В чем мы расходимся с Полонским
В чем мы расходимся с Полонским
ИВ. БАТРАК.
(Окончание следует).
‘Литературная газета’, No 3, 1930
В чем мы расходимся с Полонским, Батрак Иван Андреевич, Год: 1930
Время на прочтение: 5 минут(ы)
‘Юпитер, ты сердишься,— значит ты не прав’. Что Юпитер, то-бишь, Полонский, не прав, это мы сейчас докажем, а сначала одно предварительное замечание.
Полонский о комичным видом пытается навязать нам теорию ‘единого потока крестьянской литературы’, навязал нам, всегда доказывавшим необходимость классового подхода в вопросе о крестьянстве и крестьянской литературе. Эта теорийка — горбовский плащ, изготовленный в школе кройки и шитья Воронского — Полонского и перелицованный на предмет нового потребления, настолько потрепан и куц, что Полонскому никак не удастся прикрыть существо нашего спора. Как ни хотелось Полонскому, он не смог привести ни одной цитаты, в которой говорилось бы, или же которой вытекало бы, что мы не признаем классовых различий между пролетариями города и деревни, беднотой и середнячеством. Никогда не забывая этого различия, мы однако не подчеркивали, не выпячивали его потому, что суть политики нашей партии в деревенском вопросе не в этом, а в том, чтобы провести резкую классово-разграничительную линию между кулачеством и основной массой крестьянства, изолировать кулака и разбить его на голову.
Поэтому политика рабочего класса и его коммунистической партии по отношению к деревне определяется ленинским лозунгом: ‘Опора на бедноту, прочный союз с середняком, борьба с куликом’. (Peз. XVI Всесоюзной партконференции).
Посмотрим теперь, как ставит я как разрешает этот вопрос Вяч. Полонский.
Когда я писал статью, я пользовался цитатами из стенограмм выступлений тов. Полонского на первом пленуме ВОКП, потому, что там он был непосредственней, ярче, чем в статье. Но поскольку он отпирается от этих цитат, я остановлюсь на некоторых основных положениях его статьи ‘Товарищ Батрак и его учитель Бескин’. (‘Лит. Газета’, 6 января 1930 г., No 1) и ‘Кого, наконец, считать крестьянским писателем’ (‘Новый Мир’ за 1929 г., No 10).
Что было сказано в моей статье? Я утверждаю, что от Полонского мы услышали, прежде всего, старое признание на словах, что крестьянство в классовом отношении неоднородно и отрицание этого классового принципа на деле, под прикрытием сословного термина ‘крестьянство’. От этого моего утверждения, подкрепленного примером, Полонский пытается всячески отплеваться.
Как понимает Полонский термин ‘крестьянство’?
В статье, помещенной в ‘Новом Мире’, Полонский пишет:
‘Потеряв свой первоначальный смысл, термин ‘крестьянство’ сделался синонимом деревенского, сельского населения, занимающегося обработкой земли с помощью ли собственных рук, или с помощью наемного труда (подчеркнуто автором). В таком именно смысле этот термин употреблял Ленин’.
Но так ли это на деле?
В первый период Октябрьской революции, пока не была разрешена задача экспроприации помещичьей земли, нашу партию, несомненно, поддерживало крестьянство в целом. По этому поводу Ленин в своей книге ‘Пролетарская революция и ренегат Каутский’ в 1918 г. писал: ‘Крестьянство шло за нами в целом. Его антагонизм к социалистическому пролетариату не мог обнаружиться в один момент. Советы об’единяли крестьянство вообще…’
Если бы Ленин понимал термин ‘крестьянство’ так, как его понимает Полонский, он не стал бы прибавлять лишнего слова к нему ‘вообще’.
Это подразумевает, что даже в тот момент, когда ‘крестьянство шло за нами в целом’, Ленин суживал понятие этого термина.
Но с какого момента и когда Ленин выключил из состава ‘крестьянства вообще’? В той же работе Ленина мы читаем: ‘Завершив буржуазно-демократическую революцию вместе о крестьянством вообще, пролетариат России перешел окончательно к революции социалистической, когда ему удалось расколоть деревню, присоединить к себе ее пролетариев и полупролетариев, об’единить их против кулаков и буржуазии, в том числе крестьянской буржуазии…’. Таким образом, как только кулак стал по другую сторону баррикады, Ленин выключил его окончательно из состава крестьянства. В тезисах ‘о тактике НЭП’, написанных Лениным и принятых в 1921 г. III Конгрессом Коминтерна, по этому поводу сказано:
‘Внутреннее политическое положение Советской России определяется тем, что здесь мы видим в первый раз во всемирной истории существование в течение целого ряда лет только двух классов: пролетариата, который воспитан десятилетиями очень молодой, но все же современной крупной машинной промышленности, и мелкого крестьянства, составляющего огромное большинство населения’.
Их взаимоотношение определялось том, что ‘крестьянин получал от рабочего государства всю землю и защиту от помещика — кулака, рабочие получали от крестьян продовольствие и ссуду, до восстановления крупной промышленности’ (т. XVIII, ч. 1, изд. I, стр. 290—91)’
Где же, спрашивается, у Ленина остался термин ‘крестьянство’, который является ‘синонимом деревенского сельского населения, занимающегося обработкой земли с помощью ли собственных рук или с помощью наемного труда’?
Этого нет у Ленина. Ленин выключил кулака на состава крестьянства и поставил его через тире на ряду с помещиком.
Вот мы возьмем теперь такой популярный лозунг,— ‘союз рабочего класса с крестьянством’ — который с момента гражданской войны употребляется чуть ли не ежедневно и чуть не во всех газетах, разве слово ‘крестьянство’ включает в свое понятие кулачество?
Нет. Пусть Полонский попытается доказать обратное, и он увидит, что у него получится. А Ленин, хорошо понимая, ‘что сама по себе эта формула совершенно неопределенна’, употреблял ее чуть ли не во всех своих выступлениях, никогда и мысли не допускал о соглашении или союзе с кулаком.
Но лозунг — ‘союз рабочего класса и крестьянства’ — хорошо служил и служит делу укрепления диктатуры пролетариата, и в этом его оправдание.
Вывод: кулачество, выросшее в недрах капиталистической деревни, являвшееся некогда частью крестьянства, принимавшее вместе со всем крестьянством участие в буржуазно-демократической революции, в настоящее время в силу своего классового антагонизма к социалистической революции, выпало из состава крестьянства, крестьянством не является. Кулачество как класс, обречено на уничтожение. Вот смысл ленинского учения.
Зачем же понадобилось Полонскому чисто по-меньшевистски искажать Ленина? Только для того, чтобы посрамить Всероссийское общество крестьянских писателей, доказав ему, что раз кулачество является частью крестьянства, то и кулацкие писатели тоже являются крестьянскими.
Так обстоит у Полонского дело с ‘пониманием’ Ленина по крестьянскому вопросу.
Посмотрим теперь, как он ‘понимает’ политику нашей партии в деревенском вопросе. В той же статье (‘Новый Мир’) Полонский пишет: ‘Крестьянство — класс мелких собственников’. Сказать, что ‘крестьянство — класс мелких собственников’, значит сказать очень мало.
Если крестьянство, включая сюда и кулачество, является ‘классом мелких собственников’, то каково же тогда принципиальное различие между кулачеством и основной массой крестьянства? Оно стерто Полонским без остатка. Словом ‘класс’ Полонский покрыл кулака, который по своей классовой природе враждебен основной массе крестьянства.
Таким образом, Полонский прямо скатывается к защите кулака.
Полонский ищет не различий между кулачеством и основной массой крестьянства, чтобы поднять классовую ненависть против кулака, а общих сближающих черт. ‘Эта верхушка деревни,— пишет он в ‘Лит. Газете’, — эксплоататорская часть крестьянства же, крестьянская буржуазия, на ряду Г новыми буржуазными воззрениями сохраняет в своем мироощущении, в навыках, в психологии — основные черты, характеризующие крестьянское мироощущение вообще.
Кого же вы хотите, тов. Полонский, провести за нос, когда пытаетесь отвести мое обвинение вас в том, что вы признаете ‘существование единой крестьянской психологии’. Что же тогда, по вашему, т. Полонский, считается единой? Говорить об общей единой психологии крестьянства, включая сюда батраков и кулачество, и называть это марксизмом-ленинизмом… нет, уж извините, на большевистском языке это называется несколько иначе. Это называется правым уклоном.
И это говорится в то время, когда деревня ‘переворачивается вся вверх дном’ (Молотов), когда могучий поток коллективизации вдребезги разбивает старый деревенский уклад, когда мы ‘перешли к политике ликвидации кулачества, как класса’ (Сталин).
Разрыв крестьянина со своим мелким индивидуальным, реками насиженным хозяйством к переход целых районов на сплошную коллективизацию, где обобществляются основные средства производства, наносит сокрушающий удар не только по кулачеству, но и по всем мелкобуржуазным, индивидуалистическим идеалам крестьянства, которые держали его сознание в плену.
‘Развитие мелкого хозяйства есть развитие мелкобуржуазное, есть развитие капиталистическое’ (Ленин), и когда огромные массы крестьянства покидают этот путь и переходят на путь коллективизации — это гигантский прогресс в сельском хозяйстве. Это создает в деревне совершенно новую, принципиально отличную от предыдущей, обстановку в сельском хозяйстве. Это, разумеется, ни в какой мере не снимает о повестки дня ни борьбы с кулачеством, ни с остатками капитализма И капиталистических предрассудков о крестьянстве. Наоборот, это дает новую и более мощную базу для этой борьбы. Сталин в своей речи на конференции аграрников-марксистов (27 декабря 1929 года) так определяет значение этого сдвига: ‘Великое значение колхозов в том именно к состоит, что они составляют основную базу для применения машин и тракторов в земледелии, что они составляют основную базу для переделки крестьянина, для переработки его психологии в духе пролетарского социализма’.
Массовое колхозное движение сразу поднимает крестьянство на новую, более высокую ступень, сразу ставит его на социалистические рельсы и еще крепче связывает его с социалистическим пролетариатом.
И после этого Полонский позволяет себе такую пошлость, состряпанную при помощи православного катехизиса: ‘Батрак де механист, Батрак де утопист, потому что он верит в ‘невидимое, как бы в видимое, в желаемое и ожидаемое, как бы настоящее’.
Эта ‘милая’ цитатка показывает, что Полонский не только не видит всей грандиозности коллективного движения в деревне, но и не верит в творческие силы рабочего класса, который руководит этим движением.
Пользуясь взятым тоном Полонского и его терминологией, надо бы сказать: ‘Возмутительно и глупо!’ Но мы воздержимся. Мы считаем Полонского настолько умным человеком, что он сам это поймет.