ВЪ ХРАМѢ ЕМИДЫ.
ВЪ ХРАМѢ ЕМИДЫ.
I.
II.
III.
В храме Фемиды, Яковлев Н., Год: 1879
Время на прочтение: 27 минут(ы)
Въ этотъ день ничего особеннаго въ суд не предстояло. Прізда ревизора не ожидалось, въ уголовномъ отдленіи не шло никакого пикантнаго дла, которое могло бы привлечь вниманіе дамъ, а потому храмъ сонногородской емиды предсталъ предо мной въ своемъ обыкновенномъ вид. Лстница изъ сраго камня изобиловала грязью и соромъ, на ней даже не носились ароматы амбре, покурить которымъ предсдатель распоряжался всякій разъ, когда хотлъ скрасить кой-какія непріятныя стороны завдуемаго имъ учрежденія. Рука моя, которою я взялся за перила, чтобы какъ нибудь не слетть съ узкихъ и острыхъ до нельзя ступеней, тотчасъ же оказалась покрытой жирнымъ и клейкимъ веществомъ. Платье начало принимать срый цвтъ отъ пыли, поднятой моими ногами. Непривычный человкъ непремнно бы чихнулъ, но мой носъ уже привыкъ къ насыщенному пылью воздуху суда.
Еще рано. На лстницахъ нтъ никого. Только внизу при самомъ вход, у большаго окна, давнымъ давно забывшаго, что такое мытье, и взамнъ того щедро украшеннаго паутиной, сидлъ въ загаженномъ и заплатанномъ до-нельзя сюртук сторожъ-солдатъ и о чемъ-то покровительственно разговаривалъ съ двумя бабами. Бабы почтительно держали въ рукахъ небольшіе лоскутки бумаги, непремнно повстки.
Въ огромной, ужасно грязной зал гражданскаго отдленія ходило нсколько человкъ просителей, съ бумагами въ рукахъ. Сторожъ снималъ чехлы съ судейскаго стола и креселъ. Изъ канцеляріи неслись громкіе возгласы и хохотъ. Тамъ происходило что нибудь веселое.
Дйствительно, въ большой комнат, сохранившей лохмотья грязныхъ обоевъ на стнахъ и кой-какіе слды краски на избитомъ полу, шумло и гоготало нсколько молодыхъ писцовъ.
Они не обращали никакого вниманія на лежавшія на столахъ дла и были совершенно поглощены боле веселымъ занятіемъ. Ихъ забавлялъ высокій брюнетъ съ ужасно низкимъ лбомъ и до крайности неумной физіономіей. Онъ копался въ одномъ изъ шкафовъ, которыми была уставлена канцелярія, взбирался на столъ и стулья съ цлью взглянуть на верхъ шкафа и поднималъ при этомъ цлыя облака пыли. Онъ чего-то искалъ и не догадывался, что къ его сюртуку былъ пришпиленъ огромный хвостъ изъ мочалы, при малйшемъ движеніи мотавшійся по широкой спин чиновника. Писцы, подмигивая, указывали мн на потху. Брюнетъ смутно чувствовалъ, что онъ составляетъ предметъ забавы, но не могъ догадаться, почему именно и, оглядываясь по временамъ на своихъ товарищей, очень некрасиво улыбался своимъ широкимъ ртомъ.
Въ дверяхъ канцеляріи появился секретарь, посмялся, посовтовалъ взяться за дло, и пошелъ къ своему столику, стоявшему въ отдльной комнат передъ самой канцеляріей.
— Все надъ Кондратьевымъ потшаются, замтилъ онъ, когда я подошелъ къ нему.— Очень дураковатъ парень! Изъ-за почерка только его предсдатель и держитъ. Бумаги въ министерство переписываетъ. Калиграфически пишетъ.
Шумъ въ канцеляріи принялъ громадные размры. Кондратьевъ замтилъ наконецъ хвостъ и принялся ругаться. Секретарь съ трудомъ водворилъ порядокъ.
Стали подходить просители за исполнительными листами и другими бумагами. По большей части, приходилось ждать.
— Что надо? спрашивалъ сакретарь какого нибудь крестьянина въ лаптяхъ и оборванномъ кафтан.
— Скопію мн, кланялся проситель.
Начинались розыски дла, по которому требовалась копія. Въ конц концовъ, оказывалось, что копія не подписана, или что самое дло лежитъ у члена, который ухалъ въ деревню.
— Подожди… Сядь вотъ тутъ.
Крестьянинъ начиналъ еще усиленне кланяться.
— Ужь недлю хожу, въ город проживаюсь.
— Не подписана.
— Будьте отцы… лошаденка голодомъ…
— Хорошо, хорошо.
Крестьянинъ нсколько времени стоялъ на одномъ мст, печально смотрлъ кругомъ и, наконецъ, усаживался на скамь рядомъ съ другими давно дожидавшимися просителями.
Секретарь былъ чмъ то очень встревоженъ, и безпокойно заглядывалъ въ свою записную книжку. Оказалось, что въ канцеляріи не могутъ отъискать нсколькихъ длъ.
— Пропали, пожималъ плечами секретарь.— По книжк моей видно, что отданы члену Вткину — отпирается! Ходилъ къ нему нсколько разъ, сердится, хотлъ даже предсдателю жаловаться. И дла-то не ршенныя… Просители ужь сколько недль ходятъ, кому исполнительный листъ, кому засданіе назначить надо… Схожу еще сегодня, а тамъ пусть слдствіе производятъ…
Влетлъ членъ суда, Петръ Матвичъ, и, поздоровавшись съ нами, быстро опустился на стулъ.
— Всю ночь не спалъ, началъ онъ, обтирая лобъ и закуривая папироску.— Двсти опредленій составилъ, да, двсти, продолжалъ онъ, замтивъ мое удивленіе.— Я вотъ ужь недлю сряду не сплю. Судите сами, никто ничего не длаетъ… Одинъ за всхъ.
Онъ махнулъ рукой, въ которой держалъ очки, и началъ распространяться о своихъ трудахъ. Немного погодя, я ужь слушалъ разсказъ о томъ, какъ въ какой-то старой палат Петръ Матвичъ принималъ дла.
— Думаете, по описи? совершенно серьзно разсказывалъ онъ.— Ни чуть, просто на аршинъ. Положимъ кипу, да аршиномъ и мряемъ, какъ дрова саженью. Да!
Къ намъ подошелъ какой то писецъ.
— У васъ, Петръ Матвичъ, на дому дло Птухова… За исполнительнымъ листомъ давно ходятъ.
— Завтра принесу, замахалъ онъ рукой и тотчасъ обратился опять ко мн.— Потомъ, когда меня изъ этой палаты перевели, я вс дла оставилъ ршенными…
— Бумаги можно подать? Просители дожидаются, опять обратился писецъ.
— Подождутъ, потомъ. Вс, бывало, удивляются. Тамъ, въ палат, и ночевалъ, даже обдалъ тамъ.
Однако, дальнйшему разговору помшали тяжущіеся, явившіеся съ прошеніями. Петръ Матвичъ съ неохотой прекратилъ разсказъ и началъ принимать бумаги.
— Свидтельство о смерти, духовная, прошеніе, бормоталъ онъ, перевертывая бумаги и черкая марки на документахъ.
— Нельзя ли ршить поскоре? кланялись нкоторые изъ просителей.
— Назначатъ къ слушанію, назначатъ. У насъ по порядку… Законъ.
Подошла барыня и оказалась знакомой Петру Матвичу. Онъ вскочилъ, подвинулъ ей стулъ, приказалъ даже смахнуть пыль и усадилъ барыню. Прошеніе было живо помчено и отдльно отъ другихъ послано въ регистратуру. Барыня тоже пожелала скорйшаго ршенія.
— Сейчасъ, сейчасъ, заторопился Петръ Матвичъ.— Эй, сторожъ! дай-ка бумаги. Я напишу, чтобы скоре отмтили и принесли сюда. Посл завтра назначимъ къ слушанію.
Прошенія были приняты. Петръ Матвичъ опять началъ хвастаться и не обнаруживалъ ни малйшаго желанія идти въ кабинетъ и подписывать лежавшія тамъ бумаги. Секретарь отправился къ Вткину отыскивать дла. Къ намъ присоединился еще судья, Парамоновъ, полный брюнетъ, съ ужасно недовольной физіономіей.
— Давно ли изъ деревни? привтствовалъ его Петръ Матвичъ.
— Только сейчасъ. Такое теперь тамъ нужное время, а вотъ извольте въ судъ. Поскоре бы какъ нибудь.
— У меня живо, обнадежилъ Петръ Матвичъ.— Въ прошлый разъ въ два часа семьдесятъ длъ, обратился онъ ко мн.— Многіе думали, что засданіе не начиналось, а у насъ оно кончено.
На этотъ разъ, онъ былъ совершенно правъ. Онъ дйствительно начиналъ засданіе раньше установленнаго времени, творилъ такой скорый судъ, что когда тяжущіеся начинали являться, думая, что засданіе не начиналось, оно ужь было закрыто. Масса длъ, за неявкой сторонъ, оставались безъ разсмотрнія.
Узнавъ, что можно отдлаться скоро, Парамоновъ остался очень доволенъ.
— Какія сегодня дла? полюбопытствовалъ онъ.— Не успешь прочитать.
Петръ Матвичъ махнулъ рукой.
— Что читать! Потомъ узнаете.
Парамоновъ вполн согласился съ этими словами и, усвшись къ столу, сталъ разсказывать о своихъ деревенскихъ занятіяхъ.
Судъ принималъ свой обычный видъ. Начиналась бготня. По сосдству, въ зал судебныхъ засданій, собирались тяжущіеся. Нкоторые изъ нихъ просовывали свои головы въ ту комнату, гд мы сидли, и опять скрывались. Пробгали писцы съ бумагами. Явился старичекъ судебный приставъ, поздоровался съ нами, причемъ такъ почтительно поклонился Петру Матвичу, что чуть не стукнулся головой по его рук, которую держалъ въ своей.
Въ канцеляріи начался громкій говоръ, опять послышались веселые возгласы и хохотъ. Петръ Матвичъ и Парамоновъ ушли въ кабинетъ, я отправился въ канцелярію.
Вс писцы столпились въ одну кучу и окружили секретаря, лицо котораго просто сіяло. Подл секретаря стоялъ одинъ изъ канцеляристовъ и держалъ нсколько длъ, перевязанныхъ веревкой. Канцеляристъ былъ доволенъ не мене секретаря и весело улыбался, смотря по сторонамъ. Писцы лзли одинъ на другого поближе къ секретарю, который что-то разсказывалъ. Даже дожидавшіеся бумагъ просители оставили свое обычное мсто на скамь у входа въ канцелярію и сошлись въ кучу поближе къ дверямъ.
— Нашли! дла нашли! возвстилъ секретарь, замтивъ меня, и ударилъ по кип, которую держалъ довольный канцеляристъ.
— Гд?
— У него, у Вткина. Сейчасъ отъ него.
Къ удовольствію всхъ окружающихъ, секретарь началъ снова свой разсказъ. Онъ повторилъ даже, какъ не оказалось длъ, какъ ихъ отыскивали въ суд и т. д.
— Приходимъ сегодня къ Вткину, разсказывалъ онъ: — лежитъ на диван — знаете, у него большой турецкій диванъ. Узналъ, зачмъ мы пришли, началъ кричать… Я прямо объявилъ, что дла у него. Онъ вскочилъ съ дивана, кинулся было къ намъ, а диванъ развалился. Гляжу что то блется подъ нимъ. Хвать — дло… Тутъ же другое, третье… Сконфузился.
Секретарь довольнымъ взоромъ посмотрлъ кругомъ.
— Четыре подъ диваномъ нашли, вставилъ канцеляристъ, но секретарь самъ продолжалъ разсказъ, не желая никому уступать этого удовольствія.
— Пяти нтъ. Ужь мы искали, искали ихъ, везд, просто обыскъ сдлали, нигд нтъ. Пошли домой, да вотъ Павелъ Константиновичъ (секретарь указалъ на чиновника, державшаго связку длъ) догадался… Пролетка на двор стоитъ. Поднялъ онъ подушку, а дла-то тамъ въ ящик, какъ разъ пять. Мсяца три, должно быть, тамъ лежали.
Секретарь замолкъ. Со всхъ сторонъ послышался веселый смхъ. Павелъ Констатинычъ отправился водворять дла въ шкафъ. Писцы разошлись по мстамъ, но разговоръ по поводу найденныхъ длъ не скоро прекратился.
Пора открывать засданіе, а между тмъ, оно не открывалось. На лицо было всего два члена. Поминутно сторожа летали справляться, не пріхалъ ли третій изъ деревни, и всякій разъ возвращались съ отрицательнымъ отвтомъ. Секретарь и Петръ Матвичъ смягчились. Парамоновъ сталъ еще боле не доволенъ и уныло бродилъ по кабинету. Наконецъ, ршили послать сторожей разыскать какого-нибудь мироваго судью или судебнаго слдователя.
— Давно бы засданіе открыли, жаловался мн Петръ Матвичъ, когда я вошелъ въ кабинетъ.— Теперь бы кончили. Все изъ за Петра Александрыча: захворалъ…
Секретарь лукаво улыбнулся.
— Захворалъ! Въ карты у Пентюхина играетъ, шепнулъ онъ мн, когда мы очутились съ нимъ наедин у окна.— Третій день, говорятъ, изъ-за стола не выходятъ.
Наконецъ, одинъ изъ сторожей явился съ утшительнымъ извстіемъ. Мировой судья Зыковъ общалъ пріхать въ судъ. Петръ Матвичъ обрадовался.
— Ну, слава Богу! А то пришлось бы ни съ чмъ распустить тяжущихся, объявилъ онъ.
— Кого-нибудь бы нашли, возразилъ секретарь.
— А разв не бывало, что распускали?
Секретарь и вс мы согласились, потому что такіе случаи, дйствительно, не разъ бывали.
— Что сдлаешь! развелъ руками Петръ Матвичъ и сталъ разсказывать Парамонову, какія сегодня дла, а также, какъ надо ршить ихъ. Я и секретарь удалились и въ ожиданіи Зыкова принялись разсматривать публику, ожидавшую открытія судебнаго засданія.
Тяжущихся было довольно много. Преобладалъ срый народъ: бабы, мужики, мщане, были и купцы. Вс они чинно сидла по лавкамъ и тихо разговаривали между собой. По залу расхаживалъ важный столичный адвокатъ, Бергъ, высокій мужчина съ сдой бородой. Съ нимъ ходила какая-то изящная барыня. Бергъ что-то съ жаромъ доказывалъ ей, и безпрестанно посматривалъ на часы. По временамъ, въ залъ влеталъ кто нибудь изъ мстныхъ адвокатовъ, но видя, что засданіе еще не открыто, отправлялся назадъ, на лстницу.
Пошли и мы туда. Народу тамъ было много, курили и разговаривали. Площадка на лстниц была всегда сборнымъ мстомъ. Тутъ проводилось время въ ожиданіи засданія и въ антрактахъ. Адвокаты выдлялись изъ остальной публики своими фраками и толстыми портфелями. Почти вс они были на лицо. Жирный, съ маленькими глазами на обрюзгломъ лиц, Обмылковъ задумчиво курилъ папироску. Необыкновенно важный Писцовъ побдоносно смотрлъ по сторонамъ. Черненькій, худенькій жидокъ Птичкинъ о чемъ-то умильно бесдовалъ съ крестьяниномъ. Кукушкинъ и Цвтковъ громко хохотали, разговаривая между собой. Увидавъ секретаря, вс изъявили сожалніе, что засданіе не открывается такъ долго.
— Третьяго члена нтъ. Петръ Александрычъ захворалъ.
Но адвокатамъ все было извстно.
— Знаемъ, знаемъ! послышались голоса.— У Пентюхина въ карты дуется. Боленъ!
Секретарь постарался замять этотъ разговоръ и сообщилъ, что заключеніе давать будетъ товарищъ прокурора Надеждинскій. Этимъ извстіемъ онъ привелъ адвокатовъ въ неописанный восторгъ. Вс они тотчасъ изъявили желаніе идти въ засданіе, хотя, какъ оказалось, у нкоторыхъ дла на этотъ разъ вовсе не было. Восторгъ дошелъ до того, что Обмылковъ, перевсившись черезъ перила, сталъ приглашать въ засданіе какого-то молодого господина, стоявшаго внизу лстницы.
— Некогда! кричалъ тотъ.
— Ну, жалть будете! Надеждинскій даетъ заключеніе. Смотрите, этого вы не скоро дождетесь.
Приглашаемый послушался.
— Это, батюшка, рдкость, объяснилъ ему Обмылковъ.— Послушайте. Право стоитъ.
Лица адвокатовъ цвли удовольствіемъ. Веселый говоръ царилъ на лстниц.
— Дйствительно, умора! хохаталъ Цвтковъ.— Послушалъ я его въ създ. Такую онъ иногда штуку отпуститъ, что и нарочно не придумаешь.
Цвтковъ поцловалъ свои пальцы.
— Говорятъ, онъ никогда не обвиняетъ? полюбопытствовалъ кто-то.
Адвокаты захохатали.
— Обвиняетъ! Куда же ему обвинять, когда онъ и двухъ словъ сказать не уметъ.
— А вотъ акты, говорятъ, хорошо пишетъ.
— Со всячиной. Стихи, сказываютъ, сочинять уметъ.
Но разговора дослушать мн не удалось. Изъ зала вылетлъ мой противникъ по одному длу, прізжій адвокатъ, Каменевъ, необыкновенно благообразный мужчина, съ черными бакенбардами и золотымъ пенснэ на носу. Увидавъ меня, онъ долго трясъ мою руку, и потомъ повелъ въ сосдній корридоръ. Разговоръ нсколько времени шелъ о разныхъ постороннихъ предметахъ, но по лицу Каменева было замтно, что онъ хотлъ нчто узнать отъ меня.
— Какъ наше дло? наконецъ, вымолвилъ онъ.
— Идетъ.
Каменевъ внимательно посмотрлъ на меня.
— Говорятъ, подлогъ противъ нашихъ векселей заявить хотите? весело подмигнулъ онъ.
Я отвчалъ утвердительно. Собесдникъ грустно покачалъ головой.
— Напрасно. По дружб говорю, напрасно. Векселя настоящіе.
— Увидимъ.
— Конечно, повелъ бровями Каменевъ.— Конечно, увидимъ, Мн все равно… Напрасно! Хотите я вамъ даже скажу, кого вы и въ подлог обвинять будете? Я все знаю.
Онъ посмотрлъ на меня очень довольнымъ взоромъ. Я улыбнулся.
— Вы думаете, шучу, выпытываю?.. Нисколько! Обвиненіе вы заявите на Прокудина? Такъ вдь?
Онъ взглянулъ на меня еще веселе прежняго, можетъ быть, потому, что дйствительно угадалъ.
— Только все таки напрасно. Право, векселя дйствительные.
— Но какъ же такъ? Векселя дйствительные, а вы нетолько предполагаете, что я заявлю подлогъ, но даже знаете, на кого.
Каменевъ очень хитро засмялся и, оглянувшись по сторонамъ, заговорилъ немного тише.
— Вамъ всю правду скажу. Фальшивые отъ имени вашего доврителя, дйствительно, у моего есть и притомъ на такую же сумму, какъ эти… не скрываю! Но эти — настоящіе!
Я молчалъ.
— Дло затянется, продолжалъ Каменевъ:— а взять ничего не возьмете. Рано или поздно, а мы съ васъ, батюшка, свое возьмемъ, весело заговорилъ онъ и даже необыкновенно дружелюбно похлопалъ меня по плечу.— Давайте-ка лучше на мировую. Своего я уговорю, что-нибудь спуститъ. А?.. отличное бы дло…
Мириться я не захотлъ и объявилъ, что дло поведемъ во что бы то ни стало. Каменевъ съ сожалніемъ пожалъ плечами и снова присовокупилъ, что ему все равно.
— Я своего доврителя не хвалю, разсуждалъ омъ, расхаживая со мной по корридору.— Онъ мошенникъ первостатейный. Видите, я вамъ прямо, по душ говорю, что у него фальшивые векселя есть. Помириться, право, бы лучше. И гонораръ бы вы скоре получили.
Пока я разговаривалъ съ Каменевымъ, началось засданіе. На площадк ужь никого не было, и я пошелъ въ залъ. Дла съ прокуроромъ кончились и адвокаты были очень недовольны. Секретарь ошибся: заключеніе давалъ не Надеждинскій.
Разбиралось какое то дло. Передъ судомъ за однимъ изъ пюпитровъ стоялъ Писцовъ и, скрестивъ на груди руки, необыкновенно важно смотрлъ на своего противника. Противникъ Писцова, адвокатъ изъ отставныхъ чиновниковъ, Денежкинъ, держа въ рукахъ законы, сбивчиво и ежесекундно запинаясь, толковалъ какую-то статью.
— У меня въ настоящее время нтъ подъ рукой законовъ, торжественно началъ Писцовъ свои возраженія.— Но я все-таки очень хорошо знаю, что доводы моего противника опровергаются 715 ст.
Денежкинъ порывисто сталъ перелистывать свою книжку, бормоча, что 715 ст., кажется, не относится къ настоящему длу, но Писцовъ вдругъ прервалъ его.
— Я вс законы наизусть знаю, выпалилъ онъ на всю залу и, не перемняя своей наполеоновской позы, горделиво посмотрлъ на публику.
Среди адвокатовъ раздался сдержанный хохотъ, въ публик многіе посмивались, но все это нетолько не сконфузило Писцова, а, наоборотъ, придало ему еще больше храбрости.
— Да, вс, ршительно вс знаю, повторилъ онъ и высоко поднялъ голову.
Судьи сохраняли олимпійское спокойствіе. Только Зыковъ не много улыбался.
— Этотъ споръ не относится къ длу, продолжалъ Петръ Матвичъ и тмъ остановилъ Денежкина который, очевидно сомнвался въ знаніяхъ Писцова, и затмъ что-то возражалъ ему.
Судъ ушелъ совщаться. Адвокаты съ громкимъ смхомъ сбились въ одну кучу. Писцовъ съ торжественнымъ видомъ подошелъ къ нимъ.
— Уморилъ, совсмъ уморилъ ты насъ! восклицали ему адвокаты.
Писцовъ только пожалъ плечами.
— Что же! я говорю правду, серьзно произнесъ онъ, и притомъ такъ громко, что слова его ясно долетали до публики.
— Такъ-таки вс и знаешь?
— Конечно.
— Ну, братъ, молодецъ!
Писцовъ снисходительно улыбнулся и поправилъ на своей груди знакъ за службу по мировымъ учрежденіямъ, который онъ однако носилъ такимъ образомъ, что только часть знака выставлялась изъ подъ лацкана фрака. Благодаря этому, Писцовъ у многихъ сходилъ за присяжнаго повреннаго.
Адвокаты принялись было смяться надъ Писцовымъ, но вскор вниманіе ихъ отвлеклось въ другую сторону. Въ дверяхъ залы показался уже пожилой бородатый мужчина, облеченный въ какое-то необыкновенно длинное пальто-хламиду и когда-то крахмаленную, а теперь совсмъ почернвшую отъ пота и грязи рубашку. Мужчина этотъ былъ не кто иной, какъ тоже адвокатъ, мщанинъ Дядинъ. Переваливаясь съ ноги на ногу и покачиваясь всмъ корпусомъ, онъ подошелъ къ адвокатамъ.
— Какъ дла? привтствовало его нсколько голосовъ.
— Слава Богу!
— Старшина нашъ! отрекомендовалъ Дядина Цвтковъ.— Что же, братъ, отчего Безумнова не защищаешь?
Дядинъ усмхнулся и отошелъ въ сторону.
— Защитилъ! продолжалъ Цвтковъ.— Прокуроръ предлагаетъ отдать Безумнова въ арестантскія роты, а Дядинъ всталъ и ходатайствуетъ о томъ, чтобы его кліента сослали въ Сибирь.. Ну, за то потомъ ему и досталось…
— Говорятъ, билъ его Безумновъ?
— Сапогами. Сначала веллъ водки подать, выпили рюмки по три, а тамъ и пошло. Такъ ты меня, такой-сякой, въ Сибирь, а!
— Денежкину отъ Требухова, говорятъ, тоже достается?
— Тоже самое и такимъ же образомъ. Сначала Требуховъ угоститъ водкой, а потомъ сапоги долой. Какъ ты смлъ проиграть — и пошло…
Писцовъ посматривалъ на ходившаго въ сторон Денежкина, и довольно улыбался.
Появленіе судей прекратило дальнйшіе разговоры. Дло было ршено въ пользу Денежкина. Писцовъ только слегка пожалъ плечами, какъ бы удивляясь такому ршенію.
— Дло Франтова съ женой, провозгласилъ Петръ Матвичъ.
Интересы Франтова защищалъ адвокатъ Грязнюковъ. Отвтчица отсутствовала. Грязнюковъ храбро вылетлъ къ пюпитру и потребовалъ заочнаго ршенія. Дло было очень просто. Франтовъ въ своемъ прошеніи объяснялъ, что жена самовольно ушла отъ него вмст съ маленькой дочерью, причемъ унесла находившееся у нея выкупное свидтельство, принадлежащее истцу. Возвращенія этого свидтельства и домогался Франтовъ. Объясненія истца и тотъ фактъ, что у него было выкупное свидтельство, ни чмъ не были доказаны.
— Что имете объяснить въ дополненіе къ прошенію? спросилъ Петръ Матвичъ.
— Прошу уважить основныя требованія и возложить на отвтчицу судебныя издержки. Затмъ, исчисливъ количество издержекъ, опустился на свое мсто.
Судъ удалился совщаться. Среди адвокатовъ опять поднялись разговоры. Большинство утверждало, что, за отсутствіемъ доказательствъ, въ иск слдуетъ отказать. Грязнюковъ, конечно, говорилъ противное.
— Хорошъ вашъ довритель, обратился кто-то къ Грязнюкову.— Отъ чего отъ него жена ушла — знаемъ. Любовницу въ дом завелъ, пьянствуетъ, дерется… Все, какъ есть, промоталъ.
— Ладно, что она свидтельство-то унесла. Все равно пропилъ бы. Жена его трудами живетъ…
Грязнюковъ нетолько не спорилъ противъ этихъ фактовъ, но, напротивъ, соглашался со всми обвиненіями, взведенными на его доврителя. Мало того, онъ началъ разсказывать о разныхъ похожденіяхъ Франтова и необыкновенная веселость водворилась среди адвокатовъ.
Судъ быстро вернулся и Петръ Матвичъ громко прочелъ, что въ иск отказано.
Услыхавъ резолюцію, Грязнюковъ нетолько не опечалился, но, весело улыбаясь, нсколько разъ быстро перекрестился.
— Слава Богу, громко шепталъ онъ.
Адвокаты начали смяться.
— Зачмъ же дло вели?
— Мн что же! проситъ… Хорошо, что отказали… Ей Богу! Все равно бы пропилъ…
Необыкновенно быстро было разсмотрно нсколько длъ. Петръ Матвичъ творилъ самый скорый судъ, ежеминутно выкрикивая тяжущихся. Фролова и Петрова! Никого нтъ отвчалъ приставъ. Дло откладывалось въ сторону, къ великому удовольствію судей. Семенова! Нтъ. Порой тяжущіеся оказывались на лицо. Со скамьи вставалъ крестьянинъ и начиналъ усиленно кланяться суду. Судебный приставъ сначала мигалъ крестьянину, давая тмъ знать, чтобы онъ подходилъ къ пюпитру, а когда тяжущійся не понималъ этихъ знаковъ, то приставъ вскакивалъ съ мста и подводилъ крестьянина къ суду. Докладъ живо отбарабанивался Петромъ Матвичемъ. Что еще имете объяснить? вопрошалъ онъ, но прежде чмъ тяжущійся успвалъ раскрыть ротъ, судьи уже летли совщаться, или Петръ Матвичъ строчилъ резолюцію… Отказать, взыскать, такъ и сыпались изъ-за судебнаго стола. Крестьяне, очевидно, ничего изъ объявленныхъ имъ ршеній не понимали и, продолжая кланяться, просили копій. Во время доклада длъ Зыковъ смотрлъ по сторонамъ и ничего не слушалъ, а Парамоновъ подписывалъ бумаги, грудой наваленныя передъ ними на стол. Во время пребыванія судьи въ деревн, много бумагъ накоплялось для подписи.
— Ну, и составъ суда сегодня! говорили подл меня адвокаты. Парамонову — только бы поскорй въ деревню. Зыковъ — ровно ничего не понимаетъ.
Дло Зобова и Кулакова! Передъ судомъ стояли повренный Зобова Кукушкинъ и самъ истецъ, очевидно, какой-нибудь подрядчикъ, которому, какъ оказалось, отвтчикъ долженъ былъ заплатить деньги за работу. Выигрышъ для истца былъ врный, такъ какъ Кукушкинъ ни противъ подлинности документа, ни противъ суммы иска не спорилъ, но Кукушкинъ былъ адвокатъ не изъ послднихъ. Перебирая свою цпочку отъ часовъ и слегка наклонивши голову, онъ очень развязно объявилъ суду, что настоящее дло ему неподсудно, такъ какъ довритель его постоянно проживаетъ въ Москв, куда и слдуетъ обратиться съ искомъ…
Адвокаты захохотали. Публика пришла въ недоумніе. Петръ Матвичъ, ужь приготовившійся было писать резолюцію, положилъ перо и широко раскрылъ глаза. Даже Парамоновъ и Зыковъ напрягли свое вниманіе. Это совершенно понятно. Всмъ было очень хорошо извстно, что Зобовъ принадлежитъ къ кореннымъ жителямъ Сонногородска, иметъ въ немъ нсколько домовъ и что даже по его имени называется одна изъ большихъ улицъ города. Но это всеобщее изумленіе нетолько не стсняло Кукушкина, но, напротивъ, какъ видно, доставляло ему большое удовольствіе. Поглаживая свою черную бороду, онъ кидалъ на всхъ торжествующіе взгляды и очень увренно улыбался.
— Слышите, противникъ вашъ говоритъ, что вамъ надо судиться въ Москв, потому что Зобовъ здсь не живетъ, серьзно обращался Петръ Матвичъ къ истцу.
Но тотъ, очевидно, не понималъ, въ чемъ дло и, считая все это шуткой, посмивался.
— Помилуйте, ваше благородіе, можетъ ли это быть! Извольте спросить, говорилъ онъ.
Кукушкинъ настаивалъ на своемъ, и необыкновенно вжливо просилъ судъ признать дло неподлежащимъ своему разсмотрнію.
Отводъ былъ оставленъ безъ уваженія, но это не опечалило ловкаго адвоката, ибо онъ зналъ, что иначе и быть не можетъ. Съ прежней развязностью онъ всталъ съ своего мста и заявилъ, что въ узаконенный срокъ на опредленіе суда будетъ подана жалоба, а потому дальнйшимъ разсмотрніемъ дла слдуетъ пріостановиться.
Законъ былъ на сторон Кукушкина. Судъ отложилъ дло. Истецъ, все еще не смекнувшій въ чемъ дло, печально и съ недоумніемъ покачивая головой, слъ на свое мсто. Кукушкинъ хитро улыбался.
Чмъ больше засданіе приближалось къ концу, тмъ быстре и быстре орудовалъ Петръ Матвичъ… Дло Вертоградова и Казакова! Вертоградовъ былъ очень молодой адвокатъ, франтоватой наружности, только что изъ университета. Противникомъ его, повреннымъ Казакова, явился какой-то черненькій, низенькій отставной чиновникъ. Вертоградовъ взыскивалъ съ Казакова въ свою пользу довольно крупную сумму, что то за тысячу рублей, по векселю, переданному землевладльцемъ Хорьковымъ по бланковой надписи. Петръ Матвичъ живо отбарабанилъ докладъ и предложилъ сторонамъ представить свои объясненія. Вертоградовъ подтвердилъ исковое прошеніе и вперилъ глаза въ отвтчика. Этотъ послдній откашлялся, выступилъ впередъ и, держа въ рукахъ какую-то бумагу, съ необыкновеннымъ апломбомъ началъ доказывать суду, что искъ Вертоградова основанъ на безденежномъ документ. Въ подтвержденіе своихъ объясненій, онъ передалъ росписку Хорькова, изъ которой оказалось, что вексель былъ выданъ ему Казаковымъ единственно для того, чтобы подъ учетъ его можно было получить изъ банка деньги. Въ росписк Хорьковъ прямо, кром того, объявлялъ, что никакихъ денегъ Казаковъ у него не бралъ, а потому, онъ, Хорьковъ, немедленно по полученіи изъ банка векселя, долженъ возвратить его Казакову.
Во время чтенія этого документа, на лиц Вертоградова не обнаружилось никакого ршительно безпокойства. Напротивъ того, съ усмшкой посматривая на своего противника, онъ небрежно перебиралъ лежавшіе на пюпитр законы, а когда Петръ Матвичъ предоставилъ слово истцу, то Вертоградовъ бойко всталъ съ своего мста и съ легкимъ поклономъ объявилъ, что противъ векселей никакихъ возраженій по закону не допускается, кром заявленій о подлог и доказательствъ уплаты. Въ подтвержденіе этого, онъ сослался на, очевидно, заране подысканные законы и случаи изъ судебной практики.
Повренный Казакова растерялся и началъ боязливо бормотать какіе-то доводы. Этимъ онъ доставилъ Вертоградову замтное удовольствіе. Насмшливо улыбаясь и пощипывая свои черные усики, молоденькій адвокатъ иронически смотрлъ на своего противника.
Судъ удалился совщаться и, вернувшись черезъ нсколько минутъ, ршилъ дло въ пользу Вертоградова.
Начались какія-то нелюбопытныя дла. Адвокаты удалились на площадку куритъ. Поднялись сужденія по поводу только что разршенныхъ длъ. Повренный Казакова былъ убитъ горемъ.
— Ну, подцпили вы моего доврителя, обратился онъ къ Вертоградову.— По безденежному документу — и вдругъ…
— Это меня не касается, отвчалъ тотъ, закуривая папироску.
— Мой довритель никакъ не ожидалъ этого отъ Хорькова адресовался ко всмъ намъ повренный Казакова.— Столько лтъ знакомы! Вдь и вексель данъ по дружб. Хорькову вотъ какъ, до зарзу нужны были деньги… А вотъ теперь въ благодарность…
— Очень можетъ быть, пожималъ плечами Вертоградовъ.— Очень можетъ, что вы и правы…
— Что же теперь намъ длать… Неужели платить?..
— Конечно. Вдь вы потомъ можете искать съ Хорькова.
— Съ Хорькова! Хорошо вамъ говорить. Вы бы спросили, есть ли у него что-нибудь.
— Это тоже не мое дло.
Кто-то изъ постороннихъ замтилъ, что правда на сторон Казакова, потому что онъ нетолько ничего не занималъ у Хорькова, но, напротивъ, сдлалъ ему доброе дло… Вертоградовъ съ удивленіемъ раскрылъ глаза.
— Законъ… противъ векселей не принимаетъ никакихъ возраженій, удивлялся онъ.— Чмъ же онъ правъ?
— Однако, съ нравственной точки зрнія…
— Ну, если на нравственную сторону обращать вниманіе, за говорило разомъ нсколько адвокатовъ:— такъ этакимъ образомъ и безъ длъ насидишься! Нравственная сторона!.. Это не наше дло…
Стоявшій за нравственную точку зрнія не сталъ ничего возражать. Повренный Казакова продолжалъ печалиться.
— Вдь только для вида вексель переданъ Вертоградову, жаловался онъ кому-то.— Долговъ у Хорькова много… Выдай онъ довренность, живо бы кредиторы провдали о томъ, что онъ взыскиваетъ съ Казакова и задержали бы деньги… Теперь нельзя. Все равно онъ получитъ…
Въ особой кучк царилъ веселый смхъ. Тамъ стоялъ Кукушкинъ.
— А вдь я вашего-то доврителя, Зобова, только сегодня видлъ, подсмивался одинъ изъ собесдниковъ.— Постройки осматриваетъ.
— Это онъ изъ Москвы пріхалъ, отшучивался Кукушкинъ.
— Ловко, ловко!.. Вдь надо же было это придумать… Въ Сонногородск онъ никогда, значитъ, и не жилъ… Ха, ха…
Кукушкинъ подмигивалъ на истца Кулакова, который тутъ же стоялъ на площадк и, разговаривая съ кмъ-то, недоумвалъ, какъ это ему не присудили денегъ…
— Грхъ вамъ, Петръ Павловичъ, обратился онъ къ Кукушкину.— Я человкъ небогатый. Стыдно бы, кажется, Акиму Никитичу…
Кукушкинъ очень любезно потрепалъ своего противника по плечу.
— Ничего, подождешь маленько…
— Ладно вамъ…
— Ловко, ловко, слышалось со всхъ сторонъ.— Пока жалоба пойдетъ въ палату, да пока тамъ ее разсмотрятъ, дло лежи себ да лежи. Конечно, откажутъ и въ палат, а все таки, пожалуй, съ годъ времени пройдетъ. Очень ловко!
— Не всякій придумаетъ, разсуждалъ толстый купецъ.
— Молодецъ!
Адвокаты понемногу ушли въ залъ. На площадк остались только тяжущіеся, покончившіе свои дла. Разговоры продолжались.
— Когда Кукушкина-то судить будутъ? обратился ко мн знакомый учитель.
— Не знаю.
— Любопытно. Непремнно приду послушать. Вдь тоже и на эту штуку не всякій ршится, качалъ головой учитель.— Фокусникъ!
Дйствительно, на такой смлый подвигъ, въ какомъ обвинялся Кукушкинъ, немногіе были способны. Онъ взыскивалъ съ помщика Рогова 3,000 р. по документу, самимъ же Кукушкинымъ совершенному на основаніи довренности Рогова. Хотя дло было подсудно окружному суду, но стороны, вслдствіе какихъ-то темныхъ соображеній, ршили вести дло у мирового судьи. Исполнительный листъ на взысканіе съ Рогова всей суммы, неустойки и издержекъ былъ выданъ — и вдругъ, къ изумленію всего Сонногородска, оказалось, что хотя деньги присуждены ко взысканію съ Рогова, но взысканы должны быть изъ имнія его покойной жены. Кукушкинъ дятельно хлопоталъ о томъ, чтобы какъ можно скоре привести въ исполненіе это ршеніе и не давалъ покоя опекуну надъ имніемъ Роговой. Послдній недоумвалъ что ему длать. Исполнительный листъ былъ въ совершенномъ порядк. Опекунъ полетлъ къ судь и вдругъ узналъ, что подобнаго ршенія никогда постановлено не было, такъ какъ деньги были присуждены съ самого Рогова. Листъ отобрали, началось слдствіе…
— Взыскать съ Рогова, но изъ имнія его жены!.. Вотъ подумайте, какъ онъ все это подстроилъ, разводилъ руками учитель.— Одной рукой все написано… Чисто!.. А письмоводитель судьи невиноватъ, право, хоть и его рука. Совсмъ мальчикъ. Пришелъ, говоритъ, Кукушкинъ изъ комнаты судьи, веллъ приписать, ну, и приписалъ: изъ имнія его жены, такой-то… Ха, ха…
— О чемъ это, господа, бесдуете? подошелъ къ намъ землевладлецъ Наливкинъ.
— О Кукушкин, какъ его судить будутъ.
— Ну, что! оправдаютъ! тряхнулъ головой Наливкинъ.
— Непремнно.
— Вонъ въ тотъ разъ вдь не явился, а отчего? Присяжные были не по немъ, больше чиновники. Слдующая сессія купцы, а это ему на руку. Непремнно оправдаютъ. Онъ имъ какое угодно дло устроитъ, по гривеннику ли за рубль заплатить, имнье какъ нибудь перевести — все что угодно. Вдь и прежде, когда онъ въ магистрат служилъ, дло за нимъ было, судили… Отвертлся. Охъ, ужь эти аблакаты!
— Что, видно, свое дло не кончили?
Наливкинъ только махнулъ рукой и, отвернувшись въ сторону, погрузился въ думу.
— Не знаю право, что мн и длать, началъ черезъ нсколько минутъ Наливкинъ, обращаясь преимущественно ко мн.— Былъ у меня исполнительный листъ на одного человка, всего и долгу-то дв тысячи. Узнаю я, у должника барка въ Ярославл. Самому хать нельзя, не здоровится, взялъ адвоката, послалъ его туда. Живетъ вотъ теперь больше двухъ мсяцевъ, а толку нтъ… Вотъ только это и посылаетъ.
При послднихъ словахъ, Наливкинъ ползъ въ боковой картанъ и досталъ цлую кипу писемъ. Учитель смялся.
— Все еще посылаетъ?
— Съ каждой почтой. Вотъ почитайте-ка. Все его письма.
Въ каждомъ изъ этихъ писемъ Наливкина лаконически извщали, что дло его будетъ скоро кончено, но затмъ его настоятельно просили о томъ, чтобы онъ какъ можно скоре выслалъ денегъ, такъ какъ вс раньше данныя и посланныя суммы уже издержаны. Въ удостовреніе послдняго обстоятельства, при письмахъ были приложены счеты. Счеты эти были въ высшей степени подробны и до-нельзя аккуратны. Вс издержки повреннаго были исчислены съ такой точностью, что по счетамъ можно было, не ошибаясь, опредлить когда и что кушалъ повренный Наливкина. 3 мая, гласилъ счетъ, кофе — 40 коп., завтракъ: порція бифштекса — 80 к., рюмка горечи 20 к., рюмка портвейна 30 к., обдъ 2 р. Шато-д’икемъ — 2 р. Извозчикъ 1 р. и такъ дале каждый день въ теченіи двухъ мсяцевъ.
— Вотъ и подумайте, разсуждалъ Наливкинъ.— Все у него тутъ росписано. За портвейнъ, за обды плачу, а своихъ денегъ не вижу.
— Ну, а больше ничего онъ вамъ въ счеты не ставятъ, пошутилъ учитель.— Человкъ молодой!
Онъ даже подмигнулъ, но Наливкинъ шутить былъ нерасположенъ.
— Вамъ ладно. Нтъ, вы подумайте, каково получать такіе счеты! Я самъ живу скромно, во всемъ себ отказываю, а онъ тамъ портвейнъ… Можетъ быть, вотъ и теперь онъ тамъ что-нибудь распиваетъ. Я почемъ знаю!
— Самое время для завтрака, непремнно распиваетъ. Эхъ, Петръ Ивановичъ! Вы еще Богу молитесь, что онъ вамъ ничего другого въ счетъ не ставилъ.
— Шутите, шутите. Что въ самомъ дл! Когда похалъ, далъ я ему триста, потомъ выслалъ сколько, а все конца не вижу… Вдь и человкъ-то молодой, только что курсъ кончилъ. На словахъ просто чудо, я было радовался…
Наливкинъ опять задумался.
— Позжайте-ка лучше сами, посовтовалъ учитель.
— Пожалуй, не минуешь. Ахъ, аблакаты, аблакаты!
Въ канцеляріи было тихо, благодаря, конечно, тому, что подъ бокомъ находился залъ, въ которомъ Петръ Матвичъ вершилъ судьбы многихъ. Впрочемъ, длами все-таки почти никто не занимался и просители, по прежнему, сидя на скамь въ передней терпливо ждали своихъ бумагъ.
Около Павла Константиныча, того самого канцеляриста, который отыскалъ дла въ пролетк Вткина, собралась цлая толпа. Самъ Павелъ Константинычъ на радостяхъ, по поводу отысканія длъ, должно быть, порядочно ‘тронулъ’. По крайней мр, около него носились сильныя благоуханія сивухи. Наклонивъ надъ столомъ свою косматую голову, онъ держалъ въ рукахъ небольшую книжку и показывалъ всмъ желающимъ какую-то карточку. На послдней былъ изображенъ желудокъ, изукрашенный какими-то некрасивыми разноцвтными пятнами.
— Что это за книжка? спросилъ я.
Нкоторые изъ писцовъ засмялись.
— Водка есть кровь сатаны, объявилъ одинъ изъ нихъ.— Вотъ Павелъ Константинычъ почитать хочетъ…
Павелъ Константинычъ добродушно посмотрлъ на меня и, немного конфузливо улыбнувшись, сталъ разъяснять мн по картинк разницу между желудкомъ пьющаго и не пьющаго водку человка.
Въ канцеляріи было много постороннихъ постителей. Нкоторые изъ нихъ, сидя у столовъ, читали дла, другіе просто курили, болтали и бродили изъ стороны въ сторону безъ всякой цли. Между послдними сейчасъ же оказался одинъ изъ моихъ знакомыхъ. Это былъ землевладлецъ Махаловъ, уже пожилой мужчина, облеченный въ длинный срый сюртукъ. Шея его была повязана огромнымъ чернымъ платкомъ, волосы давнымъ давно нечесаны. Онъ задумчиво нюхалъ табакъ, наклонивъ за бокъ свою голову. Увидавъ меня, Махаловъ очень обрадовался и тотчасъ же пошелъ ко мн на встрчу.
— Слышали, какую пакость мерзавецъ-то сдлалъ! съ первыхъ словъ же объявилъ онъ мн и весь засіялъ отъ охватившаго его удовольствія.
Я тотчасъ же догадался, о комъ говорилъ Махаловъ. Онъ уже нсколько лтъ лелялъ мечту запрятать какъ можно дальше одного изъ своихъ ближайшихъ сосдей по имнію, Лобова, который, также, какъ и Махаловъ, занималъ у себя дома должность мирового судьи. Лобовъ, въ свою очередь, питалъ не меньше расположенія къ своему сослуживцу и также постоянно отыскивалъ за нимъ какія-нибудь гадости.
— Новое дло противъ него завелъ, продолжалъ Махаловъ, недожидаясь моего отвта и будучи вполн увренъ, что мн извстно о комъ идетъ рчь.— Нтъ, теперь онъ у меня не открутится. Подлогъ!
Онъ значительно подмигнулъ, произнеся это слово, и отъ восторга нсколько времени молча нюхалъ табакъ. Только его глаза, которыя изрдка поднимались на меня отъ табакерки, говорили, какое наслажденіе чувствуетъ Махаловъ.
Однако, пакость Лобова оказалась изъ обыкновенныхъ. По словамъ своего врага, онъ помтилъ заднимъ числомъ какую то неважную бумажонку, поданную въ мировой създъ, что, конечно, не укрылось отъ Махалова.
— Създъ его руку держитъ, объяснялъ онъ:— да ничего! На всхъ ихъ у меня ужь бумажка пошла, и товарища прокурора, Ошуркова, прихватилъ тутъ же. Нтъ, я не стану ихъ покрывать. Всмъ достанется. А ужь этого каналью на Сахалинъ, не иначе…
Я улыбнулся, но Махаловъ не обратилъ на мою улыбку никакого вниманія.
— Непремнно на Сахалинъ. Ужь либо я, либо онъ, а безъ этого не отстану. Вы еще не знаете, каковъ онъ.
Послдовалъ безконечный расказъ о злодяніяхъ Лобова. Эти злодянія были на столько разнообразны и гнусны, что еслибы хоть сотая часть изъ того, что разсказывалъ Махаловъ, была совершена Лобовымъ, то, конечно, ему не миновать бы Сахалина. Я недоврчиво слушалъ этотъ обвинительный актъ и недоврчивость, должно быть, такъ сильно проглядывала на моемъ лиц, что Махаловъ вдругъ оборвалъ свое повствованіе.
— Не врите? Думаете, вру? заговорилъ онъ, сильно волнуясь.— Кого угодно спросите! У меня у одного съ нимъ двадцать длъ, и все: подлогъ, мошенничество, кража…
Для большого удобства и убдительности онъ сталъ при каждомъ преступленіи Лобова загибать палецъ. Скоро вс пальцы были согнуты, разогнуты и снова согнуты.
— Н—т!.. Теперь догулялъ… Недокуда! Будетъ мошенничать да грабить. Вотъ у меня какія ясныя улики (онъ показалъ ма ладонь)! Не отвертится. Пріхалъ сюда объ одномъ дл справиться. Знаю противъ него одинъ документикъ. Не показываютъ дла. Везд у него, мерзавца, закуплено, везд…
Я спросилъ, какой документъ надо Махалову. Онъ хотлъ было что-то сказать, но вдругъ внимательно нсколько секундъ посмотрлъ на меня и лукаво усмхнулся.
— Не скажу, отвтилъ онъ.— Вы его пріятель, повреннымъ одинъ разъ были. Еще ему скажите… А надо достать этотъ документикъ…
Едва я отдлался отъ Махалова, какъ ко мн подлетлъ другой субъектъ. Это былъ невысокаго роста чистенькій старичокъ во фракъ и золотыхъ очкахъ Сухопарый, зоркій, съ портфелемъ подъ мышкой, онъ быстро скользилъ по канцеляріи и, остановившись около меня, отрекомендовался отставнымъ дйствительнымъ статскимъ совтникомъ Коркинымъ.
— Когда, я могу застать васъ дома? озабоченно освдомился онъ.— Мн крайне нужно посовтоваться съ вами по своимъ дламъ.
Я давно слышалъ объ этомъ Коркин, какъ самомъ отчаянномъ кляузник, а потому, чтобы поскоре отдлаться отъ него, объявилъ, что посовтоваться со мной онъ можетъ тотчасъ.
Мы отошли къ окну и услись. Въ портфел Коркина оказазалась цлая груда бумагъ.
— У меня нсколько длъ, скороговоркой объяснялъ онъ мн, выгружая бумаги.— Надо вамъ сказать, я былъ опекуномъ надъ имніемъ своихъ дочерей. Теперь опека кончилась. Такъ вотъ, по поводу ея и другихъ… недоразумній и начались дла. Вотъ No 1 о взысканіи съ мчшя дочерью 87 р. 35 к., вотъ No 2 . Она же взыскиваетъ 42 р. 20 к. No 3 взысканіе мной съ дочери 35 р. Находящіеся въ портфел дла оказались въ самомъ удивительномъ порядк, которому, во всякомъ случа, долженъ былъ позавидовать хоть тотъ же самый сонногородскій судъ. Вс бумаги тщательно написаны, подшиты, вложены въ оболочку, на которой значилось, подъ какими нумерами числится дло, о чемъ оно, когда начато и т. д. При длахъ даже имлась особая переплетенная и прошнурованная опись за печатью Коркина и съ самыми подробными отмтками по графамъ о движеніи длъ.