Въ успокоенной Россіи.
Изъ дорожныхъ впечатлній.
Въ успокоенной Россіи.
Изъ дорожныхъ впечатлній.
Н. Быховскій.
‘Современникъ’, кн. 2, 1913
В успокоенной России, Быховский Наум Яковлевич, Год: 1913
Время на прочтение: 33 минут(ы)
Дло было въ начал марта этого года. Поздъ шелъ изъ Брянска на Москву. Вагонъ третьяго класса былъ переполненъ, главнымъ образомъ, крестьянами и рабочими. Стояла оттепель, и по этой причин въ вагонъ нанесли массу черной, липкой грязи. Весеннее солнце обдавало васъ цлыми струями яркаго свта. Разговоръ происходилъ между двумя крестьянами, познакомившимися тутъ-же въ вагон. Одинъ изъ нихъ боле пожилой, въ свитк, говоритъ съ малорусскимъ акцентомъ, другой молодой лтъ 30-ти — одтъ боле по-городскому, слъ въ Брянск.
— Тоже въ Москву, должно, дете?— спрашиваетъ боле пожилой.
— Въ Москву,— отвчаетъ со вздохомъ другой.
— Первый разъ, аль бывалъ уже тамъ?
— Нтъ, не первый разъ, только прежде здилъ туда на заработки, только на зиму, бывало, а теперь ду совсмъ туда на волю Божью.
— Должно мсто хорошее нашли?— допытывался старшій.— А я вотъ къ куму ду, сторожемъ тамъ служитъ на завод.
— Кабы мсто было, а то никакого нтъ,— отвтилъ боле молодой, повидимому, занятый своими мыслями и не воспользовавшійся послдней, фразой своего спутника, чтобы въ свою очередь задать и ему нсколько вопросовъ.
— Должно нужда, кто-жъ, якъ не вона, гонитъ нашего брата?
— Не при чемъ жить стало… отецъ все поршилъ. А хозяйство было не хуже, чмъ у людей. Слава Богу всего было,— отвтилъ онъ, какъ бы отдаваясь уносившимъ его воспоминаніямъ о недавнемъ прошломъ.
— Какъ такъ отецъ все поршилъ?— спросилъ удивленно первый.
— Такъ, просто, все поршилъ, да и только… Значить законъ такой вышелъ, дозволяетъ… Жили по-людски. Было у насъ 9 дес. земли, три коня, дв коровы, были свиньи, овечки и все, какъ у добрыхъ людей. А семья у насъ отецъ-вдовецъ да насъ два брата. Я при хозяйств жилъ, а меньшей въ солдатахъ былъ, недавно вернулся.
— Какъ же это все-таки, чтобы отецъ все поршилъ? Жили, жили вмст при одномъ хозяйств, жили, и вотъ теб на, поршилъ. А вы то гд были?
— Вишь отецъ то часто запивалъ у насъ, а тутъ года пошли плохіе, на все надо, а добывать копйку трудно… Попрекали мы его часто, что онъ не въ домъ несетъ, а все изъ дому тащитъ… коли совсмъ плохо приходилось, я зимой въ Москву отлучался…. все больше на черной работ. А онъ чмъ дальше, тмъ все пуще пить сталъ. Ну часто мы спорили, но все-жъ до драки али до чего-нибудь нехорошаго никогда у насъ не доходило. Боже сохрани. Такъ попрекнешь, попрекнешь, да и оставишъ, все-жъ отецъ не кто-либо… Братъ изъ службы то-жъ писалъ ему: ‘пожалй насъ, отецъ, образумься, потому трудно брату Ивану приходится’, то бишь мн значитъ.
— Ніу, онъ что-жъ?— выразилъ свое нетерпніе собесдникъ, заинтересованный разсказомъ.
— Извстное дло, какъ трезвый, стыдно длится, молчитъ, по хозяйству малость занимается, а какъ выпивши — и море по колни. Ну, да все бы ничего. Думалъ, вотъ скоро, братъ придетъ со службы, уймемъ мы его вдвоемъ, хозяйство совсмъ заберемъ, въ наши руки, а ты по стариковскому длу, сиди на печи, шь хлбъ, грй ноги, да Богу молись… Да вотъ пошла это у насъ катавасія на счетъ выдловъ. Поднялась суматоха въ сел, не приведи Господь, съ этого и началось… Много тутъ грха и разоренья было…
— Онъ, вроятно, вздумалъ изъ общества выдлиться или на хуторъ переселиться?— вставилъ и я свою реплику въ этотъ разговоръ, который усплъ заинтересовать меня. Мн хотлось нсколько боле выяснить характеръ раскрывавшейся предо мной одной изъ безчисленныхъ драмъ современной крестьянской жизни. Вдь мы теперь мене, чмъ когда-либо, знаемъ что-нибудь о томъ, внутреннемъ процесс разложенія, который происходитъ теперьвъ ндрахъ народной жизни. Боле, чмъ когда-либо, деревня отдлена отъ интеллигенціи китайской стной всякихъ рогатокъ, и препонъ, а стоны, раздающіеся оттуда, заглушаются барабаннымъ боемъ торжествующихъ землеустроителей.
— Дло, вишь, было такъ,— объяснилъ разсказчикъ.— Пошелъ это, значитъ, слухъ, что будутъ мужицкую землю межевать по дворамъ, какой, значитъ, у тебя есть надлъ, тотъ на тебя и запишется, отржутъ теб, значитъ, въ одно мсто твой надлъ и больше до обчества не касайся. Тутъ теб и вковать, здсь теб, и усадьба, и поле, и лугъ, и выгонъ, и все. Ну, сначала этому неповрили. Потомъ пріхалъ земскій, началъ уговаривать подлиться да укрпиться: такъ и такъ — молъ, лучше вамъ будетъ, коли укрпитесь, каждый самъ себ хозяинъ, а у кого есть лучшее дло на примт, тотъ и продать можетъ свою землю, потому законъ теперь и это дозволяетъ, а податей съ него ужъ не будутъ взыскивать. Спервоначалу, значить, все обчество въ одинъ голосъ — не хотимъ, невыгодно намъ длиться, кабы у насъ большіе надлы, а то и такъ сидть не на чемъ, то-исъ и на счетъ скотины, куда ее гонять, коли обчественнаго выгона, не будетъ.
— Вотъ и у насъ то-жъ говорили, вмшался въ разговоръ, старикъ-крестьянинъ, съ сдой козлиной бородкой, сидвшій прежде въ другомъ отдленіи вагона и, повидимому, тоже заинтересовавшійся разсказомъ на знакомую ему тему.
— Тутъ земскій и почалъ, и почалъ здить. Укрпляйтесь, говоритъ, да и только, иначе хуже будетъ. А не хотите всмъ обчествомъ длиться, пусть каждый, кто желаетъ выдлиться отдльно, подастъ мн заявленіе, мы его сами выдлимъ и наржемъ ему землю безъ согласія обчества. Ну, нкоторыхъ и взяло сомнніе. У которыхъ больше было земли отъ прежней раскладки, т и говорятъ:— ‘чего мы будемъ ждать, давайте намъ нашу часть, мы желаемъ вонъ изъ обчества, намъ такъ еще и лучше’… Мужики на нихъ же кольями: ‘Вы что, говорятъ, креста на васъ нтъ, хотите міръ обидть, съ васъ свалка полагается, а вы хотите мірскую землю на шармака взять’. Дошло тутъ и до драки: одному выдльцу голову прошибли, двухъ изъ нашихъ въ тюрьму забрали потомъ за это самое… Потомъ явились, которые и отродясь почти въ деревн не были, а все больше въ Брянскомъ на заводахъ, были, али въ Москв въ услуженіи и тоже говорятъ обчеству: — ‘давай намъ наши надлы’. Міръ опять въ одинъ голосъ: ‘не дадимъ выдлять, хотите жить у насъ — живите, потснимся, а мсто каждому найдется, на котораго душа числится, а выдляться не смй’. Они къ земскому, земскій говоритъ: ‘я самъ васъ выдлю, потому такое ваше право, законъ такой вышелъ’. Ну, и началось, тутъ, не приведи Господи: споры, ссоры, драки, одинъ супротивъ другого идетъ. Ну, выдлили ихъ. насильно отъ обчества, а надлы то у нихъ закупили наибольшіе богати наши, у которыхъ, деньжата велись. Значитъ, ни теб, ни мн, ни обчеству, ни намъ.
— Ну, какъ же такъ, ни теб, ни мн?— вмшался въ разговоръ еще одинъ пассажиръ, повидимому, какой-то приказчикъ. Чай не даромъ-та они землю богатямъ отдавали: перепало, должно бытъ, не мало и на ихъ долю.
— Перелало-то, перепало, что и говорить, да не больно много. Которые даже по 40 руб. десятину продавали. Ему то все равно даремное. Разв онъ когда видалъ свой надлъ? Кабы онъ покопался бы, да помучился около своей земли, какъ мы, то онъ зналъ бы цну ей. А то ему что,— лишь бы продать, да скорй уйти,пока башку не раскроили въ деревн, ну, и продаютъ за безцнокъ, лишь бы купили. Есть и такіе, что и пропивали свои надлы, есть такіе, что и отъ нужды продали, а потомъ по міру.
— А какъ-же ваше-то хозяйство отецъ поршилъ?— снова задалъ вопросъ пожилой крестьянинъ съ малорусскимъ акцентомъ, завязавшій этотъ разговоръ и, повидимому, желавшій направить разсказчика къ первоначальной нити разсказа.
— Какъ пошла эта суматоха насчетъ выдловъ, отецъ еще больше пьянствовать началъ,— продолжалъ разсказчикъ.— То на свои пьетъ, то магарычъ съ кмъ-нибудь пьетъ по случаю продажи земли, а то и просто пропиваетъ съ кмъ-нибудь мірскую землю, которая досталась богатю. Ну, извстно, порядочный человкъ не позарится на такую водку: ‘чтобъ васъ пьявки пили’, скажетъ и уйдетъ отъ грха, а ему нипочемъ, лишь бы выпивка. Тутъ и другіе такіе пропащіе есть. Сталъ я его все чаще стыдить и совстить, совстно, говорю, предъ людьми, чай, мы не кто-нибудь, а тоже хозяева, какъ другіе. А онъ и давай говорить, что вотъ, молъ, возьму да и продамъ землю. Кто мн, говорить, запретитъ? Теперь я единъ хозяину тутъ, такой законъ теперь есть. Ну, я думаю, что все это съ пьяныхъ глазъ. А онъ все больше: ‘продамъ, да продамъ, я хозяинъ, такой законъ есть’. А я говорю: ‘не можетъ быть такого закона. Мы съ братомъ тутъ съ малыхъ лтъ работаемъ, а ты и при старух то, значитъ, когда мать наша покойница жила, уже восьмой годъ, какъ, померла, тоже больше все пьянствовалъ. А сколько я зимнихъ заработковъ пересылалъ сюда, и все на хозяйство пошло, да ты еще забиралъ да пропивалъ. Не можешь ты этого продать, потому тутъ все наше трудовое’. А онъ все свое: ‘продамъ, да продамъ’. Потомъ слышимъ, впрямь отецъ землю продаетъ мельнику Кузьмину — такой богатый у насъ мужикъ есть,— пояснилъ разсказчикъ. А отца все подговариваютъ: продай да продай надлъ, что теб смотрть на сыновъ, они и такъ проживутъ, пойдутъ на заводы, али въ Москву, и тамъ найдутъ себ хлба, чай, не маленькіе. А ты коли продашь землю, да деньги получишь, то ты и жениться еще можешь, за тебя любая двка тогда пойдетъ, возьмешь въ аренду мельницу и будешь жить припваючи. Нашлась тутъ и бабенка такая, вдовая, которая начала все хвостомъ вертть около отца, говоритъ, продашь землю, возьмешь въ аренду мельницу, поженимся и будемъ жить господами. Ну, старикъ еще больше замутился.
— Ну, ужъ если баба вмшалась, да еще молодая, то и старику трудно устоять, сказалъ, осклабя зубы, пассажиръ, напоминавшій по виду приказчика. Разсказъ, принимавшій все боле серьезный оборотъ, заинтересовалъ очень многихъ пассажировъ, тснымъ кольцомъ окружившихъ разсказчика.
— Я вижу, дло въ серьезъ идетъ,— продолжалъ крестьянинъ, какъ бы не обращая вниманія на неумстную попытку шутить,— ду къ земскому. Такъ и такъ, молъ, отецъ совсмъ распался, хочетъ землю продать Кузьмину, а я съ братомъ-солдатомъ должны тогда по міру итти. А хозяйство наше нашими мозолями нажито больше. Пожалйте, ваше благородіе, не допустите грха, говорю,— А что-жъ, отецъ твой исправный былъ мужикъ, недоимки за нимъ нтъ?— спрашиваетъ земскій. А я отвчаю: ‘Недоимки нтъ, потому я все самъ изъ своихъ трудовъ платилъ’. Ну, хорошо, говоритъ, я разузнаю. Потомъ пріхалъ земскій, разспросилъ Кузьмина и еще кой-кого изъ его же друзей-пріятелей и призываетъ меня. ‘Ну, говоритъ, разспросилъ я мужиковъ про твоего отца. Что-жъ, мужикъ какъ мужикъ, хоть и пьетъ, да вс вы вдь пьяницы. А что надлъ хочетъ продавать, такъ это потому, что хочетъ мельницу арендовать. Ну, что-жъ, это его дло, теперь каждый можетъ по-своему жить, какъ ему любо. Я не могу ему запретить землю продавать’. ‘Ваше благородіе, говорю, да вдь это-жъ разбой. Разв есть такой законъ, чтобы насъ по міру пускать? Работали, работали мы съ братомъ, дня и ночи не знали, а теперь куда же я днусь съ дтьми? Вы думаете, ваше благородіе, говорю, онъ мельницу въ аренду возьметъ? Пропьетъ онъ вс деньги и самъ по міру пойдетъ’. А тутъ и отца привели, вытрезвили немного, должно быть, друзья-пріятели. Отецъ и говоритъ земскому: ‘Сыны меня обижаютъ, хочу на старости спокою, продамъ надлъ, возьму мельницу и заживу помаленьку’. ‘Ну, видишь, говоритъ земскій, что-жъ я тутъ могу подлать, на то его воля. Теперь такой законъ, что старшой хозяинъ, а если, значитъ, онъ хочетъ перемнить свото жисть на боле спокойную, то я запретить ему въ этомъ не могу’. Да какъ-же, говорю, ваше благородіе, вдь это наше трудовое, вдь отецъ, чай, ужъ сколько лтъ по-людски не работаетъ, а все больше изъ дома тащитъ въ казенку, тутъ все наши мозоли да труды. При чемъ же братъ будетъ, что царю теперь служитъ? Ваше благородіе, говорю, гд же слыхано, чтобы былъ такой законъ? ‘Ничего… говоритъ, не моту подлать, его право, онъ старшій въ семь. Проси, говорить, отца’…
— Ну, и права теперь вышли,— не могъ удержаться отъ восклицанія одинъ изъ слушателей, повидимому, рабочій лтъ 25.
— Вижу, совсмъ пропадать приходится… Вотъ какая напасть… Хотлъ на колняхъ отца молить, не губи ты насъ, хочешь, пить дамъ, телку продамъ и дамъ, опять-таки зимой на заработки пойду и пришлю, пей, коли хочешь, только ради Бога не губи ты насъ всхъ, подожди хоть продавать, пока брать придетъ со службы… А старика-то и слдъ уже простылъ, увели, значитъ, друзья-пріятели опять къ мельнику… Дв недли, тамъ жилъ, да все дльце и обдлали, какъ есть, по форм… Я тмъ часомъ въ городъ здилъ, по начальству ходилъ жаловаться, никакого толку…
— Почемъ же онъ землю-то продалъ?— полюбопытствовалъ кто-то изъ слушателей.
— Да совсмъ пустякъ взялъ, по условію было 800 рублей за 9 десятинъ, а сколько онъ на руки получилъ, намъ и неизвстно, потому все время пьянствовалъ, въ городъ здилъ съ мельникомъ, тамъ не мало провелъ, ну, потомъ бабенк той, говорятъ, то-жъ досталось кое-что.
— А какъ же насчетъ женитьбы-то? Зажили, небось, припваючи новобрачные на мельниц,— пробовалъ опять неумстно сострить господинъ, смахивавшій на приказчика. Однако, разсказчикъ, подавленный, должно быть, тяжестью нахлынувшихъ на него горькихъ воспоминаній, не обратилъ вниманія на игривый тонъ это-то вопроса и серьезно отвтилъ: — Да гд ужъ тутъ женитьба, такъ просто зря попутали старика.
— Ну, а мельницу-то онъ взялъ въ аренду, аль тоже все только для обману?— спросилъ еще кто-то изъ присутствовавшихъ.
— Да, дастъ онъ ему мельницу въ аренду… гляди… Чай мельница ему хорошихъ пять сотенныхъ въ годъ доходу даетъ. Откуда бы онъ и деньги собралъ, чтобъ эту самую землю закупать… Этотъ самый Кузьминъ не у насъ однихъ надлъ закупилъ… Еще у него сынъ есть, рядчикомъ по кирпичной работ въ Орл занимается. Ну, вмст они хорошихъ десятинъ 70 купили у мужиковъ нашей обчественной земли.
— Вотъ и всюду теперь оно такъ,— опять вставилъ старикъ-крестьянинъ съ козлиной бородкой, все время внимательно слушавшій эту горькую быль,— отъ бднаго плыветъ, къ богатому идетъ. У насъ тожъ много этой мірской земли къ богачамъ перешло… Все скупаютъ…
— А вы откуда будете, ддушка?— полюбопытствовалъ я узнать.
— А мы изъ Смоленской губерніи, Рославльскаго узда.
— Въ газетахъ какъ-то писали, что у васъ тамъ много народу на хутора идетъ,— продолжалъ я разспросы.
— Одно время по дурости, а наибольше изъ обману, которые пошли, да потомъ и сами не рады: перво-на-перво отъ обчества отбились, а обчество къ себ ужъ и не пускаетъ. Ты ужь теперь какъ знаешь, коли захотлъ отъ обчества отойти, акромя того въ издержки вошли, процентъ большой надо платить, а земли то повернуться негд… Какой тутъ, прости Господи, хуторъ на пяти десятинахъ… Ну, извстное дло, у кого земли побольше, да кто побогаче — живетъ бариномъ, да такому и на сел хорошо. Ну, которые, значитъ, побились-побились, да и совсмъ ршили хозяйство, а которые и теперь мучаются… Ну, и злость теперь отъ всего этого въ народ! Какъ есть, какъ въ священномъ писаніи сказано: ‘И пойдетъ братъ на брата, сынъ на отца’… И что только будетъ,— со вздохомъ закончилъ онъ!..
— Чмъ же все-таки у васъ кончилось,— обратился опятъ крестьянинъ съ малорусскимъ акцентомъ, желавшій, повидимому, скоре узнать конецъ.
— Ну, значитъ, снялъ я хлбъ по осени, покосилъ сно, кар тошку выкопалъ, что продалъ, а что оставилъ на харчи, лошадей продалъ, потому мои были… Старикъ-то потомъ явился, плачетъ, говоритъ: ‘Обидлъ я васъ, дтки мои, накажетъ меня Господь на томъ свт… Попуталъ нечистый мою совсть’… Достаетъ 60 рублей, говоритъ: ‘Возьми, что осталось, а то и этого не будетъ’. А я говорю: ‘Нтъ, отецъ, не нужны мн эти деньги. Я уже самъ буду промышлять насчетъ себя, а ты тоже живи, какъ хочешь… Обереги, придетъ братъ съ солдатъ, ему понадобятся’. Потомъ, думаю, надо взять, а то и эти послднія пропьетъ. Старикъ потомъ сторожемъ нанялся… По осени вернулся братъ, какъ увидлъ, что у насъ длается, взяло его крпкое зло, ну, и уложилъ онъ отца коломъ по голов… Теперь въ острог сидитъ. Ну, я мсяца четыре въ Брянскомъ побылъ, заработалъ кое-что, а теперь избу продалъ, поселилъ семью у сосда, а самъ ду въ Москву, должности постоянной искать. Потомъ, значитъ, и ихъ выпишу,— закончилъ онъ свою скорбную повсть.
Финалъ былъ столь печаленъ, что ни у кого изъ присутствовавшихъ не было больше охоты продолжать разспросы. Даже легкомысленный приказчикъ молча ушелъ на свое мсто и началъ отыскивать чайникъ, чтобы на ближайшей большой станціи набрать кипятку, молча разошлись на свои мста и другіе слушателя.
Такова эта совершенно случайно раскрывшаяся передо много бытовая драма современной деревни, изображенная на фон ныншней побдоносной и ликующей землеустроительной политики. А сколько тысячъ, а, можетъ-быть, и десятковъ тысячъ другихъ боле или мене аналогичныхъ драмъ разыгрывается теперь по необъятной Россіи на почв ныншняго землеустройства! Но что значать эти жертвы, эта пыль человческая, когда дло идетъ о торжеств принципа единоличной частной собственности, когда поставлена ставка на сильныхъ, въ руки которыхъ переходятъ теперь надлы деревенской бдноты…
Съ однимъ изъ такихъ ‘сильныхъ’ мн тоже пришлось встртиться по пути.
Около 12 часовъ дня я слъ въ вагонъ на небольшой станціи южныхъ желзныхъ дорогъ. Было душно, пыльно и жарко. Поздъ несся по гладкой степи, ярко зеленвшей по обимъ сторонамъ пути. Рядомъ со мной сидлъ знакомый мой, одинъ изъ руководителей мелкокредитнаго кооператива.
— Вы видите вотъ того крестьянина, который слъ вонь тамъ, въ заднемъ отдленіи вагона около дверей?— обратился ко мн мой знакомый.
Я посмотрлъ то направленію къ двери и увидлъ коряваго мужика съ жиденькой сдой бородкой, одтаго не лучше, чмъ одваются на юг крестьяне средней руки.
— Вижу,— сказалъ я.— А что же въ немъ интереснаго?
— Любопытный, знаете, типъ по ныншнимъ временамъ, иметъ больше 200 десятинъ земли, скупилъ прямо-таки за ничто чуть не десятка два уже надловъ… Онъ изъ деревни К., шесть верстъ отъ насъ. Я его хорошо знаю… Всю деревню держитъ у себя въ рукахъ. Иметъ деньги въ банк… Знаете, самъ неграмотный, а является у насъ главнымъ культуртрегеромъ по части агрономіи, такъ-сказать, піонеръ въ области агрикультуры. У него вы найдете весь ассортиментъ земледльческихъ машинъ. Бросается на всякую агрикультурную новинку. Недавно американскія смена выписалъ изъ екатеринославскаго земства.. Сына своего посылалъ на устроенные земствомъ сельско-хозяйственные курсы. Теперь хочетъ самъ для себя быка симментала завести… Деревня его прямо-таки ненавидитъ, не разъ поджигали и всякій вредъ причиняютъ, но ему ни почемъ… Самъ во все вникаетъ, работаетъ у себя, какъ простой поденщикъ, въ пол или на лугу.
— У него, вроятно, образцовое хозяйство,— полюбопытствовалъ я.
— Да, хозяйство прекрасное, только все-таки онъ часть, земли своей сдаетъ въ аренду крестьянамъ, видитъ въ этомъ, выгоду.
— Странно,— замтилъ я.— Если у него двсти съ чмъ-то десятинъ земли, то при желаніи вести образцовое хозяйство, этого, по здшнему южному масштабу, совсмъ немного. Почему же онъ, все-таки, отдаетъ въ аренду часть своей земли крестьянамъ?
— Вотъ, скажите же, находить это, очевидно, для себя выгоднымъ. Теперь, посл послднихъ покупокъ крестьянскихъ надловъ. у него, пожалуй, десятинъ 250 даже съ лишнимъ наберется, а подъ аренду онъ отдаетъ теперь еще больше, чмъ прежде, и все мелкими кусками.
— Любопытно,— замтилъ я.
— А желаете съ нимъ поговорить, я васъ сейчасъ съ нимъ познакомлю. Мы хорошо знакомы. Я его приглашу съ нами чай пить и вмст побесдуемъ.
— Ну, что же, валяйте, мн все равно, а типъ, дйствительно вдь любопытный.
Черезъ нсколько минутъ мы познакомились, пили вмст чай, доставъ у сосдняго пассажира третій стаканъ, и вели оживленную бесду.
— Въ городъ дете, Иванъ Степановичъ?— спросилъ нашего новаго компаніона мой знакомый.
— Въ городъ. Ничего не подлаешь, надо хать,— отвтилъ онъ.
— Что-то часто вы въ послднее время туда здите?
— И не халъ бы, да надо… Дла у нотаріуса, въ банк…
— Я слыхалъ, будто вы и у Семена Галуна купили надлъ,— правда, аль брехня?— спросилъ его мой знакомый.
— Купилъ недавно и у Семена Галуна, и у Щиколковъ едота и Герасима, да земли-то у нихъ трясца (онъ говорилъ съ малороссійскимъ акцентомъ и пересыпалъ иногда свою общерусскую рчь малороссійскими словами южнаго говора), всего у трехъ хозяевъ и десятка десятинъ не наберется.
— А по чемъ покупали?
— По сто десять за десятину, да и расходы мои.
— Ну, это дешево вамъ досталось, Иванъ Степановичъ,— замтилъ мой знакомый.— У насъ теперь вдь до двухсотъ и выше земля доходитъ.
— Кому можетъ и дешево, а съ нихъ довольно, все равно путеваго хозяйства не вели… Я такъ считаю,— сказалъ онъ, какъ-бы въ поясненіе своихъ словъ,— земля требуетъ настоящаго обращенія, а ежели ты не можешь, какъ быть должно, ладу дать ей, то лучше хоть даромъ отдай ее, да не ковыряй ее, бдную, напрасно: и теб и ей легче будетъ.
— Это вы ужъ, кажется, напрасно, Иванъ Степановичъ,— сказалъ, какъ бы возражая ему, мой знакомый. Я вдь ихъ всхъ хорошо знаю. Галунъ, дйствительно, былъ хозяинъ и такъ и сякъ, любилъ водочку зашибить, не всегда во время управлялся съ хозяйствомъ, да и то это началось, главнымъ образомъ, посл того, какъ сына машина задавила въ экономіи, а что касается едота Щиколкина, то этотъ, кажется, даже совсмъ старательный хозяинъ былъ. Если бы братъ его Герасимъ не вздумалъ продавать свою часть, то едотъ никогда, пожалуй, не разстался бы съ надломъ, хоть и трудно ему. приходилось. Конечно, Герасиму совсмъ не рука была хозяйничать, онъ все больше въ Одесс жилъ, службу какую-то имлъ, а едотъ — другое дло.
— Дло не въ томъ, что старательный, а въ томъ, что стараться то имъ нечмъ,— сурово замтилъ Иванъ Степановичъ.— У насъ, къ примру, такъ думаютъ: нтъ ничего легче, какъ хлборобомъ быть, пошелъ, поскребъ землю, махнулъ пригоршней и жди отъ Господа Бога дождика да урожая. А я такъ думаю, что хлборобомъ быть это самое хитрое дло, тутъ не только надо стараться, но надо еще знать, какъ къ длу подступить, надо науку знать, надо двадцать разъ все попробовать, а перво-наперво надо капиталецъ имть, чтобы все исправно было.
— Это, конечно, правда, согласился мой знакомый, только что же длать, если не всякому это подъ силу?
— Вотъ то-то и оно-то, и я такъ понимаю. Взять, напримръ, нашу землю, слава Богу, жаловаться нечего, извстное дло, степь, удобренія теб не надо — сама тянетъ, а все-таки она фруктъ нжный. Чтобы дать ей настоящее обращеніе, надо ее хорошо поднять, а для этого нужна пара хорошихъ коней, або воловъ, надо засять хорошей рядовой сялкой, да и сменами хорошими, а не пригоршней, какъ у насъ сютъ, а ежели ты кукурузу посялъ, то надо и культиваторомъ пройтись, або хорошо выполоть ее, и все прочее въ примру. А у него ни того, ни сего, да и лошаденка одна, а хоть и дв, да малосильныя, такъ что и пласту поднять не могутъ, какъ слдуетъ, ну и понятія тоже никакого насчетъ обращенія съ землей да съ посвомъ. Ковыряетъ, какъ дды да прадды ковыряли споконъ вковъ. А потомъ жалуется, что хлбъ не родитъ, что года плохіе. А почему, спрошу я васъ, у нмца года хорошіе? Земля одна и та же, а посмотрите на его жито, аль на наше крестьянское, або его пшеницу, иль мужицкую. Разница ого-го! Вотъ я тоже у нмцевъ примръ беру.
— Хорошо нмцамъ, когда у нихъ по сто, по двсти и даже больше десятинъ. А что можетъ сдлать нашъ крестьянинъ, когда у него всего-то три десятины на дворъ. И у васъ, Иванъ Степановичъ, дло обстояло бы не такъ, если бы у васъ не было столько земли, сколько вы имете. Когда есть на чемъ, да есть съ чмъ, то можно и хозяйничать, какъ слдуетъ, а на ладони, даже самый лучшій агрономъ не нахозяйничаетъ,— возразилъ на это мой знакомый.
— Что врно, то врно,— отвтилъ ‘любопытный типъ’.— Я противъ этого и не говорю. Я только говорю, что ежели ты не можешь дать земл настоящаго обращенія, то лучше брось ее, а то все будешь пенять на Бога да чесать потылицу.
— Однако, я слыхалъ, что вы тоже отдаете въ аренду свою землю этимъ же крестьянамъ,— замтилъ я съ своей стороны.
— Совершенно врно,— отвтилъ онъ,— мн почему же не отдать ее, хотя бы въ аренду, ежели я получаю отъ нея ту же пользу? Многіе изъ нмцевъ тожъ теперь отдаютъ въ аренду часть своей земли. За хорошія деньги отчего-жъ и не отдать! Къ тому-жъ, ежели имъ не дать въ аренду, они злобу большую имть будутъ противъ меня, все будутъ говорить, что утсненіе имъ длаешь, да мшаешь имъ на свт жить, шкоду всякую будутъ длать, чтобъ дн напакостить. Ну, я говорю: хотите берите въ аренду, я вамъ не мшаю.
— А почемъ вы отдавали десятину въ этомъ году?— спросилъ гмой знакомый.
— По 28 и по 29 рублей.
— Что и говорить,— сказалъ опять мой знакомый,— цна совсмъ хорошая. У насъ по 23 Да по 25 рублей брали. Трудненько должно приходится теперь арендаторамъ. Вдь землю же надо обработать, засять своими сменами, снять урожай, смолотить, свезти и продать. Удивительно даже, какая имъ выгода арендовать!
— Думаю, что такъ-таки никакой выгоды нтъ, только онъ своей дурацкой башкой понять этого не можетъ, потому и беретъ. Вы думаете, я имъ не говорю?— двадцать разъ имъ говорилъ: на кой чортъ вамъ эта аренда, только даромъ ноги и руки бьете да скотину мучаете, а пользы вдь вамъ никакой? — А они все-свое: ‘Голубчикъ, Иванъ Степановичъ, пожалуй, отпусти три, або пять десятинокъ, утсненіе большое, трудно иначе обойтись’. Ну, на, бери, ежели теб ужъ такъ хочется, будто такъ не трудне еще ему.
— Круто, круто приходится теперь арендаторамъ,— какъ-бы про себя замтилъ мой знакомый.— Еще хорошо если урожай, а чуть засуха, ну, и пропадай, вдь деньги теперь все больше впередъ берутъ, а уже если не вс, то хоть половину впередъ.
— Обязательно, а то разв можно иначе по теперешнимъ временамъ?— подтвердилъ ‘типъ’.
— Ну, вотъ видите,— сказалъ мой знакомый.
— Вотъ я и хочу, чтобъ они, наконецъ, поняли, что нтъ никакой выгоды отъ аренды, ежели онъ не можетъ по настоящему хозяйство вести,— сказалъ Иванъ Степановичъ энергичнымъ тономъ. Побьются, побьются еще нсколько лтъ, да и бросятъ, ну, а если охота тебя разбираетъ, что жъ, дло твое, бери, арендуй, только давай мн, сколько я положу, сколько мн значитъ полагается,— поспшилъ онъ поправиться.
— Допустимъ, что они, наконецъ, убдятся въ крайней невыгодности для нихъ арендовать землю по столь высокимъ цнамъ, вставилъ и я отъ себя. Но вдь они прибгаютъ къ аренд вовсе не потому, что это занятіе имъ особенно нравится, а потому, что своей земли, должно быть, очень мало. Что же вы все-таки порекомендуете имъ длать, если они не могутъ просуществовать своимъ малымъ надломъ?
— А я такого мннія,— отвтилъ онъ,— что ежели земли у тебя мало, и достатка нтъ, и порядка ты не можешь дать своему хозяйству, то безпремнно надо жисть свою перемнить, надо теб другого дла поискать, аль къ другому наняться въ работники… Свтъ великъ, дла всюду, сколько хочешь….
Наступило тягостное молчаніе. Минуты дв мы вс молча пили чай.
— А много вы въ послднее время, земли прикупали у крестьянъ?— опросилъ у него мой знакомый.
— Вмст съ сыномъ десятинъ боле полусотни купили…. Вотъ тоже,— продолжалъ онъ посл нкоторой паузы,— ругаютъ меня на сел, что землю надльную покупаю. Что же, не я, такъ, другой купить, лучше вамъ будетъ, что-ли? Я-жъ не хожу къ нимъ кланяться: ‘продайте мн вашу землю’, сами предлагаютъ. Кто лучшую цну дастъ, да наличными выложить… А кто вамъ не даетъ покупать? Покупайте вы, сколько разъ говорилъ я нашимъ мужикамъ на сел.— Опять-таки и по правиламъ все длаю, законъ такой есть — ну, и покупаю, а не было закона, ну, и не покупалъ тогда. У меня все правильно, чтобы значитъ ни порушинки..
— Ну, вамъ то хорошо, Иванъ Степановичъ, извстно,— отвтилъ мой знакомый,— что продаютъ все больше отъ нужды или же продаютъ такіе, которые давно уже забросили свое хозяйство, кто давно отъ земли отошелъ, и. кому она недорога. А купитъ ее много охотниковъ нашлось бы, да нечмъ купить, а вы всегда наличныя выложите.
— Совершенно правильно. Это такое дло, какъ будто на базар. Ежели я что покупаю, я не спрашиваю продавца, зачмъ онъ продаетъ, когда эта самая вещь можетъ и ему самому понадобилась-бы, то-жъ и ему нтъ дла, зачмъ, я покупаю, далъ хорошую цну, ну, и продаетъ… Я. такъ думаю, ежели у тебя руки слабыя, нечего теб и удерживать землю при себ, все равно толкомъ съ ней не справишься и пользы теб не будетъ… Куда ни кинь, знаете, все больше земля теперь въ слабыхъ рукахъ, ни доходу, ни порядку настоящаго нтъ. Вотъ и надо ее собрать, значить, чтобы въ хорошихъ рукахъ была, надо, чтобы и ей, и теб лучше было. Оно, знаете, совершенно правильно, сдлали, что теперь нтъ больше, зашрета покупать надлы, жаль только, что все еще до конца не дошли, затрудненія все-таки есть,— нельзя купить, сколько хочешь. Но ужъ коли пошли, дойдутъ до конца,— трудна бда начало,— сказалъ онъ съ нкоторымъ одушевленіемъ.— Теперь надо полагать, соберется она въ хорошихъ рукахъ, а то все больше зря скребли ее бдную…
— А что, по вашему, все-таки лучше: самому хозяйничать вънастоящее время, или отдавать землю въ аренду крестьянамъ?— спросилъ и.
— По моему земля должна давать доходъ и хорошій доходъ,— сказалъ онъ, налегая на послднія слова,— потому, во-первыхъ, она мн денегъ стоить, а во-вторыхъ, потому, что сила у нея есть, способна она доходъ дать. Ежели я могу отъ аренды выручить, что мн полагается, ну, что жъ, мн еще лучше, хлопотъ меньше. Только по всему видать — не долго это протянется, не по силамъ имъ по плат за хорошимъ хозяйствомъ поспвать, устанутъ. И теперь уже чуть тянутъ, а чмъ дальше, все трудне будетъ, потому что, чмъ дальше, наука все больше узнаетъ, все новыя машины выходятъ и все больше доходъ отъ хорошаго хозяйства растетъ, а у нихъ-то ничего этого нтъ, акромя своей пятерни. Поэтому самому я и не отдаю всей своей земли въ аренду. Не хочу запускать и своего хозяйства, чтобы потомъ, когда имъ надость, не надо было начинать мн свое хозяйство опять все сначала.
Разговоръ еще нкоторое время продолжался на эту тему, но самая существенная часть его была уже исчерпана. Пустымъ оказался и большой эмалированный чайникъ, который мы успли втроемъ опорожнить.
На одной изъ небольшихъ промежуточныхъ станцій я всталъ, такъ какъ мн дальше предстоялъ путь на лошадяхъ.
Горячее южное солнце высоко стояло въ неб и безпощадно поджаривало гршную землю. Было около трехъ часовъ дня. Впереди разстилалась безбрежная, ровная степь, на которой то тамъ, то сямъ виднлись древніе курганы скифскихъ могилъ. Я халъ по почтовому тракту. По обимъ сторонамъ дороги тянулись неровные, низковатые посвы ячменя и пшеницы, густо поросшіе овсюгамъ, мстами то тамъ, то здсь на поляхъ виднлись большія плши. Рдкіе и тощіе колосья робко выглядывали на такихъ плшахъ изъ-подъ земли, какъ будто стыдясь показаться на свтъ Божій.
— Это чьи же хлба?— спрашиваю я возницу.
— Чьи же будутъ? наши, крестьянскія,— лаконично отвчаетъ онъ мн.
— А отчего же это плши такія большія на поляхъ?— спрашиваю я опять.
— Значить, мстами вымокло,— слышу я въ отвтъ.
демъ дальше. Вправо отъ дороги начинаются превосходные посвы ячменя. Стройными, правильными, густыми рядами поднимаются колосья, весело смотрящіе вверхъ. Сразу видно, что работали хорошей рядовой сялкой. Овсюга почти нтъ, гд-нигд колосокъ торчитъ.
— А это жито чье будетъ?— спрашиваю я возницу.
— Нмецкое, туда влво къ балк и колонія лежитъ,— отвчаетъ онъ.
Такъ и надо было полагать, думаю я про себя. А вправо, какъ бы для контраста, все т же ‘хрестьянскіе’ неровные, низковатые и плшивые посвы, засоренные овсюгомъ — Еще въ этомъ году, слава Богу, хлба, дай Богъ всякій годъ, не худшіе,— какъ бы угадывая мою мысль, говорить мн возница.— А то бываетъ, не дай Богъ, отъ земли не видать.
Съ лвой стороны кончился стройный ячмень, и пошла гигантская кукуруза американскихъ сортовъ, въ междурядьяхъ, что называется, ни соринки, прошлись, повидимому, прекраснымъ культиваторомъ.
— А кукуруза чья будетъ?— снова спрашиваю я.
— Тоже ихняя, нмецкая, будетъ,— слышу я отвтъ, въ которомъ, впрочемъ, не сомнвался.
— А крестьяне у васъ не сютъ кукурузы?— задалъ я опять вопросъ.
— Не, только такъ гд-нигд есть, плохо родитъ она у насъ, да и земли мало, то-жъ и работы коло нее много,— пояснилъ мн онъ, нмцы — т культухатомъ работаютъ, а нашему брату руками ее полоть все надо, культухату купить надобно, а гроши какіе у насъ!
Солнце попрежнему немилосердно жгло. По бокамъ дороги опять потянулись съ обихъ сторонъ жидкіе засоренные крестьянскіе посвы. Вдали показалось нсколько безпорядочно разбросанныхъ строеній, стоявшихъ довольно далеко другъ отъ друга.
— А это что тамъ виднется впереди,— съ правой стороны дороги?— спросилъ я, указывая на виднвшіяся строенія.
— Это хутора будутъ, уже никакъ годовъ три тому назадъ перешли сюда изъ села, тутъ ихъ три двора.
— Ну и что же, хорошо устроились? Ладно живутъ?— спросилъ я.
— Гд тамъ, якъ бдовали, такъ и теперь бдуютъ, еще и гирше мабуть, бо отъ людей отбились и къ добру не прибились.
— Что же, не ладится у нихъ хозяйство на новомъ мст, али какъ? Можетъ, изъ-за воды бдуютъ?— снова спросилъ я.
— Да и изъ-за воды, а наибольшіе потому, повернуться негд земли мало, никакъ всего десятинъ по 5—6 на дворъ. Что съ ней сдлаешь, скотину нельзя держать, а не то держи на привязи и куда ни глянь, все плохо. Теперь ужъ и плачутъ, да не вернется: бачили вочи, що куповали, не чертъ кавъ, самъ упавъ,— сердито сказалъ онъ.
— Что же, имъ не дали разв вспомоществованія отъ казны или отъ земства?— задалъ я опять вопросъ.
— Мабуть давали, та и грили т пошли прахомъ, и толку нема, теперь все проценты платятъ, кажутъ, що и продавать уже будутъ ихъ по публикаціи. Да вотъ подъдемъ, сами побачите, намъ мимо прозжать. Одинъ хуторъ какъ разъ на шляху стоить.
Черезъ четверть часа мы были у этого хутора. Одинокая землянка-мазанка съ крохотными оконцами стояла почти у дороги. Около нея не было даже признаковъ сней. Позади двора возвышался соломенный навсъ, подъ которымъ стоялъ старенькій фургонъ, тутъ же помщались плугъ и другія сельско-хозяйственныя орудія. Около навса, сбоку, строилось еще нчто врод сарая или амбара. Больше никакихъ строеній тутъ не было. За сараемъ къ кольямъ были привязаны двое довольно тощихъ поросятъ. Весь этотъ хуторъ имлъ жалкій видъ. На всемъ лежалъ здсь отпечатокъ недодланности, бдности, неуютности. Вокругъ строеній были хуторскіе посвы — ячмень и пшеница, такіе же жидкіе, приземистые и засоренные овсюгомъ, какъ и вс прочіе крестьянскіе хлба.
‘Вотъ они, столыпинскіе фаланстеры, которые должны преобразовать всю крестьянскую Россію и сдлать ее ‘счастливою’,— подумалъ я.
— Бачили?— спросилъ меня возница, когда мы прохали хуторъ,— вотъ така и жисть у нихъ. Вс они тутъ такіе. Разв у кого земли много, той хорошо живе, ну такъ тому жъ и помежъ людей на сел добре живется. Должно быть, якъ нема у теб ничего, то ты хоть на краю свта будь, все равно будешь пропадать,— закончилъ онъ сентенціей.
‘Опять какой-нибудь Иванъ Степановичъ купить’,— подумалъ я.
Солнце продолжало попрежнему печь. Срая пыль проникала въ носъ, въ ротъ, въ уши, казалось, даже въ самый мозгъ. Фигура новаго ‘собирателя’ земли, котораго я встртилъ въ вагон, все еще стояла, предо мною. Въ моихъ ушахъ все еще раздавалась рчь этого піонера агрикультуры и аграрнаго капитализма въ Россіи. Можно было бы подумать, что онъ прочелъ то мсто марксовскаго ‘Капитала’, гд приводятся разсужденія капиталиста, доказывающаго, что его эксплоатація рабочихъ не только законна и справедлива, но не иметъ также и сколько-нибудь принудительнаго характера для обладателя рабочей силы. Аргументы и у англійскаго капиталиста-фабриканта и у степного кулака, собирателя крестьянскихъ надловъ, почти одни и т же. ‘Это такое дло, какъ будто на базар’, припомнилось мн. Что жъ, вдь онъ фактически правъ: надльная земля, выстраданная вковымъ народнымъ горемъ, пропитанная его горькимъ потомъ и горячими слезами, и кое-какъ все же питавшая его до сихъ поръ, теперь выброшена на рынокъ, на базаръ, сдлалась товаромъ. ‘Мн нтъ дла, почему ты продаешь, теб нтъ дла, зачмъ я покупаю’ — все ясно, просто, совершенно обнажено. ‘Лишь бы хорошія деньги взять’. Увы, въ данномъ случа и этого нтъ, ибо, разъ надльная земля уже поступила на рынокъ, то право покупки этой земли только лицами крестьянскаго сословія ведетъ лишь къ суженію круга покупателей и пониженію цнъ на крестьянскую землю нердко въ 1 1/2 —2 раза противъ существующихъ цлъ. Между тмъ, съ точки зрнія крестьянскихъ интересовъ, ршительно вдь безразлично, купить ли надльную землю какой-нибудь разночинецъ или купецъ, или же ее пріобртетъ какой-нибудь деревенскій кулакъ, врод вышеуказаннаго Ивана Степановича, который высасываетъ изъ ‘голодной’ аренды полу-нищихъ крестьянъ плату, равную доходу наилучше поставленнаго интенсивнаго хозяйства. Пожалуй, послднее еще хуже…
Въ лиц Ивана Степановича мы имемъ предъ собою ‘собирателя земли’, такъ-сказать, малаго полета. Его вожделнія пока еще не идутъ дальше скупки надловъ обезземеливающагося крестьянства. Ныншнее аграрное законодательство, объявившее войну крестьянской поземельной общин и превратившее надльную землю въ товаръ, въ предметъ купли-продажи ‘на базар’ деревенской нужды, предоставило этимъ собирателямъ земли-надловъ новыя возможности и открыло передъ ними широкіе горизонты. Продаваемый надлъ рдко когда можетъ миновать его ‘сильныхъ рукъ’, ибо въ этомъ отношеніи гарантіей для него служитъ присутствіе ‘наличныхъ’ во всякое время и принадлежность къ крестьянскому сословію. Въ деревн онъ почти монополистъ. Правда, значительнымъ препятствіемъ для его дятельности является запрещеніе покупать въ одн руки больше шести надловъ, но и это препятствіе удается разными способами обходить,— покупаютъ, напримръ, на имя каждаго члена семьи и т. п. Съ тому же онъ несомннно правъ, ожидая въ боле или мене близкомъ будущемъ устраненія и этого послдняго препятствія для свободнаго перехода надльной земли изъ слабыхъ рукъ обнищавшаго крестьянства въ ‘сильныя’ руки ‘піонеровъ’. Онъ правъ, говоря, что въ этомъ отношеніи ‘трудна бда начало’. Трудно было проломить первую брешь въ твердын крестьянскаго надльнаго землевладнія, а дальше будетъ уже легче. Логика вещей заставитъ сдлать послдній шагъ. Кто сказалъ А, тотъ обязательно долженъ сказать уже и В. Вмст съ тмъ, будутъ все больше расти и аппетиты Ивана Степановича на землю, ибо аппетитъ, какъ извстно, приходитъ съ дой. Пока же онъ ‘собираетъ’ надльную землю потихоньку да полегоньку…
Рядомъ съ этимъ типомъ, современная русская жизнь выдвинула и другой типъ — собирателя земли боле крупнаго масштаба и боле высокаго полета, для котораго скупка надловъ по пять да по десять десятинъ представляетъ собой слишкомъ маленькое дльце, не заслуживающее серьезнаго вниманія. Здсь горизонты куда шире. Здсь нужны уже не десятки и сотни десятинъ, а тысячи и десятки тысячъ. Здсь тоже заняты вырываніемъ земли изъ ‘слабыхъ’ рукъ въ ‘сильныя’, но руки эти ужъ не т. Это не мозолистыя крестьянскія руки, ослабвшія отъ непосильнаго труда и безконечной борьбы съ нуждой, а нжныя и выхоленныя дворянскія ручки, много вковъ удерживавшія необъятныя пространства земли, сначала благодаря даровому труду рабовъ, а потомъ благодаря различнымъ привилегіямъ и льготамъ. Именно вотъ эти необъятныя пространства земли, принадлежащей первенствующему сословію, являются объектомъ вожделній этого другого типа ‘собирателей земли’. Какъ хищные коршуны, носятся они по всей Россіи съ одного конца ея въ другой, выискивая, вывдывая и вынюхивая, гд легче можно поживиться, въ какихъ мстахъ земля эта ‘плохо лежитъ’, у какого помщика руки боле ослабли. Желзныя дороги уничтожили для нихъ разстоянія, почта, телеграфъ и телефонъ облегчили возможность развдокъ и сношеній, банки и кредитъ ускорили совершеніе сдлокъ. Этотъ типъ совершенно далекъ отъ какихъ-либо агрикультурныхъ намреній. Въ данномъ случа учитывается лишь то, что земля находится дйствительно въ ‘слабыхъ рукахъ’ и, слдовательно, легко можетъ быть вырвана, что при извстной сноровк этотъ ‘товаръ’ немедленно же можетъ принести громадный барышъ, при продаж его оптомъ и въ розницу, и наконецъ, что этотъ товаръ совершенно исключительный, который тамъ больше повышается въ цн, чмъ дольше удерживаетъ его у себя, такъ какъ народонаселеніе и нужда въ земл съ каждымъ днемъ увеличиваются, не говоря ужъ о другихъ факторахъ, повышающихъ съ теченіемъ времени цнность земли, даже безъ всякихъ затратъ на нее.
На одинъ изъ такихъ типовъ мн тоже пришлось натолкнуться въ пути. Это было въ начал іюля этого года. Поздъ шелъ изъ Харькова на Москву. Плацкартный вагонъ третьяго класса былъ переполненъ пассажирами. Въ вагон было душно, пыльно, грязно. Въ Харьков единственное освободившееся противъ меня мсто на поперечной нижней скамь вагона занялъ высокій кряжистый старикъ, купеческой складки. На видъ ему можно было дать лтъ шестьдесятъ съ лишнимъ, а на самомъ дл, какъ я потомъ узналъ, ему было уже безъ малаго семьдесятъ. На немъ была одта срая прочная тройка, глаженная рубаха не первой чистоты и поддльная панама. Онъ везъ съ собой довольно много вещей, нсколько солидныхъ чемодановъ, узелъ съ постельными принадлежностями, большой эмалированный чайникъ, такія же чашку и блюдечко и никкелированную чайную ложечку, съ приспособленіемъ для заварки чая. По всему видно было, что мой новый сосдъ человкъ дорожный, совершающій далекія путешествія.
Первое время мы молчали. Я углубился въ свжія столичныя газеты, онъ вынулъ изъ чемодана цлую пачку какихъ-то плановъ, начерченныхъ на кальк, разглядывалъ ихъ и длалъ какія-то отмтки у себя въ записной книжечк. Затмъ онъ разложилъ на подушк карту К—ской губерніи, при чемъ опять-таки длалъ какія-то отмтки, то на карт, въ разныхъ мстахъ, то у себя въ книжечк. Черезъ нкоторое время онъ попросилъ у меня разршенія воспользоваться газетой и попутно освдомился, откуда и куда я ду и гд постоянно живу. Я сказалъ, и, въ свою очередь, узналъ, что онъ живетъ постоянно въ г. X., Кубанской области, на берегу Азовскаго моря, а детъ въ К—скую губернію. Такъ какъ вамъ предстояло хать вмст почти цлыя сутки до Москвы, то мы ршили чаевать въ компаніи, поочередно отправляясь на станцію за кипяткомъ. За чаемъ разговорились, какъ слдуетъ. Старикъ оказался весьма общительнымъ, живымъ и даже до извстной степени остроумнымъ.
— Однако жъ, далекое у васъ путешествіе,— замтилъ я.— Не даромъ вы везете съ собой вс дорожныя принадлежности.
— Да, путешествіе большое, цлыхъ шесть сутокъ надо по желзной дорог хать, да тамъ еще на лошадяхъ не мало.
— Утомительно, должно быть.
— Нтъ, я уже привыкъ. Лишь бы было зачмъ хать, а дорога намъ не бда. Если дла хороши, то и дальняя дорога за короткую сойдетъ, а если дла табакъ, тогда и пять верстх за сто покажутся.
— Это, пожалуй, врно. А у васъ какія же дла, торговля, вроятно?— ршался я опросить, заинтересовавшись моимъ новымъ спутникомъ.
— Нтъ, отвтилъ онъ, мы по земельной части, землю покупаемъ, тамъ и продаемъ.
— Спеціально поэтому и дете туда?
— Исключительно, другого случая нтъ.
— Что же, разв въ вашихъ мстахъ, на Кубани, да и вообще тамъ на юг заниматься этимъ дломъ мене выгодно, чмъ въ К—ской губерніи,— пытался я разспрашивать дале.
— Въ нашихъ мстахъ теперь не приступайся къ земл,— отвтилъ онъ.— Конечно, купить можно и у насъ, да въ 400 рублей десятину уже вогнали, а еще немного дальше, глядите до пяти сотенныхъ догонятъ.
— Ну, а тамъ, въ К—ской губерніи почемъ теперь десятина?
— Тамъ,— усмхнулся онъ,— тамъ я въ прошломъ году одно имніе купилъ въ сверной части губерніи, боле 10.000 десятинъ по 12 съ полтиной за десятину, да еще какъ обмряли, потомъ, то оказалось больше двухъ сотъ десятинъ лишка.
— Неужели земля тамъ такъ дешева?— изумился я.
— Такъ дешева, что въ нашихъ мстахъ и поврить трудно. Ну, конечно, по двнадцать съ полтиной это ужъ особенно дешево намъ досталось — случай,— потому что въ одномъ куск, вся огуломъ продавалась, да и порядочно таки отъ желзной дороги, хотя и при сплавной рк. А по 20—25 р. за десятину очень часто покупаемъ. По 40 рублей я самъ недавно продалъ одному тамошнему чиновнику 350 десятинъ съ усадьбой, совсмъ. Ахъ, и усадьба-жъ какая! Это не домъ, а прямо-таки палаты царскія! За одну усадьбу въ нашихъ мстахъ десятки тысячъ можно бы взять… Знаете, кжъ въ старину строились помщики,— сказалъ онъ, иронически улыбаясь — лсу видимо-невидимо, кирпичъ тоже свой — ничего не стоитъ, ну, а работа ужъ совсмъ даремная, народу, какъ скота. Знай только — придумывай да приказывай. Ну и строились. А сколько знаете тамъ всякихъ другихъ построекъ, и всему этому, кажется, прямо вку не будетъ. Амбары, конюшни, напримръ, бревна прямо въ обхватъ. Руби его топоромъ, какъ отъ желза отскакиваетъ и теперь еще. А вдь сколько лтъ, пожалуй, какъ строилось!
— Что же, вы исключительно помщичью землю покупаете?
— Исключительно у помщиковъ, другой не покупаемъ.
— И все большія имнія или и меньшія также покупаете?
— Исключительно большія, потому маленькія имньица и расчета нтъ покупать.
— Почему же нтъ расчета?— удивлялся я.
— Потому, видите ли, что на маленькое имніе въ нсколько, сотъ десятинъ примромъ, много охотниковъ изъ тамошнихъ покупателей можетъ оказаться. Какой-нибудь теб чиновникъ скопилъ нсколько тысячъ и лзетъ въ покупатели. Одинъ для дачи покупаетъ, другой просто самъ хочетъ на старости маленькимъ помщикомъ зажить, хозяйствомъ заняться, да геморрой лечить на вольномъ воздух. Тоже и крестьяне, которые побогаче, собираются артелями и покупаютъ небольшія имнія. Бываетъ, что и купчикъ мстный приторгуется. Ну, слдовательно, конкуренція начинается, нагонятъ цну на землю. Ну, и Богъ съ ней, пусть за вами остается. Намъ и безъ того съ такой мелочью невыгодно, возиться.
— Почему же все-таки невыгодно?
— Потому надо посадить около нея своего человка, да прізжать туда и присматривать. Вотъ если есть хорошій лсъ тамъ, да не трудно его оттуда выволокти — это еще можно, а такъ нтъ расчету,— ршительно сказалъ онъ.
— А при покупк большихъ имній разв конкурентовъ не бываетъ?— допытывался я, весьма заинтересовавшись этимъ явленіемъ.
— Тутъ совсмъ другое дло. Имнія, знаете, тамъ все громадныя, есть такіе помщики, что больше ста тысячъ десятинъ имютъ, дешь, дешь, и конца ему нтъ, а десять, пятнадцать, двадцать тысячъ десятинъ — совсмъ не рдкость. И продаются они все больше огуломъ за долги. Чтобы купить такое имніе цликомъ, хотя бы оно и какъ дешево продавалось, нуженъ большой капиталъ. Тутъ ужъ, знаете, съ десятью, пятнадцатью тысячами лучше и не подходи, не срамись.
— Но разв тамъ нтъ людей съ большими капиталами?
— Есть, конечно, есть, хотя и не такъ ужъ много, а все-таки конкуренціи тутъ меньше, а часто и даже и вовсе нтъ.
— Почему-же все-таки нтъ конкуренціи?— Не совсмъ понимаю,— сказалъ я.— Буду очень признателенъ, если вы разъясните мн это..
— Будемъ такъ разсуждать,— началъ онъ въ поясненіе мн.— Кто можетъ купить такое большое имніе? Помщикъ, дворянинъ? Какія же у него деньги! Сколько ему ни подавай, онъ все промотаетъ, а потому и въ долгу, какъ въ шелку, сами продаютъ, а не покупать еще имъ. Можетъ, конечно, купить еще какой-нибудь важный чиновникъ изъ большихъ тузовъ, какой-нибудь генералъ или министръ, скажемъ, но такіе все больше на югъ лзутъ, въ Крымъ, на Черноморское побережье, ну хотя бы Малороссію, въ юго-западный край. Какая ему охота сюда на сверъ забираться, въ валенкахъ лтомъ ходить? Онъ и такъ уже нажилъ всякіе ревматизмы да подагры, въ мокромъ Петербург. Вотъ онъ и норовить все на ютъ, чтобъ потепле, да поближе ко всякимъ лиманамъ, да къ теплымъ водамъ. Теперь надо еще и то замтить, что евреямъ и вовсе покупать нельзя земли, это тоже много значить, потому что они большую конкуренцію могли бы сдлать. Народъ вдь проворный, оборотливый и малымъ барышемъ довольствоваться можетъ. Ну, есть купцы съ большимъ состояніемъ, но купецъ опасается ухлопать большую сумму въ непривычное ему дло, каждый все больше по своей части претъ, а такихъ, которые по земельной части занимаются, еще не такъ много, а въ здшнихъ мстахъ и вовсе мало. Если же нашъ братъ наскочитъ, мы поладимъ: сегодня я ему не буду мшать, а завтра онъ мн. Вотъ нмцы появились, т, дйствительно, конкуренцію начали длать. Уже былъ такой случай у меня.
— ‘Какъ нмцы, откуда же тамъ въ К—ской губ., нмцы?— удивленно спросилъ я.
— А вотъ, видите ли, и сюда забираются уже нмцы, нкоторые даже изъ нашихъ краевъ, т. е., съ юга. Я уже говорилъ вамъ, что въ нашихъ мстахъ земля теперь до 400 рублей за десятину дошла и больше даже, тоже и по всему черноморью и по югу. Вотъ они и продаютъ тамъ свою землю за громадную цну, а тутъ покупаютъ по 20—25 рублей за десятину. Тамъ продастъ свои сто десятинъ, а здсь купить нсколько тысячъ, да еще въ банк деньги оставитъ. А если ихъ нсколько хозяевъ, то могутъ свободно даже и какое угодно имніе купить. А ему, нмцу, все вдь равно, что на юг, что на свер. Я думаю,— сказалъ онъ со смхомъ,— что если бы его въ тартарары отправить, то онъ и тамъ бы зажилъ бы припваючи. Дльный народъ, что и говорить, ну и живучій. Армяне тоже начали сюда пробираться, тоже все тамъ продаютъ у насъ за хорошую цну свою землю, а здсь покупаютъ цлыя имнія на эти деньги.
— Но почему же крестьянскій банкъ не покупаетъ эти имнія, если земля здсь продается за безцнокъ?— снова выразилъ я свое удивленіе,— Вдь насколько мн помнится, крестьянское населеніе въ этой губерніи довольно малоземельное, а нужда въ земл здсь среди крестьянъ, пожалуй, не меньшая, чмъ въ другихъ россійскихъ губерніяхъ?
— Крестьянскій банкъ намъ не конкурентъ,— иронически отвтилъ онъ.— Крестьянскій банкъ и такъ ужъ не знаетъ, что ему длать съ его землей. Вдь онъ хоть и покупаетъ, да какъ покупаетъ? Все больше съ протекціей. Ну, и взмылитъ цну, какъ, можно больше. Потомъ долженъ онъ, стало быть, продать ее. А крестьяне или вовсе не хотятъ покупать, потому что цна.— не подступись, или же и рады бы купить по какой угодно цн, потому жить совсмъ не на чемъ,— хоть въ какую петлю ползетъ,— да задатокъ нуженъ большой, потому землю въ очень большія деньги банкъ вогналъ. А гд же такія деньги на задатокъ достать, да еще наличными? Вотъ самъ банкъ и няньчится съ землей своей. Дальше скажемъ: ну, достанутъ мужики деньги на задатокъ, выскребутъ изъ себя, наднутъ хомутъ, опять-таки, дальше что. Надо банку большіе проценты платить, да и долгъ понемногу выплачивать, а изъ чего? Крестьяне тутъ бдные, заморенные, доходъ у нихъ маленькій, хозяйство, плохенькое. Если бы цна дешевле была — другое дло, понемногу, можетъ быть, и очистились бы, а такъ, прямо-таки скажу, невозможно, это — петля имъ — этотъ банкъ. Какъ продастъ банкъ землю свою, крестьянамъ, такъ и начинается возня: постоянныя недоимки, назначеніе опять въ продажу этой самой земли, отсрочка, и т. п. А бываетъ и такъ, что назначатъ въ продажу за недоимки, но никто не покупаетъ, потому что цна очень высокая, и остается земля снова за банкомъ, опять онъ долженъ съ ней няньчиться.
— Такъ что крестьянскій банкъ съ вами совершенно не конкурируетъ?
— Нтъ, если мы узнаемъ, что къ какому-нибудь имнію приторговывается крестьянскій банкъ, такъ мы уже знаемъ, что тутъ уже не купить, потому что большая, значить, протекція у помщика.
— Ну, а какъ же вы поступаете съ купленной землей?
— Мы перво-на-перво начинаемъ лсъ рубить да выволакивать.
— А лса тамъ хорошіе?
— Ахъ, какіе лса!— съ восхищеніемъ воскликнулъ онъ.— Все строевой, чудный, вковой лсъ, деревья въ два обхвата! Знаете, даже слеза прошибаетъ — валить жалко.
— Ну, покончите вы съ лсомъ, а дальше что?— все допытывался я, желая уяснить себ полную картину.
— А дальше,— отвтилъ онъ,— начинаемъ мы землю продавать по частямъ. Ну, конечно, когда рубишь лсъ, такъ смотришь, чтобы въ каждомъ небольшомъ участк немного оставить его, иначе совсмъ землю можно обезцнить. Землю продаемъ мы дешево, наживаемъ не больше десятка рублей на десятин, а то и меньше, потому что намъ есть на это расчетъ, за лсъ выручаемъ порядочно.
— Кто же у васъ покупаетъ ее по частямъ?
— Разные покупатели: чиновники, купцы, а наибольше крестьяне изъ богатыхъ. Ну, а если нтъ покупателей, такъ и подождать можемъ. Наши деньги и потомъ возьмемъ, еще съ большими процентами.
— А почему же вы крестьянскимъ обществамъ не продаете, или просто по нсколько десятинъ отдльнымъ мелкимъ крестьянскимъ дворамъ? Вдь они дороже дали бы, и вамъ, пожалуй, это выгодне было бы.
— Что и говорить, наврно дороже дали бы, да все же нтъ намъ расчету съ пустяками возиться. Денегъ у нихъ нтъ, придется продавать все больше въ долгъ, иди, возись съ ними, а у многихъ еще и претензіи бываютъ на эту самую землю — злятся. Нтъ, Богъ ужъ съ ними. Покончить сразу самое разлюбезное дло, никакихъ больше хлопотъ. Сошлись, продажную сдлали и конецъ — у тебя земля, у меня деньги. А ежели нтъ, могу не продавать, подожду, не горитъ, мн, пожалуй, еще и лучше будетъ потомъ, больше возьму. Годъ отъ года земля должна все больше подниматься въ цн, потому что народъ множится, а земля все та жъ. Вотъ и надо пользоваться случаемъ и покупать ее теперь, пока она еще въ слабыхъ рукахъ, а потомъ, когда попадетъ въ крпкія руки, уже не выпустятъ ее… Дудки…
Мн вспомнились слова Ивана Степановича. Деревенскій кулакъ и крупный длецъ, ворочающій сотнями тысячъ, выражались почти одними же словами, только тотъ говорилъ о крестьянскихъ рукахъ, а этотъ о дворянскихъ.
Черезъ нкоторое время, когда намъ пришлось опять вмст чай пить, я снова возобновилъ нашъ прежній разговоръ.
— Большое у васъ дло, но и сложное,— сказалъ я какъ бы въ вид введенія для начала разговора.— А какъ же вы все-таки узнаете, какой помщикъ намренъ продать свою землю, какое имніе назначено въ продажу, къ какому имнію приторговывается крестьянскій банкъ, а къ какому нтъ и все подобное?— спросилъ я.— Вдь изъ Кубанской области трудно за этимъ услдить.
— Дло, разумется, сложное, что и говорить, потому надо създить самому, посмотрть хорошенько, другой разъ десятки верстъ по болотамъ да по кочкамъ изъздишь, тоже приторговаться, какъ слдуетъ надо, чтобы лишняго не дать. Это вотъ дйствіительно важное дло, а слдить да знать, что гд, теперь совсмъ не трудно, даже изъ Америки можно: на то есть телеграфъ, почта, что хочешь. Ну, конечно, и люди у насъ тамъ есть свои.
— Такъ что вы всегда находитесь въ курс дла и заране освдомлены уже обо воемъ, что васъ интересуетъ тамъ,— оказалъ я.
— Обязательно,— увреннымъ голосомъ отвтилъ онъ.— Да это и вовсе не мудрено, какъ можетъ показаться съ перваго начала. Хотите, я вотъ вамъ кое-что покажу, и вы тогда сами поймете, что дло это совсмъ простое.
Онъ снялъ съ верхней полки чемоданъ, вынулъ оттуда довольно объемистую книгу и далъ ее мн. Это была ‘памятная книга К—ской губерніи на 1912 годъ, изд. Губернскаго статистическаго комитета’. Въ конц этой книги, въ алфавитномъ порядк по уздамъ, были перечислены вс крупные землевладльцы К—ской губ., съ обозначеніемъ ихъ званія, мста постояннаго жительства и количества находящейся у нихъ земли. Многія имена изъ огромнаго перечня, занимавшаго, кажется, страницъ около 30—40, были подчеркнуты карандашемъ, а на поляхъ, около цифръ, обозначавшихъ количество десятинъ числящейся за ними земли, стояли какія-то отмтки и разныя записи, ломанными каракулями. Другія имена были отмчены просто кружками или крестиками.
— Вотъ видите это,— сказалъ онъ, перелистывая передо мной этотъ, перечень.
— Вижу,— отвтилъ я, уже догадываясь немного, въ чемъ дло.
— Такъ вотъ здсь у меня все обозначено, въ какомъ банк заложено, подъ которую закладную послдній разъ деньги взялъ, который разъ назначается въ продажу, сколько долгу числится на имніи, самъ ли желаетъ продать, чтобы себ осталось, хоть немного денегъ отъ продажи, или съ торговъ будетъ продаваться. Могу даже сказать, что на счетъ многихъ изъ этихъ лицъ мн хорошо извстно также, можно ли имъ надяться на выручку, съ какой-либо стороны, есть ли у нихъ хорошая рука для протекціи, чтобы продать имніе черезъ крестьянскій банкъ, и все прочее. Вотъ это, напримръ, видите,— сказалъ онъ, указывая мн одну извстную въ Россіи дворянскую фамилію, за которой числилось, кажется, боле 15.000 десятинъ земли,— такъ вотъ эта теперь уже непремнно будетъ продана. Много разъ назначали, но теперь ужъ капутъ будетъ… Барыня съ двумя дочками все заграницей живетъ, сюда и не показывается, одна изъ дочекъ, говорятъ, немного придурковатая. Сына-офицера думали оженить на одной богатой купеческой дочк, года полтора все валандались — тянули канитель, тысячъ, говорятъ, сто приданаго за ней было… Ну, не выгорло у нихъ дло. Говорятъ, по любви женился безъ денегъ. Значить, крышка, конецъ, теперь непремнно продадутъ,— закончилъ онъ.
Я сидлъ и молчалъ, ршительно пораженный этой удивительной освдомленностью. Онъ, оказывается, отлично зналъ не только матеріальное положеніе оскудвшихъ дворянъ этой губерніи, но и интимную жизнь ихъ, такъ какъ послдняя оказалась тсно связанной съ ихъ матеріальнымъ положеніемъ.
— А это вотъ видите,— указалъ онъ мн еще одну довольно извстную фамилію, за которой числилось боле 25.000 десятинъ земли.— Эта вотъ подъ тремя закладными уже. Пока старики жили, кое-какъ удерживали. Теперь года четыре уже, какъ оба померли. Остались два сына и одна дочка, старая два. Сыновья чиновниками служатъ, одинъ въ Петербург, другой въ Польш. Любятъ хорошо покутить и на счетъ женскаго пола тоже не дураки. Одинъ изъ нихъ женился и даже довольно выгодно, говорятъ за ней имніе тысячъ въ 60 было и денегъ порядочно, ну да разошлись скоро… Наслдники, значить, кругомъ замотались. Теперь и этому имнію обязательно конецъ будетъ, если дядя-сенаторъ не выручитъ. А какъ мн извстно, то на выручку нтъ надежды, говоритъ: ‘достаточно уже выручалъ я васъ’. А если и выручитъ, то все же ненадолго отсрочитъ… Продадутъ это имніе, скоро, непремнно скоро продадутъ, ужъ это мы хорошо знаемъ,— увренно сказалъ онъ.
Эта невроятная освдомленность о всхъ сторонахъ даже частной жизни тхъ лицъ, громадныя латифундіи которыхъ въ конц-концовъ должны были сдлаться добычей его предпринимательскихъ аппетитовъ, меня все больше и больше поражала. Знаете ли вы трижды промотавшіеся, титулованные и нетитулованные потомки промотавшихся отцовъ, прожигающіе свою жизнь, жуирующіе въ салонахъ, задающіе шикъ по всмъ заграничнымъ курортамъ, швыряющіе тысячами въ дорогихъ вертепахъ бомонда и демимонда, что не мшаетъ вамъ въ то же время зачастую быть вершителями россійскихъ судебъ, знаете ли вы,— думалось мн, что гд то на Кубани какой то кряжистый, малограмотный купчина слдитъ за каждымъ вашимъ шагомъ, проникаетъ въ подноготную вашей интимной жизни, изучаетъ прочность вашихъ родственныхъ узъ и даже учитываетъ успхи и неудачи вашихъ сердечныхъ влеченій, вашихъ интимныхъ связей? Знаете ли вы, что вс эти свднія ему нужны для того, чтобы точно опредлить моментъ ликвидаціи вашихъ родовыхъ осиныхъ гнздъ, что онъ въ своемъ прогноз никогда не ошибается? А общительный спутникъ мой указывалъ мн все новыя и новыя дворянскія фамиліи и длился подробными свдніями о всхъ деталяхъ ихъ личной, семейной и даже сословной жизни. Такъ какъ дворянскіе выборы и вся сословная жизнь мстнаго дворянства была у него такъ же, какъ на ладони. Потомъ онъ продемонстрировалъ еще предо мною карту той же К—ской губ., на которой въ равныхъ мстахъ опять-таки были какія-то замтки и цифры, обозначавшія количества десятинъ. Въ одномъ мст на карт была проведена линія карандашомъ. Это, оказывается, имъ былъ отмченъ уже варіантъ проектируемой еще только желзной дороги. Затмъ онъ снова принялся перелистывать списокъ землевладльцевъ. Передъ глазами у меня все время мелькали пятизначныя цифры: 10.000, 20.000, 30.000 десятинъ и т. д.
— Однако-жъ, какая масса еще земли свободной есть!— не могъ я воздержаться отъ восклицанія.
— Очень, очень еще много,— отвтилъ онъ.— Знаете, продолжалъ онъ, другой разъ подумаешь: переселяются въ Сибирь, на Амуръ, на край свта, однимъ словомъ, Богъ знаетъ куда, а земли подъ бокомъ еще видимо-невидимо. Сколько народа еще можно было бы на ней поселить! Пожалуй, что и не дороже стоило бы, чмъ переселять ихъ такъ далеко, если бы, конечно, все правильно шло, да толкомъ.
— А крестьяне, говорите вы, тамъ бдные?— спросилъ я.
— Очень бдные. О, куда хуже, чмъ даже у насъ на юг живутъ. У насъ, видите ли, хоть земли у мужика мало, но если она уже родитъ, такъ уродитъ! Другой разъ и два года будешь жить съ одного урожая. У насъ вдь степной черноземъ, тепло, солнце, хлба все блые, дорогіе, а тутъ и климатъ суровый, и хлба похуже, и урожаи меньшіе, а, главное, земли у нихъ мало. Съ чего же тутъ сытымъ быть… Ну, и озлобленіе среди нихъ большое — не дай Богъ, что такое…
— Ужасно, какъ озлобились,— продолжалъ онъ посл нкоторой паузы,— мы-то что,— наше дло сторона, не съ насъ это началось, если, стало быть, имніе все равно продается, чего жіе его не купить? Ну не я — другой купитъ, легче вамъ будетъ, что ли? А вдь и намъ изъ-за этого препятствія бываютъ — потери терпимъ. Другой разъ дешевле участокъ спускаешь, если крестьяне пользовались имъ раньше и большую претензію на него имютъ. Нтъ большихъ охотниковъ покупать такіе участки — ну, и спускаешь, лишь бы развязаться. Вдайся ты самъ съ ними…
— Что же все-таки будетъ дальше? Чмъ все это можетъ кончиться?— пытался я нсколько раздвинуть рамки нашего разговора.
Мой собесдникъ сразу какъ-то насупился, взглянулъ на меня нсколько недоврчиво и сдлался мене разговорчивымъ. Однако, быть можетъ, для того, чтобы скрыть неловкость неожиданно прерваннаго разговора, онъ, подумавши нсколько, сказалъ:
— Думаю, что пока ничего особеннаго не будетъ: потому что недавно хорошо проучены были… Ну, а черезъ нсколько лтъ, кто его знаетъ, что будетъ? Пожалуй, что и худо будетъ. А въ общемъ насъ это не касается. Мы съ ними дла не имемъ,— сказалъ онъ ршительнымъ тономъ, давая этимъ понять, что дальнйшій разговоръ въ этомъ направленіи ему нежелателенъ.
Я понялъ намекъ и не настаивалъ. Въ теченіе остального пути до Москвы мы еще нсколько разъ пили вмст чай, при чемъ компаньнонъ мой, несмотря на седьмой десятокъ за плечами, пилъ въ прикуску, щелкая сахаръ, какъ блка. Разговоры мы вели все боле о невинныхъ вещахъ. За нсколько часовъ до прізда въ Москву старикъ пригласилъ въ нашу компанію какую-то молоденькую петербургскую дамочку, за которой онъ сильно таки пріударивалъ. Его благоволеніе къ этой дамочк зашло настолько далеко, что на одной изъ станцій онъ купилъ для нея у крестьянской двочки букетикъ полевыхъ цвтовъ за цлыхъ… четыре копейки. Въ Москв мы вс разстались.