А. Н. Плещеев.
В. Н. Майков
А. Н. Плещеев.
В. Н. Майков
В. Н. Майков, Плещеев Алексей Николаевич, Год: 1847
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Литература понесла еще утрату. Въ Ропш скончался отъ апоплексическаго удара во время купанья Валеріанъ Николаевичъ Майковъ, сынъ извстнаго художника Николая Аполлоновича Майкова и братъ поэта. Валеріану Николаевичу Майкову было только двадцать-три года… Неумолимая смерть скосила его на разцвт жизни. Полный силъ и надежды, вступилъ онъ на литературное поприще. Превосходныя критическія статьи, которыми онъ дебютировалъ въ одномъ изъ наиболе читаемыхъ журналовъ, не могли не обратить на себя вниманія публики, хотя она и не знала, кому эти статьи принадлежатъ. Разборы стихотвореній Кольцова, ‘Исторіи литературы’ Аскоченскаго и ‘Романовъ Вальтера Скотта’ отличаются необыкновенною доказательностью, логичностью выводовъ, отсутствіемъ парадоксовъ и значительною эрудиціей, качествами, которыми не могла до него похвалиться наша критика. Сверхъ того, В. Н. Майковъ написалъ нсколько мелкихъ рецензій, также весьма замчательныхъ. Чрезвычайная совстливость, анализъ самыхъ мелкихъ художественныхъ подробностей, обличавшій тонкій эстетическій вкусъ, отъ проницательности котораго не могли ускользнуть ни одно достоинство, ни одинъ недостатокъ разбираемаго произведенія,— вотъ что особенно поражаетъ въ этихъ рецензіяхъ, какъ вообще и во всхъ статьяхъ покойнаго Майкова. Изъ этого можно заключить, какого полезнаго дятеля лишилась въ немъ русская литература. Въ наше время, когда духъ анализа преобладаетъ всюду, когда критическія статьи возбуждаютъ всеобщее любопытство и читаются также жадно, какъ и разбираемыя произведенія, потребность хорошаго эстетическаго критика слишкомъ ощутительна. Въ масс живетъ художественный инстинктъ, но понятія ея не установились, и она ищетъ человка, который бы направилъ ее, котораго сужденія, основанныя на законахъ разума и вкуса, могли бы служить ей опорой, но вмсто того она встрчаетъ людей, унижающихъ художественность, приносящихъ эстетическія начала въ жертву произвольнымъ теоріямъ. В. Н. Майковъ, не принадлежавшій къ числу этихъ людей, общалъ именно такого критика, какого ждетъ теперь наше общество, и въ которомъ бы соединялись основательность, эрудиція и художественный тактъ. Намъ случалось слышать, какъ обвиняли молодого критика въ длиннот его статей, въ растянутости и въ отсутствіи въ нихъ журнальной бойкости. Первое, если оно и было, происходило единственно отъ желанія высказать мысль какъ можно ясне и доказательне. Майковъ имлъ всегда въ виду массу, которой необходимо бываетъ повторять по нскольку разъ и, такъ-сказать, разжевывать идею для того, чтобъ она приняла и усвоила ее себ… Хотя онъ и зналъ, что иногда толпа вритъ на слово, но онъ думалъ, что навязывать ей свои парадоксы, ничмъ не доказанные, вовсе недобросовстно. Но въ статьяхъ Майкова никогда не было той водянистой растянутости, которая происходитъ или отъ недостатка содержанія (когда авторъ, довольный тмъ, что поймалъ какую-нибудь идею, вертитъ и выжимаетъ ее, какъ только можетъ), или просто отъ желанія наполнить какъ можно больше печатныхъ листовъ. Растянутость его статей была слдствіемъ не безплодности ума, а напротивъ чрезвычайной плодовитости. Что же касается до отсутствія бойкости, то, по вашему мннію, это — еще не недостатокъ. Бойкость пріобртается опытностью, рутиной, да и не въ ней одной заключается жизнь и колоритъ статьи. Никто не назоветъ эстетическихъ статей Шиллера вялыми и безцвтными, хотя он, по видимому, вовсе лишены полемическаго задора…. Итакъ, вотъ какую утрату понесла еще наша литература! Вотъ какого полезнаго дятеля лишилось общество! Много благородныхъ стремленій и помысловъ, много широкихъ концепцій, смлыхъ, глубокихъ идей унесено имъ въ могилу!
Хотя мы имемъ право говорить съ публикой только объ утрат дятеля, но да позволено будетъ сказать также два слова и о человк. Вс знавшіе покойнаго Майкова долго не позабудутъ о немъ. Довольно было сойдтись съ нимъ разъ, чтобъ увидть, сколько любви заключалось въ этомъ сердц, какъ горячо умло оно сочувствовать всему благородному и высокому и какъ возмущалось при вид всего, что унижаетъ человческое достоинство… Будучи весь доброта, весь симпатія, этотъ человкъ не могъ имть враговъ: онъ никогда не ршился бы никого оскорбить даже словомъ, а если когда-нибудь въ разговор ему и случалось невольно уязвить чье-нибудь самолюбіе, то, замтивъ это, онъ тотчасъ удвоивалъ ласки свои къ оскорбленному и всячески старался заставить его забыть обиду, видимо безпокоившую его. Такого человка нельзя было не любить. Одна изъ главныхъ чертъ его характера состояла въ томъ, что онъ умлъ находить во всякомъ хорошую сторону, за которую готовъ былъ простить вс недостатки: этимъ качествомъ владютъ немногіе въ наше время, когда на каждаго человка неодинаковыхъ съ нами чувствъ и понятій мы готовы смотрть съ какимъ-то высокомрнымъ презрніемъ… Майкова доставало на всхъ: каждый, кто приходилъ къ нему съ какою-нибудь исповдью, мучимый какимъ-нибудь тайнымъ сомнніемъ, не разршеннымъ вопросомъ, находилъ въ немъ сочувствіе и утшеніе и уходилъ отъ него спокойне. Эгоизма не имлъ онъ нисколько или, лучше сказать, имлъ на столько, на сколько его должно быть въ каждомъ разумномъ человк: въ немъ была потребность счастія, наслажденія, но не въ ущербъ другому… Да, природа, казалось, хотла сосредоточить въ немъ только одн свтлыя стороны человческаго духа! Затмъ же суждено было ему пасть такъ рано? Зачмъ почти каждый день встрчаемъ мы въ жизни оправданіе этихъ словъ: ‘il tait de ce monde, o les plus belles choses ont le plus pir dstin!’ Миръ теб, добрый, умный, превосходный человкъ! Ты долго будешь жить въ памяти всхъ, кому дано было счастіе знать тебя! Изъ этого міра никто не въ силахъ тебя изгнать, и не пройдетъ между ними ни одной дружеской бесды, въ которой бы не вспомнили они о теб, кроткомъ, нжномъ, любящемъ, чуждомъ всякаго педантизма и всякой изысканности!
Источник текста: журнал ‘Русскій Инвалидъ’ 1847 года, No 181.