Изъ газеты ‘Русь’.
Изъ газеты ‘Русь’.
Въ чемъ вина Россіи передъ Польшею?
Въ чемъ вина Россіи передъ Польшею?
Москва, 15-го августа 1881 г.
В чем вина России перед Польшею?, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1881
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Въ томъ именно и состоитъ неправильность отношеній нашего общества и нашей печати (т. е. большей ея части) къ польскому длу и къ Полякамъ, что мы, оглушенные свистомъ и гамомъ польскихъ и иностранныхъ злословій, чуть ли и въ самомъ дл не усомнились въ своемъ прав и въ своей правот, и словно виноватые томимся жаждою оправданія. Мы, какъ извстно, до сихъ поръ пуще всего боимся ‘смть свои сужденія имть’ даже о себ самихъ и своихъ поступкахъ,— мы повряемъ свои дйствія не иначе, какъ чужимъ критеріемъ, мримъ свои нужды, интересы иноплеменнымъ мриломъ, даже собственное достоинство цнимъ по расцнк западноевропейской и намъ враждебной, всячески заискиваемъ похвалы у Европы, пресчастливы, когда заслужимъ ея снисходительное одобреніе, и совершенно смущаемся,— хуже всего: сами сбиваемся съ толку, когда вызовемъ противъ себя ея открытое неудовольствіе. Западные Европейцы вдаютъ твердо силу своего нравственнаго авторитета въ ‘культурной’, руководящей сред русскаго общества. Они, вмст съ Поляками, хорошо знаютъ, что этотъ великанъ, этотъ исполинъ, которому имя — Россія, ничего такъ не пугается, какъ ‘общественнаго мннія Европы’, и вотъ, въ нужныхъ случаяхъ, когда нашимъ недругамъ полезно пугнуть Россію,— они заводятъ эту визгливую, всегда у нихъ нготов имющуюся шарманку, называемую ‘общественнымъ мнніемъ’, оглашаютъ воздухъ пронзительною фальшью газетныхъ статей, производятъ ‘интимидацію’ запросами въ парламентахъ или дипломатическими нотами,— и мы конфузимся, жмемся, робемъ, почти сами вримъ, наперекоръ вопіющей очевидности, нелпйшимъ, злоумышленнымъ на нашъ счетъ клеветамъ, отнкиваемся, извиняемся и смиренно пасуемъ предъ призраками, предъ напущеннымъ на насъ маревомъ! Такъ и въ ‘польскомъ вопрос’. Нечего намъ смущаться, мяться, опускать очи долу, мы можемъ смло и открыто смотрть въ глаза не только всей Европ, но и Полякамъ, ибо никакой вины на насъ относительно Поляковъ не обртается, а виноваты именно они и именно предъ нами. Конечно, нашей русской природ претитъ и мерзитъ роль жандарма, на которую насъ вынуждаютъ Поляки, мы не умемъ священнодйствовать въ этой роли, какъ Французы и Нмцы (и въ этомъ-то и сказывается преобладаніе въ Русскомъ народ запросовъ нравственныхъ, ‘не политическихъ’, надъ политическими, чего никакъ не можетъ понять г. Александръ Градовскій и К), Русскій простой народъ, даже карауля настоящихъ, гласно осужденныхъ воровъ и убійцъ, жалетъ ихъ и одляетъ обильными приношеніями, а несчастнаго, выставленнаго у позорнаго столба, закидываетъ — не каменьями и не грязью, какъ въ нкоторыхъ ‘высоко-культурныхъ’ странахъ, а мдными грошами и калачами… Тмъ понятне и естественне сожалніе, которое внушаетъ намъ къ себ цлое племя, вынуждающее насъ своимъ безуміемъ, наперекоръ нашему нраву и обычаю, держать его такъ-сказать, подъ замкомъ, съ связанными руками: но это сожалніе не должно же переходить въ самообвиненіе. Обвинять Русскому самого себя и извиняться передъ Полякомъ не въ чемъ, всякое извиненіе имло бы смыслъ такой рчи: ‘прости меня, Христа ради, что я не даю теб воли меня ограбить’,— ‘прости меня, что я не предаю теб себя на закланіе’. Въ этихъ словахъ нтъ ничего преувеличеннаго, никакой неправды: не одинъ разъ, одержимые сердоболіемъ или уступая давленію ‘общественнаго мннія Европы’, пробовали мы снимать затворы и выпускать на волю нашего плнника, но едва освобожденный, плнникъ всякій разъ бросался на насъ же съ ножомъ къ горлу! Поневол приходится ждать — пока плнный наберется ума-разума и возвращеніе ему свободы перестанетъ грозить намъ опасностью.— Но Польскій народъ вовсе и не арестантъ, и Россія не одну только роль жандарма по отношенію къ нему исправляетъ, но исполняетъ еще и другое, высшее свое историческое призваніе — на благо самимъ же Полякамъ, чего они, ослпленные и опьяненные ненавистью, еще не видятъ и не разумютъ.
Да, давно начался этотъ ‘домашній споръ’ обоихъ племенъ. Очертимъ его вкратц, поищемъ нашей вины. Погромъ татарскій раскололъ Русь надвое и разобщилъ историческія судьбы Руси Западной и Руси Восточной… Первая подпала подъ власть Литвы, и черезъ Литву — Польши. Хотя Московскіе князья, какъ только справились съ Татарами и установили единодержавіе, тотчасъ же вспомнили про свою ‘отчину и ддину’,— однакоже до половины XVI вка связь Западной Руси съ Польшей, при господствовавшей въ Польш вротерпимости, казалась довольно искреннею и прочною. Неизвстно, на чьей бы еще сторон оказался окончательный перевсъ, еслибъ такъ-называемый ‘золотой вкъ’ Сигизмунда-Августа не сталъ поворотною точкой въ польской исторіи. Во второй половин XVI вка водворяются въ Польш іезуиты: католическій фанатизмъ, неугомонное духовное властолюбіе сочетались съ властолюбіемъ политическимъ, и Поляки ступили на ту наклонную плоскость, которая рано или поздно должна была привести ихъ къ погибели. Успхи католической пропаганды, совращеніе русскихъ князей, пановъ и шляхты въ латинство, насильственное введеніе уніи водворяютъ рознь между ними и массами православнаго народа, отчуждаютъ послднія отъ правительства и кладутъ начало взаимной ненависти и ожесточенной борьб. Конечно, до іезуитовъ, вра народа не называлась Поляками ‘песья вра’ (что и до сихъ поръ приходится слышать отъ нихъ русскимъ крестьянамъ, особенно въ Блоруссіи), и русскій князь Константинъ Острожскій могъ еще слыть и быть ревнителемъ православія, оставаясь врнымъ подданнымъ Польскаго короля.. Дятельность іезуитовъ и Поляковъ устремляется и на ‘схизматическую’ Московію: благодаря имъ возникаетъ ‘Смутное Время’ съ самозванцами, съ наводненіемъ Поляками всей Русской земли, съ водвореніемъ польскаго господства въ самомъ московскомъ Кремл. Польскій королевичъ уже провозглашенъ былъ царемъ, а Польскій король мечталъ объ окончательномъ присоединеніи Россіи къ польской корон. Насталъ, казалось, послдній часъ для Русскаго государства,— все сверху расшаталось и разрушилось вплоть до самихъ низинъ, тогда съ этихъ низинъ всталъ-поднялся мужикъ, взялъ дло въ свои мужицкія руки, побилъ польскія рати, прогналъ Поляковъ и ‘своихъ воровъ’, воздвигъ съизнова царство, поставилъ царя,— и снова ушелъ въ низины тянуть свою историческую лямку. Эта славная година, лучшая въ нашей исторіи, жива и до сихъ поръ въ памяти народной,— и нельзя не пожалть, что самыя дорогія наши воспоминанія связаны съ племенною борьбою, съ мрачными, нелестными для Поляковъ воспоминаніями о ‘польскомъ нашествіи’… И не прошло сорока лтъ посл подвига русскаго мужика, какъ весь Югозападный Русскій народъ, въ предлахъ очерченныхъ словомъ Богдана Хмльницкаго: ‘знай, Ляше, что но Санъ — наше’, сваливъ съ себя иноврную и иноплеменную польскую власть, ‘поволилъ за Царя Восточнаго Православнаго’. Казалось бы, Русскій народъ въ томъ Русскомъ кра имлъ полное право распорядиться своею судьбою,— но Поляки всегда презирали мысль и волю народную. Возникла долгая, упорная война между Россіей и Польшей, которая, себ въ помощь, накликнула на Украйну Татаръ и Турокъ, Россіи удалось изъ всей отдавшейся ей Русской страны удержать за собой только Украйну по лвый берегъ Днпра, да Кіевъ. Остальной Украйной овладла и распорядилась по-своему Польша… Россія родитъ Петра, и одновременно съ возвеличеніемъ и упроченіемъ ея политическаго могущества, равно и съ усиленіемъ Пруссіи, начинается постепенное ослабленіе и паденіе Польскаго государства,— впрочемъ, еще боле отъ внутреннихъ причинъ, чмъ отъ вншнихъ.’Уже не Польша Россію, а Петръ подчиняетъ Польшу своей политик. Польша, повидимому, могла бы ожидать себ справедливаго возмездія за все то зло и горе, которое вытерпла отъ нея Русская земля, однакожъ Петръ воспользовался своею силою не для мщенія, а лишь для того, чтобъ обезвредитъ для себя Польшу, посадивъ въ ней угоднаго ему короля. Тогда же, вмст съ тмъ, заявила себя Россія и покровительницею угнетеннаго православнаго народа въ предлахъ Польскаго государства, той же политики держались и его преемники, и въ особенности Екатерина II: заступничество за диссидентовъ, т. е. за православныхъ — Малоруссовъ и Блоруссовъ, стало ея знаменемъ, и — благодаря самимъ Полякамъ — тмъ рычагомъ, которымъ наконецъ свороченъ былъ самый центръ тяжести польскаго государственнаго бытія. Историческая тяжба двухъ Славянскихъ племенъ ршилась перевсомъ Россіи.
Немногіе безпристрастные польскіе историки сами приписываютъ паденіе Польши преимущественно внутреннему растлнію, полной гражданской и нравственной деморализаціи общества, особенно въ XVII вк. Въ той же мр слдуетъ отнести вину этого паденія къ католическому фанатизму и къ внутреннему безобразному гражданскому строю. Польское племя — безспорно одно изъ самыхъ талантливыхъ славянскихъ племенъ,— но племя женственное, или по крайней мр женственно-страстное, подвижное и легкомысленное, надленное блистательными качествами и дарованіями, оно какъ-то органически обдлено разсудительностью и здравымъ, особенно государственнымъ смысломъ и тактомъ. На эту-то почву легъ плотнымъ слоемъ католицизмъ въ самой злой, опасной, фанатической своей форм — форм іезуитизма. Нигд не овладвалъ онъ такъ всецло душами, не проникъ такъ глубоко во вс изгибы національнаго, общественнаго и политическаго бытія, какъ именно въ Польш. Латинство исказило въ Поляк его славянскую природу, которой, въ сфер церковной, такъ свойственны вротерпимость, начала выборное и соборное, и такъ чуждъ клерикализмъ — въ смысл рабской духовной зависимости отъ ‘директоровъ совсти* — левитовъ или ксендзовъ. Благодаря властолюбивому духу латинства, безъ всякихъ происковъ со стороны Россіи, отпала отъ Польши Украина, устремила свои взоры на Россію Блоруссія,— но даже и на краю гибели Поляки не ршались признать политическую и гражданскую равноправность съ католиками такъ-называемыхъ диссидентовъ!— Государственный строй былъ основанъ на преобладаніи какого-то аристократическаго начала въ форм демократической, т. е. на господств шляхты, не подходившей подъ понятіе ‘аристократіи’ по своему многолюдству и бдности, являвшейся ‘демократіей’ по отношенію къ польскимъ магнатамъ или вельможамъ и ‘аристократіей’ по отношенію къ польскимъ народнымъ массамъ. Шляхта и погубила Польшу, поглотивъ такъ-сказать исключительно собою всю жизнь и силу народную, и низведя народъ на степень безправнаго быдла (скота), какъ до сихъ поръ не можетъ разучиться польскій шляхтичъ разумть и чествовать крестьянство! Вотъ отчего и вышло, что даже въ Восточной Галиціи въ настоящее время польскій мужикъ не называетъ себя ‘Полякомъ,— а ‘Цесарцемъ’, т. е. подданнымъ Австрійскаго Цесаря! ‘Полякъ’ — это по его понятію панъ, шляхтичъ…
Королевскій внецъ, ставшій искомою добычею внутреннихъ партій и иноплеменныхъ государствъ при смерти каждаго короля, избираемый съ помощью интригъ, подкуповъ и застращиванья — безвластный король, игралище враждебныхъ другъ другу магнатовъ, магнаты — продающіе свои услуги иностраннымъ сосднимъ державамъ за золото,— шляхта безшабашная, безразсудная, проглядвшая, прогулявшая, промотавшая въ своемъ слпомъ чванств самое ядро, самый корень польскаго политическаго бытія, самую почву и силу народную,— т. е простой народъ, наконецъ, этотъ безправный, порабощенный, безземельный, презираемый шляхтою простой Польскій народъ, и сугубо презираемый ею за свою ‘песью вру’, подвластный ей на Украин и въ Блоруссіи, народъ Русскій,— при этомъ отсутствіе всякаго средняго, городскаго торговаго и промышленнаго, туземнаго сословія,— и вмсто него Евреи: вотъ картина, въ самыхъ поверхностныхъ чертахъ, государственнаго строя и состава Польши во второй половин XVIII вка. За красками можно обратиться къ самимъ польскимъ историкамъ и романистамъ, надо имъ отдать справедливость: они не поскупились на краски… ползло врозь, и все это одновременно съ возникновеніемъ на самыхъ границахъ Польши двухъ новыхъ крпкихъ державъ, возроставшихъ отъ силы въ силу, т. е. Россіи и Пруссіи, не говоря объ Австріи, всегда одержимой поползновеніемъ къ захвату чужихъ земель и только-что потерявшей Силезію!
Теперь уже вполн и неопровержимо доказано, что первая мысль и планъ раздла Польскаго государства, и вся иниціатива этого дйствія принадлежали не кому иному, какъ Фридриху Великому: онъ былъ и вдохновитель его, и двигатель,— а первая къ захвату, еще до формальнаго раздла, приступила Австрія… Долго колебалась, даже противилась Екатерина II, не находившая, конечно, никакой выгоды для Россіи въ такомъ усиленіи Пруссіи и Австріи на счетъ Польши, но интриги Фридриха и Австрійскаго двора, воспользовавшихся нашею войною съ Турками, заставили ее согласиться. Наши интересы на Юг были для насъ въ то время важне западныхъ, тайная зависть и вражда обихъ державъ грозили исхитить изъ нашихъ рукъ плоды побды, и единственнымъ способомъ устранить воздвигаемыя намъ препятствія для заключенія столь необходимаго Россіи мира было согласиться, наконецъ, на предложенный Пруссіей и Австріей раздлъ Польши. Онъ и совершился въ 1772 г.,— но при этомъ Россія присоединила къ себ не Польскія, а Русскія земли, именно Блоруссію, которая уже давно тянула къ ней и, безъ сомннія, равно какъ и вс остальныя Русскія земли, даже и безъ всякаго раздла, согласно желанію народному, въ силу единоврія и единоплеменности, рано или поздно неминуемо слилась бы съ Россіей. Это возсоединеніе съ Россіей оторванныхъ отъ русскаго древняго единства Русскихъ земель произошло окончательно при второмъ и третьемъ раздл, которые были yжe единственнымъ послдствіемъ перваго. Въ этомъ возсоединеніи, вполн законномъ, вполн справедливомъ, нтъ не только ничего, чего бы мы могли стыдиться или смущаться, какъ это до сихъ поръ въ обыча у нкоторой части русскаго общества, но совершенно наоборотъ: въ немъ исполненіе нашего народнаго долга и историческаго призванія. Одинъ грхъ тяготетъ на русской совсти, но грхъ, впрочемъ, вынужденный, по невол, это — уступка древняго Галича Австріи… Предотвратить паденіе Польши Россія не могла. Съ отдленіемъ отъ Польши Украины и Блоруссіи (а это должно было необходимо совершиться), она становилась слишкомъ слабою, и существованіе Польскаго независимаго государства между трехъ могущественныхъ державъ, при томъ государства неблагоустроеннаго, безпокойнаго, съ преданіями былаго величія, съ притязаніями на прежнее политическое значеніе. съ ненасытимою жаждой мести, длалось немыслимымъ. Россія не въ силахъ была ни предотвратить раздлъ, ни присоединить къ себ всего Польскаго Королевства (что было бы выгодне для польской національности). Она ограничилась, повторяемъ, только возвращеніемъ себ исконныхъ Русскихъ же земель, да присоединила, къ счастію, къ себ же по послднему раздлу (1795 г.) и Литву: лучше было, безъ сомннія, что она досталась не Пруссіи, а Россіи. Настоящія Польскія земли захватила Пруссія и отчасти Австрія, но Фридрихъ И съ самаго начала повелъ дло такъ, что весь odium насильственнаго раздла и уничтоженія Польскаго государства палъ именно на Россію! На нее обрушились ‘общественное мнніе Европы’ и ненависть — племенная и религіозная, слпая ненависть самихъ Поляковъ! Привыкнувъ пть съ чужестраннаго голоса, страшась въ глазахъ нравственно авторитетной для насъ Западной Европы, къ которой мы благодушно причисляли и Поляковъ, прослыть варварами, хищниками, насильниками, мы не замедлили представиться предъ собою и предъ Европою въ истинно-безобразномъ. трагикомическомъ вид: Русскій народъ Украйны, свергнувъ польскую власть, еще въ XVII вк молилъ насъ о присоединеніи, Поляки помшали намъ тогда осуществить вполн его мольбу,— наконецъ въ конц XVIII мы ее исполняемъ, мы возвращаемъ себ Волынь и Подолъ,— и… сконфузились! застыдились, какъ будто украли чужое! Вотъ что значитъ извращеніе историческаго и національнаго сознанія!…
Какъ бы то ни было, но съ послднимъ раздломъ Польши (1795 г.), съ присоединеніемъ Варшавы къ Пруссіи, Польша, какъ государство, умерла. Наполеонъ I, на котораго столько чаяній возлагали Поляки, манилъ ихъ лишь тщетными общаніями, не отнялъ Галиціи у Австріи, какъ было ихъ обнадежилъ, и, разгромивъ Пруссію, учредилъ не Польское Королевство, а только ‘Варшавское Герцогство’ изъ части польскихъ владній. Самое имя ‘Польша’ исчезло изъ міра…
Кто же воскресилъ его? кто вновь водрузилъ польское знамя, вновь вдохнулъ политическую жизнь въ это, казалось, навсегда погибшее, лишенное своей національной индивидуальности, разсянное, раздробленное племя? Россія. Ей одной обязаны Поляки своимъ пакибытіемъ: за то и досталось же ей, достается и до сихъ поръ отъ признательныхъ Поляковъ! Въ этомъ, что ли, наша вина предъ Поляками?.. Тотчасъ же по избавленіи Россіей Европы отъ Наполеонова ига, при начавшейся на Внскомъ конгресс распланировк европейскихъ земель, императоръ Александръ I, котораго войска, при преслдованіи Наполеона, вступили вслдъ за нимъ въ Варшавское Герцогство, заявилъ собравшимся на конгрессъ державамъ о своемъ непреклонномъ ршеніи возстановить королевство или Царство Польское, подъ скипетромъ Россіи. Недавно опубликованная переписка Таллейрана, представителя Франціи на Внскомъ конгресс, съ Лудовикомъ XVIII, еще ярче освтила то противодйствіе, т интриги иностранныхъ дворовъ, которыя вызваны были такимъ ршеніемъ Русскаго Государя! Какъ перетрусилась, перетревожилась Европа: ‘лучше произвести новый, четвертый раздлъ Польши’ — вотъ чего домогались, на чемъ настаивали тогда друзья Польской націи, и Франція и Англія, да изподтишка и самъ Меттернихъ! Только твердость Русскаго Царя спасла Поляковъ отъ этого новаго расчлененія, присовтованнаго ихъ благопріятелями. Внезапное возвращеніе Наполеона съ Эльбы положило конецъ интриганъ, желаніе Александра совершилось. Варшавское герцогство, нсколько видоизмненное, стало Царствомъ Польскимъ. Александръ I поступалъ, конечно, подъ воздйствіемъ ‘гуманныхъ’ побужденій, внушенныхъ ему съиздтства Лагарпомъ, а потомъ и близкимъ ему въ юности Адамомъ Чарторыйскимъ, онъ смотрлъ на многое сквозь призму отвлеченнаго либерализма,— все это такъ, этимъ объясняется его совершенное забвеніе о Блорусскомъ и Южнорусскомъ народ въ тхъ областяхъ, которыя онъ почиталъ польскими, однакоже, тмъ не мене, безсознательно для него самого, онъ совершилъ великій актъ спасенія цлаго Славянскаго племени. Что сталось бы съ польскою національностью, еслибы Варшавское Герцогство отошло назадъ къ Пруссіи? Да то же, что сталось теперь съ Гданскомъ, съ коренными Польскими землями, состоящими въ прусскомъ владніи, съ Познанью. Тамъ, однако, Поляки не волнуются, не бунтуютъ, а покорно нмечатся и передаютъ свои земли Нмцамъ, польская національность тамъ смирнехонько исчезаетъ и таетъ,— ей и въ голову не приходитъ предъявить хоть сотую часть тхъ притязаній, съ которыми она обращается къ Россіи въ Привислинскомъ кра. Что же касается до Поляковъ въ Галиціи, то если они не задавлены Австріей, еще живутъ и пануютъ, то благодаря лишь тому, что существуетъ Русская Польша.
Не только воскресилъ, спасъ, призвалъ къ новому бытію Александръ I польскую національность, но онъ далъ ей политическую организацію, далъ такую автономію, о которой уже не дерзаютъ даже и мечтать теперь сами Поляки! Онъ сомкнулъ съ Царствомъ Польскимъ Литву и часть Блоруссіи, онъ надлилъ ихъ національнымъ войскомъ и конституціей, по примру Финляндіи… Въ этомъ, что ли, спрашиваемъ опять, наша вина предъ Поляками, предъ которыми мы постоянно въ чемъ-то оправдываемся?!
Что же вышло изъ дарованной Польш конституціонной автономіи? Чмъ ознаменовала она свое пакибытіе и чмъ отплатила за него Россіи? Возмущеніемъ 1830 года и кровопролитною войной! За войной, конечно, послдовало усмиреніе. Но и при этомъ усмиреніи не произошло никакой утраты для польской національности,— утраты, сколько-нибудь подобной той утрат, которая въ то же самое время производилась безвозвратно въ Познани. Полякамъ просто были связаны руки, иначе эти руки занесены были бы на насъ при всякомъ нашемъ столкновеніи съ Западною Европою!.. Проходитъ новыхъ тридцать лтъ, наступаетъ новое царствованіе, Русскіе, по обыкновенію своему, забываютъ нанесенныя имъ обиды, польское коварство и вроломство, забываютъ, что они не губители, а спасители польской народности, иначе бы и слдъ ея простылъ подъ прусскимъ владычествомъ,— что не Русскіе въ долгу предъ Поляками, а Поляки предъ ними. И вотъ, начинается съ нашей стороны цлый рядъ новыхъ послабленій и уступокъ, вновь вводится автономія по плану Маркиза Велепольскаго,— и словно непремнный результатъ, логически истекающій изъ самыхъ свойствъ польской шляхты, снова измна, снова мятежъ, снова бунтовщичьи попытки овладть Блоруссіей, Волынью, Подоломъ, чуть не Кіевомъ, снова ‘падамъ до ногъ’ предъ иноземными дворами, интриги, ковы, подвохи, союзъ со всми врагами Русскаго народа, вншними и внутренними, призывъ на Россію крестоваго похода цлой Европы, къ счастію оборвавшагося на первыхъ же порахъ, при первомъ признак твердой воли Россіи — дать ему подобающій отпоръ. И что это была за оргія безстыдства, безсмыслицы и лжи! Эта Западная Европа, проглотившая, пожравшая въ лиц Пруссіи и Австріи коренныя Польскія земли, громящая угрозами и проклятіями, во имя свободы польской національности, Россію,— ту Россію, благодаря единственно которой эта національность спаслась отъ уничтоженія ея Западною же Европой, и понын движется и живетъ! Эти Поляки, раболпно преклоняющіеся предъ своими утснителями-Нмцами, мещущіе пламя ненависти и злобы не на губителей своей народности, а на насъ — своихъ избавителей и спасителей! Этотъ кличъ во имя ‘гуманности’, ‘свободы’, ‘цивилизаціи’, ‘христіанства’ въ устахъ подлыхъ тайныхъ убійцъ,— это латинское духовенство, окропляющее святою водою отравленные кинжалы!…
Пришлось вновь смирять Польшу. Всего, конечно, проще было бы отдать ее Нмцамъ: отъ нея скоро бы и воспоминанія не осталось… Но Россія не отказалась отъ своего призванія. На этотъ разъ она повела дло умнй и прочне… Нтъ, не только противною и несродною ей ролью смирителя-жандарма удовольствовалась Россія по отношенію къ безумной польской злоб: послдовавшая русская дятельность въ Царств Польскомъ, это — цлый рядъ плодотворныхъ, зиждительныхъ благодяній. Ужъ не они ли служатъ противъ насъ пунктами обвиненія? Пожалуй! Перечислимъ же наши вины:
Новая первая вина Россіи въ томъ, что надливъ польскихъ крестьянъ землею, самоуправленіемъ и вообще организаціею, она дала впервые гражданское бытіе Польскому простому народу,— можно сказать создала его въ смысл политическомъ, вывела его на политическую арену,— исправила, такимъ образомъ, великій грхъ бывшей Польши.
Россія виновата же въ томъ, что уничтоживъ таможенную преграду между Царствомъ Польскимъ и ею, открывъ ему исполинскій безпошлинный рынокъ, подняла матеріальное благосостояніе Царства Польскаго или все равно — Привислинскаго края до размровъ небывалыхъ, неслыханныхъ, истинно баснословныхъ. Край покрылся заводами и фабриками, торговля, промышленность, ремесла,— все это, подъ покровомъ Россіи, закипло жизнью, пришло въ такое цвтущее положеніе, которому завидуютъ вс заграничныя сосднія, когда-то Польскія земли, цнность земель увеличилась втрое.
Россія, тмъ самымъ, дала бытіе, въ Польскихъ областяхъ, новому общественному элементу, отсутствіе котораго было бдствіемъ для страны,— именно польскому среднему, промышленному и торговому классу… Виновата!
Виновата и въ томъ, что открыла Полякамъ свободный доступъ ко всмъ должностямъ по государственной служб въ Имперіи, ко всмъ родамъ законной дятельности въ ея предлахъ, доврчиво облекла ихъ полною съ коренными Русскими полноправностью!
Взамнъ этихъ благодяній, или можетъ-быть нашихъ провинностей по мннію нкоторыхъ, Россія требуетъ отъ Польскаго края одного: тснйшей, нерасторжимой государственной связи съ Имперіей,— единственнаго условія, при которомъ возможно спокойствіе Россіи и самое сохраненіе польской національности. Ибо обрусеніе Польскаго народа въ грубомъ смысл этого слова никогда не.входило и не могло входитъ въ задачу правительства. Нелпость такого замысла слишкомъ очевидна: нельзя же насильственно извратить этнографическій фактъ, представляемый пятимилліоннымъ народомъ съ тысячью лтъ исторіи,— упразднить существованіе народнаго творчества, давней, богатой литературы и т. п.!! Польскій народъ не забудетъ своего языка и не утратитъ своей словесности, если будетъ знать языкъ русскій, а только знаніе русскаго языка и признаніе его языкомъ государственнымъ, войдя въ обычай, въ плоть и кровь Поляковъ, можетъ освоить ихъ съ Россіей и съ Русскими, и установить между ними братскія отношенія. Оно полезно для Поляковъ уже и потому, что расширитъ ихъ умственный горизонтъ, открывъ имъ цлый новый родственный колоссальный міръ, и выведетъ ихъ изъ польской узкой племенной исключительности на просторъ чуждаго имъ досел Славянства.
Мы не беремъ на себя, конечно, защиты всхъ распоряженій русскихъ административныхъ властей въ бывшемъ Царств Польскомъ или Привислинскомъ кра. Такъ, мы положительно осуждаемъ образъ дйствій относительно уніатовъ Холмской епархіи, внушенный чиновническимъ рвеніемъ Петербурга и допущенный безъ протеста генералъ-губернаторомъ Коцебу. Унія, безъ сомннія, была когда-то дломъ вопіющаго польскаго насилія надъ русскимъ населеніемъ Холмщины,— но прекращать это давнее насиліе насиліемъ новымъ, какъ это происходило въ нкоторыхъ мстностяхъ, было непозволительной, грубой ошибкой Но эта частность, касающаяся даже не коренныхъ Поляковъ, а Русскихъ въ Холмщин, не ослабляетъ силы и значенія тхъ благъ, которыя даровала Полякамъ гегемонія Россіи, изъ которыхъ главное благо — благо ‘пакибытія’. Какъ бы ни казались стснительными требованія власти, обращенныя къ русскимъ Полякамъ, они не наносятъ ни малйшаго ущерба польской національности. Недавно кто-то изъ Поляковъ, побывавшихъ въ Познани, самъ проболтнулся въ какой-то газет, что польская рчь раздается только тамъ, гд начинается русская граница…
Казалось бы — Поляки должны были бы дорожить такими выгодными условіями для своей народности, казалось бы — мы въ прав были бы ожидать себ отъ нихъ признательности. Но такъ казалось бы по здравому смыслу, по выводамъ логики, по требованіямъ нравственной правды. Съ такимъ спросомъ, ‘увы’, нельзя обращаться къ Полякамъ, къ этому несчастному, спсивому, заносчивому, легкомысленному племени, вдобавокъ насквозь прожженному католическо-іезуитскою моралью. Мы выдляемъ конечно изъ этого опредленія простой Польскій народъ, и разумемъ только верхніе общественные польскіе слои, мы готовы допустить и изъ нихъ частныя исключенія, но въ общемъ наше опредленіе врно, и пока Поляки, пока они не образумятся, не исправятся (а этой надежды мы не теряемъ), до тхъ поръ не можетъ и не должно быть рчи ни о какихъ послабленіяхъ и уступкахъ. Они должны заслужить наше довріе, нужно наконецъ, чтобъ мы получили возможность имъ врить, не подвергаясь опасности новаго наглаго обмана. А есть ли какая возможность для насъ отдаться теперь этому нашему страстному желанію, этой нашей потребности вры? Въ послдніе мсяцы Поляки, неизвстно почему, стали ожидать для себя и льготъ, и правъ. Повидимому тутъ-то и слдовало бы держать себя скромно и смирно… Напротивъ! тутъ-то непремнно и начинаются проявленія дерзкой польской заносчивости и возобновляются оскорбленія Русскимъ въ разнообразнйшихъ формахъ?! Отбитъ только новоприбывшему начальнику поискать себ нкоторой популярности и благоволенія у польской знати, или одному изъ губернаторовъ, присутствуя на экзаменахъ въ школахъ, заставитъ учениковъ обращаться къ нему не съ русскою, а съ польскою рчью,— и вотъ на улиц, встрчаясь съ вами, вашъ добрый знакомый изъ Поляковъ уже старается обгать васъ, чтобы не скомпрометтироваться въ глазахъ ‘патріотовъ’, и вотъ одинъ изъ членовъ земельнаго кредитнаго банка, имвшій неосторожность пригласить къ себ на вечеръ, не задолго до выборовъ, своего русскаго сослуживца, забаллотировывается именно за это и лишается должности!.. Слдуетъ знать напередъ: если Поляки становятся дерзки и нахальны, значитъ — русское начальство стало мирволить, что-либо общать, значитъ — Поляки разсчитываютъ на благосклонность русскаго правительства, значитъ — какія-нибудь русскія газеты залепетали о примиреніи.
Поляки,— надобно отдать имъ въ этомъ справедливость,— сами выдаютъ себя, на каждомъ шагу: мы одни только, повривши, по нашей простот, съ чужихъ словъ, что мы и взаправду виноваты, умудряемся этого не видть, а нкоторые, пожалуй, самыя ихъ заушенія и брань пріемлютъ какъ должное! Возьмите польскія заграничныя газеты, издающіяся въ Познани и Галиціи. Не правда, будто русскіе Поляки не отвтственны за нихъ. Это только отводъ! Еслибъ русскіе Поляки того захотли, они сумли бы заставить молчать своихъ заграничныхъ соплеменниковъ, дать иной тонъ пресс или основать за границею свой собственный органъ. Но они этого не хотятъ такъ же какъ ни одинъ Полякъ не хочетъ до сихъ поръ печатно отказаться даже отъ Кіева! А въ этихъ газетахъ творится ежедневно какое-то истинное священнодйствіе злобы и ненависти, это какой-то бсовскій шабашъ лжи и клеветы. ‘Если мы теперь отказались отъ возстаній (въ Русской Польш), говоритъ одна изъ газетъ, такъ это изъ ненависти къ Русскимъ, чтобъ не доставлять торжества ихъ грубой сил’… Для чего бы писать такія вещи жителю Галиціи или Познани, которому нтъ и дла до русскаго правительства, который благоденствуетъ подъ покровомъ ‘цивилизованной Европы’?! Посмотрите также на т оффиціальные польскіе учебники, по которымъ обязательно учатъ въ русскихъ народныхъ школахъ Галиціи! Мы приводимъ ниже нкоторыя выписки, и предупреждаемъ Поляковъ, что будемъ и впередъ знакомить съ ихъ дйствіями и рчами русское общество, дабы оно не отдавало себя въ обманъ и отъучилось отъ неумстнаго поползновенія вчно оправдываться и виниться предъ Поляками.
Мы не питаемъ ни малйшей ненависти къ Полякамъ, много сочувственнаго намъ въ этомъ живомъ, талантливомъ славянскомъ племени, но мы имъ пока не вримъ. Мы не требуемъ отъ нихъ благодарности, на которую, впрочемъ, Россія иметъ полное право. Благодарность — это благородное, возвышенное чувство, равняющее облагодтельствованнаго съ благодющимъ, свойственно лишь доблестнымъ природамъ и не подъ силу, пока, вравственной природ польской, искаженной іезуитской моралью. Мы требуемъ теперь отъ нихъ только отрезвленія, вразумленія, погашенія безцльной злобы и ненависти, искренняго, здравомысленнаго убжденія въ томъ, что нтъ инаго спасительнаго исхода для польской національности, какъ въ прямодушномъ, честномъ, нерасторжимомъ союз съ Россіей. До тхъ же поръ, пока они не откажутся отъ всякихъ притязаній на отторгнутыя отъ нихъ Русскія земли, пока они не перестанутъ мучить и полячить Русскихъ въ Галиціи, пока не перестанутъ изрыгать на насъ въ органахъ своего ‘общественнаго мннія’ хулы, клеветы и бшеную свою злобу, пока, однимъ словомъ, будутъ продолжать свой настоящій образъ дйствій, до тхъ поръ должны замолкнуть съ русской стороны, даже интересѣ, самихъ Поляковъ, всякія рчи о мир, объ уступкахъ, послабленіяхъ: всякія уступки, сколько-нибудь клонящіяся къ ущербу русскому имени,— непремнно поведутъ: Поляковъ къ окончательной гибели, а Россію къ кровавымъ бдамъ.