![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/sieroszewski-wac322aw.jpg)
I.
I.
А. Яцимирский.
II.
II.
Библиография:
Вацлав Серошевский: биографическая справка, Серошевский Вацлав Леопольдович, Год: 1937
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Серошевский (Вацлав Sieroszewski) — выдающийся польский беллетрист и этнограф. Род. в 1858 г. По окончании гимназии занимался слесарной работой в ремесл. школе Варшавско-Венской ж. д. в Варшаве и за участие в рабочем движении был сослан в Сибирь (1878). Здесь С. стал писать рассказы из жизни инородцев и собирать материалы для научной работы о якутах. По возвращении из ссылки С. на польско-русском съезде в Москве 12 апреля 1905 г. произнес речь о совместной борьбе ‘za nasz wolno i wasz’, эти слова сделались своего рода лозунгом для сочувствующих русско-польскому сближению. За статью в ‘Ежедн. Курьере’, требовавшую отражения военного положения в Царстве Польском, амнистии и фактического осуществления свобод манифеста 17 октября, С. был арестован и предан военному суду. Несмотря на энергичный протест ‘Союза в защиту свободы печати’ (‘Русь’ 1906 г., No 21), С. не был освобожден и бежал за границу, где живет до сих пор. Рассказы С. появлялись и по-польски, и по-русски (в ‘Русск. Богатстве’ и др. изд.), иногда под псевдонимом Sirko (Серко), некоторые он сам переводил с польского. Из них более известны: ‘Na kresach lasw’ — ‘На краю лесов’, ‘W matni’ — ‘В западне’, ‘Chaiach’ — ‘Хайлак’, ‘Czukcze’ — ‘Чукчи’, ‘Nang-ming-tse’ — ‘Нанг-минг-цзе’, ‘Jang-chun-cdzy’ — ‘Янг-хун-цзы’, ‘Kuli’ — ‘Кули’, ‘Wsrd lodw’ — ‘Среди льдов’, ‘Na dnie ndzy’ — ‘Предел скорби’, ‘Risztau’ — ‘Риштау’, ‘Brzask’ — ‘Рассвет’, ‘Latorole’ — ‘Побеги’, ‘Powrt’ — ‘Возвращение’. Часть рассказов С. вошла в сборник ‘Powieci chiskie’ (1903). Первая научная работа С. издана русск. геогр. общ-вом — ‘Якуты’ (1896), затем вышли ‘Дальний Восток’ (Сибирь, Маньчжурия, Япония, Сахалин, Китай) — ‘Na daleki Wschd’ (1904) и ‘Корея. Очерки природы, жизни, государственного строя’ — ‘Korea. Klucz Dalekiego Wschodu’ (1905). По определению польской критики, С. — ‘самая несложная, самая светлая, менее других мятежная, следовательно, едва ли не самая счастливая душа, и вместе с тем самая первобытная, следовательно, едва ли не самая поэтическая… Подобно изгнанникам, С. страдал не по своей вине и не за себя. Его не отравленное болью воображение чисто, могуче и, как все могучее, светло, оживлено улыбкой, наклонно к оптимизму’ (Я. Стен). Отвергнув принцип национальности, С. стал искать ‘человека’ и в отверженных судьбой якутах (‘W ofierze bogm’), и в гордых, диких чукчах (‘Czukcze’), и в озлобленных боксерах-китайцах (‘Bokser’), и наконец, в ‘последнейших среди последних’ — в прокаженных (‘Dno ndzy’). Он проник в души ‘язычников’, нашел там сокровища духовной красоты, сделал их близкими для каждого читателя. Когда один из героев С., Вихлицкий, ожидает смерти у обвала на вершине Риштау и убеждается, что спасения нет, что смерть неминуема, черкес-проводник говорит ему: ‘Да будет так, как определено Богом. Ты, барин, трясешь головой, ты, я вижу, никогда не молишься. Однако, ваш Бог — также Бог’. ‘Я верю только в людей, Селим, — отвечает Вихлицкий, — этого довольно’ (‘Risztau’). Веря в конечное торжество ‘человека’, С. не дает погибнуть ни одному из симпатичных для него героев. Пантеизм дикарей сделался его собственной ‘религией’. Сила природы, по их мнению — в ее бессмертии, той же силой обладают, по основной идее рассказов С., и люди, жертвующие собой для других. Типичный идеалист, ссыльный Павел Щербина, не перестает любить людей и тогда, когда якуты, ухаживавшие за ним, пока у него были деньги, бросают его голодного в одинокую и холодную юрту. Он уходит в город, сбивается с дороги, замерзает и все-таки не перестает любить людей (‘Na kresach lasw’). В этнографических новеллах С. инородцы не являются только ‘зоологическими экземплярами’, он видит в них часть ‘человечества’. Вот почему С. — оптимист, несмотря на то, что всю жизнь имеет дело с ‘отверженными’. Даже природа Сибири рисуется у С. не с теми ужасами, которые так уместны в этой ‘молчаливой бледно-мраморной усыпальнице’, во ‘владениях беспредельной печали’, в ‘проклятой пустыне’, в крае ‘с сорокадневными ночами, куда ветер не залетает, где перелетные птицы не садятся’. Самые суровые пейзажи озарены присутствием человека, глубоким и чутким альтруизмом автора. В своем любовном отношении к природе и ее ближайшим детям-дикарям С. вооружается против европейцев, которые вносят в простую жизнь природы то, что нарушает вековечные законы ее гармонии. Художественный секрет С. состоит именно в том, что читателю кажется симпатичной даже сама ненависть дикарей к европейцам — ‘рыжим заморским чертям’, как называют их китайцы (‘Jang-Chun-Cdzy’). В ряде рассказов С. проводит ту мысль, что европейцы приносят дикарям лишь эксплуатацию дешевого труда, никому непонятный и жестокий ‘закон’, с полчищами солдат, ‘культуру’ с опиумом, развратом, наконец, слова, одни слова Христа о братской любви в устах миссионеров-соглядатаев, составляющих, в сущности, авангард настоящего войска, со штыками и пулеметами. С. не задумывается стать на сторону дикарей, которые понимают и любят свою родину. ‘Разве не хороши эти тучи, это бледно-голубое родное небо, эта черная сумрачная и вместе с тем милая, знакомая тайга? — думает якутка Керемес. — Как упоительно пахнут расцветшие лиственницы лесов. Нет, хороша якутская земля! А если говорят, что там, на юге, есть лучшие страны, так наверное врут. Зачем же в таком случае приезжают сюда, к нам?!’ (‘Chaiach’). Приезжают они за тем, чтобы разрушить убогое ‘якутское’ счастье, чтобы надругаться над привязанностью ‘отверженных’ к их отверженной родине. Китайцы ‘влюблены’ в свою жалкую и бедную страну, ‘страну благородной желтой глины’, ‘единственную империю’, ‘пуп земли’. Выгнанные из нее нуждой, продавшиеся в вечное рабство ‘белолицым собакам’, два брата-кули несколько лет влачат жизнь вьючных животных. ‘Зачем жить, Ю-Лянг?’ — спрашивает Шанг-Си. — ‘Пока мы живы, мы можем еще увидеть Китай’, — отвечает другой (‘Kuli’). Боксеры наделены у С. уже настоящим ‘патриотизмом’, сознательной готовностью жертвовать всем для родины. По одному только знаку отца юноша А-пе оставляет ‘Страну цветов’, свою невесту Ченг и на рассвете уходит из дома. Он погиб, защищая родину от пришельцев, но ‘имя его занесено в скрижали на алтаре предков, по праздникам это имя ласкает запах родных цветов, голубой дым фимиама и тихие молитвы родных’ (‘Bokser’). Эта любовь — уже не ‘привязанность осла к своему хлеву’: она возвышенна, благородна и глубоко симпатична. В противоположность ‘дикарям’, это чувство недоступно людям цивилизации, даже тем ссыльным, которые ‘когда-то’ любили свою родину’. Степан и Осип решаются бежать из Сибири, но не в Россию, представление о которой соединено у них с памятью о бесчеловечном ‘законе’, а в Америку, и замерзают у берегов холодного моря (‘Czukcze’).
См. Brut, ‘Nowelle polskie’ (‘Kraj’, 1900, IX), J. Krzymuska, ‘W. S.’ (‘Ateneum’, 1901, I, 649-655), M. Mutermilch, ‘Piewca niedoli. W. S. Prba charakterystyki’ (1903), A. Potocki, ‘Szkice i wraenia literackie’ (1903), J. Matuszewski, ‘Twrczo i twrcy’ (1904, 150-176), А. Яцимирский, ‘В. С.’ (‘Слав. Известия’, 1906, IV т.), его же, ‘Социальные мотивы в творчестве В. С.’ (‘Вестник Знания’, 1906, X, XI — XII).
Источник текста: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, доп. т. IIa (1907): Пруссия — Фома. Россия, с. 735—736.
СЕРОШЕВСКИЙ Вацлав Леопольдович [1860—] — польский писатель. Происходит из мелкодворянской семьи, поместье к-рой было конфисковано после восстания 1863. За участие в революционном движении неоднократно ссылался в Сибирь.
Первая новелла С. ‘Осенью’ написана в 1884. Одновременно он занимался изучением быта местного населения и труды свои посылал в Петербургское географическое об-во. Благодаря ходатайству этого общества С. получил разрешение перебраться в Якутск, а затем и в Иркутск, где закончил большой научный труд на русском языке, под названием ‘Якуты’. Опыт этнографического исследования’ (т. I, СПБ, 1896, польск. изд. ‘Dwanacie lat w Kraju Jakutw’, 1900), изданный и примерованный Географическим об-вом. В 1905 издал другой труд — ‘Корея’ (польское изд. ‘Korea’, 1905). В 1914 С. вступил в легионы Пилсудского.
Перед империалистической войной С. был одним из популярных польских писателей. Особенным успехом пользовались его сибирские рассказы. Такие произведения его, как ‘W ofierze bogm’ (В жертву богам), ‘Risztau’ (Риштау, Кавказ, 1899), ‘Na cresach lasv’ (На краю лесов), ‘W motni’ (В западне), ‘Chailach’ (Хайлах), ‘Kuli’ (Кули), ‘Wsrd ladw’ (Среди льдов), ‘Na dnie nedzy’ (Предел скорби), ‘Ucieczka’ (Побег) и мн. др. завоевали ему многочисленных читателей среди рабочих и радикальной интеллигенции. Многие из них были переведены на русский яз., некоторые самим С.
Произведения эти проникнуты абстрактным гуманизмом. Любимая идея С. — это вера в единое человечество. Реальность его для С. несомненна, какие бы разочарования в отдельных людях не предстояли благородным идеалистам. В конце концов эта вера у С. торжествует (‘На краю лесов’). Этими настроениями особенно полны рассказы С., посвященные китайцам, якутам, чукчам и др. Их добродушие, наивность, гостеприимство любовно изображены С. Он весьма удачно избегает экзотизма и, как справедливо было замечено критикой, ‘якутский и тунгусский миры у Серошевского привлекают наше внимание больше тем, чем они похожи на нас, нежели тем, чем от нас разнятся’.
После войны С. выступил как ярый враг коммунизма и СССР. В 1922 он написал пьесу ‘Bolszewicy’ (Большевики). Это в достаточной мере бездарная клевета на большевизм. Несмотря на весьма усиленную поддержку со стороны официальных кругов, пьеса эта провалилась после нескольких представлений. С. является также довольно плодовитым публицистом, всегда впрочем отличавшимся большой поверхностностью суждений, в последнее же время деятельность С. стала носить крайне реакционно-фашистский характер. В настоящий момент С. является членом польской фашистской Академии лит-ры.
I. Pisma, 14 vv., Warszawa, 1922—1926. Русские перев. повестей и рассказов С. стали появляться в печати с 90-х гг. (‘Русское богатство’, ‘Начало’, ‘Мир божий’, ‘Жизнь’), Рассказы, 8 тт., изд. ‘Знание’, СПБ, 1908—1909, Беньовский. Роман, перев. М. Абкиной, изд. ‘Мысль’, Л., 1927, На краю лесов. Повесть, изд. ‘Биб-ки всемирной литературы’, Л., 1928 и Гиз, М. — Л., 1930, Ян-Хун-Цзы (Заморский дьявол). Китайские повести, перев. С. Михайловой-Штерн, ‘ЗиФ’, М. — Л., 1928, Против волны, с предисл. Ф. Кона, изд. ‘Молодая гвардия’, М. — Л., 1929 (воспоминания о сибирской ссылке).
II. Фельдман В., В. Серошевский, ‘Критический альманах’, кн. 2, М., 1910, Залевский К. (псевд. Трусевича), К характеристике новейшей польской литературы, ‘Современный мир’, 1912, IV.
Источник текста: Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939. Т. 10. — [М.: Худож. лит., 1937]. — Стб. 697—698.
Исходник текста: http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/lea/lea-6971.htm