В горах Осетии, Миллер Всеволод Федорович, Год: 1881 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 56 минут(ы)

Въ горахъ Осетіи*).

(Изъ Дневника.)

*) Осетины, или, какъ они сами себя называютъ, иръ, живутъ на западъ отъ Владикавказа, на владикавказской низменности и по обимъ сторонамъ главнаго хребта Кавказскихъ горъ. Область ихъ разселенія орошается многочисленными притоками Терека: Ардономъ, Фіагдономъ, Гизельдономъ, Урухомъ и имъ самимъ въ его верхнемъ теченіи, а по ту сторону главнаго хребта рками Большой и Малой Ліахвой и Ксани, притокомъ Куры. Сверные, боле многочисленные, осетины принадлежатъ Владикавказскому округу (Терской области), южные — Тифлисской губерніи (Душетскій уздъ). На свер осетины сосдятъ съ Малою Кабардой и съ казенными землями бывшей дачи Бековичей-Черкасскихъ, на восток — съ Назрановскимъ обществомъ чеченскаго племени и ркою Терекомъ, на юг — съ уздами Душетскимъ, Тифлисской, и Рачинскимъ, Кутаисской губерніи, на запад — съ горскими обществами Кабарды и Большою Кабардою.

Это небольшое племя, загнанное боле сильными сосдями, кабардинцами, съ плоскости въ горы, составляетъ остатокъ боле сильнаго и многочисленнаго народа, жившаго въ средніе вка на Кубани и на сверной кавказской низменности. Для этнографа и лингвиста осетины представляютъ значительный интересъ: они принадлежатъ по языку въ нашей индо-европейской семь и именно иранской ея втви. Ближайшіе родственные съ осетинскимъ языки: персидскій, курдскій, афганскій. Между всми народами иранской втви осетины проникли всего дальше на сверо-западъ. Любопытно, что это небольшое племя до сихъ поръ сохранило въ значительной чистот свой языкъ среди другихъ народовъ Кавказа, не имющихъ съ нимъ ничего общаго по языку и происхожденію.

Цль моей поздки въ Осетію (лтомъ 1880 года) была лингвистическая и этнографическая. Познакомившись теоретически съ осетинскимъ языкомъ по грамматик академика Шегрена и текстамъ, изданнымъ академикомъ Шифнеромъ, я поставилъ себ задачей изучить на мст діалекты осетинскаго языка и записать въ текстахъ произведенія народной словесности, прежде всего такъ называемыя нартскія (богатырскія) сказанія, затмъ псни, сказки, мстныя преданій и тому подобное. Собранный мною матеріалъ составитъ отдльный: сборникъ, въ который войдетъ изслдованіе о язык осетинъ и его діалектахъ, тексты нартскихъ сказаній и русскій переводъ ихъ, статья объ осетинскомъ эпос, мстныя легенды и изслдованіе о врованіяхъ осетинъ.

Предлагаемая статья — не что иное какъ дневникъ, который я составилъ въ Владикавказ по возвращеніи изъ двухнедльной экскурсіи въ горы. Я набрасывалъ дорожныя впечатлнія, не имя въ виду чисто научной цли, и потому прошу читателя не ставить этому дневнику тхъ требованіи, которыя обыкновенно ставятъ такъ называемымъ ученымъ путешествіямъ. Многихъ сторонъ жизни осетинъ я вовсе не касался, отчасти потому, что въ путешествіи былъ занятъ главнымъ образомъ своей спеціальною задачей, отчасти потому, что интересующійся этою народностью можетъ найти много свдній о ней въ извстномъ сочиненіи Дубровина (‘Исторія войны и владычества русскихъ на Кавказ’, т. I, кн. 1, стр. 282—351) изъ разныхъ томахъ тифлисскаго изданія — ‘Сборникъ свдній о кавказскихъ горцахъ’. Авт.

Владикавказъ, 30-го іюля. Вечеромъ.— Наконецъ наши сборы окончены. Цлый день я рыскалъ по городу съ своимъ будущимъ спутникомъ, чтобы приготовить все необходимое для боле или мене сносной двухнедльной жизни въ горахъ Осетіи. Армянскій базаръ снабдилъ меня буркой, переметною, сумой, совершенно неизбжною вещью для перевозки багажа верхомъ, и банникомъ, къ помощи котораго, какъ дальше будетъ видно, и прибгнулъ нсколько поздно. Затмъ пошла закупка провіанта: сахаръ, лимоны, чай присоединились къ московскимъ консервамъ, которые ожидали своей участи въ моемъ сакъ-вояж. Для записыванія осетинскихъ текстовъ. преданій, легендъ, сказокъ, мы запаслись въ достаточномъ количеств тетрадями, перьями, карандашами, чернилами. Маршрутъ былъ прочно установленъ и взяты съ собою пятиверстная карта и компасъ. Администрація области, и спеціально Владикавказскаго округа, сдлала, кажется, все, что могло облегчить мн путешествіе: я былъ снабженъ открытымъ листомъ, казенною подорожной и открытымъ предписаніемъ. Въ послднемъ вмнялось въ обязанность участковымъ приставамъ и сельскимъ старшинамъ оказывать всякое содйствіе путешественнику, помогать ему въ найм обывательскихъ верховыхъ лошадей, а въ мстахъ, гд нтъ почтоваго сообщеніи, снабжать его опытными проводниками и т. д. Если, несмотря на такого рода гарантіи успшнаго путешествія, не всегда административныя предписанія могли оказывать дйствіе, то не по отсутствію готовности и распорядительности гг. приставовъ и старшинъ, а по обстоятельствамъ, которыя нельзя было предусмотрть. На другой день раннимъ утромъ должна была стоять у подъзда клубской гостиницы земская тройка, которой предназначено было везти меня и моего спутника С. В. К—ва до станицы Архонской. Уложивъ вс вещи и припасы, я, успокоенный духомъ, успокоился и тломъ.

31 іюля.— Утро было ясное и день общалъ быть жаркимъ. Часамъ съ 8 явилась наша земская колесница, машина въ 3 лошадиныхъ силы, управляемая двнадцати-лтнимъ мальчуганомъ. Какъ всегда бываетъ съ россіянами. вышла нкоторая задержка, такъ что мы выхали не ране 10-го часа, когда зной давалъ себя чувствовать и немилосердно жегъ наши затылки и спины. Мстность перваго перезда не изобилуетъ картинами природы и произведеніями искусства. Взоръ бродитъ по довольно-однообразной равнин: налво виднются первые передовые отроги Кавказскихъ горъ, направо — низкія Кабардинскія горы, окаймляющія Владикавказскій округъ съ свера. Недалеко отъ Архонской станицы перехали въ бродъ черезъ скудный водами Архонъ. Часовъ въ 12 прибыли въ станицу довольно обширную, но какъ бы погруженную въ глубокій сонъ. Все населеніе было въ^!поляхъ, на работ. Оставшіеся въ донахъ бродили точно сонныя мухи подъ знойнымъ солнцемъ. Пріхавъ на такъ-называемую станцію, нчто въ род всероссійскаго постоялаго двора, спросили о лошадяхъ. Первое разочарованіе: изъ двухъ земскихъ троекъ, которыя держатся на станціи по предписанію, об ухали. Ждать лошадей приходилось до завтрашняго дня. Что длать? Не пытаясь растолковать казаку-почтосодержателю все значеніе носимыхъ мною бумагъ, я отправился въ сельское правленіе, чтобы поговорить о лошадиномъ вопрос съ атаманомъ. Атаманъ былъ на работ и сельская власть представлена его помощникомъ. Я оставилъ у него документы и пошелъ подкрпить свои силы въ мстный духанъ. Сонный мальчуганъ стоитъ за прилавкомъ. Три сонныхъ мужика ведутъ сонливую бесду, прикурнувъ подъ навсомъ. Одинъ время отъ времени входитъ въ духанъ и убждаетъ мальчика вызвать отца для конфиденціальныхъ объясненій. Тотъ, зная хорошо, что дло идетъ объ отпуск шкалика водки въ кредитъ, упорно отказывается, ссылаясь на то, что тятька спитъ. Пьяненькій мужичокъ сонливымъ голосомъ урезониваетъ и это повидимому затянется надолго. Но вотъ подходитъ къ намъ помощникъ атамана и докладываетъ, что лошади будутъ. Въ первый и послдній разъ мои бумаги подйствовали: отсутствующая тройка, которой приходилось ждать до другаго дня, какъ-то оказалась налицо и незадолго передъ тмъ ворчавшій казакъ-почтосодержателъ самымъ энергичнымъ образомъ ковылялъ на своей хромой ног вокругъ лошадей, надвая на нихъ всю аммуницію. Черезъ полчаса съ чувствомъ немалаго удовольствія мы покинули сонную станицу и похали на западъ, по направленію къ станиц Ардонской. Солнце жгло какъ въ ‘долин Дагестана’. Кое-какъ воротникомъ защищалъ я обжигаемый затылокъ, но все еще не предпринималъ ничего для защиты отъ гнвнаго Феба моего лица, не зная, какимъ сердитымъ является это языческое божество противъ насъ, гиперборейцевъ. По дорог нсколько разъ перезжали въ-бродъ разные маленькіе доны {Донъ по-осетински — вода и рка.} (Кизилъ-донъ, Фіагъ-донъ, Хаталъ-донъ) и наконецъ приблизились къ внушающему почти всегда опасенія Ардону (собств. бшеной рк), на берегу котораго расположена станица. Этотъ бшеный притокъ Терека до сихъ поръ упорно отказывается подчиниться какой бы то ни было регламентаціи инженеровъ. Съ стремительнымъ шумомъ вытекая изъ горъ на плоскость, онъ до сихъ поръ не установился въ выбор постояннаго русла и, по капризной фантазіи, бродитъ то вправо, то влво, прогуливая свои волны туда, куда Макаръ телятъ не гонялъ, какъ бы нарочно избгая то русло, на которомъ инженеры построютъ мостъ. Мы перехали черезъ солидный мостъ, подъ которымъ своенравный сынъ горъ блисталъ своимъ отсутствіемъ, оставивъ по себ память лишь въ масс прикаченныхъ камней, которымъ устлалъ свое ложе, а черезъ полверсты дале моста подъхали къ Ардону ныншняго лта и, конечно, должны были перезжать его въ-бродъ. Каждый годъ измышляются новыя мры регуляціи рки — и каждый годъ она прорываетъ плотины и гуляетъ себ тамъ, гд ей Богъ на душу положитъ. Въ нсколькихъ мстахъ пришлось намъ перезжать черезъ опустлыя русла и узнавать, что и здсь, и тамъ когда-то текъ Ардонъ. Подъ прочнымъ мостомъ, который мы перехали, Ардонъ струился еще недли дв тому назадъ.

Ардонская станица отстроена очень недурно: по краямъ обширной площади стоятъ ряды бленькихъ, крытыхъ черепицей или соломой (подъ щетку), домиковъ, окруженныхъ зелеными садиками. Рядомъ со станицей — осетинскій аулъ Ардонъ. Пріхавъ въ станицу, я по обыкновенію веллъ хать въ правленіе, чтобы поршить вмст съ атаманомъ лошадиный вопросъ. Молодой, красивый и симпатичный атаманъ г. Красуля объявилъ намъ очень печальное извстіе, что об земскія тройки взяты и надо искать обывательскихъ лошадей. Длать нечего. Атаманъ взялся энергично хлопотать о подвод, и черезъ часъ явился казакъ, бравшійся за приличное вознагражденіе довезти насъ до Алагира. Пока лошадей искали и запрягали, атамавъ пригласилъ насъ къ себ въ чистенькій, только-что отстроенный домикъ, съ европейскою внутренней обстановкой. Оказалось, что молодой атаманъ, такъ сказать, у порога семейной жизни, — черезъ мсяцъ готовится ввести жену въ этотъ новый чертогъ. За чаемъ разговорились объ ардонской станичной жизни, о цли нашего путешествія, о тифлиссколгъ археологическомъ създ, и атаманъ обнаружилъ, противъ ожиданія, не мало любознательности и случайно набранныхъ свдній. Дло объяснилось тмъ, что хотя онъ и не учился въ правильной школ, во былъ нкоторое время писаремъ, а затмъ на войн въ Европейской Турціи и не пропускалъ мимо ушей новыхъ свдній. Между прочимъ онъ показалъ мн свою нуммизматическую коллекцію, большею частью новыя европейскія монеты и нсколько старыхъ русскихъ. Лишь одна золотая византійская монета, къ сожалнію, слишкомъ тщательно отчищенная, показалась мн любопытной, и я посовтовалъ владльцу послать ее въ будущемъ году на тифлисскій създъ. За вкуснымъ чаемъ.среди нуммизматико-археологическихъ разговоровъ, мы не замтили, какъ прошло полтора часа и наша подвода подкатила въ крыльцу. Поблагодаривъ хозяина, мы тронулись въ дальнйшее странствованіе и снова перехали Ардонъ въ-бродъ. Теперь нашъ путь лежалъ прямо на югъ, но лвому берегу Ардона,фасомъ въ горамъ, къ этимъ предательскимъ исполинамъ, которые кажутся такъ близко и всегда обманываютъ непривычный глазъ жителя плоскостей. Всю дорогу до Алагира мн казалось, что какія-нибудь дв-три версты отдляютъ насъ отъ подножія горъ, а между тмъ горы начинаются только верстахъ въ двухъ за Алагиромъ. Уже стемнлось, когда мы възжали въ эту красивую станицу, расположенную по берегу Ардона. Намъ предстояло ршить немедленно два вопроса: лошадиный и ночлежный. Ршили прежде всего заняться первымъ, потому что въ теплую лтнюю ночь можно было выспаться и sub Divo. Участковый приставъ К. К. С — тъ, къ которому я обратился за содйствіемъ, не теряя лишнихъ словъ, немедленно началъ изыскивать средства сплавить насъ дале по пути нашего слдованія. О земскихъ верховыхъ лошадяхъ нельзя было и думать, — по случаю ожиданія начальника округа он не могли быть отпущены. Земскія тройки, о которыхъ у меня сложилось такое же миическое представленіе, какъ о коняхъ Геліоса, по обыкновенію, отсутствовали. Оставалось нанять у обывателей долгушу, которая имла доставить насъ на Садонскій рудникъ. Это и было сдлано приставомъ на довольно сходныхъ условіяхъ. Поршивъ этотъ вопросъ, принялись за второй. Здсь мой спутникъ, какъ природный осетинъ, сдлалъ соотвтствующія распоряженія. Онъ веллъ возниц хать въ аулъ Салугарданъ, лежащій рядомъ со станицей, къ дому благочиннаго о. Гатуева, своего родственника.

Въ первый разъ мн приходилось пользоваться гостепріимствомъ подъ осетинскимъ кровомъ, впрочемъ уже значительно тронутымъ европейскою культурой. Отца-благочиннаго дома не было, — онъ не задолго до нашего прізда выхалъ въ Дигорію приводить въ лоно православія нсколько семей ренегатовъ, омусульманившихся осетинъ. Мой спутникъ вошелъ въ домъ на-правахъ родственника и посл краткихъ переговоровъ съ ‘матушкой’ вышелъ и сообщилъ, что мы можемъ располагать гостиной, чистенькой и свтлою комнатой съ европейскою мебелью. Причетникъ (или діаконъ, какъ ихъ здсь называютъ), красивый и бравый молодой человкъ, которому гораздо боле къ лицу джигитовать на кон, чмъ пть кондаки и тропари, живо втащилъ нашу поклажу и вообще разсыпался въ услугахъ. Въ первый разъ я былъ свидтелемъ этой осетинской услужливости относительно чужеземцевъ, которая удивляла меня въ теченіе всего путешествія. Вошла матушка съ привтливымъ словомъ и сожалніемъ, что ея мужъ отсутствуетъ. Немедленно въ тихомъ уголк, котораго обитатели, повидимому, готовились опочить отъ дневныхъ трудовъ, началось движеніе, суета. Насъ не хотли отпустить слать безъ теплаго ужина. За этой первой осетинскою трапезой я былъ свидтелемъ одного образчика осетинскаго этикета. Когда ужинъ былъ поданъ, вошла матушка и, конечно, я разсчитывалъ, что она сядетъ и раздлитъ нашу трапезу. Оказалось, что она должна стоять въ присутствіи мужчимъ, а потому, во избжаніе такого обстоятельства, которое цивилизованному европейцу могло отбить аппетитъ, мой спутникъ посовтовалъ хозяйк просто уйти и не угощать насъ.

Другой актъ осетинскаго этикета былъ совершенъ надъ нами причетникомъ. Когда постлали намъ постели и мы приступили съ разоблаченію, явился причетникъ и сталъ около притолки. Я недоумвалъ и считалъ это простою любознательностью провинціала. Но лишь только я принялся за сапоги, какъ причетникъ подскочилъ и, несмотря на мое сопротивленіе, снялъ съ меня это украшеніе. Оказалось, что и это составляетъ одно изъ важныхъ требованій этикета: отъ упражненія въ теченіе нсколькихъ дней я наконецъ привыкъ къ этому, на первый разъ шокирующему, обряду и впослдствіи, отходя ко сну, терпливо ждалъ сапогоснимателя, зная хорошо, что все равно онъ не пойдетъ спать, пока не исполнятъ обряда. Чтобы не задерживать рано ложащихся спать осетинъ, мы бывало пораньше подвергнемся обряду и затмъ, когда сапогосниматель удалится, снова наднемъ сапоги. Наконецъ, по совершеніи надъ нами всхъ обрядовъ осетинскаго гостепріимства, мы опочили мирнымъ сномъ.

1-го августа.— Мы проснулись рано утромъ. Трава и деревья въ саду были покрыты обильною росою. Всходило солнце. Горы на юг были покрыты легкою дымкой. Ардонъ съ шумомъ катилъ мимо насъ свои желтоватыя воды. Аулъ уже просыпался, — осетинскія женщины съ деревянными объемистыми ушатами на спинахъ спшили къ рк за водою. Умывшись на берегу, мы пошли на террасу дома, гд насъ ожидалъ чай. Скоро подкатилъ нашъ возница съ объемистою долгушей и, распростившись съ любезною хозяйкой и ея здоровымъ поколніемъ, уже учащимся въ русской школ, мы тронулись въ горы. По дорог у лавочки догналъ насъ причетникъ, котораго мы посылали за хлбомъ. Отправляющіеся въ горы должны въ Алагир запасаться хлбомъ, потому что въ горахъ его уже купить нельзя.

Налво по нашему пути вытянулось зданіе серебряно-свинцоваго завода, выстроеннаго съ башнями на подобіе средне-вковой крпости. Оно было построено въ то время, когда еще не вполн надялись на врность осетинъ. До сихъ поръ, какъ survival прежнихъ временъ, сохранилось постановленіе, что никто не долженъ входить въ ворота завода вооруженнымъ, и до сихъ поръ туземцы отцпляютъ у воротъ свои кинжалы и передаютъ караульному солдату. Серебряная руда для завода добывается въ Садонскомъ рудник, куда лежалъ нашъ путь. Черезъ 1 ¹/₂ часа по вызд изъ Алагира пейзажъ уже принимаетъ горный характеръ. Мы въхали въ прекрасную долину Ардона, по которой проложена отлично содержимая военно-осетинская дорога. Справа и слва возвышаются горы, покрытыя густою растительностью. Однообразіе прежняго пейзажа смняется чрезвычайнымъ разнообразіемъ горныхъ видовъ. Очертаніе горъ безпрестанно мняется. Дорога то немного уклоняется отъ рчки ближе къ горамъ, то идетъ высоко по берегу, и глубоко внизу въ ущель слышится неумолкаемый шумъ Ардона. Иногда прозжаешь по краю почти отвсной скалы и видишь высоко надъ годовою свшивающіяся деревья, — такъ и кажется, что дерево оборвется и упадетъ на дорогу. Верстахъ въ пятнадцати отъ Адагира начало сильно пахнуть срою, вода Ардона кое-гд близъ берега получаетъ почти голубой или врне аквамариновый цвтъ. Это — срные источники, къ бассейну которыхъ мы скоро подъхали. У подножія горы съ правой стороны замтенъ провалъ, наполненный срнистою водой, отсюда срнистые ручьи стекаютъ въ рку на протяженіи по крайней мр полуверсты. Говорятъ, что поэтому въ Ардон въ этихъ мстахъ не живетъ форель.

Конечно, въ настоящее время, при богатств и большей доступности пятигорскихъ срныхъ источниковъ, Алагирскіе остаются втун, но быть-можетъ придетъ время, когда и на это мсто будутъ съзжаться больные, когда поздъ желзной дороги будетъ мчаться по берегу Ардона, заглушая шумомъ колесъ его громкую псню, и на прелестныхъ горахъ среди сосновыхъ рощъ будутъ красоваться роскошные отели и домики для европейскихъ гостей. Эти отели могли бы съ большимъ правомъ присвоить себ пышныя названія: Belvedere, Belle vue, чмъ многіе германскіе отели, украшающіе себя этими ярлыками, если только окна ихъ не выходятъ на задній дворъ.

Часа черезъ три по нашему пути роскошная зелень на горахъ начинаетъ рдть, скалы громоздятся все выше и выше: мы възжаемъ въ полосу скалистыхъ, лишенныхъ растительности, горъ, которыхъ нижнія части покрыты лишь скудною, пожелтвшею отъ солнца, травою. Это — царство камня, унынія и запустнія. По временамъ вы замчаете у подножія горъ, близъ круто вьющейся вверхъ тропинки, осетинскія арбы, сани и кое-какую рухлядь. Это — признакъ того, что гд-нибудь на вершин скалы гнздится аулъ. Жители принуждены оставлять свои арбы внизу подъ навсами и подниматься къ себ верхомъ на лошадяхъ или лошакахъ. Вы всматриваетесь въ груды скалъ и съ трудомъ открываете аулъ, — до такой степени онъ похожъ издали на простую груду камней. Лишь башня, галуанъ, все-гд возвышающаяся надъ ауломъ, указываетъ вамъ на человческое жилье.

Осетины строятся въ этихъ мстахъ по уступамъ горъ. Четырехъугольная сакля, сложенная изъ камней, съ низкою дверью, съ отверстіемъ, замняющимъ окно, прилпляется одною стороной къ гор, плоская крыша представляетъ земляную площадку. Надъ одною такой каменною комнатой, выше по уступу горы, лпится другая, за ней третья, причемъ всегда одна сторона примыкаетъ съ скал и каждый этажъ иметъ свою площадку. Въ главному помщенію сбоку, справа и слва, обыкновенно пристраиваются комнатки меньшаго размра, и все это собраніе клтушковъ соединено наружными лстницами и иногда галлерейками. Печи въ горахъ еще очень рдки, — сакля согрвается первобытнымъ очагомъ, находящимся въ середин комнаты. Надъ очагомъ свшиваются съ потолка дв или три цпи (рахысъ), къ которымъ подвшивается, когда нужно, котелъ. Цпь до сихъ поръ составляетъ самый священный предметъ сакли, играющій немаловажную роль въ семейномъ культ. Надъ такою цпью произносятся клятвы въ брачномъ обряд, до введенія христіанства, невсту водили три раза вокругъ цпи, посл чего бракъ считался формально совершеннымъ. Нельзя нанести боле сильнаго оскорбленія врагу, какъ укравъ цпь его домашняго очага. Недосмотрвшій за цлостью цли подвергается презрнію всего общества. Дымъ, не имя отверстія въ потолк для выхода, стелется по всей сакл и потому стны ея и потолокъ покрыты густыми слоями блестящей черной сажи. Вокругъ этого первобытнаго индоевропейскаго очага зимою согрваютъ осетины свои окоченлые члены, зарывая ноги въ теплую золу. Лтомъ еще сносно въ сакл, — по крайней мр въ открытую дверь есть доступъ свжему воздуху, — но каковы должны быть въ ней смрадъ, грязь и дымъ зимою, когда на небольшемъ пространств, ёжась отъ холода, скучивается вся семья, а иногда и домашнія животныя?

Верстахъ въ 23 отъ Алагира, на правой сторон отъ дороги, у подножія горъ, лпится скромный духанъ. Мы остановились на нсколько минутъ, чтобы дать роздыхъ лошадямъ и выпить осетинскаго пива (бэгэны). Хорошее осетинское пиво напоминаетъ портеръ крпостью и вкусомъ, но въ жалкомъ духан вмсто него оказалась какая-то подозрительная, подслащенная микстура, которой я предпочелъ скиснувшееся кахетинское вино пополамъ съ водой. Мой спутникъ, замтивъ въ духан фандыръ — двухъструнную скрипку, сталъ водить по ней смычкомъ, издавая жалкіе звуки, и спрашивалъ прозжихъ осетинъ, нтъ ли между ними фандыриста. Таковаго однакожь не оказалось.

Взобравшись снова на нашу долгушу, мы прохали еще верстъ восемь до впаденія въ Ардонъ р. Садона и повернули вправо отъ военно-осетинской дороги вдоль по долин этой горной рчки. Снова начинается растительности мстность оживляется, по берегамъ растутъ сосны, березы, клены. Дорога поднимается вверхъ и версты три лошади идутъ шагомъ. Наконецъ, показывается небольшая крпостца, церковь грузинской архитектуры и нсколько казацкихъ и осетинскихъ домиковъ. Это — серебряный Садонскій рудникъ, составляющій правительственную собственность. Свинцовая руда, какъ говорятъ, здсь не богата серебромъ, такъ что рудникъ и заводъ не окупаютъ издержекъ, но даютъ заработокъ бдному мстному осетинскому населенію. Инспектора завода, который въ отсутствіе своего брата завдывалъ и рудникомъ, не было дома^ онъ ухалъ въ Алагиръ и потому, по совту спутника, мы прибгли къ гостепріимству содержателя мстной лавки Цоппо, человка со средствами, представляющаго типъ осетина, долго вращавшагося около русскихъ и знакомаго хорошо съ русскими порядками и языкомъ. Насъ ввели въ чистенькую комнату и подали самоваръ и закуску. Между тмъ мы послали за старшиною, чтобы на утро имть верховыхъ лошадей. Оказалось, что это не такъ скоро длается. Лошади пасутся въ горахъ верстъ за двнадцать на перевал, а большинство населенія на работ — жнитв и снокос. Пошли безконечные толки по поводу лошадей: осетины, по обыкновенію, обступили насъ толпою, будто обрадовались случаю почесать языкъ съ новыми лицами, помощникъ старшины длалъ видъ, что хлопочетъ и всячески радетъ о нашемъ благ и все же изъ этого праздноглаголанія ничего не выходило. Мы успли, сопровождаемый любознательнымъ помощникомъ старшины, сходить выкупаться въ Садон, напиться чаю и закусить, когда, наконецъ, явился одинъ молодой осетинъ съ предложеніемъ добыть намъ три лошади и проводить насъ до Камунты за пять рублей. Дло было ршено и мы, успокоенные, пошли прогуляться къ аулу — Нижнему Садону, гнздящемуся высоко на гор, на правой сторон рчки. Съ противоположной стороны эта гора представляетъ совершенно отвсную стну, на вершин которой свили себ гнздо нсколько осетинскихъ семей. Посл полутора-часоваго подъема, наконецъ, добрались до аула: мужчины и женщины были въ пол, дома оставались лишь старухи, да дти, которыя съ криками разсыпались въ стороны при приближеніи страшныхъ урусовъ. Замтивъ смятеніе, произведенное нами въ этомъ орлиномъ гнзд, мы отретировались, причемъ пріободрившееся молодое поколніе орлятъ сопровождало наше отступленіе русскимъ ругательствомъ, единственнымъ русскимъ словомъ ему извстнымъ.

Въ программу моей поздки входило собирать въ разныхъ мстахъ осетинскіе тексты для изученія оттнковъ говоровъ, которыми изобилуетъ осетинскій языкъ, какъ обыкновенно бываетъ въ языкахъ горнаго населенія. Въ виду этого, чтобы не потерять вечеръ даромъ, я просилъ Цопно достать какого-нибудь старика, знающаго старинныя и особенно нартскія сказанія. Скоро явился къ намъ маленькій и подвижной старичокъ и началъ скороговоркой разсказывать про нартовъ Дарезановъ.

Сказанія о нартахъ (богатыряхъ) представляютъ значительный интересъ въ научномъ отношеніи. Они распространены у многихъ кавказскихъ илеменъ: у кабардинцевъ, чеченцевъ, осетинъ. Эпосъ осетинъ нельзя назвать миологическимъ, такъ какъ богатыри носятъ уже человческую окраску, но во многихъ сказаніяхъ можно найти воспоминанія о древнихъ богахъ. Такъ въ разныхъ сказаніяхъ упоминается властитель мертвыхъ Карастыръ, миическое крылатое существо Лакондзи, живущее на неб, небесный кузнецъ Курдалагонъ, который закаляетъ Батраза въ своемъ горнил, Амиранъ, прикованный къ скал и соотвтствующій Прометею, и др. Главные типы нартовъ: Батразъ, напоминающій Геркулеса, Сырдонъ — самый умный и хитрый изъ нартовъ, напоминающій Одиссея, Сатана — сестра и жена Урызмага, отличающаяся необыкновеннымъ умомъ, Хамыцъ, Амиранъ, Ростомъ, Созрыко, Бадри, Мысырби, Сосланъ и другіе.

Слушая разсказъ старика, я еще разъ имлъ случай убдиться, какъ изобильны варіантами нартскія сказанія и какъ сильно смшиваются имена богатырей. Подобно тому какъ въ нашихъ былинахъ одни и т же подвиги приписываютъ разнымъ богатырямъ, такъ и въ осетинскихъ сказаніяхъ смшиваются Батразъ съ Сосланомъ и одни и т же похожденія приписываются въ одномъ аул одному, въ другомъ — другому нарту. Быть-можетъ впослдствіи, когда записано будетъ больше сказаній, критик удастся закрпить извстныя похожденія за извстными эпическими богатырями, но пока остается записывать только такъ, какъ слышишь, и собирать матеріалъ. Сказаніе, разсказанное старикомъ, было мною записано уже во Владикавказ, но въ варіант старика оказались важныя подробности о происхожденіи богатыря Амирана и отецъ его названъ былъ Ростомомъ-кузнецомъ. Это напомнило мн персидскаго эпическаго героя Рустема и ту роль, которую играетъ кузнецъ въ иранскихъ сказаніяхъ. Не послужитъ ли эта черта въ освщенію происхожденія нартовскихъ сказаній? Въ иранств осетинъ, по свидтельству языка, не можетъ быть сомннія. Не окажутся-ли спеціальныя черты родства и въ народныхъ преданіяхъ? Замчу, что въ моемъ собраніи есть сказаніе о братьяхъ Ростом и Безан, котораго сюжетъ напоминаетъ бой персидскаго Рустема съ Зорабомъ. Только въ осетинской версіи убиваетъ своего неузнаннаго сына не Ростомъ, а его братъ Безанъ.

Поздно вечеромъ, посл сытнаго ужина, мы подверглись обряду сниманія сапоговъ, причемъ священнодйствовалъ младшій братъ моего хозяина, и улеглись спать на чистомъ полу комнаты.

2-го августа.— Вставъ рано утромъ, я почувствовалъ зудъ на лиц и подошелъ къ зеркалу. Смотрю и удивляюсь: оттуда выглядываетъ пунцоваго цвта лицо, съ напухшими щеками и носомъ. О, Фебъ коварный, это твоя работа! Кожа гиперборейца покрылась обжогами и сизыми пятнами отъ твоихъ жгучихъ поцлуевъ. Теперь (15 августа), когда съ моего лица сходитъ чуть ли не седьмая кожа, я отношусь съ юморомъ къ этой невзгод, но тогда, чувствуя сильный зудъ, я, признаться, обезпокоился, предполагая, что схватилъ рожу, которая едва ли сильно споспшествовала бы моей экскурсіи. Впрочемъ, скоро боле опытные въ солнечныхъ длахъ люди успокоили меня: намъ встртился въ Садон молодой, уже почти почернвшій отъ зноя, землемръ, который съ мсяцъ здилъ по горамъ, и онъ утшилъ меня тмъ, что и онъ въ первые дни носилъ обжоги и никакой рожи отсюда не воспослдовало. Бравый землемръ уже скоро возвращался во Владикавказъ и потому великодушно предложилъ мн для смазыванія физіономіи остатки кольдкрема.

Часамъ къ восьми были подведены наши кони и, торжественно возсвъ на ихъ хребты при помощи услужливыхъ осетинъ, державшихъ, согласно обычаю, стремя, мы тронулись въ путь вдоль по Садонскому ущелью. Тропинка сначала вьется по правому берегу, а затмъ переходитъ на лвый, на гор, верстахъ въ четырехъ отъ Садонскаго рудника, виднется полупокинутый жителями аулъ Верхній Садонъ. Части жителей уже надоло терпть холодъ и голодъ въ этихъ романтическихъ горахъ и они выселились на плоскость (Новохристіанское селеніе). Часа черезъ два зды начался крутой подъемъ на горы съ правой сторонки лошади запыхивались, сдла сползали, приходилось останавливаться для передышки разъ пять. Наконецъ, мы очутились на вершин одного кряжа торъ и увидли справа еще боле высокій каменный хребетъ, Кіонъ-хохъ, 11.210 ф., а налво — снжную вершину Адай-хохъ (13.244 ф.). Начался Садонскій перевалъ.

Здсь пришлось мн въ первый разъ испытать впечатлнія альпійскихъ путешествій по горнымъ тропинкамъ. Когда взберешься на кручу и посмотришь на предстоящій путь, то ршительно недоумваешь, неужели можно прохать по той узкой, еле замтной, тропинк, которая вьется такъ страшно высоко надъ бездной? Но вотъ вы, достигнувъ этой тропины, видите, что лошадь можетъ прочно утвердить на ней ноги, и успокоиваетесь. Кто не страдаетъ головокруженіемъ и питаетъ довріе къ горной лошади, — а такое довріе совершенно необходимо, потому что я сотни разъ убждался, что лошадь въ выбор тропинки гораздо умне человка, — тотъ можетъ спокойно хать, заложивъ поводья за луку, въ полной увренности, что жизни его угрожаетъ не больше опасности, чмъ на гладкомъ шоссе. Лишь бы не было дождя, отъ котораго скользятъ ноги лошади. Въ одномъ мст приходилось особенно круто: тропинка шла не ровно, а покато по гор, которая вдругъ спускалась отвсно. Притомъ сверху скатывалась часто осыпь и заметала и безъ того узкую тропинку. Приходилось хать гуськомъ на извстномъ разстояніи, чтобы сотрясеніе шести паръ конскихъ ногъ не усилило осыпи. Миновавъ благополучно и это мсто, мы очутились на свжихъ альпійскихъ лугахъ съ сочною травой, бороздимыхъ въ разныхъ направленіяхъ быстрыми и холодными ручейками, стекавшими изъ ледниковъ. Свжій горный воздухъ придавалъ какую-то особенную бодрость. Мы остановились на нсколько минутъ у одного ручейка, чтобы напиться и полюбоваться на снжныя вершины, казавшіяся уже совсмъ близко. Усталыя лошади съ жадностью щипали альпійскую траву. Былъ полдень. Солнце пекло, но время отъ времени втеръ отъ ледниковъ обдавалъ прохладою. Полною грудью вдыхалъ я этотъ чудный воздухъ…

Посл краткаго отдыха похали дальше: начался спускъ въ долину Сонгуты-дона, на берегу котораго расположена цль нашего сегоднешняго пути, аулъ Камунта. Роскошные альпійскіе луга опять смнились мало-по-малу безплодными утесами, подножіе которыхъ покрыто скудною, пожелтвшею, травой. Кругомъ ни кустика, ни дерева, всюду — груды камней и мелкій щебень, ползущій съ горъ. Черезъ полтора часа пути по ущелью Сонгуты-дона увидли аулъ съ нсколькими древними галуанами. Это — Камунта, одинъ изъ древнйшихъ ауловъ по ущелью.

Отправляясь въ Дигорію для изученія чисто-дигорскаго говора, я хотлъ слдить и за постепеннымъ переходомъ къ нему отъ тагаурскаго, и потому говоръ этого аула былъ для меня интересенъ. Ршили остановиться здсь дня на два.

По случаю страднаго времени большая часть мужчинъ работала въ пол. Во всемъ аул оставалось человкъ десять, которые, запримтивъ нашихъ коней, скоро подошли къ намъ и проводили насъ до такъ-называемаго ‘правленія’, нчто въ род первобытнаго пещернаго жилища, съ землянымъ поломъ, широкою скамьей, столомъ и убогимъ стуломъ. Правленіе отличалось отъ любой сакли лишь тмъ, что было снабжено печью, которая, за отсутствіемъ лса вокругъ Камунты, едва ли часто топилась въ теченіе своего существованія. Достоврно извстенъ лишь одинъ случай топленія печи, именно въ 1876 году, когда произошло при помощи ея аутодафэ мстнаго фетиша, о чемъ я разскажу впослдствіи.

Едва мы вошли въ правленіе и стали выгружать наши переметныя сумы, какъ уже комната наполнилась народомъ. Одинъ ветхій старикъ слъ рядомъ съ нами на скамью, а вс, кто помоложе, выстроились вдоль стнъ, образуя какъ бы античный хоръ. Начались распросы о цли нашего прізда: мой спутникъ, какъ природный осетинъ, знакомый съ нравами и обычаями, старался всячески растолковать эту совершенно имъ непонятную цль, но, повидимому, безуспшно. У нихъ, какъ мы замтили, сложилось убжденіе, что мы путешествуемъ не спроста, не для того, чтобы слушать побасенки, а съ какою-то тайною цлью, тщательно скрываемою подъ пустыми предлогами. Но хотя, быть-можетъ, у кое-кого изъ подозрительныхъ политикановъ и шевелилось опасеніе, что слдствіемъ нашего прізда могутъ быть какія-нибудь новыя, не желательныя для осетинъ, мропріятія со стороны администраціи, однако же, во всякомъ случа, мы были гости, а гость, по осетинскому выраженію, ‘божій гость’. Несмотря на почти поголовную бдность и на рабочую пору, начались скора добровольныя приношенія: одинъ старецъ принесъ бутылку арака, другой — кусокъ овечьяго сыра, третій — овечьяго молока. На другой день намъ принесли въ жертву птуха, а вечеромъ съ немалыми усиліями поставили самоваръ и торжественно, вмст съ сахаромъ на блюдечк, внесли въ ‘правленіе’. Я недоумвалъ, какъ камунтцы будутъ приводить въ дйствіе эту машину посредствомъ ихъ единственнаго топлива — кизяка. Но оказалось, что въ аул для экстренныхъ случаевъ былъ маленькій запасъ угольевъ, привезенныхъ издалека. Наибольшую любезность оказалъ намъ молодой человкъ изъ семьи Дзилиховыхъ, единственный грамотный въ аул, состоявшій поэтому писаремъ при своемъ старшемъ брат-старшин.

Во время закуски, совершавшейся подъ наблюденіемъ двадцати любопытныхъ глазъ, мы распросили о раскопкахъ въ древнемъ камунтскомъ могильник и о находимыхъ вещахъ. Нсколько лтъ тому назадъ рчка размыла часть горы и обнаружили нсколько рядовъ могилъ прежняго населенія мстности. Въ могилахъ были находимы золотыя, бронзовыя и желзныя вещи, сердоликовыя и стеклянныя бусы. Цна золота всюду хорошо извстна: камунтцы продолжали раскопки сами и продавали золотыя вещи во Владикавказ золотыхъ длъ мастерамъ и нкоторымъ любителямъ древности. Когда стали покупать у нихъ бронзовыя и желзныя вещи, то и он уже стали извстною цнностью и не отбрасывались въ сторону. Зная эти обстоятельства, я освдомился, нтъ ли вновь выкопанныхъ старыхъ вещей. Оказалось, что есть, но немного. Мн принесли глиняный кувшинъ, сердоликовыя бусы, пряжку бронзовую и три желзныхъ топорика. Конечно, это было мною куплено. Относительно золотыхъ вещей сообщили, что недавно, не задолго до моего прізда, скупилъ ихъ одинъ армянинъ, прапорщикъ К., пріхавшій изъ Тифлиса по порученію собственника одной коллекціи. Въ Галіат, аул лежащемъ верстахъ въ двухъ отъ Камунты, онъ накупилъ рублей и шестьдесятъ. К. цнилъ, какъ мн сказали, исключительно золотыя вещи. Меня же, признаться, он интересуютъ всего мене, потому что даютъ меньше всего понятія о мстной культур. Золотой руды не было въ этихъ мстахъ и предметы изъ этого металла пріобртались путемъ купли или грабежа. Поэтому, если дйствительная и любительская цнность золотыхъ предметовъ и велика, научная ихъ цнность гораздо ничтожне цнности другихъ вещей, составляющихъ бытовую обстановку камунтскихъ и галіатскихъ могилъ.

Отдохнувъ немного, мы отправились, сопровождаемые чуть ли не всмъ наличнымъ населеніемъ аула, на мсто раскопокъ. Могилы идутъ вдоль горы въ двухъ или трехъ ярусахъ. Каменные ящики въ род вобанскихъ встрчались рдко: трупъ былъ полагаемъ въ яму и заваливаемъ камнями, а иногда только засыпаемъ землею. Оружіе при мертвецахъ исключительно изъ желза, а бронзовые предметы составляли только украшенія. Въ могилахъ были находимы монеты VI и VII вка, и, конечно, камунтскій могильникъ не можетъ быть сравниваемъ по древности съ кобанскимъ и казбекскими, представляющими характерный пошибъ культуры бронзоваго вка.

Расположившись на берегу ручья въ виду могилъ, мы стали распрашивать жителей Камунты о ихъ мстныхъ преданіяхъ и я записалъ не мало любопытнаго. Многія изъ этихъ преданій хорошо помнилъ старикъ Дзилиховъ, умершій за мсяцъ до нашего прізда, какъ увряютъ его потомки, 132 лтъ. Объ этомъ живомъ архив мстной старины я впервые узналъ во Владикавказ отъ преосвященнаго Іосифа и весьма разсчитывалъ въ Камунт пораспросить его и ‘пыль съ хартій отряхнуть’. Къ сожалнію, мн пришлось только подобрать отдльные листки этого ветхаго фоліанта чрезъ его сыновей, которые запомнили нкоторые разсказы старика. Я записалъ преданіе о грузинской корон, о зм-горыныч, когда-то окружавшемъ аулъ Галіату большомъ и убитомъ однимъ изъ богатырей прежнихъ временъ, о поход Саха на Галіату, объ основаніи Камунты и постройк нкоторыхъ башенъ, о войн камунтцевъ съ алагирцами, о чудныхъ коняхъ-алыппахъ и многое другое.

Чтобы дать понятіе о преданіяхъ Камунты и сосдняго аула Галіаты, приведу нкоторыя боле любопытныя.

Преданіе о ногайцахъ, занимавшихъ нкогда Дигорію.

Когда разскащикъ былъ еще маленькимъ мальчикомъ, онъ слышалъ слдующій разсказъ отъ Ахмета Кантемурова, переселившагося впослдствіи въ Турцію. Кантемуръ однажды съ товарищемъ похалъ въ Ногайскія степи и близъ одной юрты увидлъ ветхаго старика, сидвшаго на ныхас {Ныхасомъ называется мсто близъ ара, на которое собирается все мужское населеніе въ свободное время. Старики проводятъ на немъ почти весь день.}. Ахметъ Кантемуровъ замтилъ своему товарищу громко, что, вроятно, этотъ старикъ очень долго живетъ на свт. Въ это время подошелъ къ нимъ съ виду молодой человкъ и спрашиваетъ ихъ по-осетински, откуда они пріхали. Они сказали, что изъ Дигоріи. ‘Изъ какихъ мстъ?’ — ‘Изъ Стыръ-Дигора’.— ‘Изъ какого аула?’ — ‘Изъ Кусу’.— ‘Какъ фамилія?’ — ‘Кантемуровы’. Услыхавъ это, молодой человкъ крайне обрадовался тому, что увидлъ въ свою жизнь еще разъ одного изъ Кантемуровыхъ. Т были удивлены этой радости и просили объясненія. Молодой человкъ сказалъ Ахмету: ‘Стоитъ ли до сихъ поръ у васъ на двор грушевое дерево?’ Кантимуровъ сказалъ: ‘Да, оно еще не засохло’.— ‘Это дерево, — сказалъ молодой человкъ, — я самъ посадилъ и выростилъ. Я жилъ прежде на этомъ самомъ мст, а за дровами здилъ въ Ахсэры Сэрмэ (на плоскости), такъ какъ на торахъ около Кусу совсмъ лсу не было. Однажды я привезъ съ плоскости грушевое деревцо и посадилъ у себя во двор. Впослдствіи мы выселились изъ этихъ мстъ въ Ахсары-Сэрмэ. Здсь мы долго жили, но потомъ напалъ на насъ крымскій ханъ, забралъ насъ въ плнъ и переселилъ въ Ногайскія степи. Такъ какъ намъ жаль было разстаться съ вещами, то мы ихъ зарыли въ землю и насыпали на этомъ мст три кургана. Подъ среднимъ курганомъ зарыто все имущество алдара, а имущество другихъ лицъ нашего рода подъ двумя боковыми. Если хотите богатства, то раскопайте эти курганы’. Выслушавъ этотъ разсказъ, Ахметъ Кантемуровъ со спутникомъ изумился долговчности ногайца и спросилъ его, сколько ему лтъ. Тотъ усмхнулся и. показавъ на дряхлаго, замченнаго ими, старика, сказалъ, что это его младшій сынъ и что кром него у него есть еще двое старшихъ сыновей, которые отъ дряхлости уже не въ состояніи подниматься съ мста. Чтобъ убдить Ахмета Контемурова въ правдивости своихъ словъ, онъ показалъ ему этихъ двухъ стариковъ.— Долго ли посл этого жилъ ногаецъ и раскопалъ ли Кантемуровъ курганы, объ этомъ преданіе умалчиваетъ.

Преданіе объ осад Галіаты Сахомъ *).
*) Сахомъ называютъ осетины персидскаго шаха.

Въ отдаленныя времена подступилъ съ войскомъ Сахъ къ Галіат, которая лежала въ то время на холм въ 1 ¹/₂ верст на сверо-востокъ отъ ныншняго ея мстоположенія. Сахъ расположилъ войско на противолежащей возвышенности и сталъ обстрливать Галіату. Долго осада тянулась безуспшно. Наконецъ Саху помогъ одинъ пастухъ, который, стоя со стадомъ на противоположной гор, заигралъ въ дудку и заплъ псенку, въ которой совтовалъ Саху велть накормить эшака солью и, не давая ему пить, прогнать его изъ лагеря. Сахъ послдовалъ этому совту. Накормленный солью эшакъ побжалъ на гору, выше лагеря, на горный лугъ, и сталъ копытами и зубами рыть землю въ одномъ мст. Черезъ нсколько минутъ онъ открылъ трубу водопровода, снабжавшаго Галіату водою. Тогда Сахъ отвелъ воду и такимъ образомъ принудилъ Галіату сдаться. Слды водопровода видны и до сихъ поръ, — прибавилъ разскащикъ.

Преданіе объ Ос и основаніи Камунты.

Было три брата: Суанъ, Осъ и Картылъ. Картылъ остался на мст и сталъ родоначальникомъ грузинскаго народа. Суанъ пошелъ и поселился въ ныншней Сванетіи, которая отъ него получила свое имя. Третій братъ, Осъ, поселился въ Алагирскомъ ущель и сталъ родоначальникомъ осетинъ. Его старшій сынъ пошелъ въ Дигорію и въ ней поселился. Изъ поколнія Оса происходили два брата: старшій — Хутгеръ и младшій — Дзынга. Хутгеръ поселился на гор Каритин. У Хутгера былъ сынъ Челбагонъ, а у Челбагона — Камынонъ-Насръ. Послдній поселился на томъ мст, на которомъ теперь стоитъ аулъ Камунта, названный его именемъ. Въ теченіе времени изъ Алагира пришливойска и начали осаждать Камунту. Жители заперлись въ башн на гор, близъ того мста, гд теперь церковь. Посл долгой осады камунтцы поднялись на хитрость. Они подрубили устой моста, дававшаго доступъ въ ихъ крпость, и перестали отстрливаться, съ тою цлью, чтобы непріятель подумалъ, что они истощили свои боевые снаряды. Хитрость удалась. Алагирцы бросились по мосту на приступъ и мостъ подъ ними провалился. Такимъ образомъ войско алагирцевъ погибло.— У Камынона былъ сынъ Тобой. При немъ камунтцы стали селиться просторне. Онъ возвелъ укрпленіе на верхней площадк горы на сверъ, а когда его потомство размножилось, то построилъ башню (мэсыгъ) на восток. Башня эта еще существуетъ до сихъ поръ и считается самымъ древнимъ домомъ въ Камунт. Въ ней живетъ одинъ изъ рода Дзилиховыхъ. Преданіе говоритъ, что алагирцы мшали этой постройк и разоряли каждую ночь то, что было построено днемъ. Башню эту строилъ Гогъ, сынъ Тобоя. Когда наконецъ башня была доведена до верха, Гогъ былъ уже старъ и жена его старуха. Дтей у нихъ не было. Однажды мать жены Гога возвращалась домой изъ сосдняго аула поздно вечеромъ. Вотъ она слышитъ, что на вершин башни бсы пляшутъ и поютъ, что у Гога родится сынъ Бата, которому богъ зврей Авсати будетъ другомъ. Дйствительно, жена Гога зачала и родила сына. Мать ея назвала внука такъ, какъ слышала отъ бсовъ. Мальчикъ сталъ славнымъ охотникомъ и мтко стрлялъ зубровъ, туровъ, оленей, кабановъ, медвдей и всякую дичь. Снова алагирцы пришли и начали осаждать башню Гога. Это было уже при Ног, сын охотника Баты. Непріятель раздлился на конницу и пхоту. Конницей предводительствовалъ Асыныкъ, сынъ Цалыка. Онъ подошелъ отъ рки, а пхота шла горою по верху. Приблизившись къ башн, Асыныкъ крикнулъ осажденнымъ: ‘Хоть вы и сильно укрпились, но мы васъ не оставимъ: взрослыхъ перебьемъ, а малолтнихъ и женщинъ увеземъ съ собою и продадимъ за рубахи и штаны’. Тогда Ногъ съ вершины башни отвтилъ ему: ‘Черный алагирецъ! пока наши крымскія пищали будутъ цлы, ты у насъ ничего не возьмешь!’ Затмъ онъ выстрлилъ и ранилъ Асыныка въ правое колно. Раненный Асыныкъ похалъ бъ пхот. Одинъ изъ пхотинцевъ былъ ему врагъ, подозрвая его въ связи съсвоею женою. Онъ закричалъ подъзжавшему: ‘Дигорцы гостей хорошо принимаютъ, — краснаго шелка повязку они теб подарили!’ Раненный Асыныкъ ему отвтилъ: ‘Собачій сынъ! То, чего не могъ ты сдлать руками, то совершилъ сердцемъ!’ О Цалыковомъ сын и его ран до сихъ поръ вспоминаютъ въ псняхъ.

Братъ Хутгера, Дзынга, поселился на гор, на юго-западъ отъ теперешней Камунты, и это мсто до сихъ поръ носитъ его имя. Его жена Эльди была въ любовной связи съ его братомъ Хутгеромъ. О ней разсказывается слдующее преданіе: однажды. когда Дзынга надолго ухалъ изъ дому, она ждала своего любовника. Ждетъ, ждетъ, а онъ все не приходитъ.Она въ сильной горести стала пить хорхдонъ (сыворотку съ водой) и пила такъ много, что упала и лопнула. Дзынга посл ея смерти взялъ другую жену и переселился на горы, гд жилъ родъ Зуайата, на западъ. У него былъ сынъ Бидзга, а у Бидзги — сынъ Уалія. Теперь потомство Дзынга носитъ фамилію Байсогурта, а потомство Хутгера — Тобойта.

Преданіе о бадилятахъ *).

*) Бадиляты — привилегированное сословіе у дигорцевъ.

Родоначальникъ бадилятъ, Бадила, пришелъ въ Дигорію отъ Мадзаръ, народа, который, какъ разсказываютъ, жилъ гд-то на свер {Мстность Мадзаръ пріурочивается, конечно, къ развалинамъ Хозарскаго города Маджаръ на рк Кум.}. Бадила сталъ гостемъ у дигорцевъ. До него не знали ружья и пороха, а бились саадакомъ. Онъ принесъ съ собою ружье и сталъ отбивать отгоняемый сосдями дигорскій скотъ. Своимъ ружьемъ онъ защищалъ дигорцевъ лучше, нежели они сами себя лунами. За это дигорцы подарили ему столько земли, сколько нужно, чтобы накашивать травы для его лошади. Это мсто лежитъ близъ аула Махческа и до сихъ поръ называется Бадилайи хоскарцъ {Хос — сно, карц — участокъ годный для косьбы.}. Бадила женился на дочери лезгурскаго жителя изъ фамиліи Уанита. У него было трое сыновей: Туганъ, Кубади и Абисалъ, отъ которыхъ происходятъ бадилятскія фамиліи Тугановыхъ, Бубадіевыхъ и Абисаловыхъ.

Утомленные днемъ путешествія и работы, мы не задерживали долго сапогоснимателя, которымъ оказался разсыльный при правленіи(или кулеръ, т. е. курьеръ, какъ его здсь называютъ), и предались мирному сну, причемъ отъ утомленія не обратили особеннаго вниманія ни на мышей, бгавшихъ по нашимъ буркамъ, ни на блохъ, убійственно напавшихъ на наши усталыя тла.

3-го августа.— Воскресенье. Сегодня мы поняли неудобство занимать общественное зданіе. Съ утра стало собираться передъ канцеляріей мстное населеніе, такъ какъ предстояло засданіе сельскаго суда. Этотъ судъ состоитъ изъ старшины, трехъ выборныхъ тархонлаговъ {Судей — собственно людей (лаг) закона (тархон).}, трехъ ихъ кандидатовъ и писаря. Разбиралось два дла: обвиненіе въ клевет и пропажа двухъ быковъ изъ сельскаго стала. Обвиняемые и обвинители кричали и шумли неистово. Публика раздлилась на партіи и каждый громогласно заявлялъ свое мнніе о томъ, кто правъ, кто виноватъ. Пренія продолжались до вечера и только, когда начало смеркаться, писарь былъ въ состояніи записать въ книгу ршеніе суда. Я полюбопытствовалъ на другое утро заглянуть въ книгу судебныхъ ршеній, постановляемыхъ по обычному праву (адату). Не будучи самъ юристомъ, могу уврить лицъ, занимающихся обычнымъ правомъ, что они нашли бы много любопытнаго матеріала въ этихъ книгахъ, которыя хранятся при каждомъ сельскомъ правленіи. Хотя въ ‘Сборникахъ свдній о Кавказ и о кавказскихъ горцахъ’ и были обнародованы адаты нкоторыхъ горскихъ племенъ, но этого недостаточно и я увренъ, что наши ‘обычники’ нашли бы богатую поживу, еслибы пошарили по кавказскимъ сельскимъ правленіямъ.

Большая часть дня была нами потеряна, — только вечеръ принесъ нкоторую поживу. Когда народный сонмъ началъ расходиться, благодтельный писарь внесъ къ намъ торжественно самоваръ и курицу, пожертвованную сельскимъ старшиной. Вскор затмъ появились мальчики съ предложеніемъ только-что пойманныхъ форелей и такимъ образомъ нашимъ желудкамъ, утомленнымъ консервами, предстоялъ лукулловскій пиръ. Но самое пріятное еще ожидало насъ въ конц дня. Неожиданно у канцеляріи раздались копыта эшаковъ и лошадей и въ горницу вошелъ почтенный о. Гатуевъ, сопровожаемый махческимъ священникомъ и милиціонеромъ изъ Алагира. Оказалось, что о. благочинный возвращался домой, покончивъ свои дла въ Стыръ-Дигор. Встрча была самая радостная. Снова вся комната наполнилась народомъ, подходившимъ съ благословенію пастыря и съ любопытствомъ слушавшимъ наши бесды. Я не пропустилъ случая по эксплуатировать отца-благочиннаго относительно языческихъ обрядовъ и псенъ, о которыхъ осетины на наши распросы отзывались незнаньемъ. Оказалось, что многое они еще очень хорошо помнятъ и соблюдаютъ до сего дня, но не любятъ объ этомъ распространяться. О. Гатуевъ разсказалъ мн слдующій фактъ, случившійся не дале 1876 года.

Въ Камунт съ отдаленнаго времени въ семь Атаевыхъ хранился и пользовался поклоненіемъ сосновый отрубокъ, пуда два всомъ, считавшійся фамильнымъ дзуаромъ, дававшимъ изобиліе. Только въ 1876 г. о. благочинному удалось убдить собственниковъ сжечь этотъ дзуаръ въ печи. О происхожденіи священнаго дерева разсказываютъ слдующее преданіе. Однажды одинъ изъ предковъ Атаевыхъ пошелъ въ дальній лсъ нарубить дровъ. Когда онъ замахнулся на одно дерево, вдругъ раздался откуда-то голосъ: ‘не руби!’ Онъ началъ рубить другое дерево и голосъ повторился. Тогда онъ ударилъ по третьему дереву, и изъ него потекло молоко и кровь. Атаевъ заключилъ отсюда, что въ это дерево вселился дзуаръ богатства, отрубилъ кусокъ и принесъ бъ себ домой. Дзуаръ былъ прикрпленъ въ конюшн къ яслямъ и Атаевы стали ежегодно приносить ему жертвоприношенія — ягненка, пива и араку. Семья стала богатть и приписывала свое благосостояніе священному обрубку.

Когда замтили, что отецъ-благочинный говоритъ объ этомъ спокойно, какъ бы о длахъ минувшихъ дней, то ‘развязался языкъ гугнивыхъ’ и одинъ изъ присутствовавшихъ сплъ псню дзуару Аларды, цлителю оспы.

Мы простились съ отцомъ-Гатуевымъ въ надежд свидться въ Алагир. Къ сожалнію, при своемъ обратномъ прозд, отца-благочиннаго тамъ не было и мои надежды воспользоваться его свдніями объ осетинскомъ язычеств не осуществились {Спшу оговориться, что почтенный о. Гатуевъ прислалъ мн въ Москву весьма обстоятельную и дльную записку объ осетинскихъ дзуарахъ, которая можетъ служить цннымъ матеріаломъ для изученія осетинскихъ врованій.}. Кое-что по этому вопросу мн удалось записать отъ одного старика во Владикавказ. Многое уже обнародовано въ ‘Сборник свдній о кавказскихъ горцахъ’. Надюсь, что при помощи этого матеріала можно себ составить довольно полное понятіе объ этомъ любопытномъ предмет. Впрочемъ удачный случай привелъ меня самого видть языческій праздникъ въ Реком, о чемъ сообщу въ своемъ мст.

Мы ршили выхать на другой день въ Стыръ-Дигоръ, такъ какъ уже собрали достаточно преданій въ Камунт. Алагирскій приставъ г. С. предложилъ мн и.зять, отправленнаго съ о. Гатуевымъ, милиціонера, если я встрчу его и буду нуждаться въ его услугахъ. Одно время я колебался и не зналъ, воспользоваться ли мн этимъ субъектомъ или нтъ. Милиціонерами называются здсь мстные жители, часто изъ привилегированнаго сословія, поступающіе въ военную службу добровольно и исполняющіе должности полицейскихъ и разсыльныхъ при приставахъ и окружномъ начальник. Всхъ милиціонеровъ изъ осетинъ человкъ сто. Они служатъ въ теченіе нсколькихъ лтъ, причемъ одинъ мсяцъ состоятъ на служб, а другой проводятъ въ своихъ аулахъ. Они получаютъ по 10 руб. въ мсяцъ и чины (урядника, юнкера, прапорщика), но должны являться на службу, по выраженію лтописца, ‘конны и оружны’. Костюмъ ихъ — черкеска и папаха, оружіе: пистолетъ, кинжалъ и шашка. Отъ обыкновенныхъ осетинъ ихъ отличаютъ лишь погоны. Милиціонерамъ поручается часто конвоированіе должностныхъ лицъ, доставленіе депешъ, караулы и т. п. обязанности. Прежде чмъ оставить милиціонера при себ, я счелъ нужнымъ разузнать его желаніе: хотя онъ, по ‘обязанностямъ службы’, и готовъ былъ хать со мною обратно въ Стыръ-Дигоръ, но все же признался, что онъ давно изъ дому и тоскуетъ по своимъ. Въ виду этого я не ршился . оставить его при себ, тмъ боле, что весьма смутно сознавалъ полезность его и, по его просьб, отправилъ съ нимъ письмо въ приставу, что не нуждаюсь въ его услугахъ. Обрадованный милиціонеръ пожелалъ мн отъ души счастливаго пути. Поздно вечеромъ мы условились съ однимъ жителемъ Камунты, что онъ добудетъ намъ лошадей по 1 рублю въ день за каждую и будетъ сопровождать насъ въ Стыръ-Дигоръ и обратно. Покончивъ съ этимъ важнымъ вопросомъ, мы отправились спать.

4 августа.— Ясное, прохладное утро. Солнце восходитъ поздно для Камунты, окруженной со всхъ сторонъ горами. Я вышелъ изъ нашего темнаго и грязнаго логовища на площадку въ дв сажени ширины передъ канцеляріей. Налво, на одномъ уровн съ площадкой — плоская крыша сосдней сакли и на ней ребятишки, выползшіе наружу въ чемъ мать родила, несмотря на весьма чувствительную свжесть утра. Большинство ребятъ лтъ до шести ходятъ нагишомъ, на мальчикахъ постарше какія-то распашонки, покрывающія плечи и спину, а весь передъ обнаженъ. Двочекъ одваютъ нсколько больше, но также весьма недостаточно. Особенно обратилъ на себя мое вниманіе ребенокъ лтъ трехъ съ огромнымъ животомъ и тонкими ножонками: ему холодно и лишь выглянуло солнышко, онъ ложится на спину и гретъ на солнц животъ. Отъ рчки, протекающей далеко внизу подъ горою, поднималась мстная тяжелая артиллерія: это — вереница изнуренныхъ непосильною работой бабъ съ ушатами воды на спинахъ. Какъ полезно въ осетинскомъ быту кто вьючное животное, приносящее на значительную высоту раза по три въ день двухпудовую ношу на потребу домовладыки и семьи! Меня всегда коробило, когда я видлъ мужчинъ и здоровенныхъ парней болтающихъ о всякомъ вздор на ныхас и тутъ же проходящихъ, съ опущенными глазами, женщинъ съ тяжелыми ушатами на спинахъ. При встрч съ мужчиной, своимъ властелиномъ, женщина сторонится и уступаетъ ему дорогу. Она не сметъ съ нимъ заговорить, да и онъ при постороннихъ унизилъ бы свое достоинство, заговоривъ съ нею. Меня всегда поражало, какъ словоохотливы при встрчахъ мужчины и какой рядъ всякихъ пожеланій они отпускаютъ другъ другу: ‘Да будетъ прямъ твой путь! Да будутъ долги дни твоей жизни! Да съмъ я твои болзни! Милость Божія да будетъ теб!’… Эти и подобныя пожеланія перекрестнымъ огнемъ такъ и сыплются при встрчахъ. Но единственный любезный отвтъ на пожеланія женщины, допускаемый осетинскимъ этикетомъ, есть: ‘зэрды рай’ — радуйся въ сердц. Въ теченіе двухъ недль пребыванія среди осетинъ я видлъ много женщинъ, но почти не слыхалъ ихъ голоса. Бывало встрчали мы болтающихъ между собою бабъ, но лишь замчали он наше приближеніе, какъ немедленно умолкали и, отепенно прикрывъ глаза головнымъ платкомъ, отступали къ самому краю дороги, чтобы дать прохать лошадямъ. Иногда при узкости дороги имъ приходилось отступать аршина на два въ оврагъ или бурьянъ…

Любопытно наблюдать въ Осетіи отношенія половъ, вылившіяся въ такія формы, которыя равно стснительны для мужчинъ и женщинъ. Мужъ часто сильно любитъ жену, но вмст съ тмъ считаетъ позоромъ, если его застанутъ съ ней наедин, и при постороннихъ, встрчаясь съ женою, не ршится съ ней заговорить. Для него оскорбительно, если кто-нибудь спроситъ его, женатъ ли онъ и какъ здоровье его жены. Жена не дерзаетъ встрчаться съ родственниками мужа и должна всячески избгать ихъ. Она не можетъ назвать мужа по имени не только при постороннихъ, но даже при дтяхъ. Эти правила этикета соблюдаются свято не только въ глуши, въ деревняхъ, но даже тамъ, куда проникла нкоторая культура, напр. во Владикавказ. Одинъ мой пріятель изъ образованныхъ осетинъ разсказалъ мн кое-что изъ своей семейной жизни: онъ живетъ вмст съ однимъ полковникомъ русской службы въ одной квартир. У полковника-осетина дочь замужемъ въ одномъ аул близъ станціи желзной дороги. Молодая женщина захворала и должна была нкоторое время жить во Владикавказ у отца, пользуясь совтами городскаго доктора. Мой пріятель былъ при первомъ визит доктора — нужно на рецепт написать фамилію ея мужа: спрашиваютъ молодую женщину, но она краснетъ и молчитъ. Или другой случай: мужъ прізжаетъ изъ аула, чтобы провдать о жен, но онъ не сметъ войти въ домъ, гд она остановилась, и бродитъ кругомъ и около, заглядывая въ окна и поджидая кого-нибудь изъ домашнихъ, чтобы распросить о жен. Повидимому, кого ему стсняться? Отецъ его жены — человкъ безъ предразсудковъ, мой пріятель и того мене, городъ — не родной аулъ, гд всякій знаетъ всхъ, а все-таки зазорно, все-таки трудно пересилить предразсудки, всосанныя съ молокомъ матери.

Т же стсненія у сыновей относительно матери. Сыновнее уваженіе требуетъ, чтобы сынъ съ той поры, когда пересталъ ходить нагишомъ, всячески избгалъ встртить мать не вполн одтымъ. И вотъ по утру, находясь въ нкоторомъ дезабилье, онъ тщательно высматриваетъ, не находится ли мать по близости. Показаться ей въ этомъ вид было бы грубымъ оскорбленіемъ чувства скромности. Цлымъ рядомъ такихъ требованій этикета обставлена домашняя жизнь осетина, что не мшаетъ ему однако проводить ее въ грязи, духот и смрад. Въ этихъ первобытныхъ звроподобныхъ логовищахъ соблюдается этикетъ строже, чмъ въ европейскихъ раззолоченныхъ палаццахъ.

Какъ ни безотрадна жизнь женщины, однако къ чести осетинъ нужно сказать, что между ними крайне рдко встрчаются акты грубости и насилія противъ нея. Бить женщину считается позоромъ. Если семейный раздоръ дошелъ до крупной размолвки, жена уходитъ въ домъ родителей и со стороны мужа начинаются хлопоты о примиреніи. Для этого временнаго отсутствія оскорбленной жены есть особый терминъ таргай.

Пока я съ биноклемъ въ рукахъ осматривалъ ледникъ на противолежащемъ хребт, у канцеляріи собралось нсколько человкъ, которые съ любопытствомъ наблюдали за моимъ занятіемъ. Предложивъ имъ самимъ посмотрть въ кэсэнцэст, т. е. глазъ для зрнія, иначе подзорную трубу, я доставилъ имъ не малое удовольствіе. Впрочемъ сыны горъ и невооруженнымъ глазомъ видятъ лучше подслповатаго европейца. Они отлично различали на далекомъ разстояніи на гор быка, который и въ бинокл мн представлялся черною точной.

Приводъ лошадей, по обыкновенію, затянулся и мы имли еще часа два времени поговорить съ мстными старожилами о преданіяхъ Вамунты и Галіаты. Наконецъ, часу въ одиннадцатомъ, тронулись въ путь, уже вчетверомъ, такъ какъ старшина оказался нашимъ попутчикомъ до Стыръ-Дигора. Лошади бодро спустились по узкой улиц Камунты, впереди шелъ эшакъ, нагруженный переметною сумой. Дорога (или правильне тропинка) представляетъ крутой спускъ въ лощину, гд расположенъ другой древній аулъ Галіата, съ четырмя галуанами, возвышающимися надъ грудой циклопическихъ сакль. Чмъ-то мрачнымъ, средневковымъ ветъ отъ этихъ древнихъ башенъ и домовъ, въ которыхъ коротаетъ свой вкъ потомство на мстахъ, гд каждый камень, каждая гробница говоритъ о предкахъ. Отъ неблагопріятныхъ условій существованія, холода и голода населеніе наростаетъ весьма медленно. Поэтому каждый домъ считаетъ нсколько столтій и новыя постройки рдки. Если семья сильно размножается, то пристраиваются небольшіе клтушки у главнаго зданія, которое продолжаетъ служить потомкамъ, какъ служило предкамъ. Любому домохозяину не трудно насчитать отъ пяти до десяти и боле поколній его предковъ, проживавшихъ на томъ же самомъ мст, въ той же сакл.

Спустившись въ Галіату и въхавъ въ одну изъ ея узкихъ улицъ, мы должны были остановиться. Нашъ спутникъ, бравый старшина, спшился и просилъ принять угощеніе отъ своихъ родственниковъ въ Галіат. Немедленно насъ окружили, помогли сойти съ лошадей и просили ссть на камняхъ, на разостланныхъ буркахъ. Изъ башни вышелъ почтенный старецъ, сопровождаемый молодымъ человкъ съ кувшиномъ бэгэны. Начались тосты. Поднимая стаканъ, осетинъ, знающій этикетъ, снимаетъ папаху и начинаетъ долго причитывать разныя пожеланія. Обыкновенный смыслъ этихъ пожеланій: милость Бога, падишаха и, наконецъ, булкона (полковника, т. е. окружнаго начальника), который посл падишаха высшее лицо по понятію осетинъ. Мн нсколько разъ приходилось слышать, какъ осетины желали мн милость этого потентата. Затмъ слдуютъ пожеланія здоровья всмъ членамъ семьи и чуть ли не до десятаго колна, пожеланія счастливаго пути и благословенія разныхъ дзуаровъ: Уастырджи, Уацилла и Рекома. Вс присутствующіе обнажаютъ головы и повторяютъ оменъ (аминь). Затмъ наливаютъ слдующему по іерархической лстниц и это продолжается, пока кувшинъ не опустетъ. Садясь на коня посл прощальнаго стакана и всякихъ пожеланій, я, не зная того, нарушилъ важное правило осетинскаго этикета. Я подошелъ самъ къ коню и просилъ подержать его. Уже за предлами аула я узналъ отъ спутника, что уронилъ свое достоинство: гость долженъ ждать, чтобъ ему подвели коня и подержали стремя. Притомъ излишняя поспшность можетъ обидть хозяевъ.

Черезъ нсколько минутъ зды мы спустились въ ущелье рки Сонгуты-дона, такъ называемое Вола-комъ, и похали внизъ по берегу рки почти до ея впаденія въ Урухъ. Все ущелье Вола-комъ густо населено, хотя съ трудомъ въ состояніи пропитать населеніе. Каждая, даже самая незначительная, полоска удобной земли на скат горъ огорожена камнями и тщательно обработана. Лсу почти нтъ, колесный арбы неизвстны и сно, накашиваемое высоко на горахъ, возятъ и зимой и лтомъ на саняхъ, впрягая въ нихъ воловъ. Скотъ мелкій и плохой: взрослый быкъ не больше великорусскаго годовалаго теленка. Хлбъ часто не вызрваетъ отъ суровости климата, овесъ сется мало и часто безуспшно. Кое-гд по горнымъ ауламъ нтъ даже куръ. И, несмотря на вс эти неблагопріятныя условія, аулы встрчаются довольно часто. На лвомъ берегу Сонгуты-дона: Хунсаръ, Вокацъ, Махческъ, на правомъ: Фаснадъ, Мастыноко, Павутти, Фараскатъ — все это на протяженіи какихъ-нибудь пятнадцати верстъ. Около древняго аула Вокаца я остановился на нсколько минутъ, чтобы поискать на кладбищ памятника въ форм куба, будто бы съ греческою надписью, о которомъ я узналъ изъ записной книги профессора Антоновича. Распросы и розыски не обнаружили его присутствія, но за то я при случа подробно разсмотрлъ осетинскіе могильные памятники. Одни представляютъ форму четыреугольной пирамиды, вышиной въ сажень и больше, сложенной изъ камней, часто за рядомъ камней слдуетъ пластъ изъ шиферныхъ плитъ, и такихъ пластовъ на одной пирамид я насчиталъ до двнадцати, бока пирамиды не прямы, а выгнуты, на вершин — украшеніе въ вид шишки и иногда деревянное украшеніе въ вид роговъ, Другіе памятники имютъ видъ четырехъугольныхъ домиковъ безъ крыши, съ шарами по угламъ. Третій видъ — усыпальницы въ вид небольшихъ каменныхъ домиковъ съ покатой шиферною крышей и окномъ, он напоминаютъ долмены. Въ окно на шиферную доску клали трупъ покойника и предоставляли его дйствію воздуха. Когда въ семь бывалъ новый покойникъ, то доску съ прежнимъ повертывали и онъ скатывался на полъ усыпальници, уступая мсто на доск новому гостю. Поэтому на полу усыпальницъ вы видите массу костей и череповъ. Самый простой видъ представляютъ мополиты аршина въ 1 ¹/₂ вышиной, округленные на верху, толщиной отъ двухъ до четырехъ вершковъ. Часто такіе обелиски стоятъ не на могил, а близъ прозжихъ дорогъ, чтобы напоминать прохожимъ о покойник. При вид ихъ мн невольно вспомнился древнерусскій обычай ставить прахъ покойника въ сосуд на придорожныхъ столбахъ. Боле новые обелиски расписаны ярко красками. Въ верхней части обыкновенно звзда въ круг, ниже — крестъ, а въ нижнемъ пол — рядъ изображеній предметовъ бытовой обстановки покойнаго. На верху — рядъ патроновъ (газыры), носимыхъ на черкеск, ниже — пороховница, ножъ, ружье, пистолетъ, плети еще ниже изображена лошадь, кувшинъ и чашка. Видно, что эти изображенія представляютъ survival обычая класть вс эти предметы въ могилу покойника. Боле практическое новое время ограничилось тмъ, что изображаетъ на камн фигуры этихъ вещей, вмсто того, чтобъ ихъ безплодно зарывать въ землю. Вокругъ обелиска часто идетъ рамка изъ дерева.

Не дозжая селенья Вокаца, ложе и берега рки усяны огромными камнями причудливыхъ формъ. Одинъ представляетъ массивную часть скалы, какою-то силой отторгнутую и начавшую скатываться, но остановившуюся почему-то въ своемъ паденіи. Не подалеку на берегу рки вамъ указываютъ цлую окаменлую группу, двухъ быковъ, сани и возъ сна. Это — окаменлый скотъ уайгутовъ, великановъ, нкогда населявшихъ эту долину, гигантскіе камни служили имъ метательными снарядами. Но ‘Богъ потреби я’ и они ‘погибоша аки Обре’. Вотъ одно преданіе, записанное мною о великанахъ.

Оживленный великанъ.

Были три брата — Амиранъ, Бадри и Нусырби. Однажды они сказали: ‘Подемъ за добычей’. Они отправились на Тараково поле, нашли стадо скота и погнали его къ себ. На пути смерклось, они нашли пещеру, вошли въ нее и тамъ заночевали. Утромъ, когда разсвло, они посмотрли и сказали: ‘вдь это человчья голова, а не пещера, и мы ночевали въ глазной впадин. Что за чудо! Дарезаны {Богатырскій родъ, къ которому принадлежатъ братья.} были такіе люди, которымъ Богъ не отказывалъ ни въ какой просьб. И вотъ они молили Бога: ‘оживи, Боже, того человка, въ которомъ мы были ночью, но такъ, чтобъ онъ былъ хромъ и слпъ’. По просьб Дарезановъ Богъ воскресилъ великана: костякъ сталъ человкомъ, ростомъ съ гору, но слпымъ и хромымъ. Они испугались и отбжали подальше. Тогда воскрешенный великанъ сказалъ имъ: ‘Дарезаны, я знаю, что Богъ исполняетъ все, о чемъ вы просите, и кром васъ никто не могъ бы воскресить меня. Не бойтесь меня, я вамъ ничего не сдлаю. Но прошу васъ, возвратите мн свтъ очей’. Дарезаны возвратили ему зрніе. Великанъ, увидвъ ихъ, сказалъ: ‘Ахъ, да какіе вы мелкіе!’ — ‘А мы думали, что нтъ крупне насъ!’ — сказали они.— ‘Ну-ка, подайте мн ваши дорожные припасы!’ Братья отошли, прикатили втроемъ камень и назвали его своею пищею. Великанъ поднялъ камень и сказалъ: ‘Охъ, бдняги, да какже онъ легокъ! Этимъ вы питаетесь? Потому-то вы и мельчаете!’ Затмъ онъ сдавилъ камень въ рук, точно толокно, и сказалъ: ‘Видите, изъ него не вытекаетъ масла, оттого вы и мельчаете. Вонъ въ дупл моя пища, принесите-ка ее и мы посмотримъ’. Дарезаны достали, что онъ имъ сказалъ, и не звали, что это за пища. ‘Посмотрите теперь сюда, — сказалъ великанъ, — потечетъ ли масло’. Смотрятъ они на него: онъ сжалъ пищу въ комокъ и изъ нея вытекло дв мрки масла. ‘Вотъ какая должна быть пища, а то не отъ чего полнть!’ — сказалъ великанъ. Потомъ онъ посмотрлъ вокругъ и увидлъ межи пашенъ и снокосовъ. ‘Это что такое?’ — спросилъ онъ. Они сказали: ‘Всякій длится съ братьями и съ отцомъ и каждому мы даемъ надлъ, для того и борозды’.— ‘Эхъ, смерть лучше ныншней жизни! Если уже всякій сталъ длиться съ отцомъ и братомъ, то лучше умереть’, — сказалъ великанъ. Потомъ онъ замтилъ на пол кучу навоза и спросилъ: ‘Это что такое?’ Дарезавы сказали: ‘Всякій на свою пашню возитъ навозъ, и когда онъ съ землею смшается, то хлбъ лучше родится’. ‘О-хо-хо! Если уже начали пометъ сть, то не стоитъ жить боле. Прошу васъ, убейте меня, — не хочу видть свтъ’.— ‘Боже боговъ!— сказали Дарезаны, — пусть станетъ онъ костякомъ, какимъ былъ прежде’. Такъ и сдлалось: великанъ вдругъ разсыпался.

Часамъ къ четыремъ мы дохали до древняго аула Наръ, отъ котораго намъ надо было спуститься въ долину Уруха, чтобы дале хать по теченію этой рки. Спускъ такъ крутъ, что пришлось идти пшкомъ и вести лошадей. Наконецъ, мы были внизу въ зеленой, довольно широкой долин, замкнутой горами. Все здсь говоритъ о богатырскихъ временахъ, упоминаемыхъ въ нартскихъ сказаніяхъ. Налво виднется древняя усыпальница, придланная къ гор. Приданіе называетъ ее гробницей нарта Сослана (Сосланы инган), которому приписываютъ рядъ чудныхъ похожденій. При помощи проводника и старшины намъ удалось пролзть въ узкое отверстіе, чтобы поближе разсмотрть содержимое усыпальницы. Весь полъ ея покрытъ костями. Направо — широкая доска, на которой распростертъ муммизированный временемъ трупъ богатыря. Черепъ поражаетъ своими размрами, покойникъ былъ ростомъ въ сажень, правая рука свсилась внизъ, мускулы высохли и плотно присохли къ костямъ. На покойник блая полуистлвшая рубаха. На лвой сторон усыпальницы шиферная доска меньшихъ размровъ со скелетомъ мальчика.

О смерти Сослана преданіе разсказываетъ то же, что о смерти другаго богатыря, Батраза. Сосланъ, увренный въ своей исполинсбой сил, былъ во вражд съ Фыдъ-Іоаннемъ (отцомъ Іоанномъ, такъ называютъ осетины Іоанна Крестителя). У Фыдъ-Іоанне было чудное колесо ойнонъ, которое онъ послалъ на Сослана, чтобъ оно его раздавило. Сосланъ съ двнадцатью товарищами былъ въ это время на охот. Утомленные товарищи его заснули и чудное колесо, прокатившись по нимъ, разскло ихъ на части. Сосланъ, вернувшись изъ лсу, увидалъ трупы товарищей и погнался за колесомъ, которое между тмъ убгало. Видя, что онъ не догонитъ его, Сосланъ просилъ ольховый кустъ задержать колесо своими втвями. Кустъ не послушался и былъ проклятъ Сосланомъ: ‘пусть одни лнтяи пользуются тобой!’ Преслдуя дальше колесо, Сосланъ съ тою же просьбой обращается бъ кусту оршника, обвитому хмлемъ. Оршникъ повиновался и остановилъ колесо. Тогда Сосланъ рукояткой шашки прижалъ колесо къ земл и оно стало просить пощады. Сосланъ отпустилъ его, обязавъ клятвой въ томъ, что оно вернется къ Фыдъ-Іоанне и разсчетъ его съ женою пополамъ. Колесо бжитъ и плачетъ. Навстрчу ему идетъ коварный нартъ Сирдонъ и спрашиваетъ, отчего оно плачетъ. Чудное колесо разсказало ему о данной Сослану клятв. Коварный Сирдонъ посовтовалъ ему не держаться строго присяги, прохать Фыдъ-Іоанне только по кончикамъ пальцевъ, а затмъ вернуться къ Сослану и, воспользовавшись его сномъ, разрзать его пополамъ. Колесо такъ и сдлало. Друзья похоронили Сослана въ усыпальниц между двухъ ркъ. Около гробницы въ пол ржутъ барановъ и просятъ Сослана о хорошей погод.

Нсколько дале, на полуостров, образуемомъ изгибомъ рки, находится овальная площадка, обложенная по краямъ камнями. Большая ось — саженъ въ двадцать, малая въ пять. На одномъ конц площадки куча камней. Это мсто считается сборною площадью древнихъ богатырей — нарты-ныхас. Здсь собирались они на зовъ предводителей — Сослана, Батраза, Урызмэга и другихъ, предпринимая какую-нибудь отважную работу.

Сидя на камняхъ въ ныхас, вы видите въ гор на свер передъ собою длинную трещину сверху внизъ: это — знакъ удара меча разгнваннаго Уаскерги {Уаскерги — дигорское названіе, соотвтствующее тагаурскому Уастырджи.} (Св. Георгія), а рядомъ — дыра въ скал, оставленная ударомъ его конья. Щель называется до сихъ поръ ‘Ударъ меча’. Въ Стыръ-Дигор я также записалъ легенду, объясняющую этотъ ударъ Уаскерги. Но боле обстоятельный разсказъ доставленъ мн о. Гатуевымъ. Преданіе разсказываетъ, что Уаскерги съ своимъ сыномъ оберегалъ соленыя залежи мстности Харіессъ_э такъ какъ ангелъ плоскости имлъ намреніе похитить оттуда соль. Однажды Уаскерги долженъ былъ куда-то ухать и поручилъ сыну охранять солончакъ и не пропускать къ нему никого. Ангелъ плоскости воспользовался этимъ случаемъ, прибжалъ въ Харіессъ въ вид гончей собаки и похитилъ соль. Возвратившись изъ поздки, Уаснерги спросилъ сына, не видлъ ли онъ кого-нибудь, сынъ отвчалъ, что прибгала только гончая собака. Уаскерги догадался, что въ вид собаки прибгалъ дзуаръ плоскости, и погнался за нею. Первая стрла его не попала въ собаку, но отъ огненныхъ искръ ея, упавшихъ на землю, произошли вс грушевыя деревья около аула Ахсау. Вторую стрлу онъ пустилъ въ собаку около аула Заделиска и опять далъ промахъ, но отъ искръ произошелъ лсокъ, называемый Марги. Тогда Уаскерги пришелъ въ ярость, ударомъ меча разскъ скалу и ударомъ копья пробилъ пещеру. Такъ поразилъ бы и ангела плоскости, — сказалъ онъ, — еслибъ былъ дома, когда онъ похитилъ соль’. Молодежь собираетъ приношенія окрестныхъ жителей и пируетъ около скалы, въ извстный день, упоминая въ псняхъ имя Уаскерги.

Чтобы попасть въ Стыръ-Дигоръ, намъ приходилось перехать по осетинскому мосту черезъ бурный Урухъ. Эти мосты плетутся изъ втвей и посыпаются землей. Перилъ нтъ. Въ то время, какъ вы дете, мостъ колышется подъ лошадью и лошадь пугается, видя воду сквозь щели настилки. Иногда мостъ на значительной высот, сажени на дв. на три надъ уровнемъ рки, и я не скажу, чтобы перездъ черезъ него сопровождался пріятнымъ ощущеніемъ.

Долина Уруха представляетъ полную противоположность Волакому. Вы опять вступаете въ царство свжей и богатой растительности. Нижняя, почти отвсная, часть скалъ представляетъ самыя причудливыя формы пластовъ и разнообразную окраску. Вершины и бока горъ заросли густымъ сосновымъ и еловымъ лсомъ. Скалы сжимаютъ бурную рчку и въ одномъ мст доводятъ ее до двухъ саженей ширины. Разсказываютъ, что въ этомъ мст одинъ юный осетинъ совершилъ гигантскій скачокъ. Дорога вьется вдоль лваго берега, то взбираясь на значительную высоту, то подходя почти къ рк. Кое-гд она идетъ густымъ лиственнымъ лсомъ. Сколько разъ, прозжая мимо какого-нибудь чуднаго ландшафта, я сожаллъ, что художники не заходятъ въ эти мста и что мы составляемъ себ понятіе о красотахъ Кавказа почти исключительно по избитымъ видамъ военно-грузинской дороги.

День уже склонился къ вечеру, когда мы миновали аулы Моска и Одола и выхали на дорогу къ Стыръ-Дигору, вьющуюся между огороженныхъ вамнями полей. Еще часъ зды — и мы въ полномъ мрак достигли дома мстнаго священника, у котораго, какъ мы знали отъ о. Гатуева, есть чистевькая комната, удобная для ночлега. Отецъ Шіо, родомъ грузинъ, вышелъ поспшно изъ своей комнаты и встртилъ насъ у дверей. Первыми словами его было, что остановиться у него мы, конечно, можемъ, но что сть нечего, ибо онъ постится, да и вообще въ Стыръ-Дигор жить не сладко, потому что уже три года не было урожая. Мы, впрочемъ, и не разсчитывали встртить здсь обиліе благъ земныхъ и возлагали упованіе на наши консервы. При помощи набравшихся отовсюду помощниковъ, наскоро размстились въ комнатк, разобрали переметныя сумки и изготовили чаю и бульону. О. Шіо сначала все не ршался ссть въ нашемъ присутствіи, но, наконецъ, прислъ къ намъ и распросилъ о цли поздки. На утро онъ общалъ достать намъ стариковъ и дйствительно исполнилъ общаніе.

5-го августа.— Проснулся я рано утромъ и выглянулъ въ окно, которое, впрочемъ, за отсутствіемъ рамъ, было открыто постоянно. Передо мною небольшая новенькая деревянная церковка, съ небольшимъ дворомъ, окруженнымъ циклопической оградой. Всю ограду сложилъ о. Шіо своими руками. Рядомъ съ церковью древнее кладбище съ цлымъ рядомъ избообразныхъ усыпальницъ. За церковью шумно катитъ Урухъ свои волны вдоль гряды покрытыхъ кустарникомъ горъ. Мальчикъ-пастухъ гонитъ стадо на горное пастбище. Женщины идутъ въ дальнія поля на работу. Жатва и снокосъ какъ-то подоспли вмст, такъ что мы пріхали въ самую страдную пору. Домикъ о. Шіо стоитъ съ краю селенія, которое поднимается дале на противоположной гор. Долина въ этихъ мстахъ густо заселена: въ полутора верстахъ отъ Стыръ-Дигора виднется аулъ Кусу, въ другомъ направленіи аулъ Ахсаргинъ, а дале Моска. Эта группа ауловъ, равно и т, мимо которыхъ мы прохали по той же долин, представляютъ чистую Дигорію, область чистаго дигорскаго нарчія. Дале на западъ по тому же ущелью уже нтъ ауловъ, а встрчаются лишь отдльные хадзары (дома) выселенцевъ въ страшной глуши, и черезъ нсколько верстъ вы упираетесь, при источникахъ рки, въ снжный хребетъ. За переваломъ на сверной сторон — Балкарія, на южной — Сванетія. Такимъ образомъ Стыръ-Дигоръ являлся крайнимъ пунктомъ моей экскурсіи, которая не должна была переступать предлы Осетіи.

Въ этой глуши, вдали отъ административныхъ центровъ, сохранился типъ дигорца въ чистосъ вид. Бодрое, отважное населеніе, полное воспоминаній о предкахъ, впервые поселившихся въ этой трущоб, никогда не подчинялось въ такой мр вліянію привилегированнаго сословія (Бадилятъ, Царгосатъ), какъ въ восточной и южной Осетіи. Индо-европейская патріархальность и чувство собственнаго достоинства отличаютъ стыръ-дигорцевъ. Вы видите на каждомъ шагу чисто индо-европейскіе типы, дйствительно, какъ еще замтилъ Гакстгаузенъ, напоминающіе нмецкіе. Когда утромъ наша комната по обыкновенію наполнилась народомъ, я подумалъ, что сижу гд-нибудь въ южной Германіи въ сельской Kneipe. Блондины преобладаютъ. Встрчаются даже рыжіе. Въ своихъ срыхъ войлочныхъ широкополыхъ шляпахъ (худ — нм. Hut), съ трубочками въ зубахъ, съ нсколько прищуренными глазами, съ крупными, правильными, довольно толстыми носами — особенно два старика — до обмана воображенія походили на нмецкихъ крестьянъ. Они вошли опираясь на посохи и посл обычнаго привтствія съ достоинствомъ подсли къ столу и начали свои повствованія. Сталъ я прислушиваться къ ихъ говору и первое время ничего не понялъ: какъ будто по-осетински, но съ цлымъ рядомъ такихъ звуковъ, которыхъ нтъ въ тагаурскомъ говор. Произношеніе гласныхъ полне, шире и отчетливе, носовые звуки придаютъ языку извстную музыкальность и старыя формы, занесенныя въ грамматику еще Шегреномъ въ конц тридцатыхъ годовъ, держатся весьма крпко.

Эта стойкость діалекта, сохранившаго свои особенности, несмотря на близость къ преобладающему языку, отъ котораго дигорцевъ отдляютъ лишь два десятка верстъ, поразительна для филолога. Мой спутникъ, г. К., котораго предки выселились изъ Дигоріи на плоскость и который могъ, хотя и не безъ труда, понимать дигорскій діалектъ, повторялъ мн медленно слова стариковъ и на бумаг они становились уже нсколько понятне, хотя не рдко встрчались слова, совершенно неизвстныя въ тагаурскомъ. Различіе между обоими нарчіями не меньшее, чмъ между великорусскимъ и малорусскимъ, и хотя образованный великоруссъ прочтетъ безъ особеннаго труда малорусскую книгу, но конечно онъ пойметъ очень мало въ быстрой малорусской рчи. Благодаря г. К., мн все-таки удалось записать отчетливо довольно много текстовъ, по которымъ можно судить о характер дигорскаго нарчія.

Въ то время, когда мы были заняты съ стариками, вдругъ пошелъ градъ и почти немедленно раздались звуки церковнаго колокола. Градъ скоро прошелъ. Изъ церкви выходитъ съ торжествующимъ видомъ о. ино и говоритъ, что на этотъ разъ онъ живо прекратилъ градъ колокольнымъ звономъ.

Кстати объ о. Шіо и о положеніи священника у осетинъ.

Большинство священниковъ въ этой глуши по уровню развитія не многимъ выше своихъ прихожанъ. Они ставятся изъ причетниковъ, пробывшихъ въ этой должности нсколько лтъ при священник и сдавшихъ у благочиннаго нкоторый экзаменъ. О. Шіо, кажется, лтъ двадцать состоялъ причетникомъ и научился вншнимъ пріемамъ церковнослуженія, едва ли усвоивъ себ сущность своего призванія. Это по развитію и понятіямъ младенецъ, добрый и кроткій, добросовстно читающій переведенныя на осетинскій языкъ церковныя книги, но, конечно, не имющій никакого вліянія на свою паству. По-русски онъ знаетъ лишь нсколько словъ. Хотя церковь и снабжена церковно-славянскими книгами, но я не знаю, къ чему он служатъ. Онъ свято соблюдаетъ посты и объявляетъ прихожанамъ, то не слдуетъ работать въ такой-то день, если находитъ противъ него отмтку въ мсяцеслов. Во всемъ прочемъ прихожане его сани по себ, а онъ — самъ по себ. Въ извстные свои семейные праздинки они обыкновенно приносятъ жертвы разнымъ дзуарамъ {Святое мсто и покровительствующій ему святой или духъ.}, ржутъ нывондовъ {Животное предварительно откармливаемое для жертвоприношенія.}, надаются и напиваются, произнося кувды {Молитвы.}, — однимъ словомъ, живутъ такъ, какъ жили встарину. Въ осетинахъ мн не случалось видть ни ханжества, ни религіознаго фанатизма: во всемъ проглядываетъ чисто-вншнее, матеріалистическое воззрніе на религію. Осетинъ — называетъ ли онъ себя христіаниномъ или мусульманиномъ — въ сущности язычникъ. Его религія сводится къ тому, что въ извстные дни слдуетъ зарзать барашка или быка, пойти на извстное ‘святое мсто’, пропть въ честь мстнаго дзуара восхваленіе, — затмъ его долги небу уплачены. Одинъ дзуаръ даетъ обиліе скота, другой — хорошій урожай, третій — хранитъ отъ оспы и т. д. У всякаго своя роль и своя доля въ приношеніяхъ. Между его богами поминается на равныхъ правахъ и сынъ солнца Махаматъ, и золотой Киристи (Христосъ), и Маріамъ (Богородица), но эти личности какъ-то стушевываются среди боле сильныхъ дзуаровъ — Уастырджи (Св. Георгій), Уацилла (Св. Илья), Рекома, Тутора (едоръ Тиронъ), Аларды (святой, завдующій оспою), Фалвара (завдующій скотомъ), Авеати (охотой), и нкоторыхъ другихъ. Осетинъ нисколько не враждебенъ церкви, но рдко ходитъ въ нее и гораздо выше ея ставитъ свои ‘святыя мста’. Ему все равно, читаютъ ли въ церкви по-грузински, по-русски или осетински. Переведенное на народный языкъ Св. Писаніе для него мало понятно и совершенно не интересно. Его нравственныя воззрнія сложились прочно въ патріархально-родовыхъ понятіяхъ и на этотъ складъ христіанство не имло никакого вліянія. Поучительна дятельность первыхъ миссіонеровъ въ Дигоріи. Посл экспедиціи князя Абхазова, какъ мн разсказывали, присланъ былъ миссіонеръ, родомъ грузинъ, Николай Самаргановъ. Онъ разъзжалъ по ауламъ и давалъ 50 коп. каждому, кто захочетъ креститься. Желающихъ подвергнуться этому обряду за эту плату оказалось 280 человкъ. Одна магометанская семья, какъ увряютъ, взяла по 50 копекъ и на своихъ собакъ. Большая часть теперешняго населенія Дигоріи крещена, но почти никто не знаетъ своего христіанскаго имени и продолжаетъ носить свое національное имя: Бибо, Баде, Иналуко, Гаги, Саукуй, Хамыцъ и т. д. Есть слды того, что нкогда христіанство уже было распространено въ Осетіы изъ Грузіи. Цлый рядъ древнихъ развалившихся дзуаровъ связанъ съ именемъ царицы Тамары. Изъ грузинскаго дивари — крестъ — объясняется и осетинское дзуаръ, что обозначаетъ и крестъ, и святилище, и святаго. Грузины внесли въ Осетію и культъ нкоторыхъ святыхъ — Георгія, Ильи, еодора Тирона и друг., но эти святые обратились въ языческихъ боговъ, такъ что только имена свидтельствуютъ объ ихъ христіанскомъ происхожденіи. Сосдство мусульманъ занесло въ Осетію Махамата, и эти дв струи, христіанская и магометанская, стеклись и слились съ мстными древними культами языческихъ боговъ, горъ и деревьевъ въ какой-то странный комплексъ религіозныхъ понятій, который нельзя назвать иначе какъ язычествомъ.

Вечеромъ вошли въ нашу комнату два мальчика, одинъ съ тремя хабызджинами — большими лепешками, начиненными сыромъ, другой съ бутылкой бэгэны (пива). Это были сыновья одного стыръ-дигорца, изъ привилегированнаго сословія, который состоитъ на военной служб во Владикавказ. Старшій изъ мальчиковъ учится въ военной прогимназіи, младшій готовится туда же. Они проводили вакаціонное время въ родномъ аул и у же сильно скучали въ этой глуши. Чтобы добраться къ себ, они хали два дня верхами изъ Владикавказа. Бойкіе мальчуганы лтомъ лазятъ по горамъ за малиной въ лсъ, рискуя встртиться съ медвдями, которыхъ здсь не мало. Пріятно отмтить, что и въ Стыръ-Дигоръ, въ эту трущобу, начинаютъ проникать русскія понятія и русская культура черезъ молодое поколніе, обучающееся въ русскихъ школахъ.

Ночью, когда уже мы собирались на покой, въ комнату вошелъ молодой человкъ лтъ 22 и просилъ насъ записать его семейное преданіе. Онъ уже въ теченіе дня нсколько разъ навдывался къ намъ, но посторонніе постители очевидно его стсняли. Мы слышали отъ другихъ, что молодой человкъ написалъ просьбу о перечисленіи его въ привилегированное сословіе, на томъ основаніи, что его предки впервые поселились въ Стыръ-Дигор и будто бы земля аула принадлежитъ собственно его семь. Заинтересованные этимъ сословнымъ и земельнымъ вопросомъ, мы выслушали его съ полною готовностью. Оригинальный видъ представлялъ этотъ потомокъ древняго рода Хамицевыхъ, въ своей сплюснутой la Napoleon I срой шляп, съ своими узко сдвинутыми глазами, съ серьезной и нсколько таинственною миной, разсказывавшій ночью баснословныя преданія о своемъ предк: ‘Хамицъ, мой предокъ, — сказалъ онъ, — первый пришелъ въ Дигорію, какъ говорятъ, изъ Грузіи. Изъ его потомства былъ нкто Хой, славный охотнисъ. Однажды онъ пошелъ на охоту и выстрлилъ въ тура. Раненый зврь побжалъ въ горы, Хой за нимъ. Туръ вошелъ въ одну пещеру и скрылся. Хой ршился въ нее войти и увидлъ въ ней цлую семью: мать, дтей, старуху и весь домашній скарбъ. Женщина спросила вошедшаго:— ‘Откуда ты? Какою непогодою тебя сюда занесло?’ Хой отвтилъ, что пришелъ за раненымъ звремъ. Женщина сказала, что раненый туръ любимецъ ея мужа Авсати (бога охоты). ‘Спрячься за дверью, несчастный человкъ, въ яму, иначе мой мужъ тебя убьетъ’, прибавила она. Хой спрятался въ яму. Скоро пришелъ Авсати съ убитымъ туромъ. Въ дверяхъ онъ крикнулъ: ‘что это пахнетъ горнымъ воробьемъ!’ Жена отвчала, что нтъ никакого запаха, и что вроятно онъ самъ его занесъ, блуждая около людей. Потомъ Авсати слъ ужинать. За ужиномъ жена призналась, что дйствительно спрятала гостя. Авсати, будучи въ хорошемъ расположеніи духа, веллъ гостю выходить изъ ямы, привтствовалъ его и назвалъ своимъ другомъ. Гость и хозяинъ стали пировать. Затмъ Авсати спросилъ, чего Хой желаетъ. ‘Если хочешь, — сказалъ онъ ему, — то каждый день будешь сть рдкую дичину’.— ‘Я согласенъ на это’, — отвтилъ Хой. ‘Изъ всхъ зврей моихъ, — сказалъ Авсати, — я теб дамъ одно ребро’. И далъ ему ребро тура, а вмст съ нимъ серебряную булау (?) {Разскащикъ не могъ объяснить, что это былъ за предметъ. Можетъ-быть булава?}. Ребро вечеромъ съдалось семьею Хамицевыхъ, а на утро становилось такимъ же, какимъ было. Долго продолжалось такимъ образомъ, что Хамицайта {Хамицайта значитъ потомки Хамица. Окончаніе соотвтствуетъ нашему овичъ — Хамицевичи.} питались готовою дичиной. Однажды одна женщина сказала: ‘Надоло намъ постоянно одно и то же сть’. Вслдствіе ея словъ мясо стало мало-по-малу уменьшаться. Въ другой разъ она повторила т же слова, и мясо на ребр перестало наростать. Вс начали бранить женщину: ‘наша пища пропала черезъ тебя’. Хамицайта стали приносить каждый годъ жертву булау. Если этого не бывало, то годъ бывалъ плохъ для людей и скота. Впослдствіи булау пропалъ слдующимъ образомъ. Онъ хранился въ одномъ мст въ большомъ ящик. Въ Стыръ-Дигор были дв дурныя семьи: Беппита и Гадзута. Они выкрали булау съ мста, гд совершался кувдъ, и унесли его въ Грузію. Тамъ его продали, но всячески скрывали отъ Ханицевыхъ свой поступокъ. Однакожь объ этомъ вс узнали. За это ихъ прокляли Хамицайта, и об семьи погибли безъ потомства. До сихъ поръ, — продолжалъ разсказчикъ, — мы ржемъ около Пасхи барашка, несемъ его на мсто, гд прежде хранился булау, совершаемъ кувдь, пьемъ брагу и пиво. Хой былъ мой предокъ. У Хоя былъ сынъ Садула, у Caдулы — Бата, а дале не помню. Затмъ изъ потомства Баты были два брата Іо и Габедза, которые ушли въ Грузію, поссорившись съ Царгосатами. Мой праддъ былъ Царай, ддъ — Кезо, отецъ — Тихо. Мое имя — Беасланъ Хамицайти. Преданіе о выкраденномъ у насъ булау знаютъ и дигорцы, и грузины’.

Все это было разсказано въ полной надежд, что будетъ увковчено и, быть-можетъ, послужитъ разсказчику къ возстановленію его правъ на землю. Затмъ претендентъ помогъ намъ постлать постели и удалился, повидимому, съ чувствомъ удовлетворенія въ томъ, что исполнилъ долгъ относительно своихъ древнихъ предковъ.

6-го августа.— Пользуясь приходомъ нашихъ старцевъ, Баде Гобеева и Айдаруко Цопанти, я продолжалъ записывать мстныя преданія. Затмъ, истощивъ, повидимому, запасъ, мы ршили посл обда тронуться въ обратный путь и ночевать въ аул Махческ. До отъзда я слазилъ на ближайшую гору, чтобы полюбоваться видомъ на ледники и послдній разъ взглянуть на мста, куда меня едва ли еще когда-нибудь занесетъ судьба. Для пополненія дорожнаго провіанта послалъ причетника купить яицъ, но во всемъ аул таковыхъ не оказалось.

Наконецъ, часа въ 2 пополудни, мы снова сли на коней, оставивъ о. Шіо на память консервы кофе, до котораго онъ былъ повидимому охотникъ, но котораго въ его аул нельзя было достать. Уже стемнло, когда я подъхалъ къ Махческу. Мой спутникъ на время покинулъ меня, чтобы захать по дорог къ родственникамъ въ близлежащій аулъ. Я остановился у канцеляріи и послалъ за ключомъ къ старшин. Припоминаю, что здсь вышло смшное недоразумніе: разговаривая съ проводникомъ, я между прочимъ спросилъ его по-осетински, далеко ли аулъ, въ который похалъ мой пріятель — учитель (ахургэнэг). проводникъ сталъ недоумвать, какой такой учитель, и никакъ не могъ догадаться, о конъ я спрашиваю. Оказалось, что онъ не зналъ ничего объ общественномъ положеніи моего спутника и звалъ его просто его языческимъ именемъ — Саукуй (черный песъ), — именемъ, которое посл крещенія было по созвучію передлано въ Санну. Имя черный песъ дается, какъ я узналъ посл, слабенькимъ дтямъ, за участь которыхъ опасаются. Думаютъ, что злые духи, испугавшись имени пса, отстанутъ отъ мальчика и пощадятъ его дни. Вскор отыскался старшина съ ключомъ и ввелъ меня въ темный, низкій сарай съ двумя равно грязными отдленіями. Испытавъ уже достаточно удобство ночевать среди мышей въ осетинскихъ канцеляріяхъ, мы предпочли расположиться на ночлегъ подъ открытымъ небомъ, на лугу. Все уже было приготовлено, мы укутались въ бурку, съ сладкою надеждой переселиться минутъ черезъ пять въ царство Морфея, какъ вдругъ сталъ накрапывать дождикъ и скоро пошелъ все сильне и сильне. Нужно было поспшно сбирать коней и переселяться подъ канцелярскій навсъ. Все-таки мы не ршились расположиться внутри зданія, и утро показало намъ, что мы поступили весьма разумно. Отъ дождя, шедшаго всю ночь, цементъ между камнями стны размыло и все это ползло внутрь, какъ нарочно, на широкую скамью, на которой мы располагали улечься. Пріятный былъ бы сюрпризъ, еслибы куча грязной извести вдругъ вывалилась ночью намъ на головы.

7-го августа.— Утро сырое и холодное. Небо свинцоваго цвта. Всюду густой туманъ, такъ что не видно было впередъ на 30 шаговъ. Вспомнивъ опасную дорогу до Садона, я купилъ себ у одного пастуха мстные башмаки, дзабырты, изъ бараньей кожи съ мягкою, покрытой подшерсткомъ, подошвой. Въ такой обуви удобно проходить по опаснымъ тропинкамъ, даже посл дождей, безъ боязни поскользнуться, чего очень трудно избгнуть въ нашихъ сапогахъ. Впрочемъ пріобртенною обувью мн не пришлось воспользоваться, въ виду того, что мы похали черезъ перевалъ другою, боле удобною, дорогою.

Въ нсколькихъ верстахъ отъ Галіаты мы узнали отъ прохожаго, что рано утромъ умеръ у галіатскаго старика, предложившаго намъ угощеніе, младшій сынъ, мальчикъ, отъ какой-то горловой болзни. Когда мы три дня тому назадъ прозжали тамъ, мальчикъ стоялъ въ числ другихъ около насъ и повидимому былъ здоровъ. Вскор посл этого, по словамъ встрчнаго осетина, посланнаго по обыкновенію извстить о смерти ближайшіе аулы, мальчикъ сталъ жаловаться на боль въ горл и на третій день ночью задохся. Почти не было сомннія, что мальчикъ умеръ отъ дифтерита.

Мы ршили на минутку захать въ Галіату, чтобы высказать отцу наше участіе. По дорог встрчались намъ женщины по дв, по три, спшившія въ Галіату, чтобъ исполнить свою роль плакальщицъ. Подъзжая къ аулу, мы услышали женскіе вопли и причитанія, какъ бы въ тактъ, то поднимавшіеся, то умолкавшіе. Толпа мужчинъ со всего аула и изъ сосднихъ собралась у башни. Немногіе родственники заходили внутрь, большинство же разговаривало о своихъ длахъ, предоставляя женщинамъ совершать обрядовое причитаніе. Мы спшились: я остался въ кругу мужчинъ, а г. К. вошелъ внутрь въ кунацкую, чтобы повидать старика. 6ъ комнату, гд лежалъ покойникъ, и онъ, какъ неродственикъ, не ршился войти.

У осетинъ есть пословица: ‘отчего онъ богатъ?— Оттого, что у него никто не умираетъ!’ Эта пословица вполн справедлива: осетины до послдняго времени разоряли себя въ память покойниковъ. Едва каргэнэгъ (встникъ) обойдетъ ближайшіе аулы съ встью о смерти какого-нибудь лица, какъ отовсюду начинаютъ сходиться въ домъ покойнаго родственники и знакомые, въ надежд на ‘столованье великое’. Часто, не спрашиваясь согласія наслдниковъ, они продавали или закладывали ихъ имущество, покупали вино, рзали барановъ и быковъ, иногда до 40 головъ, и предавались пиршеству, поминая умершаго. Бывали случаи, что по смерти какого-нибудь лица весь его скотъ шелъ на первыя поминки и дти становились нищими. Мн разсказывали въ Владикавказ нсколько такихъ случаевъ. Своеобразное понятіе о pietas erga parentes требуетъ, чтобы родственники не жалли ничего для своихъ мертвецовъ, которымъ отъ щедрыхъ поминокъ хорошо живется на томъ свт. По свидтельству свдущихъ осетинъ, ежегодныя поминки (хистъ) въ честь одного лица обходились достаточному семейству боле чмъ въ дв тысячи рублей. Всхъ поминокъ насчитываютъ до двнадцати въ первый годъ. Привожу ихъ по перечисленію учителя, г. Цораева:

1. Большія осеннія поминки (стыр-хист), при этомъ расходуется 20 котловъ пива (800 ведеръ), 30 ведеръ арака (водки), 5 быковъ и 60 барановъ.

2. Поминки около Вознесенія: 2 котла пива, 10 ведеръ водки, 1 бывъ и 20 барановъ.

3. Около Успенія: 1 или 2 котла пива, 10 ведеръ водки, 1 бывъ и 20 барановъ.

4. Такъ называемыя пирожныя поминки: 1 котелъ пива, 10 ведеръ водки, 1 быкъ и 20 барановъ.

5. Блинныя поминки во время поста: 20 рублей расходу и на 20 руб. водки.

6. Вербныя поминки: расходу на 50 р. и на 20 р. водки.

7. Пасхальныя поминки: 15 ведеръ водки, 2 быка и 20 барановъ.

8. Мясопустныя поминки: 15 ведеръ водки, 2 быка и 10 барановъ.

9. Сыропустныя поминки: на 15 р. водки и 6 барановъ.

10. Сложеніе траура: на 18 р. водки и 4 барана.

11. Сидніе покойника (см. ниже): 25 р. расходу иЗ барана.

12. Скачка въ честь умершаго (дуг): 1 котелъ пива, 15 ведеръ водки, 1 быкъ и 5 барановъ.

День сиднья мертвецовъ (мардты баданы бон) справляютъ спустя недлю посл новаго года и въ день Богоявленія. Его справляютъ въ тхъ семействахъ, которыя въ теченіе предшествующаго года потеряли кого-нибудь изъ близкихъ. Въ честь умершаго пекутъ хлбъ огромной величины, такой, что одному человку достаточно было бы на мсяцъ. Затмъ длаютъ чучело, изображающее покойника, распяливъ на палкахъ его одежду. Чучело ставятъ на скамейку, а вокругъ нея раскладываютъ вс любимыя вещи покойника: винтовку, шашку, кинжалъ, трубку съ табакомъ, фандыръ и т. п. Передъ чучелой ставится ваша и бутылка арака, предназначаемыя покойнику, такъ какъ существуетъ врованіе, что душа его на это время отпрашивается у властителя мертвыхъ, Барастыра, домой на побывку и вселяется въ чучело. Въ теченіе дня происходитъ оплакиваніе, а затмъ угощеніе.

Обыкновенно на другой день назначается скачка въ честь умершаго. Обычай мотивируется тмъ, что душа покойника будетъ до тхъ поръ мучиться въ аду, пока ее не выкупятъ скачкой. Въ вид приза побдившему въ состязаніи семья покойника даритъ быка.

Въ послднее время, вслдствіе общенія съ русскими, боле просвщенные изъ осетинъ начинаютъ сами возставать противъ разорительныхъ поминокъ и другихъ вредныхъ обычаевъ. Для пресченія ихъ было уже нсколько създовъ выборныхъ отъ ауловъ Тагаурскаго общества во Владикавказ {Въ март 1879 г.}. Относительно поминокъ приверженцы старыхъ обычаевъ настояли, чтобы хоть въ одинъ первый день, день смерти покойника, семья могла угостить пришедшихъ отдать послдній долгъ умершему. Впрочемъ я слышалъ, что благія ршенія създовъ какъ въ этомъ, такъ и въ другихъ вопросахъ исполняются далеко не повсемстно.

Нечего и говорить, что Дигорія лишена медицинской помощи. Больныхъ лчатъ знахари и знахарки по всмъ правиламъ языческаго колдовства, угадывая, но отмриванью локтемъ, имя святаго, наславшаго болзнь, а затмъ предписывая извстныя жертвы {Это гаданье производится слдующимъ образомъ: ворожея, приглашенная въ домъ, гд есть больной, старается прежде всего развдать окольнымъ путемъ, не провинилась ли семья передъ какимъ-нибудь дзуаромъ, забывъ зарзать въ извстный срокъ въ честь его барашка. Узнавъ о какомъ-нибудь проступк, она проситъ большой платокъ или кусовъ холста, завязываетъ на одномъ конц узелъ и начинаетъ отмривать отъ него локтемъ. Положимъ, она насчитала въ куск 5 локтей. Отмривая ихъ, она каждый разъ произноситъ имя какого-нибудь святаго — Уастырджи (Св. Георгій), Уацилла (Св. Илія) — и показываетъ, что каждый разъ приходится ровно 5 локтей. Дойдя до имени дзуара, противъ котораго провинились родственники больнаго, она, быстро передергивая, показываетъ, что кусокъ холста увеличился или уменьшился въ объем: въ немъ оказывается не равно 5 локтей, а 4 ¹/₂ или 5 ¹/₂. Выводя изъ этого чуда, что такой-то святой наслалъ болзнь, она совтуетъ поскорй зарзать ему барашка и тогда больной выздороветь. А если умретъ, это значитъ, что дзуаръ уже слишкомъ разгнвался и хотлъ смерти больнаго.}. А между тмъ Аларды длаетъ свое дло: по словамъ о. Гатуева, оспа свирпствуетъ въ настоящее время по всмъ тмъ мстамъ, гд мы прозжали. Кое-гд, хотя рже, чмъ на плоскости, разгуливаетъ и кавказская лихорадка. Лучшимъ подаркомъ за сообщаемыя сказанія считался везд хининъ, который я раздавалъ всмъ желающимъ. Помню, что за принесенный мн въ Бамунт черепъ я предложилъ отыскавшему его абазъ (20 к.), но онъ вмсто денегъ попросилъ нсколько пріемовъ хинина, который имъ очень трудно достать.

Въ Камунт насъ встртили какъ старыхъ знакомыхъ и предложили обычное минае (угощеніе) — водки и овечьяго сыра. Захвативъ съ собой черепа и кувшинъ, остававшіеся въ канцеляріи, мы тронулись къ перевалу, пронизываемые холоднымъ втромъ, несмотря на наши бурки. Мы уже предчувствовали, какъ холодно будетъ на верху, на высот 10.000 футовъ, но совершенно ошиблись, — втеръ улегся, небо расчистилось и солнце снова вошло въ свои права. На высшемъ пункт перевала мы расположились на отдыхъ, на берегу холоднаго ручейка, и заварили чай. Снгу на вершинахъ какъ будто прибавилось за эти дни. Кругомъ свжая сочная зелень. Кое-гд на камняхъ сидятъ орлы и медленно поднимаются при приближеніи людей. Въ трав стрекочутъ миріады сверчковъ. Утомленіе отъ подъема, теплое солнце, мягкая трава — все приглашаетъ къ отдыху и нужно было съ нашей стороны не мало энергіи, чтобъ оторваться отъ этого мста и снова взобраться на лошадей. Да и для нихъ здсь приволье: съ какою жадностью принялись он щипать сочную альпіискую траву, которая, вроятно, имъ казалась лакомствомъ посл обожженный солнцемъ камунтской. Въ сонливо-созерцательномъ настроеніи духа двинулись мы съ перевала и посл четырехъ часовъ медленной зды очутились опять въ долин Садона. Снова представился вопросъ, у кого ночевать. Цоппо, нашего прежняго амфитріона, не было дома, — онъ ухалъ въ Алагиръ. Оставалось хать въ крпость (такъ здсь по старой памяти зовутся казенныя зданія) и узнать, дома ли г. Счастливцевъ, временно управлявшій рудникомъ за своего брата, который повезъ сдавать серебро въ Петербургъ. Подъзжая къ крпости, я увидлъ самого Степана Ивановича и напросился безъ церемоніи къ нему въ гости. Освжившись купаньемъ въ холодномъ Садон, мы напились чаю и осмотрли рудникъ. Не безъ удовольствія растянулся я затмъ на свжемъ бль и мягкой постели и оцнилъ вполн эти европейскія удобства, которыхъ былъ лишенъ нсколько дней.

8 августа.— Утромъ произошла весьма пріятная встрча съ владикавказскимъ знакомымъ, г. Ольшевскимъ, начальникомъ дистанціи военно-осетинской дороги. Онъ выхалъ нсколько дней посл меня для осмотра дороги, затмъ създилъ въ Рекомъ и теперь возвращался въ Алагиръ. Г. Ольшевскій — одинъ изъ немногихъ любителей-археологовъ въ Владикавказ. Имя открытый листъ для раскопокъ, онъ предпринимаетъ ихъ время отъ времени то самъ, то посылаетъ своихъ людей, уже прежде помогавшихъ ему и знающихъ вс пріемы подобной операціи. Всегда ведется правильный дневникъ и опись находимымъ вещамъ. У самого г. Ольшевскаго превосходное собраніе золотыхъ, бронзовыхъ и желзныхъ предметовъ, найденныхъ въ Казбек, Кубани, Галіат, въ Чечн и нкоторыхъ мстахъ Кабарды. Есть нсколько цнныхъ золотыхъ монетъ 5-го, 6-го и 7-го вв. по Р. X. Вс вещи съ большимъ вкусомъ размщены на картонахъ и перенумерованы. Нужно замтить, что свое собраніе г. Ольшевскій съ готовностью показываетъ желающимъ, такъ что его домъ въ Владикавказ какъ бы замняетъ мстный музей. Всегда обязательный, Казиміръ Игнатьевичъ настоялъ, чтобъ я взялъ у него запасъ провіанта, такъ какъ онъ въ немъ уже боле не нуждается, возвращаясь въ тотъ же день въ Алагиръ, гд у него полное хозяйство. Посл обда мы разстались- г. Олыневскій и нашъ хозяинъ ухали въ Алагиръ, а намъ приходилось ждать, пока приведутъ съ горъ лошадей, за которыми пошли уже съ ранняго утра.

9 августа.— Лошади прибыли только утромъ и мы не безъ удовольствія покинули Садонъ, въ которомъ пришлось потерять цлый день. Я хотлъ прохать въ Рекомъ, чтобы получить понятіе объ этой знаменитой осетинской святын. Нашъ путь изъ Садона лежалъ на урочище Св. Николая, гд мы хотли оставить поклажу, чтобы налегк подняться въ Рекомъ. Часть военно-осетинской дороги до ур. Св. Николая прелестна. Въ этомъ мст, ближе съ своимъ истокамъ, Ардонъ еще бурне, берега его становятся круче и уже стискиваютъ рку. Богатая растительность покрываетъ береговые хребты. Верстахъ въ пяти отъ Садона лежитъ древній аулъ Нузалъ, на лвомъ берегу Ардона. Прозжая мимо него, вы видите церковь, сложенную изъ камней, причемъ стны, съуживаясь и закругляясь кверху, переходятъ въ крышу. Меня всегда удивлялъ такой типъ каменныхъ построекъ. Эти высокія кровли какъ бы предполагаютъ, что строители нкогда учились строить изъ дерева и затмъ стали на камн воспроизводить деревянныя постройки. Вмсто деревянныхъ досокъ, которыхъ неоткуда достать, въ нкоторыхъ мстахъ Осетіи употребляются шиферныя плиты, но всюду видно желаніе подражать деревянной кладк. Противъ Нузала, на другомъ берегу Ардона, видны остатки крпости, построеніе которой народное преданіе приписываетъ національному герою Оси-багатару. Крпость была прилплена къ скал, въ которой, повидимому, высчены комнаты. Кое-гд въ скал до сихъ поръ видны окна. Отъ главной башни остался лишь фундаментъ. Когда мы прозжали мимо, стадо козъ скакало по этимъ памятникамъ осетинской старины. Противъ Нузала военно-осетинская дорога переходитъ на правый берегъ Ардона, пользуясь древнею дорогой, которая вела въ крпость.

Урочище Св. Николая — не что иное какъ новое зданіе съ надворными постройками, окруженное заборомъ. Въ дом прежде жилъ начальникъ дистанціи и есть нсколько чистыхъ комнатъ. Теперь живетъ лишь одинъ осершъ, сторожъ, служащій у г-на Ольшевскаго. Къ ‘тому сторожу (Наурузу) была дана намъ г. Ольшевскимъ записка, предупреждающая о нашемъ посщеніи. Сторожа дома не оказалось, но какой-то молодой осетинъ (вроятно, его помощникъ) сдлалъ все, что намъ было нужно, т. е. отворилъ домъ, чтобы мы могли сложить тамъ лишнія вещи. Не теряя времени, потому что подъемъ въ Рекомъ довольно продолжителенъ, мы тронулись въ путь, перехали по осетинскому мосту притокъ Ардона, Цей-донъ, и похали вверхъ по этой рк, несущей Ардону свою студеную воду изъ Цейскаго ледника. Первый подъемъ на лвую сторону Цей-дона очень крутъ и труденъ для лошадей. Затмъ дорога вьется, постепенно возвышаясь, по опушк прекраснаго строеваго лса: огромные стволы срубленныхъ горныхъ гигантовъ виднются тамъ и сямъ. Внизу у рки растутъ чинары, липы, клены, выше по гор — береза и еще выше — сосны. Кое-гд по дорог попадались жители ближайшихъ ауловъ, спшившіе въ Рекомъ. Оказалось, что мы, какъ нарочно, попали въ Рекомъ въ такой день, въ который совершается тамъ одно годовое празднество.. Верстахъ въ трехъ отъ Рекома дорога идетъ уже черезъ сплошной лсъ. Къ намъ присоединилось уже человкъ десять попутчиковъ, весело болтавшихъ и распрашивавшихъ насъ о цли путешествія. Теперь наша цль постить святое мсто уже казалась вполн понятной: это не то, что записываніе побасенокъ. Гостей окружали обычной услужливостью: одинъ, увидя, что я скинулъ пальто, немедленно предложилъ его нести, другой взялъ нести мой башлыкъ. За нсколько шаговъ до Рекома нужно было слзть съ лошадей изъ уваженія къ святому мсту: сейчасъ явились приспшники подержать лошадь и помочь спшиться. Мсто, гд стоитъ святыня, представляетъ высокую площадку, окруженную со всхъ сторонъ лсомъ и горами. Деревянная старинная часовня, сильно покосившаяся, напоминаетъ швейцарскіе домики. Крыша значительно выступаетъ по об стороны и поддерживается деревянными столбами съ какими-то вычурными развилками. Вокругъ часовни — ограда изъ камней. Осетины до такой степени чтутъ святыню, что не ршаются, изъ священнаго страха, войти внутрь. Толпа человкъ въ 40 стояла благоговйно вокругъ ограды. Снаружи у часовни навалена куча прежнихъ приношеній, турьихъ и оленьихъ роговъ. Около низенькой двери, обитой желзными шляпками, помщается чашечка, наполненная деньгами разныхъ временъ, и грузинскими, и русскими. Чашка съ серебромъ стоитъ снаружи, но никто никогда, изъ опасенія смерти, не дерзнулъ бы украсть что-нибудь у Рекома. Подойдя къ двери, прислоненной воломъ, такъ Какъ петли давно уже перержавли, я хотлъ было войти, но со всхъ сторонъ раздались крики: ‘нельзя, нельзя! Не входи!’ Не желая оскорбить религіознаго чувства толпы, я вступилъ въ переговоры и спросилъ, почему нельзя мн войти. Оказалось, что нужно принесть свчку. ‘Гд-жь ее достать?— сказалъ я.— Лучше вмсто нея я положу абазъ’. Старики ршили, что тогда войти можно, но все-таки нужно у двери снять шапку, пальто и сапоги. Изъ желанія видть содержимое дзуара, я согласился и, торжественно разувшись передъ толпою, пролзъ, наклонившись, въ низенькую дверь. Маленькія сни почти до верху завалены стрлами, отъ однхъ сохранились лишь наконечники, у другихъ было цло и древко. Главная часть святилища представляетъ комнату, сажени въ дв длиною. На длинной полк разставлены всякія приношенія и древнихъ, и новыхъ временъ. Тутъ вы видите желзный шлемъ Оси-багатара, нсколько глиняныхъ чашекъ, барашковъ изъ фарфора и глины, стклянки, бусы, куски ваты, серебряные галуны, дв или три новыхъ иконы, свчи, стрлы и т. п. предметы. Все это накапливалось вками. Въ храм сыро и грязно- земляной полъ влаженъ отъ дождя, проникающаго сквозь окна (безъ стеколъ) и ветхую кровлю.

Осмотрвъ весь этотъ хаосъ приношеній, я вышелъ наружу и обулся. Мы хотли уже хать дале на ледникъ, но богомольцы окружили насъ толпою и просили закусить съ ними шашлыка и выпить во славу Рекома. Нельзя было отказаться отъ радушнаго приглашенія и мы согласились, хотя отчасти и предчувствовали свою участь. Саженяхъ въ десяти отъ дзуара мы нашли вс слды языческаго требища. На трав лежалъ только-что распластанный бывъ: въ одной сторон голова съ полуоткрытыми глазами, еще дале легкія и внутренности- трава кругомъ была обагрена кровью. Быкъ, покупаемый въ складчину, составляетъ, конечно, главную жертву. Нсколько дале подъ навсомъ, гд собралась публика, ожидали своей участи 12 барашковъ. Праздникъ имлъ такой смыслъ: принято съ отдаленныхъ временъ, чтобы въ этотъ день всякій, кто въ теченіе года выдалъ дочь замужъ, приносилъ въ Рекомъ барашка. Такихъ отцовъ въ теченіе года въ окрестныхъ селеніяхъ набралось 12 человкъ, отсюда — и 12 нывондовъ. Насъ пригласили въ сарай. Близъ входа стоялъ огромный желзный чанъ для варки пива. Нсколько дале на скамью постлали наши бурки и просили насъ ссть. Рядомъ съ нами сли два или три почтенныхъ старика. Вс прочіе стояли и образовали какъ бы декорацію. Одинъ молодой человкъ схватилъ ближайшаго барашка за заднія ноги, приподнялъ ихъ и, управляя имъ какъ ручною телжной, повелъ несчастнаго на закланіе. Тутъ же въ виду насъ барашка прижали съ земл и перерзали ему горло. Черезъ четверть часа мы уже ли полусырой шашлыкъ. Операція ды шашлыка и питья арака, признаться, была не малымъ мученіемъ для меня и только благодаря своему великодушному спутнику я вынесъ ее безъ тяжкихъ послдствій. Осетинскій аракъ — отвратительная. вонючая, зеленоватая жидкость, отзывающаяся сивухой и чмъ-то врод деревяннаго масла. Уже одинъ запахъ ея вызываетъ отвращеніе. И вотъ мн предстояло выпить этой микстуры нсколько бараньихъ роговъ, замняющихъ рюмки. Сначала я не вдалъ всей опасности, которой подвергался, и думалъ въ простот душевной, что пригубивъ рогъ и сдлавъ видъ, что сдлалъ глотокъ, я исполню вс требованія этикета, — не тутъ-то было. Едва я сдлалъ это, какъ послышались отовсюду крики: ‘такъ нельзя. Пей до дна!’ Никакія пренія не могли умилостивить злодевъ. Я выпилъ первый кубокъ и неистово бросился закусить шашлыкомъ, чтобы скоре заглушить мерзкій вкусъ во рту. Тутъ уже нельзя было брезгать и шашлыкомъ, хотя въ другой разъ я не ршился бы взять въ ротъ и куска, видя, какъ онъ приготовляется. Молодой человкъ, исполнявшій роль повара, нарзалъ небольшіе куски еще теплаго барашка и надлъ ихъ на деревянную, грязную палочку. Затмъ, когда это было изжарено, онъ понесъ шашлыкъ въ сарай и положилъ его на пыльную доску у нашихъ ногъ. Третій актъ стряпни заключался въ томъ, что онъ сталъ своими грязными пальцами сдавливать шашлыкъ съ палочки, причемъ грязь пальцевъ, смшиваясь съ жиромъ, образовала какъ бы подлинну. Эти-то куски, нарзанные при помощи кинжала, приходилось мн сть, чтобы закусить посл пріема осетинскаго рвотнаго, т. е. арака. Выпивъ одинъ рогъ, я ршился больше не пить и при помощи г. К., который съ самоотверженіемъ, достойнымъ лучшей цли, выпивалъ за меня до дна, все-какъ отдлывался отъ всякихъ тостовъ, поднося только рогъ ко рту и затмъ выплевывая въ сторону набранную жидкость. Такимъ обманнымъ способомъ я пидъ во славу Бога, святыхъ и падишаха. Да простятъ они мн этотъ обманъ!

Долго продолжалось угощеніе. Тосты слдовали за тостами. Имена всхъ извстныхъ осетинамъ святыхъ призывались, чтобы ниспослать намъ милость и дать счастливый путь. Въ послднемъ я все боле и боле сомнвался, начиная ощущать на себ дйствіе арака. Наконецъ насъ выручилъ подоспвшій на бломъ кон Наурузъ, сторожъ г. Ольшевскаго. Узнавъ о нашемъ прізд въ ур. Св. Николая, онъ бросился догонять васъ и настигъ въ Реком. Ему пришла счастливая мысль показать намъ Цейскій ледникъ, до котораго было уже очень близко изъ Рекома. Благодаря его и нашимъ настояніямъ, хлбосольные осетины отпустили насъ, и я, пересвъ на прекрасную блую лошадь, добытую Наурузомъ, отправился вслдъ за нимъ черезъ густой лсъ къ ледникамъ.

Не извстно, къ какому времени относится постройка часовни Рекома, но во всякомъ случа трудно было выбрать мсто боле живописное, боле располагающее къ мыслямъ о ничтожеств человка. Узкая долина, по дну которой несется ледяной Цей-донъ, замывается со всхъ сторонъ высокими горами, покрытыми вчнымъ снгомъ. По нижнему склону стелется густой лсъ, въ которомъ шумитъ цлая сть ручейковъ, вытекающихъ съ ледника. Какіе бы народы ни жили въ этихъ мстахъ, они должны были невольно выбрать для своей бесды съ небомъ это таинственное, чудное мсто.

Есть основаніе думать, что Рекомская часовыя была построена во времена вліянія Грузіи на Осетію, въ честь Св. Георгія. Прежніе путешественники указывали близъ входа колоколъ съ надписью грузинскими церковными буквами, будто бы гласившею, что колоколъ принесенъ въ даръ святому отцу Осетинской и Дигорской страны Георгіемъ Багратіономъ. Мстныя преданія упоминаютъ о существованіи грузинскаго монастыря въ Реком и производятъ нсколько семействъ въ аул Цей отъ грузинскихъ монаховъ. Они же утверждаютъ, что подъ часовней въ гор идутъ подземные ходы, и что нкогда Рекомъ содержалъ великія богатства. О построеніи часовни ходитъ слдующая легенда. Въ древнія времена Уастырджи (Св. Георгій) ршилъ выстроить для осетинъ святилище изъ бревенъ, которыя никогда не подвергались гніенію. Такимъ свойствомъ отличались деревья въ лсу по ту сторону горъ. Уастырджи приказалъ своимъ воламъ перевозить оттуда бревна черезъ гору противъ Рекома, гд нын ледникъ. Арбы нагружались сами собою и волы шли безъ проводника по назначенному пути. Сложивъ лсъ, волы вернулись къ Уастырджи, а изъ бревенъ выстроился храмъ самъ собою, безъ помощи человческихъ рукъ.

Въ виду необычайной святости Рекома во всей Осетіи и его положенія въ глуши, близъ одного изъ величайшихъ глетчеровъ Кавказа, можно думать, что это святилище восходитъ еще къ языческимъ временамъ. Затмъ, какъ это часто бывало, христіанскіе миссіонеры освятили прежнее капище построеніемъ на его мст христіанскаго храма, но, вслдствіе слабаго вліянія христіанства на осетинъ, языческій элементъ пересилилъ, Св. Георгій принялъ окраску прежняго языческаго бога и въ настоящее время о христіанскомъ храм сохранилось лишь смутное воспоминаніе.

Разгоряченные здой, мы не замтили, какъ воздухъ становился вс свже и свже, лсъ сталъ рдть и скоро мы выхали въ лощину, лишенную растительности и замыкаемую какою-то массою, изъ-подъ которой выбивались ручьи. Это — ледникъ. Громадный пластъ сроватаго цвта, усыпанный камнями, сказался при приближеніи толщью вчнаго льда. Мы оставили лошадей у одного выступа въ скал, образующаго что-то въ род естественнаго грота, и пошли пшкомъ, перепрыгивая съ камня на камень, къ вершин ледника. Трещины бороздятъ ледъ въ разныхъ направленіяхъ. Камень, брошенный туда, показываетъ, что он глубоки и что подъ нами пластъ льда толщиною въ нсколько саженъ. Выше далъ ледянымъ полемъ возвышается исполинъ Адай-хохъ на 13.244 фута. Такъ внезапна и незамтна была эта смна жаркаго лта и вчной зимы на разстояніи какой-нибудь полуверсты, что, шагая по льду, мы не давали себ отчета въ томъ, что было у насъ подъ ногами. Но скоро ледникъ далъ себя почувствовать, — въ нашихъ легкихъ пальто становилось холодно и мы поспшили къ лошадямъ.

Конечно, въ этой глуши мы не надялись увидть человческаго существа. И каково было наше удивленіе, когда къ намъ подошелъ худой, болзненнаго вида, осетинъ съ молодымъ человкомъ и пригласилъ насъ отвдать у него шашлыка, только-что изжареннаго. Распросивъ осетина, мы удивились еще боле. Это не случайно забредшій охотникъ, а чахоточный, лчащійся около ледника. Оказалось, что въ настоящій сезонъ такихъ больныхъ здсь человкъ семь или восемь. Они прізжаютъ иногда издалека, пригоняютъ съ собою барашковъ для ды, привозятъ запасъ хлба и поселяются на нсколько недль въ лсу близъ ледника. Лченье заключается въ купань въ ледниковой вод раза по три въ день и въ пить козьяго молока. Больной, пригласившій насъ раздлить его трапезу, сообщилъ, что онъ уже дв недли живетъ здсь и теперь какъ будто чувствуетъ себя лучше. Признаться, это совершенно спутало мои понятія о выносливости человческаго организма.

Радушный осетинъ угостилъ насъ шашлыкомъ и, какъ самое дорогое лакомство, положилъ предъ нами маленькій кусокъ хлба. Конечно, мы не воспользовались его великодушіемъ. Да поможетъ ему Рекомъ излчиться отъ чахотки у Цейскаго ледника!

На возвратномъ пути черезъ Рекомъ, богомольцы, теперь уже сильно подгулявшіе, снова перехватили насъ и подвергли истязанію. угощенія говядиной и аракомъ. Мы застали уже полный развалъ празднества. Пьяныя глотки призывали имена всхъ святыхъ и орали псни. Одинъ затягивалъ и затмъ подхватывалъ хоръ, сопровождая пніе ударами въ ладоши. Ршили было насъ не пускать и уложить ночевать въ сара. Посл долгихъ и убдительныхъ переговоровъ, наконецъ намъ подвели коней и отовсюду потянулись руки для крпкихъ пожатій, и радушныя пожеланія счастливаго пути и милости Бога, падишаха и полковника еще долго гремли въ нашихъ ушахъ, сливаясь со звуками псенъ и хлопанья въ ладоши.

О нашемъ обратномъ пути въ урочище Св. Николая, благодаря послднему угощенію, которое было горше перваго, у меня сохранилось лишь весьма смутное воспоминаніе. Помню, что Наурузъ, повидимому, хотлъ насъ угостить на славу и поэтому въ каждомъ аул (а ихъ по дорог три) убждалъ насъ постить того или другаго изъ своихъ родственниковъ или кунаковъ, и каждая остановка сопровождалась бутылкой арака и закускою. Помню, что въ одномъ мст мы понеслись въ карьеръ по тропинк, гд прежде хали шагомъ. Помню, что на крутомъ спуск, гд обыкновенно слзаютъ съ лошадей, мы съ отвагой, постояной лучшей цли, сидли, покачиваясь на сдлахъ изъ стороны въ сторону. Долго ли, коротко ли, наконецъ часа въ два ночи мы въхали во дворъ урочища св. Николая и, добравшись до постели, заснули немедленно мертвецкимъ сномъ. На другой день встали, какъ обыкновенно бываетъ, въ довольно плаченномъ вид. Я отдлался сравнительно легкою головною болью, но мой спутникъ совсмъ раскисъ и весь обратный путь въ Алагиръ прохалъ въ полудремотномъ состояніи.

Этими впечатлніями заключаю мои воспоминанія о поздк въ горы Осетіи. Въ Алагир пришлось распроститься съ ними и бросить послдній взглядъ на зеленыхъ великановъ, которые мн, жителю плоскости, показали только свою поэтическую, грандіозную сторону, не подвергнувъ гостя тмъ испытаніямъ, которыми наполнена жизнь горца.

Всеволодъ Миллеръ.

‘Русская Мысль’, No 9, 1881

Въ горахъ Осетіи*).

Читайте также: