ВЪ ЗАЛ СУДА И ВЪ СОВЩАТЕЛЬНОЙ КОМНАТ
Изъ воспоминаній присяжнаго засдателя.
I.
II.
III.
IV.
——
И. Ивановичъ.
‘Встникъ Европы’, No 12, 1891
В зале суда и в совещательной комнате, Сведенцов Иван Иванович, Год: 1891
Время на прочтение: 27 минут(ы)
Мн часто приходилось быть присяжнымъ засдателемъ и исполнять обязанности старшины. Матеріалъ, накопившійся отъ этой судебной практики въ моихъ воспоминаніяхъ и замткахъ, довольно разнообразенъ и, какъ мн кажется, не безполезенъ для интересующихся мотивами приговоровъ присяжныхъ засдателей. Въ составъ нашего суда входили весьма разнородные элементы: были люди серьезные и легкомысленные, обвинитель по принципу и сторонникъ безусловнаго оправданія, формалисты и живые люди, съ нравственными принципами и завдомо дурные. Но приговоры наши, являвшіеся равнодйствующими этихъ различныхъ силъ, въ огромномъ большинств случаевъ оправдывали девизъ суда присяжныхъ: ‘правда и милость’. Правильное пониманіе сущности дла и требованія совсти, при столкновеніи съ невденіемъ и формализмомъ, почти всегда брали верхъ. Были, конечно, и ошибки, безъ которыхъ не можетъ обойтись никакое дло, но причины этихъ ошибокъ, какъ читатель увидитъ дальше, заключались не въ принцип суда присяжныхъ, а въ недостаточномъ пониманіи своихъ обязанностей нкоторыми присяжными новичками или въ незнакомств съ юридической терминологіей въ вопросныхъ пунктахъ, вслдствіе чего присяжные обвиняли иногда не въ томъ преступленіи, въ какомъ хотли обвинять, и потомъ горько раскаявались въ своей ошибк. Нкоторые изъ нашихъ приговоровъ возбуждали въ публик недоумніе, но при незнаніи мотивовъ приговора невозможно судить объ его правильности. Воспоминанія присяжныхъ засдателей могутъ дать ключъ къ уразумнію этихъ повидимому странныхъ приговоровъ и являются иллюстраціями, наглядно показывающими, какую громадную услугу оказываетъ судъ присяжныхъ правосудію и прогрессу законодательства.
Присяжные собрались почти вс, когда я въ первый день сессіи, продолжавшейся тогда цлый мсяцъ съ однимъ составомъ присяжныхъ, зашелъ въ совщательную комнату.
За столомъ, покрытымъ зеленымъ сукномъ, расположились представители ‘культурнаго’ общества. Тутъ были мстные домовладльцы различныхъ типовъ, отъ добродушнаго старичка, хозяина тысячерублеваго домишка на краю города, до важнаго владльца громаднаго дома на набережной, два учителя, отставной военный съ огромными усами, извстный всмъ мстный публицистъ, нсколько чиновниковъ разныхъ вдомствъ. По комнат расхаживалъ, заложивъ руки за спину, приказчикъ изъ магазина. Отдльно, въ сторонк расположились дв группы: три колониста въ одной и восемь крестьянъ въ другой. Эти группы рзко отличались между собой: зажиточность первыхъ сказывалась и въ ихъ лицахъ, имвшихъ солидное, самоувренное выраженіе, и въ костюмахъ, на лицахъ крестьянъ выражалась нужда {На другой день сессіи крестьяне-присяжные заявили предсдателю суда, что имъ ‘сть нечего’, и получили пособіе.} и какая-то приниженность, они чувствовали себя очень неловко. При вход судебнаго пристава они встали, принимая его за начальника, пока имъ не объяснили, что они не обязаны этого длать. Они сидли понуривъ головы и внимательно прислушивались къ разговорамъ.
Говорилъ одинъ изъ чиновниковъ, съ весьма ординарнымъ видомъ, изъ глубокихъ впадинъ глядли грустные, вдумчивые глаза. Онъ возражалъ одному изъ домовладльцевъ, замтившему, что судить надо строго, а то — люди очень ужъ распустились.
— Позвольте вамъ возразить,— говорилъ чиновникъ:— мы, присяжные, прежде всего должны помнить, что нашъ судъ ‘правый и милостивый’. Да и не по-христіански…
— Если вы такъ смотрите, то вамъ не слдуетъ быть судьей. Попросите, можетъ быть, судъ освободитъ васъ.
— Этого я не сдлаю.
— Но какъ же вы будете судить, когда, по вашему, пожалуй, нтъ виноватыхъ?
— Буду говорить: ‘не виновенъ’.
— Всегда?
— Всегда.
— Не имете права.
— Ошибаетесь. По закону имю право. Прочитайте, что объ этомъ сказано въ судебныхъ уставахъ. Присяжные должны судить по совсти. Если моя совсть говоритъ, что несправедливо наказать подсудимаго, я, по закону, обязанъ сказать: не виновенъ, если ваша совсть говоритъ противное, вы должны сказать: виновенъ. И оба мы исполнимъ законъ.
По поводу этихъ словъ завязалось нсколько споровъ по группамъ. Публицистъ, пожимая плечами, замтилъ, что высказывать такое мнніе — значить ‘потрясать основы’, одинъ изъ чиновниковъ пошелъ еще дальше и сказалъ, что онъ, какъ всякій благомыслящій человкъ, считаетъ долгомъ, какъ только преступленіе доказано, обвинять по принципу.
— Если это говоритъ ваша совсть, то, конечно, вы должны обвинять,— сказалъ сторонникъ оправданія:— вотъ и все.
Все стихло посл словъ судебнаго пристава, пригласившаго васъ въ залу суда.
Предсдатель произвелъ тиражъ присяжныхъ, и священникъ, надвъ эпитрахиль, обратился къ намъ съ краткой рчью, представлявшей варіацію на текстъ присяги.
Когда мы ее приняли, предсдатель предложилъ намъ избрать старшину.
— Прошу васъ быть старшиной, обратился я къ чиновнику, котораго мы прозвали Милостивцемъ.
Никто не возразилъ противъ этого выбора.
Замчу здсь, что выборы старшины присяжныхъ, имющіе важное значеніе для подсудимаго, всегда производились такимъ же порядкомъ: кто-нибудь предлагалъ одного изъ товарищей — и вс соглашались, такъ что избранія всегда бывали единогласныя и совершались обыкновенно въ зал суда.
Только одинъ разъ не состоялось единогласнаго избранія старшины.
Одинъ изъ присяжныхъ обратился въ публицисту съ предложеніемъ быть старшиной. Вдругъ совершенно неожиданно раздалось возраженіе:
— Позвольте, господа!.. Я полагаю, что, въ виду извстной публицистической дятельности предлагаемаго лица, вамъ было бы неудобно имть его руководителемъ нашихъ совщаній.
— Вовсе нтъ! Просимъ!— раздалось нсколько голосовъ.
Протестовавшій противъ избранія настоялъ на томъ, чтобы была сдлана баллотировка. Десять голосовъ было въ пользу публициста, но, какъ тотчасъ же оказалось, этотъ результатъ не выражалъ свободнаго мннія присяжныхъ. Одинъ изъ нихъ отвелъ протестовавшаго противъ выборовъ въ сторону и сказалъ:
— Вы не думайте, что я за него, потому что подалъ голосъ за избраніе. Я вполн раздляю ваше мнніе, но ссориться съ такимъ человкомъ не хочу,— напакостить можетъ.
Я замтилъ выше, что выборы старшины оказываютъ важное вліяніе на исходъ дла,— и дйствительно, крестьяне и вообще присяжные изъ непривилегированныхъ сословій видятъ въ старшин въ нкоторомъ род начальство, особенно если онъ говоритъ громко и авторитетно. И хотя de jure старшина иметъ такой же голосъ, какъ и остальные присяжные, но въ дйствительности люди темные придаютъ его мннію большее значеніе, чмъ словамъ другихъ товарищей. Разъясненія старшины очень важны для дла. Бывали случаи, что присяжные входили въ совщательную комнату съ готовымъ приговоромъ въ своихъ мысляхъ, а посл разъясненій старшины оказывалось, что они не подумали хорошенько, не взвсили всхъ обстоятельствъ дла, кое-что не поняли и проч. Конечно, и всякій присяжный засдатель можетъ и долженъ длать необходимыя разъясненія, но, въ силу упомянутаго взгляда нкоторыхъ присяжныхъ на старшину, его разъясненія, при равныхъ другихъ условіяхъ, боле авторитетны.
Въ старшины избирались или люди образованные, или старшіе по лтамъ или положенію въ обществ, и обыкновенно разъ избранные выбирались и на слдующія дла. Образованіе старшины, его умнье говорить, душевныя качества и степень энергіи, все это оказываетъ вліяніе на другихъ присяжныхъ. Наконецъ, отъ старшины зависитъ моментъ, когда начать собирать голоса, а иногда отсрочка этого момента совершенно измняетъ приговоръ.
Первое дло, которое намъ пришлось разбирать, было изъ разряда такъ-называемыхъ ‘неинтересныхъ’ — о краж со взломомъ. На скамьяхъ для публики сидло только трое. Подсудимый, восемнадцатилтній блондинъ, съ лица котораго еще не стерлось наивное дтское выраженіе, обвинялся въ томъ, что похитилъ изъ сундука хозяина семьдесятъ копекъ, причемъ выдернулъ пробой вмст съ замкомъ. Онъ призналъ себя виновнымъ, и предсдатель спросилъ товарища прокурора, не находить ли онъ возможнымъ, въ виду полнаго сознанія подсудимаго, не производить судебнаго слдствія. Товарищъ прокурора призналъ судебное слдствіе ненужнымъ, защитникъ былъ того же мннія. Предсдатель повторилъ свой вопросъ присяжнымъ засдателямъ. Старшина заявилъ, что онъ считаетъ судебное слдствіе необходимымъ. Судьи переглянулись.
— Но вдь подсудимый вполн сознался,— какая же цль судебнаго слдствія?— замтилъ предсдатель.
— Для нашего приговора необходимо знать мотивы поступка подсудимаго и его поведеніе.
Судъ постановилъ допросить свидтелей. Вс были недовольны затяжкой дла, въ томъ числ и большинство присяжныхъ, которымъ она казалась совершенно излишней.
Ввели потерпвшаго. Толстякъ, хозяинъ какой-то ремесленной мастерской, поглядвъ на подсудимаго съ соболзнованіемъ, громко вздохнулъ и покачалъ головой. Товарищъ прокурора и защитникъ вопросовъ не предлагали. Старшина присяжныхъ пожелалъ узнать мнніе потерпвшаго о нравственности подсудимаго и о томъ, какъ онъ объясняетъ его поступокъ. Свидтель длалъ самую лучшую аттестацію подсудимаго и сказалъ, что онъ и опять взялъ бы его въ свою мастерскую.
Товарищъ прокурора встрепенулся, почва подъ обвиненіемъ поколебалась.
— Вы говорите, что подсудимый честный мальчикъ, но вдь онъ укралъ.
— Точно… Да вдь съ кмъ, господинъ, грха не бываетъ. А что мальчикъ хорошій, это врно. Это плёвое дло безъ меня затяли, безъ меня протоколъ составили, а я бы и не подумалъ, чтобы изъ-за семи гривенъ человка въ тюрьму сажать. Сохрани Богъ!
— Онъ взломалъ замокъ?— спросилъ товарищъ прокурора.
— Пробой выдернулъ… это точно. Замокъ у сундука больше для вида вислъ. Чуть за пробой его потянуть, онъ и вылетаетъ вмст съ пробоемъ.
Потомъ была допрошена мать подсудимаго. Она показала, что онъ такой хорошій сынъ, какого дай Богъ всякой матери, и заплакала.
Старшина заявилъ, что въ допрос остальныхъ свидтелей онъ не видитъ надобности.
Товарищъ прокурора началъ рчь съ ироническаго обращенія къ присяжнымъ засдателямъ.— Одинъ изъ васъ пожелалъ узнать мотивы преступленія, въ которомъ обвиняется подсудимый, но неужели онъ ихъ не знаетъ {Необходимо оговориться. Приводя въ этой стать слова прислжнихъ засдателей, предсдателя суда, товарища прокурора, защитника и свидтелей, я не актирую подлинныхъ выраженій, а только излагаю сущность сказанваго, въ тхъ же случаяхъ, когда приведены подлинныя выраженія изъ газетныхъ отчетовъ, они обозначены кавычками.}? Люди похищаютъ чужую собственность отъ лни, отъ желанія наживы безъ труда, отъ своей злой воли, съ которой они не хотятъ бороться. Потомъ товарищъ прокурора поиронизировалъ насчетъ потерпвшаго. Этотъ добрякъ очень наивенъ, онъ говоритъ, что семьдесятъ копекъ ‘плёвое дло’, и сожалетъ, что протоколъ составили въ его отсутствіи, не понимая, что съ точки зрнія закона 70 копекъ или 70 рублей — все равно, былъ замокъ крпкій или пробой выдергивался легко,— это тоже все равно. Фактъ кражи со взломомъ не подлежитъ сомннію, и подсудимый долженъ бытъ наказанъ, хотя и можетъ быть дано ему снисхожденіе.
Защитникъ сказалъ нсколько словъ о томъ, что въ виду показаній, данныхъ на судебномъ слдствіи, онъ не сомнвается въ томъ, что подсудимый будетъ оправданъ. Предсдательскаго резюмё, довольно длиннаго, присяжные вовсе не слушали: дло было ими безповоротно ршено посл судебнаго слдствія.
Какъ только мы вошли въ совщательную комнату, кто-то весело сказалъ:
— Господинъ старшина, пишите: невиновенъ!
— Кто противъ оправданія?— спросилъ старшина.
— Я,— сказалъ обвинитель по принципу.
Больше никто не отозвался, и старшина подписалъ оправдательный вердиктъ.
— Дайте, господа, покурить.
— Скорй курите… Нельзя томить подсудимаго. У него вдь теперь сердце не на мст.
Старичокъ-домовладлецъ подошелъ къ старшин и протянулъ ему руку.
— Позвольте васъ поблагодарить,— сказалъ онъ.
— За что?
— Если бы не вы, я бы его осудилъ, безъ слдствія то. Спасибо, что настояли, а то былъ бы у меня грхъ на душ.
Здсь умстно отмтить значеніе участія присяжныхъ въ производств судебнаго слдствія.
Въ длахъ серьезныхъ и въ такихъ, въ которыхъ защита платная, защитникъ обстоятельнымъ допросомъ свидтелей извлекаетъ все, что необходимо для уясненія подробностей дла съ точки зрнія защиты, и даетъ противовсъ обвинительнымъ даннымъ, получаемымъ отъ допроса свидтелей прокурорскимъ надзоромъ. Такимъ образомъ, въ такихъ длахъ обвиненіе и защита являются равносильными, одинаково заинтересованными въ дл, и присяжнымъ рдко приходится дополнять судебное слдствіе своими вопросами. Совершенно не то въ длахъ съ защитниками по назначенію отъ суда. На-ряду съ примрами, доказывающими вполн добросовстное отношеніе въ своей задач защитниковъ, назначенныхъ судомъ, весьма нердки факты полнаго равнодушія такихъ защитниковъ къ участи подсудимыхъ и формальное исполненіе своей обязанности. Иногда ясно бывало видно, что защитникъ думаетъ только о томъ, какъ бы скоре отдлаться, допросъ свидтелей производится небрежно, для одной формы, а иногда защитникъ и вовсе отказывается предлагать свидтелямъ вопросы. Между тмъ представители прокурорскаго надзора и въ такихъ длахъ старательно и подробно допрашиваютъ свидтелей для поддержанія обвиненія, а при такихъ условіяхъ обвиненіе и защита длаются неравносильными, и присяжнымъ приходится устанавливать нарушенное небрежностью защиты равновсіе, задавая свидтелямъ рядъ такихъ вопросовъ, которые долженъ былъ сдлать защитникъ.
Участіе присяжныхъ въ производств судебнаго слдствія было бы гораздо значительне, если бы многіе не удерживались отъ вопросовъ по различнымъ причинамъ: по конфузливости, отъ непривычки говорить въ публичномъ мст собранія, отъ неяснаго пониманія своихъ правъ и обязанностей въ суд, изъ опасеній темныхъ людей, какъ бы не проштрафиться, происходящихъ частію отъ незнанія закона, частію отъ выработанной складомъ нашей жизни привычки думать, что всякій законный поступокъ можетъ быть признанъ незаконнымъ вслдствіе чьего-нибудь усмотрнія. Крестьяне-присяжные не только не смютъ пикнуть въ зал суда, но даже боятся подавать свое мнніе въ совщательной комнат.
Однажды, будучи старшиной присяжныхъ, я обратился къ крестьянамъ, садившимся всегда рядкомъ на заднемъ конц стола, съ предложеніемъ высказать свое мнніе по длу.
Они отвтили не сразу, видно было, что ихъ что-то безпокоило, хотли они что-то сказать и не ршались. Наконецъ одинъ изъ нихъ, постарше, произнесъ:
— Видишь ли, господинъ старшина, какое дло: когда по совсти судить, надо его оправдать, а только-что боязно намъ правду сказать.
— Почему это? Вы должны судить по совсти, никого не боясь.
— А ты разв не слыхалъ, какъ прокуроръ строго приказывалъ, чтобы безпремнно обвинить. Вамъ-то, господамъ, и ничего не будетъ, коли противъ прокурора скажете, а намъ-то можетъ и нагорть.
Я вспомнилъ, что товарищъ прокурора, вроятно въ виду значительнаго числа крестьянъ въ состав суда, прибгнулъ къ внушительному способу рчи и громогласно закончилъ ее слдующей фразой: ‘вы не имете права по этому длу произносить оправдательный приговоръ’.
Посл моего объясненія, что присяжные обязаны произносить приговоръ самостоятельно, вс крестьяне сказали: ‘невиновенъ’.
На другой день я пришелъ въ судъ пораньше, чтобы обстоятельно разъяснить присяжнымъ-крестьянамъ ихъ права и обязанности. Разговорившись съ ними, я убдился, что эти судьи чувствовали себя не лучше подсудимыхъ. Имъ всего было, какъ они выражались, ‘боязно’. Они боялись судебнаго пристава, предсдателя суда, товарища прокурора, защитника не боялись, потому что у него нтъ золотого воротника. Боялись они и своихъ сотоварищей, ‘которые изъ господъ’. Они не сознавали себя такими же самостоятельными судьями, какъ и мы, имъ казалось, что въ суд они только для видимости и чуть только въ чемъ не потрафятъ господамъ — могутъ попасть прямо въ острогъ. Устрашительную фигуру прокурорскаго краснорчія они поняли въ буквальномъ смысл и были въ страшномъ затрудненіи: по совсти оправдать надо, а прокуроръ строго наказываетъ, чтобы обвинить. Они постоянно были на-сторож, какъ будто бы со всхъ сторонъ имъ грозила бда. Молчаливой группой они ютились въ сторон отъ другихъ присяжныхъ, стараясь не быть на виду, и внимательно прислушивались къ нашимъ разговорамъ. Они забирались въ судъ очень рано, боясь какъ бы не опоздать, и, сидя безъ дла, страшно свучали. Разговору со мной они очень обрадовались.
— Врно ли ты сказалъ, чтобы намъ никого не бояться?— спросилъ одинъ изъ нихъ.
— Врно. Если не врите, я принесу завтра законъ и прочитаю.
— Нтъ, мы вримъ и покорнйше благодаримъ за наставленіе. Ну, вотъ видите, братцы,— весело обратился онъ къ товарищамъ:— отсудимъ и въ деревню попадемъ безпремнно, а то ужъ мы опасались, какъ бы невзначай въ острогъ не угодить… прокуроръ-то вчера большого страха нагналъ.
На обязанности интеллигентнаго присяжнаго засдателя лежитъ разъясненіе крестьянамъ и вообще людямъ темнымъ — ихъ правъ и обязанностей въ суд. Но не однимъ крестьянамъ приходилось иногда длать такія разъясненія. И между quasi-образованными людьми попадались легкомысленные субъекты, которые совершенно не понимали серьезности своей роли, такъ, напримръ, одинъ изъ присяжныхъ, на мой вопросъ о виновности подсудимаго, отвтилъ буквально такъ: ‘вчера я сказалъ: виновенъ, сегодня пусть будетъ невиновенъ’. Иногда встрчалась неохота продолжать совщаніе, потому что ‘пора въ клубъ’.
Вредъ для правосудія, который могъ бы произойти отъ такихъ легкомысленныхъ судей, устранялся воздйствіемъ товарищей, серьезно смотрящихъ на дло. Въ совщательной комнат интеллигентному человку обязательно говорить и говорить со всею энергіей. Бываютъ случаи, когда только энергія старшины устраняетъ возможность ошибочнаго приговора.
Было одно дло, о которомъ многіе присяжные не хотли разсуждать, находя, что въ виновности подсудимаго и сомнваться нечего, настойчивыя убжденія старшины заставили ихъ, наконецъ, принять участіе въ преніяхъ, и въ результат получалось сознаніе, что дйствительно они ошибались. Посл этого приговора одинъ изъ присяжныхъ разсказалъ слдующій случай:
— Былъ я тоже присяжнымъ. Дло затянулось до вечера. Пришли мы сюда. Скоре, говорятъ, ршайте, толковать нечего. Кто въ клубъ торопится, кто въ театръ. А дло было такое, въ род сегодняшняго, только посложне. Выходило такъ, что коли все разобрать какъ слдуетъ, такъ пожалуй что бабушка на-двое сказала: виновенъ или не виновенъ. А они кричатъ: ‘собирайте голоса! ясно, что виновенъ’. А старшина былъ человкъ серьезный, умница, за участь человка умлъ постоять. Попробовалъ ихъ урезонивать — ничего не выходитъ: не хотятъ разговаривать, да и баста. Вижу, старшина всталъ съ своего кресла, подошелъ къ этому самому диванчику и снимаетъ сюртукъ.
— Что вы длаете?!
— Спать, говоритъ, лягу. Нельзя ршить судьбу человка безъ разсужденій. Вы не хотите разсуждать, потому что устали, выспемся, а завтра съ свжими силами и поршимъ:
Вс такъ и взмолились:
— Помилуйте! Да Богъ съ вами! Отпустите душу на покаяніе! Коли вамъ такъ хочется, пускай будетъ невиновенъ.
Поговорили съ четверть часа и восемью голосами оправдали. А попадись старшина безъ характера — закатали бы въ Сибирь, а потомъ сами бы себя бранили за то, что не разобрали дла какъ слдуетъ.
Во время совщаній неоднократно являлась необходимость въ справкахъ съ судебными уставами и съ уложеніемъ о наказаніяхъ. Эти дв книги непремнно должны быть на стол совщательной комнаты. Судебные уставы необходимы для разъясненія нердко возникающихъ, въ особенности въ начал сессіи, споровъ по вопросу о правахъ и обязанностяхъ присяжныхъ засдателей и для прочтенія соотвтствующихъ статей крестьянамъ, которые, какъ мы видли, иногда совершенно не сознаютъ своихъ правъ и боятся, какъ бы не попасть изъ судей въ подсудимые.
Мн могутъ указать на 671 статью устава уголовнаго судопроизводства, по которой предсдатель объясняетъ присяжнымъ засдателямъ ихъ права, обязанности и отвтственность, но, какъ я убдился изъ практики, этихъ объясненій оказывается недостаточно и необходимость въ справкахъ по упомянутому предмету ими не устраняется.
Что касается до уложенія о наказаніяхъ, то оно необходимо присяжнымъ для разъясненія тхъ недоразумній, которыя создаются юридическимъ языкомъ вопросныхъ пунктовъ, невдомымъ не только крестьянамъ, но и большинству присяжныхъ, не имющихъ юридическаго образованія. Такъ, напримръ, ниже мы увидимъ, какая судебная ошибка была сдлана присяжными вслдствіе того, что, не имя подъ руками уложенія о наказаніяхъ, они не могли убдиться въ томъ, что слова: ‘явно похитилъ’ — означаютъ не простую кражу, а грабежъ. Наконецъ, присяжные не могутъ не интересоваться мрой наказанія, опредляемаго по ихъ обвинительнымъ приговорамъ. Присяжные постоянно задаютъ старшин вопросъ: ‘къ какому наказанію приговорятъ подсудимаго’. Нкоторые присяжные замчали, что такіе вопросы незаконны, но это сейчасъ опровергалось тмъ соображеніемъ, что знаніе закона не только не можетъ быть незаконно, а напротивъ, обязательно для всякаго, такъ какъ никто не можетъ отговариваться невденіемъ закона. Замчаніе же формалистовъ, что присяжные не должны принимать въ соображеніе мру наказанія, тоже не иметъ основаній въ судебныхъ уставахъ и указываетъ лишь на неясное пониманіе функцій суда присяжныхъ. Коль скоро присяжный засдатель долженъ судить судомъ правымъ и милостивымъ, постановляя свой приговоръ по совсти, по внутреннему убжденію, онъ не можетъ не интересоваться вопросомъ о наказаніи по своему приговору. Вердиктъ присяжныхъ долженъ быть проникнутъ сознательностью,— въ немъ не иметъ мста принципъ pereat mundus, fiat justicia. Признавая, напримръ, что подсудимый можетъ исправиться и зная, что наказаніе можетъ отнять у него возможность исправленія, присяжные оправдываютъ такого подсудимаго, и только юристъ-букводъ можетъ найти такой приговоръ неправильнымъ.
Укажу дв ошибки присяжныхъ засдателей, сдланныя ими по незнанію закона.
Обвинялся босякъ въ томъ, что на улиц сорвалъ съ бабы платокъ и убжалъ. Изъ дла выяснилось, что оба были пьяны, и не будь подсудимый рецидивистомъ, его оправдали бы, при этомъ же условіи большинство признало, что подсудимаго слдуетъ обвинить въ краж, но въ виду того, что она была совершена во время безработицы, дать снисхожденіе.
— Укралъ, дло видимое, виновенъ, и не въ первый ужъ разъ,— толковали присяжные.
— Если мы отвтимъ: виновенъ, его закатаютъ въ Сибирь,— замтилъ одинъ изъ присяжныхъ.
— Какъ это можно въ Сибирь? За что?
— За грабежъ.
— Что вы выдумываете! Читайте вопросъ,— тамъ о грабеж не говорится.
Стали читать: ‘виновенъ ли въ томъ, что такого-то числа явно похитилъ’ и проч.
— Гд же тутъ грабежъ? Похитилъ — значитъ укралъ.
— Явно похитилъ — значитъ ограбилъ.
— Вотъ чудакъ! Явно, потому что люди видли. Если бы никто не видалъ, такъ онъ бы и не попался. А если бы былъ грабежъ, такъ въ лист такъ бы и написали: виновенъ ли въ томъ, что ограбилъ. Разв судъ можетъ намъ голову морочить?
— Поймите вы, господа, что судьи — юристы, у нихъ свой языкъ, по нашему ограбилъ, а по ихъ — явно похитилъ.
Такъ ему и не поврили, замтивъ, что если бы это было такъ, какъ онъ говоритъ, то предсдатель объяснилъ бы, что ‘явно похитилъ’ значитъ ограбилъ, а онъ этого не сдлалъ. Напрасно знающій юридическую терминологію предложилъ отвтить такъ: ‘похитилъ, но не явно’,— надъ нимъ только посмялись: ‘какъ же не явно, когда люди видли’. Такъ и обвинили подсудимаго въ грабеж, воображая, что обвиняютъ въ простой краж.
Надо было видть впечатлніе резолюціи суда о ссылк въ Сибирь. Присяжные переглядывались съ недоумніемъ и тоской.
— Господи, что же это такое?— прошепталъ одинъ изъ нихъ.
И вс подавшіе обвинительные голоса окружили присяжнаго, которому не поврили, и спрашивали: ‘нельзя ли поправить дло?’ А потомъ говорили съ защитникомъ, прося его снять съ нихъ невольный грхъ подачей кассаціонной жалобы.
Другая ошибка присяжныхъ произошла тоже отъ незнанія закона, отъ своеобразнаго толкованія словъ: ‘заслуживаетъ снисхожденія’.
Разбиралось дло о краж со взломомъ ‘исподнихъ, оцненныхъ въ 60 копекъ’. Подсудимый просидлъ въ тюрьм до суда 7 мсяцевъ. Когда мы вошли въ совщательную комнату, одинъ старичокъ воскликнулъ:
— Господи Боже мой! За шесть гривенъ семь мсяцевъ въ тюрьм! Да его бы три дня выдержать въ кутузк — и того довольно. Отъ нужды укралъ, дло видимое.
Кажется, можно было бы ожидать посл этихъ словъ, что старикъ подастъ свой голосъ за оправданіе. Ничуть не бывало. Онъ закончилъ свои соболзнованія о подсудимомъ такими словами:
— А все-таки укралъ, значитъ надо сказать: виновенъ.
— Какъ же это такъ,— замтилъ одинъ изъ присяжныхъ:— вы говорите, что онъ слишкомъ долго сидлъ въ тюрьм, а хотите, чтобы онъ еще посидлъ въ арестантскихъ ротахъ?
— Сохрани Богъ! Мы скажемъ, что онъ виновенъ, но дадимъ снисхожденіе и скажемъ, что онъ отъ нужды укралъ.
— Это все равно. Его приговорятъ въ арестантскія роты, только на меньшій срокъ.
— Невозможно. Судъ его освободитъ.
— Какъ же можетъ судъ освободить, когда присяжные сказали: ‘виновенъ’?
— Нтъ, молодой человкъ, это не такъ. Коли мы скажемъ: отъ нужды укралъ и со снисхожденіемъ, то судъ не можетъ не уважить. Сдлаетъ ему замчаніе: не воруй, молъ, больше, и отпуститъ. Какъ это можно арестантскія роты! Его и то семь мсяцевъ проморили въ тюрьм. Какъ это можно, чтобы еще наказывать!
— Въ такомъ случа надо сказать: невиновенъ.
— Этого нельзя. Онъ укралъ. Какъ же мы можемъ сказать: не укралъ? Присягу принимали, чтобы говорить правду.
— А если виновенъ, то пойдетъ въ арестантскія роты.
— Сохрани Богъ!
Долго бились со старикомъ, но онъ остался при своемъ, что сказать: ‘невиновенъ’ — нельзя, потому что это будетъ неправда, не по совсти, а что если написать: ‘отъ нужды’ и дать снисхожденіе, то судъ долженъ освободить подсудимаго.
Въ состав суда были вс три колониста, строго относившіеся ко всякой краж, обвинитель по принципу и два строгихъ къ кражамъ домовладльца, такъ что шести оправдательныхъ голосовъ не набралось и вердиктъ вышелъ обвинительный со снисхожденіемъ и съ указаніемъ, что кража совершена отъ нужды.
Когда былъ прочитанъ приговоръ въ арестантскія роты, старичокъ чуть не заплакалъ. На другой день, придя въ совщательную комнату, онъ сказалъ своему вчерашнему оппоненту:
— Ну, молодой человкъ, вижу, что старикамъ надо учиться у молодыхъ. Грхъ на душу взялъ. Послушай я васъ — было бы шесть голосовъ, оправдали бы его. Теперь буду знать, что значить: ‘заслуживаетъ снисхожденія’.
Съ тхъ поръ въ длахъ о мелкихъ кражахъ отъ нужды старикъ отъ вопроса, виновенъ ли подсудимый, отмахивался, какъ будто бы на него налетала какая-нибудь хищная птица, и говорилъ:
— Нтъ!.. Разъ сдурилъ, довольно намучился. Невиновенъ, и баста.
А об описанныя ошибки могли бы быть устранены, если бы подъ рукой присяжнаго засдателя были судебные уставы и уложеніе о наказаніяхъ. Неврившіе объясненіямъ своихъ товарищей не могли бы не врить имъ по прочтеніи самого закона.
Въ длахъ несложныхъ пренія сторонъ, обыкновенно весьма краткія, не давали присяжнымъ ничего новаго въ дополненіе и разъясненіе результатовъ судебнаго слдствія. Старанія товарищей прокурора обвинять во что бы то ни стало и неумлыя защитительныя рчи только раздражали присяжныхъ, затягивая совершенно непроизводительно время засданія.
Обвинительныя рчи, которыя мы выслушали, можно раздлить на дв категоріи: одн изъ нихъ представляли перечисленіе и группировку уликъ съ заключеніемъ, что он доказываютъ виновность подсудимаго, въ другихъ — товарищи прокурора раздувая обвиненіе и, стараясь уничтожить все, что говоритъ въ пользу подсудимаго, прибгали иногда въ довольно страннымъ выходкамъ, внушеніямъ и застращиваніямъ. Такъ, напримръ, одинъ товарищъ прокурора, обвиняя бывшаго бухгалтера банка въ похищеніи 900 рублей, сказалъ присяжнымъ: ‘если вы оправдаете подсудимаго вслдствіе того, что онъ внесъ деньги, то вы выйдете изъ своей области и вступите въ сдлку съ обществомъ взаимнаго кредита’. Тотъ же товарищъ прокурора закончилъ одну изъ своихъ рчей заявленіемъ, что присяжные ‘не имютъ права’ оправдать подсудимаго.
Впечатлніе подобныхъ рчей на крестьянъ-присяжныіъ мы уже знаемъ. Интеллигентныхъ присяжныхъ засдателей он возмущали, какъ покушеніе на ихъ право самостоятельныхъ судей, предоставленное закономъ, они выражали удивленіе по поводу того, что ни одна подобная выходка со стороны обвиненія не вызвала замчанія предсдателя, въ то время, какъ защитники подвергались нердко замчаніямъ. Грустное впечатлніе производили эти старанія обвинять во что бы то ни стало отрицаніе реальныхъ причинъ преступленій и упражненія въ краснорчія на тему о ‘злой вол’. Становилось какъ-то досадно, что питомцы университетовъ, вступивъ на поле общественной дятельности, позабыли научныя истины и сдлались прямолинейными формалистами. Иногда просто жаль становилось товарища прокурора, когда онъ, путаясь въ софистической діалектик, говорилъ безсмыслицу. Такъ, напримръ, одинъ товарищъ прокурора, впослдствіи и самъ попавшій на скамью подсудимыхъ за подлогъ, желая обвинить, во что бы то ни стало, подсудимаго въ томъ, что онъ, не имя возможности обвнчаться вслдствіе просрочки паспорта, обвнчался по виду своего пріятеля, закончилъ свою рчь такими словами: ‘хотя вреда для частныхъ лицъ отъ преступленія не произошло, но я прошу васъ имть въ виду, что отъ него страдаютъ интересы общества и государства’.
Рчи защитниковъ были большею частію кратки, а одна изъ нихъ по длу объ обвиненіи семнадцатилтняго рабочаго, обвинявшагося въ краж, состояла только изъ семи слдующихъ словъ: ‘въ виду сознанія подсудимаго, прошу о снисхожденія’, а между тмъ это дло представляло много данныхъ для оправданія, которое и послдовало. Формальное отношеніе къ длу многихъ защитниковъ по назначенію отъ суда, сказывавшееся въ веденіи судебнаго слдствія, выражалось и въ защитительныхъ рчахъ.
Съ большимъ вниманіемъ выслушивали присяжные ‘послднее слово’ подсудимаго. Иногда это ‘послднее слово’ ршало его судьбу. Если въ немъ звучала искренность, она разбивала доказательность косвенныхъ уликъ, если въ немъ обнаруживались нравственныя черты человка, его неиспорченность, многіе присяжные не ршались обвинить, чтобы не быть причиной нравственной гибели человка въ острожной сфер. Если подсудимый указывалъ на послдствія обвиненія, грозящія гибелью его семь, присяжные не могли не принимать во вниманіе этого обстоятельства.
Предсдательское резюме, въ особенности если оно растягивалось, присяжные выслушивали довольно нетерпливо. Такія резюме, въ которыхъ была бы вполн соблюдена объективность, требуемая 802 статьей устава уголовнаго судопроизводства, были очень рдки, большею частію тяготніе мысли предсдателя въ сторону обвиненія было очень замтно, и отъ крестьянъ-присяжеыхъ приходилось слышать, что предсдатель ‘приказывалъ обвинить’.
Когда мы входили въ совщательную комнату для произнесенія приговора, мы чувствовали себя различно, смотря по тому, предвидлся ли обвинительный или оправдательный вердиктъ.
Обвинять, когда за обвиненіемъ слдуетъ наказаніе, всегда тяжело и какъ-то неловко, въ особенности если наказаніе тяжкое. Быть можетъ, въ такую минуту люди, не признающіе теоріи виновности самого общества въ преступленіяхъ отдльныхъ лицъ, смутно чувствуютъ справедливость этой теоріи. Какъ только произнесено слово: ‘виновенъ’, въ чувствахъ присяжныхъ засдателей происходитъ реакція: правосудіе удовлетворено, негодованіе къ преступнику умолкаетъ и изъ тайниковъ сердца поднимается сожалніе — преступникъ длается несчастнымъ. И хотя судья сознаетъ, что его приговоръ вполн справедливъ, онъ все-таки испытываетъ какую-то неловкость.
Передъ обвиненіемъ мы усаживались за столъ молча, и иногда довольно долго никто не заговаривалъ, всякій думалъ про себя и какъ бы старался отдалить тягостную минуту. Старшина со вздохомъ подписывалъ обвинительный приговоръ, и опять наступало молчаніе. Никто не торопился звонить, и рука нершительно дергала звонокъ. По звону изъ совщательной комнаты можно почти безошибочно опредлить приговоръ. Выходя въ залу суда съ обвинительнымъ вердиктомъ, присяжные избгали глядть на подсудимаго или, взглянувъ мелькомъ, опускали глаза, и на ихъ серьезныхъ лицахъ подсудимый могъ прочитать обвиненіе. Старшина читалъ приговоръ не громко, въ голос его слышалось смущеніе, и тихо, какъ бы совстясь, онъ произносилъ слово: ‘виновенъ’.
Совершенно не то бывало, когда приходилось оправдывать подсудимаго. Присяжные весело входили въ совщательную комнату, потому что имъ предстояло объявить человку радость. Съ удовольствіемъ перечисляли показанія свидтелей, подорвавшія обвиненіе, съ живостью слдили за подачей голосовъ, испытывая тревогу отъ каждаго ‘виновенъ’, произносимаго формалистами, и когда старшина, сосчитавъ голоса, объявлялъ оправдательный вердитъ, лица у всхъ прояснялись и раздавались восклицанія: ‘ну, слава Богу!’ Кто-нибудь вскакивалъ съ мста, бжалъ къ двери и ршительно нсколько разъ дергалъ звонокъ.
Если кто-нибудь замчалъ: ‘зачмъ торопитесь, покуритъ надо’, то нсколько голосовъ возражали: ‘накуримся посл, надо поскоре освободить подсудимаго’. И когда присяжные входили въ залу суда, они смло и весело глядли на подсудимаго и ихъ лица, глаза и походка ясно говорили: ‘невиновенъ’, предчувствіе радости сообщалось публик, защитнику, судебному приставу, только на лиц товарища прокурора не было радости. Старшина торопился читать вопросный пунктъ и громко произносилъ: ‘нтъ, невиновенъ’.
Конечно, не всегда было такъ, бывали и между присяжными, какъ и вообще между людьми, такіе, которые равнодушны и въ горю, и къ радости ближняго, но въ общемъ чувства присяжныхъ были именно таковы, какъ я разсказываю.
Закончу эту главу воспоминаніемъ о томъ, какъ мы неожиданно лишились весьма полезнаго товарища, о которомъ я уже упоминалъ: чиновника, прозваннаго Милостивцемъ.
Хотя мы часто не соглашались съ нимъ, но его разговоры приносили намъ большую пользу. Его широкій взглядъ на вещи не разъ открывалъ глаза присяжнымъ и устанавливалъ правильную точку зрнія для оцнки обстоятельствъ дла. Каждый разъ, горячо отстаивая подсудимаго, какъ лучшій защитникъ, онъ давалъ такія объясненія, которыя нердко открывали передъ присяжными что-нибудь весьма важное, но почему-нибудь незамченное или оставленное безъ вниманія. Посл его объясненій мы лучше понимали подсудимаго и разсуждали объ его участи серьезне и гуманне.
Во многихъ случаяхъ онъ достигалъ своей цли.
Я всегда наблюдалъ его лицо, когда онъ начиналъ собирать голоса. Онъ приступалъ къ этому только тогда, когда признавалъ, что все, что можно было сказать въ оправданіе подсудимаго, уже высказано. По лицу его пробгала тревога, когда онъ отмчалъ минусами обвинительные голоса. Каждое ‘виновенъ’ болью отдавалось въ его сердц. Когда онъ ставилъ пятый плюсъ, лицо его мгновенно прояснялось, онъ торопливо собиралъ остальные голоса, объявлялъ свой — и тотчасъ же подписывалъ приговоръ, потомъ свободно вздыхалъ, какъ человкъ, избавившійся отъ какой-нибудь опасности, откидывался на спинку кресла и съ удовольствіемъ закуривалъ папиросу.
Не раздляя его взгляда на преступленія, большинство было очень довольно такимъ товарищемъ и выбирало его старшиной, но его съ перваго же дня не взлюбилъ другой чиновникъ, всегда обвинявшій, какъ онъ говорилъ, ‘по принципу’ и никогда не дававшій снисхожденія, потому что ‘снисхожденіе къ преступнику плодитъ преступленія’. Онъ не разъ задорно, какъ бы вызывая на ссору, говорилъ Милостивцу, что онъ нарушаетъ законъ, оправдывая всякаго подсудимаго.
— Вы ошибаетесь,— кротко отвчалъ ему Милостивецъ:— я сужу по совсти, слдовательно исполняю законъ. Вотъ вы всегда обвиняете безъ снисхожденія, и если такъ велитъ поступать ваша совсть, то вы, также какъ и я, дйствуете по закону.
— Позвольте!.. Я обвиняю… Это совсмъ другое дло. Тутъ нтъ зла для государства. А вы зло причиняете своими оправданіями.
— Какое зло?
— Помилуйте! Это всякому извстно! Сегодня я оправдаю вора — завтра въ город появится десять новыхъ воровъ, потому что всякій скажетъ: воровъ оправдываютъ — значитъ надо воровать.
— Слабо судимъ,— замтилъ военный: — арестантскія роты для нихъ все равно, что наплевать. Вотъ если бы за всякое воровство въ Сибирь ссылали, тогда бы воровъ поменьше было, а то просто бда! каждый день въ газет читаю: то того, то другого обокрали.
Милостивецъ терпливо объяснялъ наивность такихъ взглядовъ, онъ излагалъ результаты научныхъ изслдованій, приводилъ статистическія данныя, совтовалъ прочитать то или другое. Нкоторыхъ онъ заинтересовывалъ новыми для нихъ мыслями и фактами, они записывали заглавіе сочиненій, которыя онъ рекомендовалъ прочитать. Но обвинитель по принципу только раздражался, обижаясь тмъ, что ему, считающему себя образованнымъ человкомъ, доказываютъ, что онъ ничего не читалъ о предметъ спора. Онъ горячился и кричалъ:
— Вы разрушаете семью оправдательными приговорами. Вчера дтоубійцу оправдали. Разв это не поощреніе незаконныхъ связей? Вы подрываете бракъ!.. Вотъ что-съ!
— Вы опять ошибаетесь,— покойно возразилъ Милостивецъ и началъ доказывать, что между мотивами вступленія въ бракъ и наказаніями за дтоубійство нтъ связи, но чиновникъ не сталъ его слушать.
— Говорите что хотите,— сказалъ онъ:— а я знаю, что долженъ сдлать.
На другой день онъ торжественно объявилъ:
— Оправдателъ больше не будетъ здсь ораторствовать. Я сказалъ товарищу прокурора, что онъ всхъ оправдываетъ, и его будутъ вычеркивать.
— Какъ же вы могли это сдлать? Вы нарушили законъ о тайн совщаній!
— Мало ли что… Нельзя же ему позволить людей сбивать съ толку.
Большинство было возмущено этимъ поступкомъ. Хотли-было заявить суду, но ршили, что этимъ дла не поправишь.
Когда въ первомъ же дл товарищъ прокурора заявилъ о желаніи воспользоваться правомъ отвода и вычеркнулъ одного только Милостивца, одинъ изъ присяжныхъ, чтобы уравновсить защиту съ обвиненіемъ, сообщилъ защитникамъ фамилію обвинителя по принципу.
Милостивецъ не попалъ больше ни въ одно дло: его вычеркивали вс товарищи прокурора. Защита тоже пользовалась сдланнымъ ею сообщеніемъ, но далеко не такъ послдовательно.
Противники суда присяжныхъ, отождествляя правосудіе съ обвиненіемъ и строгимъ наказаніемъ, обвиняютъ присяжныхъ за оправдательные приговоры, безъ предварительнаго изслдованія мотивовъ такихъ вердиктовъ. А между тмъ безъ знанія этихъ мотивовъ невозможно разршить вопросъ о томъ, согласны ли осуждаемые вердикты съ цлями правосудія или нтъ.
Безпристрастный человкъ, ознакомившись съ причинами оправдательныхъ приговоровъ, будетъ имть случай наглядно убдиться въ широкомъ благотворномъ значеніи суда присяжныхъ для общественвой жизни. Сопоставленіе оправдательныхъ приговоровъ съ ихъ мотивами показываетъ, что они только являются актами правосудія для каждаго даннаго случая, и кром того приносятъ и другую пользу: они служатъ выраженіемъ тхъ понятій о прав и правд, которыя, будучи созданы жизнью, уже получили право гражданства въ общественномъ сознаніи, а эти показанія существенно важны для законодательства — они выводятъ его изъ застоя, указывая на то, что обходъ закона или игнорированіе его есть неизбжное явленіе въ тхъ случаяхъ, когда законъ, далеко отставшій отъ жизни, не исключенъ изъ дйствующаго кодекса.
Оправдательные приговоры, произнесенные нами, имли очень разнообразные мотивы и были постановлены по различнымъ дламъ — отъ кражи со взломомъ до отцеубійства. Я сгруппирую мои воспоминанія по мотивамъ оправданія.
Несовершенство предварительного слдствія и неосновательность преданія суду нердко были причиной оправданія подсудимыхъ. Иногда, выслушавъ обвинительный актъ, присяжные переглядывались съ недоумніемъ, какъ бы спрашивая: гд же доказательства виновности подсудимаго,— до такой степени была слаба связь фактическихъ данныхъ обвинительнаго акта съ его заключеніемъ о томъ, что такой-то предается суду. А затмъ судебное слдствіе обнаруживало полную несостоятельность обвиненія, и, разумется, мы оправдывали подсудимаго.
Но бывали и такіе случаи. Обвинительный актъ даетъ цльную, обстоятельную картину преступленія, показанія свидтелей доказываютъ его несомннность, личность подсудимаго обрисована несимпатичными чертами, такъ что обвинительный вердиктъ кажется неизбжнымъ. Начинается судебное слдствіе, и впечатлніе обвинительнаго акта совершенно разрушается. Оказывается существенное противорчіе между показаніями свидтелей на предварительномъ слдствіи и на суд, прочитываются первыя, и свидтели говорятъ, что они или вовсе не показывали того, что имъ прочитано, или показывали то, да не то. Объясняется это тмъ, что нкоторые судебные слдователи, разъ у нихъ явилась мысль о виновности даннаго лица, ведутъ слдствіе односторонне, толкуя всякое показаніе въ смысл доказательства своей мысли, и, формулируя показанія неграмотныхъ свидтелей, записываютъ ихъ неточно. Такимъ образомъ иногда оказывалось, что судебное слдствіе совершенно опровергало предварительное, и противъ подсудимаго не оказывалось ни одной серьезной улики, а между тмъ человкъ просидлъ уже напрасно въ тюрьм нсколько мсяцевъ.
Оправдательные приговоры этой категоріи ясно говорятъ о необходимости представителя интересовъ подсудимаго на предварительномъ слдствіи. Опытъ доказываетъ, что наблюденія за слдствіемъ со стороны прокурорскаго надзора недостаточны для предупрежденія односторонняго направленія слдственнаго производства, и что только присутствіе защитника при допросахъ уничтожило бы возможность такихъ неправильныхъ слдствій. Затмъ такіе оправдательные приговоры показываютъ, что и въ акт преданія суду необходимо участіе защиты: еслибы обвинительные акты, составляющіеся иногда формально, при отсутствіи солидныхъ данныхъ для обвиненія, подвергались, прежде утвержденія ихъ, юридической критик защитника, то присяжнымъ не приходилось бы разбирать такихъ длъ, въ которыхъ виновнымъ можно признать не подсудимаго, а составителя акта о неосновательномъ преданіи суду.
Строгость наказанія за нкоторыя, въ особенности при условіи, что содержаніе въ тюрьм до суда не считается наказаніемъ, иногда служила причиною оправдательныхъ приговоровъ.
Присяжные, серьезно относящіеся къ длу, прежде чмъ признать подсудимаго виновнымъ, интересовались вопросомъ о томъ, какое послдуетъ наказаніе по ихъ приговору. Формалисты возражали на это, что присяжнымъ нтъ никакого дла до наказанія: они должны только сказать: ‘виновенъ’, если преступленіе доказано, а опредленіе соотвтствующаго по закону наказанія есть функція короннаго суда. Большинство, однако, съ этимъ не соглашалось и основывало свое мнніе на закон, требующемъ, чтобы судъ присяжныхъ былъ ‘скорый, правый и милостивый’. Право присяжныхъ давать по обстоятельствамъ дла снисхожденіе и обязанность судить по совсти, обусловливающая возможность оправданія и въ случа доказанности факта преступленія, прямо указываютъ на то, что законъ, установивъ требованіе суда ‘милостиваго’, далъ и средства для проявленія этой милости въ тхъ случаяхъ, когда она необходима.
Были случаи, что присяжные, подавшіе обвинительный голосъ, говорили, что ихъ мучитъ совсть за то, что подсудимаго ‘строго наказали’, и если бы они знали, какое наказаніе будетъ опредлено по ихъ приговору, то они предпочли бы оправдать подсудимаго, если нельзя на вопросъ о виновности отвтить такъ: ‘да, виновенъ, но уже понесъ достаточное наказаніе въ вид тюремнаго заключенія до суда’.
Юристъ, разсуждая въ своемъ кабинет, совершенно покойно говоритъ, что предварительное заключеніе въ тюрьм не есть наказаніе, а только мра пресченія средствъ обвиняемому уклоняться отъ суда и слдствія. Для присяжнаго засдателя, предъ глазами котораго нтъ заслоняющей жизнь теоріи, ошибочность и жестокость упомянутаго взгляда юриста очевидна. Онъ знаетъ, что предварительное заключеніе иметъ вс свойства тяжелаго наказанія, оно нердко является страшнымъ, непоправимымъ зломъ для подсудимаго: оно разстроиваетъ его хозяйственныя и семейныя дла, разрушаетъ его здоровье и толкаетъ на путь преступленій. И какъ бы юристъ ни доказывалъ, что это необходимое зло, а не наказаніе, присяжный засдатель всегда скажетъ, что если по терминологіи юристовъ оно не наказаніе, то это не мшаетъ ему быть дйствительнымъ наказаніемъ, иногда превышающимъ вину подсудимаго по опредленію закона. Такъ напримръ, присяжные признали подсудимаго, обвиняемаго въ краж со взломомъ, виновнымъ въ простой краж и дали снисхожденіе. По закону онъ долженъ подвергнуться тюревіному заключенію на время отъ трехъ до шести мсяцевъ, а онъ уже просидлъ въ тюрьм иногда вдвое больше этого срока. Въ такихъ случаяхъ присяжные, не имя возможности признать фактъ преступленія иначе, какъ подвергнувъ подсудимаго новому, по суду совсти, незаслуженному наказанію, говорятъ: ‘нтъ, невиновенъ’.
Судъ присяжныхъ есть судъ по сущей справедливости, а не механическое подведеніе преступнаго дянія подъ ту или другую статью закона. Формальный судъ, во имя абстрактной справедливости и буквы закона, произносилъ иногда приговоры, возмущавшіе и общественную совсть, и совсть самихъ судей, судъ присяжныхъ не можетъ произнести приговора противъ совсти и подчинить духъ закона его букв. Такимъ образомъ и оправдательные приговоры этой категоріи не могутъ возбуждать противъ себя ни обывателя, ни просвщеннаго юриста, послдній не можетъ не признать, что они исходятъ изъ принципа правосудія и упразднятся сами собой, какъ только послдуютъ въ закон соотвтствующія измненія, требуемыя справедливостью.
Общественная совсть не признаетъ преступленіями нкоторыхъ поступковъ, которые по отжившему свое время закону считаются преступленіями. Въ нкоторыхъ случаяхъ общественная и юридическая правда не сливаются, и вотъ передъ присяжными, какъ представителями общественной совсти, является новый поводъ для оправдательныхъ приговоровъ. Такъ напримръ, присяжные почти всегда оправдываютъ подсудимыхъ по обвиненію въ нарушеніи паспортнаго устава, если оно сдлано не съ цлью совершенія преступленія, а въ незаконномъ сожитіи. Кром того, нкоторыя преступленія, по своимъ мотивамъ, представляютъ такія данныя, которыя упраздняютъ въ глазахъ присяжныхъ наказуемость.
Разскажу одинъ примръ.
Разбирали мы дло о пособничеств къ побгу арестанта. Вели арестанта для допроса у слдователя мимо дома, въ которомъ жила его любоввица. Арестантъ быстро вбжалъ въ калитку, женщина заперла ее засовомъ. Пока конвойные разбивали калитку, арестантъ сбросилъ халатъ, переодлся въ приготовленное для него платье и скрылся черезъ заборъ на сосднюю улицу. На судебномъ слдствіи выяснилось, что подсудимая, желая выиграть побольше времени для того, чтобы ея возлюбленный могъ скрыться, вступила въ энергичную борьбу съ конвойными. Она откровенно разсказала, какъ было дло, и повидимому удивлялась, за что ее судятъ.
Когда мы услись за столомъ въ совщательной комнат, съ четверть часа шелъ разговоръ на тему: ‘молодецъ-баба!’ Она возбудила въ присяжныхъ симпатію, какъ любящая, энергичная женщина, готовая на самопожертвованіе — солдаты ее порядкомъ побили. И когда рчь зашла о томъ, признать ли ее виновной, то нкоторымъ этотъ вопросъ показался даже страннымъ.
— Помилуйте!.. Да за что же ее наказывать?! Разв она могла поступить иначе?
Двое, однако, возразили, что хотя они вполн сочувствуютъ подсудимой и понимаютъ ее, но тмъ не мене она способствовала побгу арестанта и, слдовательно, совершила преступленіе. Но на это замчаніе посыпались горячія возраженія.
— Нтъ, вы скажите, нравственно или безнравственно она поступила. Она его любитъ и не могла не желать ему свободы. Дло начальства смотрть, чтобы не было побговъ. Противоестественно требовать, чтобы она не помогла ему скрыться. Вы представьте себя на ея мст. Ваша жена или любовница бжала изъ тюрьмы. Разв каждый не сдлаетъ того же, что эта баба. Помилуйте!.. За что же ее наказывать?
Оправдательный приговоръ былъ произнесенъ восемью голосами.
Изъ числа нсколькихъ длъ по нарушенію правилъ паспортной системы упомяну объ обвиненіи въ томъ, что подсудимый обвнчался по виду, взятому у пріятеля, такъ какъ его собственный видъ былъ просроченъ. Хотя товарищъ прокурора и уврялъ, что отъ упомянутаго преступленія ‘страдаютъ интересы общества и государства’, но присяжные произнесли единогласное оправданіе, въ виду того, что отъ поступка подсудимаго не произошло ни малйшаго зла, и только немного поострили насчетъ товарища прокурора.
И эти оправдательные приговоры не заслуживаютъ упрека, они являлись только новымъ напоминаніемъ о несостоятельности нашей паспортной системы, которая, не достигая своей цли, составляетъ только стсненіе для обывателей. Столь же непрактично и существованіе закона о преступности незаконныхъ браковъ, которые узаконены жизнью, этотъ законъ потерялъ свой raison d’tre — онъ не исполняется, а виновные въ его нарушеніи, если иногда и привлекаются къ суду, то ихъ всегда оправдываютъ, и эти вердикты только указываютъ на необходимость упразднять на бумаг то, что уже упразднено жизнью.
Упомяну еще объ одной квалификаціи преступленія, которую присяжные въ большей части случаевъ отвергали, это взломы при кражахъ. Какъ ни доказывали товарищи прокурора, что взломъ — или, какъ выразился одинъ изъ нихъ, ‘преодолніе препятствія въ лиц замка’ — есть доказательство значительно развитой ‘злой воли’, но присяжные не придавали этому осложненію кражи серьезнаго значенія, и зная, что оно въ значительной степени увеличиваетъ наказаніе, отвергали его и обвиняли въ простой краж. Теорія взломовъ, предполагающая значительную нравственную испорченность, не выдерживала критики въ зал суда, такъ какъ въ числ подсудимыхъ, обвинявшихся въ краж со взломомъ, мы нердко видли людей, далеко не пропащихъ въ нравственномъ смысл, а совершившихъ кражу отъ крайней нужды или подъ давленіемъ исключительныхъ обстоятельствъ.
Опасеніе, какъ бы не погубитъ окончательно еще неиспорченнаго человка, толкнувъ его обвинительнымъ приговоромъ въ общество обитателей арестантскихъ ротъ, тоже служило иногда поводомъ къ оправданію {Раціональность этого мотива признана европейскимъ законодательствомъ, установившимъ такъ-называемые ‘условные’ обвинительные приговоры.}. Это обыкновенно бывало въ длахъ о кражахъ несовершеннолтними, если по судебному слдствію они оказывались нравственно неиспорченными. Присяжные, взвшивая практическое значеніе обвинительнаго приговора, не могли не разсуждать о томъ, что наказаніе въ той форм, въ какой оно послдуетъ (арестантскія роты) можетъ привести къ тому, что совершившій кражу по нужд или по легкомыслію, къ отбытію срока наказанія сдлается профессіональнымъ воромъ. Присяжные, какъ судьи по совсти, никогда не забываютъ, что они имютъ дло съ живыми людьми, которые въ представленіи прямолинейныхъ теоретиковъ-юристовъ обращаются въ абстрактныхъ выразителей злой воли. Поэтому, обсуждая послдствія того или другого приговора и убждаясь, что обвиненіе принесетъ гибель подсудимому или его семь, если притомъ преступленіе есть результатъ нужды, присяжные предпочитали оправдать подсудимаго, чтобы, какъ выражались они, ‘не взять грха на душу’.
Нкоторые изъ нашихъ приговоровъ производили въ публик недоумніе и казались невытекающими изъ существа дла, странными. Но все, что не понятно, всегда кажется страннымъ, а публика не иметъ всхъ данныхъ для того, чтобы вполн понять приговоръ присяжныхъ. Отчетъ о судебномъ слдствіи, хотя бы онъ былъ вполн безпристрастный, вовсе не то, что само судебное слдствіе. Въ показаніяхъ свидтелей, въ тон ихъ, въ мелочахъ иногда бываютъ такія черточки, пропадающія въ судебномъ отчет, которыя ршаютъ участь подсудимаго. Иногда простое слово подсудимаго — бездоказательное, но идущее отъ души, опровергаетъ цлый рядъ, повидимому, вскихъ уликъ. Но иногда и для присутствовавшаго на суд приговоръ кажется непонятнымъ, потому что онъ не знаетъ ‘тайны совщаній* присяжныхъ засдателей. Судъ по совсти тмъ и дорогъ для общества, что онъ разршаетъ свои вопросы не по формальнымъ признакамъ, а по совокупности всей обстановки преступленія въ широкомъ смысл слова и послдствій приговора.
Я приведу четыре приговора, которые казались странными тмъ, кто не могъ угадать ихъ мотивовъ.
Судился мелкій банковскій чиновникъ за кражу въ банк 900 рублей, которые онъ до суда возвратилъ. Съ помощью бухгалтерскихъ ухищреній онъ утаивалъ ихъ понемногу въ теченіе 10 лтъ, пока случайность не обнаружила этого. Онъ призналъ себя виновнымъ и ничмъ не оправдывался, а когда ему было предоставлено послднее слово, всталъ, хотлъ что-то сказать, но вмсто того махнулъ рукой и слъ. Защитникъ очень старался, но построилъ свою рчь неудачно: онъ хотлъ разжалобить присяжныхъ участью жены и дтей подсудимаго и ради нихъ просилъ объ оправданіи. Бывали случаи, что такая постановка вопроса вліяла на присяжныхъ, но въ данномъ дл она не произвела впечатлнія. Такъ что, когда мы шли въ совщательную комнату за Милостивцемъ, который былъ старшиной, то я былъ увренъ, что ему неизбжно предстоитъ неудовольствіе подписать обвинительный вердиктъ.
И, какъ обыкновенно бываетъ, когда приходится обвинять, мы сли за столъ молча, закурили папиросы и не торопились высказывать мннія. Старшина тоже молчалъ, обдумывалъ ли онъ, съ какой стороны подойти къ присяжнымъ, чтобы отстоять подсудимаго, или совершенно не надялся на возможность оправданія, но онъ, молча, всматривался въ вопросные пункты и, казалось, выжидалъ перваго выстрла.
— Ну, что-жъ, господа, оправдать никакъ нельзя,— сказалъ наконецъ одинъ изъ присяжныхъ.
— Еще бы!.. Укралъ — и нужды не было… Правда, жалованье при семь грошевое,— ну да вдь живутъ же люди на маленькое жалованье и не воруютъ.
— А по моему, господа, надо оправдать.
Вс встрепенулись: это сказалъ не старшина, чему никто не удивился бы, а богатый домовладлецъ.
— Позвольте вамъ доложить такую исторію,— заговорилъ онъ: — въ этомъ самомъ банк каждый день идетъ воровство. Объ этомъ вс знаютъ, да и не знать нельзя. Члены правленія получаютъ 3.000, а живутъ такъ, что и 12.000 мало. Ну-съ, и этотъ самый чиновникъ попалъ въ воровскую компанію и бралъ примръ съ начальства: они хапали много, а онъ въ 10 лтъ ухитрился только 900 рублей стащить. Укралъ онъ. Совершенно врно. Если мы его сошлемъ на житье въ Сибирь,— будетъ все это по справедливости. Но хорошо ли во имя правосудія больно прибить воришку, возвратившаго притомъ украденное, когда настоящіе-то воры, которые и его соблазнили на грхъ, благоденствуютъ какъ ни въ чемъ не бывало?
Эти слова произвели вотъ какое дйствіе: поступокъ подсудимаго, который до тхъ поръ мы разсматривали изолированнымъ отъ операцій банка, теперь явился передъ нами въ тсной съ ними свази, какъ проявленіе дятельности всего учрежденія. Многіе изъ насъ отлично знали, что сказанное домовладльцемъ о длахъ банка совершенно врно.
Посл краткаго раздумья загорлся споръ, продолжавшійся боле двухъ часовъ. Одни доказывали, что оправданіе было бы нелпостью и поощреніемъ въ подобнымъ кражамъ, другіе раздляли взглядъ домовладльца и говорили, что въ данномъ случа воръ у вора укралъ, и члены банка поступили очень недобросовстно противъ своего товарища по профессіи, предавъ его суду.
— Поймите вы меня, господа,— горячился домовладлецъ:— я не говорю, что воровство надо оправдывать… Сохрани Богъ! Но вдь передъ нами ‘козелъ отпущенія’… Какъ хотите, а я не могу его обвинить.
Подсудимаго оправдали семью голосами.
Другой аналогичный случай былъ по длу мелкаго полицейскаго чиновника, обвинявшагося въ мздоимств. Долго говорили присяжные объ извстныхъ отношеніяхъ къ обывателямъ полиціи вообще и пришли къ заключенію, что карать мздоимство и взяточничество въ лиц случайно попавшейся мелкой сошки несправедливо и нецлесообразно.
Обвинялась двушка семнадцати лтъ въ томъ, что, родивъ тайно, на чердак, незаконнаго ребенка, она отъ страха и стыда тотчасъ посл рожденія задушила его. Старшиной по этому длу былъ избранъ, какъ выше разсказано, редакторъ мстной газеты. Подсудимая, производившая угнетающее впечатлніе своимъ жалкимъ видомъ, заявила, что она ничего не помнитъ, какъ все это случилось. Присяжные были склонны видть въ этихъ словахъ неискренность, но одинъ изъ нихъ попросилъ врача-эксперта объяснить, въ какой степени сохраняется сознаніе у женщины во время родовъ. Экспертъ, уклонившись отъ категорическаго отвта, сказалъ, что иногда роженицы чувствуютъ ненависть къ своему ребенку, какъ въ непосредственной причин болей, и что при обстановк даннаго случая вліяніе родовыхъ болей, страха и стыда могло быть настолько интенсивно, чтобы парализовать сознаніе и волю роженицы, весьма возможно, что она дйствительно не помнитъ случившагося.
Старшина и нкоторые другіе присяжные полагали, что къ такому жестокому преступленію, каково дтоубійство, невозможно относиться снисходительно, но большинство согласилось съ другимъ мнніемъ, что въ данномъ случа слдуетъ принять за основаніе приговора показаніе врача-эксперта. Разъ у подсудимой была парализована воля и сознаніе, ее невозможно наказывать за поступокъ, совершонный въ такомъ состояніи. Для того, чтобы сказать: ‘виновна’, надо было признать подсудимую великой злодйкой, а изъ судебнаго слдствія мы узнали, что это была обыкновенная двушка-работница, не злая и не жестокая. Безсознательность дтоубійства, посл довольно продолжительнаго совщанія, сдлалась для большинства очевидной — и подсудимую оправдали.
Изъ приведенныхъ разнообразныхъ мотивовъ оправдательныхъ вердиктовъ читатель можетъ судить, насколько основательны упреки суду присяжныхъ за эти приговоры общественной совсти.
Указавъ выше на ту важную услугу, какую оказываетъ судъ присяжныхъ законодательству, я скажу въ заключеніе нсколько словъ о вліяніи на насъ самихъ дятельности въ роли присяжнаго засдателя.
Такая судейская практика иметъ важное воспитательное значеніе. Совщательная комната — это школа для развитія сознанія своихъ обязанностей предъ обществомъ. Въ совщательной комнат люди, привыкшіе съёживаться и поступать несамостоятельно, а по разнымъ указкамъ, находятся въ положеніи полновластныхъ, ничмъ, кром обязанности судить по совсти, нестсняемыхъ судей. Даже крестьяне, ни въ какомъ общественномъ учрежденіи не являющіеся de facto вполн самостоятельными общественными дятелями, въ совщательной комнат пріучаются сознавать себя таковыми. Серьезная роль присяжнаго засдателя возвышаетъ чувство собственнаго достоинства и развиваетъ сознаніе общественнаго долга.