Вальс, Байрон Джордж Гордон, Год: 1812

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Дж. Г. Байронъ

Вальсъ.
Хвалебный гимнъ, сочиненный эсквайромъ Горасомъ Горнэмъ.

Впервые перевелъ на рус. яз. Н. Холодковскій
Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. III, 1905.

Qualis in Earotae ripis aot per juga Cynthi Exercet Diana choros.
Vergilins, Aeneis, 1, 502.

Письмо къ издателю.

Сэръ!

Я — помщикъ изъ средней Англіи. Я могъ бы засдать въ парламент, какъ представитель нашего округа, такъ какъ получилъ на общихъ выборахъ въ 1812 г. столько же голосовъ, какъ генералъ Т. {Именно Б.} Но я всегда стремился къ тихому семейному счастью, и вотъ, 15 лтъ тому назадъ, постивъ Лондонъ, я женился на двиц среднихъ лтъ изъ хорошаго семейства. Мы счастливо жили въ Горнэмъ-Голл до послдняго сезона, когда жена моя и я были приглашены графинею Вальсъ-Вертись (дальняя родственница моей супруги) провести зиму въ город. Такъ какъ я не видлъ въ этомъ ничего дурного и такъ какъ наши дочери достигли такого возраста, что он, какъ говорится, на выданьи, такъ какъ кром того, я имю въ город давнишнее судебное дло по нашему фамильному имнію, то мы и пріхали къ нашей старинной коляск (къ слову сказать, черезъ недлю жена моя стала такъ стыдиться этого экипажа, что пришлось купить подержанный кабріолетъ, жена говоритъ, что я могу сидть на козлахъ, если желаю править, но никогда не долженъ садиться рядомъ съ нею, такъ какъ это мсто предназначено для господина Августа Цыпочкина, ея постояннаго кавалера, который сопровождаетъ ее въ оперу). Будучи много наслышанъ объ искусств мистриссъ Горнэмъ въ танцахъ (она особенно отличалась въ святочныхъ минуэтахъ въ конц прошлаго столтія), я нарядился и прибылъ на балъ къ графин, ожидая увидть контрдансы, и въ крайнемъ случа, котильоны, риль и другіе извстные старые танцы подъ новую музыку. Но представьте себ мое изумленіе, когда я увидлъ, что моя бдная, милая мистриссъ Горнэмъ на половину обняла какого-то гусара огромнаго роста, господина, котораго я до тхъ поръ ни разу не выдалъ, а онъ — я говорю правду — обхватилъ ее почти вокругъ всей таліи, — и давай вертть, вертть, вертть, причемъ они раскачивались подъ звуки какого-то чертовскаго мотива, напоминающаго одну изъ нашихъ деревенскихъ псенекъ, но боле ‘affettuoso’, такъ что у меня сдлалось головокруженіе и я только удивлялся, какъ это и у нихъ голова не закружится. Затмъ они пріостановились и я думалъ, что они сядутъ или упадутъ, — но нтъ, мистриссъ Горнэмъ положила руку на его плечо, ‘quam familiariter’ (какъ говорилъ Теренцій, когда я былъ въ училищ {Я совсмъ позабылъ латынь (если можно забыть то, чего никогда не помнилъ). Эпиграфъ къ своему гимну я заимствовалъ у одного католическаго священника за бумажку въ три шиллинга, посл того, какъ я долго упрашивалъ его уступить мн эти строчки за полшиллинга. Я неохотно отдалъ деньги паписту, хорошо помня Персеваля и его ‘Долой папства’ и очень сожаля о паденія папы, такъ какъ мы уже не можемъ сжечь его.}, — и они около минуты гуляли, а затмъ опять начали вертться, какъ два майскіе жука на одной булавк. Я спросилъ, что все это значитъ, и двочка, не старше нашей Вильгельмины (я нигд не встрчалъ этого имени, кром ‘Векфильдскаго священника’, но жена увряетъ, что мать назвала ее по имени принцессы Шваппенбахъ), отвтила мн съ громкимъ смхомъ: ‘Боже мой, не ужели вы не видите, что они вальсируютъ?’ (или вальсуютъ, — я забылъ, какъ она сказала), затмъ она, ея мать и сестры отошли и разсказывали это окружающимъ до самаго ужина. Теперь я знаю, что это такое, и полюбилъ вальсъ боле всего на свт, какъ и мистриссъ Горнэмъ (хотя я, практикуясь какъ-то утромъ, четыре раза уронилъ служанку моей жены и сломалъ себ ногу). Въ самомъ дл, вальсъ мн такъ понравился, что, имя даръ писать стихи и испытавъ свои силы въ нсколькихъ избранныхъ балладахъ и въ псняхъ въ честь нашихъ побдъ (въ послднемъ отношеніи я, впрочемъ, имлъ мало практики), — я заслъ за писанье и, съ помощью эсквайра Вильяма Фицъ-Джеральда и нсколькихъ указаній доктора Бесби (я очень люблю слушать его декламацію и ужасно одобряю тотъ способъ, который онъ примнилъ для чтенія рчи своего отца въ Дрюри-Лэнскомъ театр съ огромнымъ успхомъ) — я сочинилъ нижеслдующій гимнъ, чтобы довести мои чувства до свднія публики, которую я, впрочемъ, отъ души презираю, равно какъ и всхъ критиковъ.

Примите и проч.
Горасъ-Горнэмъ.

ВАЛЬСЪ.

О Терпсихора, муза быстрыхъ ногъ!
(Положимъ, нын свтъ нашелъ предлогъ,
Чтобъ руки, какъ и ноги, принимали
Участье въ чарахъ танцевъ). Ты всегда
Двицею считалась, хоть едва-ли
Не по ошибк (сущая бда —
Двицей называться: какъ нарочно,
Названье это черезчуръ непрочно),
Такъ или нтъ, — безстыдствомъ съ давнихъ поръ,
Какъ и красой, сіяешь ты спокойно
И имени весталки ты достойна
Всхъ мене изъ Девяти Сестеръ.
Къ чему теб и пляски легкимъ жрицамъ
Жеманиться, быть строгимъ, какъ двицамъ?
Пусть васъ бранятъ: всхъ побдите вы,
Пускай смются: что вамъ до молвы?
Порхай смлй: весь міръ теб награда, —
Укороти лишь юбки, сколько надо,
На грудь твою теб не нуженъ щитъ:
Лишь былъ бы лифъ достаточно открытъ!
Танцуй! Почти предъ всми непреклонна,
Снимай ‘доспхи’, выходя на бой,
Усынови и въ свтъ введи съ собой
Твой ‘вальсъ’, рожденный не совсмъ законно.
Теб, воздушной нимф, мой привтъ!
Теб въ угоду, несмотря на шпоры,
Воители и рьяные танцоры,
Всю ночь гусары мчатся въ вальс! Свтъ
Такихъ чудесъ не видлъ, безъ сомннья,
Отъ древнихъ тхъ временъ, когда Орфей
Своею лирой укрощалъ зврей.
О вальсъ, будь славенъ! Ты до помраченья
Доводишь умъ! Подъ властію твоей
Герой новйшій, ради новой моды,
Въ Гонслоускихъ рощахъ совершалъ походъ
И, славу Вэльсли взявъ за идеалъ,
Куражился, стрлялъ, — и не лопалъ,
Но цли все жъ достигъ. О Муза страсти!
Красавица, твоихъ исполнясь чаръ,
Что можетъ, все теб приноситъ въ даръ,
А прочее — вручаетъ нашей власти.
Во имя вашихъ выспреннихъ рчей,
О Фицъ и Бесби, — врности твоей,
Нашъ Фицъ, твоихъ остротъ, нашъ Бесби славный, —
Хвалю тебя, о Беліалъ державный,
И танецъ твой хвалю еще сильнй!
Вальсъ царственный! Къ намъ завезенъ ты съ Рейна,
Изъ края винъ и родословныхъ древъ.
Являйся къ намъ, страною завладвъ,
Безпошлинно, ты намъ важнй рейнвейна!
Кой въ чемъ, однако, сходствуете вы:
Рейнвейнъ хорошій — погребъ прославляетъ,
А вальсъ — породу нашу исправляетъ,
Вино — опасный ядъ для головы,
Теб жъ, напротивъ, головы не надо:
Ты льешь струю изысканнаго яда
Намъ въ сердце, вдоль по жиламъ онъ течетъ
И тло все къ безумію влечетъ.
Германія! Ты многимъ насъ снабдила,
Тому самъ Питтъ свидтель, неба сынъ.
Но вотъ въ союзъ проклятый ты вступила, —
И Франція теперь твой властелинъ,
А намъ остались отъ тебя въ наслдство
Долги да танцы. Даромъ наши средства
Потративъ на субсидіи теб,
Въ Ганновер лишились мы владнья,
Но мы за то обязаны судьб
Георгомъ Третьимъ: лучшій, безъ сомннья,
Изъ королей, онъ тмъ уже намъ милъ,
Что скоро насъ .Четвертымъ’ наградилъ!
Германскія высочества мильоновъ
Намъ стоили, — но разв не отъ нихъ
Мы получаемъ королевъ своихъ?
Иль мало мы беремъ съ нмецкихъ троновъ?
Изъ Брауншвейга и изъ прочихъ мстъ
Пришло къ намъ мало-ль принцевъ и невстъ?
За кровь простую кровью ихъ породы
Не платятъ ли германскіе заводы?
Германія! Ты дюжину дала
Намъ герцоговъ, и королей не мало,
И королеву даже намъ прислала,
Чтобъ грхъ покрыть, — и вальсъ намъ принесла!
Богъ съ нею, впрочемъ! Съ ней и съ ними будетъ,
Конечно, такъ, какъ Бонапартъ разсудитъ.
Вернуться къ тем долженъ я скорй.
Скажи мн, Муза страсти и движенья:
Какъ этотъ вальсъ, дитя любви твоей,
Проникъ сюда въ британскія владнья?
Гиперборейскій вихрь его примчалъ
Изъ Гамбурга (оттуда приходила
Въ то время почта, и не нужно было
Молв ползти межъ Готенбургскихъ скалъ
И засыпать среди снговъ, иль съ дрожью
Внезапно пробудившись, рынокъ твой,
О Гельголандъ, снабжать пустою ложью,
Намъ присылались всти и Москвой,
Которая еще не погорала
Отъ своего же друга генерала,
И вотъ пришла къ намъ истины молва,
И съ нею вальсъ, и полная кошница
Депешъ, газетъ правдивыя слова
И радостная всть изъ Аустерлица:
Ни Moniteur, ни Morning Post встей
Во вкъ не приносили равныхъ ей!
Подъ тяжестью столь славныхъ извщеній
Пришли, едва влача свою судьбу,
Десятки пьесъ и сказокъ Коцебу,
Шесть музыкальныхъ разныхъ сочиненій,
Затмъ посольскихъ писемъ цлый рядъ
И все, чмъ Франкфуртъ съ Лейпцигомъ дарятъ
Насъ каждый годъ, какъ это всмъ знакомо,
Трудъ Мейнера, — четыре толстыхъ тома
О женщинахъ (служа не для того-ль,
Чтобъ разыграть лапландской вдьмы роль,
Попутный втеръ судну сообщая?),
Творенья Брунка, — тоже вещь большая, —
Пошли въ балластъ, и Гейне къ нимъ примкнулъ, —
Настолько, чтобъ корабль не потонулъ.
Такъ нагруженъ (и въ груз томъ, не скрою,
Красавецъ вальсъ всего цнне былъ),
Корабль къ родному берегу приплылъ
И встрченъ былъ прелестныхъ дамъ толпою.
Ни самъ Давидъ, когда онъ ликовалъ
И предъ ковчегомъ соло танцовалъ, —
Ни донъ-Кихотъ, въ фанданго пылъ чрезмрный
Явившій, какъ замтилъ Санчо врный, —
Ни ты, Иродіада, хоть, увы,
Твой дивный танецъ стоилъ головы, —
Ни Клеопатра на своей галер,
То ногу въ большей или меньшей мр,
То шею оголяя на показъ, —
Никто не сталъ такъ славенъ, всмъ на диво,
Какъ ты, сладчайшій вальсъ, когда у насъ
Ты закружился мрно и красиво
Подъ музыку нмецкаго мотива!
Къ вамъ, о мужья, чьей свадьб — десять лтъ,
Чьи лбы болятъ, давно уже рогаты,
Къ вамъ, новички, которые женаты
Едва лишь годъ и у которыхъ нтъ
Большихъ роговъ, а только ихъ начала,
Какъ украшенья мднаго металла
Лбовъ вашихъ (хоть дополненъ тотъ металлъ
Тмъ, что законъ въ приданое вамъ далъ),
Къ вамъ, о матроны, чьей души стремленья
Въ томъ, чтобъ судьбу устроить дочерямъ,
А сыновьямъ испортить, также къ вамъ,
О барышни, — всегда произведенья
Своихъ мамашъ и рдко ихъ мужей,
Къ вамъ, женихи, которымъ Гименей
Дней на семь радость, на всю жизнь — мученья
Сулитъ, когда способствуетъ своихъ
Невстъ ловить иль отбивать чужихъ, —
Къ вамъ въ гости, къ вамъ явился вальсъ прелестный,
На всхъ балахъ владыка повсемстный!

0x01 graphic

О нжный вальсъ! Совсмъ затмилъ твой тонъ
Ирландскій джигъ и древній ригодонъ,
Шотландскій риль и модныя кадрили, —
Вс, вс теб, пришельцу, уступили,
Вальсъ, вальсъ одинъ привлечь искусно могъ
Къ участью въ танцахъ руки, кром ногъ,
Ногамъ дана изрядная свобода,
А вол рукъ — предла вовсе нтъ,
Рука заходитъ, на глазахъ народа,
Куда захочетъ. Поубавьте свтъ:
Онъ слишкомъ ярокъ для такого риска!
Иль, можетъ быть, стою я слишкомъ близко?
Нтъ, нтъ, я слышу, — вальсъ намъ шепчетъ такъ:
Во тьм всего врнй мой скользкій шагъ!’
Красня, муза это замчаетъ
И вальсу юбку длинную вручаетъ.
Вы, зоркіе туристы всхъ временъ!
Вы, разныхъ странъ in quarto описанья!
Скажите мн, мои расширивъ знанья:
Съ чмъ вальсъ прекрасный можетъ быть сравненъ?
Ромайки знойной скучное круженье,
Прыжки болеро съ юркостью своей,
Фанданго ли крутящійся, какъ змй,
Иль танцы группъ египетскихъ альмей,
Для зрителя прямое искушенье, —
Иль колумбійцевъ танецъ боевой
Подъ дикій и воинственный ихъ вой, —
Отъ береговъ. Камчатки до Капъ-Горна
Все, что изъ танцевъ разныхъ странъ отборно, —
Съ тобою, вальсъ, сравнится ли? Ахъ, нтъ!
Вс, кто объздилъ этотъ блый свтъ,
Морейръ, и Гальтъ, и вс туристы въ мір, —
О вальс пишутъ, какъ объ ихъ кумир!
Красавицы дней прежнихъ, чей расцвтъ
Пришелъ съ Георгомъ Третьимъ или ранй,
Чьи внучки ужъ достигли взрослыхъ лтъ, —
Изъ гроба вставъ, войдите въ залъ собраній!
Пусть ваши души видятъ на балахъ,
Что самый рай въ сравненьи съ баломъ — прахъ!
Фальшиво пудра дамъ не украшаетъ
И любопытнымъ пальцамъ не мшаетъ
Лифъ, туго накрахмаленный, двицъ,
Ни париковъ нтъ больше, ни косицъ,
А вмсто нихъ — мужчинъ женоподобныхъ
Козлиныя бородки, никогда
У насъ не дурно дам отъ стыда
Въ тискахъ объятій не совсмъ удобныхъ:
Чмъ больше ласкъ, тмъ дам веселй!
Не нужно намъ ни капель, ни солей
Для укрпленья нервовъ: превосходно
Всесильный вальсъ все лчитъ, что угодно.
О вальсъ! Хотя на родин твоей
Тебя самъ Вертеръ звалъ полу-развратнымъ,
Но Вертеръ самъ считалъ развратъ пріятнымъ,
Хоть былъ свободенъ отъ его цпей
(Не слпъ, хоть и не чуждъ былъ ослпленья),
Хоть о теб былъ жаркій споръ, и пренья
Жестокія и страстныя велись
Межъ бойкой Сталь и скромницей Жанлисъ,
Которая изгнать тебя хотла
Съ баловъ парижскихъ, — мода одолла,
И, всюду бальной залой овладвъ,
Ты отъ графинь дошелъ до королевъ,
А за дверьми, усвоивъ баръ зати,
Танцуютъ вальсъ служанки и лакеи,
Раздвинувъ кругъ своихъ волшебныхъ силъ,
Всмъ вертишь ты, всмъ головы вскружилъ!
Въ кругу мщанскомъ, какъ ни неуклюже,
Любитель танцевъ тянется къ тому же,
Среди бродягъ — и тамъ охота есть
Къ тому, чье имя имъ не произнесть,
А я? Я такъ увлекся въ этомъ гимн,
Что римы такъ и просятся въ стихи мн!
Въ удачный мигъ вальсъ сдлалъ свой дебютъ:
Дворъ, регентъ, вальсъ, — вс сразу были новы:
Рядъ новыхъ формъ гвардейцамъ дали тутъ,
Среди друзей явился новый людъ,
Рядъ новыхъ мръ возсталъ на вражьи ковы,
И новые законы, чтобъ бродягъ,
Просящихъ хлба, вшать наврнякъ,
И новыя монеты, на замну
Исчезнувшихъ иль потерявшихъ цну,
И новыя побды, — рядъ утхъ, —
Хоть Дженки самъ не вритъ въ свой успхъ, —
Явились войны новыя на сцену,
Хотя и въ прежнихъ войнахъ мы удачъ
Имли столько, что отъ нихъ хоть плачь,
Завидуя попавшимъ подъ удары,
И новыя метрессы (хоть и стары
Он, но ново, что мы знаемъ ихъ), —
Все ново, ново, кром кой-какихъ *
Старинныхъ плутней: новы офицеры,
Жезлы, чины и метлы, кавалеры
И ленты ихъ, новъ конницы нарядъ
И ренегатовъ свжихъ цлый рядъ,
Такъ шепчетъ Муза на ухо поэта,
Другъ:— что сказалъ бы ты на это?
Да, славно выбрать время вальсъ съумлъ
И воцарился сразу, гордъ и смлъ!
Златое время! Вс на моду падки,
Нтъ больше фижмъ, отъ юбокъ — лишь остатки,
Долой мораль и чинный менуэтъ!
Вашъ вкъ прошелъ, о пудра и корсетъ!
Вотъ балъ открытъ: при вход въ двери зала
Привтствуетъ гостей хозяйка бала
Иль дочь ея. Принявъ веселый видъ,
Какъ Кентъ, иль видъ задумчиво-серьезный,
Какъ Глостеръ, — вотъ съ манерой граціозной
За талію взять дамочку спшитъ
Сіятельство иль свтлость, смотришь: танецъ
На щечкахъ дамы вызвалъ ужъ румянецъ
(Будь это встарь, — сказали бъ, что она
Стыдится), грудь у ней обнажена, —
И вотъ — отъ мста, гд въ былые годы
Веллъ бы сердцу быть законъ природы,
До таліи, ища себ утхъ,
Рука мужчины бродитъ безъ помхъ,
А дама нжной ручкой, — мягче пуха, —
Гуляетъ вдоль сіятельнаго брюха.
Блаженствуя, скользятъ они вдвоемъ,
Одна рука — на таліи, другая
Вверхъ, на плечо взошла и, возлегая,
Плнительна въ довріи своемъ,
Лицомъ къ лицу, кружась, они несутся —
И вдругъ замрутъ, — и ноги остаются
На мигъ въ поко, но не руки: имъ
Покою нтъ во время остановки.
Такъ, tour tour, несутся быстры, ловки
Графъ Звздочка и лэди Псевдонимъ,
И сэръ Такой-то, — словомъ, знатныхъ стая,
Чьи имена находимъ мы, читая
Газету ‘Morning Post’, а если тамъ
Не суждено явиться именамъ,
То, мсяцевъ чрезъ шесть отъ этой даты,
Наврно ихъ намъ скажутъ адвокаты.
За парой пара, то замедливъ ходъ,
То вновь ускоривъ, мимо насъ плыветъ,
И женщина съ мужчиною, взаимно
Соприкасаясь тсно и интимно,
Невольно возбуждаютъ въ насъ вопросъ,
Который какъ то слышать довелось
Отъ турка: ‘танецъ этимъ, вроятно,
Не кончится?’ Такъ, честный мой Мирза!
Всегда скажу и повторю стократно:
Ты правъ, сказалъ ты правду намъ въ глаза!
Поврь поэту: будетъ продолженье,
Когда придетъ удобное мгновенье!
Чья грудь готова быть обнажена,
Предъ кмъ угодно, въ зал иль въ гостиной, —
Та женщина ужели такъ сильна,
Чтобъ устоять наедин съ мужчиной?
О вы, Фицъ-Патрикъ, Шериданъ и вс
Любимцы нашихъ бабушекъ въ дни оны!
И ты, мой принцъ, кому въ своей крас
По вкусу были старыя матроны, —
Духъ Квинсбери! Вс знаютъ, какъ и я,
Какой въ длахъ разврата ты судья!
Пусть сатана твои избавитъ очи
Отъ зрлища нераздленной ночи!
Скажите мн: въ расцвт вашихъ дней
Такой успхъ имлъ ли Асмодей?
Умлъ ли онъ распутныхъ думъ уроки
Въ румянц нжномъ вызывать на щеки,
Высказывать во взор томныхъ глазъ,
Чтобъ сердце млло, тло на показъ
Сквозило бы восторгомъ вожделнья,
Едва скрывая гршныя стремленья,
Пока природа верха не возьметъ,
Осиливъ волю, сбросивъ всякій гнетъ?
Когда такъ сильно чувство въ насъ задто,
Кто скажетъ намъ, чмъ кончится все это?
А вы, кому стыдливость не нужна,
А чистота и нравственность смшна,
Кто радъ сорвать лишь плодъ, упасть готовый,
Прельщаться ль вамъ побдой столь дешевой?
Та, кто готова каждому свой станъ,
Который пыломъ страсти обуянъ,
Для жаркаго подставить обниманья, —
Ужель для васъ полна очарованья?
Работ рукъ приличныхъ гд предлъ
При неприличной близости двухъ тлъ?
Да, если такъ, — откажемся навчно
Отъ той любви, которой прелесть — въ томъ,
Что рукъ пожатье, нжно и сердечно,
Дается намъ безъ мысли о другомъ,
А милый взоръ всегда съ обидой встртитъ
Взоръ глазъ чужихъ, когда въ немъ страсть замтитъ,
Пусть, если такъ, намъ будетъ суждено
Лобзать уста, которыя давно
Осквернены, — быть можетъ, не лобзаньемъ, .
Но близостью преступной! Если ты
Доступенъ чарамъ этой красоты,
То не люби, — веди съ такимъ созданьемъ
Счетъ денежный! Души въ ней больше нтъ,
Достоинства исчезъ въ ней всякій слдъ!
Вальсъ сладостный! Какъ смлъ слова укора
Я произнесть? Вдь ты мн тему далъ
Не для упрековъ, только для похвалъ!
Прости меня, прости, о, Терпсихора!
На всхъ балахъ теперь моя жена
Танцуетъ вальсъ, и дочь плясать должна,
Мой сынъ (иль нтъ, — молчокъ на этомъ мст:
Не надо вдругъ распространять вс всти,
Когда нибудь и онъ, какъ я, свой плодъ
Для родословной нашей принесетъ), —
Танцуя вальсъ, онъ внуковъ, безъ сомннья
Мн дастъ, друзьямъ наслдниковъ имнья!

Н. Холодковскій.

ПРИМЧАНІЯ

Байронъ провелъ осень 1812 г. на водахъ въ Чельтенгем, Тамъ онъ написалъ адресъ на открытіе Друри-Лэнскаго театра и сатиру на вальсъ, только что начинавшій тогда входить въ моду въ широкихъ кругахъ англійскаго общества. Слдующей весной это произведеніе было издано безъ имени автора, но публика отнеслась къ нему холодно, и поэтъ говорилъ Муррею: ‘Опровергайте слухъ, будто я — авторъ какой то злокозненной сатиры на вальсъ’. Муръ въ своихъ воспоминаніяхъ говоритъ, что Байронъ ‘ненавидлъ вальсъ’, и вспоминаетъ о размолвк ‘хромого мальчика’ съ Мери Чавортъ изъ-за того, что ‘она танцовала съ какимъ-то незнакомымъ ей человкомъ? Конечно, эта антипатія къ вальсу отчасти объясняется личнымъ физическимъ недостаткомъ поэта, который лишенъ былъ возможности принимать участіе въ танцахъ, но не слдуетъ также забывать, что первое впечатлніе новаго танца, по отзывамъ многихъ современниковъ, было далеко не благопріятно, нкоторые изъ англійскихъ писателей, какъ, напр., Кольриджъ, Робинсонъ и др. находили вальсъ прямо-таки непристойнымъ. Но мода, занесенная въ Англію изъ Германіи, мало-по-малу взяла свое, и около 1812 г. даже самое ‘фэшіонэбельное’ общество стало увлекаться вальсомъ, какъ четверть вка спустя полькой. ‘Ни одно событіе’, — говоритъ одинъ писатель, — ‘не произвело въ англійскомъ обществ такой сенсаціи, какъ введеніе нмецкаго вальса’. Старые и молодые начали учиться новому танцу, и вс по утрамъ стали вальсировать по комнатамъ со стуломъ въ рукахъ, изучая па и кадансъ вальса. Противники вальса забили тревогу, стали громко вопіять противъ него, матери запрещали дочерямъ вальсировать, и всякій балъ вызывалъ сцены споровъ и браня… Но ко времени выхода сатиры Байрона новый танецъ усплъ уже одержать полную побду. Когда увидли императора Александра, въ его узкомъ мундир, усянномъ орденами, вальсирующимъ въ Альмакъ-гоув, и лорда Пальмерстона — длающимъ безконечное количество туровъ съ графиней Ливенъ, — тогда предразсудки островитянъ разсялись, и вальсъ получилъ общее признаніе’.
Стр. 544.
столько же голосовъ, какъ генералъ Т*.
Тарльтонъ, неудачный соперникъ Каннинга и Гаскойна на выборахъ въ Ливерпул.
Стр. 545.
О Терпсихора, муза быстрыхъ ногъ!
Сверкните строемъ вашихъ ногъ’ (Грей),
Славу Вельсли взявъ за идеалъ…
‘Славу лорда Вельсли или его племянника, — какъ угодно читателю: одинъ изъ нихъ завоевалъ красивую женщину, которой онъ былъ достоинъ, а другой долгое время сражался на Пиренейскомъ полуостров, но ничего не завоеванъ, кром титула great Lord, что отдаетъ богохульствомъ, такъ какъ выраженіе это приложимо только къ высшему Существу, воспваніе которому гимна Te-Deum ради рзни является грубйшею хулою. Слдуетъ думать, что генералъ въ одинъ прекрасный день вернется на свою Сабинскую ферму, чтобы тамъ покорить упрямую землю почти такъ же скоро, какъ онъ покорилъ Испанію’. Лордъ Питерборо завоевалъ материки въ одно лто, мы длаемъ больше: и завоевываемъ, и теряемъ ихъ въ еще боле короткій срокъ. Если Цинцинатовскіе успхи нашего ‘великаго лорда’ въ земледліи будутъ не быстре, чмъ сказано въ только что приведенной цитат изъ Попа, то ему придется, по фермерской пословиц, ‘пахать на собакахъ’. Кстати, одинъ изъ титуловъ этой знаменитой особы пришелъ въ забвеніе, но его стоитъ вспомнить: ‘Salvador del mundo!’ Credite, posteri! Если это имя дано обитателями полуострова человку, который не спасъ ихъ, то спрашивается, достойны ли они спасенія, хотя бы въ этомъ мір? Вдь, если слдовать самымъ мягкимъ видоизмненіямъ христіанскаго вроученія, то въ иномъ мір имъ придется сильно отвчать за это. ‘Спаситель міра’, — каково? Можно было бы пожелать, чтобы онъ или кто-нибудь другой могъ спасти хоть одинъ уголокъ міра, — свою страну. Но это глупое злоупотребленіе именемъ, свидтельствующее о томъ, насколько суевріе близко къ нечестію, хорошо въ томъ смысл, что оно показываетъ, какъ мало страшнаго въ этихъ католикахъ(они же и инквизиторы), если они могли дать такое названіе протестанту. Я думаю, что въ слдующемъ году его назовутъ ‘богородицей’, въ такомъ случа самъ лордъ Джорджъ Гордонъ не найдетъ ничего возразить противъ такихъ незаконныхъ дтей нашей вавилонской жены’. (Байронъ).
Рчь идетъ о лорд Уильям Полъ-Вэльсли, племянник Веллингтона, женившемся въ 1812 г. на дочери сэра Тельни-Лонга. Между нимъ и лордомъ Кильвортомъ произошла дуэль близъ города Гонсло (Hounslow), на которую намекаетъ Байронъ.
Стр. 546.
Но вотъ съ союзъ проклятый ты вступила.
‘Рейнскій Союзъ? (1803—1818), по которому значительная часть германскихъ государствъ признала протекторомъ Наполеона I.
Гиперборейскій вихрь его примчалъ
Изъ Гамбурга.
Со времени занятія Гамбурга французскими войсками (1810) почта приходила въ Англію черезъ Ангальтъ, Готенбургъ ‘Швеція) и Гельголандъ, сдлавшійся, посл захвата его въ 1817 году англичанами, важнымъ торговымъ городомъ
Намъ присылались всти и Москвой.
Байронъ намекаетъ на донесеніе лорда Кэткарта въ 1812 году о томъ, что русскій полковникъ Чернышевъ въ пять дней прошелъ съ войскомъ 700 верстъ, переправившись при этомъ черезъ нсколько ркъ (см. ниже).
Москвой,
Которая еще не погорала.
‘Патріотическіе поджоги нашихъ милыхъ союзниковъ заслуживаютъ величайшей похвалы и обильнйшей подписки въ ихъ пользу. Сообщая разнообразныя подробности, нашъ краснорчивый посланникъ забылъ сообщить (будучи занятъ подвигомъ полковника Ч., который переплывалъ замерзшія рки и галопировалъ по непроходимымъ дорогамъ, что цлая провинція погибла отъ голода самымъ жалкимъ образомъ. Дло вотъ въ чемъ: когда генералъ Растопчинъ устроилъ свое всесожженіе, то потребовалось столько сала и ворвани, что 143.000 человкъ умерли съ голоду! Тогда лондонскіе ламповщики пожертвовали каждый по пинт масла, а свчники единогласно вотировали множество лучшихъ свчей (по четыре на фунтъ) для спасенія уцлвшихъ скиовъ, благодаря такому усердію и тому обстоятельству, что количество провизіи важне ея качества, нужда скоро прекратится. Говорятъ, что въ благодарность на это незатронутая войною Украйна пожертвовала нашимъ пострадавшимъ коммерсантамъ 60.000 быковъ для угощенія (на одинъ день)’. (Байронъ).
Трудъ Мейнера четыре толстыхъ тома
О женщинахъ.
Переводъ четырехтомной ‘Исторія женскаго пола’ Христофа Мейнера появился въ Лондон въ 1808 г.
Чтобъ разыграть лапландской вдьмы роль.
Есть поврье, что лапландскіе колдуны вызываютъ бурю, завязавъ узломъ веревку и выставивъ ее на втеръ.
Творенья Брунка — тоже вещь большая.
Рихардъ Брункъ (1729—1803) — издатель греческой Антологіи и трагиковъ.
и Гейне къ нимъ примкнулъ.
Христіанъ-Готтлибъ Гейне (1729—1812), ученый филологъ, издатель Виргилія, Пиндара и др.
Стр. 547.
Ромайки знойной скучное круженье.
Современный греческій танецъ съ платкомъ.
Иль танцы группъ египетскихъ альмей.
‘Альмеи танцовщицы, которыя даютъ за деньги то, что вальсъ даетъ даромъ’. (Байронъ).
Стр. 548.
мужчинъ женоподобныхъ
Козлиныя бородки.
‘Въ настоящее время уже нельзя жалть, какъ жалла г-жа Боссьеръ о ‘Sieur de la Croix’, что ‘нтъ боле усовъ’, но насколько усы являются доказательствомъ воинскихъ или иныхъ доблестей, это еще подвержено сомннію. Многое можно принести и въ пользу усовъ, и противъ нихъ. Въ древности философы имли усы, а воины не имли ихъ. Самъ Сципіонъ брился, Ганнибалъ находилъ, что его единственный глазъ достаточно красивъ безъ бороды, но императоръ Адріанъ носилъ бороду (у него были бородавки на подбородк, которыхъ ни императрица Сабина, ни даже придворные не могли выносить). Тюрень имлъ усы, а Мальбругъ не имлъ ихъ, Бонапарте не носитъ, а регентъ носитъ. Величіе ума и величина усовъ могутъ и совпадать, и не совпадать между собою, во всякомъ случа отдльные примры роста усовъ сильне говорятъ въ пользу ихъ, чмъ проклятіе Ансельма въ царствованіе Генриха I говорило противъ длинныхъ волосъ Въ прежнее время рыжій цвтъ былъ наиболе излюбленнымъ. См. объ этомъ Lodowick Barrey, Ram Aller, 1661, дйствіе I, сцена I:
Таффета. Побьемся объ закладъ, какого цвта борода покажется сейчасъ въ окно!
Адріана. Брюнетъ, я думаю.
Таффета. А я думаю, нтъ, рыжій цвтъ самый модный.
Ничто не ново подъ луною, но рыжій цвтъ, бывшій тогда фаворитомъ въ глазахъ общества, въ настоящее время замненъ цвтомъ фаворита’. (Байронъ).
Послднія строки намекаютъ на лорда Ярмута, который былъ извстенъ своими большими рыжими усами.
Въ удачный мигъ вальсъ сдлалъ свой дебютъ.
‘Это — анахронизмъ: выше сказано, что вальсъ и сраженіе при Аустерлиц явились одновременно Поэтъ подразумваетъ (если онъ вообще подразумваетъ что нибудь), что вальсъ не получилъ большого распространенія, пока регентъ не достигъ верха своей популярности.
Вальсъ, комета, усы и новое правительство, — большая иллюминація на неб и на земл, — все это пришлось въ одно и то же время, изъ всхъ этихъ явленій — только комета исчезла, а прочія продолжаютъ еще удивлять насъ’. (Байронъ).
И новыя монеты на замну
Исчезнувшихъ иль потерявшихъ цну.
‘Между прочимъ, новая монета въ 9 пенсовъ, недавно появившаяся, по самому врному исчисленію она стоитъ столько же, сколько бумажный фунтъ стерлинговъ’. (Байронъ).
Хоть Дженки самъ не вритъ съ свой успхъ.
Робертъ Дженкинсонъ, графъ Ливерпульскій, былъ министромъ военнымъ и колоній въ 180J 1812 гг. я въ особенности поддерживалъ экспедицію Веллингтона на Пиренейскомъ полуостров.
‘О если бы право могло такъ господствовать надъ силою!’ Кто не вспомнитъ ‘деликатнаго розыска: въ ‘Виндзорскихъ кумушкахъ’ Шекспира (дйствіе VI, сцена 3).
Фордъ: Поближе, пожалуйста, я тутъ кое-что подозрваю, и если я ошибаюсь, то можете смяться и издваться надо мною, сколько угодно: я тогда заслуживаю этого. Что вы тутъ несете?
Мистрисъ Фордъ. Что теб за дло до того, что они тамъ тащатъ? Недостаетъ еще, чтобы ты сталъ рыться въ грязномъ бль’. (Байронъ).
Другъ …. что сказалъ бы ты на это?
‘Благосклонный или сердитый читатель’ можетъ заполнить этотъ проблъ, какъ ему угодно: для этого годится любое двусложное слово (напр., слово ‘регентъ’). Неудобно было ставить какіе нибудь иниціалы, прибавляя букву къ алфавитному списку счастливыхъ игроковъ, выходящему каждый мсяцъ, извстныя согласныя считаются за излюбленныя, большею частью противъ желанія знающихъ эти буквы’ (Байронъ).
Комментаторы полагаютъ, что на мст пробла слдуетъ поставить имя Мойрэ. Въ одномъ изъ своихъ писемъ Байронъ разсказываетъ, что однажды въ засданіи парламента лордъ Мойрэ, сидвшій впереди поэта, безпрестанно обращался къ нему во время рчи Грея, спрашивая: ‘что вы скажете на это?’
Отъ мста, гд въ былые годы
Веллъ бы сердцу быть законъ природы.
‘Nous avons chang’ tout cela’, говоритъ у Мольера ‘докторъ поневол’. Все ушло куда-то, — а куда это знаетъ только Асмодей. Впрочемъ, не особенно важно, гд и какъ расположено у женщинъ сердце: он пользуются отъ природы привилегіею распредлять свои сердца самымъ нелпымъ образомъ. Но бываютъ также и мужчины съ такими скверными сердцами, которыя напоминаютъ разсказы изъ естественной исторія, напр., мы находимъ крпкій камень, который разбить можно только съ трудомъ, а когда его разобьютъ, то внутри оказывается живая жаба и, какъ говорятъ, очень ядовитая’. (Байронъ).
Стр. 549.
‘Танецъ этимъ, вроятно,
Не кончится?’ Такъ, честный мой Мирза.
Въ Турціи это приличный вопросъ, — только у насъ онъ является неумстнымъ и излишнимъ. Буквально такой вопросъ былъ заданъ собесднику однимъ персомъ, когда онъ смотрлъ на вальсъ на балу въ Пер. (См. Morier, А journey through Persia, 1812, p. 365)’. (Байронъ).
Духъ Квинсбери! Вс знаютъ, какъ и я,
Какой съ длахъ разврата ты судья.
Вильямъ Дугласъ, герцогъ Квинсбери — богатый англійскій аристократъ конца XVIII столтія, широко извстный своею роскошью и распутствомъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека