ПУТЕШЕСТВІЕ Г. Н. ПОТАНИНА ВЪ КИТА1).
ПУТЕШЕСТВІЕ Г. Н. ПОТАНИНА ВЪ КИТА1).
(Въ лодк по рк Бай-хо)
1) Получено отъ одного изъ путниковъ экспедиціи. Ред.
‘Восточное Обозрніе’, No 32, 1884
Путешествие Г. Н. Потанина в Китае, Потанин Григорий Николаевич, Год: 1884
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Пріхавъ въ Тянь-цзинъ, мы поршили здсь начать и окончить свои сборы, чтобы въ Пекин быть совершенно свободными отъ всякихъ хлопотъ по снаряженію экспедиціи, за исключеніемъ покупки или наёмки вьючныхъ животныхъ, полученія охраннаго листа и вообще такихъ вопросовъ, которые могли быть ршены только въ столиц. На сборы у насъ ушло немного боле двухъ недль. Здсь мы заказали себ новые ящики, боле годные для вьюковъ, накупили разныхъ дорожныхъ вещей, дополнили наши запасы и, наконецъ, наняли двухъ слугъ — одинъ, по имени Цуй-Жунъ, нанялся на вс три года, другой, Джанъ, согласился проводить насъ только до Пекина.
Отъ Тяньцзиня до Пекина дутъ или водой по р. Байхэ, или въ телег, первый путь дальше, по спокойне и дешевле, второй скоре, но для насъ былъ бы дороже и хлопотливе. Мы ршили плыть по рк и наняли дв лодки, въ одну, предполагалось, сяду я съ женой, въ другую гг. Спасси и Березовскій.
Ршено было оставить Тяньцзинь въ четвергъ на оомипой недл, по оказалось, что только къ вечеру четверга дай Богъ уложиться. Старое ршеніе замнили новымъ, назначили выхать въ пятницу посл обда, но и это ршеніе должны были отмнить. Посл обда вызжать намъ отсовтовали, сказали, что, выхавъ посл обда, мы должны будемъ ночевать внутри городской черты среди китайскихъ судовъ, а такія ночевки небезопасны, въ особенности, если провдаютъ, что съ нами довольно серебра — можно ожидать ночныхъ постителей. Выхавъ же утромъ, можно въ первый же день сдлать порядочное разстояніе и оставить городъ далеко позади, такъ что первый ночлегъ можно устроитъ возл небольшой деревни или даже совсмъ у безлюднаго берега. Итакъ неразумное ршеніе выхать къ вечеру было оставлено, согласились ссть на лодки утромъ слдующаго дня, т. е. въ субботу. Эта отмна была и кстати, потому что хотя къ вечеру пятницы вс ящики и были запакованы, но еще не были закончены счеты съ магазинами и ремесленниками, длавшими для насъ дорожныя вещи. Это опять заняло немало времени, и мы окончательно отдлались только къ G часамъ вечера. Разумнаго совта опытныхъ людей, выходятъ, все-таки намъ не удалось исполнить.
Вещи наши начали носить на лодки еще съ полудня, когда он были уложены, мы отправились на набережную въ сопровожденіи всего семейства А. А. Б. и командира лодки ‘Соболь’ А. Р. Бойля. Небольшая толпа китайцевъ обступила берегъ, пока мы въ послдній разъ жали руки своимъ соотечественникамъ.
Наконецъ, лодки двинулись, когда мы проходили мимо ‘Соболя’, матросы поднялись на ванты и прокричали ‘ура!’ Такова манера прощаться у моряковъ.
Пока мы были въ виду ‘Соболя’, мы видли на палуб его офицеровъ и семейство В. Намъ поставили на палуб плетеные стулья (ихъ везли лодочники по спопутности изъ Тяньцзиня въ Туньчжеу), и мы могли спокойно любоваться картинами, которыя проходили передъ нашими глазами. Выше европейскаго поселенія, возл котораго мы сли на лодки, число джонокъ стало увеличиваться, и паши лодочники вмсто того, чтобы упираться шестами въ дно рки, какъ длали до этого, теперь должны были цпляться за большія суда и подтягиваться къ нимъ или отталкиваться отъ нихъ, упираясь шестами въ ихъ бока. Суда стоятъ такъ густо, что пробираться нашимъ лодкамъ въ этой ‘узкости’ — ‘узкость’, это морской терминъ — было очень трудно, иногда проходъ былъ совсмъ заставленъ впереди идущими лодками, такъ что намъ приходилось ждать, пока путь прочистится. Толканье сосдей въ бока всми лодочниками и судовщиками совершается безъ всякой церемоніи, хотя на концахъ шестовъ и насажены желзныя острія, наши лодочники втыкали свои багры не только въ бока стоящихъ на якор или идущихъ медленно джонокъ, но и въ снасти, въ канаты и даже въ тюки товаровъ, наложенныхъ на палуб. У нкорыхъ джонокъ бока были истыканы баграми, какъ наперстокъ, слишкомъ избитыя мста покрываются какой то мастикой или штукатуркой, которая въ свою очередь начинаетъ покрываться дырами. Набережную изъ-за судовъ было плохо видно, да она въ Тяньцзин и не представляетъ ничего замчательнаго, изрдка суда разржались, и берегъ было видно, но на немъ ничего не оказывалось, кром ничтожныхъ лавчонокъ. Къ сумеркамъ мы очутились среди такого сплошнаго скопленія судовъ, что дальнйшее наше движеніе оказалось невозможнымъ. Мы подошли къ наплавному мосту, передъ которымъ скопились суда и загородили проходъ. Нужно было ночевать, и мы прицнились къ какой то большой лодк, нагруженной циновками. Джанъ, пока мы хали но рк, усплъ приготовить отличный ужинъ, который всему нашему обществу понравился, хотя онъ не лишенъ былъ характернаго для китайской кухни чесночнаго запаха. На другой день мы встали около 5 часовъ утра. Впереди себя мы увидали множество судовъ, стоявшихъ къ намъ кормами, которыя иногда высились надъ водой, какъ огромныя башни. Суда стояли фронтомъ съ одного берега до другаго, не оставляя никакого прохода. Пришлось ждать, пока разведутъ мостъ и двинутся переднія суда. Ждать пришлось часа два. За все это время съ праваго берега на лвый можно было сухой ногой пройдти по палубамъ судовъ, и въ самомъ дл разносчики горячихъ лепешекъ съ ранняго утра ходили по палубамъ, какъ будто по улицамъ въ Тяньцзин. Разнообразіе въ конструкціи судовъ въ дйствительности, можетъ быть, было невелико, но на первый разъ оно поражало и казалось неисчерпаемымъ. Общее впечатлніе: ветхость и старость, дерево въ приставкахъ и заплаткахъ, паруса — грязныя дырявыя тряпицы. Рзьбы на дерев почти никакой, носы, которые длаются обыкновенно плоскими, росписаны красками, иногда тутъ встрчаются изображенія цлыхъ сценъ изъ человческой жизни или, можетъ быть, изъ жизни боговъ. Около 7 часовъ утра впереди насъ появилась лодка, на которой былъ выкинутъ желтый флагъ, на палуб ея былъ виднъ чиновникъ въ шляп, украшенной пучкомъ красныхъ волосъ. Это былъ, кажется, начальникъ партіи казенныхъ судовъ съ рисомъ, онъ старался проложить себ путь, чтобы дать своей партіи дорогу, за нимъ потянулись и мы. Сначала мы подавались впередъ еле-еле, по выше моста рка оказалась сравнительно довольно чистою, и мы даже расправили свои дырявые паруса. Об набережныя открылись, но и теперь ничего не представили особеннаго. Только въ одномъ мст видны были крыши кумирни, чуть ли не той, что построена шаньсійскими купцами. Еще дале мы миновали развалины католическаго собора, разрушеннаго въ годъ извстнаго избіенія европейцевъ въ Тяньцзин. Соборъ стоялъ на самомъ берегу рки, выше его по берегу тянется крпостная стна, которая содержится въ большой исправности, это крпость, въ которой живетъ тяньцзинское войско, состоящее подъ начальствомъ Ли-хупджана, генералъ-губернатора Чжилійской провинціи, чуть ли и самъ онъ не живетъ тутъ же. Крпость иметъ ворота къ рк, возл воротъ стояло нсколько мандаринскихъ лодокъ. Сзади крпостной стны виднлись крыши кумиренъ, эти вычурныя крыши протянулись длинной линіей, когда мы обошли крпость слва.
Судовая жизнь на рк оживлялась паромами, которые перевозили публику съ одного берега на другой, публика состояла большею частію изъ разносчиковъ. Встрчались также лодки съ богомольцами, преимущественно женщинами, очень нарядно одтыми, отправляющимися въ кумирню Янь-му-мяо. Мирно торжественные звуки металлическихъ тарелокъ, которые раздавались съ этихъ лодокъ, и свтлый денекъ настроивали душу попраздничному.
Проплывъ еще съ часъ, мы пристали къ берегу, чтобы купить мстныхъ рыбъ для своей коллекціи. Я и Цуй-Жунъ отправились въ городъ. Пройдя черезъ два, три закоулка, мы вышли на главную улицу Гу-и-цзэ, здсь скоро Цуи Жунь привелъ меня къ мсту, гд сидли продавцы свжей рыбы. Мсто это оказалось противъ кумирни Нянь-нянь-мяо, гд я нсколько дней тому назадъ былъ съ И. А. Бл—вой. Итакъ плыли мы, плыли съ прошлаго вечера, а уплыли недалеко, съ ночлега мы могли бы ухать въ Settlement и еще разъ побесдовать съ нашими тяньцзинскими друзьями. Чмъ далё мы плыли вверхъ по рк, тмъ судовъ на ней становилось мене, городская набережная прекратилась, потянулись зеленющія поля, перемежаясь съ деревнями. Пашни, засянныя исключительно пшеницей, прилегаютъ вплоть къ рк, только узкій бичевникъ отдляетъ ихъ отъ рки, глинистые берега рки совсмъ безплодны, даже дикой травы на нихъ нтъ — голая глина! Лсу видно довольно, но все это одна ива (ли-ту), разсаженная по межамъ. Частенько съ полей несется запахъ удобренія, кому случалось читать или слышать о китайскомъ земледліи, тотъ знаетъ, что это не тотъ запахъ, которымъ отличаются паши деревни. Любопытно бы узнать, также ли тянетъ городскаго китайца въ деревню этотъ китайскій ‘деревенскій запахъ’, какъ запахъ ‘навозца’ манитъ насъ въ среду мужиковъ? Погода оба дня, пока мы плыли но Бай-хэ, была отличная, слегка дулъ попутный втеръ, такъ какъ рка извивается, то этотъ втеръ иногда изъ попутнаго превращался для насъ въ противный. При попутномъ втр паши лодочники поднимали паруса, при противномъ два человка соскакивали на берегъ и тянули бичевой. При встрч съ судномъ, идущимъ внизъ, или когда приходилось обгонять грузное судно, идущее медленне, начинались крики, которые напоминали мн крики на Ладожскомъ канал ‘на вербхъ?’ и т. под. Судно съ небольшой мачтой мы пропускали подъ нашей бичевой, если же у чужаго судна мачта была пониже нашей, тогда его матросы ловили нашу бичевую, разъединяли ея дв составныя части и, пропустя свое судно, снова сращивали бичевую. Раза три, четыре я выходилъ также на бичевникъ, надясь поживиться чмъ нибудь для своего гербарія, но всегда обманывался въ разсчет. Ростки пшеницы сидли правильными рядами, между которыми почва была совершенно голая, между колосьями по замчалось ни одной сорной травки. Проходившіе мимо меня лодочники, съ лямкой черезъ плечо, съ любопытствомъ смотрли на мою ботаническую коробку, и хотя я ни разу не наклонился копать, они повидимому сразу угадывали мою профессію по копорульк, знакомой, вроятно, и имъ. Что они угадывали, сужу потому, что въ ихъ разговорахъ между собой мн послышалось слово дао, т. е. трава. А можетъ быть я и ослышался.
Росписанныхъ судовъ мы уже почти по встрчали, тянулись только большіе караваны тяжелыхъ казенныхъ барокъ съ рисомъ. Вс он построены по одному образцу, у всхъ кормы окрашены красной краской. Нкоторыя изъ нихъ стояли у берега, другія шли вверхъ и, подобно нашимъ лодкамъ, то тянулись бичевой, то шли подъ парусами. На каждыя 50 такихъ казенныхъ лодокъ назначенъ чиновникъ, который плыветъ въ особой лодк. Встрчались намъ также лодки съ пассажирами, въ род нашей. Этими тремя видами лодокъ и ограничивалось все ихъ разнообразіе.
Пассажирская лодка иметъ обыкновенно саженъ пять длины и около сажени ширины. Середина ея занята рубкой, которая раздлена на два отдленія: переднее, большее, и заднее, значительно меньшее, въ заднемъ помщается прислуга лодки, въ переднемъ пассажиры.
Въ пассажирскомъ отдленіи имется столъ и канъ для спанья, покрытый циновкой. Вечеромъ вывшивается въ рубк бумажный фонарь. Вотъ и весь комфортъ пассажировъ. У насъ были плетеныя стулья, но это была случайность — наши лодки взяли грузъ стульевъ дли доставки въ Туньчжеу и изъ нихъ дв пары дали намъ. Въ корм помщается кухня, печь или жаровня имютъ форму большаго глинянаго молочника, верхнее отверстіе котораго прикрыто вмазаннымъ котломъ, носокъ образуетъ каналъ, черезъ который въ печь кладутъ дрова. Для чая другая жаровня: это небольшой горшокъ, у котораго внизу два отверстія,— въ одно, побольше, кладутъ угли, другое небольшое служитъ поддуваломъ. Для воды на палуб стоитъ глиняная корчага. Пассажиры, если хотятъ имть горячій столъ, покупаютъ свою дорожную печь, т. е. глиняную жаровню. На такой лодк три, четыре работника, одинъ изъ нихъ самъ хозяинъ. Рулемъ править чаще всего старикъ-кашлюнъ. Вс они изъ окрестностей Тяньцзина и никакимъ другимъ промысломъ не занимаются, кром лодочнаго. Наше состраданіе особенно вызывалъ одинъ изъ нашихъ лодочниковъ, который не имлъ не только шляпы, но даже тряпицы обвязать свою совершенно безволосую голову. У китайцевъ и даже у монголовъ, живущихъ въ Пекин, часто бываетъ болзнь, отъ которой голова покрывается струпьями и волоса вылзаютъ. Эта болзнь называется тху-дза. Нашего лодочника за эту лысую голову называли ‘фонаремъ’. На какихъ дальнихъ разстояніяхъ люди длаютъ сходныя сравненія! Вдь и у насъ подсмиваются надъ лысыми, что они освщаютъ комнату!
Въ Туньчежу мы прибыли 23 апрля, утромъ и остановились у набережной, противъ дома компрадора г. Блоголоваго, шаньсійскаго купца Хоу. Здсь мы должны были переночевать, потому что въ тотъ же день хать дальше значило рисковать не попасть въ Пекинъ. Пока доставили бы намъ возчиковъ и укладывали бы наши вещи на воза, прошло бы довольно времени и мы не дохали бы въ Пекинъ къ 7 часамъ вечера, а къ закату солнца ворота Пекина запираются, и никого въ городъ не пускаютъ. Хоу отвелъ намъ три заднія комнаты, изъ нихъ боле по-европейски была меблирована только средняя, въ другой стояла кровать, а третья была совсмъ китайская. Въ средней было зеркало, возл котораго много вазъ и европейскихъ лампъ. Вокругъ круглаго стола стояли европейскія кресла. Стны и перегородки били украшены рзьбой и живописью, вообще домъ построенъ красиво, но въ комнатахъ на всхъ вещахъ лежала пыль, очевидно, он были не жилыя, хозяинъ жилъ гд то въ другомъ мст. Посл обда мы пошли сдлать визитъ хозяину, и опять онъ насъ принялъ, повидимому, не въ своемъ жиломъ помщеніи, а также въ мало посщаемой комнат, она даже была заперта на ключъ, и ключъ долго искали. Здсь столы были завалены книгами и альбомами съ фотографіями, на стнахъ висли японскія сабли, это былъ какъ будто кабинетъ, но заброшенный и мало-по-малу превратившійся въ кладовую. Вмст съ книгами лежали какіе то тючки, какъ будто приготовленные для отсылки съ оказіей, на всемъ лежалъ толстый слой пыли. Видно было отсутствіе женщины.
Вс шаньсійцы вн своей родины живутъ безъ женъ, они оставляютъ ихъ въ родномъ город. И у Хоу есть жена, которая живетъ въ город Фынь-чжеу’фу, гд у него есть другой домъ, какъ онъ самъ говоритъ, гораздо лучше туньчжеускаго.
Назавтра наши вещи были уложены въ дв телеги, а мы сами сли въ одноколки съ кузовомъ, обтянутымъ синей бумажной матеріей. Въ такой повозк удобно сидть можетъ только одинъ пассажиръ, на козлахъ рядомъ съ кучеромъ можетъ еще пріютиться третій сдокъ. Вс тележки были запряжены длинноухими мулами, при каждой тележк шелъ погонщикъ, изрдка присдавшій на облучекъ. Наложивши внутрь подушекъ, еще можно устроить въ такомъ экипаж сносное положеніе для тла, по при такой пыльной дорог, какъ дорога изъ Туньчжеу въ Пекинъ, сидть въ глубин’ такого экипажа и душно, и скучно, и такъ то мало видно въ узкое переднее отверстіе кузова, а тутъ его еще на половину уменьшаетъ спина кучера. Половину дороги до Пекина я прошелъ пшкомъ. Сначала, выхавъ изъ двора Хоу на набережную, мы повернули въ улицу, обставленную мелкими лавочками, скоро она окончилась, и нашъ караванъ потянулся по оврагу въ лёсовой почв, между крутыми холмами, на вершинахъ которыхъ лпились фанзы. На крутыхъ скатахъ этихъ холмовъ были видны цвтущія растенія, я вышелъ изъ повозки и пошелъ пшкомъ. Нашъ слуга Цуй-Жунъ быстро вошелъ во вкусъ собиранія растеній и началъ мн дятельно помогать. Пшеходы-китайцы, проходившіе мимо или глазвшіе на насъ, стоя у дверей своихъ фанзъ, никакого недружелюбія намъ не выказывали, одинъ молодой человкъ сдлалъ даже любезность, вырылъ нсколько растеній съ корнемъ и поднесъ мн. Когда я догналъ повозки, далеко ушедшія впередъ, я нашелъ своего кучера щеголяющимъ въ моей соломенной шляп, которая была брошена на подушки. Другіе погонщики также не могли отказаться отъ удовольствія походить въ чужой шляп, и она побывала на двухъ, трехъ человкахъ. Дтскій эгоизмъ китайскаго крестьянина еще лучше выразился въ другомъ случа. Моя ботаническая жестяная коробка, прислоненная къ лакированной ршотк внутри повозки, своимъ сотрясеніемъ очень безпокоила заботливаго кучера, онъ то и дло оглядывался на нее назадъ, нсколько времени спустя я увидлъ, что незамтно для меня были приняты разумныя мры къ тому, чтобы жесть не попортила лака. Пространство между жестянкой и ршоткой было проложено моимъ драповымъ пальто. Чтобы испытать, какъ далеко китайскій крестьянинъ простираетъ свое право отчуждать у барина или иностранца его вещи, я ршился не напоминать о своей шляп по прізд въ Пекинъ — мн хотлось узнать, забудетъ ли онъ ее на своей голов, или нтъ? Опытъ оказался въ пользу ума китайскаго крестьянина: я не увидлъ боле своей шляпы. Демократу путешествіе по Китаю должно доставить истинное удовольствіе!
Къ Пекину мы подъхали совершенно для меня неожиданно. Я все ждалъ, что увижу горы, которыя тянутся къ западу отъ Пекина, прежде чмъ замчу другіе признаки близости столицы. Однако никакихъ горъ я не увидлъ. Сначала впереди была видна равнина, усянная деревеньками, рощами и посвными полями, передъ городомъ дорога стала мене ровною, и неровности почвы скрывали даль, еще боле загораживали ее купы деревъ. При одномъ поворот открылся видъ на небольшой кусокъ городской стны съ высокой башней. Я спросилъ своего кучера: ‘Пекинъ?’, совсмъ не ожидая отвта въ положительномъ смысл. Все деревни, заваленныя мусоромъ, да поля, кто бы подумалъ, что вотъ тутъ сейчасъ будетъ столица громаднаго государства. Движеніе но дорог нисколько не увеличивалось, и не хотлось врить, чтобы приближеніе къ Пекину было такъ просто, такъ непарадно.
Однако это дйствительно былъ Пекинъ. Башня оказалась угловой, и мы должны были оставить ее въ лвой рук и хать вдоль стны но ужасной мостовой, пока не дохали до городскихъ воротъ. Тутъ начали попадаться странствующіе ремесленники, разносчики, балаганы съ торговлей, но все-таки не особенно много.
Но вотъ мы възжаемъ въ городскія ворота. Съ перваго раза мы очутились въ узкой улиц, гд городскія повозки, огромныя телеги, запряженныя четверкой лошадей, и ручныя тачки медленно двигались въ ту и другую сторону. Это движеніе поднимало невообразимую пыль, которая клубьями вилась въ воздух и иногда совершенно скрывала изъ глазъ и толпу людей, и необычную картину китайской улицы, съ ея вертикальными вывсками, висящими въ воздух.
Такими узкими, невзрачными улицами начинаются и другіе города, ждешь, что вотъ три, четыре поворота, и въдешь въ широкую и красивую главную улицу. Эта надежда у меня отчасти основывалась на словахъ Цуй-Жуна, который еще на лодк говорилъ мн о широкихъ пекинскихъ улицахъ.
Поколесивъ по узкой улиц, мы свернули на каменный мостъ направо и выхали на свободное отъ построекъ пространство, справа крпостная стна, слва рчка, за которой лнились какія то глиняныя лачуги. Не подумайте, чтобы рчка эта скрашивала видъ города, со своими изрытыми берегами пепельнаго цвта, она была похожа боле всего на стокъ помоевъ изъ мыловареннаго завода, текущій между буграми золы и отбросовъ. Пекинъ, думаете вы, все еще обращенъ къ вамъ своей неказовой, неказистой стороной. Вы еще надетесь увидть его въ настоящемъ блеск. Повозки прозжаютъ пустырь и възжаютъ вновь въ улицу. На этотъ разъ улица довольна широка, но и въ ней нтъ ничего выдающагося. Много тутъ золотыхъ вывсокъ и горизонтальныхъ, и отвсныхъ, утвержденныхъ на земл на прочномъ основаніи и колеблющихся въ воздух, на подобіе хоругвей, много разныхъ товаровъ, выброшенныхъ наружу для рекламы, или эмблематическихъ знаковъ, которые издали говорятъ, чмъ торгуетъ лавка, но въ архитектур домовъ какое то демократическое равенство. Все подъ одну стать. Тутъ господствуетъ банальный сренькій заборъ и скромныя ворота безъ всякихъ вычуръ. Все шаблонно и ничего не остается въ памяти, кром львовъ передъ подъздами нкоторыхъ европейскихъ посольствъ, это улица, на которой вс они сгруппированы, здсь же и русское посольство. Ваши ожиданія настоящаго заправскаго Пекина все еще впереди. Вы чувствуете себя неудовлетвореннымъ, а повозки уже възжаютъ во дворъ посольства.