В. Лакшин
Новые материалы об А. Н. Островском
(Из дневника профессора Шляпкина)
——
В. Лакшин. Новые материалы об А. Н. Островском, Островский Александр Николаевич, Год: 1960
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Русская литература. 1960. No 1.
Илья Александрович Шляпкин (1858—1918) занимает сравнительно скромное место в истории филологической науки как исследователь в области новой и древней русской литературы. В наши дни он памятен лишь немногим специалистам.
В молодые годы судьба сводила Шляпкина со многими людьми, имена которых высоко чтимы в истории русской литературы. Он был знаком с Гончаровым и Григоровичем, Лесковым и И. Ф. Горбуновым, Аполлоном Майковым и Полонским.
Как человек филологической складки, он привык дорожить фактами и подробностями и знал, как быстро исчезают из памяти живые черты замечательных людей прошлого, бесценные для потомства. С завидной тщательностью и методичностью стал заносить Шляпкин в свой дневник все, что сам наблюдал или слышал из уст очевидцев о корифеях русской литературы.
В записях Шляпкина можно найти рассказы о Белинском, Достоевском, Тургеневе, Гончарове, Некрасове, Льве Толстом. Но, пожалуй, наиболее интересные и ценные с точки зрения истории литературы страницы дневника посвящены А. Н. Островскому.
Осенью 1886 года — года смерти Островского, под свежим впечатлением горькой утраты его друзья и ценители его творчества собрались в ‘музыкально-сценическом кружке’ Коровякова. Сам Д. Д. Коровяков был известным знатоком и любителем театрального дела, автором популярных пособий по декламации. На заседание своего кружка он пригласил людей, коротко знакомых некогда с Островским, встречавшихся с ним и в пору его литературных дебютов, и в момент наивысшей славы, и на пороге смерти. Здесь были И. Ф. Горбунов, Д. В. Григорович — писатели, помнившие Островского еще по годам сотрудничества в журналах ‘Москвитянин’ и ‘Современник’. Здесь был и М. И. Писарев — актер Александрийского театра, исполнитель ролей Несчастливцева, Русакова, Большова, Кнурова в пьесах Островского и издатель первого полного собрания сочинений драматурга.
Молодой филолог-энтузиаст И. А. Шляпкин, также оказавшийся на заседании кружка, записал в свой дневник то, что услышал об Островском из уст людей, близко знавших драматурга. Надо заметить, что участники этой встречи оставили воспоминания об Островском, а М. И. Писарев опубликовал заметки ‘К биографии Островского’. Но в этих известных сообщениях мы не отыщем многого из того, что вспомнилось им в ноябрьский вечер 1886 года в салоне Коровякова. Воспоминания для печати писались этими авторами много позднее, и какие-то подробности могли, естественно, выветриться из памяти. Но главное в другом. При мысли об Островском вспоминалось многое из его цензурных мучений и вообще из отношений с ‘властью предержащей’. А такого рода сообщения не могли быть в то время напечатаны. Тем ценнее, что беседы эти сохранены для. нас в дневнике Шляпкина.
Записи Шляпкина местами чрезмерно лаконичны, отрывочны и конспективны, это записи ‘для себя’, а не для возможного читателя.1 Но и в этом ‘сыром’ виде они представляют серьезный интерес и пополняют наши сведения о великом драматурге.
В какой степени достоверны сообщения об Островском в шляпкинском дневнике? В устный рассказ Григоровича или Горбунова могли, разумеется, вкрасться неточности, а некоторые факты в устах блестящих острословов получили оттенок салонного анекдота. Но при всем том не доверять основному смыслу рассказанных фактов мы не в праве. А они весьма интересны и значительны.
В кружке Коровякова много говорилось о злоключениях пьес Островского в цензуре. Как известно, первая же пьеса его, ‘Банкрот’ или ‘Свои люди — сочтемся’, стала жертвой цензурных гонений.
Запрещенная к представлению по личному повелению Николая I, комедия долго не могла появиться на сцене. Готовя в 1859 году первое собрание своих сочинений, Островский был вынужден под цензурным нажимом внести в комедию исправления и переделки. По словам: Т. И. Филиппова (известного приятеля Островского времен ‘молодой редакции’ ‘Москвитянина’), занесенным Шляпкиным в дневник, цензор прямо порекомендовал драматургу вывести на сцену в финале комедии квартального, призванного пресечь нечистые проделки Подхалюзина, и тем внести благонамеренную ноту.
Совершенно новые, неизвестные до сей поры сведения находим мы в дневнике Шляпкина о драме ‘Гроза’. Обычно считалось, что ‘Гроза’ не встретила никаких препятствий в цензуре. Но, оказывается, цензор серьезно сомневался, пропускать ли без изменений пьесу Островского. Многозначительный диалог драматурга с цензором, увидевшим в Кабанихе символизированную фигуру царя Николая, с новой и неожиданной стороны характеризует общественное звучание драмы.
Благодаря дневнику Шляпкина совсем по-новому предстает перед, нами в ряде случаев творческая история пьес Островского. Так, мы узнаем, что по непосредственному внушению славянофилов К. Аксакова и Хомякова Островский переделал конец в драме ‘Не так живи как хочется’: покаяние Петра ‘на миру’ заменило трагическую сцену убийства. Внезапно заговорившая в Петре совесть должна была подтвердить измышления славянофилов об особой стихии национального характера, якобы зависящего от божественных внушений и способного к неожиданным переменам. Эту фальшивую ноту в конце драмы, появившуюся, как оказывается, под прямым воздействием славянофилов, уловил и отметил Некрасов, писавший в своих заметках в ‘Современнике’, что ‘внутреннее чувство зрителя не может не смутиться при внезапной перемене возвращающегося Петра’, раскаяние и примирение которого вызвано неожиданно услышанным колокольным звоном.2 Заметим кстати, что композитор А. Н. Серов, положивший драму Островского в основу либретто своей оперы ‘Вражья сила’, воскресил, вероятно сам того не зная, первоначальный замысел Островского — трагический финал пьесы.
В дневнике Шляпкина содержатся любопытные сведения о таких пьесах Островского, как ‘Бесприданница’ и ‘Таланты и поклонники’.
Может показаться удивительным то, что М. И. Писарев нелестно отзывается об известном нам окончательном тексте ‘Бесприданницы’, этом общепризнанном шедевре Островского, предпочитая ему первоначальный набросок сюжета. М. Писарев, как видно, разделял общее предубеждение против драматургии позднего Островского, вызванное непониманием его новаторских поисков в 70—80-е годы. То же предубеждение определило, видимо, прохладный прием пьесы ‘Таланты и поклонники’ в кружке брата писателя М. Н. Островского, что так огорчило, по свидетельству М. Писарева, драматурга.
Очень интересен рассказ того же М. Писарева о том, что в ‘Талантах и поклонниках’ Островский вначале хотел ярче представить борьбу Негиной с окружающей средой и трагический ее исход. Не случайно, очевидно, Островский разговаривал об этом своем замысле с замечательной русской актрисой Стрепетовой. И не ее ли рассказами о театральной жизни провинции навеяны некоторые мотивы пьесы?
Публикуемые фрагменты из дневника И. А. Шляпкина обогащают, таким образом, наши сведения о жизни и творчестве Островского. Выдержки из дневника И. А. Шляпкина печатаются по рукописи, хранящейся в Государственном архиве литературы и искусства СССР (ф. 1296, оп. 1, ед. хр. 25, лл. 102 об., 103, 103 об., 104, 104 об., 105).
13 ноября [1886 года]. По приглашению Незеленова был в Муз<ыкально>-сцен<ическом> кр<ужке> Коровякова с женой. Были Д. В. Григорович, И. Ф. Горбунов, М. И. Писарев, В. П. Острогорский (с коим я и познакомился), Коропчевский, Берг, Голенищев-Кутузов, Катенин, Коровяков и пр.3
Григорович. Были в старину дома, каких и не сыщешь. Нико<лай> Павл<ович> и последний актер Алексан<дринки> в них одинаково принимались. Дом Велеурских (Вельегорских), А. Одоевского, Кочубей и др.4 У Вельегорских целое событие — рукопись ‘Банкрот’, пять дней разговоров…
Рукопись, по которой читали ‘Банкрота’, оказывается переписанной И. Ф. Горбуновым.5 Конец был другой, но государь написал: ‘Почему порок не наказан? Кто такой Островский? Пусть выбирает светлые личности!’6 Садовский, играя, увлекал квартального для подкупа в кабинет.
Разрешили [‘Свои люди — сочтемся’] (рассказ<ывает> И. Ф. Гор<бунов>) вот по какому случаю. Императрице понравилась ‘Гроза’. (Цензор не пропускал Кабанихи, это-де Ник<олай> Павлович в юбке. Остров<ский>: Да не могу же я у своего сына ногу отрезать. Цензор: Ну оба в ответе будем, и Вы, и я!). Директор Сабуров подписал письмо, сочиненное Горбуновым и др., и понес генерал-губернатору ‘Свои люди — сочтемся’ (по пословице, употребленной в комедии, Островс<кий> сам исправил и заглавие), и пьесу разрешили…7
Апол<лон> Григорьев влюблен был в А. Н. Островского и разжигал его самолюбие… Прочли Добролюбова ‘Темн<ое> цар<ство>‘. О<стровский> говорит: ‘Это будто я сам написал’. Ну, да О<стровский> вообще человек увлекающийся.8
Сюжет задумал ‘Бесприданницы’ (рассказ<ывал> Писарев). На Волге старуха с 3 дочерьми. 2 разухабистые, и лошадьми править, и на охоту. Мать их очень любит, и им приданое. Младшая тихая, задумчивая, бесприданница. Два человека влюблены. Один деревенский житель, домосед, веселиться, так веселиться, все удается у него. Читает ‘апостола’, ходит на охоту. Другой нахватался верхушек, но пустой. Живет в Питере, летом в деревне, фразер. Девушка в него влюбилась, драма. Нынешняя ‘Бесприданница’ бесцветное, кургузое произведение.
‘Таланты и поклонники’, прежде ‘Открытые письма’.9 Разговор с Стрепетовой и Писаревым. Актриса, с детства преданная сцене, поступает, театральные типы, борьба и ее погибель. В нынешней пьесе нет борьбы: сразу сдается. Читалась эта пьеса в кружке М. Н. Островского, холодно принята. А. Остров<ский> захворал от огорчения.
У него словарь остался (второй Даль).10 Записывал выражения. Надпись: ‘Метать промеж себя, коли длинный конец etc’, вложен<ная> в уста ямщику, взята целиком, списана по просьбе О<стровско>го Горбуновым с надписи на постоялом дворе Коровина на Тележной улице (Рогожской)…11
Вчера в собрании русск<ого> языка в Соляном городке был Грейг, Т. И. Филиппов (обещал доклад о славянс<ком> языке) и масса народу. Вспоминается, как на разборе рук<описи> Грота был покойный А. Н. Островский и тоже стоял за фонетичес<кое> правопис<ание> (Петра, а не Петрб)…12
Окончание ‘Не так живи’ — первоначально, как и во ‘Вражьей силе’, убийство, но К. Аксаков и Хомяков убедили переменить.
То же самое [нрзб] цензор в ‘Свои люди сочтемся’. В ‘Москви<тянине> — иначе. ‘Да не квартального же мне прославлять’. ‘А хоть бы и ‘то’. — сказал цензор, и явился новый конец.
1 Самим Шляпкиным были позднее обработаны для печати и увидели свет лишь страницы дневника, посвященные встречам и беседам автора с Н. С. Лесковым (см. статью ‘К биографии Н. С. Лескова’ в журнале ‘Русская старина’, т. 84, 1895, декабрь). После смерти Шляпкина рукопись дневника попала в архив, но до сих пор мало привлекала внимание историков литературы, комментаторов в биографов.
2 А. Н. Островский в русской критике. Гослитиздат, М., 1953, стр. 320.
3 А. И. Незеленов — известный филолог, автор работ об А. Н. Островском, профессор Петербургского университета, учитель И. А. Шляпкина. В. П. Острогорский — видный литератор и педагог. Д. А. Коропчевский — ученый-антрополог и беллетрист. Ф. Н. Берг — поэт, новеллист и журналист. А. А. Голенищев-Кутузов — поэт, почетный академик. А. А. Катенин — журналист, сотрудник ‘Русского вестника’. Д. Д. Коровяков — историк театрального дела, автор книги ‘Вокруг театра’ (1894).
4 В доме М. Ю. Вельегорского (Виельгорского) — известного музыканта-любителя и человека, близкого литературным кругам, регулярно собирались писатели, композиторы, живописцы, актеры. Подобный же характер литературного салона имели собрания в доме князя В. Ф. Одоевского (у Шляпкина очевидная ошибка: вместо В. Ф. Одоевского назван А. И. Одоевский), стремившегося ‘соединить, слить светское общество с обществом литераторов и ученых’ (см. об этом: Д. В. Григорович. Литературные воспоминания. ‘Academia’, Л., 1928, стр. 175—186). ‘Дом… Кочубей’ — имеется в виду дом графини Н. В. Кочубей (в замужестве гр. Строгановой). Как свидетельствуют современники, в 40-х годах она держала в Петербурге ‘блистательную министерскую гостиную’.
5 В своих воспоминаниях И. Ф. Горбунов рассказывает, как он переписывал комедию ‘Свои люди — сочтемся’ в доме университетского товарища А. Н. Островского М. Г. Попова в присутствии автора, с которым он тогда и познакомился. И. Ф. Горбунов оказался усердным распространителем списков комедии. ‘В течение декабря и января, — свидетельствует Горбунов, — я переписал пьесу три раза и выучил ее наизусть’ (И. Ф. Горбунов, Полное собрание сочинений, т. 2. СПб., стр. 374).
6 В докладе специального правительственного комитета о комедии ‘Свои люди — сочтемся’ драматургу предъявлялось обвинение в огульном очернении действительности: ‘Ни одного характера, призывающего на себя уважение, ни одной черты или порыва, на которых можно было бы с отрадою остановиться посреди картины этой моральной низости’. На этом заключении о комедии, представленном царю, рукой Николая I была начертана резолюция: ‘Совершенно справедливо, напрасно напечатано, играть же запретить…’ (М. Писарев. К материалам для биографии А. Н. Островского. В кн.: А. Н. Островский, Полное собрание сочинений, т. X, изд. ‘Просвещение’, СПб., стр. XXVII—XXIX).
7 И. Ф. Горбунов писал А. Н. Островскому в конце декабря 1860 года: ‘Слава богу! Слава богу! Слава богу! Очень рад, что мне первому пришлось сообщить вам то, чего все дожидались. ‘Свои люди’ на днях будут пропущены. Это верно… Сейчас пошла Долгорукову от Сабурова записка с пьесой’ (Неизданные письма из архива А. Н. Островского. ‘Academia’, M.—Л., 1932, стр. 669). Упоминаемый здесь А. И. Сабуров занимал тогда должность директора императорских театров. В. А. Долгоруков, от которого зависело разрешение пьесы, — московский генерал-губернатор.
8 Ап. Григорьев был приятелем Островского и горячим почитателем его творчества, которое истолковывал в своих статьях с точки зрения ‘молодого’ славянофильства. В своей статье ‘Темное царство’ (‘Современник’, 1859, NoNo 7 и 9) Н. А. Добролюбов вступил в полемику с Ап. Григорьевым и рассмотрел творчество Островского с позиций революционно-демократической критики (подробнее об этом см. в моей публикации ‘Об отношении Островского к Добролюбову’ в журнале ‘Вопросы литературы’, 1959, No 2).
9 ‘Открытые письма’ — так, очевидно, должна была первоначально называться пьеса ‘Таланты и поклонники’. Драматург, видимо, долго колебался в определении заглавия комедии. По черновым рукописям мы знаем и о других вариантах заглавия: ‘Фантазеры’, ‘Мечтатели’.
10 Начиная с экспедиции по Волге в 1856 году, Островский собирал материалы для словаря русского народного языка. После смерти Островского его словарные изыскания были переданы в Академию наук и частично использованы в академическом ‘Словаре русского языка’, выходившем с 1891 года под ред. Я. К. Грота.
11 Имеется в виду реплика ямщика Якова в драме ‘Не так живи как хочется’: ‘…староста на буньковских ямщиков приказ написал: если будете, примерно, метать промеж себя и тащить, котора половина больше, так и тащите, а им чтобы не галдить, и чтобы супротив говорить не смели’ (действие II, явление 1).
12 С. А. Грейг — сослуживец М. Н. Островского, брата драматурга. В годы, о которых идет речь, отставной министр, член Государственного Совета. Я. К. Грот — академик, языковед и историк литературы, автор книги ‘Русское правописание’ (1885), в обсуждении рукописи которой и участвовал Островский.