В стране контрастов, Шелгунова Людмила Петровна, Год: 1908

Время на прочтение: 16 минут(ы)

0x01 graphic

Л. П. Шелгунова.

Въ стран контрастовъ.

Съ рисунками Н. Н. Каразина и др.

Типографія т-ва И. д., Сытина, Пятницкая ул., свой домъ.
МОСКВА,— 1908.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

ГЛАВА I. Найденышъ. Перевязочный пунктъ.— Садъ.— Ребенокъ.— Взятіе Ургута.— Иллюминація лагеря
ГЛАВА II. Передовой пунктъ. Погребеніе убитыхъ.— Сарты.— Переходъ на передовой пунктъ.— Казарма.— Арба
ГЛАВА III. Коля Сартовъ узжаетъ. Смерть доктора.— Старикъ кальянщикъ.— Бирюзовая серьга.— Больной солдатъ.— Грабежъ и убійство.— Коля въ Ташкент и Врномъ
ГЛАВА IV. Тоска по родин. Коля въ гимназіи.— Разговоры съ сартомъ.— Разсказъ о рабств.— Освобожденіе рабовъ русскими
ГЛАВА V. Отъздъ. Ршеніе похать.— Покупка коня.— Землетрясеніе.— Возвращеніе врнаго коня.— Отъздъ
ГЛАВА VI. Историческій очеркъ. Иранская Бактрія.— Александръ Македонскій.— Туркестанъ.— Тимуръ.— Угощеніе при Тимур.— Русскія завоеванія
ГЛАВА VII. Озеро и горы. Описаніе Иссыкъ-Куля.— Географическое положеніе его.— Исчезновеніе лошадей.— Бгунъ въ роли гувернера.— Рыбацкая хижина.— Кудлашка.— Заговоръ негодяевъ.— Бгство.— Ледники.— Переходъ черезъ горы
ГЛАВА VIII. Зима. Исторія водъ Туркестана.— Долина Ферганы.— Андижанъ.— Наманганъ.— Кокандъ
ГЛАВА IX. Алай и Памиръ. Онъ.— Алай.— Киргизское кочевье.— Переходъ черезъ Памиръ
ГЛАВА X. Самаркандъ. Медрессе.— Постройки.— Баня.— Сакля узбека.— Ташкентъ.— Билля
ГЛАВА XI. Балхашъ и Кизилъ-Кумъ.— Камыши.— Лужа.— Киргизы.— Кибитка.— Оспа,— Жажда.— Мертвый городъ.— Спасеніе
ГЛАВА XII. Казарма и охота. Разговоръ съ солдатами.— Дмитричъ.— Тигръ и Тамырка.— Секундантъ.— Тигръ убитъ
ГЛАВА XIII. Ниточка. Разсказъ о тигр.— Фельдшеръ.— Зарявшанъ.— Посвъ риса.— Курганъ.— Шелководство
ГЛАВА XIV. Озеро Курчунъ-Ата и Бухара. Грязи.— Бухара.— Процессія дервишей.— Пески
ГЛАВА XV. Мервъ. Нагайка.— Кудлашка и Воронъ.— Аму-Дарья.— Переправа.— Песчаная буря.— Исторія Мерва.— Коля находитъ фельдшера и узнаетъ мсто своего рожденія.— Болзнь Кудлашки
ГЛАВА XVI. Ургутъ. Туркмены.— Ущелье.— Городъ.— Текинцы
ГЛАВА XVII. Клубокъ. Разсказъ Коли.— Кубъ,— Распространеніе извстій.— Обманъ.— Братъ.— Родной аулъ.— Отецъ.— Свадьба.— Игры

ГЛАВА I.
Найденышъ.

Лтомъ, 12 мая, 1868 года стоялъ чудный день. На крыш высокой сакли виднлись расписные значки, а на полу сакли на разостланномъ ковр лежалъ раненый въ голову русскій офицеръ и слегка стоналъ. Небольшого роста добродушный докторъ, Николай Петровичъ Сапожковъ, сдлалъ перевязку сначала ему, а потомъ занялся и другими ранеными, фельдшеръ помогалъ ему.
— Ухъ, какъ жарко!— проговорилъ онъ, протирая очки.
— Вы бы отдохнули немного, Николай Петровичъ, фельдшеръ пока поработаетъ за васъ,— сказалъ кто-то изъ офицеровъ линейнаго батальона.— Тутъ славный тнистый садъ.
Николай Петровичъ направился къ двери и вышелъ въ садъ, или во дворъ, полъ котораго былъ вымощенъ плитою. Посреди двора въ бломъ мраморномъ бассейн, прозрачная, какъ стекло, вода, такъ и манила къ себ. Маленькій дворикъ былъ окруженъ роскошнымъ виноградникомъ, прикрпленнымъ къ деревяннымъ подставкамъ. Одинъ уголъ дворика выходилъ въ тнистый садъ, куда и направился Николай Петровичъ.
Очевидно, что сакля эта была поспшно брошена ея обитателями, потому что, заглянувъ въ дверь кухни, Николай Петровичъ увидалъ тамъ нарзанное кусками мясо, только что приготовленное для жаренья.
Войдя въ садъ, докторъ съ наслажденіемъ осмотрлся. Роскошныя фруктовыя деревья давали такую тнь, что даже знойное солнце Туркестана не могло проникнуть ее, и не успвшая еще потерять свою яркость трава мстами представляла роскошный коверъ яркихъ цвтовъ.
— Что за прелесть!— невольно воскликнулъ докторъ и хотлъ уже опуститься на землю, какъ услыхалъ гд-то въ другомъ конц жалобный дтскій плачъ и стонъ,
Докторъ тотчасъ же пошелъ на дтскій голосъ.
Въ дальнемъ конц сада, около каменной стны, выходившей на улицу, онъ увидалъ что-то пестрое. При его приближеніи пестрый халатъ или балахонъ хотлъ привстать и бжать, но не могъ. На лиц лежавшаго ребенка докторъ прочелъ невыразимый ужасъ. Должно-быть, страхъ былъ дйствительно великъ, потому что ребенокъ поблднлъ и безъ чувствъ опрокинулся навзничь.
Докторъ подошелъ къ протекавшему черезъ садъ арыку {Арыкъ — искусственная канава, служащая для орошенія полей.} и, зачерпнувъ блой военной фуражкой воды, облилъ лицо и грудь ребенка. Передъ Николаемъ Петровичемъ лежалъ прелестный черномазый мальчикъ лтъ пяти. Коротенькій носикъ его былъ слегка приплюснутъ, но это нисколько не портило его. Когда, придя въ чувство, онъ открылъ глаза, то совсмъ очаровалъ доктора. Николаю Петровичу тотчасъ же пришла въ голову его Марья Ивановна, которая такъ любила красивыхъ дтей. А кудрявый мальчикъ, лежавшій передъ нимъ, дйствительно, былъ красивъ.
— Гд болитъ?— спросилъ докторъ у мальчика.
— Нога,— отвчалъ ребенокъ.
Осмотрть ногу было нетрудно, потому что на мальчик, кром халата, никакой одежды не было, да и халатъ-то былъ не дтскій, а женскій, ярко пестрый, слегка накинутый на ребенка. Нога оказалась сломанной. Докторъ говорилъ немного на туземномъ нарчіи, и потому продолжалъ разговоръ.
— Откуда ты упалъ?
— Татка бросилъ черезъ заборъ.
Николай Петровичъ взялъ мальчика на руки и понесъ въ саклю.
— Вотъ моя военная добыча, — сказалъ онъ, положивъ голаго ребенка на коверъ.
Перевязки было немного, потому что взятіе города Ургута совершилось очень счастливо для русскихъ.
Посл занятія Самарканда прошла цлая недля, и со всхъ окрестныхъ мстечекъ являлись ежедневныя депутаціи къ генералъ-губернатору и привозили ему большіе круглые мдные подносы съ лепешками, изюмомъ, сушенымъ урюкомъ и разными мстными сластями. Только одинъ изъ городковъ, повидимому, не желалъ признавать русской власти, это былъ Ургутъ, который лежалъ верстахъ въ сорока отъ Самарканда, въ глухомъ живописномъ ущель. Старшины Ургута надялись, что ущелье спасетъ ихъ отъ какого угодно войска, и усомъ не вели даже и тогда, когда отрядъ русскихъ появился верстахъ въ шести отъ города и, вставъ лагеремъ, развелъ огни изъ кровель второпяхъ покинутыхъ саклей.
Къ правителю города пришлось послать депутата, такъ какъ русскіе вовсе не желали кровопролитія и надялись ршить вопросъ о сдач города мирнымъ путемъ, но правитель положительно отказался пріхать для переговоровъ въ русскій лагерь, который вскор оказался окруженнымъ непріятельскимъ отрядомъ. Наши солдаты выступили, и по линіи пронеслась команда: ‘Становись!’
Вдругъ изъ-за ближайшаго пригорка показался блый дымокъ, и нсколько пуль съ визгомъ пронеслось надъ выстроившимися колоннами. Вслдъ за этимъ отчетливо послышалась команда:, Картечь — первая!’Со свистомъ разская воздухъ, шурша врзалась картечь въ непріятельскую конницу. За первымъ залпомъ послышался второй, и вся окрестность застонала отъ топота убгавшихъ лошадей и заунывнаго гигиканья. Фронтъ передъ русскими очистился, и ургутцы, какъ черти, носились только кругомъ нашего отряда. Русскіе тремя колоннами двинулись къ ближайшимъ садамъ, вотъ ужъ перебрались черезъ кремнистую рчку, уже близко срыя стнки, за которыми забгали сотни пестрыхъ головъ. Немного не доходя Садовъ, пущено было нсколько картечныхъ выстрловъ. Съ страшнымъ крикомъ отхлынули нестройныя массы и, неловко прыгая въ своихъ тяжелыхъ халатахъ черезъ стнки, очищали переднюю линію ограды. Въ эту самую минуту наши крикнули: ‘Ура!’ и бгомъ бросились за отступающими. Все скрылось и перемшалось въ массахъ земли. Отдльные выстрлы, недружные урывчатые крики ‘ура!’ вопли ‘уръ!’ ‘уръ!’ (бей! бей!) и мусульманская ругань — все слилось въ какой-то дикій хаосъ звуковъ, и только отчетливый огонь нашихъ винтовокъ да рзкіе, дребезжащіе звуки сигнальныхъ рожковъ, подвигаясь все дале впередъ и впередъ, указывали приблизительно направленія, по которымъ шли штурмующія роты.
Русскіе стрлки, какъ шли цпью, такъ и ворвались въ сады, разбившись по случайнымъ кучкамъ. Сомкнутыя же роты шли по узкимъ улицамъ, заваленнымъ баррикадами изъ свженарубленнаго лса.
Одна изъ ротъ сжалась въ тсномъ проход между двухъ высокихъ стнъ подъ нависшими густыми втвями фруктовыхъ деревьевъ. Вдругъ раздался говоръ: ‘Майоръ убитъ! майора ранили!’ Дйствительно, майоръ былъ раненъ, но Николай Петровичъ поспшно перевязалъ ему рану тутъ же, на улиц, и майоръ слъ на коня.

0x01 graphic

Замявшаяся на минуту рота снова бросилась впередъ. Одинъ полувзводъ, поднявшись съ помощью товарищей -на стну, перелзъ въ садъ, изъ котораго больше всего безпокоили солдатъ обороняющіеся, за стнкою закипла горячая схватка. Ургутцы приняли нашихъ въ батаки: это оружіе допотопное, но, тмъ не мене, страшное, оно состоитъ изъ чугунной съ острыми шипами шишки, насаженной на длинное, гибкое древко. Нсколько нашихъ солдатъ, зарвавшихся слишкомъ впередъ, были со всхъ сторонъ окружены густой толпой сартовъ. Стрлки, прижавшись къ сакл, отбивались, штыками, такъ какъ не имли времени зарядить ружья. Почти у всхъ нашихъ солдатъ были разбиты головы, и липкая кровь текла по лицамъ и слпила глаза защищавшимся. Но съ улицы было уже замчено критическое положеніе русскихъ солдатъ, и человкъ двадцать товарищей вразсыпную: бжали къ нимъ на помощь. Впереди всхъ,: прыгая черезъ заборы и срубленныя деревья, безъ шапки, несся молодой офицеръ и ринулся съ разбга въ густую толпу сартовъ. Онъ разметалъ ближайшихъ и уже почти пробился къ стрлкамъ, какъ вдругъ тяжелый батакъ опустился ему на голову. Въ эту минуту загремли выстрлы и началась бойня. Въ нсколько минутъ всюду по саду застонали сарты. Русскіе солдаты при вид нашихъ израненныхъ стрлковъ вышли изъ себя.
‘Когда солдаты дошли до предмстья и ворвались въ самый городъ, защитники бросились бжать, и по плоскимъ саклямъ виднлись только разввающіеся пестрые халаты. Надъ городомъ носился дикій стонъ и отчаянные вопли, и защитники впопыхахъ забыли даже запереть ворота въ цитадель, куда русскіе безпрепятственно и вошли.
Тамъ-то Николай Петровичъ и нашелъ своего голаго сартенка. Вскор отряду приказано было выходить изъ города, гд опасно было оставаться на ночь. Не успли еще наступить сумерки, какъ послдніе солдаты выбрались изъ Ургута и пришли въ лагерь.
Докторъ продолжалъ длать перевязки. Маленькаго сартенка онъ положилъ къ себ въ палатку и, войдя посл перевязки къ себ, засталъ его неспящимъ. Ребенокъ глядлъ во вс глаза и жалобно проговорилъ:
— Хочу къ татк.
— А мама у тебя есть?— спросилъ докторъ.
— Аллахъ взялъ, — съ серьезностью взрослаго отвчалъ мальчикъ.
— А отецъ?
— Блая рубашка {Туземцы называютъ русскихъ солдатъ блыми рубашками.} ударила въ лобъ, и пошла кровь,— отвчалъ мальчикъ.
— И онъ упалъ?
— Нтъ, онъ меня завернулъ въ халатъ и бросилъ.
— А какъ тебя зовутъ?
— Ляля.
— Ну, что за Ляля, будь ты лучше Коля.
— Коля, — повторилъ мальчикъ и сталъ внимательно смотрть въ отверстіе палатки.
Солдаты принесли изъ города вмст съ массою различныхъ вещей очень много сальныхъ свчей и уставили ихъ цлыми рядами передъ палатками, такъ что иллюминація вышла хоть куда.
Долго-долго смотрлъ новый Коля на огоньки и, вроятно, они ему очень нравились, потому что онъ такъ улыбаясь и заснулъ.
Какъ родного сына, бережно перевезъ Николай Петровичъ Колю Сартова, какъ онъ его назвалъ, въ Самаркандъ и тамъ положилъ въ госпиталь.
Онъ въ тотъ же день написалъ своей Марь Ивановн, жившей въ Ташкент, какого миленькаго пріемнаго сына нашелъ въ саду сакли, и составлялъ цлые планы, какъ они будутъ его растить и воспитывать.

ГЛАВА II.
Передовой пунктъ.

Коля лежалъ въ госпитал и думалъ о послднемъ дн, проведенномъ имъ въ томъ мст, гд горло столько свчей и гд на другой день, когда его перенесли на какую-то телгу, онъ видлъ, какъ блыя рубахи вырзали дернъ, снимали его, потомъ начинали рыть яму, потомъ бросали въ яму запачканныя въ крови блыя рубашки, съ такими страшными лицами, потомъ сыпали землю и закладывали опять дерномъ. Кол сказали, что это хоронятъ мертвыхъ, и онъ очень дивился, что русскіе хоронили не такъ, какъ хоронили его маму. Русскіе поступали такъ потому, что имъ прежде всего надо было скрыть отъ туземцевъ мсто погребенія, и потому они отвозили далеко оставшуюся землю, а иначе, найдя могилу, сарты непремнно разрыли бы ее и отрзали бы головы, чтобы свезти въ Бухару, гд за голову русскаго имъ бы дали, по крайней мр, по халату.
Въ то время, когда Колю положили съ сломанной ногой, госпиталь помщался во дворц бухарскаго хана. Дворецъ этотъ назывался Котъ-тамъ. Когда раненые стали привозиться со всхъ пунктовъ, то мста въ зданіи не хватило, и Колю перенесли въ кибитку, поставленную на дворик, вымощенномъ плитами.
Маленькаго Колю вс звали сартомъ, хотя никто не зналъ его родителей, а звали его сартомъ потому, что большая часть осдлыхъ жителей Туркестана называется сартами. Кочующіе народы съ презрніемъ смотрятъ на сарта, а между тмъ это народъ очень способный, и живущіе въ настоящее время русскіе въ Туркестан очень любятъ и очень цнятъ сартовъ.
Дома сартовъ раздляются на дв половины, каждая съ отдльнымъ дворомъ. На одномъ двор женщины заняты своими домашними работами, и защищены отъ нескромныхъ взоровъ, такъ какъ женъ своихъ сарты никому не показываютъ, а на другомъ двор ставятъ арбы, телги, лошадей, и мужчины развлекаются одни.
Одваются сарты въ длинную коленкоровую или полотняную рубашку, въ короткіе широкіе панталоны, тоже изъ коленкора или холста, и сверху надваютъ халатъ. Богатые сарты надваютъ нсколько халатовъ одинъ на другой и подвязываютъ ихъ длиннымъ полотнянымъ бинтомъ. Верхній же халатъ не подвязываютъ, а завязываютъ на груди шнурками. Грудь у сартовъ всегда бываетъ открыта, и обуви они не признаютъ, кром кожаныхъ вышитыхъ чулокъ.
Говорятъ, что сарты любятъ лгать. Можетъ быть, это и такъ.
Сарты такъ часто, терпли отъ различныхъ покорителей своихъ, что поневол пріучились лгать.

0x01 graphic

Маленькій Коля, лежа въ госпитал среди русскихъ, солдатъ, очень скоро выучился понимать, что говорятъ блыя рубашки, и когда черезъ шесть недль Николай Петровичъ разбинтовалъ его ногу, онъ уже очень порядочно объяснялся по-русски.
Коля не ходилъ больше голымъ, а денщикъ каждый день одвалъ его въ блую рубашку и блые панталоны. Жизнь въ казармахъ, которыя были устроены въ мечетяхъ, такъ однообразна и скучна, что маленькій сартъ служилъ забавою батальону, и вс съ нимъ играли и занимались.
Добрый Николай Петровичъ былъ отправленъ въ начал марта на передовой пунктъ вмст съ посланнымъ туда отрядомъ. Долго шелъ отрядъ по отвратительной липкой грязи, и до передового пункта оставался только одинъ переходъ.
Рано утромъ двинулся отрядъ дошагивать послднюю станцію. Мелкій и частый дождикъ осыпалъ солдатъ, шлепавшихъ по жидкой глин. Передъ подъемомъ на гору раздалась команда:
— Зарядить ружья.
Зазвенли шомполы. Пули забивались особенно тщательно, такъ какъ тутъ можно было нечаянно натолкнуться на непріятеля. По той самой дорог, по которой шелъ теперь отрядъ, наканун туркмены сдлали нападеніе на русскихъ.
Зарядивъ ружья, батальонъ тронулся. Дорога повертывала въ узкую долину, посреди которой бжала маленькая быстрая бурливая рчка. Она вилась то вправо, то влво, какъ зврекъ, убгавшій отъ преслдованій, и потому солдатамъ постоянно приходилось переходить ее въ бродъ. Хотя липкой глины теперь стало и меньше, но зато приходилось чаще итти по вод, да и дождь пошелъ сильне, и вмст съ дождемъ повалили хлопья снгу. Солдаты, однакоже, точно не замчали ни втра ни непогоды, потому что каждую минуту ждали засады и шли, постоянно озираясь и сторожась. Вотъ дошли, наконецъ, и до рокового мста, гд наканун было сдлано нападеніе и гд нсколько человкъ отбивалось отъ цлой сотни. На дорог валялась нагайка и блли среди грязи бумажки отъ разстрлянныхъ патроновъ. Вс оживились, каждому хотлось самому непремнно видть бумажки, взглянуть на историческое мсто.
Много часовъ шагали солдаты по камню, глаза перестали упорно смотрть на вершины горъ. Срыя шинели становились все тяжеле и тяжеле, намокнувъ отъ дождя. Шаровары давно промокли на колняхъ, а въ сапогахъ хлипала вода, попавшая за голенища во время перехода черезъ рчку. Впереди хала карета, запряженная тройкою лошадей, въ ней везли раненаго наканун офицера и, другого больного. На козлахъ сидлъ офицеръ, не имвшій лошади. Вс остальные офицеры хали верхами, прикрывая лицо отъ бившаго снга и дождя. За каретой хала телга съ нсколькими ранеными наканун солдатами, и сзади ковыляла раненая лошадь.
Солдаты уже перестали выбирать сухія мста, а шли цликомъ — все равно везд вод,а. О привал не могло быть и рчи. Наконецъ долина понемногу стала расширяться. Вдоль рчки стали попадаться лужайки, болотники, и показался выходъ изъ горъ.
Теперь засады бояться уже было нечего, но зато грязь сильно задерживала ноги.
— Ну, вотъ и укрпленіе!— крикнулъ кто-то, когда до мста оставалось еще добрыхъ версты дв.
Передъ отрядомъ, сзади котораго халъ Николай Петровичъ, закутанный въ башлыкъ, открылась теперь широкая долина, съ возвышеніемъ въ конц ея. Все было уныло и пусто кругомъ. Укрпленіе походило на курганъ, на верху котораго виднлись не то сакли, не то разрушенныя стны. Внизу у подножія кургана полумсяцемъ расположились низенькіе, приплюснутые домики, гд жило все русское населеніе передового пункта. Кругомъ все точно вымерло или бжало.
Оно, впрочемъ, такъ и было: кругомъ все вымерло и бжало отъ недавно бывшей тутъ войны.
Въ непріятную погоду и въ хорошихъ новыхъ мстахъ прізжему кажется какъ-то скучно, а голая мстность передового пункта показалась ужасной.
Около кургана вс люди попрятались по своимъ норамъ, и даже теперь извстіе о прибытіи новаго батальона и новыхъ товарищей не заставило солдатъ выглянуть изъ своихъ теплыхъ угловъ.
— Господа, сюда пожалуйте!— раздался въ это время густой басъ справа.
Офицеры оглянулись. На порог одной маленькой хатки стоялъ капитанъ и махалъ рукой.
— Милости просимъ. Идите сюда отдохнуть и закусить.
Офицеры и докторъ гурьбой двинулись въ гостепріимную хату и, пройдя что-то похожее на кухню, вошли въ помщеніе хозяина.
Нужно быть очень неизбалованнымъ, чтобы жить въ такомъ помщеніи. Въ низенькой, небольшой комнат въ маленькихъ окнахъ, вмсто стеколъ, была вставлена просаленная бумага. Помщеніе это походило скоре на амбаръ, чмъ на комнату. Посреди потолка на веревкахъ держалась большая кошма, а подъ этой кошмой на табуреткахъ и на обрубкахъ сидли офицеры, собравшіеся по поводу прибытія новыхъ товарищей. Въ комнат было холодно и сыро, а съ потолка всюду капала грязная вода, вслдствіе чего на полу смшалась густая грязь и мстами стояли небольшія, глубокія лужи. На складной кровати была поставлена тарелка, въ которую звонко шлепали грязныя капли.
На грубо сколоченномъ стол рядомъ съ чернильницей и книгами стояла сковорода съ жареной говядиной и коробка съ сардинками.
Нечего и говорить, съ какимъ наслажденіемъ промокшіе и прозябшіе офицеры сняли свои башлыки и пальто и принялись за закуску и горячій чай.
— Однако у васъ тутъ помщеніе не очень роскошное,— замтилъ докторъ.
— Что же? помщеніе хоть куда!— отозвался хозяинъ.— А вотъ полковникъ-то изловчился отлично и поставилъ среди комнаты палатку.
— А вы когда уходите?— спросилъ одинъ изъ пріхавшихъ офицеровъ хозяина.
— Чмъ скоре, тмъ лучше. Завтра, благо вы пришли намъ на смну. Еще скажите спасибо, что мы вамъ хоть такое-то помщеніе приготовили… А то здсь было поле.
— Вы и строили все это?
— А какъ же? Мы. Мы и кирпичи длали, только кирпичи-то наши дождя не выдерживаютъ.
Доктору не сидлось на мст.
— Куда вы, докторъ?— спросилъ капитанъ.:
— Пойду посмотрть, какъ помстились мои паціенты,— отвчалъ онъ.
Никто не задерживалъ доктора.
Солдатики, придя на мсто, не сейчасъ избавились отъ дождя: имъ пришлось ждать, построясь развернутымъ фронтомъ.
Наконецъ ихъ повели къ низенькой двери казармъ. Густымъ туманомъ обдало ихъ изъ этихъ дверей, и вслдъ, затмъ они попали въ страшную темноту. Въ первый моментъ глазъ видлъ только какія-то свтлыя четырехугольныя пятна сквозь дымку застилавшаго вс казармы тумана.
Нужно, было простоять нсколько времени, чтобы приглядться къ этой темнот. Лишь мало-по-малу начинали солдаты разбирать, куда они попали. Низенькое длинное зданіе, съ темными земляными стнами и крошечными окнами, заклеенными срой печатной и даже синей сахарной бумагой, были биткомъ набиты народомъ. Потолокъ казармы, подпертый посреди шестами, былъ сдланъ изъ втвей деревьевъ, засыпанныхъ землей. Кругомъ стнъ были понадланы нары и самодльныя кровати. Съ потолка торчали разные сучья и вточки и служили вшалками для солдатскаго имущества. На полу казармъ была такая грязь, что ноги такъ и разъзжались. Надъ своими кроватями солдаты растянули разные куски холста, платки и скатерти, чтобы прикрыться отъ капавшаго дождя. Почти вс обитатели казармы сидли или лежали на постеляхъ.
— Ну, казарма, нечего сказать!— проговорилъ кто-то изъ вновь прибывшихъ.
— Все же лучше, чмъ стоять-то на двор,— тотчасъ же послышался отвтъ.
— Гд же намъ расположиться?— опять спросилъ кто-то.
— А гд придется, тамъ и ладно, — снова послышалось въ отвтъ.
Промокшіе солдаты постояли, постояли, да и начали пробираться по стнкамъ. Они поставили ружья, махнувъ руками, стряхнули грязь съ пальцевъ, промокшими насквозь рукавами шинелей обтерли себ лица и продолжали стоять., не снимая шинелей, отъ мокроты торчавшихъ какъ кожаныя.
— Чего стоите? присядьте,— проговорилъ кое-кто изъ обитателей казармъ.
Гости присли на края постелей. Разговоръ начался съ разспросовъ, кто изъ какой губерніи.
Наконецъ солдатамъ принесли водки. Не торопясь подходили мокрыя фигуры къ ведру, поставленному на нарахъ, черпали жестяной кружкой свою порцію, выпивали ее и отходили въ сторону.
— Съ этого не согрешься, когда на теб сухой нитки нтъ,— замтилъ кто-то.
Все-таки посл водки всмъ какъ-то стало повеселе. Пришельцы стряхнули съ себя лишнюю воду, высмотрли себ свободныя мстечки, кое-что поразвсили и стали заводить знакомства.
Такъ прошелъ вечеръ, и появившійся дежурный пригласилъ итти за ужиномъ. Хозяева отправились съ чашками и пригласили съ собой гостей. Черезъ нсколько минутъ вс сидли кучками, рзали хлбъ, а прибывшіе доставали изъ обшлаговъ и голенищъ крпкія деревянныя ложки.
Прибывшіе разсказывали, какъ скверно было имъ итти по дождю.
— Еще намъ-то что, все же до мста дошли,— замтилъ кто-то изъ нихъ,— а вотъ съ обозомъ-то теперь такъ бьются. Имъ-то хуже нашего.
Сейчасъ посл ужина солдаты стали укладываться спать, что было далеко не легко, такъ какъ всмъ приходилось потсниться.
Обозу, дйствительно, было хуже, чмъ солдатамъ. До самой ночи бились съ нимъ и лошади и люди. Солдаты вязли въ грязи, стараясь плечами поддержать вязнувшія въ топь арбы. Когда стало ^ совсмъ темно, ршено было переночевать.
Отпрягли киргизы своихъ лошадей и опустили задніе концы арбяныхъ площадокъ на землю. Высоко поднялись неподвижныя оглобли арбъ и образовали своими площадками нчто въ род косыхъ навсовъ, съ боковъ которыхъ приходились рдкія, тонкія спицы саженныхъ колесъ.
Арба — это единственная колесная повозка, имющаяся во всемъ Туркестан, гд есть осдлое населеніе. Она состоитъ изъ толстой деревянной оси, длиною около 4 1/2 аршинъ, на концахъ которой надты два саженныя колеса. На ось ставится платформа, сдланная изъ двухъ длинныхъ брусьевъ, задняя часть которыхъ переплетается тальникомъ, а суживающаяся передняя служитъ оглоблями. Колесо съ 16 спицами становится не прямо, а вкось, такъ что ходъ арбы шире, чмъ разстояніе между верхними частями колесъ, вслдствіе этого арба не валка и удобна по сквернымъ дорогамъ. Извозчикъ садится верхомъ на впряженную лошадь и ноги кладетъ на оглобли. Когда нагруженная тяжестью арба поднимается въ гору, то платформа очень перетягиваетъ назадъ, и возница въ такихъ случаяхъ становится на оглобли и уравновшиваетъ тяжесть.
Офицеръ, шедшій съ обозомъ, подлзъ подъ одну изъ арбъ и легъ, закрывшись со всхъ сторонъ, а солдаты частью ходили кругомъ, какъ караульные, а частью стояли, прислонившись спиною къ чему-нибудь изъ обоза, потому что прилечь было некуда, такъ какъ жидкая грязь стояла вершка на два, на три, а то и больше. Долго тянулась эта мучительная, тяжелая ночь. Наконецъ на восток, по черному, какъ черное сукно, небу, показалась сроватая полоса, и обозные встрепенулись.
— Вставайте, ваше благородіе!— говорили обрадовавшіеся свту солдаты.— Вставайте, брезжитъ.
Все зашевелилось, и черезъ полчаса по пустому унылому мсту снова послышалось:
— Да ну, подпирай, ребята! Айда! Айда.
Ребята подпирали и чуть что везли не на себ. Наконецъ и эта мука кончилась, и обозъ дохалъ до передового пункта, гд собирался уже народъ къ выходу. Весенніе дожди шли еще цлую недлю, переставая иногда часа на три, на четыре, а солдаты все жили въ своихъ душныхъ казармахъ, выбгая только въ промежуткахъ блье помыть.
— Что, ребята, плохое тутъ житье?— спрашивалъ иногда Николай Петровичъ, проходя по казарм.
— Плохое,— ваше высокоблагородіе,— отвчали ему.
— Крпитесь, скоро пройдетъ. Только не хворайте у меня, а то бда.
Но ребята крпились, и дождались солнечныхъ дней. Все кругомъ зазеленло, все оживилось. Грязь скорехонько высохла, казармы цлыми днями стояли настежь, постели, одежда и все высохло!

ГЛАВА III.
Коля Сартовъ у
зжаетъ.

Кругомъ передового форта стало такъ хорошо, что теперь-то бы и пользоваться жизнью, а на дл-то вышло не такъ. У двухъ солдатиковъ заболла голова, и на другой день ихъ привели въ госпиталь, а тамъ, смотришь, и пятерыхъ привели, и начали, наши солдатики перезжать изъ казармы-то въ госпиталь.
Долго крпился Николай Петровичъ, но и его разъ утромъ денщикъ засталъ въ бреду.
Что длать? Положили его въ отдльную хату, и сталъ его лчить фельдшеръ Кованько.
— Плохо дло, плохо!— говорилъ его пріятель капитанъ, постоянно навщавшій его.
И, дйствительно, плохо было дло Николая Петровича, постоянно бредившаго женой и сартенкомъ.
— Иванъ Семеновичъ,— проговорилъ онъ однажды, очнувшись при приход капитана,— плохъ я, слабъ, могу не встать. Пожалуйста, пошли Колю… сарта… что я принялъ… къ жен въ Ташкентъ… непремнно…
Черезъ недлю товарищи опускали тло доктора, котораго вс такъ любили, въ могилу.
Воля его была въ точности исполнена.

——

Прислонясь къ самой гор, стояла крошечная избушка или, лучше сказать, мазанка, сдланная изъ глины, перемшанной съ мякиной. Въ единственной комнатк этой мазанки было полторы сажени длины и сажень ширины, но стны, потолокъ и полъ были тщательно вымазаны гли, ной. Посреди одной изъ стнъ, выходившей на большую дорогу, было оставлено квадратное отверстіе, служившее и выходомъ, и окномъ, и дымовой трубой. Въ ненастную погоду отверстіе это завшивалось кошмою. Въ Самой середин комнаты, на полу была вырыта ямка, и въ ней. постоянно тлли горячіе уголья. Зимою обитатели мазанки грлись около этихъ угольевъ, а лтомъ они нужны были для хозяйской торговли. По стнамъ на вбитыхъ деревянныхъ колышкахъ висли хозяйскія одежды, а въ углу на полу лежала старая кошма (или войлокъ), покрытая двумя ватными ситцевыми одялами, и въ самомъ углу торчала маленькая грязная подушка въ вид цилиндра. Этимъ и ограничивалась воя внутренняя обстановка мазанки, въ переднемъ углу которой стояло два мшка: одинъ съ табакомъ, а другой съ рисомъ.
Въ этой землянк спокойно жилось восьмидесятилтнему старику и. веселой внучк его, двочк лтъ шести, по имени Тилля. У Тилли былъ другъ — маленькая мохнатая, кривоногая шафка, ни на минуту не покидавшая свою черномазую, черноволосую госпожу.
Передъ входомъ въ мазанку, на чисто разметенной площадк былъ разостланъ коврикъ, и стоялъ длинный всегда готовый кальянъ. Кальянъ — это трубка, длинный мягкій чубукъ которой проходитъ черезъ сосудъ съ холодной водой. Кальянъ былъ единственнымъ доходомъ стараго дда. Вс прозжающіе и прохожіе по бухарской дорог непремнно останавливались и затягивались раза два-три крпкимъ табакомъ. За такое удовольствіе платилось всего только по одной чеки, то-есть по одной четверти нашей копейки, а старикъ съ внучкой и шафкой безбдно жили на эти чеки.
Бухарская дорога постоянно оживлена. Вотъ старикъ, заслышалъ звонъ колокольчиковъ и торопливо набиваетъ и приготовляетъ свой кальянъ. Это идетъ караванъ изъ Бухары въ Ташкентъ, и погонщики, конечно, остановятся, чтобы затянуться. Арбы высоко нагружены, и вс арбенщики, т.-е. извозчики, непремнно забгутъ къ старику. Тутъ же проходятъ и караваны съ верблюдами, тутъ же идутъ богомольцы изъ Бухары въ Самаркандъ поклониться праху Тимура, погребеннаго въ Самарканд. У всхъ богомольцевъ за плечами котомки и за поясами страшно затасканныхъ и изорванныхъ халатовъ болтаются разныя дорожныя мелочи и непремнно маленькія выдолбленныя тыквы съ нюхательнымъ табакомъ, который они ежеминутно закладываютъ себ за щеку. Богомольцы опираются на короткія палки, выточенныя узорами или раскрашенныя яркими красками, съ желзными наконечниками.
Ддушка иногда здитъ въ сосднюю деревню за табакомъ и провизіей, и тогда вся торговля и хозяйство остаются на попеченіи маленькой Тилли и ея друга шафки. Тилля была двочка. красивая, она ходила обыкновенно въ красной кумачной рубашк, съ заплетенными въ нсколько косичекъ черными волосами, а на ше носила нитку бусъ и маленькую бирюзовую сережку въ правой ноздр. Ддушка же носилъ только блую длинную рубашку, и неподвижно, какъ статуя, сидлъ у входа въ свое жилище и собиралъ чеки въ висвшій у него у пояса красный вышитый кошелекъ.
Вдали показались всадники, и Тилля, сидвшая на крыш и оттуда со смхомъ посылавшая свою шафку за быстро прятавшимися въ норы сусликами, закричала ддушк:
— Это джигиты! У нихъ кони вс въ мыл.
Передовой джигитъ, съ винтовкой за спиной, былъ въ кольчуг.
— Эй, старикъ,— закричалъ онъ,— русскіе идутъ! Убирайся, пока цлъ.
— Куда я пойду? Зачмъ?— печально отвтилъ старикъ.— Не съдятъ они меня.
— Ну, какъ знаешь, — проговорилъ кто-то изъ отъхавшихъ уже джигитовъ,— а то садись, мы довеземъ и тебя и двочку.
Старикъ махнулъ рукой, и джигиты, или сторожевой пикетъ бухарскихъ войскъ, скрылись.
Прошло часа два. Двочка, услыхавъ, что русскіе идутъ, пріутихла и спустилась внизъ къ ддушк.
— Никто какъ Богъ!— шепталъ старикъ.— Вдь и русскіе тоже люди. Шли и къ Самарканду, да ничего не сдлали. А теперь что…
Со стороны Самарканда показалась точка пыли, и вотъ точка эта росла, росла и старикъ началъ различать уже блыя рубашки и сверкавшіе на солнц штыки. Солдаты шли вразсыпную, а офицеры хали на лошадяхъ верхомъ. Поравнявшись съ землянкой, солдатики стали забгать покурить, и нкоторые платили, а другіе и такъ — на даровщинку. Старикъ угрюмо молчалъ, а двочка пряталась за его спину. Посл войска потянулся и обозъ и остановился лошадей попоить. Погонщики вс безъ исключенія остановились покурить.
Вдругъ къ Тилли подбжалъ мальчикъ въ блой рубашк и блыхъ штанишкахъ. Мальчикъ былъ смуглый, но не грязный, хотя и босой.
Тилля тотчасъ же вышла изъ-за спины дда. Мальчикъ осмотрлъ помщеніе и пригласилъ двочку пойти съ собой.
— Коля, смотри, не забги куда-нибудь, — крикнулъ ему фельдшеръ.
— Нтъ, нтъ, мы посидимъ только на крыш,— отвчалъ знакомый нашъ Коля, взбираясь на крышу.
Шафка между тмъ знакомилась съ батальонными собаками, никогда не отстававшими отъ своихъ солдатъ.
Коля и Тилля тотчасъ же узнали другъ у друга, какъ ихъ зовутъ, и стали разговаривать, какъ старые знакомые.
— Бдн
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека