В. В. Воровский
В кривом зеркале
Фавн
В кривом зеркале, Воровский Вацлав Вацлавович, Год: 1908
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
Воодушевленный редким успехом, который выпал в пятницу на долю ‘Хохота’1, я поспешил интервьюировать автора этого действа.
— Как пришли вы к этой глубокой, единственной в мире философии хохота? — спросил я, преисполненный восторга.
— О, это целая история,— начал автор и рассказал мне следующее:
— Еще недавно я делил космос на три неравные половины. Самой большой из этих половин был я сам, я — царь природы, обладатель разума и воли. Второй половиной была моя пьеса — эта сокровищница моих мыслей и сценической бутафории. Третьей, самой маленькой половиной была публика, т. е. серая масса зрителей, читателей, покупателей моих книг и театральных билетом.
— Как это глубоко и тонко,— невольно перебил я.
Автор пропустил мимо ушей мое робкое замечание и продолжал:
— В этом делении я был властелином. Я царил над моей пьесой, а пьеса царила — т. е. должна была царить — над публикой. Я чувствовал себя сверхчеловеком. Я был счастлив. Так продолжалось до пятницы вечером,— прибавил он с меланхолической улыбкой.
— До пятницы вечером,— с ужасом вырвалось у меня.— А после?..
— А в этот вечер я убедился, что в действительности соотношение другое.
— ??
— Я увидел, что публика — эта маленькая, жалкая третья половина вселенной — смеялась над моей пьесой, а пьеса — моя пьеса, которую я сам написал танцуя,— эта пьеса смеялась надо мной! Смеялась всей своей бутафорией: и испанским танцем г. Юреневой, и горбом г. Павленкова, и рефератом г. Багрова, и курточкой г. Горелова2, и сестрой милосердия, и громом, и молнией, и тем электрическим светом, который г. Багров так комично тушит в столь трагический момент.
Он замолчал, и на его лицо легла печать мировой скорби.
— И когда я увидел все это,— продолжал он с оттенком горькой иронии,— я иначе разделил космос, я разделил его на три другие неравные половины. Одна громадная половина — это была жалкая толпа, неспособная понять истинное искусство. Она была глупая и смешная. Другая маленькая половина была моя пьеса, смеявшаяся на этот раз над этой толпой, купившей билеты на второе представление после успеха первого. А третьей — бесконечно маленькой половиной, одной лишь точкой — был я сам, смеющийся демоническим хохотом и над своей пьесой, и над той толпой, которая приняла эту пьесу всерьез. Да, я был смеющейся точкой, лопающейся от смеха точкой…
— Но ваш барон3, кажется, делит мир только на две неравные половины…
Автор снисходительно улыбнулся.
— Но ведь барон не писал пьесы. Тот, кто написал такую пьесу, должен же себя чем-нибудь отделять от прочей бутафории.
— Однако, по мысли вашего барона, вам как раз следовало бы слиться со смеющейся бутафорией против глазеющей и осмеянной публики.
— Да разве вы не заметили, что я так и делаю. Я и моя пьеса, мы вместе смеемся над публикой. Но я, кроме того, смеюсь еще над своей пьесой. Этим я возвышаюсь над ней. Я — бутафория, но я и сверхбутафория. Я — смеющаяся третья неравная половина мира, смеющаяся точка.
— Теперь я вполне усвоил вашу глубокую философию хохота. Вы между прочим проводите, кажется, идею счастья незнания? Только слепой говорит ‘знаю’, зрячий и живой может сказать лишь ‘не знаю’?
— Да, это идея счастливого неведения.
— Да, да, счастливого невежества. Как это глубоко вы сказали, как метко!
Я собирался уходить. Но напоследок спросил его:
— Скажите пожалуйста, откуда это вдруг у Макса4 такая тяжелая болезнь завелась?
— Не знаю, право,— сказал автор.— Так нужно было.
И он весело засмеялся. Я понял, что он счастлив своим неведением.
‘Одесское обозрение’,
30 ноября 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 ‘Хохот’ — банальная, полная символики, без сюжета и образов пьеса одесского писателя Ал. Вознесенского (псевдоним А. Е. Бродского). Ее постановке на сцене Одесского городского театра предшествовала в печати громкая реклама. Пьеса была опубликована в одном из номеров декадентского альманаха ‘Шиповник’ в Петербурге, поставлена в ряде городов страны. Премьера пьесы Вознесенского в Одессе, приуроченная к бенефису его жены, талантливой актрисы В. Юреневой, закончилась провалом.
2 Артисты, принимавшие участие в постановке.
3 Барон — персонаж из ‘Хохота’.
4 Макс — персонаж из ‘Хохота’.