И. Е. Репин
В. И. Суриков
I
II
III
КОММЕНТАРИИ
В. И. Суриков, Репин Илья Ефимович, Год: 1916
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Суриков В. И. Письма. Воспоминания о художнике.
Вступительные статьи Н. А. Радзимовской, С. Н. Гольдштейн.
Составление и комментарии Н. А. и З. А. Радзимовских, С. Н. Гольдштейн.
Л., ‘Искусство’, 1977.
OCR Ловецкая Т. Ю.
Вероятно, 1872 год.
Я был уже на выезде за границу1, когда Суриков стал выдвигаться и готовился быть ‘конкурентом’ 2. Я видел его только мельком, и мне очень врезались его выразительные глаза, я был не прочь с ним познакомиться. Но однажды, встретившись со мною в коридоре Академии художеств, он взглянул мне так холодно в упор, что я сразу охладел к нему. Я уже тогда написал ‘Бурлаков’ и ‘Дочь Иаира’3, и явно демонстративный взгляд мне, столь известному тогда не только в академическом коридоре, но и дальше его, показался обидным. Но, кажется, он малоинтеллигентен, подумал я для успокоения своего любопытства к восходящей новой звезде, и сам не искал с ним знакомства.
Знакомство это состоялось только в 1877 году в Москве.
Уже после своего академического пенсионерства я, поселившись в Москве4, был в храме Христа Спасителя, где и Суриков писал на стенах большие образа-картины.
Здесь с первых же слов мы почувствовали себя родственниками — кстати, и жили недалеко друг от друга5, в Хамовниках. Я упросил Сурикова позировать мне для портрета6, он согласился, и мы стали видеться очень часто. Работы в храме он уже кончил, и сейчас же на Зубовском бульваре, в небольшой комнате (самой большой в его квартирке), он начал ‘Казнь стрельцов’7. Тогда еще не было пряток друг от друга со своими работами: они стояли на мольберте всегда открытыми, и авторы очень любили выслушивать замечания товарищей.
Все подробности обсуждались до того, что даже мы рекомендовали друг другу интересные модели. Я вспоминаю в себе в ту пору много кочкаревских черт 8.
С большой заботой, до назойливости, я критиковал всякую черту в картине, и, поразившись сходством намеченного им в своей картине одного стрельца, сидящего на телеге с зажженной свечой в руке, я уговорил Сурикова поехать со мною на Ваганьковское кладбище, где один могильщик был чудо-тип. Суриков не разочаровался. Кузьма долго позировал ему 9, и Суриков при имени Кузьмы, даже впоследствии, всегда с чувством загорался от его серых глаз, коршуничьего носа и откинутого лба.
С Суриковым мне всегда было интересно и весело. Он горячо любил искусство, вечно горел им, и этот огонь грел кругом его и холодную квартирушку, и пустые его комнаты, в которых, бывало: сундук, два сломанных стула, вечно с продырявленными соломенными местами для сиденья, и валяющаяся на полу палитра, маленькая, весьма скупо замаранная масляными красочками, тут же валявшимися в тощих тюбиках. Нельзя было поверить, что в этой бедной квартирке писались такие глубокие по полноте замыслов картины, с таким богатым колоритом.
Не могу не вспомнить опять, что в то время нас обогревало великое солнце жизни — Лев Толстой. Он часто захаживал то ко мне, то к нему. И я, еще со Смоленского бульвара, завидев издали фигуру Сурикова, идущего навстречу мне, в условленное время — вижу и угадываю: ‘он был’.
— Ах, что он сегодня мне говорил!.. — кричит Василий Иванович. И начинался тут бесконечный обмен всех тех черточек великого творца жизни. Он невзначай бросает их, глядя на работы еще малоопытных художников. Он чувствовал, что сердца их прыгали от счастья, почуяв, как живую, трепещущую частицу их единственных наблюдений проницательного знатока жизни, и это его располагало не скупиться.
Да и у Сурикова было много страсти к искусству. Нельзя было не пожалеть об его не крепком рисунке, о слабой форме. Я даже затеял у себя натурные классы10 — один раз в неделю, по вечерам, приходили из Училища живописи натурщики. Все же лучше, чем ничего. Суриков сам не соберется одолевать скуку изучения. Но он ко мне не часто приходил на эту скуку. Как жаль, а ведь я, главным образом, имел его в виду…
Ах, школу надо одолевать в юности, чем раньше, тем лучше, как язык… А когда голова художника полна небывалыми образами, когда сердце его охвачено потрясающими страстями прошлой жизни, тогда уже нет сил удержаться на изучении вообще.
Вчера г. Б. написал11, что Суриков не был за границей до самой смерти, — это неверно. Суриков несколько раз ездил в Европу и в разные места12. В Венеции он даже увлекся до того, что написал ‘Карнавал’ 13. Любимой эпохой живописи были для него венецианцы — он обожал Тициана…
И вот на нем, как на самобытном художнике — русском, национальном, — с особой ясностью видно, что посылки за границу вредны для исключительных художественных дарований.
Искусственно воспитанные эклектики (выражаясь вульгарно: хладные скопцы) как сыр в масле катаются по Европе, прибавляя многое множество консервов к своему легкому гербариуму чужих опытов. А живому темпераменту, обуреваемому реальной действительностью, нужен простор и новые формы. Разумеется, какой же художник не влюбится в Тициана?! И Суриков отдал ему дань восхищения. И что всего опаснее: художественные величины завоевывают нас без остатка. Чем глубже впечатление, тем ближе и ближе хочется художнику произвести то же.
Это всегда будет нечто вроде копии, — значит, слабее оригинала. И еще… О, беспощадность образца — другой уже не нужен миру. Ни Рафаэль, ни Рембрандт, ни Тициан, другой невозможен — он будет только хладный скопец, жалко, скромно и загадочно стоящий в стороне от истинного движения искусства. Это живой мертвец в искусстве. Вот почему академий — консерватории великих принципов искусства — всегда и везде производили только мертворожденных гомункулов.
Да, Суриков яркий пример самобытности. Вот его ‘Ермак, покоритель Сибири’…
…Впечатление от картины так неожиданно и могуче, что даже не приходит на ум разбирать эту копошащуюся массу со стороны техники, красок, рисунка. Все это уходит как никчемное, и зритель ошеломлен этой невидальщиной. Воображение его потрясено, и чем дальше, тем подвижнее становится живая каша существ, давящая друг друга.
После и казаков, и Ермака отыщет зритель, начнет удивляться, на каких каюках-душегубках стоят и лежат эти молодцы, даже серьги в ушах некоторых героев заметны… И уж никогда не забудет этой живой были в этих рамках небылиц.
В заключение желательно определить в искусстве место и значение В. И. Сурикова, сделать ему характеристику. Теперь это очень, очень трудно, — время не такое.
Вместо горячих жертвенников творцу от искренних сердец жрецов искусства закурились кучи навоза — кизяк… Кроме газов, от удушливости которых можно угореть, эти дымящиеся кучи производят такой едкий дым, что решительно ничего видеть не может человек с добрыми побуждениями, — наглядеться произведениями искусства и даже приобрести из виденного для воспоминания…
Его, заплатившего за вход на выставку, как везде, приводят в некую неприглядную кладовую, где и на полу и по стенам досужие шутники-дворники наложили и накрепляли к стенам какие-то деревяшки, поленца, жестянки, даже, коробочки от пудры, щетки от сапог с ваксой, вешалки для платья, обрезки цинковых листов, некоторые поленца и концы брусьев даже раскрасили в яркие цвета…
Недоумевающий простак уже готов звать на помощь полицию, требует назад деньги, поднимается шум, смех переходит в нелестные эпитеты устроителей… Скандал. Заправилы поневоле должны спасать положение: они уверяют непочтенную публику в ее невежестве, — за границей за эти сверххудожества платят громадные суммы, в Москве некий чудак купил великолепный дворец, украшенный резьбою и позолотой блестящей эпохи Ренессанса и развесил по стенам эти гениальности, еще недоступные пониманию. Выставка носила загадочную цифру, вместо заглавия красовалась вывеска: 0,10 14.
Ах, не время смеяться, когда гениальный художник, еще не похороненный, лежит в гробу…
Я хотел определить Сурикова как художника. Извиняюсь за отступление.
В искусстве, как в жизни человечества, установились два типа, два течения: эллинское и варварское. И художников, по их натурам, также придется разделить на эллинов и варваров.
Эллины со своим искусством представляют гармоническое, цельное, изящное явление. Ритм, красота, спокойное сочетание линий, красок, форм — все вместе, распределенное в меру, с аристократическим вкусом, очаровывает нас, и душа наша отдыхает от этой изящной пластики. Представители у старых греков: Фидиас15, Пракситель и др., у итальянцев: Рафаэль, Тициан и др. У нас представитель эллинизма — Карл Брюллов, величайший художник Европы XIX столетия.
Другой тип искусства, для краткости, назовем варварским (в смысле понимания древних греков, для которых все, что не входило в область Эллады, считалось варварским).
Разумеется, все малокультурные народы были варварами, и сами греки имели довольно продолжительный период архаического искусства, так схожего еще с египетским. Аполлон Терентенейский 16, Диана Эфесская 17, Эгинеты 18 и др. — все это еще можно считать варварскими примотивами, к которым так ревниво стремятся теперь декаденты, ломая себя даже нарочно, слюняво шепелявя для сходства с дикими и детьми. Вот почему их идеалы уже только у дикарей и ограниченных народностей, не поднявшихся еще до великого искусства.
У нас представители варварского начала19: лубки, иконы и произведения живых, но еще неокультуренных сил природного гения. К таковым можно отнести Перова, к таковым же, по своей натуре, принадлежит и Суриков.
Натура страстная, живая, с глубоким драматизмом, он творил только непосредственно, выливая себя, он не мог подчинить свои силы никакой школе, никаким канонам. И лица, и краски, и линии, пятна, светотени, — все в нем было своеобразно, сильно и беспощадно по-варварски.
А искусство он горячо любил, более всего на свете. И послушать, как он рассуждал о нем, — можно было решить, что он эстет аристократ. Он понимал все и глубоко и верно ценил.
Печатается по тексту, опубликованному в газете ‘Биржевые ведомости’, 1916, 11 марта, No 15434 (‘В. И. Суриков’).
1 Репин уехал за границу как пенсионер Академии художеств в мае 1873 г.
2 Репин имеет в виду участие Сурикова в конкурсе на малую золотую медаль (см. коммент. 1 к письму 28).
3 ‘Бурлаки на Волге’ — картина, исполненная Репиным в 1870—1873 гг., ‘Воскрешение дочери Иаира’ — картина, за которую Репин в 1871 г. получил большую золотую медаль.
4 Репин поселился в Москве в сентябре 1877 г.
5 Суриков в конце 1877 г. жил в Москве, в меблированных комнатах на Остоженке (ныне Метростроевская ул.) в доме Челищева, No 215. В 1878 г., окончив работу в храме Христа Спасителя, Суриков поселился на Плющихе в доме Ахматова, No 20, а вскоре затем — на Зубовском бульваре в доме Вагнера, примыкавшем непосредственно к бульвару. В настоящее время-, в связи с реконструкцией Москвы, оба эти дома снесены.
6 Портрет Сурикова, созданный Репиным, находится в ГТГ.
7 О том, в каких условиях создавалась картина ‘Утро стрелецкой казни’, см. коммент. 1 к письму 47.
8 Кочкарев — один из персонажей комедии Н. В. Гоголя ‘Женитьба’, которого писатель характеризует, как чрезвычайно деятельного и навязчивого друга главного героя комедии — Подколесина. Репин, отмечая в себе ‘кочкаревские черты’, имеет в виду свое отношение к Сурикову в годы их общения в Москве (1877—1882), свое участие в обсуждении картины ‘Утро стрелецкой казни’ в процессе ее создания и свою заботу о подыскании натурщиков, которые были нужны Сурикову.
9 См. очерк М. Волошина, с. 183 и коммент. 98 к нему.
10 ‘Натурными классами’ Репин называет рисовальные вечера, происходившие у него на дому. Один из таких вечеров Репин запечатлел в рисунке ‘В мастерской Репина. Рисовальный вечер’ (ГТГ), на котором изображены Н. Д. Кузнецов, Н. К. Бодаревский, И. С. Остроухов, В. И. Суриков, Н. С. Матвеев. На рисунке имеется авторская дата: ‘1882 1-го февр.’.
11 Репин упоминает статью ‘Памяти проф. В. И. Сурикова’, опубликованную в вечернем выпуске газеты ‘Биржевые ведомости’ 7 марта 1916 г. (No 15427). Автор статьи Б. (H. H. Брешко-Брешковский?) допустил в тексте ее ряд неточностей фактического характера.
12 О поездках Сурикова за границу см. письма 56—64 и коммент. к ним, коммент. 2 к письму 135, письма 136, 137, 160, 161, коммент. к письму 162, письмо 220, а также воспоминания Я. Тепина, с. 202, 204, 205 и Н. Кончаловской, с. 271—276.
13 Неточность. Произведение, о котором упоминает Репин, было написано в 1884 г. в Риме и названо художником ‘Сцена из Римского карнавала’.
14 Выставка, о которой упоминает Репин, именовалась ‘Последняя футуристическая выставка картин 0,10 (Ноль-десять)’. Она открылась 15 декабря 1915 г. в Петрограде, в помещении художественного бюро H. E. Добычиной (Марсово поле, 7). Организатором ее был Пуни Иван Альбертович (1894—1956).
15 То есть Фидий.
16 Репин имеет в виду мраморную статую Аполлона Тенейского (сер. VI в. до н. э.), находящуюся в Мюнхенской глиптотеке.
17 Репин имеет в виду храм Артемиды Эфесской — памятник VI в. до н. э., остатки которого обнаружены в начале XX в. в процессе археологических раскопок на территории древнегреческого города Эфеса.
18 То есть памятники эгейского искусства, открытие которых было начато раскопками немецкого археолога Г. Шлимана в 70-х гг. XIX в.
19 В данном случае, надо полагать, Репин прибегает к определению ‘варварское начало’ как к синониму понятия ‘самобытность’.