакого отвта.
‘Ты не смешь мн этого сказать?’
Жалобный звукъ, похожій на тотъ меланхолическій тонъ, который разбудилъ меня въ первую ночь, достигъ моего слуха… и мы все летли низко надъ землей въ сыроватомъ воздух.
‘О, спусти же меня на землю!’ сказалъ я и на этотъ разъ настойчиве. Она склонила голову какъ бы въ знакъ повиновенія и я сталъ на ноги. Она осталась стоять передо мной, и снова скрестились ея руки. Какъ въ первый разъ, такъ и теперь мн чудилось въ выраженіи ея глазъ печальное прошлое. Я началъ собираться съ мыслями и обдумывать свое исключительное положеніе.
‘Гд мы?’ спросилъ я, такъ какъ не узналъ мстности, гд мы находились.
‘Далеко отъ твоего дома, но въ одно мгновеніе мы можемъ быть тамъ,
‘Какъ?.. Я опять долженъ теб довриться?’
‘Я не длаю теб ничего дурного!’ — прошептала моя спутница и нжнымъ, просительнымъ тономъ звучали эти слова. ‘Мы будемъ лишь вмст летать до разсвта. Повсюду, куда только поведетъ тебя твоя мысль, я смогу тебя унести, во вс страны земли… Отдайся мн… и скажи только: ‘Возьми меня!’
‘Хорошо же! Возьми меня!’
Руки ея снова обвились вокругъ меня, я потерялъ почву подъ ногами и мы снова начали свой полетъ.

VI.

‘Куда нести тебя?’ спросила моя спутница.
‘Прямо, впередъ!’
‘Но, вдь, это лсъ!’
‘Такъ полетимъ черезъ него, только не такъ быстро.’
Тотчасъ мы вихремъ взлетли вверхъ, затмъ опять полетли въ прямомъ направленіи. Не было больше травы, повсюду верхушки высокихъ деревьевъ, которые, казалось, скользили подъ нашими ногами. Замчательная картина, смотрть свepxy на этотъ лсъ, съ безчисленными, темными, тянувшимися къ небу деревьями, сломаныя верхушки которыхъ освщала блдная луна, съ его низкими курчавыми кустарниками, прильнувшими, казалось, къ самой земл,— мы пролетали порой надъ прогалинами и я изумлялся зубчатымъ тнямъ, которыя деревья бросали на пространства освщенныя луной.— Отъ времени до времени слышался жалобный крикъ зайца, а затмъ сильный, широко разносившійся среди тихой ночи, голосъ совы, перемшанный съ каркающими и щелкающими воронами.
Въ воздух чувствовался запахъ почекъ, грибомъ и сырой травы. Мсяцъ лилъ на насъ свои холодные лучи, а надъ нашими головами мерцая, блестли звзды.— Скоро лсъ исчезъ за нами.— Мы увидли широкую равнину, на которой виднлась срая линія тумана, это было русло рки. Мы летли вдоль берега, надъ травой и кустарниками, пригнувшимися отъ росы. Вода то сверкала голубымъ блескомъ, то бурлила глухо и громко. То тамъ, то здсь носились надъ ркой клубы тумана. Водяныя лиліи развернули свои блыя, нжныя лепестки, какъ молодыя женщины, не боявшіяся ни подслушиванія, ни подсматриванія, раскрыли он свои сокровища. Я хотлъ сорвать одинъ цвтокъ и уже почти коснулся водяного зеркала, какъ вдругъ въ тотъ самый моментъ, когда я хотлъ схватить цвтокъ, какая-то противная жидкость брызнула мн въ лицо.

VII.

Я начиналъ привыкать къ ощущенію полета и даже находить въ этомъ удовольствіе. Кто видлъ во сн, какъ онъ летитъ, тотъ пойметъ меня.
Совершенно успокоившись, я занялся теперь разсматриваніемъ удивительнаго существа, которому я былъ обязанъ ролью въ этомъ невроятномъ приключеніи.
Это была молодая женщина, черты которой ничуть не напоминали русскій типъ. Ея фигура, сроватая, полупрозрачная, съ чуть явственными очертаніями напоминала т легкія, прозрачныя фигурки на освщенныхъ внутри алебастровыхъ вазахъ, которыя мы видимъ въ каждомъ салон.— И опять мн почудилось, какъ будто эти черты были мн не совсмъ чужими.
‘Могу я съ тобой говорить?’ — спросилъ я.
‘Говори!’
‘Я вижу на твоемъ пальц кольцо? Ты жила на земл? Была ты замужемъ?
Она не отвчала.
‘Какъ ты зовешь себя? Или какъ зовутъ тебя?’
‘Зови меня — Элли!’
‘Элли? Это англійское имя. Ты англичанка?.. Знала ты меня раньше?’
— ‘Нтъ!’
‘Зачмъ ты явилась мн?’
— ‘Я люблю тебя!’
‘Ты счастлива?’
— ‘Да… витать, летать съ тобой въ свжемъ, свободномъ воздух!..’
‘Элли!’ воскликнулъ я вдругъ. ‘Ты проклята? Или твоя душа осуждена на страданія?’
— ‘Я не понимаю тебя’, пробормотала она, опустивъ голову.
‘Именемъ Бога заклинаю тебя’… началъ я опять. Она прерывисто прервала меня.
— ‘Что ты говоришь мн,’ — воскликнула она.— ‘Я не знаю, что ты хочешь сказать.’ — Мн казалось, что холодная рука, которой она поддерживала меня, слегка задрожала.
‘Не бойся!’ продолжала она.— ‘Не бойся, мой другъ’.— Ея лицо склонилось къ моему. На своихъ губахъ я почувствовалъ особенное ощущеніе, какъ будто уколъ сухого жала… какъ бы прикосновеніе еще не присосавшейся піявки.

VIII.

Мы витали на значительной высот. Я смотрлъ внизъ. Мы летли надъ незнакомымъ мн городомъ, построенномъ по склону высокаго холма. Церковныя башни высоко воздымались изъ темной массы домовъ. Золотые купола и металлическіе шпицы сверкали въ призрачномъ освщеніи. Черезъ рку тянулся длинный мостъ.— Бловатая, тихая улица казалась узкимъ каналомъ, прорзывающимъ городъ изъ конца въ конецъ и терялась въ черной, широкой равнин за городомъ.
‘Что это за городъ?’ спросилъ я Элли.
— ‘N’.
‘Въ N… губерніи?’
— ‘Да.’
‘Мы далеко отъ моей родины?’
— ‘Для насъ нтъ разстоянія!’
‘Правда?» Я почувствовалъ въ себ внезапную смлость. ‘Тогда унеси меня въ Южную Америку.’
— ‘Невозможно. Скоро наступитъ день.’
‘А! мы ночныя птицы!.. Тогда унеси меня, куда хочешь, только подальше’.
‘Закрой глаза и не дыши’, — отвчала Элли, ‘и мы полетимъ быстро, какъ вихрь’.
Тотчасъ же воздухъ съ оглушительнымъ грохотомъ загремлъ въ моихъ ушахъ. Мы скоро остановились, но грохотъ не прекращался, онъ удвоился. Точно ужасный вой, страшный трескъ.
‘Теперь открой глаза, ‘ сказала мн Элли.

IX.

Я повиновался.— ‘Праведный Боже, гд я?’ Надъ нами низкія, тяжелыя, непроницаемыя тучи, толпясь, перегоняя другъ друга, какъ яростныя чудовища, подъ нами — бурлившее, дико-взбунтовавшееся море. Конвульсивно, внезапно вздымались блыя волны въ пнистыя горы, оторвавшіеся валы съ ужаснымъ громомъ хлестали черныя скалы. Вой, ревъ расходившейся бури, ледяное дыханіе, подымавшееся съ самой глубины пучины отголосокъ стремительныхъ волнъ, разбивающихся о крутой беретъ, тутъ покинутый небомъ, борющійся съ волнами корабль, — тамъ, разбитый челнокъ… несущіеся по вод обломки, тонущіе люди… Повсюду смерть, смерть и ужасъ… У меня закружилась голова и объятый ужасомъ я закрылъ глаза. ‘Что это? Гд мы?’,
‘На южномъ берегу острова Вайтъ, у скалы Блэкгангъ, гд такъ часто разбиваются суда!’ отвчала Элли, какъ мн показалось, съ злобно-радостнымъ выраженіемъ.
‘Унеси меня прочь, прочь отсюда! Домой!» Мн казалось, что мы полетли съ еще большей быстротой, чмъ раньше. Втеръ улегся, однако я чувствовалъ на своемъ плать, на своихъ волосахъ, суровое вяніе воздуха. Я не могъ дышать.
Я почувствовалъ землю подъ своими ногами. Не слышалось боле ни малйшаго шума. Я сдлалъ огромное усиліе, чтобы собраться съ мыслями. Все вокругъ, казалось мн, умерло, но кровь бурно стучала у меня въ вискахъ, въ голов же я чувствовалъ какой-то своеобразный звонъ. Мало-по-малу это оцепненіе прекратилось, я опять пришелъ въ себя и открылъ глаза.

X.

Мы находились на улиц моей деревни. Прямо передъ нами сквозь рядъ узловатыхъ ивъ, виднлось большое пространство воды, надъ которой носился туманъ,— направо, тусклая зелень хлбнаго поля, налво изъ-за тумана, виднлся мой фруктовый садъ съ его неподвижными сроватыми деревьями. Начало уже разсвтать. По блдному небу растянулись въ косыхъ лучахъ два или три легкихъ облачка, которыя, подъ прикосновеніемъ перваго, тихаго вздоха утренней зари, казались точно позолоченными. Звзды исчезли одна за другой.
Еще ничто не шелохнулось… еще не раздавалось никакого шума… глубокая, святая тишина могилы… и однако, казалось, что вся природа въ волшебномъ розоватомъ освщеніи разсвта готовилась къ пробужденію.
— ‘Уже день!’ — прошептала Элли у меня надъ ухомъ.— ‘Прощай, до завтра!’
Я обернулся къ ней, она уже отдлилась отъ земли и поднялась передо мной въ воздухъ… я увидлъ на минуту, какъ она подняла руки надъ своей головой… Эта голова… Эти руки… плечи, казалось, приняли тлесный оттнокъ… глубокіе глаза блестли… загадочная улыбка играла на ея слегка порозоввшихъ губахъ… она мн казалась прелестной молодой двушкой…— Но только на одинъ моментъ.— Словно ослпленная, она вдругъ откинулась назадъ и затмъ исчезла какъ дымъ. Нсколько времени я оставался точно оглушенный, я не могъ двинуться. Когда я опять былъ въ состояніи смотрть, что вокругъ меня происходило, мн почудилось, будто эта тлесная красота въ нясныхъ краскахъ блдной розы не совсмъ еще исчезла, и будто моя удивительная фея все еще витала надо мной и вокругъ меня. Быть можетъ утренняя заря румянила ее?
Я чувствовалъ себя утомленнымъ и направилъ, свои шаги къ дому. Я услышалъ птуха, перваго встника загоравшагося дня. Вдоль крыши, на стропилахъ, тснымъ рядомъ сидли вороны, дятельно занятыя своимъ утреннимъ туалетомъ и глядясь какъ въ зеркало въ молочно-блое небо. Повременамъ одна ворона съ шумомъ поднималась, чтобы снова опуститься въ нсколькихъ шагахъ отъ своего стараго мста. Въ сосднемъ лск раздалось пылкое клохтанье тетерева… Леглая дрожь охватила меня, я поспшилъ въ свой домъ, въ свою постель и скоро глубокій сонъ овладлъ мною.

XI.

Въ слдующую ночь, когда я приблизился къ старому дубу, Элли встртила меня, какъ старая знакомая. Съ моей стороны исчезъ всякій страхъ, и я опять увидлъ Элли почти съ удовольствіемъ. Я отказался отъ дальнйшихъ усилій разгадать какъ нибудь мое приключеніе и думалъ лишь о томъ, чтобы снова летть и удовлетворить свою любознательность.
Рука Элли обвилась вокругъ меня и мы начали свой полетъ.
‘Полетимъ въ Италію!’ — сказалъ я ей.
‘Куда хочешь, мой другъ!’ — отвчала она нжно.— Нжно и торжествуя склонила она ко мн свою голову. Мн чудилось, какъ будто ея лицо было не такъ прозрачно, какъ прошлую ночь, а черты не такъ туманны, она напоминала то удивительное видніе, которое я видлъ въ прошлую ночь, въ моментъ разставанія съ ней.
‘Эта ночь’, прошептала Элли, ‘длинная ночь. Такая рдко бываетъ. Когда шесть разъ тридцать…’
— ….. ‘тогда’, продолжала она, ‘можно видть, что сокрыто въ другихъ вкахъ’.
Здсь я пропустилъ нсколько словъ.
‘Элли!’ — воскликнулъ я умоляющимъ тономъ.— ‘Кто ты? Скажи мн наконецъ!’
Не отвчая, она вытянула свою длинную, блую руку. Своимъ пальцемъ она указала на темномъ неб одинъ пунктъ, гд между безчисленными мелкими звздами красноватымъ свтомъ свтилась комета.
‘ Какъ мн понимать?’ — воскликнулъ я.— ‘Живешь ли ты какъ эта комета, блуждая между планетами и солнцами? Живешь ли ты между людьми?… или совсмъ…?’ — Но рука Элли вдругъ легла на мои глаза. Я былъ погруженъ въ блый туманъ, поднимавшійся съ долины.
‘Въ Италію! Въ Италію!’ — шептала она. — ‘Эта ночь — длинная ночь!’

XII.

Туманъ разсялся и я увидлъ подъ собой безконечную равнину. Но ощущеніе мягкаго, теплаго воздуха на моихъ щекахъ уже говорило, что мы были не въ Россіи, и кром того равнина эта также не походила на наши. Туманное, лишенное растительности, пустынное пространство громаднаго протяженія. То тамъ, то сямъ, подобно осколкамъ разбитаго зеркала виднлись лужи стоячей воды. Весь воздухъ былъ проникнутъ зловредными парами… Буйволы, олени, дикіе кабаны бродили по топкой земл… Повсюду разносилось тысячеголосое кваканье лягушекъ… Вдали виднлись горы, съ другой стороны, еще дальше, — тихое море.
— ‘Понтійскія болота!’ сказала Элли. ‘Ты слышишь лягушекъ? Слышишь запахъ сры?’
‘Понтійскія болота!’ — повторилъ я и чувство робости охватило меня. ‘Зачмъ ты привела меня въ это печальное мсто? Полетимъ лучше въ Римъ!’
‘Римъ близокъ’, сказала она. ‘Готовься!’
И мы направили свой полетъ надъ старой латинской дорогой.— Изъ какого-то болота буйволъ поднялъ свою неуклюжую голову и замоталъ рогами, откинутыми назадъ. Онъ показалъ намъ близну своихъ злыхъ и глупыхъ глазъ, фыркая съ неимоврной силой. Безъ сомннія, онъ почуялъ насъ.
— ‘Римъ! Ботъ Римъ!’ воскликнула Элли. ‘Смотри передъ собой!’
Что это за черная масса на горизонт? Гигантскіе быки моста? Черезъ какую рку ведутъ они? Почему они мстами разрушены? Нтъ, это не мостъ, это — старый римскій водопроводъ.— Вотъ священная римская Кампанья. И тамъ внизу живописныя альбанскія горы. Ихъ вершины и темныя постройки стараго акведука освтились блднымъ, матовымъ свтомъ лучей восходящаго мсяца. — Скоро мы находились уже передъ одиноко стоящими руинами. Былъ ли это когда-то дворецъ, или надгробный памятникъ, или бани? Кто могъ сказать?.. Черный плющъ покрывалъ ихъ своими печальными втвями, а у подножія открывались словно зіяющая пасть полуразрушенные своды просторныхъ подземельныхъ комнатъ. Меня обдало пронизывающимъ запахомъ могилы, исходившимъ изо всхъ этихъ маленькихъ, хорошо соединенныхъ камней, мраморное одяніе которыхъ даннымъ давно уже исчезло.
— ‘Здсь’, продолжала Элли, протягивая руку. ‘Здсь, назови громкимъ голосомъ три раза подрядъ имя великаго Римлянина.
‘Что тогда будетъ?’
— ‘Ты увидишь’.
Я подумалъ съ минуту.
‘Divus Cajus Julius Caesar!’ воскликнул я. ‘— ‘Divus Cajus Julius Caesar!’, — повторилъ я,ъ растяивая звуки.—‘Цезарь!..’

XIII.

Послдніе звуки моего голоса еще не пропали, какъ я услышалъ… Но я въ отчаяніи, когда приходится описывать, что я тогда испытывалъ.— Прежде всего неясный, едва различимый для уха, безпрерывно-повторяющійся шумъ, какъ бы отъ трубъ и рукоплесканій. Мн казалось, какъ будто въ какой-то необъятной дали, или въ бездонной глубин, двигалась безчисленная толпа, она выступала, поднималась тсными волнами, продолжая испускать крики, но т крики которые вырываются изъ груди во время страшныхъ сновъ, кажущихся вками, тутъ надъ руинами потемнло. Начали подниматься, маршировать мимо тни, миріады тней, милліоны фигуръ… одни округляясь подобно шлемамъ, другія удлиняясь ввид пикъ. Лучи мсяца разбивались въ безчисленныя, голубоватыя искры на этихъ шлемахъ и пикахъ… и вся эта армія вс эти массы переполняли другъ друга, приближаясь все больше и больше, становясь все больше и больше… Чувствовалось, что они были оживлены невыразимой энергіей, были въ состояніи сдвинуть вселенную… Однако, нельзя было различить ни одной ясной фигуры… Вдругъ особенное возбужденіе распространилось по этимъ волнующимся массамъ… он раздлились, отступили назадъ. Caesar, Caesar venit! раздались тысячи тысячъ голосовъ, подобно шелесту листьевъ во время бури… Раздался глухой ударъ… блдная, смуглая, увнчанная лаврами голова голова императора… тихо выступила изъ развалинъ.
Нтъ, въ человческомъ язык нтъ словъ, что бы выразить тотъ ужасъ, который охватилъ меня въ этотъ моментъ. Я сказалъ себ, что когда эта голова откроетъ глаза, когда эти губы разомкнутся, тогда я долженъ умереть… ‘Элли!’ воскликнулъ я, ‘я не могу, я не хочу!.. Унеси меня прочь изъ Рима, прочь изъ этого ужаснаго Рима!’
— ‘Слабое сердце!’ пробормотала она и мы полетли прочь. За нами слышался шумъ скрестившагося желза и величественный кличъ римскихъ легіоновъ… Тутъ все потемнло.

XIV.

— ‘Взгляни и успокойся!’ сказала Эли.
Я не зналъ, что меня окружало, свтъ или туманъ! Ничего не могъ я различить. Но я отдался упоенію блаженства, когда увидлъ, какъ передъ моими глазами обрисовывались благородные профили горъ, красиво одтыхъ лсами, предо мною тянулось озеро съ отражавшимися въ глубин его зеленыхъ водъ и мерцавшими звздами. Я полной грудью вдохнулъ въ себя благотворный воздухъ апельсиновъ… въ то же самое время я услышалъ чудное пніе молодого женскаго голоса. Возбужденный, плненный этимъ ароматомъ и этимъ голосомъ, я захотлъ внизъ. Мы находились передъ прелестнымъ мраморнымъ домикомъ, прислонившимся къ тнистой кипарисовой рощ. Звуки неслись изъ его широко открытыхъ оконъ — озеро, покрытое апельсинными листьями, омывало своими тихими мелькающими волнами стны прелестнаго палаццо, изъ глубинъ озера поднимался террасообразный островъ засаженный миртами, лаврами, каштановыми и апельсинными деревьями, покрытый портиками, каменными статуями и погруженный въ цлое море прозрачнаго свта.
— Jsola Bella! Лаго-Маджоре! — сказала Элли. Я отвтилъ лишь: ‘А!’ и пожелалъ остановиться. Голосъ пвицы явственне достигалъ моего уха и производилъ на меня все больше впечатлніе. Мн захотлось увидть въ лицо ту, которая очаровала меня столь чудными звуками. Мы были около самого окна.
Въ середин салона, меблированнаго въ помпейскомъ стил, и походившаго боле на помщеніе древностей, чмъ на современный салонъ, — онъ былъ наполненъ греческими скульптурами, этрусскими вазами, рдкими растеніями, драгоцнными камнями и освщенъ сверху двумя лампами заключенными въ кристаллическіе шары — сидла передъ піанино молодая женщина. Наклонивъ голову слегка впередъ, полузакрывъ глаза, она пла итальянскую псню. Она пла и смялась, серьезное, даже строгое лицо ея дышало абсолютнымъ душевнымъ спокойствіемъ… Она смялась однакоже и, казалось Фавнъ Праксителя, молодой и легкомысленный какъ и она, тоже смялся на своемъ пьедестал.
Подъ прекрасными апельсинными деревьями, она отличалась высшей красотой! Увлеченный ея пніемъ, ея прелестью, охваченный мягкостью рчи и этимъ зрлищемъ юности, любви и счастья, я совершенно забылъ свою воздушную спутницу, я забылъ, благодаря какому загадочному приключенію я могъ проникнуть въ тайну столь далекаго и столь чуждаго существа. Мн хотлось войти и говорить…
Тутъ тло мое вздрогнуло отъ стремительнаго толчка — какъ будто я прикоснулся къ лейденской банк. Лицо Элли, несмотря на прозрачность, потемнло и сдлалось грознымъ. Въ ея широко раскрытыхъ глазахъ сверкало выраженіе гнвной злобы.
— ‘Уйдемъ’, сказала она вспыльчиво. И снова втеръ, шумъ и оцепненіе… Военный кличъ легіоновъ замнился послднимъ замиравшимъ тономъ пвицы, который долго еще раздавался въ моихъ ушахъ.
Мы остановились, но этотъ замиравшій, этотъ послдній звукъ продолжалъ раздаваться въ моихъ ушахъ, хотя я уже былъ въ другомъ воздух и дышалъ испареніями другой земли. Навстрчу мн повяло сильной свжестью, какъ бы отъ большой рки и ароматомъ сна и конопли. Тому звуку, долго еще вибрировавшему въ моихъ ушахъ послдовалъ другой, затмъ еще но столь выразительнаго характера, съ модуляціями, такими знакомыми мн, что я сказалъ себ: это — русская псня! — И въ тотъ же моментъ вс предметы стали легко различимы.

XV.

Мы находились на берегу величественной рки. Длинныя баржи тихо качались на своихъ якоряхъ. На одной изъ этихъ баржъ раздавалась живая псня и свтился маленькій огонекъ, свтъ котораго отражался длинными красными и дрожащими линіями на волнахъ рки. Повсюду, и на вод, и на земл свтились такіе огоньки. Были ли они отъ насъ близко или далеко? Глазъ не могъ съ точностью опредлить этого. То они быстро гасли, то яркимъ свтомъ прыгали тамъ и сямъ. Безчисленные кузнечики щелкали явственно въ трав, не тише и не мене усердно, чмъ лягушки въ Понтійскихъ болотахъ. Отъ времени до времени мн слышались жалобные крики невидимыхъ птицъ. Небо было безоблачно, но туманно и темно.
‘Мы не въ Россіи?’ спросилъ я свою предводительницу.
— ‘Это Волга!’ отвчала она.
Мы полетли вдоль рки.
‘Зачмъ ты такъ быстро увлекла меня изъ чудной Италіи?’ спрашивалъ я дальше. ‘Безъ сомннія теб что то не понравилось, ты ревнива?’
Губы Элли задрожали, взоръ ея сталъ грознымъ, но почти сейчасъ черты приняли обычную неподвижность! ‘Я бы хотлъ домой!’ просилъ я.
— ‘Подожди! подожди!’ отвтила она. ‘Эта ночь — долгая ночь! Она не скоро придетъ опять… подожди, подожди еще немного’.
Скоро мы перелетли Волгу перерзывая ее въ косомъ направленіи. Волны журчали и катились глубоко подъ нами, леденящій втеръ свистлъ и билъ насъ своими холодными крыльями. Вскор правый берегъ исчезъ за нами въ темнот и мы увидли противоположный крутой берегъ съ его трещинами и расщелинами. Мы приблизились къ нимъ. — ‘Позови здсь громко: Сарынъ на кичку’ {Кличъ волжскихъ разбойниковъ.}, прошептала мн она совсмъ тихо.
Я еще едва пришелъ въ себя отъ ужаса, въ который привело меня появленіе римскаго фантомъ, я былъ измученъ и подавленъ, не знаю, какимъ неопредленнымъ чувствомъ печали…. короче, мн не доставало мужества. Я не хотлъ, я не могъ выговорить эти роковыя слова, будучи убжденъ, что они подобно ‘Волчьей долин’ въ Волшебномъ стрлк непремнно вызовутъ откуда-нибудь ужасное, удивительное явленіе.
— ‘Ты увидишь Стеньку Разина!’ продолжала она въ оживленномъ тон.
‘Я не могу! Я не хочу!’ отвчалъ я. ‘Веди меня домой’.
— ‘Слабое сердце’, сказала она какъ бы въ презрительномъ тон.
‘Домой! Домой!’
Я потерялъ сознаніе и когда опять очнулся, то находился вмст съ Элли на опушк своего лса, недалеко отъ стараго дуба.
— ‘Видишь ты, вонъ ту прелестную тропинку?’ сказала она мн. ‘Тамъ внизу, куда падаетъ лучъ мсяца, гд качаются дв березки? Хочешь, мы будемъ тамъ?’
Я такъ былъ истомленъ, что съ трудомъ могъ отвчать:
‘Домой! Домой!’
‘Ты дома’, сказала Элли.
Дйствительно, я стоялъ передъ своей дверью одинъ. Сторожевая собака подошла, недоврчиво обнюхала меня и съ воемъ побжала прочь. Я не безъ усилій бросился на постель и заснулъ не раздваясь.

XVI.

На слдующій день я страдалъ въ теченіе цлаго утра отъ мигрени и едва могъ сдлать то или другое движеніе, но не это тлесное недомоганіе, главнымъ образомъ, занимало меня. Я былъ сердитъ и недоволенъ самимъ собою и своимъ поведеніемъ въ прошедшую ночь. ‘Слабое сердце!’ повторилъ я про себя. ‘Да, Элли имла право, — чего я испугался? Почему не воспользовался благопріятнымъ случаемъ? Я лично могъ видть Цезаря, а страхъ заставилъ, меня потерять голову, я плакалъ отъ страха и дрожалъ какъ маленькій ребенокъ передъ розгой… Что касается Разина — это другое дло… Въ своемъ положеніи дворянина и помщика… Но все же: къ чему страхъ?… Слабое сердце! Слабое сердце!’
‘Не было ли все, что я видлъ сномъ?’ спросилъ я себя въ заключеніе. Я позвалъ свою служанку.
‘Мара! Въ какое время я вчера легъ? Помнишь ты наврно?
— ‘Милостивый Боже! кто бы могъ теб сказать это, кормилецъ? Немножко поздно, думается мн. Какъ стало темнть, ты ушелъ изъ дому… а въ твоей комнат, до полуночи, какъ будто кто то ходилъ ощупью… Около утра, да, около утра, да… И такъ уже три дня… Ты горюешь, кормилецъ?’
‘Хорошо’, подумалъ я, ‘но эти воздушные полеты, эти воздушныя путешествія?… Что можетъ уничтожить мои сомннія?.. Мара!’ спросилъ я ‘какъ я сегодня высмотрю?’.
— Какъ ты высмотришь?.. прости, я погляжу на тебя… У тебя немного щеки похудли, ты поблднлъ, нтъ, пожелтлъ какъ воскъ, кормилецъ…
Немного взволнованный я отпустилъ Мару.
— ‘Я умру или помшаюсь’, сказалъ я самому себ и задумчиво подошелъ къ окну. ‘Долженъ быть конецъ, это ужасно! Сердце мое все еще бьется. А когда я лечу, мн кажется, какъ будто кто-то пьетъ мою кровь… Все это заставляетъ меня содрогаться!.. А Элли?.. Она играетъ со мной какъ кошка съ мышью. Быть можетъ, у ней въ виду имется коварный замыселъ противъ меня… Ага! идетъ!.. Но пусть это будетъ въ послдній разъ что я ей довряюсь… Я буду очень внимательнымъ… и!.. Вообще эти быстрыя воздушныя путешествія должны мн вредить во всякомъ случа. Говорятъ, въ Англіи воспрещено, чтобы позда здили съ большей быстротой, чмъ 120 верстъ въ часъ…’
Такъ я раздумывалъ долго. Но въ 10 часовъ я опять былъ около стараго дуба.
Ночь была темна, холодна и печальна, въ воздух чувствовался дождь. Къ своему великому удивленію я никого не нашелъ подъ дубомъ. Нсколько времени я прохаживался взадъ и впередъ, я дошелъ до лска, вернулся опять назадъ, стараясь взоромъ проникнуть глубокую темноту… Никого не увидлъ!.. Я ждалъ долго, долго, наконецъ я вскрикнулъ нсколько разъ ‘Элли’, все громче и громче, но… напрасно. Я былъ печаленъ, почти боленъ. Я ужъ больше не думалъ объ опасности, которая меня только что такъ заботила. Мн хотлось летть, летть… и я никакъ не могъ представить себ, что Элли не придетъ.
‘Элли! Элли! иди-же!’ — ‘Ты не хочешь прійти?’ воскликнулъ я въ послдній разъ. Воронъ, встревоженный моимъ крикомъ, спустился вдругъ съ верхушки ближайшаго дерева и хлопая крыльями, принялся кружиться около его сучковъ. Элли не появлялась.
Недовольный, съ опущенной головой направился я къ дому. Я находился уже на тропинк ведущей къ моему дому, огонь, виднвшійся изъ окна моей комнаты, то вспыхивалъ со всей силой, то исчезалъ за фруктовыми деревьями, стоявшими передъ домомъ.
Вдругъ я почувствовалъ позади себя нчто врод содроганія воздуха и тотчасъ же я былъ слегка приподнятъ. Это — Элли. Ея щеки коснулись моихъ, по тлу пробжалъ морозъ, я чувствовалъ, что ея рука какъ желзной цпью охватила меня. Она заговорила и ея голосъ, сохранившій .все тотъ же тихій, шепчущій тонъ, какъ ледяное дыханіе раздался надъ моимъ ухомъ. ‘Это я!’ сказала она. Тотчасъ же меня охватилъ страхъ и ужасъ. Мы летли на значительномъ разстояніи отъ земли.
‘Ты не хотла сегодня прійти?’ — спросилъ я ее.
— ‘Ты сердишься?’ было ея отвтомъ. ‘Значитъ ты меня любишь! — О, ты — мой!’
Эти послднія слова заставили меня задрожать, я не зналъ, что мн сказать на это.
— ‘Меня задержали!’ продолжала она. ‘Они сторожать меня!’
‘Кто иметъ власть задерживать тебя?’
— ‘Куда ты хочешь сегодня?’ спросила она, по своему обыкновенію не отвчая на мой вопросъ.
‘Въ Италію, на берегъ озера… Ты знаешь куда…’
Она закачала многозначительно головой. Въ это мгновеніе я впервые увидлъ, что ея лицо было уже не прозрачно. Я посмотрлъ въ ея глаза и былъ непріятно пораженъ ея взглядомъ.
‘Элли!’ воскликнулъ я, ‘скажи же мн, наконецъ, кто ты? Пожалуйста! Прошу тебя объ этомъ! ‘
Она пожала плечами.— Я разсердился и ршился дать урокъ ея ревности. Мн пришло иъ голову, заставить ее унести меня въ Парижь, Тамъ, думалъ я, она должна найти поводъ къ ревности.
‘Элли’, обратился я къ ней.— ‘Ты не чувствуешь страха передъ большими городами? На примръ, передь Парижемъ?
— ‘Нтъ.’
‘Нтъ? Даже и передъ такими освщенными мстами, какъ бульвары?
‘Нтъ, это не дневной свтъ’.
‘Хорошо. Тогда веди меня на Итальянскій бульваръ!’ Она прикоснулась кончиками своего широкаго рукава до моей головы, и я тотчасъ окунулся въ бловатое облако, пропитанное сильнымъ ароматомъ. Все на минуту исчезло. свтъ, шумъ и даже сознаніе… Я едва чувствовалъ, что живу, и однако это оглушеніе, этотъ родъ мертваго бытія не былъ непріятенъ. Вдругъ облако разсялось. Элли взяла прочь свой рукавъ и я увидлъ массу построекъ, какой-то адъ, сильное движеніе… Я былъ въ Париж.

XIX.

Снова Элли набросила свой широкій рукавъ на мои глаза, снова я потерялъ сознаніе, снова облако раздлилось.
Что это? Что это за паркъ съ липами и аллеями разсаженными, въ форм стнъ? съ его портиками и мавзолеями, верообразными елками во вкус Помпадуръ, съ тритонами въ стил рококо, нимфами среди бассейнъ и вокругъ мраморныхъ баллюстрадъ… Или это — Версаль?… Нтъ, это не Версаль! Дворецъ не слишкомъ виденъ, архитектура, не достаточно изящна… ‘Мы въ Мангейм’, сказала Элли. ‘Это — Шветцингскій паркъ’.
‘А! мы въ Германіи, подумалъ я и сталъ внимательнымъ. Все было тихо и безмолвно, только одинокій, невидимый ручеекъ журчалъ, ниспадая водопадомъ. Въ одной изъ аллей, между двумя лиственными стнами, какого-то дворянина во фрак съ галунами, въ красныхъ брюкахъ и круглыхъ манжетахъ, со шпагой, колотившейся объ икры, красивую даму въ юбк съ фижмами, причесанную и напудренную, протягивающую руку съ изысканной прелестью… блдныя и удивительныя фигуры… Мн хотлось посмотрть ихъ поближе, но они тотчасъ-же исчезли и я слышалъ лишь вчное журчанье и плескъ маленькаго водопада.
‘Это — ходячія мечты!’ обратилась ко мн Элли. ‘Вчера можно было бы увидть кое-что иное — ныншнюю ночь летаютъ даже человческіе мечты… Лтимъ! Лтимъ!’
Мы поднялись и дйствительно полетли такъ что я не ощущалъ ни малйшаго движенія. Предъ нашими взорами промелькнули темныя горы, густо заросшій лсокъ, за ними другія, потомъ еще… Мы находились въ центр Шварцвальда.
Мы летли все дальше и дальше, но вс время надъ горами и лсами, замчательно старыми, величественными лсами. Ночь ясна, я различаю вс сорта деревьевъ и особенно высокія ели и дубы. Развалины башни на вершин обнаженной скалы вырисовывались своими печальными, сломанными зубцами. Надъ древней грудой камней мирно блестла звздочка. Съ темнаго маленькаго озера несся таинственный плачъ, lamento лягушекъ! Другіе звуки плнили мой слухъ! Они шли издалека, подобно дрожащимъ звукамъ эоловой арфы… Мы въ мираж легендъ.
Воздухъ свжій и легкій. Я чувствовалъ себя даже легко и спокойно, но въ тоже время былъ объятъ необычной грустью.
‘Элли!’ сказалъ я. ‘Ты любишь эту страну?’
— ‘Я? Я ничего не люблю?’
‘Какъ? И меня тоже?’
‘Ахъ, да, тебя!’ — отвтила она небрежно.
Мн показалось, что ея рука крпче обхватила меня.
‘Впередъ! Впередъ!’ — воскликнула она и мы бурно полетли дальше.

XX.

Недалеко отъ насъ, прямо надъ нашими головами, нежданно раздался протяжный крикъ.
‘Это арріергардъ журавлей, летящихъ къ сверу!’ — обратилась ко мн Элли. ‘Хочешь, мы отправимся вслдъ за ними?
‘Да, полетимъ съ журавлями.’
Тринадцать большихъ птицъ прекраснаго вида, сгруппированныя въ вид треугольника, стремительно-быстро летли впередъ. Распростирая крылья и выправляя свою сильную. грудь, они летли съ такой бшеной быстротой, что воздухъ вокругъ нихъ свистлъ и шумлъ. Замчательное зрлище, видть эти сильныя и полныя энергіи существа, эту непреодолимую силу воли на такой высот, такъ далеко отъ всякаго человческаго существа!
‘Теперь полетимъ въ Россію!’ обратилась ко мн Элли. Не первый разъ я опять замтилъ, что Элли угадывала мои мысли, знала мое намреніе раньше, чмъ я его высказывалъ.
‘Или, можетъ быть, ты хочешь что нибудь другое?’— спросила она.
‘Нтъ!’ отвтилъ я. ‘Я направляюсь изъ Парижа, веди меня въ Петербургъ!’
— ‘Теперь?’
‘Сейчасъ. Только накрой меня своимъ рукавомъ! Я боюсь втра!’
Элли протянула свою руку… Но прежде, чмъ облако окутало меня, я снова почувствовалъ на своихъ губахъ прикосновеніе сухого жала, тихій укол котораго я уже одинъ разъ испыталъ.

XXI.

‘Смотри! Ей-и!..’ — этотъ протяжный крикъ отдается въ моихъ ушахъ. ‘Смотри! Ей-и!’..— отозвалось издали. ‘Смотри! Ей-и!.. Этотъ крикъ раздался какъ будто бы на краю вселенной, — Я вздрогнулъ. Большой золотой шпицъ сверкнулъ передъ моими глазами. Я узналъ укрпленія Петербурга.
Блдная сверная ночь!.. Но это тоже ночь? Не день ли это скоре, тусклый и больной? Я никогда не любилъ петербургскихъ ночей, но на этотъ разъ я прямо таки испугался. Лицо ея совершенно исчезло, растворилось и расплылось, какъ настоящее облако подъ вліяніемъ іюльскаго солнца, и однако свое тло я видлъ явственно, пока я летлъ въ воздуху на равной высот съ Александровской колонной.— Значитъ мы — въ Петербург! да, да, это — Петербургъ, эти пустынныя широкія улицы пепельнаго цвта, эти дома оштукатуренные въ бловато-срый, въ желтовато-блый и въ сровато-лиловый цвта, съ ихъ глубокими окнами, съ ихъ вывсками и фирмами въ кричащихъ краскахъ, съ ихъ желзными навсами, балконами. Вотъ золотой куполъ Исакіевскаго собора, вотъ Нева, которая легко и тихо несетъ въ море свои холодныя голубыя волны.
— ‘Летимъ дальше!’ воскликнула Элли съ безпокойствомъ.
И не дожидаясь моего отвта она повлекла меня на другую сторону рки, черезъ дворцовую площадь, мимо литейнаго завода. Подъ нами слышны были шаги и голоса, по улиц шло общество съ оживленными лицами, болтавшее о какомъ то курс танцевъ.— ‘Подпоручикъ Колпаковъ!’ воскликнулъ вдругъ испуганный часовой.
Но дальше я увидлъ у открытаго окна какого-то большого дома, молодую двушку, сидвшую въ шелковомъ плать, съ обнаженными руками, съ волосами, свободно-спрятанными въ бисерную стку и съ папиросой во рту. Она задумчиво читала книгу которая, вроятно была обязана своимъ появленіемъ перу современнаго Ювенала.
‘Скорй летимъ дальше!’ снова вырвалось у Элли.
Въ тотъ же самый моментъ подъ нами исчезли маленькія рощи корявыхъ елокъ и мшистыхъ болотъ, которыми окруженъ Петербургъ. Мы направили свой полетъ прямо на югъ. Небо и земля становились все темне и темне.— Болзненная ночь, болзненный день, болзненный городъ! Мы скоро оставили его позади!

XXII.

Мы летли тише обыкновеннаго, такъ что я свободно могъ слдовать глазами за всми измненіями, какія только постепенно происходили на моей родной земл. Безконечная панорама.
Лса, поля, луга, овраги и рки, въ большихъ промежуткахъ церкви и деревни, рже большія мстечки и города, а тамъ опять поля, овраги, рки. Я былъ недоволенъ, все было для меня безразлично. И если я длался все скучне и недовольне, то вовсе не потому, что я летлъ черезъ Россію. Нтъ! Вся эта земля, или безгранично-пустынныя пространства подо мною, вся окрестность, заселенная народомъ, задыхающимся въ своихъ нуждахъ, страданіяхъ и болзняхъ на клочк жалкой пыли… эти люди-комары, въ тысячу разъ ничтожне, чмъ даже сами комары, со своими блдными губами съ своимъ монотоннымъ плачемъ… А! все это казалось мн ненавистнымъ! — Мое недовольство все увеличивалось и увеличивалось, мн не хотлось больше видть передъ своими глазами эту ничего-неговорящую картину, эту каррикатуру.— Вс мои чувства сосредоточились въ одномъ чувств отвращенія и, что хуже всего, отвращеніи къ самому себ.
— ‘Перестань!’ шептала Элли. ‘Перестань, или я не вынесу. Съ тобой не поладишь!.
‘Домой!’ приказалъ я ей такъ, какъ будто имлъ дло со своимъ кучеромъ и закрылъ глаза.

XXIII.

Я ихъ скоро снова открылъ. Элли страннымъ образомъ прижалась ко мн, какъ будто она хотла меня задушить. Я посмотрлъ на нее и кровь у меня застыла. Тотъ, кто когда либо нечаянно видлъ человческое лицо, выражавшее ужасъ безъ видимой причины, тотъ пойметъ впечатлніе, вынесенное мною. Необычайный ужасъ, нечеловческій страхъ написанъ былъ на лиц Элли. Еще никогда я не видлъ ничего подобнаго на человческомъ лиц… Этотъ безжизненный фантомъ, сверхъестественное существо, тнь и этотъ неслыханный неописуемый ужасъ!..
‘Элли, что это? что съ тобою?’ вскричалъ я.
— ‘Онъ! Онъ!’ отвтила она съ волненіемъ ‘Онъ!’
‘Кто? Онъ?’
— ‘Не называй его имени! не произноси его!’ лепетала Элли. ‘Мы должны летть! Все кончено… и навсегда!.. Посмотри! вонъ, вонъ! вонъ!..’
Я устремилъ свой взоръ по направленію, указанному мн дрожащей рукой и различилъ нчто… нчто дйствительно ужасное.
Это нчто было тмъ ужасне, что не имло никакой опредленной форм… Тяжелая, темная масса, желтовато-чернаго цвта, выпуклая, какъ брюхо ящерицы. Не облако и не туманъ. Оно вытягивалось зминообразно по земл, вдругъ появились громадныя движенія, то вверхъ, то внизъ, словно движеніе хищной птицы, готовящейся броситься на добычу. То оно, внезапно, неуклюжимъ прыжкомъ опускалось на землю, какъ паукъ опускается на муху, попавшуюся въ его паутину. Кто ты, ужасная масса? При его приближеніи я увидлъ и почувствовалъ — все затихло, все переходило въ небытіе. Ядовитый холодъ распространялся повсюду, совсмъ близко и при ощущеніи этого холода захватывало сердце, глаза переставали видть, волосы становились дыбомъ. Это была сила темная, непреодолимая, которую ничто не въ состояніи выдержать, которая, несмотря на свое бытіе, все видитъ, все слышитъ и которая не упускаетъ уже того, что разъ попало въ ея власть.
‘Элли! Элли!’ воскликнулъ я, охваченный ужасомъ. ‘Это — Смерть! Смерть!’
Страдальческій крикъ, какой я уже разъ слышалъ, сорвался съ губъ Элли, но на этотъ разъ это былъ крикъ отчаянія. Мы ускорили свой полетъ до невроятной быстроты, но летли зигзагами, Элли металась по воздуху, какъ зврь, преслдуемый охотничьей собакой. Однако отъ ужасной массы вытянулись нчто врод безконечныхъ рукъ, которыя все удлинялись преслдуя насъ, устремляя на насъ свои пальцы и свои когти… На неб вдругъ появился гигантскій призракъ, скачущій на лошади… Элли удвоила свои отчаянныя усилія.— ‘Онъ увидлъ насъ! все погибло!… Я погибла!’ простонала она. ‘Ахъ, я несчастная! Я могла-бы!.. Еще, быть можетъ, жизнь была бы моя!.. а теперь! Уничтожена! разбита!..’
Разслышавъ эти послднія, съ трудомъ произносимыя слова, я потерялъ сознаніе.

XXIV.

Когда я опять пришелъ въ себя, я лежалъ ничкомъ на трав, а во всхъ моихъ членахъ я чувствовалъ боль, какъ бы отъ жестокаго паденія. Заря на неб уже загоралась и предметы становились различимыми. Мсто было мн знакомо. Я по возможности возстановилъ въ памяти все, что произошло въ эту ночь и задрожалъ, при воспоминаніи объ ужасномъ видніи. ‘Но почему?’ сказалъ я самому себ ‘почему это видніе такъ испугало Элли?’ Неужели она тоже обречена въ царство смерти? Можетъ быть она не безсмертна? Какъ это возможно? Какъ все это объяснить’?
Возл себя я услышалъ слабый вздохъ, я повернулъ голову. Въ нсколькихъ шагахъ отъ меня лежала молодая, красивая женщина, одтая въ длинное, блое платье, неподвижно распростершись на трав. Ея красивые волосы были по плечамъ распущены и разсыпались. Лвая рука лежала подъ головой, а правая покоилась на груди, глаза были закрыты, а на губахъ виднлось нчто врод красноватой тни. Была ли это Элли?.. Но Элли была фантомъ, а передо много лежала женщина изъ плоти и крови.— Я подползъ къ ней и склонившись надъ ней, сказалъ: ‘Элли! Это ты?’ Она тотчасъ же вздрогнула, вки ея открылись и большія черные глаза устремились на меня. Этотъ взглядъ точно пронзилъ меня. Я чувствовалъ, какъ она прижалась своей пылающей грудью къ моей груди, въ то время какъ своей рукой она обвила мою шею, въ тотъ же моментъ я почувствовалъ на своихъ губахъ ея горячія, мягкія, но пахнувнувшія кровію губы. ‘Прощай! прощай на вки!’ прошептала она умирающимъ голосомъ… И все исчезло…
Я поднялся, качаясь какъ опьяненный, и долгое время искалъ вокругъ себя исчезнувшую, протирая себ руками глаза — наконецъ я снова очутился на дорог къ N… приблизительно дв версты отъ моего дома. Солнце было уже высоко, когда я вошелъ въ свою комнату.
На слдующую ночь я ожидалъ, и, признаюсь, не безъ страха, появленіе моего фантома, во онъ больше не появлялся. Много разъ я приходилъ ночью подъ старый дубъ, но никогда не замчалъ ничего особеннаго. Я скучаю объ этихъ свиданіяхъ.
Долгое время я думалъ о своемъ приключеніи, я убждалъ самаго себя, что наука ничего не могла объяснить и что ни легенды, ни росказни не передавали ничего подобнаго… Да, я много думалъ объ этомъ, и, пусть никто не удивляется этому, до сихъ поръ не подвинулся ни на шагъ впередъ. Я никогда не могъ ршиться спросить совта у друзей изъ страха, что они сочтуть меня за сумашедшаго.— Наконецъ я ршился ничего не думать объ этомъ, къ тому же у меня было въ голов достаточно другихъ длъ… Съ одной стороны я былъ обязанъ заниматься хозяйствомъ въ качеств помщика, съ другой стороны мое здоровье сильно пошатнулось. Я получилъ тяжелую грудную болзнь, безсонныя ночи и сухой кашель. Лицо мое стало блднымъ, какъ лицо мертвеца. Докторъ увряетъ меня, что будто я страшно малокровенъ, мое болзненное состояніе онъ называетъ малокровіемъ и посылаетъ меня въ Гаштейнгъ. Управляющій клянется, что безъ меня онъ не будетъ знать, что длать съ рабочими. Клянусь! Можетъ онъ или нтъ! Что мн за дло!
Золя Эмиль
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Смерть крестьянина, Золя Эмиль, Год: 1895
  2. Кошачий рай, Золя Эмиль, Год: 1874
  3. Проповедь воздержания и поста, Золя Эмиль, Год: 1874
  4. Плечи маркизы, Золя Эмиль, Год: 1874
  5. Кровь, Золя Эмиль, Год: 1864
  6. Воздержание, Золя Эмиль, Год: 1874
  7. Осада мельницы, Золя Эмиль, Год: 1880
  8. Безработица, Золя Эмиль, Год: 1874
Электронная библиотека