В стране черных дней и белых ночей, Анучин Василий Иванович, Год: 1916

Время на прочтение: 17 минут(ы)

 []

ВЪ СТРАН ЧЕРНЫХЪ ДНЕЙ И БЛЫХЪ НОЧЕЙ

(Туруханскій край)

Очеркъ
В. И. Анучина

Съ 31 рисункомъ въ текст, 6 картинами въ краскахъ и картой Туруханскаго края

1916

 []

I. На пути.— Рка Енисей.

По самой средин Сибири протекаетъ одна изъ величайшихъ въ мір ркъ — Енисей (Енисей — Селенга — 5200 километровъ). Начинаясь въ вершинахъ блоснжныхъ Саянскихъ горъ, за предлами Сибири, въ Монголіи, Енисей течетъ отъ горъ къ Ледовитому морю, и вотъ эта-то рка и служитъ единственнымъ связующимъ путемъ, по которому далекій Туруханскій край ведетъ свои дловыя сношешя со всмъ остальнымъ міромъ.
Тамъ, гд Сибирская желзная дорога перекинулась мостомъ черезъ Енисей, въ красивой горной долин расположился городъ Красноярскъ — отсюда и дутъ въ Туруханскій край — зимой на лошадяхъ по льду Енисея, а лтомъ на пароходахъ, которые доходятъ до самаго океана, но лучше всего обзавестись въ Красноярск крытою лодкой и довриться ддушк Енисею, а онъ безплатно доставитъ путника въ ‘страну черныхъ дней и блыхъ ночей’ — въ Туруханскій край.
Такой способъ путешествія займетъ, конечно, больше времени, чмъ поздка на пароход, но зато сколько незабываемыхъ картинъ увидитъ путникъ, сколько новыхъ настроеніи переживетъ онъ.
Около Красноярска Енисей выходитъ изъ горныхъ тснинъ и, словно обрадовавшись простору, широко разлился по долин, разбившись на множество протоковъ, среди безчисленныхъ острововъ. Поодаль и по той, и по другой сторон тянутся горы, временами он исподволь приближаются къ Енисею, какъ будто хотятъ провдать: нельзя ли опять загнать его въ тснину, но робютъ и отходятъ въ сторонку и забгаютъ впередъ.
Енисей нжится въ зеленыхъ островахъ, лниво пошевеливается на перекатахъ, засыпаетъ въ тинистыхъ уловахъ, а съ береговъ къ нему сбгаются заимки, деревни, села. Но вотъ горы, забжавъ впередъ, сдвинулись крутыми обрывами, хотятъ загородить дорогу, но Енисей, почуя въ врага, сбросилъ дрему, подтянулся изъ протоковъ и мощно двинулся въ Атамановскую тснину, сердито волнуясь на подводныхъ камняхъ. Миновавъ тснину, идетъ дальше, но горы теперь не отходятъ далеко, берегомъ тянутся — и Енисей сторожится, держится однимъ русломъ.

 []

Чмъ дальше, тмъ рже встрчаются деревни и села, по далекимъ горамъ синетъ тайга и тянется къ Енисею, особенно съ правой стороны, а горы все ближе и ближе.
Горы становятся выше, зловще хмурятся падями: недоброе задумали. И вотъ, выбравъ мсто побезлюдне, горы сдвинулись, завалили долину скалами, сомкнуться хотятъ, но Енисей бурно рванулся впередъ, кипитъ, хлещетъ валомъ, кружится водоворотами, громомъ наполнилась тснина Казачинскаго порога, дрожитъ лсъ на скалистыхъ берегахъ… Съ побднымъ грохотомъ прорвался Енисей, горы конфузливо отходятъ вдаль и теперь уже надолго.
Въ глубокой излучин лваго берега маячитъ блыми пятнами Енисейскъ. Къ берегу напоказь выдвинулъ городъ все, что онъ можетъ, показать: бульваръ и рядъ старинныхъ церквей, и это длаетъ его похожимъ на большой монастырь.
Безлюдье. По бульвару тихо бродятъ, любуясь предзакатнымъ небомъ, неторопливые люди. Многоголосый вечерній благовстъ медлительно плыветъ и таетъ въ пурпурно-золотыхъ даляхъ. Водовозъ наливаетъ бочку, вода плещется изъ черпака, брызги вспыхиваютъ огнями заката и кажется, что водовозъ черпаетъ рубины…
И послдній городъ остался позади. Енисей неохотно поворачиваетъ изъ излучины, городъ, сверкнувъ куполами, исчезъ за поворотомъ, а впереди — широкая водная гладь среди пустынныхъ береговъ.
Въ темную ночь жутко на Енисе въ этихъ мстахъ. Лодка приткнулась къ тинистой отмели безвстнаго острова. Тьма. Небо низко нависло клубами тучъ, время отъ времени вдали вспыхиваютъ и таинственно гаснутъ смутные отблески, въ мертвой тишин стонетъ и охаетъ выпь, можетъ быть, далеко, можетъ быть, близко… а можетъ быть, это и не выпь, а кто-то мучительно умирающій одинокимъ въ бездонной тьм. И словно придавленный тьмой, не разгорается, гаснетъ костерокъ изъ сырой талины. Холодно.
Утромъ изъ ручьевъ, рчекъ и ркъ поползутъ, какъ снжныя лавины, на Енисей туманы, ползутъ липучіе, оставляя на всемъ мокрый слдъ, скатываются на воду и плывутъ сперва мокрыми полосами, потомъ сходятся въ стадо, ширятся и заполняютъ просторы.

 []

Чмъ дальше, тмъ больше, тмъ могуче становится Енисей, но чмъ ближе къ Туруханскому краю, тмъ угрюме, непривтливе онъ.
Серебристо-голубой вверху, здсь онъ темнетъ и холодомъ ветъ отъ стальной глади водъ, обрамленныхъ темнооливковымъ бордюромъ тайги.
И вотъ впереди опять сходятся горы, но уже не такія, какъ въ верховьяхъ: приземистыя, шершавыя, какъ россомахи, осторожно стаей крадутся издалека, стараются подойти незамтно, перехватить дорогу. Но Енисей уже готовится къ послднему бою, собираетъ силы: на десятки верстъ въ ширину разлился, притаился въ островахъ, дальніе обходы развдываетъ,— но плотною стною стали кругомъ россомахи-горы, и только одна узенькая щель зіяетъ впереди. Ринулся Енисей между скалъ, пробуравилъ глубокую на десятки саженъ путину, кружитъ воронками и стремительнымъ натискомъ прорвался въ ‘страну черныхъ дней и блыхъ ночей’.

&#1030,. Туруханскій край.— Тайга — Тундра.

Въ жизни Туруханскаго края рка Енисей составляетъ основу всего. Онъ даетъ краю основной продуктъ питанія — рыбу, онъ служить единственнымъ путемъ, по которому населеніе сбываетъ предметы своего производства въ далекіе края, по нему доставляются въ край хлбъ, чай, порохъ и все остальное необходимое. По берегамъ Енисея ютится все русское населеніе края, здсь вс административныя учрежденія, вс ярмарки, сюда лежатъ вс пути изъ глубины тайги — и не будь рки Енисея, Туруханскій край представлялъ бы собою пустыню.
— ‘Ддушка Енисей’ — называютъ его туземцы и дали ему большую роль и много мста въ своихъ красивыхъ сказаніяхъ.

 []

 []

— ‘Давно когда-то люди жили въ верховьяхъ Енисея, хорошо жили, и славилась страна ихъ богатствомъ и миромъ. Но вотъ съ далекаго юга пришло племя невиданныхъ, страшныхъ богаты рей-людодовъ и напали на мирный народъ. Тогда люди построили лодки и вручили судьбу свою Енисею. Быстро понесъ ихъ великій ддушка, а богатыри-людоды бросились догонять, но они боялись воды и не умли плавать и потому ничего не могли сдлать. Осердились богатыри и стали бросать горы на пути Енисея: гд набросаютъ горъ, тамъ тснины и пороги, но могучій ддушка разбивалъ вс препоны и благополучно уносилъ людей. Долго бжали богатыри-людоды, добжали до самаго Туруханскаго края и здсь, собравъ вс силы, устроили самую крпкую преграду. Подошелъ Енисей къ горамъ, попытался пробиться и не могъ. Сталъ накапливать воды, большое озеро получилось, но горы и его удержали. Моремъ разлился Енисей — горы стоятъ. Высоко поднявшіяся воды стали стекать въ долину чужой рки Оби.
Заплакали люди. Тогда великій богатырь и шаманъ Альба взялъ свой топоръ и разскъ скалы. Енисей кинулся въ эту щель и прорвался въ Туруханскій край… Здсь и поселились люди и до сихъ поръ боятся уходить далеко отъ Енисея’.
Войдя въ предлы Туруханскаго края, Енисей сильно, измняется. Большой и могучій, онъ плавно извивается огромными плесами: здсь отъ одного берега до другого пять-шесть верстъ. Берега низкіе, пологіе, поросшіе тнистой дремучей тайгой, далеко убгаютъ и тонкими ниточками теряются въ смутномъ марев, гд сливаются вода и небо. Въ тихую погоду застывшая водная гладь почему-то отливаетъ фіолетовыми тонами, а берега кажутся черными. И жуткая мертвая тишина царитъ тогда надъ водами. Ни рева звря, ни клика птицъ, ни звука человческаго жилья. Куполъ низкаго блднаго неба вверху, стеклянная гладь фіолетовыхъ водъ внизу и дв черныхъ гряды на горизонт. И такъ день, другой, недля… порой на таежныхъ прогалинахъ жмутся крохотныя въ пять-десять дворовъ деревеньки и проплываютъ мимо, какъ нмые призраки, время отъ времени проступитъ на пескахъ блый треугольникъ берестяного чума и опять пустыня.

 []

А когда подуетъ съ далекаго моря холодный низовый ‘сиверко’, Енисей помутится, посретъ, и побгутъ по нему стада блыхъ зайцевъ, заходятъ волны. И тогда трудно плыть внизъ по рк: закачаетъ, захлещетъ, нужно уходить въ устье рчекъ и дожидаться погоды.
Кончается плесо, впереди тупой округлый мысъ, а за нимъ опять плесо: на полсотни верстъ видать, впереди новый мысъ, а за нимъ плесо — и такъ до самаго устья, гд Енисей разливается на сотни верстъ, гд не видать береговъ — ни то рка, ни то море.
Въ Енисей впадаютъ большія и малыя рки: Подкаменная Тунгуска, Бахта, Имбакъ, Нижняя Тунгуска, Курейка съ правой стороны, Елогуй и Туруханъ съ лвой. Вс он берутъ начало иногда за тысячи верстъ въ глухихъ таежныхъ дебряхъ, по дебрямъ несутъ свои воды, ни на одной изъ нихъ нтъ человческаго жилья, только туземецъохотникъ ставитъ тамъ временный шалашъ.
Вся южная половина Туруханскаго края поросла глухою тайгою, которая кончается мелкимъ карликовымъ лсомъ близъ того мста, гд стоитъ на Енисе деревня Дудинка, а дальше до самаго моря залегла тундра. Тайга словно борется съ тундрой: по ркамъ (Газъ, Енисей. Пясина, Хатанга), впадающимъ въ Ледовитое море, она далеко пробирается на сверъ, а въ глубин страны тайга отступаетъ къ югу и тамъ клиньями задалась въ междурчьяхъ мокрая тундра.

 []

 []

Угрюма Туруханская тайга. Сплошною стною стоитъ на зыбкой болотистой почв, на тысячи верстъ протянулась, заваленная прлымъ колодникомъ тайга. Уродливыя деревья, невысокія, непомрно толстыя внизу и тонкія вверху, жмутся къ земл, широко раскидывая нижнія втви. Хмурыя пихты и ели, да печальная береза царятъ въ Туруханской тайг и изрдка, выбравъ мсто повыше, тянутся полосы кедровъ, сосны, лиственницы.
Множество озеръ разсыпано по тайг, но это не т озера, что на далекомъ свтломъ юг, у нихъ нтъ береговъ. Кругомъ стоятъ затопленныя деревья, съ сдыми прядями мха на втвяхъ, а между ними застыла черная гладь воды. Здсь вчный покой. Надъ міромъ бушуетъ буря, стоголосымъ кличемъ воетъ тайга, но и тогда блеститъ черной гладью мертвое озеро и недвижно стоятъ вокругъ его хмурые стражи. И бродитъ по хмурой тайг ея угрюмый хозяинъ медвдь, притаилась на суку злая россомаха съ зелеными глазами и выжидаетъ: не зазвается ли черный соболь, блый горностай или срая блочка, сидитъ на пн, посвистываетъ полосатый бурундукъ, ломая рогами чашу, несется могучій лось, спасаясь отъ охотника, хитрая лисичка притаилась подъ колодой, робкій заяцъ подошелъ трусливо напиться къ рк, а тамъ длинная выдра уже промышляетъ рыбу. Большеглазая сова укрылась въ дупл, бойкій, маленькій дятелъ бгаетъ внизъ и вверхъ по дереву, носикомъ постукиваетъ, грузный тетеревъ ищетъ молодыхъ еловыхъ побговъ, весело перекликаются рябчики.

 []

Но въ безконечной тайг теряются и зврье, и птицы,— день, два можно идти по тайг и не увидать, не услыхать живого существа. Здсь нтъ полей и прогалинъ, все заросло тайгою. Въ долинахъ, ближе къ рчкамъ, порою невозможно пройти, нужно прорубать путь топоромъ. Иногда съ крутого обрыва открывается видъ на небольшое плесо рки, и тогда человкъ радуется, увидавши много неба, но можно пройти сотни верстъ, когда небо видно только небольшимъ клочкомъ, межъ верхушекъ деревьевъ. Можно пройти… но не везд по тайг можно пройти. Во всемъ Туруханскомъ кра нтъ ни оной колесной дороги, нтъ даже тропъ, кром тхъ, что проложили зври, охотники-туземцы, уходя за промысломъ на сотни верстъ, идутъ цлиною, находя путь по солнцу, по звздамъ и по другимъ, имъ только извстнымъ, признакамъ. Да и не ходитъ никто лтомъ въ тайгу, а зимою, когда тайга завалена снгомъ, тогда, сами на лыжахъ съ багажомъ на нартахъ, туземцы свободно кочуютъ по дебрямъ…
Въ тайг сокрыты богатства. Весною рки и рчки, ломая берега, открываютъ залежи каменнаго угля, графита, слюды, мди, желза, тунгусы находятъ по рчкамъ золото, но никто не разрабатываетъ, не добываетъ этихъ богатствъ, слишкомъ дорого обошлась бы разработка, ельникомъ далеко ихъ нужно везти для сбыта.
Трудно проникнуть внутрь страны и по притокамъ Енисея: на однихъ, что впадаютъ съ правой стороны, безконечное количество бурныхъ пороговъ, а на другихъ также много ‘заломовь’. Заломы — .это груды обрушившихся въ рку деревьевъ.
Зацпится одно такое дерево за отмель, къ нему пристанетъ другое, третье, накопится масса лсу и запрудитъ рку. Иногда заломы тянутся на десятки верстъ, и такимъ образомъ судоходныя рки превратились въ непроходимыя, гд нельзя проплыть даже на самой маленькой лодк.
Чмъ дальше на сверъ, чмъ ближе къ полярному кругу, тмъ рже становится тайга, тмъ чаще встрчаются заболоченныя прогалины, и, наконецъ, начинается тундра, куда заходятъ только жалкая лиственница, низкорослая ива да карликовая береза.

 []

 []

Безбрежная, необозримая равнина тундры похожа на заболоченную степь, только, вмсто травъ здсь растутъ мхи и лишаи.Тундра за все лто успваетъ оттаять не больше, какъ на поларшина, глубже залегаетъ вчная мерзлота, а потому водамъ при таяніи некуда дваться и он стоятъ десятками тысячъ крошечныхъ озеръ и сплошныхъ болотъ на плоской поверхности тундры. И на сотни верстъ не встртишь человческаго жилья, и только безконечныя могилы говорятъ о томъ, что человкъ здсь былъ. Вчная мерзлота не даетъ никакой возможности выкопать могилу: если положить покойника въ оттаявшій слой, то весной его водою выпретъ наружу, а потому по необходимости обитатели тундры создали особый способъ погребенія. Гробъ, сдланный изъ толстыхъ горбылей, плахъ или просто въ вид колоды, плотно закрытой, ставится на особыхъ стойкахъ, на высот поларшина отъ земли на боле возвышенныхъ мстахъ. Тысячи такихъ гробовъ разставлены по тундр, словно по кладбищу детъ путникъ отъ гроба къ гробу и впереди виднется гробъ и кругомъ на горизонт маячатъ гроба.
Въ холодныхъ условіяхъ свера дерево не успваетъ изопрть и сгнить и хранится столтіями. Трупы, лежащіе въ воздушныхъ гробахъ, подвергаются промораживанію и провтриванію и тоже не гніютъ. Если открыть самый старинный гробъ, то тамъ окажется прекрасно сохранившаяся мумія.
Временами тундряныя рчки вскрываютъ въ своихъ берегахъ трупы мамонтовъ: они погибли тысячелтія тому назадъ, но сохранились замороженными въ такомъ вид, что мясо ихъ туземцы употребляютъ въ пищу. дешь по этому царству мертвыхъ, въ мертвящей тишин застыли мертвыя дали, гд маячатъ гроба, и кажется, что здсь о становилось время, стерлась грань между жизнью и смертью…

 []

 []

Но вотъ весна приналегла дружне, появилась на пригоркахъ и кочкахъ тощая трава, перестали замерзать на ночь озера и болота, и тундра преобразилась, украсившись яркими пятнами незабудокъ, лютиковъ, азалій. Налетли съ далекаго юга миріады всевозможныхъ птицъ — и стономъ стонетъ тундра отъ ихъ криковъ. Царство птицъ. Кажется, шага ступить невозможно, чтобъ изъ-подъ ногъ не шарахнулась птица.
Привольно имъ здсь на безлюдьи и, кром того, здсь много корма: еще отъ прошлаго лта остались голубика, брусника, клюква, морошка. Объ Шаманская корона, этихъ, птицахъ туземцы разсказываютъ такую легенду.
Далеко на юг въ горной стран, гд раньше жили народы, теперь обитающіе въ Туруханскомъ кра, тамъ на горныхъ вершинахъ стоитъ жилище прекрасной доброй богини Томамъ.
Богиня помнитъ своихъ злосчастныхъ людей, которыхъ богатыри-людоды загнали въ безплодную страну, и вотъ каждую весну прекрасная богиня выходитъ на скалу, что виситъ надъ Енисеемъ, и, ставъ здсь, потрясаетъ руками, и тогда изъ блоснжныхъ ея рукавовъ снжинками сыплется пухъ. Пухъ превращается въ разныхъ птицъ, а он, призванныя къ жизни, съ радостнымъ кликомъ, несмтными караванами летятъ на далекій сверъ, вщаютъ людямъ пробужденіе спящей земли. И радуются люди вчному солнцу и доброй богин Томамъ.
Зимою тундры превращаются въ сплошное море снговъ, и тогда она становится еще безграничне, сливаясь съ просторами Ледовитаго океана. Безпрерывные втры, несущіеся изъ таинственной дали океана, плотно укатываютъ снга, полируютъ поверхность тундры, теперь ровной, какъ столъ, накрытый блой скатертью.
Блое небо, блая земля, блое зврье (полярный медвдь, песецъ, горностай, олень, заяцъ) бродитъ по тундр, блыя птицы: сова и куропатка,— и человкъ надваетъ блую шубу изъ оленины, мхомъ наружу.

 []

 []

Страшно бъ тундр, когда разыграется буранъ. Бшено мчится леденящій сверный втеръ и гонитъ по тундр тучи сухого, колючаго снга. Все живое спшитъ укрыться. Зври зарываются въ снгъ, въ снгъ зарывается и человкъ со своимъ утлымъ шалашомъ изъ оленьей замши. Путникъ, котораго буранъ застигъ въ тундр, отдается на волю своихъ оленей, а они уже безпокоятся и сами прибавляютъ бга. Мчится по тундр легкая нарта, а сзади встаютъ срыя тни и тянутся къ небу. Вся тундра закурилась дымками мутнаго снга, кто-то воетъ, скрежещетъ зубами, кто-то гонится сзади. Сухой снгъ шелеститъ, какъ коленкоровый саванъ. Вотъ уже съ боковъ, вотъ уже и впереди поднимаются съ тундры срыя тни и, обгоняя, забгаютъ впередъ, окружаютъ, злорадно гикаютъ и взвываютъ…
И бшено мчатся олени: они, должно быть, тоже знаютъ, что въ эту ночь встанутъ изъ гробовъ мертвецы и будутъ до утра танцовать по тундр, а никто живой не долженъ этого видть.

III. Пространство.— Климатъ.— Блыя ночи.— Комары.— Три солнца.— Три луны.— Черные дни.— Сполохи.— Морозы.

Сверная часть Туруханскаго края, далеко вдающаяся въ океанъ — полуостровъ Таймыръ, кончается мысомъ, который называется мысъ Сверо-восточный или Челюскинъ, онъ лежитъ почти подъ 78 градусомъ сверной широты, и это самая сверная точка всей земной суши. Съ юга на сверъ, отъ южной границы края до острова Диксона (въ Енисейскомъ залив) считается 2278 верстъ, а всего Туруханскій край занимаетъ — 1.659.010 квадратныхъ верстъ, т. е. онъ одинъ больше Австро-Венгріи, Германіи, Франціи и Сербіи, вмст взятыхъ, и, несмотря на такіе огромные размры, ‘Гуруханскій край въ климатическомъ отношеніи повсюду представляетъ зимою почти однородную картину. Самая южная часть края нисколько не тепле, чмъ самая сверная. Это обстоятельство объясняется тмъ, что весь край въ общемъ представляетъ собою плоскую равнину, покатую къ Ледовитому океану и потому до крайнихъ предловъ доступную холоднымъ свернымъ втрамъ. Въ то же время, если южная часть въ силу самаго своего положенія должна быть тепле, то суровость крайняго втра смягчается испареніями океана, и, такимъ образомъ, об части выравниваются въ отношеніи зимнихъ температуръ.
Вполн естественно, что рка Енисей весною вскрывается раньше на юг и поздне на свер и, наоборотъ, осенью покрывается льдомъ раньше въ низовьяхъ, чмъ на юг, этимъ обстоятельствомъ укорочается лто дальняго свера, и лтомъ разница въ температурахъ юга и свера уже значительна.
Въ южной части Туруханскаго края Енисей вскрывается въ первыхъ числахъ мая, а у Гольчихи въ конц этого мсяца, дальше на сверъ еще поздне.

 []

 []

Рыбопромышленники изъ Красноярскаго и Енисейскаго уздовъ обыкновенно отправляются на промыслы въ Туруханскій край слдомъ за льдомъ. Интересную картину можно наблюдать, если отправиться вмст съ ними. Плывутъ они въ буквальномъ смысл слдомъ за льдомъ, т. е. на разстояніи пяти — шести верстъ за послдними льдинами, остановится ледъ гд-нибудь на затор, вынуждены остановиться и они, подплывутъ къ устью притока, который еще не вскрылся, останавливаются и ждутъ, когда оттуда пройдетъ ледъ. И такъ въ теченіе мсяца и даже полуторыхъ, когда люди переживаютъ какъ бы одинъ, на полтора мсяца растянувшійся, день ранней весны.
Словно зная, что лтній періодъ очень коротокъ, всего 2—2 1/2 мсяца, деревья и травы ускоренно гонятъ листву и цвтутъ. Въ недльный срокъ тайга и тундра становятся неузнаваемы. Еще лежатъ кругомъ сугробы снга, берега Енисея еще завалены льдами, а тутъ же рядомъ зеленая мурава и цвты. Такъ же торопливо живетъ растительность и въ теченіе коротенькаго лта. Этотъ буйный ростъ объясняется тмъ, что весной уже и на все почти лто здсь наступаетъ пора ‘блыхъ ночей’.
Блыя ночи — это говоритъ мало, ибо въ самомъ дл наступаетъ пора, когда въ сверной части солнце въ теченіе почти двухъ мсяцевъ совершенно не сходитъ съ горизонта, а въ самой южной закатывается на полчаса или часъ. Такимъ образомъ, солнце согрваетъ землю круглыя сутки, и это удваиваетъ скорость роста травъ.
Когда человкъ впервые попадаетъ въ Туруханскій край, его поражаетъ картина незаходящаго солнца, онъ сбивается съ привычнаго распредленія времени, не можетъ въ нужную пору уснуть: какъ-то странно ложиться спать, когда такъ ярко, непрерывно и днемъ и ночью, свтитъ полярное солнце,— и вновь прізжій нердко нервно заболваетъ.

 []

Около 11 часовъ вечера, несмотря на то, что солнце стоитъ высоко, человкъ и зври, и птицы засыпаютъ — и странный, загадочный видъ иметъ тогда туруханская деревенька. Какъ будто день, но вымерла въ жуткой тишин деревенька. Изрдка по-ночному взлаетъ собака, по-ночному перекликнутся птухи, и какъ-то пугаютъ эти ночные звуки при сіяющемъ солнц.
Спитъ и тайга, и лишь немолчно звенятъ весенніе потоки. Двнадцать часовъ, часъ ночи, два — и солнце вновь начинаетъ подниматься къ зениту.
Въ такую необычную ночь и вся природа кажется какой-то особой, таящей въ себ что-то загадочное.
Безоблачно свтло-бирюзовое небо, застыла, не всплеснетъ фіолетовая гладь воды, беззвучна черная тайга и мглистая тундра. Но вотъ помутился Енисей, и на черномъ фон тайги проступили блесыя пятна тумана. Туманъ неподвиженъ, просочился изъ тайги и стоитъ, но снизу его что-то тснитъ и тайга начинаетъ проваливаться, тонуть. Еще немного и тотъ высокій яръ, на которомъ вы стоите, оказывается крошечнымъ островкомъ среди безбрежнаго моря блыхъ облаковъ. Земля провалилась, и одинъ только островокъ плыветъ среди волнистыхъ облаковъ. И тогда хочется лечь, приникнуть къ этому клочку земли, чтобъ не оборваться въ бездны. Вроятно, въ первые дни мірозданія были на земл такія картины.
Къ утру туманы поднялись, срой пеленой затянули небо — будетъ ненастная погода. Къ полдню потянулъ холодный низовый втеръ, тучи зашевелились, заслоились и, заплакавъ мелкимъ дробнымъ дождемъ, потянулись къ далекому югу. Втеръ усиливается, за стью дождя не видно, куда плыть, и лодка пристаетъ къ залитому половодьемъ острову. Не пристаетъ, а входитъ въ чащу залитаго тальника и цпляется за втви: здсь не такъ качаетъ.
Дождь зарядилъ надолго и монотонно барабанитъ по крыш каюты, лодка покачивается, трется о тальники и тоскливо поскрипываетъ. Енисей рокочетъ прибоемъ о далекій берегъ — и кажется, что на сотни верстъ кругомъ единственнымъ сухимъ мстомъ теперь осталась только каюта.

 []

Весенніе дожди согнали послдній снгъ, дружно пошла трава, появились цвты, и среди нихъ кровавыми пятнами разсыпаны красныя лиліи — о нихъ разсказываютъ легенду. Богатырь Альба сражался съ врагами, напавшими на его единоплеменниковъ. Богатырь былъ израненъ въ неравномъ бою, и когда онъ возвращался домой, кровь капала на землю. И гд упадетъ капелька крови, тамъ расцвтаетъ красная лилія. Немного цвтовъ въ Туруханскомъ кра, и вс они почти не имютъ аромата, чрезвычайно скоро отцвтаютъ, и какъ-то незамтно наступаетъ лто.
Во второй половин іюня, а иногда и раньше, въ Туру ханскомъ кра появляются комары — они имютъ огромное значеніе въ жизни края и
вліяютъ на ея укладъ. Кажется, нигд въ мір нтъ такого количества комаровъ, какъ въ Туруханскомъ кра. Миріадами рождаются они въ болотистыхъ тундрахъ и отравляютъ существованіе всему живущему.
Въ южной части области комары появляются сразу большими массами, принесенными свернымъ втромъ. Еще съ вечера не было буквально ни одного, ночью перемнился втеръ. Поднимается тревожное настроеніе въ деревеньк. Бшено носятся по улиц лошади съ какимъ-то особеннымъ ржаніемъ. Тоскливо мычатъ коровы и телята въ хлвахъ, нервно лаютъ и подвываютъ собаки. Въ полусн хозяинъ догадывается, что нанесло комаровъ, и встаетъ, чтобы разжечь курево для скота. Въ сняхъ, гд двери на ночь остались открытыми, стны, бленыя известью, сразу стали срыми: это насли комары. Они жадно кидаются на человка и заставляютъ его закрыть голову сткой и надть рукавицы.

 []

Еще немного и вся деревенька курится смрадными ‘куревами’ изъ скотскаго помета. Клубится дымъ изо всхъ дверей домовъ, дымомъ курится крыша скотнаго двора, смердитъ костерокъ посреди улицы — лошади и коровы сбились вокругъ него, уставивъ головы на дымъ.
Стада оленей, какъ безумныя, мчатся изъ тундры въ тайгу, изъ тайги въ тундру на чистое мсто, гд посильне втеръ: онъ все-таки относитъ комаровъ. Но и здсь нтъ спасенія. Изъденныя въ кровь животныя кидаются въ воду и нердко обезсиленныя погибаютъ.
И немолчно, неустанно гудитъ надъ всмъ краемъ комариная туча, и некуда отъ нея скрыться.
Люди цлые дни ходятъ въ душныхъ сткахъ, задыхаются отъ дыма въ комнатахъ, а на ночь влзаютъ въ глухіе, въ вид мшка, полога, сшитые изъ тонкаго ситца.
Пароходы, идущіе въ Туруханскій край, имютъ на окнахъ каютъ густыя стки, команда работаетъ въ сткахъ и перчаткахъ.
Принято жаловаться на комаровъ, отравляющихъ жизнь въ сибирской тайг, но человкъ, побывавшій лтомъ въ Туруханскомъ кра, знаетъ, что въ тайг сибирской ‘жить еще можно’.
Въ старину, въ ту жестоконравную пору, когда русскіе только-что завоевали край, здсь существовалъ особый видъ пытки. Связаннаго человка въ обнаженномъ вид ‘выставляли на комары’ — и черезъ часъ онъ превращался въ безформенно-распухшую массу.
Въ іюл къ комарамъ прибавляется еще новый мучитель — мошка, но она въ отличіе отъ комаровъ кусается только днемъ. Въ конц іюля, въ начал августа даже въ самой южной части края бываютъ инеи и заморозки, и тогда только комары исчезаютъ.
Лтами въ Туруханскомъ кра нердко можно наблюдать оригинальное явленіе, когда солнце стоить на неб, окруженное въ нсколько рядовъ радужными кольцами. Незабываемое впечатлніе остается и отъ той картины, когда на неб стоятъ сразу три солнца. Одно настоящее, а справа и слва отъ него два другихъ, не столь яркихъ, которые соединены со среднимъ радужною лентою. Но особенно жутко становится въ осеннюю ночь, когда не на неб, а ближе, совсмъ близко, повиснутъ надъ головою три совершенно одинаковыхъ мглистыхъ луны. Тишина такая, что слышно, какъ бьется собственное сердце. Блою пеленою инея покрылись берега. Притаилось гд-то все живое, а сверху пытливо смотрятъ три мутныхъ глаза.
Туземцы въ такую ночь не выходятъ изъ чума, ибо въ ‘ночь луны, рождающей младенцовъ’, на земл зарождаются несчастья…
Приходитъ зима, и въ Туруханскомъ краю наступаютъ ‘черные дни’, когда солнце, незакатное лтомъ, теперь совершенно не поднимается на неб. Лтомъ былъ сплошной день, теперь наступила сплошная ночь, которая въ сверной части края длится около двухъ мсяцевъ.
Въ 12 часовъ дня на горизонт брезжитъ утренняя заря, черезъ полчаса она превращается въ вечернюю, блднетъ, гаснетъ, и опять наступаетъ ночь.
Нужна большая привычка, которою обладаютъ только туземцы, чтобы, не имя часовъ, не сбиться со счета времени. Да и часы плохо помогаютъ. Проснется человкъ и видитъ, что уже 8 часовъ, но чего: утра или вечера? Наступило ли шестое число или еще пятое? Существуетъ разсказъ о томъ, какъ жители города Туруханска однажды потеряли счетъ дней и стали служить пасхальную утреню въ Страстную пятницу.

 []

Какъ будто бы для того, чтобы люди въ эту безконечную ночь не впали въ отчаяніе, нердко въ черные дни небо ярко иллюминуется сверными сіяніями, по мстному ихъ называютъ: ‘сполохи’. Фантастична эта картина небесныхъ огней. Въ непроглядную ночь вдругъ вспыхиваетъ на неб огненный столбъ, простершійся отъ горизонта до зенита, и стоитъ онъ недвижно сутки, двое, трое. То заклубится на неб огненный вихрь, то всколыхнется красочный занавсъ, и тогда тьма отодвинется въ смутныя дали, а по тундр беззвучно бродятъ и кружатся тни.

 []

Ни звука… Тишина… Въ стран черныхъ дней и блыхъ ночей почти всегда царитъ тишина. Въ ясныя морозныя ночи особенно ярко горятъ звзды, и тогда въ тишин несется сверху легкій трескъ, какъ отъ теплющихся лампадъ, и въ такую ясную, лунную ночь за десятки верстъ отчетливо слышенъ скрипъ полозьевъ по снгу, слышны шаги человка.
Морозы въ такую ночь особенно крпчаютъ, доходятъ до пятидесяти градусовъ по градуснику Реомюра. Отъ мороза захватываетъ дыханіе, при малйшемъ движеніи впередъ лицо обжигаетъ морозомъ. Къ счастью, во время сильныхъ морозовъ никогда не бываетъ втра. Сорокаградусный морозъ безъ втра переносится легче, чмъ 20-ти-градусный съ втромъ. Во время морозовъ очень часто съ громкимъ трескомъ сами собою раскалываются деревья, съ пушечнымъ грохотомъ лопается почва, давая огромныя трещины. Въ такіе морозы и зври, и птицы зарываются въ снжные сугробы и ждутъ тамъ боле теплыхъ дней.
Прибытіе почти. Слва направо: ссыльный, мальчикъ, казакъ, почтальонъ, туземецъ и женщина, здовыя собаки.

IV. Прошлое.— Туземцы.— Условія мстной жизни при завоеваніи края.— Русское владычество.

Прошлое Туруханскаго края небогато событіями, не иметъ героевъ и крупныхъ общественныхъ дятелей: Туруханскій край, можно сказать, не иметъ исторіи. Случилось это потому, что при завоеваніи Сибири русскими они не встртили здсь препятствій для дальнйшаго движенія на востокъ, край послужилъ только незначительнымъ этапомъ на большомъ пути и потомъ былъ забытъ, какъ только нашлись другіе, боле удобные южные пути. Стихійное движеніе русскихъ на востокъ въ первыхъ своихъ явленіяхъ не запечатлно исторіей, о той пор нтъ документовъ и теперь нтъ никакой возможности установить: когда именно русскіе впервые появились въ Туруханскомъ кра, но, во всякомъ случа, это произошло задолго до завоеванія кра
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека