В. КОРЧЕМНЫЙ. ЧЕЛОВЕК С ГЕРАНИЕМ
В. КОРЧЕМНЫЙ. ЧЕЛОВЕК С ГЕРАНИЕМ
В. Корчемный. Человек с геранием. Изд. Возрождение, Париж, 1927.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
В. Корчемный. Человек с геранием, Зайцев Борис Константинович, Год: 1928
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
М: Русская книга, 2000.
Кажется, читателю не особенно хочется сейчас революции. Бог с ней, была и прошла, началась другая жизнь. Книга Корчемного вся о революции, ее можно бы назвать воплями, молитвами и размышлениями о революции. К читателю Корчемный равнодушен. Он говорит то, что ему самому хочется сказать. Иногда как бы рыдает, или грозит, или стонет, но никогда не смеется, даже не улыбается. Невеселая книга! Что поделаешь, нет повода веселиться, выбрав такую тему.
Повесть, давшая название целому, бесспорно лучшая вещь сборника, полновесная, яркая, мучительно-страстная и пронзающая. Духовная родина Корчемного — Достоевский, но автор наш сам очень своеобразен, своенравен, иногда капризен, замысловат в слове, и как всякий настоящий писатель — неповторим. Его фраза бывает запутана, его проза иногда вязка. Кажется, основная черта в нем — не столько желание ‘изобразить’, сколько ‘сказать’. Это можно считать признаком лирического строя души, но все же лириком Корчемного не назовешь. Он органический писатель. Слова и фразы — как бы дыхание его, дыхание тяжелое, порой мучительное, но из глубины легких. Ритм книги сложный, местами очень и очень замедленный.
Мелкие вещицы второй половины — как бы очерки, иногда просто описание фактов в патетическом, лирико-философском обрамлении (большой искренности). Это очень ‘русский’ род прозы, западу мало свойственный и, вероятно, даже для него отвратный. У Корчемного не видать новеллистической струи. Сюжет, его движение, развитие — отсутствуют.
В книге много гнева, есть просто проклятия, некая анафема, но много и жалости, любви, сострадания (‘Веруня на кухне’, смерть мальчика в ‘Агитпункте’ и др.). Главный упрек автору — многоречивость. Длинноты, особенно во второй части (напр., первая половина ‘Смерти лошади’) чрезмерны. Материал распухает и подавляет и пишущего, и читающего. Об этом приходится только жалеть, ибо у автора настоящее дарование, книга его значительная, и остается в душе.
Современные записки. 1928. No 35.