ВЪ УСТЬЯХЪ И ВЪ МОР.
(Сверо-каспійскія очерки).
III.
Зимовичи.
——
ОБЪЯСНЕНІЯ.
Н. Бобылевъ.
‘Русская мысль’, No 8, 1880
В устьях и на море, Бобылев Н. К., Год: 1880
Время на прочтение: 21 минут(ы)
Знавали ли вы зимнія ночи въ мор, теряли ли границы между сномъ и дйствительностью, фантасмагоріей и правдой, землей и небомъ? Что это въ неоглядной хмуро-блой пустын — облака въ неб, или ледяные бугры въ мор? А эта монотонная гамма колокольчика, то врывающаяся въ ваше ощущеніе, то уходящая изъ него мало-по-малу, точно расплывающаяся въ туман, потопившемъ васъ, гд она, — во сн или на яву? Не длаетъ ли она еще боле мертвеннымъ то безмолвіе, что поглащаетъ и уноситъ васъ въ иной міръ, въ міръ яркихъ красокъ, опредленныхъ формъ и живыхъ впечатлній, и не сонъ ли эти впечатлнія?… Теплый, свтлый, живой сонъ, среди холодной, туманной, застывшей величавой дйствительности — какъ тутъ не перемшать того и другаго? Засыпая, переходишь въ жизнь, просыпаясь — въ недвижное, безмолвное, застывшее, спящее царство волшебной сказки. Самое время — идетъ ли оно? Минуты или часы, дни или годы — Богъ всть…. мрка дйствительности утрачена. То замираетъ, то оживаетъ я врывается въ васъ та же гамма колокольчика, но откуда, давно ли, во сн или наяву?… Небо или море, облака или льды — теряешься. На минуту разв храпъ и чиханье лошадей, да плоскій мрный звякъ подковъ во льду напоминаетъ вамъ о пути, но быстро все опять тонетъ въ безмолвномъ бломъ хаос и вновь уноситъ васъ въ иной міръ яркихъ красокъ и живыхъ ощущеній, путаетъ и стираетъ границы межъ сномъ и дйствительностью, ложью и правдой, жизнію и сказкой. Міръ сна такъ ощутительно ярокъ, а дйствительность такъ волшебна, дика и странна, что все путается и въ воображеніи, и въ сознаніи. Вдругъ, напримръ, видите вы — блдно красная луна низко стоитъ надъ горизонтомъ и озаряетъ массы какихъ-то волшебныхъ зданій: часовни и башни, разрушенные стны и замки, валы и бастіоны. Кто скажетъ, что это не сонъ, блуждающій въ волшебномъ царств сказки. Кому придетъ въ голову, что это руины льдовъ, боровшихся съ моремъ?
Миновала Казанская, заговнье близко — пора и ко дворамъ. ‘Половили, Слава те Господи, — не зимовать здсь! Вишь холодъ какой!… Съ норда-то, сказывали, ледокъ въ черняхъ становился.’ И вотъ, мало-по-малу, выдираются ловецкіе порядки, моются, сушатся и убираются снасть и сти, разбираются полати и освобожденныя суда, одно за другимъ, поднимаютъ якорья и паруса, направляясь къ устьямъ Волги — не одну сотню верстъ еще въ пути пробудешь, — ну, съ Богомъ! ‘Съ каждымъ днемъ пустетъ, замолкаетъ, холодетъ одннокое, хмурое, безпріютное море. Холодя, тяжелютъ волны, холодя, тяжелетъ втеръ, холодя, тяжелютъ вки засыпающаго моря, густые, тяжелые туманы все непроглядне и гуще окутываютъ ихъ. Холодно, пасмурно, уныло, — одни только тюлени радуются и сладострастнымъ воемъ и стономъ наполняютъ безмолвіе. Масса мелкой рыбы идетъ въ это время къ берегамъ и въ устья — пиръ горою, но того и гляди встанетъ, не нынче-завтра, закуетъ. ‘Глянь-ка, вода-то!’ Въ самомъ дл, нижніе, тяжелйшіе пласты воды начинаютъ кристаллизоваться, обращаются въ мягкую снгообразную ледяную массу, легчаютъ и всплываютъ медленно на поверхность воды, остужая ее. Вода готова, дохнетъ холодомъ и ее закуетъ.
Однако, что это?… Лодка? Еще лодка теперь, здсь? Значитъ, не вс покинули родимое море? Да, начтешь нсколько десятковъ посудъ, которыя, вмсто далекихъ устьевъ Волги, по мр наступленія холодныхъ дней, начинаютъ жаться все ближе и ближе къ берегамъ, то есть, въ черни. Съ каждымъ втромъ, дующимъ къ берегу, и съ водой, пригоняемой имъ, он забираются все ближе и ближе къ камышамъ или вводятся въ глухіе морскіе прораны и култуки, садятся на дно отмлыхъ береговъ и, оборонясь отъ первыхъ безпокойныхъ морскихъ льдовъ, остаются тамъ на цлую зиму. Вотъ владльцы этихъ-то посудъ и зовутся зимовичами.
Зимовка въ мор едва ли могла казаться такимъ простымъ и безопаснымъ дломъ, чтобы кто-нибудь произвольно могъ ршиться на нее въ первый разъ. Надо полагать, что испытать такую зимовку заставила необходимость, неожиданно счастливые результаты которой поманили на это дло и другихъ. Можно допустить со всею вроятностію, что, совершенно противу воли своего владльца, какая-нибудь несчастная посуда, увлекшаяся ловомъ или удержанная ветхостью, неисправностью, противными штормами, была внезапно захвачена морозомъ и льдомъ и зазимовала въ мор со всми лодками и рыболовными орудіями. Естественно, что, потерявъ надежду на выходъ къ устьямъ Волги, она инстинктивно жалась въ черни, чтобы не замерзнуть въ открытомъ мор и сохранить сообщеніе съ берегомъ. Зимою хозяинъ или лоцманъ могъ оставить ее, отдавъ подъ сохраненіе мстнымъ прибрежнымъ киргизамъ, но весною, ловъ которой считается изобильнйшимъ, ее не было расчета оставить покинутой до навигаціи и владлецъ по невол долженъ былъ вернуться на нее еще по зим, чтобы приготовиться и не упустить ранняго вешняго лова. Вешній ловъ, чмъ онъ ране начатъ, тмъ изобильне и, весьма естественно, что, забравшись въ море еще по зим, первый невольный зимовичъ могъ наловиться еще до прихода своихъ товарищей, что могло заставить испытать зимовку уже и другихъ. Конечно, нельзя ручаться, что это было именно такъ, но что дло могло происходить аналогичнымъ путемъ, служитъ нкоторымъ указаніемъ то, что оно такъ практикуется и до сего дня, хотя, въ силу практики и пріобртенной опытности, считается уже самымъ простымъ и безопаснымъ дломъ.
Большія или меньшія хлопоты, сопряженныя съ зимовкою въ мор, зависятъ оттого, на сколько мирно и твердо окажется замерзаніе моря. Если оно произойдетъ въ тихую, безвтреную погоду и при значительномъ холод, то зимовкамъ выпадаетъ немного дла. Спшатъ убрать все въ посуды, забитъ или запереть люки трюма, сдать все подъ караулъ мстнымъ киргизамъ, припасаютъ все необходимое для зимняго перезда и иногда, даже не выждавъ надлежащаго укрпленія льда, трогаются въ путь обыкновенно сначала до Гурьева городка. Но такое счастливое замерзаніе бываетъ довольно рдко, обыкновенно же ледъ или становится въ втреную погоду, или сопровождается ею. Что такое сила воды — извстно каждому, а тамъ какъ льдомъ покрывается только незначительная относительно поверхность ея у сверныхъ прибрежій моря, все остальное пространство котораго открыто и подвержено вліянію жестокихъ осеннихъ втровъ и сил теченій, то понятно, что въ состояніи сдлать съ этою ледяной коркой такая сила. Отсюда вс явленія, представляемыя замершимъ моремъ. Наступающею массою воды ледъ поднимается, трескается, сжимается и вода, напирая одни массы его на другія, поламываетъ бугры. Отступающая же вода раздвигаетъ огромныя площади льда, образуя разводины, трещины, джарыки по киргизски, тянущіяся нердко на многія версты и на т же многія версты отрываетъ даже ледъ отъ береговъ и уноситъ въ открытое далекое море. Потому естественно, если ледъ становится при втр, то закипаетъ борьба между имъ и водою, въ теченіи которой зимовымъ судамъ надо держаться и защищаться,
Вообще, послднее холодное время зимовичи продолжаютъ ловить, но стараются употреблять въ ловъ по большей части старую, негодную почти, источеную, съденную соленой водой снасть, чтобы не жалко было и потерять ее. ‘Прахъ ее возьми — захватить блугу, другую и домой!’ Однако, чмъ холодне длается, тмъ ревниве наблюдаютъ ловцы за направленіемъ втра и состояніемъ воды. Всмъ, знакомымъ съ Каспійскимъ моремъ, извстно, что втеръ мняетъ свое направленіе по солнцу, то есть съ востока на западъ переходитъ по южнымъ румбамъ компаса, а съ запада на востокъ по свернымъ. Случаи же, когда втеръ откидывается но противуположному пути, то есть, противу солнца, вообще рдки, потому и вс расчеты ловцовъ на ту или другую погоду зависятъ отъ этого условія. Руководствуются при этомъ общеизвстными несложными данными. Сверный втеръ, разумется, считается предвстникомъ холода, восточный — сухости, южный — тепла и западной — сырости. Отсюда, судя, впрочемъ, по времени года, вытекаютъ вс комбинаціи, на которыхъ основывается ожиданіе той или другой погоды и, надо правду сказать, моряки рдко обманываются въ своихъ предположеніяхъ. Разумется, кром вышеозначенныхъ, существуетъ еще множество условій, зависящихъ отъ даннаго состоянія атмосферы, особенно количества паровъ въ ней, отъ большей или меньшей устойчивости предшествовавшихъ втровъ, а осенью отъ температуры воды и воздуха. Каждый, мертвый для глаза профана, фактъ, едва замтное измненіе въ явленіяхъ природы, каждый изъ ряда выходящій оттнокъ ея говоритъ человку, чуть не родившемуся въ мор, только ему понятнымъ языкомъ, который онъ усвоиваетъ чуть не съ языкомъ матери и инстинктивно слушаетъ цлую жизнь. Природа одинаково понятна ему и въ ея нг и ласк, и въ пасмурной и хмурой тоск, и въ гнв и ярости. Пора привыкнуть ему читать въ ея лиц.
Ледъ образуется обыкновенно съ нордовыхъ втровъ, которые угоняютъ воду отъ береговъ, но втеръ идетъ дале и гонитъ обратно массы воды и льда, подступая къ зимовымъ посудамъ. Тутъ надо быть готовымъ и день и ночь, или молодой ледъ (молодикъ), твердый, какъ хрусталь, и острый (рзунъ), мигомъ проржетъ и продавитъ деревянную обшивь судна. Особенно непріятенъ такой визитъ ночью. Тутъ, при первомъ толчк льдинъ, все живое высыпаетъ на палубу, хватаетъ грядки, реи, мачты, верехи — все тяжелое дерево, которое припасено уже на посуд, и, пробивая ледъ, упираетъ его во дно подъ угломъ къ поверхности воды и плоскости наступающаго льда. Образуется извстнаго вида контрфорсъ, нчто врод быка. Молодой ледъ силою воды ползетъ на этотъ контрфорсъ, ломается, крошится и падаетъ въ воду, давя самъ себя до тхъ поръ, пока не ляжетъ на дно. Проходитъ часъ, два, три времени и ко стороны моря, о бортъ съ судномъ, выростаетъ ледяной бугоръ, иногда цлая крпостная стна. Тогда судно безопасно, оно защищено отъ моря и, въ случа дальнйшаго движенія, ледъ будетъ только увеличивать и утолщать эту стну. Если, впрочемъ, здсь разсказано все это въ нсколькихъ словахъ, то вроятно никто не подумаетъ, что это всегда такъ просто и скоро длается. Случаи бываютъ разные. Иногда вода, подходящая со льдомъ, поднимаетъ и тащитъ судно, пока вновь не ткнетъ его на мель и, не смотря на усилія людей, которые стерегутъ этотъ моментъ, не продавитъ обшивь судна. Однако и это еще не Богъ всть что. Пробоина наскоро задлывается, не смотря на ледяную воду, врывающуюся въ нее. Такъ какъ ледъ лежитъ на поверхности воды, то пробоина получается обыкновенно наравн съ ватерлиніей и вод не даютъ въ большихъ массахъ пробраться въ судно — его кренятъ. Кусокъ стараго паруса, сложенный въ нсколько разъ, вжимается въ пробоину или кусокъ кошмы (плотнаго войлока) накладывается на нее и пораненное мсто изнутри прибивается доскою — вотъ и все. Разумется, въ такихъ случаяхъ нечего звать, — все длается возможно спокойно и скоро.
Изъ сказаннаго видно, что въ тихое, спокойное замерзаніе дло зимовичей кончается скоро, мирно и просто, а въ бурное требуетъ отъ нихъ извстныхъ усилій и, главное, лишнихъ дней въ мор, что для нихъ, кажется, хуже всего. Странне всего, что эти пожившіе, испытанные люди, нердко вовсе безсемейные, торопятся домой, точно школьники, отпущенные на праздники. Нердко, если не постоянно они узжаютъ еще по нетвердому льду и едва-едва добираются до Гурьева городка, съ величайшими усиліями переправляя свои возы, мокня и проваливаясь, особенно близъ устьевъ Урала, и ставя сани на телги, какъ скоро добьются до берега, потому что степь въ это время рдко покрыта снгомъ, а устьями Урала совершенно нтъ прозда по плохому состоянію льда. Но, не смотря на вс эти мученія, они торопятся ежегодно, точно въ оправданіе поговорки ‘хоть плыть, да быть’. Только нкоторая часть зимовичей оставляютъ на зиму въ мор товарищей, лоцмановъ и рабочихъ для зимняго лова, такъ какъ этотъ прибрежный ловъ рдко добычливъ. Большинство узжаетъ домой.
Можно сказать, что этотъ зимній прибрежный ловъ вдали отъ бойкихъ жилыхъ мстъ, въ глуши, и практикуется-то отнюдь не ради своей добычливости, а во избжаніе хлопотъ съ рабочими, здсь пустыннымъ моремъ огражденными ото всякихъ соблазновъ городской и сельской жизни. Послдствіемъ такого рода удаленія является несомннный выигрышъ во времени, которое для рабочихъ не проходитъ даромъ. Зимою этотъ ловъ производится, такъ сказать, между дломъ, главнымъ же образомъ подготовляются вс рыболовныя орудія къ вешнему лову: прививается и точится уда, встегивается поводецъ, дубится обряда, вяжутся, сажаются и дубятся сти, готовится чипчикъ, сторожъ и балбера {Объясненія смотри въ конц.}. Вообще время не пропадаетъ даромъ, и къ весн, безъ особыхъ хлопотъ, оказывается все готовымъ, а главне всего готовы самые рабочіе — вотъ гд выгоды отдаленнаго зимняго лова, a не въ уловленной рыб. Такого рода ловъ, впрочемъ, кром того порождаетъ осдлость, какъ напримръ на Жилой Кос, гд въ три-четыре года образовался цлый русскій поселокъ и нкоторые, недавно еще кочующіе киргизы стали заводиться осдлостью и даже класть себ дома изъ кирпича-сырца, къ чему не могли ихъ принудить, конечно, никакія административныя мры. Изъ этого видно, какое важное культурное значеніе иметъ каждая экономическая точка соприкосновенія между господствующимъ, то есть культивирующимъ населеніемъ и инородцами, пока она свободна и избавлена отъ неумлаго вмшательства администраціи. Нигд нельзя ясне видть и наблюдать, какъ враждебна жизни канцелярія, какъ въ сношеніяхъ нашихъ съ полудикими кочевниками, которыхъ мы, не понимая, стараемся втиснуть въ такія иногда формы, которыя въ состояніи только убить всякую жизнь и движеніе впередъ въ племенахъ, которыхъ мы не взяли на себя труда изучить.
Большинство зимовичей производитъ ловъ и лтомъ вблизи мстъ своихъ зимовокъ въ нор, а производящіе ловъ зимою, вс имютъ жилыя помщенія на сосднихъ берегахъ, такъ что, и, кром дла рыболовства, сношенія съ мстными приморскмми киргизами у зимовичей постоянныя. Любопытны отношенія этихъ непосредственныхъ русскихъ силъ, нашихъ безсознательныхъ піонеровъ, носителей своеобразной народной культуры въ окрестному населенію. Но они могутъ быть предметомъ особаго очерка и потому здсь не мсто распространяться о нихъ.
Какъ только море закуетъ и уберутся орудія и разная хурда-мурда, необходимая при немъ, зимовичи соединяются партіями по три, по четыре человка для совмстнаго прозда до Астрахани, у кого есть — пригоняютъ лошадей, ходившихъ до того времени въ киргизскихъ табунахъ, у кого нтъ — покупаютъ общими силами у киргизъ, а нкоторые везутся за договоренную плату товарищами. Запасшись продовольствіемъ для себя и лошадей, забравъ все необходимое въ пути, въ одно раннее утро пять-шесть подводъ такихъ путешественниковъ потянутся вдоль черней на западъ, по пути въ Астрахани, зазжая непремнно на нсколько дней, правду сказать, не совсмъ трезвыхъ, въ казачій Гурьевъ. Оттуда уже шесть-семь дней, а иногда вслдствіе безпутицы и боле, дутъ до Астрахани.
Ровной, степенной рысцой или мрнымъ спорымъ шагомъ прокладываютъ они первый слдъ въ мор по блдно-зеленой мостовой молодаго льда. Сани то катятся словно на гулянь, то ползутъ, давая передохнуть нагрвшимся лошадямъ, отъ которыхъ валитъ паръ, обдающій запахомъ пота. Люди идутъ около, облегчая сани. Пусто, ровно и раздольно въ безмолвномъ, неоглядномъ, недвижномъ мор, — только тамъ и сямъ видны причудливыя формы ледяныхъ бугровъ. Гулъ подковъ по льду, скрипъ мерзлаго снга, бдный звукъ колокольчика, точно удивляющій безмолвный просторъ моря. Проходитъ нсколько минутъ, люди опять садятся и лошади опять пускаются рысью. Препятствія и приключенія рдки, да откуда и быть имъ въ этой ледяной пустын? Кругомъ и смотрть-то не на что. Каждая запоздалая, захваченная зимою утка, каждый орелъ, по часамъ сидящій недвижно на льдинк или бугр, привлекаетъ вниманіе.
— Тише вы, не напирай! раздается съ остановившейся. передней подводы.
— Что тамъ?
— Разводина, переломъ. Стой, вы, — куда лезете? Впереди виденъ невысокій, но безконечный валъ мелко наломаннаго льда, уходящій изъ глазъ. Видно, какъ жало ледъ, давшій многоверстную трещину, усыпанную обломками, и потомъ отступавшей водой развело его на аршинъ, на полтора.
Люди вскакиваютъ съ саней и расходятся въ ту и другую сторону по разводин, высматривая мста удобнаго для переправы. Нкоторые наметываютъ — глубоко ли. Оказывается, немного поглубже полутора аршина, по разводин конца не видать и ширина не позволяетъ прескочить ее.
— Тутъ уже, кричитъ кто-то издали.
дутъ туда, но перездъ все-таки невозможенъ.
— Чего даромъ зваешь, рази передешь тутъ?
— Нтъ уже то.
— Вотъ и поди!… Ишь въ черни-то тоже разводина дошла и гд ей конецъ — песъ знаетъ.
— Чево тутъ — руби чку!
— Чего?
— Чку руби, говорю, — льдину. Эй вы!… кричитъ тотъ же голосъ далеко ушедшимъ вдоль перелома, — ступай сюда! Какого тамъ лшаго искать!
Вс сходятся къ лошадямъ, которыя, почуявъ воду, храпятъ и ближнія тянутся пить, удерживаемыя запряжной.
— Вася, развяжи поводъ-отъ…. подъ дугой, чертенокь! Черезседльникъ-то отпусти.
Лошадь тянется къ вод, но не можетъ достать ее, нетерпливо трясетъ головой и кричитъ.
— Ахъ ты, окаянный! а супонь-то…. супонъ-то у тебя что? накидывается на подростка, хлопотавшаго у лошади, высокій дубленый полушубокъ съ откинутымъ на спину башлыкомъ.
— Да что ты? Постой поить-то. Вотъ переведемъ, напоимъ — будетъ время. Проканителишься тутъ — настынутъ еще.
— Эхъ-на! хать бы даве чернями, нтъ тамъ этихъ чортовыхъ джарыковъ, ворчатъ въ толп, это Срухинъ все: въ море, да въ море — вотъ теб.
— Умны больно разсуждать-то — чернями! Чай снгъ тамъ видли, что къ камышу-то намело. Здсь, по льду-то, гони знай — вишь, ровно стекло. Опять, лому много, а здсь приволье — катись!
— Нечего разтабаровать-то, коли ребята — переведемъ, бери пешни-то.
Живо хватаются за пешни и выкалываютъ отъ мыска льдину по размру разводины.
— Ну, давай.
Льдину втискиваютъ въ узкое мсто трещины — и пловучій мостъ готовъ.
— Не распречь ли? Лошадей переведемъ, а сани народомъ.
— Вотъ еще! Бери, ребята!
Первая лошадь артачится, упирается и косится на темнозеленую полосу воды, но ее тянутъ за поводъ, пріударяютъ, ловцы напираютъ сани сзади и он, съ-маху взятыя лошадью, перелетаютъ на другую сторону. Льдина нсколько садится и изъ-подъ нея выступаетъ вода. Остальныя лошади за первой мирно переходятъ по льдин и ихъ поятъ. Осторожно подходятъ он по скользкому окрайку льда, широко раздвигаютъ переднія ноги и чистоплотно цдятъ межъ зубами холодную зеленоватую морскую воду. дутъ рысью, чтобы нагрть прозябшихъ животинъ. Узкіе переломы переходятъ, безъ всякихъ ухищреній, лошади при пособіи людей, или перескакиваютъ ихъ, или, изъ опасенія повредить или сломать ногу лошади, она выпрягается и переводится въ поводу, а сани перевозятся народомъ.
Такъ, то шагомъ, то рысью подымается впередъ небольшая вереница саней, пока солнце не заберется къ зениту и лошади не начнутъ утомляться.
— Эй вы, передовые, къ чернямъ держите — кормить время!
— Чего къ чернямъ, а тутъ? спрашиваетъ, вроятно, новичекъ.
— Тутъ? Камышъ-отъ гд у тебя?
— На што?
— Аль сть не хочешь, самъ-то? Чаю не будешь пить што ли? Чмъ же ты чайникъ-то согрешь, дурень?
Кругомъ смются.
— Глянь-ко въ компасъ-то.
— Чего компасъ, поворачивай вправо — вишь солнце-то — ослпъ што ли?
— Солнце! а въ какомъ курсу оно, солнце-то? вламывается въ амбицію требовавшій компаса. Черней-то не видно, — разомъ назадъ подешь.
— Да што ты, откелева? Солнце-то влв за плечомъ держи. Думаешь и невсть куда ухали, — вплоть черни-те, лшій. Въ зюйд тапере солнце будетъ.
Переднія сани сворачиваютъ вправо, по нордъ-весту. Черезъ полчаса открывается чуть видимая туманная лента камышей. Съ каждымъ шагомъ впередъ она длается все яснй.
— Вотъ теб и камышъ, голова! Малость къ нордъ-нордъ-весту держи. Видишь, вихоръ повыше — на него ступай.
Переднія сани направляются на боле густой вихоръ камыша, который выступаетъ все явственне и явственне. Чмъ ближе къ чернямъ, тмъ, дйствительно, длается снжне и дорога безпокойне отъ налома мелкаго льда. Это и понятно. Если втеръ съ моря, то онъ свободно гонитъ по гладкому льду не только выпадающій снгъ, но и вымерзающій на льду налетъ инея, который встрчаетъ пренятствіе и ложится только подъ стною камышей, въ черняхъ. Втеръ же съ берега, изъ черней беретъ съ высшей точки и ни коимъ образомъ уже не можетъ выдуть обратно въ море снгъ изъ-подъ непроницаемой чащи камыша.
Потому въ снжныя зимы хать моремъ близъ берега длается совершенно невозможнымъ. Онъ собирается тамъ глубокими рыхлыми массами, въ которыхъ лошади тонутъ по грудь. Имя въ виду, что снгъ, сдуваемый съ моря въ черни, такъ сказать, концентрируется, а выдуваемый изъ черней въ море разносится, легко понять почему дорога въ мор чище, легче и удобне черневой. Безпрестанная прибыль и убыль воды (колебаніе уровня) способствуетъ тоже немало накопленію снговъ въ черняхъ. На мелкихъ мстахъ (а вс сверо-восточные берега моря — отмлы) вода, естественно, промерзаетъ насквозь, то есть ледъ смерзается со дномъ и притомъ такъ крпко, что подходящая съ моря вода не въ силахъ уже отодрать одного отъ другаго, а должна отломить свободный, надводный ледъ отъ примерзшаго. Такимъ образомъ получается переломы часто идущія вдоль черней на десятки верстъ, изъ него, конечно, выступаетъ вода на промерзшій ледъ и образуетъ такъ называемую наледь, къ которой легко и прочно примерзаетъ наносимый съ моря снгъ, который уже не потревожитъ никакой втеръ. Между тмъ, безпокойное, даже тихо отступающее море, отодвигаетъ съ собою и площадь взломаннаго свободнаго льда, образуя разводину, которую Уральцы и Киргизы зовутъ джарыкомъ. Мстная терминологія, какъ замтитъ вроятно и читатель, много позаимствовала отъ древнйшихъ обитателей прибрежій — киргизъ, особенно у уральскихъ козаковъ, которые, сами того не замчая, окиргизились въ значительной степени.
Наконецъ, стна камыша вплоть. Подъзжаютъ шагомъ, люди соскакиваютъ и кидаются отыскивать мсто кормежки поудобне. Если тихо, станъ располагается на опушк, если же втрено, то забираются внутрь камыша, гд тотчасъ же очищаютъ себ мсто — небольшую площадку, на которой камышъ выбивается мотыгами, топорами и сапогами и сваливается въ кучу на подстилку и топливо. Такого рода площадку называютъ обыкновенно дворомъ, который, по густот окружающихъ камышей, непроницаемъ ни для какого втра. Лошадей распрягаютъ — связанныя оглобли саней простираются къ небу, точно руки молящаго, и къ нимъ коротко привязываютъ лошадей, чтобы не хватили потныя рыхлаго снга.
Подостланный камышъ покрывается коврами и кошмами, передъ которыми немедленно вспыхиваетъ костеръ. По сторонамъ такого костра въ ледъ вбиваются дв пешни, къ которымъ въ вид перекладины привязывается шестъ или багоръ, увшиваеный вскор котлами для варки и мдными чайниками. Варятъ рыбную или мясную похлебку, причемъ обыкновенно появляется на сцену и боченокъ съ водкою. Пока простынутъ, отдохнутъ и подятъ лошади, ловцы успваютъ не только закусить и напиться чаю, но, пожалуй, и вздремнуть на скорую руку.
Часа черезъ два такой кормежки все поднимается и отправляется дале. Та же дорога, т же случаи, то же однообразіе и это въ теченіе шести, семи дней при благополучномъ пути и неопредленнаго времени при безпутиц. По ночамъ зимовичи обыкновенно ночуютъ, хотя стараются стать на ночлегъ возможно позже и подняться пораньше.
Немного времени проходитъ съ полуденной кормежки и уже начинаетъ смеркаться. Мало-по-малу блекнутъ, тускнютъ и стушевываются границы моря и неба и настаетъ мутный сумракъ глубокихъ сумерекъ, вводящій въ заблужденіе и мысль, и зрніе. Клонитъ ко сну, странные образы встаютъ и проходятъ въ воображеніи, странныя очертанія и фантастическіе размры принимаютъ предметы. Начинаетъ одолвать усталость. Разговоры мало-по-малу стихаютъ, замираютъ полусонныя слова и воцаряется безмолвіе, нарушаемое только мрнымъ стукомъ подковъ да монотонною, бдною гаммой колокольчика, глохнущаго въ необозримомъ, хмуромъ пространств. А путники дутъ, дутъ, дутъ — и, кажется, конца нтъ такой зд.
Сумрачное небо начинаетъ темнть синевою и по ней мигаютъ все боле и боле многочисленныя звзды. Еще минута и изъ-за низкаго горизонта выглядываетъ красная огромная луна, всплывая почти замтно для глазъ, — моментально ровная, безпредльная ледяная пустыня подергивается розоватымъ оттнкомъ. Не надо быть художникомъ, чтобы понять это. Луна встаетъ все выше и выше, начиная отдавать серебромъ. Сонъ борется съ желаніемъ видть. До реальности яркія грезы врываются въ волшебную дйствительность, спутывая и сонъ, и ее. Вы не понимаете, пробуждаетесь ли вы въ какихъ-то странныхъ руинахъ или сновидніе заводитъ васъ въ нихъ. Что это за блые исполины въ синев горизонта, — облака или льды? Чмъ-то оссіановскимъ дышетъ на васъ эта природа, но не съ кмъ подлиться впечатлніемъ — сопнье и всхрапыванье отвчаютъ зато.
— Эй, вы, тамъ!… чего заснули — посылай! раздается сзади.
Передняя подвода прибавляетъ шагу, за ней и другія. Условленный ночлегъ близокъ и черезъ нсколько времени путники сворачиваютъ въ камышъ. Повторяется та же исторія, что и прежде. Яркій костеръ вспыхиваетъ, освщая высокіе вихры камыша, и красноватый столбъ дыма лниво ползетъ въ глубокое ночное небо. Плотно закусившіе и согртые люди засыпаютъ одинъ за другимъ, костеръ чуть тлетъ, добирая послднія камышинки, очи глубокаго неба смотрятъ на васъ, слышно дыханіе спящихъ и глухой хрустъ лошадей, пережевывающихъ овесъ и сно.
Чуть забрезжетъ призракъ свта, все поднимается, костеръ весело разгорается опять, согрвая остывшихъ, — горячій чай и тепло огня гонитъ по спин лнь сна и послднюю дрожь свжаго зимняго утра. Впереди опять дорога безъ слду.
— Ну, съ Богомъ!
Такъ идетъ время. Миновали Козачьи Воды, Пороховинскую, Забурунье, — ночевать на Джамба {Объясненіе въ конц.} приведется. Однако съ каждымъ днемъ пути, по мр приближенія къ устьямъ Волги, ледъ становится ненадежне и путь хлопотливе, особенно начиная съ Джамбая, такъ что зимовичи нердкое бываютъ вынуждены или выбираться съ моря на кряжъ, если тамъ есть снгъ, или ждать мороза и пути въ попутныхъ селахъ, или продолжать его со всевозможною трудностію по ненадежному льду. Въ послднемъ случа безпрерывная работа, ‘маята’! Лошади, а иногда и воза, проваливаются, особенно противу прорановъ, впадающихъ въ море. Прсная текучая вода стынетъ плохо и долго мшаетъ укрпиться льду. Провалявшуюся лошадь прежде всего надо распречь, потомъ на шею ея накидывается такъ называемая удавка, которая буквально давитъ шею лошади до того, что лошадь надувается и всплываетъ на боку точно пузырь. Такую утопленицу подводятъ къ окраин твердаго льда, такъ что голова ея лежитъ на этомъ льду. Тогда взявъ лошадь за хвостъ, легко вытянуть ее на твердый ледъ даже одному человку, другой держитъ лошадь за поводъ или за удавку. Вся операція длается быстро и легко. Лошадь вскакиваетъ на ноги и сильно отряхивается, обдавая окружающихъ брызгами, торопливо запрягается, дрожащая отъ холода и, ради согрванія, пускается рысью. Иногда же, по малолюдству, такая провалившаяся лошадь вытягивается изъ майны на воротъ. Для этого во льду бьется пешней углубленіе, въ которое вставляется вертикально какая-нибудь захваченная съ собою лсина: тонкая грядка, оглобля, бударочная или фоковая мачта, отрубокъ полуверехи или что-нибудь подобное и на нее выкатывается арканомъ или возжами захлеснутое удавкою животное. Одного человка съ мальчикомъ достаточно для этого. Сани, если проваливаются и он, прежде всего разгружаютъ и затмъ легко выдвигаютъ на твердое мсто.
Для всхъ поздившихъ зимою по протокамъ и въ мор, это такое обыкновенное дло, что о немъ и не думаютъ. Такимъ образомъ, кой-какъ да кое-какъ, зимовичи добираются до устьевъ Волги, но здсь, начиная съ Синяго Морца, {Заливъ, куда впадаютъ послдніе, восточные рукава Волги.} ледъ длается еще ненадежне, а провалы опасне, такъ-какъ, вмсто отмлаго моря, приходится хать протоками, нердко имя подъ собою десяти-саженную глубину. Интересно видть, какъ въ узкихъ опасныхъ ерикахъ, если приходится ихъ перезжать по нетвердому льду, онъ садится и какъ бы волнуется подъ тяжестью подвигающихся впередъ саней, а изъ отверстій и трещинъ его выступаютъ или бьютъ фонтаномъ струи воды, но вы дете ровной рысью и оставляете на собою зыбкую почву.
Селеніе Джамбай очень своеобразное мстечко, расположенное на островахъ-буграхъ, носящее также имя Никольскаго. Кром главнаго большаго бугра, который увнчанъ церковью и значительною частью селенія, кругомъ раскинуто многое множество островковъ, на которыхъ тоже торчатъ по два, по три домика или по ватаг. Лтнее сообщеніе производится, разумется, на лодкахъ и пущенный на потраву скотъ безпрестанно переплываетъ съ острова на островъ. Здсь начинаются т сотни протоковъ и море камышей, которые мы видли съ высоты птичьяго полета. Барская воля и близость моря заселило это мсто — и разв не амфибія здсь человкъ, позвольте узнать?
Мсто это въ дореформенное время принадлежало Юсупову и когда-то, задолго до уничтоженія крпостнаго права, служило, кажется, мстомъ ссылки для крестьянъ внутреннихъ земледльческихъ имній. Сюда, на новый, непривычный трудъ рыболовства, барская воля и корысть гнали земледльческія силы. Особенно много малороссовъ было выселено такимъ образомъ. Такъ какъ не только берега, но и морскія воды, до четырехъ-саженной глубины, находились прежде во владніи помщиковъ, то рыболовство, разумется, требовало рукъ, которыя въ вид наказанія высылались сюда изъ внутреннихъ губерній.
Ватага Пороховинская, принадлежащая и до сихъ поръ Юсупову, носитъ свое названіе отъ пороховаго бугра, на которомъ говорятъ, нкогда хранилъ свои пороховые запасы Степанъ Тимоеевичъ Разивъ. Забурунье-урочище — самое глубокое мсто по сверо-восточному берегу моря. Ихъ три — Большое, Среднее и Малое. На Среднемъ тоже существуетъ ватага Юсупова. Вообще все прибрежье моря отъ Джамбая (Никольскаго) до Грани козачьихъ уральскихъ водъ принадлежало Юсупову, а также и исключительное право лова около этого прибрежья до четырехъ-саженной глубины — монополія безобразная и безсмысленная, которой пользовались до 1867 г. вс владльцы морскихъ прибрежій.
Не съ большимъ два мсяца, проводимые зимовичами со своими семьями, проходятъ быстро и съ каждымъ днемъ назойливое время начинаетъ напоминать все настойчиве о необходимости возвращенія на мсто зимовокъ. Начинаются сборы и соглашенія, пріобртается необходимое для себя и семьи. Не на день дутъ, — надо съ чмъ-нибудь и семью оставить, ради этого берутся задатки подъ рыбу и икру. Хотя поряда ловцевъ, главнымъ образомъ, происходитъ около лтней Казанской, но къ весн, непремнно, вновь является потребность въ деньгахъ, которая удовлетворяется хозяевами, смотря по осеннему лову, состоятельности и благонадежности ловца. Пока тянутся сборы и покупки — время не ждетъ и теплое солнце все боле и боле стращаетъ порчею пути. Но какъ бы ни казался труденъ и невозможенъ онъ — хать надо. Хоть плыть, да быть.
Впрочемъ, ловцы-зимовичи все-таки стараются достигнуть мста зимовокъ своевременно, зная какое мученіе придется испытать имъ, если они позамшкаются. И вотъ, въ одно свжее раннее утро, скрпившее морозцемъ начавшую было раскисать дорогу, трогается по направленію къ морю тотъ же рядъ саней, но уже не тою дорогою. По пути къ Астрахани он хали вдоль протоковъ, избгая зды берегомъ, а теперь стараются пересчь эти протоки поперекъ, то есть только перезжаютъ ихъ. По своевременности вызда полная ростепель рдко захватываетъ зимовичей въ пути, но на Жилой Кос, напримръ, есть хозяева, производящіе ловъ неводами и поряжающіе ловцевъ, этихъ хозяевъ часто задерживаютъ въ Астрахани дла, товарищество, развлеченія и, въ особенности, масляница, и вотъ путешествія этихъ-то лицъ бываютъ по истин ужасны. Имъ иногда приходится подвигаться впередъ и на саняхъ, и на колесахъ, и пшкомъ, и верхомъ, и по поясъ въ вод. Разумется, все это иметъ мсто въ дружные, ранніе теплые дни, когда внезапно, въ нсколько дней, сырой, теплый, съдающій ледъ втеръ и почти лтнее, горячее солнце производятъ такой метаморфозъ въ природ, что вдругъ изъ прочной свжей, морозной зимы васъ переноситъ въ теплую, рыхлую, пропитанную испариною земли, мокрую весну. Такіе дни — бда для путешественниковъ.
Еще съ ранняго утра теплый, влажный туманъ насыщаетъ воздухъ, застилая землю и едва пропуская красноватый свтъ горячо восходящаго солнца. Вода проталинъ, немерзнущая и ночью, захватываетъ все большее пространство, быстро съдаемый снгъ отсякаетъ ею, разъдая лежащій подъ нимъ ледъ и нагрвая самую воду протоковъ. Поверхность льда дрызнеть, обращаясь въ какой-то пропитанный влагою снгъ, ледъ тяжелетъ, готовый собственной тяжестью ссть на дно. Вставшее и испарившее тумаеъ солнце нагрваетъ воду, землю и воздухъ, пожираетъ и сверлитъ ледъ и быстро рушитъ ненужныя теперь сооруженія зимы. Человку, неиспытавшему такихъ перездовъ, трудно даже вообразить себ вс неудобства, препятствія, опасности, испытанія, которымъ подвергается каждый, ршившійся на нихъ.
Извстны достоврно, напримръ, такіе случаи, когда, посл всевозможныхъ бдствій въ мор, путники не имли все-таки возможности добиться до береговъ и вынуждены были брести по грудь въ холодной вод почти полуверстное разстояніе, кром того, эти измокшіе до мозга костей люди должны бываютъ по сухому пути сдлать еще около двухъ верстъ, чтобы добиться жилья. Однажды, къ вечеру, все-какъ добравшись до Жилой, почти по брюхо лошадямъ, вязня въ размякшемъ льду и держа по невол мористе, потому что ледъ въ мор былъ все-таки тверже нежели у береговъ, путники, проснувшись на слдующее утро, увидли море, спокойно колыхавшее свои волны, чистымъ отъ всякаго призрака льда, точно оно и не замерзало. Ночью ледъ унесло и, случись это нсколько часовъ ране, путникамъ пришлось бы сдлать прогулку на рыхломъ льд въ открытое, еще боле теплое, море. Надо полагать, что они должны были бы испытывать нкотораго рода удовольствіе, чувствуя твердый берегъ подъ своими ногами. Читатель едва ли повритъ, что на это обстоятельство не было обращено никакого вниманія и что на слдующій же годъ оно могло повториться.
Что же, можетъ быть спроситъ читатель, заставляетъ людей испытывать такого рода удовольствія? Разумется, жажда наживы? Нимало, — если въ этомъ и замшался какай-нибудь экономическій расчетъ, то въ немъ все дло кончается не боле, какъ сотнями, даже иногда десятками рублей, хотя, правда, рубли эти, пожалуй, самые критическіе, самые необходимые въ году, отъ которыхъ зависитъ, въ нкоторомъ смысл, самая возможность лова. Авось, небось, какъ-нибудь — безшабашная русская дерзость играетъ въ этихъ прогулкахъ не послднюю роль, какъ и во всхъ дйствіяхъ русскаго человка. Стадность его проявляется здсь несомннно въ очень значительной степени. Ему довольно услыхать, что ‘дутъ’ или ‘идутъ’, чтобы кинуться во всякую опасность, какъ бы рискована и безплодна она ни была. На міру онъ готовъ сложить голову и въ безсмысленномъ кулачномъ бою и въ мор, въ степномъ поход и въ волнахъ Дуная. ‘Идутъ’ — и что такое для него неприступныя укрпленія Карса или Плевненскій редутъ, опоясанный неугасимымъ огнемъ выстрловъ? Является ли эта стадность продуктомъ общины или наша община есть ея продуктъ, но она неоспорима въ русскомъ народ и составляетъ едва ли не плодотворнйшую его особенность. Вся русская исторія полна такихъ народныхъ движеній, гд ‘на людяхъ смерть красна’.
Незначительностью интересовъ и мнимостью выгодъ ранняго выхода въ мор только и объясняется малочисленность зимовичей. Никого не тянетъ.
Большинство эмбенскихъ ловцовъ, да и сами зимовичи, въ числ ихъ, давно убдились, что незимующіе въ мор ловцы нисколько не теряютъ оттого, что выходятъ въ ловъ уже по вод, потому что они мало того, что поспваютъ къ лову своевременно, но иногда начинаютъ его даже ране самихъ зимовичей. Объясняется это очень просто. Весною, ловцы изъ Астрахани, Краснаго Яра и вообще изъ устьевъ Волги выходятъ въ море съ первою вскрывшеюся водою, а между тмъ извстно, что ледъ въ подвижныхъ, текущихъ, прсныхъ водахъ таетъ, рушится и проходитъ несравненно скоре, нежели въ мор, гд онъ спокойно лежитъ на соленой, холодной, стоячей, мало подвижной вод, туго теплющей отъ вліянія водъ отдаленныхъ протоковъ. И чмъ дальше такіе прсноводные протоки, тмъ тверже ледъ моря. Такимъ образомъ, ловцы, выходя въ море съ первою водою, какъ скоро минуютъ область волжской дельты, встрчаютъ обыкновенно еще стоячіе льды и стараются обойти ихъ, смотря по втрамъ, съ той или другой стороны, стремясь къ мсту своего лова. Если втры дуютъ отъ черней въ море и мало-по-малу, отжимаютъ ледъ отъ береговъ, длая въ немъ боле или мене широкія проглеи, то есть разводины, то ловцы идутъ чернями, обходя льды по норду, если же втры дуютъ съ моря на берегъ и жмутъ ледъ въ черни, то ледъ обходятъ съ моря, по зюйду. Въ послднемъ-то, вотъ, случа, а такіе не рдки, зимовичи и прогадываютъ, потому что бываютъ заперты льдами въ черняхъ, тогда какъ вышедшіе по вод, свободные рыбопромышленники, успютъ уже наловиться. Въ этомъ случа вся выгода ранняго вызда въ море пропадаетъ.
Кром того, значительное неудобство для зимовичей составляетъ самое положеніе ихъ судовъ, далеко заведенныхъ въ отмлыя черни. Чтобы вывести ихъ оттуда, надо ждать очень большихъ морянъ, нердко очень долгое время. А между тмъ все время этого ожиданія не только суда, но и самый ловъ зимовичей связанъ, какъ бы прикованъ къ одному мсту, такому мелкому, что часто къ судну, на которомъ производится посолъ рыбы и изготовленіе снасти въ ловъ, съ трудомъ могутъ подойти даже т переборочныя лодки, подчалки, на которыхъ производятся вс работы въ мор, касающіяся собственно лова. Въ выгонные втра подойти къ такому зимовому суду нтъ никакой возможности. Такое важное неудобство должно останавливать отъ зимовокъ въ мор и только тамъ, гд, какъ напримръ на Жилой Кос, суда зимуютъ въ залив, зимовое дло ростетъ, тогда какъ на Грани и на Ракуш не только не увеличивается, но и уменьшается.
Однако должно же существовать и для тхъ немногихъ зимовичей Грани и Ракуши какое-нибудь обстоятельство, заставляющее ихъ переносить невыгоды, сопряженныя съ ихъ зимовками, при отмлыхъ берегахъ моря? Прежде всего привычка, а потомъ такое обстоятельство, повидимому, заключается въ относительно легкомъ и удобномъ добываніи рабочихъ рукъ, что, въ особенности для малодостаточныхъ ловцовъ, представляетъ собою очень существенный вопросъ преимущественно весною, когда посл зимняго отдыха, пустаго времени, какъ говорятъ ловцы, вс рессурсы истощаются и имъ длается дорогъ буквально каждый наличный рубль. Хотя большинству такихъ ловцовъ, состоящихъ обыкновенно въ поряд, съ весн хозяева и выдаютъ деньги, но, по большей части, это такія пустыя суммы, на которыя небогатымъ ловцамъ трудно извернуться, особенно семейнымъ. Имя въ виду, что ловцу, узжающему въ море на долгое время, необходимо обезпечить свои личныя нужды, необходимы расходы на проздъ и на содержаніе покидаемой семьи, легко понять, что немногихъ денегъ, получаемыхъ имъ едва хватаетъ на удовлетвореніе этихъ настоятельныхъ потребностей. Между тмъ, впереди представляется настоятельный вопросъ о найм двухъ и, въ крайнемъ случа, хотя одного рабочаго. Въ Астрахани это ршительно недоступно для небогатаго ловца, потому что для найма рабочаго въ море необходимо дача значительныхъ задатковъ, иногда чуть не равняющихся всему договоренному жалованью, такъ что ко времени расчета жалованье оказывается часто не только забраннымъ, но и перебраннымъ. Однимъ словомъ, для найма русскаго рабочаго въ Астрахани необходима выдача задатка отъ двадцати пяти до пятидесяти рублей, тогда какъ небогатый ловецъ въ весеннее время и самъ не иметъ такихъ денегъ. А между тмъ дача такихъ значительныхъ, относительно, задатковъ оправдывается тмъ обстоятельствомъ, что рабочій, нанимающійся въ море, вдаль отъ всякаго жилаго мста, естественно долженъ быть вполн снабженъ всмъ необходимымъ, начиная съ табака и кончая одеждою, не говоря уже о рабочемъ-женатомъ или семейномъ, которому, хотя на первое время, необходимо обезпечить семью, — какъ тутъ обойдешься меньшимъ задаткомъ? Зимовичи, повидимому, маясь въ мор, имютъ только ту выгоду, что могутъ пользоваться мстными киргизскими рабочими руками и, что важне коего, съ незначительными задатками или даже и вовсе безъ задатковъ. Между тмъ, мстные, приморскіе киргизы байгуши (бдные), которые до сношеній съ русскими рыбопромышленниками имли обыкновеніе откочевывать въ степи, къ сверу, годъ отъ года, одинъ за другимъ оставляютъ эти кочевья и мало-по-малу превращаются въ моряковъ-рабочихъ и даже сами пытаются заняться рыболовствомъ. Рыба начинаетъ занимать мсто въ продовольствіи мстныхъ кочевниковъ, а постоянные заработки у русскихъ не только развиваютъ ихъ умственно и физически, но и пріучаютъ къ осдлости, разширяя самую область ихъ потребностей, уже враждебныхъ кочевому быту.
Самоловная крючковая снасть занимаетъ важнйшее мсто между рыболовными орудіями морскаго лова. Она состоитъ изъ трехъ частей: хребтины, поводца и уды. Хребтина — веревка до девяти саженъ длиною, толщиною потолще мизинца, которая укрпляется на плаву параллельно, но нсколько ниже поверхности воды. Хребтиною она называется, потому что составляетъ верхъ, хребетъ снасти. Въ нее встечиваются, то есть продваются между прядями, и захлестываются пятьдесятъ поводцовъ — веревокъ двухъ-футовой длины и въ полмизинца толщины, такъ что он висятъ въ вод отвсно, то есть перпендикулярно къ ея поверхности. Къ нижнему концу каждаго изъ поводцовъ прививается, (привязывается) стальная 2-хъ-вершковая уда, которая забагриваетъ, захватываетъ мимо идущую крупную рыбу механически, не имя на себ никакой наживы. Такая девяти-саженная веревка съ пятидесятью поводцами и удами носитъ названіе длинника — самой компактной единицы самоловной крючковой снасти. Два такіе длинника называются счаломъ, три — перетягою, самой употребительной единицею при опредленіи количества самоловной крючковой снасти. Значить въ перетяг полтораста поводцовъ и удъ. Рядъ такихъ перетягъ выбитыхъ въ одинъ лукъ, то есть выложенныхъ по вод въ одну непрерывную линію, носитъ наименованіе порядка. Снасти полагается до полутораста перетягъ на каждую лодку, которыхъ въ мор тысячи. Изъ этого можно имть хоть приблизительное понятіе, какая страшная масса рыболовныхъ орудій можетъ быть выбита только въ одной сверной окраин моря. Рыба идетъ точно сквозь строй.
Для поддержанія порядка на плову, къ хребтин его чалются (привязываются) балбера — легкая кора дерева или пучки чакана, легкаго высохшаго болотнаго растенія, котораго безконечные строи колеблятся вдоль всхъ сверныхъ береговъ моря. Для того же, чтобы удержать эту пловучую снасть на одномъ опредленномъ мст, она укрпляется, такъ сказать, прибивается, ко дну моря чипчикомъ — березовымъ заостреннымъ коломъ 2-хъ футовъ длины, вбитымъ во дно моря. Къ чипчику привязана мочальная веревка, называемая сторожемъ, потому что можно сказать сторожитъ снасть, съ хребтиною которой соединена.
Жилая Коса лежитъ въ сверо-восточномъ углу моря, къ сверу, при самыхъ устьяхъ Эмбы, которыхъ три.
Грань. Это нарицательное имя обратилось почти въ собственное, оно означаетъ, впрочемъ, восточную границу Уральскихъ козачьихъ водъ съ вольными Эмбенскими.
Ракуша — урочище въ сверо-восточномъ углу моря, на самомъ прибрежьи его, лежитъ между Гранью и Жилою Косой.