УЗКІЙ ПУТЬ (1)
УЗКІЙ ПУТЬ (1)
РОМАНЪ ВЪ ДВУХЪ ЧАСТЯХЪ
(1) См. Русскій Встникъ, 1858 г. NoNo 11-й и 12-й.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I.
I.
‘Князь Василій Радомскій.’
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
Узкий путь, Вадбольская Варвара Алексеевна, Год: 1858
Время на прочтение: 124 минут(ы)
Выдавая Александру Александровну замужъ, княгиня Радомская непремнно должна была войдти въ большіе расходы. Чтобы покрыть ихъ и уплатить нкоторые долги, сдланные по случаю свадьбы, ей нужно было по крайней мр года два прожить безвыздно въ Зеленой Гор. Княжны Анна и Настасья были довольны ея ршеніемъ, но княжн Татьян оно очень не понравилось: она было разсчитывала на будущую зиму. Между тмъ и казнь молодыхъ князей за границей тоже стоила дорого, особенно князь Владиміръ, не умвшій ни въ чемъ себ отказывать, очень часто тревожилъ мать свою просьбами о высылк ему денегъ. Ко всему этому присоединились еще неурожай въ первый годъ пребыванія княгини въ деревн и пожаръ въ нижегородской вотчин. Прошли эти два года, наступило третье тло, а Наталья Андреевна и не поминала о поздк въ Москву. Такимъ образомъ разрушились вс планы княжны Татьяны — и она горько жаловалась на свою судьбу. Повренною своихъ огорченій она всегда избирала княжну Настасью, когда же эта была не въ дух или отвчала насмшкой на ея жалобы, она отправлялась къ горничнымъ. Впрочемъ мать свою она никогда не смла обвинять. Княжна Татьяна обыкновенно обвиняла старшую сестру: она старалась уврить себя, что отъ худыхъ распоряженій княжны Анны, и вообще отъ пристрастія ея къ деревенской жизни приходится и на третій годъ отказаться отъ Москвы. ‘Ей что нужно? говаривала о сестр княжна Татьяна, ситцевый капотъ, да толпа нищихъ, съ которыми она такъ любитъ проводить время. О насъ же разв она заботится? Сама повеселилась въ своей молодости, а до другихъ ей и дла нтъ. Эгоистка право!’ Княжна Татьяна такъ часто повторяла подобныя укоризны, что наконецъ совершенно уврила самою себя въ ихъ справедливости. Особенно непріятно было ей, что въ числ деревенскихъ сосдей, здившихъ къ княгин, не было ни одного, на кого она могла бы смотрть какъ на жениха. Тотъ былъ бденъ, этотъ неучъ и собачникъ, а другой и всмъ бы хорошъ, да увы! женатъ. Женатыхъ вообще терпть не могла княжна Татьяна, и даже къ замужнимъ не питала никакого расположенія, съ тхъ поръ, какъ княжна Александра вступила въ бракъ, она совсмъ разлюбила ее. Впрочемъ она очень искусно умла скрывать свои чувства, и притворяться добренькою, очень добренькою двушкой. Мы только по праву авторскому осмлились заглянуть на дно души ея, и открыли тамъ множество мелкихъ страстишекъ, ‘много суетнаго, лживаго и недобраго. Княгиня не замчала ничего дурнаго въ меньшой своей дочери. Съ самаго прізда въ деревню Таня старалась подбиться къ матери, угождала ей во всмъ и находилась при ней безотлучно, между тмъ какъ хлопоты по дому и многоразличныя другія занятія не позволяли княжн Анн быть съ матерью. Княжна Настасья вся предалась книгамъ и все боле и боле отдалялась отъ семьи. Княгиня, шутя, называла меньшую дочь своей Антигоной, и говорила, что благодаря ей не боится ослпнуть. Не переставая боле всхъ любить княжну Анну, она по старческой природ, на которую такъ сильно дйствуетъ привычка, находила для себя необходимымъ присутствіе княжны Татьяны, а эта послдняя съ удовольствіемъ замчала свое возникающее вліяніе на умъ матери. Впрочемъ, оно еще не возросло до такой степени, чтобы ей можно было надяться что-нибудь измнить въ намреніяхъ матери.
Въ начал лта письмо отъ князя Василія обрадовало Наталью Андреевну. Вотъ его содержаніе:
‘Милостивая государыня матушка!
‘Наконецъ мы возвратились въ свое отечество. По счастливить плаваніи, мы вышли на берегъ, и теперь стоимъ въ тридцати верстакъ отъ Петербурга. Вы не поврите, любезная маменька, съ какою завистью смотрлъ я на тхъ изъ нашихъ офицеровъ, которые были встрчены родными. Посл трехлтней разлуки, пріхать въ отечество, и не встртить никого, кром чужихъ, признайтесь, милая маменька, что это очень больно. Дней черезъ шесть мы вступимъ въ Петербургъ. Тутъ есть маленькое замшательство: мы съ братомъ совершенно безъ денегъ, а надо бы всмъ завестись. Сверхъ того есть долги, которые непремнно должно уплатить. Я съ своей стороны долженъ теперь около тысячи рублей. Ежели вы, любезная маменька, узнаете вс подробности похода, то конечно не взыщете, что мы столько издержали.
‘Черезъ нсколько времени будутъ давать отпуски, и я всми силами постараюсь къ вамъ побывать. Мн этого такъ хочется, что не смю надяться, и мн кажется, что такого счастія я не скоро дождусь, но быть-можетъ какой нибудь случай и доставить мн его. Если я пріду къ вамъ, позвольте мн привести съ собою моего друга Михаила Сергевича Гарденева, съ которымъ я неразлученъ. Онъ очень желаетъ познакомиться съ моимъ семействомъ, и я увренъ, понравится вамъ всмъ. Надясь на ваши милости, милая маменька, пребуду покорный и послушный вашъ сынъ
Вс глаза проглядла Наталья Андреевна, ожидаючи милаго сына Ночь и день прислушивалась она, не зазвенитъ ли вдали его колокольчикъ, все казалось ей, что вотъ сейчасъ онъ прідетъ. И наконецъ насталъ день, когда увидала она сына. Сколько было при этомъ радости и слезъ и горестныхъ и сладкихъ воспоминаній.
Князь Василій пріхалъ не одинъ: съ нимъ былъ однополчанинъ его Михайло Сергевичъ Гарденевъ. Наталья Андреевна приняла очень ласково друга своего сына, княжнамъ показался онъ на первыхъ же порахъ человкомъ не только пріятнымъ, но я весьма замчательнымъ. Въ то время людямъ, хоть сколько-нибудь участвовавшимъ въ тхъ громадныхъ событіяхъ, въ которыхъ ршались судьбы столькихъ великихъ людей, столькихъ великихъ народовъ, было что поразказать. Мимо Гарденева не могли пройдти даромъ эти событія. И посл того какъ они уже совершились, онъ жилъ еще въ нихъ всею душою. Разказы его были полны жизни и увлекательности. Врожденный лиризмъ облекалъ ихъ въ прекрасныя формы: свободно и сильно текла его рчь, трудно было оторваться, не дослушавъ конца этихъ разказовъ. Съ особеннымъ удовольствіемъ слушали его княжны, но кром прекраснаго дара разказывать, онъ обладалъ еще искусствомъ управлять разговоромъ, длать его общимъ и занимательнымъ. Скоро Гарденевъ любезностію, умными разказами своими и добродушною веселостію умлъ снискать себ прочное расположеніе всего семейства Радомскихъ. Онъ даже усплъ обезоружить сатирическій духъ княжны Настасьи и, отвчая ей шуткой за шутку, никогда не задвать ея нетерпливаго самолюбія.
Прошло уже нсколько времени съ тхъ поръ, какъ Гарденевъ поселился въ дон Радомскихъ, вс члены семейства вполн ознакомились съ нимъ, малйшая принужденность въ обращеніи давно исчезла между ними. Гарденевъ не скоро еще думалъ покинуть этотъ домъ, гд онъ такъ хорошо пріютился. Кром даннаго слова провести съ княземъ Василіемъ все время отпуска, онъ имлъ еще причину здсь оставаться: не подалеку отъ Зеленой Горы продавалось отличное имніе, князь Василій, желая имть сосдомъ своего друга, уговорилъ его пріобрсть эту деревню, но на устройство дла требовалось времени, и друзья положили не разставаться, пока оно не будетъ покончено. Между тмъ княжна Татьяна стала какъ-то особенно поглядывать на Гарденева, съ каждымъ днемъ она находила въ немъ новыя совершенства. И въ самомъ дл не мудрено было, что Гарденевъ понравился молодой двушк. Но постараемся познакомить читателей нашихъ покороче съ нимъ.
Онъ имлъ самую счастливую наружность. Росту былъ онъ не большаго, но строенъ и ловокъ, и несмотря на живость движеній, умлъ всегда сохранять достоинство благовоспитаннаго человка. Быстрые темно срые глаза, небольшой орлиный носъ и правильное очертаніе рта, вся физіономія его, полная жизни и добродушія, умная, выразительная, часто веселая и всегда подвижная, были замчены не одною женщиной, и этому-то вниманію больше, можетъ-быть, нежели всмъ своимъ дарованіямъ, онъ былъ обязанъ успхами въ обществ. Щедро и разнообразно надлила его природа дарами, которые могутъ высоко ставить человка. Глубоко впечатлительный ко всему доброму, истинмшу и прекрасному, онъ былъ способенъ вдругъ стряхнуть съ души своей весь тяжкій и дкій прахъ ничтожной жизненной среды, въ которой вращался постоянно. Много вредило ему однако несчастное первоначальное воспитаніе, т примры, которые онъ видлъ съ малыхъ лтъ, т легкія связи въ высшемъ и низшемъ слояхъ общества, которымъ онъ такъ безпрепятственно могъ предаваться, не руководимый никмъ, не охраняемый твердыми понятіями о жизни, ея условіяхъ, требованіяхъ и обязанностяхъ, соблазняемый всми и повсюду. Онъ рано лишился отца: по смерти его онъ остался на рукахъ у матери, женщины, которая долго позорила разстроенную его семью, и оставила по себ самую печальную славу Гарденевъ былъ, однако, добрый сынъ, но почитать память ея онъ не могъ иначе, ни никогда не упоминая объ ней. Вообще о женщинахъ онъ имлъ понятіе не то, чтобы совсмъ дурное, однакожь нисколько не соотвтствующее высокому ихъ назначенію. Этому много способствовали его успхи въ свт. Ему казалось, что умъ ихъ легокъ и шатокъ, что воля ихъ всегда своекорыстна и суетна, что понятій о жизни и долг он не могутъ имть, что цли ихъ дйствій мелки и ничтожны. Но случались нердко минуты, когда невыносимо тяжелы становились для него такія мысли, онъ желалъ отбросить ихъ, онъ вспоминалъ тогда видніе, полное таинственной красоты, которое посщало его въ минуты вдохновенія, когда онъ облекалъ торжественными формами образы тснившіеся въ его воображеніи, то былъ зыбкій образъ женщины, весь сіяющій свтлою любовью и чистотою. Онъ помнилъ какъ отрадно было ему взирать очами души на этотъ свтлый образъ, и какая глубокая, непонятная грусть овладвала имъ, когда отлеталъ легкій призракъ. Было ли это какое-то смутное воспоминаніе младенчества, или неясное предчувствіе будущаго, или же просто созданіе взволнованнаго воображенія, онъ самъ не могъ отдать себ въ этомъ отчета и, можетъ-быть, самая неопредленность виднія придавала ему особенную прелесть. Надо при этомъ сказать, что Гарденевъ былъ поэтъ, и обладалъ несомнннымъ, замчательнымъ дарованіемъ, но странное дло! онъ почти пренебрегалъ своимъ талантомъ. Нисколько не тщеславный по характеру, стараясь всегда ничмъ не блистать передъ другими, даже какъ будто стыдясь своего превосходства надъ толпою, которое, какъ и смутно онъ самъ сознавалъ иногда, давала ему природа въ высокомъ дар своемъ, онъ добивали всегда одного только, чтобы казаться небольше какъ свтскимъ человкомъ. Эту претензію раздлялъ въ послдствіи съ Гарденевылъ пріятель его, нашъ знаменитый Пушкинъ. Конечно все это происходило въ Гарденевнеизъ преувеличенной скромности, не изъ сомннія въ самомъ себ, но отъ того только можетъ-быть, что жесткая рука нужды и страданій никогда не ставила его на путь тяжелаго труда и глубокихъ размышленій.
Свято храня въ глубин своей поэтическій даръ, Гарденевъ однако мало писалъ, а разставаясь надолго съ своимъ идеаломъ, онъ опять становился добрымъ малымъ, хорошимъ товарищемъ, свтскимъ человкомъ, и только. Не прочь онъ былъ подчасъ раскупорить съ пріятелями бутылку шампанскаго, и при этомъ позабавить ихъ острымъ словцомъ, веселымъ, легкимъ разговоромъ. Но доступный для всхъ въ своемъ обществ, онъ не легко однако дружился, за то дружба его была на жизнь и на смерть. Онъ доказалъ это князю Василію въ одномъ непріятномъ дл, которое тотъ навлекъ на себя по неопытности. Гарденевъ преданностію и самоотверженіемъ спасъ его отъ неминуемой бды, и князь Василій никогда не забывалъ его безкорыстной услуги.
Съ самыхъ раннихъ лтъ отдаленный изъ родительскаго дома, Гарденевъ не имлъ почти понятія о жизни семейной. И первые пришлось ему узнать ее въ дом Радомскихъ, и трогательное свиданіе матери съ сыномъ сильно подйствовало на него. Обжившись съ Радомскими, онъ совершенно примкнулъ къ ихъ домашнему кругу. Другой на его мст, какъ онъ привыкшій къ шуму свта и военной жизни, нашелъ бы можетъ-быть слишкомъ однообразною и уединенною деревенскую жизнь Радомскихъ, но Гарденевъ не зналъ скуки, живое воображеніе создавало для него на каждомъ шагу безконечно новые предметы развлеченія. Благодаря своему хорошему тону и дружб князя Василія, онъ скоро сдлался почти своимъ въ семь княгини. Онъ никогда не имлъ сестеръ, и невинная короткость съ женщинами хорошаго круга нравилась ему какъ всявая новнэна^Сначала не ставилъ онъ никакой разницы между тремя сестрами, но скоро вниманіе его остановилось на молоденькомъ и свженькомъ личик княжны Татьяны, бывшей тогда въ самой цвтущей пор. Въ какой восторгъ она пришла однажды, когда Михайло Сергевичъ вручилъ ей шутливые стихи, написанные въ честь ея! Не простымъ вниманіемъ объясняла она себ коротенькое и довольно незначащее посланіе, этотъ случай показался ей первысъ звеномъ той брачной цпи, которую она такъ охотно накинула бы на себя и на милаго поэта. Съ тхъ поръ она начала еще привтливе улыбаться ему, голосокъ ея защебеталъ еще слаще. Княжна Настасья какъ-то подмтила ея продлки, и, не чинясь, часто наедин подсмивалась надъ нею. Княжна Татьяна обидлась, и чуть было не измнила принятой на себя роли тихаго ангела, однако удержалась кстати.
Ей чрезвычайно хотлось поселить въ Гарденев хорошее о себ мнніе, и она принялась ухаживать за дядею, который часто страдалъ отъ ранъ. Когда сильная боль не позволяла князю Валеріану оставлять покойныя кресла, Гарденевъ тотчасъ же отправлялся навстить его, и тутъ онъ почти всегда заставалъ меньшую Радомскую. Никому не уступала она принятой на себя обязанности ходить за больнымъ дядею, и довольно часто повторяла, что никто кром нея не уметъ ему угодить.
Страннымъ однако казалось Гарденеву, что князь равнодушно, а иногда даже съ замтнымъ нетерпніемъ принималъ ея услуги. ‘Чтобы это значило, думалъ молодой человкъ, не понимавшій характера княжны Татьяны: князь, человкъ, кажется, очень добрый, не любитъ племянницы, которая такъ старается угодятъ ему?’
— Скажите, князь, спросилъ онъ у него, возмущенный одною нетерпливою и почти грубою выходкой вольнаго, отказавшагося на отрзъ принимать изъ рукъ княжны Татьяны лкарство, — скажите пожалуете, за что вы такъ огорчили своимъ отказомъ княжну Татьяну Александровну? Она ушла отсюда чуть не въ слезахъ.
— Эхъ, батюшка! съ досадой отвчалъ ему князь:— замучила она меня совсмъ этими лкарствами и услугами. Оставила бы лучше въ поко, а то безпрестанно: дядюшка, извольте выкушать микстуру, дядюшка, не угодно ли компоту, дядюшка позвольте поправить подушку.
— Да вдь все это длаетъ она, любя васъ.
— Знаю, что любя. Согласитесь однако, что безпрестанная такая навязчивость становится наконецъ истинною пыткой.
— Какъ же, князь, немного насмшливо замтилъ Гардевевъ, — вы всегда проповдуете терпніе, а сами сердитесь на т, кто вамъ желалъ добра.
— Да, да, вы правы, грустно отвчалъ пристыженный старикъ.— Сознаюсь, я нетерпливый и несносный больной, и не стою расположенія людей мн близкихъ, но такой уже ной скверный нравъ: никогда не умлъ я побждать моихъ дурныхъ наклонностей.
— Что жь князь! сказалъ Гарденевъ, желая утшить его, — тутъ не было еще большой бды, и маленькая вспыльчивость не есть порокъ.
— Какъ вы это говорите, Михайло Сергевичъ! Обидть человка понапрасну всегда дурно, а въ мои лта совсмъ непростительно. Много виноватъ я передъ Таней, вотъ придетъ она ко мн, я извинюсь передъ нею. А все это отъ того, что молодость мою я потратилъ на пустыя бредни, не думая объ усовершенствованіи и образованіи души своей.
— Кто жь изъ насъ не разбросалъ по втру хоть части своей жизни?
— Бываютъ и такіе, что не растратили даровъ Божіихъ, хотя конечно рдки эти примры. Одинъ изъ нихъ у насъ передъ глазами: это племянница моя, княжна Анна.
Гарденевъ замчалъ уже не разъ, какое удовольствіе доставлялъ старику разговоръ про его любимицу. Словоохотливо разказывалъ князь Валеріянъ малйшія подробности о ея жизни съ тхъ поръ, какъ узналъ ее. Гарденевъ любилъ и уважалъ князя, и потому всегда внимательно выслушивалъ эти длинные разказы.
Пребываніе молодыхъ людей въ Зеленой Гор внесло много одушевленія въ семейный бытъ Радомскихъ. Оба друга были неприхотливы и веселы. Князь Василій вспомнилъ забавы прежнихъ лтъ, когда онъ еще жилъ съ матерью и сестрами. Не говоря никому ни слова, онъ выписалъ изъ города хорошенькій яликъ, нкоторыхъ изъ людей своихъ, имвшихъ прекрасные голоса, одлъ въ красныя рубашки, и въ одинъ ясный, лтній вечеръ, когда все уже было приготовлено, пригласилъ сестеръ и Гарденева идти съ нимъ къ рк. Все общество было пріятно изумлено, увидавъ красивую лодку, причаленную къ берегу съ лавками, покрытыми коврами. Въ одинъ мигъ вс услись въ лодк, князь Василій сталъ у руля. Онъ предположилъ дохать до казеннаго селенія, расположеннаго верстахъ въ двухъ по рк. Нужно было хать противъ теченія, лодка медленно подвигалась. Крутые берега отражались въ неподвижной вод, то покрытые широкими листьями мать-и-мачихи и высокими, цвтущими травами и кустарниками, то обнаженные и разрытые водою. Гребцы затянули старинную, разбойничью псню, далеко неслась она по рк, мрно ударяли весла, крупныя брызги летли отъ нихъ. Небо было прозрачно и свтло, хотя солнце ухе скрылось. Тихо становилось въ природ, и тишь нисходила и душу. Веселый говоръ общества замолкалъ мало-по-малу.
Княжна Анна сидла немного поодаль, голова ея была покрыта большимъ вуалемъ изъ блой дымки, она не носила шляпы, легкая ткань вилась около лица и спускалась съ плечъ, обвивая ея стройный станъ. Она придавала что-то воздушное фигур княжны. Княжна Анна смотрла на воду, спокойно сложивъ руки, кроткая улыбка играла на ея устахъ. Гарденевъ взглянулъ на нее и удивился: никогда еще не представлялась она ему въ такомъ благопріятномъ свт.
Княжна достигла уже тхъ лтъ, когда молодость готова отлетть, но бываютъ минуты въ этомъ переходномъ времени, когда красота женщины вспыхиваетъ особенно яркимъ пламенемъ. Такое время выдалось теперь для княжны Анны. Вс тонкія терты ея лица получили надлежащее развитіе и оконченность, и нимъ шла какъ нельзя боле матовая близна, лишь нердка оживляемая нжнымъ румянцемъ. Вс движенія были мягки, плавны, благородны Отъ прежней свтской жизни у княжны осталась привычка одваться со вкусомъ и къ лицу, несмотря за простоту ея деревенскаго наряда.
Памятенъ этотъ вечеръ остался для Гарденева. Однако сначала онъ не хотлъ и не могъ вполн доврять своему мимолетному увлеченію. Сужденія князя Валеріяна о княжн казались ему тоже нсколько пристрастными. Воспитанный въ дух французской философіи прошлаго вка, онъ питалъ сильное предубжденіе противъ всхъ видовъ религіозности. Воображая себя отршеннымъ отъ предразсудковъ, онъ забывалъ, что всякое мнніе, на слово принятое и не взвшенное, не переработанное собственнымъ разумомъ, и есть именно предразсудокъ. Поэтому на первый разъ княжна Анна показалась ему черезчуръ набожною и строгою къ самой себ. Но простота ея обращенія, терпимость гь чужому мннію, совершенное отсутствіе тщеславія и суетности, и наконецъ чисто женская привтливость отвлекли его отъ несправедливаго мннія, и посл нсколькихъ недль, проведенныхъ подъ одною кровлею, Гарденевъ долженъ былъ сорваться, что въ похвалахъ князя Валеріяна не было ни малйшаго преувеличенія. Гарденевъ сталъ искать сближенія съ княжной Анной, съ своей стороны и она находила много удовольствія въ его обществ. Постепенно, почти незамтно, дошли они до самыхъ дружескихъ, самыхъ откровенныхъ разговоровъ. Гарденеву захотлось заглянуть въ глубь этой чистой души, никогда женщина не занимала его такъ много своею нравственною стороною. Много поэтически-прекраснаго находилъ онъ въ настроеніи княжны, хотя не переставалъ еще почитать его слдствіемъ восторженнаго воображенія. Мало-по-малу все выше росла она въ понятіяхъ молодаго человка, онъ чувствовалъ даже, что въ ея присутствіи собственныя его мысли проясняются и облагораживаются и получаютъ высокій порывъ.
Никому изъ семейства не могла показаться предосудительною начинавшаяся между ними короткость. Князь Валеріянъ отъ души полюбившій Гарденева и жалвшій о его заблужденіяхъ, основывалъ даже на дружб его съ княжною Анною надежды на его обращеніе. Княгин очень естественнымъ казалось предпочтеніе, оказываемое ея старшей дочери: могло ли быть иначе, и не видала ли она и прежде, какъ люди самые замчательные заискивали ея знакомства?
Въ одномъ только изъ членовъ семейства эта короткость возбудила тайное и болзненное безпокойство. Княжна Татьяна, хотя и была почти уврена въ чувствахъ Гарденева, косо глядла на его дружескія отношенія къ сестр: смутныя опасенія безпрестанно закрадывались въ ея душу. Иногда какъ будто нечаянно подходила она къ княжн Анн въ то самое время, когда разговоръ ея съ Гарденевымъ становился оживленне, и вмшиваясь въ него, старалась привлечь вниманіе молодаго человка, иногда она совсмъ отвлекала сестру отъ разговора, вызывая ее подъ какимъ-нибудь ничтожнымъ предлогомъ. И какъ радовалась она каждый разъ, когда успвала помшать этимъ тяжелымъ почему-то для нея разговорамъ!
Лто было уже на исход, и, какъ бы желая оставить по себ добрую память, расточало вс свои богатства. Погода стояла прекрасная, жаль было сидть дома, и Радомскіе почти цлые дни проводили за воздух.
Раскинутый на нсколькихъ десятинахъ, старинный садъ былъ такъ огроменъ, что не доставало рукъ содержать его въ должномъ порядк. Въ самомъ конц находилась кленовая бесдка, устроенная еще ддомъ Натальи Андреевны, давно не касались этихъ старыхъ кленовъ ножницы садовника, за то природа, какъ бы и благодарность, что оставляютъ ее въ поко, украсила это Кіото разнообразною и роскошною зеленью. Высокія деревья раскидывали во вс стороны свои широкія, крпкія втви, кусты оршника, шиповникъ и дикая малина густо разрослись вокругъ бесдки и образовали живую непроходимую изгородь, полевой жасминъпріютился здсь въ тни, и далеко разливалъ чудный запахъ, пестрая семья птицъ, никмъ не тревожимая, любила игу маленькую пустыню, и оживляла ее своимъ разнообразнымъ чиликаньемъ.
Вотъ пріютъ, который часто избирала княжна Анна, когда, утомленная житейскимъ говоромъ, желала остаться наедин съ собою. Много добрыхъ мыслей выносила она отсюда, много отрады почерпала въ уединенныхъ прогулкахъ. Разъ вечеромъ, облокотившись на спинку садовой скамьи и глубоко задумавшись, сидла она въ своей любимой бесдк, и слдила сквозь просвты деревъ за послдними лучами заходившаго солнца. Вдругъ чья-то рука раздвинула втви.
— Насилу-то нашелъ я васъ, княжна, раздался знакомый, веселый голосъ.
Княжна взглянула и увидла передъ собою Гарденева.
— Я васъ искалъ по всему саду, продолжалъ онъ,— и ужь не знаю, какъ попалъ сюда. Въ этомъ мст еще никогда не бывалъ, хотя и по цлымъ днямъ брожу въ саду.
— Да, отвчала княжна,— кром меня рдко кто сюда ходитъ. Этотъ уголокъ теперь совсмъ заброшенъ, и, мн кажется, я и люблю его именно за то, что онъ представляетъ совершенную противоположность съ остальною частію сада, которая черезчуръ уже вычищена и выстрижена.
— Правда ваша, эти правильные цвтники и стриженныя аллеи хоть кому наскучатъ. Нынче въ садахъ начинаютъ щадить природу, перестаютъ искажать ее, и хорошо длаютъ. Посмотрите на эти густыя втви, не въ тысячу ли разъ он лучше, когда не острижены немилосердо ножницами? Вотъ взобрался на дерево ползучій хмль,— скажите, кому удастся такъ изящно развсить его по сучьямъ?
— А для меня это мсто особенно дорого. Съ нимъ связано множество воспоминаній моей молодости. Здсь въ бесдк приготовляли намъ полдникъ, когда мои меньшія сестры отличать къ класс. Не поврите, какъ высоко цнили они эту награду! Вонъ тамъ, на этой лужайк, были выстроены качели. Я помню разъ,— ахъ, какъ это было ужасно!— братъ Василій сорвался съ нихъ, упалъ и ушибся очень больно. Гораздо позже, когда дти уже выросли, мы съ сестрой Криницыной, она была еще не замужемъ, приходили иногда сюда съ работой и книгами: одна изъ насъ читала, другая работала. Много прекрасныхъ минутъ провела я тогда съ нею, прибавила княжна, вздохнувъ немного.
— Но вс ваши воспоминанія, княжна, касаются больше другихъ, чмъ васъ самихъ. Неужели нтъ у васъ боле личныхъ, боле задушевныхъ? Простите моей нескромности, но неужели вы, съ вашею нжной душою, никогда никого не любили?
— О! безъ сомннія, я много и нжно любила, можетъ-быть даже боле, чмъ бы слдовало, потому что, увлекаясь привязанностію къ однимъ, я бывала съ другими слишкомъ холодна. Только конечно, продолжала она съ добродушною улыбкой,— моя любовь не была та, на какую вы, кажется, намекаете.
Взоръ княжны, обращенный на Гарденева, былъ такъ прямъ и спокоенъ, что усомниться въ справедливости ея словъ было невозможно.
— Еще разъ прошу васъ извинить меня, началъ опять Гарденевъ,— но право мн кажется, вы должны иногда пожалть, что такъ даромъ прошла для васъ лучшая пора жизни, что никогда вы не жили для себя, и не узнали счастія взаимной любви. Какое однообразное, безцвтное существованіе для женщины, какъ вы, одаренной любящею душою! Быть вчно запертою въ одномъ тсномъ кругу, и никогда, даже мыслію, не выходить изъ него! Неужели хоть изрдка не приходило вамъ желаніе жить иною жизнію, жизнію семейною?
— Съ самаго дтства сердце мое было такъ занято, что я почти не находила времени думать о привязанностяхъ вн семьи моей, и признаюсь вамъ? когда я сдлалась взрослою двушкой, всякій намекъ на замужество скоре пугалъ меня, чмъ заставлялъ мечтать о перемн.
— Время не прошло, сказалъ Гарденевъ, съ возрастающимъ чувствомъ,— вы еще можете быть счастливою супругой и матерью.
— Нтъ, поздно, задумчиво отвчала княжна Анна,— да и нельзя мн оставить маменьку, она ко мн привыкла, и я ей нужна. Притомъ же, продолжала она, съ видомъ больше веселымъ,— дти сестры Александры тоже мои дти, я ихъ обоихъ заочно крестила. Она собирается привезти ихъ сюда, и вы не можете себ представитъ, отъ сшить нетерпніемъ я ожидаю ихъ. Можетъ-быть вы думаете, что жизнь моя прошла безъ сильныхъ ощущеній? Едва ли самая страстная невста такъ жаждала видть любимаго жениха, какъ я этихъ крошекъ и мать ихъ.
— Вы, кажется, очень дружны съ вашею замужнею сестрой?
— Очень…. Можетъ-быть я въ этомъ и не совсмъ права, но я любила ее больше, чмъ другихъ сестеръ. Она выросла почти на моихъ рукахъ, маленькая спала въ моей комнат, взрослая — вызжала со мною. До самаго замужества, мы были не разлучны. Признаюсь вамъ, разлука съ нею долго была для меня чрезвычайно тягостна. Еслибъ вы звали какъ въ Саш много добраго, какая она хорошая жена, какъ уважаютъ ее вс!
— Часто переписываетесь вы съ сестрицей?
— Часто, однако не такъ, какъ бы мн хотлось. Я боюсь слишкомъ частою и мелочною перепискою отвлечь ее отъ боле важныхъ занятій. Она теперь жена, мать, хозяйка, нельзя же мн требовать, чтобъ она забывала для меня свои обязанности. Поэтому она пишетъ къ намъ обыкновенно довольно коротко, и для того только, чтобы мы не могли тревожиться ея молчаніемъ.
— У васъ впереди всего долгъ. Какъ могли вы, поступая всегда по разсудку, не изсушить своего сердца?
— По разсудку, говорите вы? Нтъ, вы ошибаетесь,— рдко жила я разсудкомъ. Къ несчастію, я слишкомъ часто увлекалась чувствомъ и себялюбіемъ.
— Вы себялюбивы, вы, которая всю жизнь свою провели для другихъ?
— Но разв вы думаете, что я первая не нахожу въ томъ наслажденія? Вглядитесь въ нашъ бытъ: я окружена любовью, попеченіями, уваженіемъ, которыхъ можетъ-быть не стою. Мать, дядя, братья, сестры, вс наперерывъ стараются доказать мн свою любовь, и я была бы слишкомъ несправедлива, еслибы не довольствовалась вполн своею участью.
Гарденевъ на минуту опустилъ голову. Какая-то быстрая мысль промелкнула въ душ его.
— О чемъ вы такъ задумались, Михайло Сергевичъ? опросила княжна.
— Я думалъ, чтобы дойдти до такого спокойнаго, строгаго взгляда на жизнь, надо было вамъ много передумать и перестрадать?
— У кого не было своего горя, Михайло Сергевичъ? Но нужно благодарить Бога и за то, что никогда не посылаетъ онъ страданія свыше силъ нашихъ.
— Страданія, горе житейское!… Но зачмъ судьба посылаетъ ихъ намъ? жизнь и такъ коротка, а сколько бдъ я случайностей являются на каждомъ шагу, чтобъ отравить эти немногіе дни, данные намъ судьбою!
— Ахъ, Михайло Сергевичъ, не тогда ли, какъ жизнь перестаетъ намъ улыбаться, начинаетъ и чувствовать себя безсмертный духъ вашъ!
— Грустныя мысли, княжна!
— Почему же? не должны ли мы ожидать лучшей будущности?
— Удивляюсь вамъ, какъ вы, женщина, можете такъ равнодушно говорить о такомъ страшномъ предмет, какъ смерть?.. Нтъ! я мущина, видалъ смерть много разъ лицомъ къ лицу на пол битвы и привыкъ къ этому зрлищу, но мысль о ней, отвлеченная и холодная, ужасаетъ меня… Я живу, мысль моя, воя душа моя, живетъ и дйствуетъ, и вдругъ всему конецъ! Какъ низкій воръ подкрадывается смерть и уноситъ мою жизнь, это высшее, лучшее благо. Безпощадна она, и нтъ отъ ней защиты… И какая страшная, таинственная, глубокая бездна лежитъ между такимъ свтлымъ явленіемъ, какова жизнь, и этою мрачною тайною, называемою смертью!… Что жъ будетъ тома?.. Въ какихъ формахъ ожидаетъ насъ вчность?… Что воли душа моя, лишь только жизнь покинетъ мое тло, на вкъ погрузится въ сонъ безпробудный, безъ видній, безъ сознанія, въ мракъ вчнаго ничтожества?…
Въ тоскливомъ раздумь глядла княжна Анна на своего собесдника. Мысли быстро загорлись въ ея голов. ‘Бдный, думала она, какъ чужда для него свтлая мысль о спасеніи! въ чемъ же найдетъ онъ опору для жизни? Для него, за предлами гроба, не существуетъ блаженной надежды возрожденія. Какъ же тягостно будетъ ему бремя жизни безъ этой надежды!
Въ свою очередь Гарденевъ спросилъ ее, о чемъ она думаетъ
— Я жалла о васъ, Михайло Сергевичъ.
— Что жь длать, княжна? Мн самому иной разъ очень тяжело оттого, что не могу слпо врить во все, какъ врили наши простые, необразованные, и можетъ-быть очень счастливые предки. Къ несчастію нашъ вкъ не таковъ, мы не довольствуемся словами, давайте намъ положительныя доказательства, а гд ихъ взять? Нтъ, я не могу самъ себя сознательно обманывать.
— О Боже мой, неужели нашъ вкъ такъ слпъ, что отвергаетъ весь духовный, великій трудъ сознанія человчества, отвергаетъ то, что доказываетъ и безконечное пространство небесное, и малйшая былинка на нашей земл! Эта жизнь везд-разлитая, эта разумность и непреложность явленій ея могутъ ли быть случайны и неразумны по своему началу? А въ человк эта высокая и божественная способность уразумвать мало-по-малу, эта необъятная жажда совершенствованія неужели намъ не говорятъ, ни о чемъ не свидтельствуютъ! И гд хе достигнетъ душа человческая недосягаемаго здсь совершенства, какъ не въ будущей жизни?… Боже мой, какъ осмлиться думать, что жизнь, этотъ даръ свтлый и высокій, существуетъ не вчно, существуетъ только для смерти? Какъ осмлиться думать, что разумъ человческій дань человку безплодно или для того, чтобъ эта святая искра горла въ немъ напрасно, только малое время, а потомъ навкъ угасала!…
Увлеченіе, съ какимъ говорила княжна, ея прекрасные глаза, горвшіе огнемъ вдохновенія, ея мелодическій, тихій и глубоко-задушевный голосъ, взволновали душу Гарденева. Онъ не чувствовалъ себя убжденнымъ, но сознавалъ, что противорчить ей нтъ уже силъ у него. Онъ молчалъ, поникнувъ головою, и княжна молчала, погруженная въ глубокую задумчивость, она какъ будто забыла своего собесдника.
А между тмъ холодная роса падала на землю, въ бесдк становилось сыро, ночныя тни ложились на вс предметы густо и тяжело. Гарденевъ оглянулся вокругъ, и замтивъ, что уже поздно, почти обрадовался. Подъ этимъ предлогомъ ему можно прекратить трудный разговоръ. Вставъ со скамьи, онъ помогъ княжн закутаться шалью, и вмст съ нею отправился къ дону. Молча шли они оба другъ возл друга по темнымъ аллеямъ густаго сада.
Вдохновеніе, съ которымъ княжна за минуту передъ симъ говорила съ Гарденевымъ, начинало охладвать, она удивилась самой себ, что почти невольно высказала человку постороннему свои самыя задушевныя, священныя для нея мысли. Скромная отъ природы, она ни съ кмъ, кром разв самыхъ близкихъ родныхъ, не вдавалась въ такія разсужденія. Эта неосмотрительность нсколько смутила ее, привыкши строго наблюдать за собою, она спрашивала самою себя, что побудило ее къ такой откровенности? но кром самыхъ чистыхъ побужденій, она ничего не открыла душ своей.
Благодаря присутствію Гарденева, княжна Татьяна начинала мириться съ деревенскою жизнію, она очень повеселла, а одинъ пріятный, неожиданный случай еще больше способствовалъ хорошему расположенію ея духа.
Верстахъ въ тридцати или сорока отъ Зеленой Горы жилъ богатый помщикъ Малюковъ. Семейство его состояло изъ женатаго сына, невстки, двухъ взрослыхъ дочерей и полдюжины внучатъ, два меньшіе сына его еще находились на служб. Малюковы давно были знакомы съ Радомскими, но рдко видались по причин дальняго разстоянія.
Глава семейства, отставной генералъ екатерининскихъ временъ, былъ большой хлбосолъ и любилъ доставлять удовольствіе дочерямъ своимъ, хотя по преклонности лтъ довольно рдко здилъ съ ними въ столицу. Старшій сынъ его имлъ великолпную охоту, осенью собиралась къ нему вся сосдняя молодежь и многіе старики, и вс вмст отправлялись въ отъзжее поле. Для гостей, предпочитавшихъ тревогамъ псовой охоты боле мирныя занятія, въ дом Малюковыхъ были и другія развлеченія: довольно порядочный оркестръ, составленный изъ крпостныхъ людей, хоръ пвчихъ, разныя карусели, кегли, деревянныя горы, качели и еще Богъ знаетъ какія диковинки. Но всего боле нравились молодымъ постителямъ Малюковыхъ довольно часто устроиваемые домашніе спектакли. Тутъ во всемъ блеск могли выказываться уздные драматическіе таланты.
На радости, что на дняхъ прідутъ въ отпускъ меньшіе сыновья, старый генералъ затялъ такой пиръ, какого не запомнитъ весь округъ. Гости были званы и на обдъ, по случаю именинъ одного изъ членовъ семейства, и на балъ и на фейерверкъ, и на большую травлю не соструненнаго, бывшаго еще на свобод волка, котораго охотники узрили въ лсу, а въ заключеніе всего на театръ и маскарадъ. Такимъ образомъ сосдямъ приходилось провести нсколько дней у гостепріимнаго хозяина.
Такъ какъ семейство княгини Радомской считалось изъ первыхъ во всемъ у зд, то генералъ и нашелъ необходимымъ отправиться къ ней самому съ приглашеніемъ,— почетъ, который онъ оказывалъ весьма немногимъ. Съ нимъ была одна изъ дочерей его, почти ровесница княжн Татьян. Он очень скоро подружились, и Малюкова упрашивала Таню принять роль въ комедіи Коцебу. Въ это время нмецкая драматическая литература была у насъ въ большомъ ходу, мщанскія слезливыя драмы приводили въ восторгь зрителей. На долю княжны Татьяны выпала роль, лучше которой она и сама бы не придумала, то была роль нмецкой поселянки, простодушной, чувствительной, невинной, несравненной по всмъ своимъ качествамъ, такой, однимъ словомъ, какая могла быть взлеляна однимъ только нмецкимъ воображеніемъ. Княжна Татьяна едва могла скрыть свою радость, когда Малюкова говорила объ этой удивительной роли, но она притворилась, что изъ одного уваженія къ новой пріятельниц принимаетъ ея предложеніе, и то лишь въ такомъ случа, если мать ея одобритъ. Такова была Таня: никогда не любила она прямо и правдиво высказаться.
Генералъ звалъ Радомскихъ по старин, то-есть, какъ онъ выражался, весь домъ опричь хоромъ. Гарденевъ не былъ выключенъ изъ числа приглашенныхъ. Малюковъ даже завербовалъ его въ свою труппу. Отговариваться Гарденеву было невозможно. Князь Василій тотчасъ выдалъ его, объявивъ генералу, что онъ уже иного разъ игралъ на домашнихъ театрахъ и всегда съ большимъ успхомъ. Случай ли то былъ, или такъ захотлось распорядителю, но Михайло Сергевичъ долженъ былъ представлять жениха княжны Татьяны. Какое пріятное сближеніе для этой молодой двушки! Сверхъ того Гарденевъ. какъ боле опытный въ театральномъ искусств, испросилъ у княжны Татьяны позволеніе подать ей нсколько совтовъ на счетъ ея игры. Ему не хотлось, чтобы сестра его друга играла хуже другихъ. Разумется, предложеніе его было принято съ восторгомъ.
Князь Василій, не обладавшій большимъ сценическимъ талантомъ, согласился однако взять маленькую роль.
Ршено было, чтобы княжны Анна и Татьяна вмст съ Гаргеневымъ и княземъ Васильемъ хали къ Малюковымъ заране на репетиціи, которыя должны были происходить каждый день, княгиня же, не желавшая надолго оставлять дома, общала пріхать съ княземъ Валеріаномъ наканун представленія. Что касается до княжны Настасьи, то она, питая глубокое презрніе ко всякимъ провинціальнымъ увеселеніямъ, наотрзъ отказалась хать къ Малюковымъ.
Теперь княжна Татьяна имла случай чаще прежняго видться съ Гарденевымъ и быть съ нимъ короче. Однажды, когда они считывались по одной книг, и головы ихъ очень близко были другъ отъ друга, князь Василій улыбнулся, глядя на нихъ, и, подмигнувъ княжн Анн, шепнулъ ей:
— Вотъ посмотри, какъ бы посл театра не затялся у насъ пиръ другаго рода.
Княжна ничего не отвчала, она поняла предположеніе брата, но оно не обрадовало ея, напротивъ, она чувствовала, что Татьяна и Гарденевъ не созданы другъ для друга. Несмотря на безконечную доброту свою, она проникла характеръ Тани, и не могла ей сочувствовать.
На слдующее утро, княжна Анна сидла передъ зеркаломъ, Дуняша разчесывала ея длинную косу. Съ нкоторыхъ поръ, какъ бы угадывая тайное желаніе госпожи своей, она съ особеннымъ стараніемъ убирала ее. Княжна была задумчива, ей все слышались вчерашнія слова брата. Что жь? Ей ли разстроивать свадьбу сестры? А между тмъ, честно ли будетъ допустить дло, которое для обихъ сторонъ грозитъ несчастіемъ?
Тутъ вошла Таня. Княжна Анна немного смутилась, ей совстно стало, что она дозволила себ такъ строго судить сестру. Таня начала болтать о томъ, о семъ, хвалила косу княжны Анны, и была очень любезна и вкрадчива. Видно было, что ей чего-то хотлось.
— Скажи, наконецъ, молвила княжна Анна, перебивая пустую рчь сестры,— что теб нужно? По глазамъ вижу, что ты пришла что-нибудь выпросить.
Таня пріятно улыбнулась, но и тутъ не отвтила напрямикъ.
— Настенька отказала мн въ своей пуховой шляпк, сказала она,— говоритъ, я испорчу ее, накалывая ленты, а безъ нея мн никакъ нельзя быть на театр.
— Возьми мою.
— Благодарю тебя. А корсетикъ, не потрудишься ли ты его сшить? Ты на все такая мастерица!
Княжна Анна общала. Она всегда готова была сдлать всякое снисхожденіе Татьян, хотя признаться не съ такимъ искреннимъ удовольствіемъ, какъ бывало для Сашеньки. Об сестры разговорились о праздник.
— Вотъ, Таня, между прочимъ сказала старшая сестра,— ты все скучала о Москв. Посмотри, сколько удовольствій теб предстоитъ и въ деревн!
— Великая важность, довольно рзко отвтила Таня (она не всегда считала за нужное притворяться при сестр, не такъ какъ при другихъ),— великая важность! Нсколько какихъ-нибудь дней! А сколько сидла я взаперти? Ужь моему счастію никто не позавидуетъ.
Княжн Анн вовсе не хотлось огорчить ее, она старалась успокоить Таню, во Таня не такъ-то скоро забывала даже неумышленную обиду.
Дуняша принесла показать княжн Анн головной уборъ, приготовленный для праздника. Татьяна подхватила его, и тотчасъ стала примрять передъ зеркаломъ.
— Ахъ, какъ мило, какъ безподобно! твердила она, вертясь во вс стороны.— Какъ жаль, что молодыя двушки не могутъ носить такихъ уборовъ!
— А что, вдругъ спросила, она обратившись къ сестр,— сядешь ты у Малюковыхъ играть въ карты?
— Ты знаешь, что я никогда не играю.
— Не худо бы однако начать. Что теб длать въ обществ безъ картъ? Не возможно вкъ свой любезничать и ставить себя наряду съ молодыми.
Княжна Анна поняла, что сестр хотлось уколоть ее. Какъ ни мало было въ ней тщеславія, ей все-таки показалось несправедливымъ, что ее желаютъ какъ бы удалить изъ живаго общества и обречь на занятіе, которое она не любила и находила почти безсмысленнымъ. А Татьяна была себ на ум. Она думала: ‘Вдь сестра не совсмъ дурна,— и какое для нея счастье!— загаръ ни какъ не беретъ ее, а какъ принарядится, пожалуй будетъ еще лучше. Кто знаетъ, какъ бы не занялся ею Гарденевъ, мущины такъ странны!’
Довольная однако злымъ урокомъ, даннымъ сестр, она не продолжала своихъ нападокъ, ей нужно было еще кое-что выпросить. Разбирая разныя вещи, она замтила маленькую книжку въ щегольскомъ переплет.
— Это что такое? спросила она, любопытно развертывая книжку.— Боже мой, повсти, разказы, стихи! А, вотъ и стихи Гарденева… Недурны, но хуже чмъ т, которые онъ написалъ для меня. Я думала, что ты любишь одни только серіозныя книги. Откуда взялся у тебя этотъ альманахъ?
— Мн подарилъ его Гарденевъ, довольно не охотно отвчала княжна Анна.
— Вотъ какъ! сказала Татьяна, и пристально посмотрла ей въ глаза.
Потомъ, какъ ни въ чекъ не бывало, стала перелистывать книгу.
— Какія хорошенькія картинки! и повсти должны быть презанимательныя. Знаешь ли что? Гарденеву должно быть все равно у тебя ли, у меня ли его книжка. На что она теб? Подари мн ее лучше.
— Ни за что! съ жаромъ отвчала княжна Анна и протянула руку.
Княжна Татьяна усмхнулась и положила книгу на столъ.
— Боже, какъ ты вступилась! На, матушка, твое сокровище, мн оно не надобно, береги его у сердца.
Княжна Анна была въ большомъ волненіи. Отчего это происходило? Она сана хорошенько не понимала. Какое-то странное, неиспытанное чувство запало ей въ душу.
‘Что со мною? подумала она.— Неужели… о Боже… нтъ… этого не можетъ быть…’
— Таня, Таня, крикнула она съ испугомъ.— Ты забыла… бери все! возьми тоже и книжку!
Татьяна вернулась, она никакъ не могла понять внезапнаго испуга сестры.
Черезъ нсколько дней передовое общество отправилось къ Малюковымъ, начались репетиціи.
Подъ двойнымъ вліяніемъ наставленій Гарденева и собственнаго оживленія, княжна Татіяна отлично играла на репетиціяхъ, рукоплесканія немногихъ допускаемыхъ зрителей еще боле ободряли ее, и она разсчитывала на огромный успхъ.
Между тмъ какъ актеры заняты были единственно своимъ дломъ, записные охотники тоже не теряли времени: два волка, нсколько лисицъ и несмтное множество зайцевъ сдлались ихъ добычею. Обыкновенно, взявъ поле, охотники возвращались домой измученные, но предовольные. Чтобы не безпокоить дамъ, они собирались на половин своего коновода Малюкова. Къ нимъ присоединялись иногда и прочіе молодые люди, не участвовавшіе въ охот. Хвастливые охотничьи разказы сильно забавляли этихъ послднихъ, а вмст и возбуждали въ нихъ желаніе посмотрть вблизи на эту забаву. Разъ князь Василій и Гарденевъ совсмъ соблазнились охотничьими подвигами, и захотли въ нихъ участвовать. За-успхъ спектакля бояться было нечего, нсколько совершенно удачныхъ репетицій общали, что онъ пойдетъ хорошо.
Это было за два дня до представленія. Съ зарею наши наши охотники были уже на коняхъ, слуги въ прекрасныхъ охотничьихъ платьяхъ, держа на сворахъ красивыхъ борзыхъ и гончихъ ожидали призыва, дозжачій, снявъ фуражку, стоялъ у стремени молодаго барина и выслушивалъ его приказанія, нетерпливыя собаки завывали на разные голоса, вдругъ раздался рзкій звукъ охотничьяго рога, и вс — люди, лошади и собаки — поскакали со двора шумною ватагою. Многія дамы рано проснулась, чтобы посмотрть на отъздъ охотниковъ, въ числ ихъ была и княжна Татьяна. Стоя у окна, она долго провожала кого-то нжными взорами.
Несмотря на сумрачную осеннюю погоду, день для всхъ пропилъ и скоро и весело. Записные охотники остались предовольны рзвостью и другими высокими качествами своихъ псовъ, каждый хвасталъ подвигами любимой собаки и собственною распорядительностью. Холодная закуска подъ открытымъ небомъ замнявшая завтракъ и обдъ, подкрпила силы охотниковъ. Для нашихъ пріятелей Гарденева и Радомскаго, въ первый разъ въ жизни присутствовавшихъ на большой охот, она не лишена была особенной занимательности. Князь Василій отъ души забавлялся потшными, шумливыми спорами охотниковъ и тою важностью, которую они старались придать своему длу, ихъ усиліями перещеголять другъ друга. Нсколько разъ долженъ онъ былъ удерживать смхъ. Совсмъ иначе подйствовала охота на Гарденева. Когда вс выхали на широкую равнину, пересченную мелкимъ кустарникомъ и живописными рощицами, когда съ дикою отвагой, пріударивъ коней и пригнувшись къ самой ихъ ше, охотники, забывъ все на свт и даже самую опасность, кинулись впередъ, когда красивыя собаки, такія же страстныя какъ и хозяева, (бросились въ погоню за звремъ, когда звукъ роговъ, крикъ людей и лай собакъ огласили окрестность, что-то дивное пронеслось въ душ молодаго человка. Въ Гарденев закипла буйная удаль, онъ понялъ разгулъ жизни и на мгновеніе весь предался ему. Пристегнувъ нагайкой коня, и давъ ему волю, онъ поскакалъ самъ не зная куда, черезъ пни и кочки, безпрестанно цпляясь за низкіе сучья кустарниковъ, жадно впивая полною грудью сырой, осенній воздухъ. Долго мчалъ добрый конь, разметавъ по воздуху хвостъ и гриву, храпя и брызгая жидкою грязью изъ-подъ копытъ, наконецъ, измученный, сталъ какъ вкопаный на мст, и Гарденевъ, опомнившись, очутился одинехонекъ на другомъ краю лсной опушки. Здсь лишь изрдка долетали до него едва слышные звуки охоты. Онъ сошелъ съ лошади и оперся на сдло рукою, тло его утомилось, но дуть быть бодръ, мысли порывисто налетали на его душу. Подъ тихимъ шелестомъ лса, все разнообразне и причудливе становились думы поэта. Нечаянное уединеніе, посл шумнаго сборища, несказанно было по душ ему въ эту минуту, враждебно взглянулъ бы онъ тогда на всякаго, кто пришелъ бы его потревожить.
Мало-по-малу жгучія ощущенія охоты стали смняться въ ум его иными образами. И вдругъ предстало предъ нимъ то странное видніе, которое посщало его въ минуты вдохновеннаго, поэтическаго труда. Голова пылала, сердце сильно и тревожно билось, и вся душа стремилась навстрчу дивному виднію. Скоро прежнія неясныя черты призрака стали опредляться, и блдный образъ княжны Анны Радомской, весь озаренный свтлыми лучами, какъ будто льющимися изъ ея прекрасныхъ, кроткихъ очей, напечатллся живыми очертаніями въ воображеніи Гарленева.
Но быстро пронесся легкій и свтлый призракъ. Гарденевъ стоялъ изумленный, пораженный не видніемъ, но тми формами, въ которыхъ явилось оно.
Съ ума что ли я сошелъ? сталъ разсуждать онъ съ нкоторою досадою,— мечтать о женщин, съ которой ничего общаго у меня нтъ… да разв она хороша? Ни правильности въ чертахъ, ни свжести! Однако отчего это мое старое, доброе видніе не явилось мн съ чертами Татьяны? Вдь она гораздо м’ ложе и лучше княжны Анны?..’
Скоро изумленіе и какая ко досада, возбужденныя въ молодомъ человк неожиданностію явленія, исчезли, онъ сталъ спокойне думать мысли его понеслись плавными и свтлыми струями, лучи вчной правды отразились въ его задушевныхъ размышленіяхъ.
‘Но Боже мой! продолжалъ думать Гарденевъ, какая душа у княжны Анны! Да эта душа дивно-прекрасна, младенчески чиста и кротка. Какъ смогла она сохранить ее такою, не охладть въ высокой любви ко всему доброму и прекрасному?..’
Долго мечталъ онъ такимъ образомъ, слдя безсознательнымъ взоромъ за кружившимися въ воздух красными листьями осины да за полетомъ какой нибудь птицы. День замтно клонился къ вечеру, туманъ сталъ клубиться межь деревьями, обхватывая нкоторыя части лса густою мглою. Сообразивъ, что теперь нельзя поспть во время на сборное мсто охотниковъ, Гарденевъ ршился хать прямо домой. Онъ слъ на лошадь, спокойно щипавшую передъ тмъ пожелтлую траву, и пустился на удачу по первой попавшейся дорожк. Она вывела его къ небольшой деревушк, въ совершенно-противоположной сторон отъ его цли. Взявъ оттуда проводника, Михайло Сергевичъ попалъ наконецъ на настоящую дорогу и поздно ночью добрался до дому. Вс давно уже спали, Гарденевъ воротился домой, усталый, иззябшій.
На утро вс обступили его съ разспросами, гд онъ пропадалъ? Гарденевъ старался отдлаться шутками, онъ перенесъ вс возможныя предположенія, и конечно не выдалъ тайны души своей.
Встртившись съ княземъ Василіемъ, онъ очень удивился, когда узналъ отъ него, что княжна Анна воротилась домой. Причиной ея внезапнаго отъзда была записка княжны Настасьи, въ которой она писала сестр, что съ княземъ Валеріяномъ случился сильный припадокъ его обыкновенной болзни, что мать ихъ въ большомъ безпокойств, и что сама она не знаетъ какъ приступиться къ больному, не привыкшему къ ея попеченіямъ. Княжна Анна тотчасъ приказала закладывать карету, между тмъ какъ сестра ея разахалась и не знала какъ быть и что длать? Завтра театръ, а ей приходится отъ него отказаться, тогда какъ все готово, и крестьянскій нарядъ ей такъ къ лицу. Но на выручку къ ней подоспли хозяйки дома, и самъ старикъ Малюковъ, они вс вмст стали уговаривать ее остаться, и представляли ей, что безъ нея не состоится спектакль, съ убжденіями и просьбами обступили они тоже и княжну Анну. Невстка Малюкова вызвалась сама проводить княжну Татьяну къ матери по окончаніи праздника, а генералъ объявилъ, что онъ на колнахъ будетъ просить у княгини прощенія за удержаніе ея дочери. Княжна Анна молчала,— но княжна Татьяна, увидавъ, что нечего надяться на сестру, сказала наконецъ посл нсколькихъ отговорокъ, что какъ она ни огорчена болзнію дяди, однако не желаетъ разстроить удовольствія цлаго общества, и ршается пожертвовать собою. Это благоразумное по видимому ршеніе не всмъ одинаково понравилось, правда, хозяева очень живо благодарили княжну, по нкоторые изъ гостей тихонько надъ нею посмивались, а князь Василій не скрылъ отъ Гарденева. что очень недоволенъ поступкомъ сестры, тмъ больше, что ему самому пришлось совсмъ противъ воли остаться съ нею. Въ первую минуту негодованія, онъ даже хотлъ было ухать, и оставятъ ее одну, но Михайло Сергевичъ, который внутренно раздлялъ его имніе, уговоривъ его не двать такой обиды сестр.
Когда Гардевевъ, съ прочими молодыми людьми, вошелъ въ гостиную, онъ засталъ тамъ княжну Татьяну, отъ души хохотавшую какому-то забавному разказу. Но увидя его, она тотчасъ перестала смяться, и даже приняла на себя печальный и задумчивый видъ. Гарденевъ легко замтилъ эту комедію.
— Я слышалъ, что вашъ дядюшка опасно занемогъ, сказавъ онъ, садясь возл нея.
— О нтъ, совсмъ не опасно, быстро возразила она,— эти припадки бываютъ съ нимъ очень часто, и никого не безпокоятъ. Не знаю, зачмъ Настеньк вздумалось потревожить насъ. Впрочемъ она звала одну только княжну Анну.
— Жаль бднаго старика, сказалъ Гарденевъ.— Но помнится мн, вы говорили, что князь не можетъ обойдтись безъ васъ, когда занеможетъ?
— Ну конечно, отвчала она, не много смутившись, — онъ ко мн больше привыкъ. Впрочемъ княжна Анна тоже уметъ ходить за больными, она почти только этимъ и занимается.
Гарденевъ нарочно завелъ этотъ разговоръ, чтобы наказать ее за притворство. Ему, долго считавшему ее доброю и любящею двушкой, было очень досадно увриться такъ неожиданно въ своей ошибк.
Княжна Татьяна тоже увидла перемну къ ней Гарденева, и не знала чему ее приписать. Напрасно подъ предлогомъ спросить совта на счетъ своей игры, старалась она вовлечь его въ откровенный разговоръ, Гарденевъ отвчалъ ей холодно и коротко, наконецъ, выведенный изъ терпнія ея навязчивостію, нсколько язвительно сказавъ ей, что она такъ хорошо уметъ играть комедію, что не нуждается уже ни въ чьихъ совтахъ. Молодая двушка совершенно растерялась, вс прекрасныя мечты ея разлетлись, и ей нужно было много твердости, чтобы не обнаружить передъ всми причины своего огорченія. Но какъ двушка ловкая, она умла воспользоваться и самою невыгодностью своего положенія, и отнесла печаль свою на счетъ дурныхъ новостей, вчера полученныхъ изъ дому. Ей удалось даже обмануть нкоторыхъ, во не Гарденева.
И вотъ наконецъ посл нсколькихъ часовъ приготовленій, началось представленіе. Надежды всхъ зрителей были основаны на игр княжны и Гарденева, хозяева успли всмъ передать, но они оба превосходно играютъ. Первыя сцены, гд явлюсь другіе актеры, прошла незамтно, наконецъ растворяется дверь убогой хижины, передъ зрителями является крестьяночка въ голубой атласной юбк, въ черномъ бархатномъ корсет съ золотыми пуговицами, и въ шляп, обвитой алыми лентами. Очень мила была княжна Татьяна въ этомъ наряд, съ самодовольною радостію приняла она громъ рукоплесканій. Краткій монологъ свой сказала она съ увренностію и чувствомъ, и не успла его кончить и оглянуться, какъ это должно было сдлать по ходу пьесы, вышелъ Гарденевъ, но строгій видъ его совсмъ не соотвтствовалъ роли добродушнаго и влюбленнаго жениха, онъ явно былъ не въ дух. Нжныя слова, которыя онъ говорилъ невст, были произнесены голосомъ, который отзывался совсмъ инымъ чувствомъ. Княжна Татьяна смутилась, одушевленіе ея исчезло, едва припоминая роль, она говорила ее вяло и какъ вытверженный урокъ. Гарденевъ тоже былъ ниже посредственности, и недовольные зрители, переглянувшись между собою, вообразили, что хозяева захотли пошутить надъ ними, отозвавшись напередъ съ такими похвалами объ игр двухъ молодыхъ людей. Сами Малюковы должны были сознаться въ ошибк, и лишь изъ учтивости, по окончаніи спектакля, сказали нсколько лестныхъ словъ двумъ актерамъ, обманувшимъ вс ожиданія.
Начался балъ. Княжна Татьяна думала, что Гарденевъ пригласить ее на польской. Ей удастся съ нимъ объясниться и узнать чмъ онъ недоволенъ. Но Гарденевъ взялъ первую попавщуюся даму, и княжна принуждена была идти съ молодымъ человкомъ, почти неизвстнымъ ей. Въ конц бала, Гарденевъ однако танцовалъ съ нею,— и то, кажется, боле изъ приличія, чмъ изъ удовольствія. Княжна Татьяна поняла это, и на праздник, отъ котораго она ожидала такъ много, нанесенъ былъ двойной ударъ ея самолюбію.
Согласно съ общаніемъ, даннымъ княжн, невстка Малютиной сама отвезла ее къ матери, но несмотря на присутствіе и заступничество ея, княгиня была чрезвычайно недовольна дочерью. Напрасно княжна Татьяна хотла было по обыкновенію приласкаться къ ней, на вс ея ласки княгиня отвчала одною холодностію.
Когда гостья ухала, Наталья Андреевна сдлала княжн строгій выговоръ, какъ смла она остаться одна въ дом, съ которымъ он совсмъ не коротки, и гд было столько постороннихъ молодыхъ людей. Княгин, съ такою точностію соблюдавшей приличія, вина дочери казалась чрезвычайно важною.
— Увряю васъ, маменька, отважилась сказать княжна,— сама княжна Анна позволила мн остаться, и даже вмст съ Малюковыми говорила, что если я уду, то разстрою все общество.
— Не можетъ этого быть! Да еслибъ и въ самомъ дл княжна Анна была довольно слаба, чтобъ допустить тебя до такого неприличія, ты сама должна бы обдумать, хорошо ли длаешь.— что станутъ теперь говорить о теб, не только здсь, но даже и въ Москв? Дядя твой боленъ, а ты, обрадовавшись празднику, забыла и домъ, и долгъ, и всякое благоразуміе.
— Другъ мой маменька, отвчала Таня, заплакавъ,— еслибъ я знала, что такъ огорчу васъ, поврьте, ни за что не осталась бы и минуты у Малюковыхъ, но меня вс увряли, что вы не будете гнваться, и я имла глупость согласиться, хотя это было совершенно противъ моей воли.
— Вотъ это-то и неправда, вдругъ сказалъ только-что вошедшій князь Василій,— ты очень рада была остаться, это сказалъ мн самъ Малюковъ, жалуясь на княжну Анну за то, что она чуть было не увезла тебя.
— Какъ же ты сказала, что княжна Анна уговаривала тебя остаться? спросила княгиня.
Татьяна не звала, что отвчать на такую прямую улику. Сослаться опять на княжну Анну она тоже не смла, потому что слишкомъ уврена была въ ея неизмнной правдивости. Опустивъ голову, она стояла молча и ничего не находила въ свое оправданіе.
— Стыдно, сударыня, теб лгать, продолжала княгиня,— это едва простительно холопк. Неужели ты забыла кто ты?..
Княгиня хотла что-то еще прибавить, но въ эту минуту вошелъ Гарденевъ, и она замолчала, не желая при немъ продолжать непріятную сцену. Однако Гарденевъ, по принужденности, ясно выражавшейся на всхъ лицахъ, а особливо по заплаканнымъ глазамъ княжны Татьяны, тотчасъ догадался, что мать пожурила ее. Бдная двушка подняла на него глаза, полные слезъ, какъ бы отъ него одного ожидая пощады, ему жаль стало ея, и онъ не захотлъ вмст съ другими бросить въ нее камень. Онъ подошелъ къ ней, и между ними завязался разговоръ, незначительный санъ по себ, но важный для молодой двушки тмъ, что давалъ ей возможность нсколько оправиться. Черезъ минуту она уже развеселилась, ей вздумалось, что недавняя холодность Гарденева была случайна, и надежда вновь стала ей улыбаться.
Гарденевъ самъ поддался веселому расположенію княжны, разговоръ ихъ становился все занимательне и оживленне. Князь Василій, хоть за нсколько минутъ передъ тмъ и недовольный сестрою, также подошелъ къ нимъ, и они вс трое взапуски болтали живо и весело, какъ это могутъ длать только молодые люди, не застигнутые еще горемъ жизни.
Дло дошло до хиромантіи, Михайло Сергевичъ взялся по рук предсказать княжн всю ея будущность. Княжна Татьяна кокетливо протянула ему свою бленькую и пухленькую ручку, которою очень гордилась.
— Ну, что жь вы мн скажете хорошаго? счастлива ли я буду или нтъ? спросила она, немножко рисуясь.
— Конечно, чрезвычайно счастливы. Вотъ линія, которая означаетъ замужство, и я вамъ даже скажу, что вы не одинъ, а два раза, выйдете замужъ.
— Нтъ, это уже слишкомъ много! съ безпокойствомъ сказала княжна.
Князь Василій расхохотался.
— Смотри, Гарденевъ, сказалъ онъ, — ты испугалъ Таню своимъ предсказаніемъ. Однако продолжай, пожалуста. Увижу, точно ли ты такой свдущій предсказатель, за какою выдаешь себя.
— Я ничего не стану говорить, если ты такъ мало вришь моему знанію, не забывай однако, что я ученикъ госпожи Ленорманъ, и могу разоблачать будущее, не хуже прошедшаго.
— Кто же будетъ мой мужъ? спросила княжна.
Она какъ то особенно задорно и лукаво поглядывала на Гарденева, у почти уврена была въ успх своего кокетства.
— Вашъ первый мужъ, хотите вы сказать, княжна? отмчалъ Гарденевъ:— не забывайте, что ихъ будетъ два. Итакъ первый будетъ богатый, знатный генералъ, весь увшанный орденами…
— Не хочу я генерала, перебила Таня, съ досадой отдергивая руку.
— Вижу, княжна, что вс предсказанія мои не впопадъ. Лучше погадаю вамъ на картахъ.
— Погадайте, пожалуста! отвчала княжна.
Гарденевъ всталъ и взялъ карты, но взглянувъ нечаянно въ окно, тотчасъ положилъ колоду на мсто, и молча вышелъ изъ комнаты.
— Кого его от увидлъ въ цвтк? спросила книжна Татьана.
Лниво выглянулъ въ окно князь Василій: ‘Да танъ гуляетъ няяжна Анна,’ отвчалъ онъ.
— Ахъ Боже мой! прошептала недовольная Татьяна: — онъ готовъ все бросить, чтобы бжать за нею.
Гарденевъ самъ почувствовалъ, что виноватъ противъ Татьяны, самая короткость въ дом Радомскихъ не оправдывала такого пренебреженія. Когда посл непродолжительной прогулки, княжна Анна возвратилась вмст съ нимъ домой, онъ опять подошелъ къ сестр ея, желая изгладить изъ ея памяти свою опрометчивость. Но княжна Татьяна хмурилась и едва отвчала.
Она была слишкомъ молода и при всей хитрости и скрытности своей, еще несовершенно владла собою. Переходя поминутно отъ страха къ надежд, случалось ей нсколько разъ въ день мнять расположеніе духа. Можетъ-быть эта неровность въ обхожденіи съ нимъ была отчасти и маленькою уловкой, желаніемъ заманить его, но Гарденевъ шутилъ, смялся съ нею, а никогда не доходилъ ни до малйшаго объясненія. Посл всхъ этихъ происшествій, княжна Татьяна ластилась къ матери боле чмъ когда-нибудь, и ихъ маленькая размолвка была совершенно забыта.
Болзнь князя Валеріяна не была такъ ничтожна, какъ желала уврить въ томъ княжна Татьяна, у него открылись раны, и уздный врачь, призванный на помощь, боясь принять на себя одного всю отвтственность лченія, совтовалъ ему обратиться къ московскимъ докторамъ. Не желая оставить вольнаго на рукахъ прислуги, княжна Настасья вызвалась хать съ нимъ въ Москву, княжн же Анн не возможно было подумать оставить мать даже на короткое время. Князь Валеріянъ былъ очень доволенъ ршеніемъ племянницы, а по прізд въ Москву не могъ нахвалиться ея распорядительностію. Сознавая, что не иметъ ни привычки ходить за больными, ни той нжной ежеминутной предупредительности, которая лучше всякаго лкарства врачуетъ недуги, она пріискала превосходную и опытную сидлку. Небольшое хозяйство князя княжна Настасья въ нсколько дней устроила въ отличномъ порядк, она съ самаго начала поставила себя на такую ногу передъ людьми, что ни одинъ изъ нихъ не осмлился бы ослушаться ея, даже въ бездлиц. Вырвавшись изъ-подъ гнета домашней подчиненности, сильная воля ея быстро возросла и окрпла: княжна Настасья создана была повелвать. Никакого безпокойства не допускала она до дяди, и, благодаря ея умной и твердой дятельности, здоровье ‘то поправлялось со дня на день.
Однако какъ ни велика была его признательность къ княжн Настась, онъ не могъ внутренно не сознаться, что въ исполненіи ею долга не было той сердечной теплоты, которая придавала столько цны всмъ дйствіямъ княжны Анны. Впрочемъ эти чувства онъ осторожно скрывалъ въ душ своей, и за грхъ почелъ бы обнаружить ихъ передъ кмъ бы то ни было.
Ненастье глубокой осени долго препятствовало обитателямъ и и особенности обитательницамъ Зеленой Горы выходить изъ дому, нсколько разъ уже выпадалъ небольшой снгъ, но тотчасъ опять таялъ и смнялся грязью. Наконецъ настали морозные дни, и снговыя тучи на неб общали близкую зиму.
Въ одно утро вс пріятно были удивлены, увидавъ густой снговой коверъ, покрывшій ночью застывшую землю.
— Честь имю поздравить васъ съ зимою, съ настоящею викою, сказалъ князь Василій, входя въ комнату, гд за чаемъ собралось все семейство.
— Давно пора! сказала княжна Татьяна, боле всхъ скучавшая невольнымъ заключеніемъ.
— Я пришелъ предложить всему обществу, не угодно ли прокатиться, по первозимью, въ саняхъ?
— Ахъ! это будетъ прекрасно, воскликнула княжна Татьяна.
— А вы, княжна Анна, подете?
— Разумется, нынче такой прекрасный день!
— Хочешь, Гарденевъ, мы сами будемъ править? Тогда поденъ въ двухъ маленькихъ саняхъ и безъ кучеровъ.
— Съ большимъ удовольствіемъ. Предупреждаю княженъ, если которая изъ нихъ удостоитъ меня чести хать со мною, что имъ нечего бояться, потому что я довольно исправный здокъ.
— Я ничего не боюсь, поспшила сказать княжна Татьяна.
Черезъ часъ, двое легкихъ саней, запряженныхъ въ одиночку я покрытыхъ коврами, стояли у крыльца. Князь Василій и Гарденевъ, похлопывая руками, на которыя надты были рукавицы, ходили вокругъ саней, въ ожиданіи своихъ дамъ.
Наконецъ и он вышли, зимній нарядъ княжны Татьяны отличался нкоторою изысканностію, она явно разсчитывала на эффектъ. Бархатная шапочка, опушенная соболемъ, красиво оттняла ея кругленькое, румяное личико, щегольская шубка съ мховымъ воротникомъ, туго схваченная у пояса, обрисовывала ея молоденькія, нсколько полныя формы. Съ самодовольнымъ видомъ прошла княжна мимо зеркала, взглянула въ него и подумала: ‘право, я сегодня не дурна’.
Однако Гарденевъ едва удостоилъ ее взгляда. Съ тхъ поръ, какъ князь Василій затялъ эту прогулку, въ ум Гарденева зародилось одно желаніе — прокатиться непремнно съ княжною Анною,— желаніе можетъ-быть ничтожное, но для исполненія котораго онъ въ эту минуту пожертвовалъ бы многимъ.
Весь занятый своею мыслію, онъ безсознательно подалъ руку княжн Татьян, чтобы помочь ей взойдти въ сани. Княжна Анна стояла поодаль.
— Вы со мною, неправда ли? спросила княжна Татьяна своимъ серебристымъ голоскомъ.
Но Гарденевъ будто не слыхалъ и стоялъ уже у другихъ саней.
— Какъ онъ нынче разсянъ, замтилъ князь Василій, садясь возл сестры и взявъ вожжи въ руки,— онъ не слыхалъ даже, что ты зовешь его.
— Это случается съ нимъ уже не въ первый разъ, отрывисто сказала княжна.— Надо признаться, что пріятель твой не отличается учтивостію.
— Ну, это пустяки! отвчалъ князь Василій, обиженный несправедливымъ отзывомъ о своемъ друг,— никто кром тебя не скажетъ, чтобы тонъ или манеры Гарденева были не вполн хороши, да и ты сама еще не давно была совершенно другаго мннія. Признайся лучше, теб досадно, что онъ похалъ не съ тобой?
— Вотъ еще что выдумалъ! возразила княжна, покраснвъ отъ стыда и досады.— Если кто здсь имъ и занимается, то наврно ужь не я!
— Кто же, по твоему?
— Кто? посмотри внимательне, и ты самъ увидишь.
— Ну, право, не догадываюсь. Еслибы Настенька, то она не ухала бы такъ спокойно съ дядею. Разв ужъ маменька, княжна Анна?смясь спросилъ князь.
Княжна Татьяна лукаво поджала губки.
— Чего на свт не бываетъ? вымолвила она, какъ будто про себя.
— Вотъ хочетъ свалить съ больной головы да на здоровую! Будь откровенна, хоть одинъ разъ въ жизни, скажи, что ты сердишься на Гарденева.
Но княжна Татьяна вдругъ вспомнила, что холодно, и сказала брату, что боится съ этими разговорами простудить горло. Князь Василій замолчалъ.
Несмотря на стужу, что-то особенно веселое было въ этомъ первомъ и ясномъ зимнемъ дн, словно природа праздновала свое отдохновеніе, посл тяжкихъ лтнихъ трудовъ. Яркое солнце, невиданное въ теченіи многихъ дней, заиграло въ неб, тонкая, серебристая пыль наполняла воздухъ, мелкія снговыя струйки, подгоняемыя поземкой, бжали по гладкой поверхности широкаго поля, извиваясь, какъ дымъ загорвшейся степи, и солнце осыпало ихъ многоцвтными блесками.
Весело было и на душ Гарденева. Тихое чувство любви наполняло ее. Въ этомъ чувств не было страстныхъ порывовъ, такъ часто волновавшихъ его въ былое время. Любовь его была чиста, какъ молитва младенца, и спокойна, какъ сладкій сонъ. Казалось, присутствіе княжны Анны отгоняло вс мятежные и суетные помыслы, его представленія о прекрасномъ и достойномъ въ мір получали теперь опредленное значеніе, особенный смыслъ. Гарденевъ былъ счастливъ своею любовью, счастливъ сочувствіемъ, которое оказывала ему княжна. Между ними не было сказано ни одного слова, которое могло бы послужить намекомъ на взаимную привязанность, но они хорошо знали, чмъ были другъ для друга, и перемнить свои отношенія обоимъ имъ едва ли было бы пріятно
Сани съ легкимъ скрипомъ быстро скользили по гладкой дорог, вдругъ поднялся довольно рзкій втеръ. Гардевевъ заботливо посмотрлъ на княжну.
— Не озябли ли вы? спросилъ онъ ее.
— О нтъ, отвчала она,— мн такъ хорошо, что я совершенно не чувствую холода. Поглядите пожалуете на Васеньку и Таню, какъ они летятъ передъ нами!
Гарденеву не хотлось видть никого, кром княжны Анпы. Онъ тронулъ вожжами, и рзвый иноходецъ помчался какъ вихрь.
Княжна сначала ахнула, потомъ улыбнулась, ей самой понравилась эта быстрая зда, по гладкой снжной равнин. Щеки ея алли отъ мороза, подернуло инеемъ ея мновую шапочку и воротникъ шубы. Весело шутила и смялась она съ Гарденевымъ, онъ съ радостію замтилъ это настроеніе, тмъ боле, что княжна рдко предавалась веселости. Мало-по-малу разговоръ дошелъ до Криницыныхъ. Княжна Анна любила вспоминать про отсутствующую сестру. Въ это время они прохали мимо одного дома, богатаго и прекраснаго, давно оставленнаго владльцами.
— Что бы вашему зятю купить это имніе и поселиться здсь? сказалъ Гарденевъ, указывая на барскую усадьбу:— вы могли бы во всякое время видаться съ вашею сестрою.
— Богъ знаетъ, лучше ли бы это было для маменьки, со вздохомъ отвчала княжна Анна.
— Почему же? Княгиня съ такимъ нетерпніемъ дожидается ея прізда.
— Ей хочется видть своихъ внучковъ. Сестра общала при везти ихъ, но вотъ прошло уже много мсяцевъ, а они все не дутъ.
— И Александра Александровна не пишетъ вамъ, что такъ долго ее задерживаетъ?
— Мн кажется, что мужъ неохотно пускаетъ ее къ вамъ, по крайней мр я сужу такъ по какой-то принужденности, которая видна въ послднихъ ея письмахъ. Мн хорошо извстно, какъ ей хочется повидаться съ вами, тмъ боле, что и братъ Василій здсь.
— Да, князь Василій часто говорилъ мн объ Александр Александровн, его удивляетъ, что она не детъ сюда и не зоветъ его къ себ.
— Да, братъ должно быть иметъ какія-нибудь подозрнія, хоть и молчитъ объ этомъ. Судите же сами, каково же было бы маменьк узнать о какихъ-нибудь домашнихъ непріятностяхъ сестры… Теперь по крайней мр она покойна.
— Подъ какимъ же предлогомъ Криницыны такъ долго не дутъ?
— Сестра писала мн, что Костя былъ не здоровъ, но этому давно, теперь ужь онъ здоровъ… а Сашенька все не дете сюда.
Отчего этотъ разговоръ, невидимому не имвшій никакого отношенія къ чувствамъ Гарденева, наполнилъ однако душу его сладостнымъ трепетомъ? Онъ видлъ, что она разоблачаетъ ему даже семейныя тайны, которыхъ конечно не открыла бы никому другому, и онъ гордился ея довріемъ, какъ драгоцннымъ залогомъ нжнаго сочувствія.
— Княжна, сказалъ онъ тихимъ, задушевнымъ голосомъ, продолжа вслухъ начатую мысль,— эта прогулка навкъ останется и въ моей памяти, гд бы я ни былъ. Мн такъ грустно становится при мысли, что черезъ нсколько времени я долженъ буду оставить васъ. Будете ли вы обо мн помнить?
— О, всегда! будьте уврены!
— У меня есть просьба до васъ, княжна, но какъ-то страшно вымолвить ее.
— Говорите, что такое?
— Еслибъ я смлъ васъ просить вспомнить когда-нибудь обо мн во время вашей молитвы.
— Съ тхъ поръ, какъ я васъ узнала короче, я всегда вспоминала васъ на молитв на ряду съ родными, съ радостнымъ жаромъ отвчала она.
— Благодарю васъ…
— Но меня удивляетъ… начала было княжна, робко взглянувъ на Гарденева,— что вы…
— Что я неврующій прошу вашей молитвы, хотите вы сказать? Какъ же быть мн, и желалъ бы я убдиться, да не могу. Въ васъ однихъ я врю и молитву вашу почитаю святыней.
За минуту, просвтлвшее радостію лицо княжны вдругъ подернулось печалью. Души ихъ такъ близки были другъ другу, и югъ раздляетъ ихъ бездонная пропасть! Невольная слеза капнула изъ ея глазъ.
Сердце Гарденева встрепенулось.
— Стою ли я этихъ слезъ, княжна? громко воскликнулъ онъ, сжимая и цлуя ея руку.
Внезапный крикъ раздался въ другихъ саняхъ, хавшихъ вслдъ за ними. Княжна Татьяна перегнулась напередъ и казать готова была прыгнуть изъ саней.
— Какъ теб не стыдно быть такою трусихой! сердито сказалъ ей князь Василій, не понявшій причины ея тревоги.
— Пожалуста подемъ скоре домой, втеръ такъ силенъ! отрывисто произнесла княжна Татьяна.
— Что съ тобой? спросилъ князь, заглянувъ ей въ лицо.— Ты блдна, какъ полотно.
— Я ничего… Можетъ-быть это отъ холода.
Когда княжна Татьяна вошла въ гостиную, живой румянецъ замнилъ минутную блдность, глаза ея горли, но что-то зловщее было въ блеск этихъ свтло-голубыхъ глазъ. Чтобы заглушить вопль уязвленнаго сердца, княжна Татьяна стервамъ прикинуться веселою, громко смялась и болтала безъ умолку.
Гарденевъ, напротивъ, былъ молчаливе обыкновеннаго. Душа его, полная любви, вся была проникнута глубокимъ счастіемъ и, какъ бы осязая его, онъ боялся неосторожнымъ словомъ спугнуть свое блаженство. Наскучивъ болтовнею княжны Татьяны, на которую ему все-таки нужно было отвчать, хотя полусловами, и желая чмъ-нибудь отдлаться отъ нея, онъ предложилъ князю Василью сыграть съ нимъ въ шахматы.
Игроки услись за шахматный столикъ, но было не въ разсчетахъ княжны Татьяны оставить въ поко Гарденева. Ей хотлось чмъ-нибудь уколоть его, чтобъ отплатить за все то, что она вытерпла въ это утро.
— Вася, сказала она брату,— уступи мн свое мсто, если только Михайло Сергевичъ захочетъ играть со мною.
— Я очень радъ, княжна, отвчалъ Гарденевъ на косвенный вопросъ.
— Въ такомъ случа начнемте! Ты, Вася, слди за моею игрою, и если я ошибусь, поправь меня.
— Вашъ ходъ, княжна, сказалъ Гарденевъ.
Княжна Татьяна не сильна была въ шахматной игр, однако знала ее порядочно и на ту пору играла осторожно, съ полнымъ вниманіемъ, напротивъ, Гарденевъ быль разсянъ и игралъ небрежно. Посл нсколькихъ ходовъ, игра его пришла въ безпорядокъ, княжна торжествовала. Она видла минуту, когда побдитъ отличнаго игрока.
— Шахъ королю, сказала она, выступая конемъ.
Гарденевъ внимательне сталъ слдить за игрою и въ нсколько ходовъ усплъ ее поправить.
— Шахъ ферязи, сказалъ онъ въ свою очередь.
— Вы сегодня очень не учтивы къ дамамъ, замтила княжна, длая особенное удареніе на этомъ слов.
Гарденевъ съ удивленіемъ взглянулъ на нее, онъ прочиталъ укоръ въ ея блесоватыхъ зрачкахъ, грозно на него устремленныхъ, и въ ея тонкихъ, крпко-сжатыхъ губкахъ.