ВЪ ХРАМ ЕМИДЫ.
ВЪ ХРАМ ЕМИДЫ.
ОЧЕРКЪ ВТОРОЙ*.
* См. ‘Отеч. Зап.’ 1879 г. Январь.
I.
II.
III.
IV.
——
Н. Яковлевъ.
‘Отечественныя Записки’, No 3, 1879
В храме Фемиды, Яковлев Н., Год: 1879
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Въ объявленіи, выставленномъ при вход въ судъ, значилось, что въ этотъ день разбирается дло о крестьянин Никит Андронов, обвиняемомъ въ убійств. Поэтому, несмотря на поздній вечеръ, небольшая низенькая зала уголовныхъ засданій биткомъ была набита народомъ, а переднія лавки почти сплошь заняты въ пухъ и прахъ разодтыми барынями. Дамы весело щебетали между собой, улыбались и очень мило раскланивались съ знакомыми.
Невыносимо душно, жарко, и, кром того, мрачно, какъ въ склеп. Задніе ряды публики почти совсмъ тонули во мрак. Дв-три лампы и нсколько свчъ хорошо освщали только переднюю половину залы, гд блистало золото мундировъ, позументъ на судейскомъ стол и какой-то замысловатый огромныхъ размровъ колокольчикъ. Сторожъ-солдатъ, расхаживая по залу изрдка жегъ на маленькой сковородк какіе-то ароматы, на въ зал все-таки преобладалъ запахъ дубленой овчины.
Публика очень часто громко звала. Какъ видно, духота, жаръ и скука давили ее. Съ ранняго утра, въ суд развертывалась какая-то непонятная драма, но она у большинства не вызывала ничего, кром желанія убжать поскоре. Одинъ за другимъ, передъ судейскимъ столомъ появлялись свидтели въ лаптяхъ, бъ заскорузлыхъ, сплошь покрытыхъ дырами полушубкахъ. Свидтели потерянно мялись на одномъ мст, очень часто отвчали невпопадъ, тмъ боле, что имъ отовсюду задавались самые разнообразные и мудреные вопросы. Веселый хохотъ, вызванный какимъ-нибудь неудачнымъ отвтомъ свидтеля, иногда оглашалъ залъ, но этотъ хохотъ звучалъ странно и точно рзалъ уши въ виду неприглядной ршетки, за которой и теперь, при слабомъ мерцаніи свчъ на секретарскомъ стол, можно было разглядть скорченную срую фигуру подсудимаго. Теперь это была дйствительно какая-то неопредленная срая фигура, но при дневномъ свт какъ нельзя лучше было видно еще молодое, только ужасно истомленное, чуть не зеленое лицо подсудимаго, его глубоко ушедшіе въ орбиты глаза.
— Ничего намъ неизвстно, сумрачно повствовали свидтели.— Сидимъ это мы на праздник. Обнаковенно, гршнымъ дломъ, выпили малость, псни поемъ… Онъ свчку-то и погаси.
Толстенькій, красненькій, удивительно добродушный съ виду товарищъ прокурора такъ и подскакивалъ, при этихъ словахъ, на своемъ мст.
— Такъ, значитъ, свчку-то кто-то погасилъ, а? радостно восклицалъ онъ и устремлялъ на свидтеля свои необыкновенно ласковые, свтлые глаза.
— Извстно, погасилъ. Ну, темь… Вдругъ, какъ онъ захрапитъ… Мы сейчасъ изъ избы долой, продолжалъ свидтель.— Вздули огня, а онъ лежитъ на полу, зарзанъ. Ахъ, грхъ! Кровищи этой… Сейчасъ къ старшин. Андроновъ-то убгъ, схоронился. Съ печи его у Ивана взяли.
Прокуроръ уже начиналъ таять отъ любовнаго расположенія къ свидтелю и ободрялъ его ласковыми взорами, но свидтель вдругъ замолкъ и сумрачно глядлъ въ землю.
— Кто же это его зарзалъ?
— Господь знаетъ.
— Можетъ, Андроновъ, а?.. Зачмъ это онъ на печку прятался, если не виноватъ? Вдь вы Андронова знаете? Посмотрите вонъ туда за ршетку.
Свидтель неохотно смотрлъ за ршетку и мялъ въ рукахъ шапку. Товарищъ прокурора продолжалъ поощрять его улыбками.
— Такъ кто же зарзалъ? Вы вотъ вдь не прятались…
— Что же намъ!
— Онъ-то отчего же прятался, а?..
— Стало-быть, на него было сомнніе… Неизвстно… Господь знаетъ, мялся свидтель. Но вотъ задаются вопросы боле простые, и свидтель немного оживился.— Ножикъ тутъ на стол лежалъ… Хлбъ рзали. Обнаковенный ножикъ. Потомъ у избы нашли.
Обвинитель допрашивалъ еще нсколько времени, потомъ откидывался на высокую спинку кресла и отмчалъ что-то въ своихъ бумагахъ. Защитникъ, гладко прилизанный, изящный, но съ сильно потасканною физіономіей, развязно поднимался съ своего мста.
— А, можетъ быть, свидтель, свча сама погасла? громко на весь залъ говорилъ онъ, помахивая своимъ пенснэ.— Можетъ быть, ее уронили?
Свидтель немедленно спшилъ согласиться.
— Извстно.
— Можетъ, ее толкнули?..
— Какъ не толкнуть… Потому, пьяны…
Защитникъ кидалъ торжествующій взглядъ на прокурора и продолжалъ допросъ.
— Почему же было сомнніе на Андронова? Можетъ, онъ просто испугался — вотъ и спрятался?
— Какъ не испугаться… Спаси Богъ!
И такъ дале. Защитникъ все веселе и веселе поглядывалъ вокругъ себя. Свидтель тяжело дышалъ и ежеминутно вытиралъ свое лицо полой полушубка. Прокуроръ спшилъ окончательно добить его. Свидтель, въ конц-концовъ, смотрлъ совсмъ потерянно по сторонамъ и не зналъ, кому отвчать. Вопросы чуть не одновременно сыпались на него отовсюду. Дамы шутливо смялись и лорнировали свидтеля. Защитникъ и прокуроръ были довольны и ежесекундно отмчали что-то въ своихъ бумагахъ.
Одинъ свидтель смнялъ другого, но изъ всхъ ихъ показаній достоврно было только то, что въ деревн Замерзаловк, года полтора тому назадъ, происходило по какому-то случаю пиршество. На это пиршество, бывшее въ дом крестьянина Сидорова, явился Андроновъ съ однимъ изъ допрошенныхъ свидтелей, Куликовымъ. Раньше, подсудимый нетолько не зналъ Сидорова, но даже никогда не бывалъ въ Замерзаловк. На этотъ разъ его зачмъ-то принесло къ Куликову, съ которымъ Андроновъ гд-то на сторон вмст работалъ. Разсказывая о пиршеств, свидтели пускались въ самыя мельчайшія подробности, объясняли, кто и какъ бгалъ за виномъ (бабы намревались даже разсказать о томъ, какія пли псни), но чуть только дло доходило до самой сути, въ отвтъ получалось ‘неизвстно’, ‘Господь знаетъ’, ‘потому пьяны’. Однимъ словомъ, во время пира, подъ гвалтъ псенъ и пьяныхъ разговоровъ, произошло что-то непонятное. Какимъ-то образомъ упала свча и вдругъ, въ темнот, совершенно неожиданно раздалось хрипнье. Вс бросились изъ избы. Когда вздули огонь, хозяинъ дома, Сидоровъ, валялся на полу съ перерзаннымъ горломъ. Андронова арестовали единственно потому, что, кром Куликова, его никто не зналъ, и притомъ онъ залзъ на печь въ изб своего знакомаго. Однако, никто не могъ разъяснить, когда убжалъ Андроновъ и выбгалъ ли онъ вмст со всми, какъ только потухла свча и раздалось хрипнье. ‘Испугались ужь очень… Не запримтили… Гд тутъ!’ въ одинъ голосъ объясняли свидтели и тоже единогласно утверждали, что ни у кого въ этотъ вечеръ съ Сидоровымъ даже крупныхъ разговоровъ не было. Дло, конечно, пошло своимъ чередомъ. Пріхалъ судебный слдователь, налегъ на тотъ фактъ, что Андроновъ ‘хоронился’ на печи. Дальше, больше. Улики являлись одна за другой. Подсудимый путался, отрицалъ самыя ничтожныя обстоятельства, въ род того, что за столомъ, во время пира, онъ сидлъ не далеко отъ Сидорова. Въ конц концовъ, получилось толстое дло за шнуромъ и печатью. Листами этого дла теперь поигрывалъ секретарь, передъ которымъ оно лежало. На стол вещественныхъ доказательствъ чернла улитая кровью рубаха зарзаннаго Сидорова, лжалъ ножикъ съ совсмъ почти источеннымъ лезвіемъ. Андроновъ полтора года просидлъ въ тюрьм, а теперь помщался между двумя солдатами на скамь обвиняемыхъ и привлекалъ на себя лорнеты барынь. Онъ все время сидлъ молча, сгорбившись. Срый арестантскій армякъ. съ четырехугольнымъ желтымъ тузомъ на спин, точно пригибалъ его къ земл. Участія въ разсматриваемомъ дл Андроновъ почти вовсе не принималъ. Точно оно совсмъ не касалось его, и только когда предсдатель обращался къ нему, онъ поднимался съ своего мста. ‘Невиноватъ’. ‘Не помню. Самъ не знаю отъ чего убгъ’, говорилъ онъ и потомъ снова безучастно сидлъ на скамь, изрдка, и то какъ-то мелькомъ, взглядывая на право, гд виднлись заскорузлые полушубки уже допрошенныхъ свидтелей.
Ясны и несбивчивы были показанія только двухъ трехъ свидтелей, однодеревенцевъ Андронова, но эти показанія касались исключительно ‘постороннихъ обстоятельствъ’, какъ потомъ выразился товарищъ прокурора.
— Смирный мужикъ, говорили эти свидтели о подсудимомъ.— И какъ этотъ грхъ случился! То есть, такой мужикъ…
Точенъ былъ также разсказъ ветхой, какъ мумія, высохшей старухи въ такомъ же, какъ и вс свидтели, заскорузломъ полушубк и съ блымъ коленкоровымъ платкомъ на трясущейся голов.
— Ничего, батюшка, не знаю, ничего, какъ есть, пугливо говорила она, и вдругъ начинала вытирать свои глаза, отвчая не дальнйшіе вопросы.— Одинъ только онъ у меня и былъ. Какъ посадили его, одна я съ внучками осталась… Христовымъ именемъ теперь кормимся.
Старуха обнаружила намреніе кланяться въ ноги судьямъ и присяжнымъ, вслдствіе чего товарищъ прокурора переглянулся съ однимъ изъ судей и даже слегка улыбнулся. Приставъ усадилъ старуху на мсто, гд она еще долго вытирала глаза концомъ платка, укутывавшаго ея голову, и изрдка робко взглядывала за ршетку.
Судебное слдствіе тянулось долго и истомило всхъ. Въ публик чаще и чаще звали. Присяжные плохо слушали. Одного изъ нихъ, какого-то толстаго крестьянина, съ совсмъ почти красной бородой, облеченнаго въ новый полушубокъ и валепые сапоги, окончательно разморило. Онъ спалъ и иногда даже громко всхрапывалъ, что немало потшало публику. Сосди иногда будили рыжебородаго, но онъ просыпался только для того, чтобы дико повращать нсколько секундъ своими глазами. Тучный купецъ, сидвшій на первой скамь подл старшины, тоже повременамъ чуть не засыпалъ… Въ такія минуты, онъ вдругъ неистово начиналъ ерзать за своемъ мст и, быстро вытирая платкомъ лицо, отдувался на весь залъ. Даже судьи потеряли тотъ видъ боговъ олимпійскихъ, съ которымъ они появились на возвышеніи въ начал засданія. Одинъ изъ нихъ, все время очень пристально разсматривавшій въ пенснэ переднія лавки, теперь закрылся платкомъ и чуть ли тоже не дремалъ. Другой лниво чертилъ что-то на лист бумаги и переглядывался съ прокуроромъ, который все чаще и чаще погружался въ разсматриваніе какой-то царапины на своей ладони.
Но вотъ судебное слдствіе кончилось. Въ публик началось сильное движеніе. Даже сумрачные свидтели, неподвижно сидвшіе. все время, немного закопошились, а ветхая старуха быстро сдвинула на бокъ свой платокъ и наклонила впередъ свою голову. Нсколько голосовъ увренно разсуждали, что прокурору придется отказаться отъ обвиненія. Эти разговоры сердили дамъ, которымъ очень хотлось послушать пренія. Но отъ обвиненія прокуроръ не отказался. Минуты дв онъ умильно глядлъ на присяжныхъ, медленно потиралъ свои блыя, пухлыя руки, потомъ необыкновенно мягко, ровно началъ говорить. Увлеченія въ его рчи не было ни капли. Лицо обвинителя было попрежнему добродушно, глаза необыкновенно ласковы. Повременамъ, онъ очень весело шутилъ надъ предполагаемыми доводами защиты и даже такія слова, какъ ‘убійство’, ‘зарзалъ’ произносилъ точно съ умиленіемъ. Умиляясь, онъ ласково глядлъ на Андронова. Обвинительная рчь было верхомъ совершенства. Вс мелочные, ничего незначущіе факты вдругъ получали какой-то особенный смыслъ въ устахъ обвинителя и ловко связывались между собой… Казалось, какая-то тонкая, никому незамтная сть раскидывалась надъ головой подсудимаго и понемногу все крпче и крпче обвивалась вокругъ него. Но Андроновъ меньше всхъ замчалъ это. Онъ, попрежнему. безучастно сидлъ на своемъ мст, еще ниже потупивъ голову подъ ласковыми взорами прокурора.
Обвинитель кончилъ и, опустившись въ кресло, опять сталъ внимательно разсматривать свою ладонь. Публика смотрла въ другую сторону. Защитникъ поражалъ всхъ. Цлыхъ два часа судъ оглашала какая-то блестящая импровизація и производила удивительный эффектъ между дамами. Имъ, конечно, было скучно слушать, какъ прокуроръ копался въ обстоятельствахъ дла, сопоставлялъ ничтожные факты, выслживалъ подсудимаго. Защитникъ, напротивъ, почти вовсе не касался этихъ скучныхъ подробностей, едва ли онъ даже разъ упомянулъ объ Андронов. За то онъ необыкновенно долго распространялся о гуманномъ изреченіи Екатерины Второй, съ увлеченіемъ цитировалъ какого-то поэта, говорилъ о мудрости представителей общественной совсти, о лучахъ свта и правды и очень часто взглядывалъ на переднія лавки. Пенснэ все время вертлось вокругъ пальца защитника. Стекла его ярко вспыхивали, отражая пламя свчъ. Дамы были вн себя отъ этой граціи, изящества. Нкоторыя изъ нихъ, казалось, замерли на своихъ мстахъ, положивъ на колни украшенныя разнообразными перстнями ручки, и устремивъ на защитника восторженные взгляды. Судьи поминутно поглядывали на часы. Присяжные, не видя ни откуда спасенья, предались своей отчаянной участи и, окончательно обливаясь потомъ, не то слушали, не то спали.
Залъ опустлъ. Присяжные ушли совщаться. Публика почище толпилась въ буфет и отводила душу за чаемъ и разными кушаньями. Громъ тарелокъ, разговоръ, хохотъ царили въ небольшой комнат.
Молодой судья Рыкаловъ важно сидлъ въ буфет. Онъ больше всего былъ занятъ своимъ пенснэ, которое то снималъ, то надвалъ на носъ и при этомъ кидалъ вокругъ себя гордые взгляды. Около Рыкалова толпилось нсколько человкъ и въ томъ числ изящный защитникъ. Судья былъ имъ крайне недоволенъ.
— Совсмъ насъ изморили, пожималъ онъ плечами.— Больше часа говорить! Вдь просили какъ можно поменьше. Нтъ, больше часа.
Защитникъ только смялся.
— Вдь теперь 7 часовъ, продолжалъ Рыкаловъ.— И прокуроръ тоже… Охота!.. Посмотрите еще сколько присяжные просидятъ. Вонъ чай имъ понесли… Ахъ, опоздаешь!
— Вы куда?
Рыкаловъ принялъ на себя таинственный видъ и ничего не отвтилъ защитнику. Тотъ лукаво погрозилъ ему пальцемъ, на которомъ сверкалъ тоненькій перстень.
— Не безпокойтесь! Знаю и такъ, произнесъ онъ, и что-то шепнулъ на ухо Рыкалову.— Смотрите, увлечете… она и такъ….
На этотъ разъ на лиц судьи появилась крайне самодовольная улыбка, и онъ еще больше заворочалъ своей головой, выдлывая и глазами и зубами какія-то удивительныя гримасы.
— Такъ судиться пріхали? обратился онъ къ юркому молодому человку съ цвткомъ въ петлиц сюртука.
— Да, да, судиться, завертлся молодой человкъ и замахалъ руками.— А вотъ вмсто того, мировой совсмъ… ну, понимаете… безъ ногъ…
Рыкаловъ весело захохоталъ на весь буфетъ.
— Это вы о Скороходов? вмшался совсмъ юный кандидатъ на судебныя должности съ толстымъ портфелемъ подъ мышкой.— Другую недлю онъ просто чудеса выдлываетъ. Съ утра и до поздней ночи — дебошъ. Вчера хозяйка того дома, гд онъ квартируетъ, просто безъ ума прибжала ко мн. Хоть домъ бросай. Только она спать, а онъ сейчасъ, точно того и ждетъ… Трубы, барабаны у него пойдутъ въ ходъ… Гвалтъ на весь домъ. Палками въ стну къ хозяйк стучитъ, двери выламывать примется, велитъ готовиться къ смерти… Такъ всю ночь и не ложатся.
— Домъ, говорятъ, поджечь грозитъ, сообщаетъ кто-то.
— Въ адамовомъ костюм разгуливаетъ…
— Все есть, махнулъ кандидатъ рукой.— Подошла она разъ къ окну рано утромъ, а онъ передъ окномъ стоитъ… Ну, какъ есть… Нарочно, можетъ быть, съ полчаса ее дожидался.
Хохотъ принималъ исполинскіе размры. Изъ общаго гвалта раздавалось какое-то дикое грохотанье Рыкалова. Въ восторг отъ всего слышаннаго, онъ даже забылъ свою важность, и, загнувъ назадъ голову, чуть не барабанилъ по полу ногами.
— Въ адамовомъ костюм? едва выговаривалъ онъ.— Вотъ мило!.. Передъ окномъ… Великолпно!
— Да! народъ, между тмъ, изъ деревень на судъ вызоветъ. Ну, потолкутся, потолкутся, да и по домамъ, ни съ чмъ. Потомъ опять вызываетъ. Опять тоже…
Среди всеобщаго гвалта, кто-то изъ вновь пришедшихъ въ буфетъ поднялъ разговоръ о дл Андронова, но Рыкаловъ только недовольно замахалъ рукой.
— Неужели не надоло? чуть не крикнулъ онъ.— И такъ вдь съ самаго утра Андроновъ да Андроновъ… Вы вотъ лучше о Скороходов послушайте. Въ адамовомъ костюм! Трубы, барабаны… Прелесть!
— Что Скороходовъ. У насъ свои судьи есть… Недавно вотъ Хорькова въ почетные избрали. Умора, да и только. Имнье спустилъ, длать ему нечего… Вотъ онъ цлые дни за бабами по деревн верхомъ и гоняетъ. Чуть всхъ ребятишекъ не передавилъ… И убью, говоритъ, ничего не возьмете… Судить здсь некому. Ступай въ сенатъ!
Поднимавшій рчь объ Аноронов самъ увлекается общимъ разговоромъ и долго разсказываетъ о судь, немилосердно преслдующемъ кабатчиковъ. ‘Жена у него тоже кабакъ держитъ. Вотъ онъ и сбываетъ конкурентовъ’, поясняетъ разсказчикъ.
Хохотъ и оживленный разговоръ не прерывался. Вошелъ судебный слдователь, молодой, но ужасно угрюмый господинъ съ цлымъ лсомъ волосъ на голов.
— Ну, какъ? обратился онъ къ Рыкалову, съ большимъ аппетитомъ принимаясь за чай.— Упекутъ?..
— Неизвстно.
Судебный слдователь опечалился.
— Непремнно обвинить надо… Право… Нарочно я и изъ узда явился, чтобы посмотрть на крестника.
— Это на Андронова? Да вдь и въ самомъ дл вы слдствіе-то производили…
Судебный слдователь весело кивалъ головой.
— Мой, мой… Столько времени я старался. Неужели даромъ? Дло, правда, тонкое. Едва удалось кое-какъ окрутить его!
— А все-таки вы молодецъ, отозвался юный кандидатъ съ портфелемъ.— Дйствительно, тонкое дло.
— Труда-го сколько было!
Кто-то усомнился въ виновности Андронова, но слдователь только черезъ плечо посмотрлъ на скептика и занялся чаемъ. Юный кандидатъ громко и весело смялся.
— Вы на нихъ смотрите. Они умютъ. Такого казанскаго сироту иногда представятъ.
Скептикъ замолчалъ. Разговоръ перешелъ на обвинителя. Хмурое лицо судебнаго слдователя прояснилось. Онъ былъ въ восторг отъ рчи прокурора.
— Превосходная рчь! Я очень боялся, какъ бы онъ не упустилъ кой-чего, хотлъ даже шепнуть ему до засданія, но не усплъ. Ну, да не упустилъ. За то я ему такое дло приподнесу.
Судебный слдователь даже причмокнулъ кончики своихъ пальцевъ.
— Какое? Не Андреева ли? спрашивалъ кандидатъ.
— То само по себ. Нтъ, другое. Вотъ дльце то… Чудо! Убійство и поджогъ. Тоже надо будетъ постараться. Уликъ почти нтъ, а я увренъ, что подозрваемый виновенъ.
— Какъ же это? удивился кто-то.
— Вотъ странно! пожалъ плечами судебный слдователь: — я убжденъ, внутреннее убжденіе имю… А что, присяжные сегодня хороши?
Кандидатъ успокоительно кивнулъ тоювой.
— Вотъ только Ершова бы отвести надо. Онъ все за оправданіе. Старшина за то прелесть. Какъ они вчера одну бабу махнули, безъ снисхожденія даже. На двнадцать лтъ въ каторгу хватили!
Судебный слдователь успокоился. Разговоръ, въ род вышеприведеннаго, продолжался долго. Разсказывалось о разныхъ удачныхъ длахъ, въ результат которыхъ получались цлые десятки лтъ каторги. Кандидатъ очень оживился. Онъ, какъ оказалось, тоже занимался производствомъ слдствій, а теперь началъ горячо мечтать о томъ, какъ бы ему упечь кого-то. По этому поводу онъ совтовался съ опытнымъ слдователемъ, усадившимъ Андронова на скамью подсудимыхъ.
— Давно добираюсь, прервалъ кандидатъ:— не удается… Какія я штуки ни подводилъ… ловокъ!.. какъ бы это?
Судебный слдователь подавалъ совты.
— А, кажется, съ какимъ бы удовольствіемъ закатилъ его въ замокъ! чуть не облизывался кандидатъ.
Рыкаловъ поднялся съ мста и торжественно пошелъ изъ буфета. Кандидатъ, на минуту смолкнувшій отъ сильнаго волненія, вызваннаго желаніемъ ‘закатить’ кого-нибудь, началъ подмигивать вслдъ удаляющемуся судь.
— Онъ разговоровъ о дл не любитъ. Сходите-ка въ канцелярію. Какое онъ опредленіе по одному длу написалъ. Просто со смху умрете.
— О! опять…
— Въ канцеляріи такъ съ этимъ опредленіемъ и носятся. По готовымъ статьямъ составить ничего не можетъ. Такъ ему ничего писать и не даютъ. Это для смха подсунули. Потха!
— Для счета въ засданіи сиднвъ.
Кандидатъ постукалъ себя по голов, и судебный слдователь усмхнулся. Впрочемъ, оба собесдника были на столько заняты заботами о ‘длахъ’, что, немного погодя, между ними опять шли горячія разсужденія о томъ, какъ бы получше ‘закатить’.
Въ самомъ зал, гд было засданіе, все еще почти совсмъ пусто. Только кое-кто изъ срой публики, да сумрачные свидтели сидли на своихъ мстахъ и занимались тихими разговорами. Около ршетки печально стояла ветхая старуха и тихо разговаривала съ Андроновымъ.
— На воскресенье бычкомъ отелилась, тихо шептала она сыну, который положилъ на ршетку голову и перебиралъ полу своего халата.
Неподалеку отъ этой группы, вертлась молоденькая барыня. Она то весело разсказывала что-то защитнику и поминутно смялась, то впадала въ тоскливое настроеніе и, поглядывая на часы, сокрушалась о томъ, что присяжные засидятся долго.
— Вдь репетиція въ восемь… Это будетъ ужасно, если задержатъ васъ, чуть не плакала она.— Хоть бы они поскоре.
Защитникъ успокоивалъ барыню. Къ нимъ подошелъ товарищъ прокурора. Приближеніе его какъ будто испугало ветхую старуху. Она отошла отъ ршетки, но товарищъ прокурора сдлалъ рукой успокоительный жестъ.
— Ничего, бабушка, ничего. Теперь можно, проговорилъ онъ.
Дама издали протягивала руки обвинителю.
— Ахъ, какой вы злой! качала она своей головой.— Вамъ непремнно хочется обвинить его.
Прокуроръ съ мягкой улыбкой пощипывалъ свою бороду.
— И вамъ не жаль! Неужели его обвинятъ? По вашему, онъ виновенъ?
— Мн такъ кажется.
— А вы не хотли извстить меня о томъ, что сегодня это дло. Вдь вы знаете, что я люблю такія дла.
Прокуроръ извинился, а дама начала лорнировать подсудимаго, которому мать опять разсказывала что-то.
— Бдный! Посмотрите. Она, должно быть, такъ его любитъ, умилялась барыня, но въ это время глаза ея опять упали на часы, и барыня затосковала.
Немного погодя, она ушла къ другимъ дамамъ, которыя сидли въ предсдательскомъ кабинет. Защитникъ и прокуроръ ходили по залу.
— Право, я вдь и обвинительнаго акта не хотлъ писать, открывался прокуроръ.— Сами видите, какія улики! Ужь потомъ yа удачу хватилъ. Прошелъ, утвердили. Посмотримъ, что-то они скажутъ.
Онъ нетерпливо потеръ руки и посмотрлъ на комнату присяжныхъ. Оттуда слышался глухой говоръ. Должно быть, нсколько человкъ сильно спорили.
— Совщаются. Любопытно.
— Ау меня такъ сегодня болитъ голова, сообщалъ защитникъ.— Вчера долго въ клуб засидлся. Дла хорошенько не прочиталъ, думалъ, до засданія успю. Проспалъ.
— Вы хорошо говорили, похвалилъ прокуроръ.— Я вотъ боялся сначала, что ничего не скажу… А ничего, кажется, вышло?
— Отлично.
— Отъ обвиненія, батюшка, хотлъ вдь отказаться, чуть не захлебнулся отъ восторга прокуроръ и съ сіяющимъ лицомъ обхватилъ защитника за талію.— Право. Такъ ужь на ура, можно сказать, пошелъ.
Онъ опять посмотрлъ на комнату присяжныхъ и на нсколько секундъ смолкъ.
— Ну, а по совсти скажите, виноватъ онъ или нтъ? спросилъ защитникъ, указывая глазами на Андронова.
Прокуроръ пожалъ плечами и не вдругъ отвтилъ.
— Должно быть… Больше некому, а, впрочемъ, кто знаетъ! Вотъ только одно меня смущаетъ, рубашка… Вы посмотрите.
Они подошли къ столу вещественныхъ доказательствъ и начали разсматривать рубаху подсудимаго, которая лежала рядомъ съ залитой кровью рубахой убитаго Сидорова.
— Чиста, разсуждалъ товарищъ прокурора.— Между тмъ, какъ вы ни поверните, а кровь должна быть на ней.
Защитникъ ударилъ себя по лбу. Обвинитель лукаво засмялся и потрепалъ своего противника по плечу.
— Да, вы это упустили изъ виду, совершенно упустили. Я этого очень боялся. Теперь сказать можно. Дло прошлое.
— Не поправишь.
— И т посмотрть не догадались, подмигнулъ товарищъ прокурора по направленію къ комнат присяжныхъ и нсколько разъ прихлопнулъ рукой по рубашк.
Защитникъ еще нсколько секундъ попечалился, но потомъ, успокоившись на томъ, что ‘авось оправдаютъ’, пошелъ опять разгуливать съ прокуроромъ. Между тмъ, въ небольшой групп зрителей, терпливо сидвшихъ въ ожиданіи присяжныхъ, шли своего рода разговоры.
— Ловокъ прокуроръ-то, да и защитникъ ничего, говорилъ мщанинъ въ бараньемъ тулуп. Онъ положилъ на спинку передней скамьи руки и, оперевъ на нихъ подбородокъ, отъ нечего длать, принялся наблюдать за гуляющими ‘сторонами’.
— Что и говорить, отвчалъ собесдникъ, какой-то одноглазый старикъ.— Хорошіе господа… Ты посмотрлъ бы, какъ онъ, прокуроръ-то, Богу молится… Такъ молится, такъ молится, что, кажется, я отъ роду такого богомольца не видывалъ. Все онъ въ нашу церковь къ служб ходитъ. Пойдешь это по сбору съ тарелкой, а онъ ляжетъ, да и лежитъ на полу.
— А-а! удивлялся мщанинъ.
— Другой, извстно, поклонится да и только…
— Разумется.
— А этотъ такъ пластомъ и лежитъ. Ужь не безпокоишь его, обойдешь сторонкой. Можетъ, съ часъ лежитъ. Баринъ хорошій!
Мщанинъ одобрительно кивалъ головой. Нсколько секундъ старикъ молчалъ, и опять начиналъ бесду.
— А посл службы начнетъ онъ къ иконамъ прикладываться… Ужь никого въ храм нтъ, а онъ все по образамъ. Такого барина я еще не видывалъ!
Въ то самое время, какъ бы въ подтвержденіе справедливости объясненій старика, прокуроръ, слушая защитника, тихонько крестилъ свой ротъ, слегка открывавшійся отъ приступа звоты.
Около одноглазаго старика, совершенно неожиданно появился какой-то молодой парень и нсколько секундъ глядлъ на подсудимаго.
— Огарки! ни съ того, ни съ сего вдругъ выпалилъ парень, и подмигнулъ старику на подсудимаго, но старикъ сурово въ полъоборота посмотрлъ на парня.
— Огарки! какъ-то наставительно протянулъ онъ.— Ты, брать, не смотри, что онъ за ршеткой сидитъ. Иной разъ и получше насъ съ тобой сидятъ. Между ними всякій есть, а то огарки… Вотъ недавно въ вдомостяхъ писали….
Послдовалъ длинный разсказъ о томъ, какъ одного мужика тоже заподозрили въ убійств, ‘потому некого больше’, и ужь совсмъ было приговорили къ каторг, какъ явился настоящій виновникъ. Мщанинъ сочувственно слушалъ и выражалъ свое согласіе со старикомъ короткими восклицаніями. Парень тоже поддакивалъ.
— Господь его знаетъ, заключилъ старикъ, указывая на Андронова.— Дло темное.
— Разсудятъ… Присягу приняли.
Въ судейскомъ кабинет, кром самихъ судей, было еще нсколько постороннихъ лицъ изъ самыхъ почетныхъ зрителей. Предсдатель, гладко обритый господинъ, покуривая сигару и весело повертываясь на каблукахъ, разсуждалъ о чемъ-то. Членъ, тотъ самый, который въ засданіи лниво что-то чертилъ, кругомъ былъ теперь обложенъ толстыми книгами кассаціонныхъ ршеній и старательно рылся въ нихъ. Листы книгъ шумли. Членъ заглядывалъ то въ одну, то въ другую и записывалъ какія-то цифры на бумагу.
— Что это вы? обратился къ нему кто то изъ постороннихъ.
— Мру наказанія… съ кассаціонными ршеніями справляюсь. У насъ не отмнятъ. Будетъ крпко.
Онъ стукнулъ рукой по книгамъ и, попыхивая папироской, опять погрузился въ свое занятіе.
— Рано еще…
— Ничего. Все-таки будетъ готово.
— А что, вдь пожалуй, онъ и невиновенъ, послышалось и здсь сомнніе.
— Это не наше дло, махнулъ рукой членъ.
— А вы бы на другой составъ присяжныхъ. Вдь можно.
— Благодарю покорно. Это за что!
Къ столу, гд сидлъ членъ, подошло еще нсколько человкъ.
— Двое дтей, по-міру пошли.— Ну, да и дло темное. Жаль, право.
— Этакъ всхъ придется выпустить!
— Но какъ же такъ… Вдь его обвиняютъ въ томъ, что онъ зарзалъ совершенно незнакомаго человка. Положимъ, что это даже онъ, Андроновъ, сдлалъ, но вдь въ такомъ случа онъ сумасшедшій!…
— Сумасшедшій! Кто-же его сумасшедшимъ призналъ? Ха, ха, ха!… Мы этого не знаемъ…
— Помилуйте, незнакомаго…
Спорившій съ членомъ разводилъ руками, отдавая дло на судъ всхъ присутствующихъ, но никто не отвчалъ.
— Полноте, пожалуйста, продолжалъ членъ, перебирая листы книгъ:— право, такимъ образомъ придется всхъ выпустить. Грабь, ржь!
— Однако…
— Такъ кто же зарзалъ?— Вдь кто нибудь да долженъ-же..
— Ну, изъ за этого…
— Домовой что-ли?
Членъ сталъ сердиться и даже поднялся съ своего мста. Предсдатель поспшилъ къ спорившимъ. Немного погодя, разговоръ шелъ на другую тэму.
— Замчательная рчь, скороговоркой разсуждалъ предсдатель.— Замчательная. Безъ всякаго увлеченія. Совершенно незамтно входитъ къ вамъ въ душу.
Присутствующіе соглашались.
— Превосходный обвинитель, продолжалъ предсдатель:— замтьте, какъ ловко надо сгруппировать ничтожныя улики…
Разговоръ нсколько времени вертлся около замчательныхъ способностей прокурора. Явился Рыкаловъ и, посматривая на часы, принялся ныть о томъ, что присяжные сидятъ очень долго въ совщательной комнат. Пришелъ товарищъ прокурора. Предсдатель придалъ своему лицу чуть не восторженное выраженіе полетлъ на встрчу.
— Прелесть! великолпно! восторгался онъ.— Изъ такихъ ничтожныхъ уликъ и вдругъ…
Другіе присутствующіе тоже восхищались и пожимали руку товарища прокурора.
— Очень можетъ быть, обвинятъ. Поздравляю, заране поздравляю! говорилъ членъ, покончившій свои изысканія въ кассаціонныхъ ршеніяхъ.
Обвинитель только добродушно и немного даже конфузливо улыбался въ отвтъ на вс привтствія.
— А вдь въ самомъ дл доказательствъ-то, прямыхъ доказательствъ нтъ! мало! скромно говорилъ онъ.
— Никакихъ, никакихъ! суетился предсдатель. Вотъ это-то и замчательно… Сгруппировать такъ…
— А можетъ быть, и не обвинятъ…
Предсдатель пожалъ плечами и усиленно принялся сосать сигарку.
— Можетъ быть. А Николай Николаичъ, засмялся онъ, указывая на члена:— ужь и мру наказанія опредлилъ.
— На основаніи такой-то статьи, предоставляющей суду… понизить на дв степени, усмхнулся прокуроръ.
— Ну, нтъ, поднялъ брови Николай Николаевичъ.— У насъ этого не полагается.
Обвинитель шутливо похлопалъ по плечу судью и сталъ закуривать папироску. Вдругъ черныя мысли пришли ему въ голову и отуманили его добродушное лицо.
— Эхъ, пожалуй, не обвинятъ! махнулъ онъ рукой.
Николай Николаичъ и предсдатель стали его успокоивать.
Разговоръ опять прекратился. Каждый уныло бродилъ самъ по себ. Рыкалову все чудился звонокъ, которымъ присяжные должны были возвстить объ окончаніи своихъ совщаній. ‘Скоро-ли?’ обращался онъ къ приставу, который изрдка вбгалъ въ кабинетъ, и опять начиналъ ныть. ‘Ршали бы какъ нибудь поскоре!’ Впрочемъ, скоро онъ успокоился. Въ кабинет оказался другой товарищъ прокурора, высокой, худенькій, у котораго чуть-чуть пробивались черненькіе усики, но на лиц тмъ не мене уже лежалъ отпечатокъ судейской важности. Рыкаловъ завладлъ юнымъ жрецомъ емиды и увлекъ его къ окну. Тамъ у нихъ пошелъ разговоръ.
— Въ вашемъ узд, объяснялъ Рыкаловъ:— у предводителя дв… Ну, за ними мало. Вотъ, батюшка, въ Пафнутьевскомъ узд.. Положимъ, дура и рожа — за то двадцать тысячъ. Женимъ мы васъ.
— Я ужь водку пью, тоненькимъ голоскомъ рекомендовалъ себя юнецъ и на лиц его заиграла загадочная улыбка.
Рыкаловъ дико хохоталъ въ отвтъ на эти слова.
— А вотъ тоже въ Свищовск…
Замчательный обвинитель разговаривалъ съ предсдателемъ.
— Новый? указывалъ прокуроръ на необычайныхъ размровъ крестъ, болтавшійся на ше собесдника.
— Да, да, тараторилъ тотъ:— сегодня только изъ Москвы прислали. Не правда ли, вдь хорошъ. Казенные, знаете, малы, я и заказалъ свой… Хорошъ?
Собесдники подошли поближе къ свчамъ и предсдатель, повертываясь во вс стороны, давалъ любоваться крестомъ… Черезъ нсколько минутъ онъ даже снялъ его съ шеи, и, прикладыя на маншет своей сорочки, издали смотрлъ, какой эффектъ темный огромный крестъ производитъ на полотн.
— Отдлка изящна, очень изящна!
Товарищъ прокурора соглашался. Предсдатель еще долго те съ той, то съ другой стороны разсматривалъ орденъ и, налюбовавшись вдоволь, обхватилъ обвинителя за талію. Они опять заходили но кабинету.
Въ кабинетъ стремительно влетлъ еще одинъ изъ судей, высокій, представительный мужчина съ аристократической физіономіей. Какъ было замтно по лицу, онъ былъ чмъ-то сильно взволнованъ и даже не заперъ за собой двери. Публики уже набралось въ зал достаточно. Оттуда несся гулъ и среди его ясно слышался веселый смхъ защитника и возгласъ дамъ.
— Новость! Кантиковъ произведенъ! громко возвстилъ пришедшій судья и наскоро началъ пожимать всмъ руки.
Предсдатель былъ пораженъ. Онъ точно замеръ на одномъ мст. Глаза его усиленно моргали. Лицо подергивалось.
— Да-съ, въ дйствительные статскіе, продолжалъ встникъ. Нарочно пришелъ сюда сказать…
— Откуда вы знаете? Едва, ли! усомнился Николай Николаичъ, когда прошли первыя минуты изумленія.
— Да, замтался предсдатель, и словно ожилъ отъ недавняго столбняка.
— Самъ видлъ, сейчасъ газеты получены.
Судья ползъ въ карманъ, но оказалось, что онъ, въ торопяхъ сообщить новость, забылъ дома газеты. Предсдатель бросился къ столу и принялся неистово трясти колокольчикъ. Звуки его, какъ набатъ, понеслись по всему суду. Явился сторожъ.
— Не приносили газетъ?
— Нтъ-съ еще…
Предсдатель выходилъ изъ себя.
— Ахъ, что это такое! до сихъ поръ! Какая неаккуратность!
Сторожъ былъ немедленно командированъ гд бы то ни было и во что бы то ни стало отыскать газеты. Въ кабинет начались оставленные толки.
— Въ дйствительные статскіе!
— Давно ли, давно ли онъ здсь членомъ былъ!
— Да, батюшка! Не то, что мы.
Но предсдатель не принималъ почти никакого участія въ этихъ разговорахъ. Съ убитымъ лицомъ онъ ходилъ по кабинету. Ноги едва носили его.
— Въ дйствительные статскіе! въ дйствительные статскіе! растерянно шепталъ онъ про себя.
Нкоторые изъ присутствующихъ въ кабинет перемигивались. Вс очень хорошо знали, что генеральство составляло завтную мечту предсдателя, до осуществленія которой онъ никакъ не могъ добраться.
Гд-то глухо задребезжалъ колокольчикъ. Судебный приставъ объявилъ, что присяжные готовы. Рыкаловъ соскочилъ съ окна и торопилъ своихъ товарищей. Предсдатель кидался во вс стороны и не находилъ бумагъ, которыя, впрочемъ, лежали передъ его глазами. Товарищъ прокурора стремительно бжалъ изъ кабинета.
— Ну-ка, посмотримъ, что они скажутъ, шепталъ онъ кому-то, и въ голос его слышалась сильная тревога.
Присяжные гуськомъ вышли изъ совщательной комнаты и стали около судейскаго стола. Предсдатель наскоро просмотрлъ вопросный листъ. Въ публик тишина… ‘Виновенъ ли крестьянинъ Никита Андроновъ, 32 лтъ, въ томъ, что’… зачиталъ старшина, черненькій, низенькій чиновникъ, ясно выговаривая каждое слово и, помолчавъ только одно мгновеніе, точно обрзалъ: ‘да, виновенъ’. Прокуроръ торжествующимъ взглядомъ повелъ по зал, улыбка засіяла на его лиц. Съ этой улыбкой онъ поднялся съ своего мста и, привычной рукой перебирая листы уложеній о наказаніяхъ, началъ давать заключеніе о мр наказанія.
Приговоръ суда былъ готовъ въ одну минуту. Бросая нетерпливые взгляды на стоявшаго въ дверяхъ суда сторожа съ газетами, продсдатель быстро читалъ резолюцію. Защитникъ складывалъ въ портфель книги и длалъ успокоительные знаки молодой барын, которая торопливо надвала шляпку. Ветхая старуха была убита. Она въ послдній разъ смотрла на сына, утирая концомъ своего коленкороваго платка глаза. Всхлипыванія ея заглушалъ топотъ рвавшейся изъ залы толпы. Андроновъ только какъ-то порывисто потряхивалъ волосами.
Около суда на улиц царила чуть не кромшная тьма. Публика съ громкимъ говоромъ валила по домамъ. Около подъзда стояло нсколько саней. При свт единственнаго тусклаго фонаря, горвшаго на подъзд, было видно, что защитникъ старательно усаживалъ въ сани молоденькую даму.
— Бдный! Мн жаль его! говорила она — Merci… А я такъ рада, что мы не опоздали на репетицію.
Защитникъ усаживался самъ и начиналъ запахивать полостъ.
— А водевиль, посмотрите, пойдетъ отлично. Особенно ваша роль… чудо! восторгался онъ.
Оба весело смялись, сани быстро исчезли.
— Извозчикъ, въ клубъ!.. оралъ кто-то во все горло съ подъзда суда и, оборачиваясь назадъ, уговаривалъ кого-то хать вмст.— Съиграли бы… отлично!
— Разв ужь посл такой удачи? отвчалъ спутникъ, по голосу, какъ бы ‘замчательный обвинитель’.— Идетъ!
— Вотъ и отлично!
Группа солдатъ, съ Андроновымъ въ средин, быстро прошла мимо саней, въ которые усаживался обвинитель. Снгъ сильно скриплъ подъ тяжелыми сапогами. Старуха шла съ боку солдатъ, неподалеку отъ сына. Теперь ея всхлипыванія перешли въ рыданія и громко раздавались на тихихъ улицахъ. Андроновъ быстро крестился на ближайшую церковь.