Василий Брусянин
Василий Брусянин
Усики, белокуренькие…
Усики, белокуренькие…
* * *
———————————————————-
Усики, белокуренькие…, Брусянин Василий Васильевич, Год: 1916
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Из глуши провинции, из Тверского уезда, мама прислала Тамарочке ласковое письмо, а в этом письме были и такие строки:
‘Тамарочка, да почему ты не хочешь приехать в деревню? Я так соскучилась и по тебе, и по твоем Вовочке. Будешь там томиться в большом городе, одна, а у нас Волга, деревня, молока — сколько хочешь. И мне так бы хотелось быть к тебе поближе в дни нашего общего горя… Каждый день с тревогой хватаюсь за газету и читаю списки убитых и раненых… Молись Господу, Тамарочка! Приезжай же ко мне в деревню’…
И много еще ласковых слов было в письме из деревни. Но Тамарочка еще весной решила остаться в Петрограде, и лето здесь прожила и на осень не хотела ехать в деревню. Казалось ей, что Петроград ближе к войне, нежели глухой уезд на Волге. А что ближе к войне, то милее и ближе для самой Тамарочки. На войне её муж и война с её ужасами стала ей близкой.
И какая странная мать Тамарочки, простушка-провинциалка. Ведь, это в юности Тамарочка особенно любила молоко, когда приезжала на каникулы, действительно, много пила его, а теперь она и молока-то не любит. У Тамарочки есть трехгодовалый сын Вовка и муж её на войне прапорщиком, а старушка все еще относится к ней, как к юной гимназисточке.
Тамарочка улыбнулась тихой хорошей улыбкой и положила письмо матери на край стола. Второй раз она перечитывала это письмо. Письмо большое на двух листках и все содержание его — призыв Тамарочки в деревню.
Есть и еще тревожные слова в письме матери:
‘Тамарочка, следи за тетей Женей. Она в отчаянии, потеряв сына Митю. Я боюсь за её рассудок. Если будет плохо с ней, телеграфируй, приеду’.
Тетка, Евгения Ивановна, приехала в Петроград и теперь живет с Тамарочкой.
Перечитает Тамарочка какое-нибудь место письма и задумается об усадьбе матери, о селе Игнатовом, о берегах Волги. Все это такое близкое ей с дней юности, а теперь между прошлым и настоящим залегла широкая и длинная полоса жизни в двадцать три года. И отгородилась эта полоса жизни от всего мира прочно установленными и вечно горящими маяками, которых и время не разрушить и бури жизни не потушат. И дальше тянется эта полоса жизни и зажигает все новые и новые маяки.
Из раскрытой двери в детскую прилетел милый нежный голосок мальчика. Это Вовочка лепечет что-то, играя с нянькой.
И Вовочка также — новый маяк на полосе жизни Тамарочки. Зажгла его жизнь таким ярким и теплым светом. И боится мать за этот новый источник жизни: как бы из тьмы веков не дохнула на него Смерть, как бы она не потушила новой молодой Жизни.
Зимою в семье знакомых Тамарочки дети заболели скарлатиной, и Тамарочка прервала сношения с друзьями. На Пасхе в одной из квартир на той же лестнице, где живет и Тамарочка, у какого-то чиновника дети заболели дифтеритом. Выше этажом жил чиновник, а Тамарочка боялась за жизнь Вовочки: как бы болезнь не занесли и к ней в квартиру? ‘Как страшно за него… Боже! Боже!’ — часто шепчет Тамарочка. Неверующей курсисткой жила Тамарочка, а когда становилось страшно за судьбу Вовочки — всегда шептала: — ‘Боже! Боже!’. И это слово приобретало какой-то новый смысл.
И отец боялся за Вовочку, и когда уезжал на войну, все твердил:
— Тамарочка, береги Вовку. Помни мою любовь к нему, помни мою радость в нем.
Уехал отец голубоглазого мальчика на войну, и осталось у Тамарочки единственное сокровище — Вовочка, у которого глаза — отца и брови — отца и его улыбка. Тамарочке казалось даже, что у Вовочки и голос отца, звонкий такой и приятный для слуха. И чувствуются с голосе Вовочки какие-то особенные нотки, какие можно уловить и в голосе отца его. И часто в забывчивости, в постоянных думах о муже Сергее, Тамарочке вдруг покажется, что в детскую вошел Сергей, неожиданно вернувшийся с войны. Она услышит голос мужа, вздрогнет и придет в себя… Разве же это возможно? Разве возможно, чтобы голос трёхлетнего мальчика походил на голос отца, которого увезли на войну? Это так только кажется: вся жизнь последнего времени похожа на какое-то страшное наваждение. Столько кругом горя и слез, и тревог. Все перепуталось, изменилось, окрасилось в темные тона. И душа объята темным пламенем…
‘Темным пламенем… Как это страшно!..’ — шепчет Тамарочка и прислушивается к голоску сына.
— Ма-ма… тетя… Тра-та-та-та… Трах… У-у-у… Бух!..
Это кричит, визжит и ухает Вова, изображая милым для мамы голосом, как ухают, трещат и бухают пушки и пулеметы там, на войне, куда уехал его отец. Душа Вовочки еще не выбралась из тёмного пламени вечного, а уже тянется к темному пламени жизни. ‘Как это страшно! Как это страшно!’ — шепчет Тамарочка. И кажется ей, что вся эта страшная война с далеких полей и из темных лесов переселилась к ним в детскую, заполнила все комнаты квартиры, забралась в душу и испепелила все в душе и сокрушила.
А Евгения Ивановна зажимает уши руками, нервничает и с сердцем кричит из столовой:
— Вовочка, ты так кричишь! Перестань!.. Это же невозможно! Покоя нет…
Тетка Евгения Ивановна — седенькая, юркая старушка с добрыми голубыми глазами, и на нее нельзя сердиться.
Нельзя сердиться на Евгению Ивановну: война взяла у неё сына Митеньку, единственного, любимого. Взяла война Митеньку и не вернула.
Помнит Тамарочка кузена Митю. Жил он в Петрограде, был инженером, работал на заводе. И муж Тамарочки был инженером. Оба они были дружны: один строил дома, другой — машины какие-то, а теперь оба на войне и что-то разрушают, куда-то идут — все вперед и вперед и опять разрушают…
Месяц спустя после их отъезда на войну прочла Тамарочка в газетах сообщение о геройском подвиге Мити и о его смерти. Мелькнул в иллюстрированном журнале его портрет, и теперь Евгения Ивановна не расстаётся с этим номером журнала и все смотрит на Митеньку, и не верит, что он убит, что его нет… Остался труп Митеньки в расположении неприятельских окопов, зарыли его в братской могиле. И никто теперь не докажет Евгении Ивановне, что сын её убит, что его нет и никогда не будет. Вот почему старушка и не верит в смерть сына: темный пламень поглотил его, но не уничтожил…
Вскоре после этого в Петроград приехала тетя Женя. Жила она у себя в усадьбе, на Волге и приехала одна, напугав своим видом Тамарочку. Растерянная какая-то, нервная, суетящаяся, старушка забросала Тамарочку вопросами, восклицаниями и призывами:
— Тамарочка, едем скорее, едем!..
— Куда, тетя?
— Hа войну… Я хочу найти Митеньку, я хочу увидеть его… Митеньку моего, миленького… Он не убит. Этого не может быть! Сердце мое подсказывает мне, что он жив… Может быть, он и ранен, но он — жив, жив, жив…
Словно тяжкий нарыв решилась вскрыть Тамарочка и повезла тетю Женю в какую-то военную канцелярию, чтобы справиться о судьбе Митеньки. Но и в официальное сообщение не поверила тетя Женя.
— Нет! Hет!.. он жив! — восклицала она и в канцелярии, и вернувшись домой. — Сердце мое чует — он жив… Поедем, Тамарочка. Поедем…
— Куда, тетя?
— На войну, на войну поедем… Будем искать Митеньку.
Уступила просьбе больной тетки Тамарочка, и поехали они обе по Варшавской дороге, а Вовочку оставили с няней.
Собираясь в это необычное, полное тревогами путешествие, Тамарочка и сама лелеяла в тайне мечту — увидеть Сергея. На варшавском фронте сражался он, и ей дали надежду, что, быть может, и она увидится с мужем. И поехали в Варшаву две женщины — молодая и старая, мать и жена. Одна верила, что её муж жив, и она непременно увидится с ним. Другая не верила, что её сын — убит, и тоже мечтала увидеться с ним, найти его.
В ужасах войны две скорбные души искали утешения и — не нашли…
В Варшаве они прожили пять дней, но дальше Варшавы их не пустили, да и страшно самим было ехать дальше… Тамарочка узнала, где её муж, писала ему каждый день по открытке и все ждала весточки. Евгения Ивановна бродила по разным штабам и военным канцеляриям и всех спрашивала: где её сын Митенька? Везде ласково и любовно встречали старушку, но никто не мог сказать ей долгожданного нужного слова.
В помещениях штабов, на вокзалах, на улицах, в коридоре той гостиницы, где жили Тамарочка и тетя Женя, старушка подходила к офицерам с одним вопросом:
— Не видели ли вы, не знаете ли, где сын мой Митенька?.. Высокий он такой, стройный… усики еще у него такие белокуренькие…
Видя обезумевшую старушку, военные с соболезнованием вслушивались в её тревожные вопросы и отвечали:
— Нет, не видели вашего сына…
— Не видели?.. усики у него, белокуренькие…
— Нет, не видели, сударыня…
И вернулись в Петроград обе женщины не утешенными: мать не нашла сына, жена не дождалась письма от мужа. Вернулась Тамарочка домой, а у неё в доме горе: заболел Вовочка ангиной, и злейшей. Поправлялся Вовочка, но все же Тамарочка сердилась на тетю Женю: это она взманила ее поехать в Варшаву.
Но разве можно было сердиться на тетю Женю?! После поездки в Варшаву ее трудно было узнать: исхудала старушка, пожелтела с лица и еще больше волнуется и нервничает. Ночи спит плохо и все прислушивается — не звякнет ли звонок в передней, не принесут ли от Митеньки телеграмму, не вернется ли он сам. И утром на другой день ждет сына и говорит:
— Сегодня от Митеньки будет телеграмма, сон я такой видела…
И ждет целый день телеграммы.
Часто по утрам Евгения Ивановна спешно пьет кофе и умоляет племянницу:
— Тамарочка, кончай скорее свой кофе. Поедем на Варшавский… Может быть, Митенька вернется сегодня…
И поедут они обе на вокзал. Ходят там по большим залам и по буфету и всматриваются в лица военных. Уезжают военные из Петрограда, приезжают с фронта, а они обе встречают их, как своих близких. Заразилась каким-то нетерпением и Тамарочка, и ей часто кажется, что не напрасно они обе ездят на вокзал, порадуют их эти большие, многолюдные, шумные залы.
И часто Евгения Ивановна подбежит к кому-нибудь из военных и спросит:
— Извините, пожалуйста, не видели ли вы Митеньку моего?.. в …ском драгунском полку он, прапорщиком?..
— Нет, сударыня, не видел я вашего сына, — ответит военный.
— Ну, как же вы не видели? — начинает спорить старушка: — высокий он такой, стройный, и усики у него, белокуренькие…
Затеряется спрошенный военный в толпе, а Евгения Ивановна стоит посреди людного зала и смотрит, кого бы еще она могла спросить о сыне. Чудная такая старушка с виду: в старомодной шубке на лисьем меху и в какой-то старинной темной шляпе, ленты которой завязаны под подбородком.
В толпе людей и печальных и радостных часто и Тамарочке кажется, что, может быть, тетя Женя права, и кузен Митя жив. В войне, в темном пламени жизни, много тайн. Может быть, и напечатанное о Митеньке — ошибка. Может же быть сходна и фамилия и имя: прапорщиков так много пошло на войну. Ведь, не поверит же она, если ей скажут, что и её Сережа убит. Не поверит! Это невозможно!
Поймает себя Тамарочка на этих мыслях, оглядится, одумается и скажет Евгении Ивановне:
— Тетя Женя, поедем домой… нас обед ждет…
— Нет, нет, Тамарочка! Через полчаса придет второй поезд, а уж с ним, наверное, приедет Митенька.
В ожидании прихода поезда, они пьют в буфете чай с лимоном и беседуют о Митеньке и о Сереже. А мимо них проходят военные — молодые и старые, здоровые и раненые.
— Посмотри, Тамарочка, этот офицер так похож на Митеньку, — укажет тетя Женя на молодого офицера и поднимется.
— Тетя, у этого подпоручика усы темные, — вставит Тамарочка.
— Ну, какие же темные?.. Что ты!.. Я пойду посмотрю поближе…
Быстро подойдет старушка к юному подпоручику, внимательно осмотрит его и вернется, с грустью скажет:
— А верно ты сказала: темные у него усики, а только такой же он молодой, стройный, как и Митенька…
Приходит ожидаемый поезд, высыпают из вагонов пассажиры и офицеры идут, — молодые и старые, здоровые и раненые. Встречают их родственники и слышатся радостные слова встречи. Кто-то плачет от радости, кто-то нервно смеется. Тамарочке представилось, что вот сейчас неожиданно выйдет из вагона Сережа, и она начинает верить в эту сказку жизни и смотрит вперед… Но нет Сережи, не приехал он.
А Евгения Ивановна подбежала к какому-то полковнику и говорить:
— Извините, полковник, не ехал ли вместе с вами сын мой… усики у него, белокуренькие?..
— А какого полка ваш сын? — вежливо спрашивает полковник.
— …скаго драгунского…
— Я с другого фронта, сударыня. Не ехал со мною сын ваш, — отвечает полковник, прикладывает рукою к папахе и отходит.
К молодому кавалеристу подбегает Евгения Ивановна. Говорит и торопится:
— Не ехал ли с вами сын мой Митенька? Драгун он — высокий, стройный, усики у него, белокуренькие…
Обступают юного кавалериста родственники его и оттирают Евгению Ивановну. А молодой офицер через плечи близких кричит что-то жалкой старушке…
Поздно вернулись домой Тамарочка и Евгения Ивановна и сели за обед, грустные, молчаливые. А там наступил длинный вечер поздней осени и медленно потянулись часы до следующего утра…
По вечерам Тамарочка пишет мужу письма, тихонько входит в детскую и прислушивается у кроватки ребенка — хорошо ли он дышит? Ощупывает лобик Вовочки — не поднялась ли температура?..
А Евгения Ивановна сидит в столовой около потухшего самовара и раскладывает пасьянс и кладет фигуру бубнового короля не в тот ряд, куда полагалось бы положить. Все хочет перехитрить судьбу, чтобы только пасьянс вышел. А загадывает она всегда одно: скоро ли приедет Митенька? её милый Бубновый Королевич?
Вовочка уже спал. Тамарочка сидела в кабинете мужа у письменного стола и читала, а тетя Женя в столовой раскладывала пасьянс. Сердилась на карты, умышленно путала фигуры и все ждала, когда из колоды выпадет бубновый король. Золотые очки поблескивали на её переносье, глаза щурились.
В гостиной часы пробили одиннадцать.
Звонко и громко хлопнулась о косяки дверь из коридора в кухню, и горничная Даша, ботая каблуками, пробежала в кабинеты
— Барыня, телеграмма вам!
Подняла от карт глаза Евгения Ивановна и быстро сняла очки.
— Может быть, мне, Даша, телеграмма?
— Нет, молодой барыне.
А Тамарочка уже выходит в дверь из кабинета и держит в руке развернутую телеграмму.
— Завтра в четыре будет Сережа, — сказала она.
— Может быть, это Митенька?.. А?..
Евгения Ивановна вырывает из рук племянницы телеграмму, силится прочесть, спешно одевает очки. Читает она, вздыхает и говорит:
— Может быть, и Митенька с ним?.. Едем, Тамарочка, скорее на вокзал.
— Тетечка, да, ведь, это завтра в четыре…
Ночь прошла беспокойно. Тамарочка волновалась, лежала в постели. Старалась заснуть, но сон бежал её. Зажигала лампочку на столике у постели, брала в руки книгу, старалась читать и не могла читать: сон клонил ее. Щелкала выключателем, погружалась в полумрак комнаты и снова старалась заснуть и не могла. И слышит Тамарочка шаги тети Жени.
Ходит Евгения Ивановна по столовой, шамкает туфлями и негромко рассуждает сама с собою. Жутко становится Тамарочке, и она кричит:
— Тетечка, милая… ложились бы спать… Завтра вместе поедем на Варшавский…
Не отзывается тетя Женя на окрик Тамарочки. И опять слышны её тихие шаги в столовой, и снова слышит Тамарочка: тихо говорит что-то тетя Женя самой себе…
В этот день на вокзале людно. Поезд опоздал на час двадцать минут и публика собралась уже для встречи следующего поезда, а и первый все не приходит. Тамарочка и тетя Женя бродят по большим залам, присаживаются на мягкие диванчики, идут в буфет, пьют чай с лимоном, а потом выходят на дебаркадер, толкаются здесь среди таких же беспокойных, томящихся встречей, людей. А поезда все нет…
Тамарочка не сразу узнала Сергея: лицо исхудало и обросло бородкой. И рука у него была на перевязи и так странно оттопыривалась пола шинели, наброшенной на правое плечо, и так странно болтался пустой правый рукав и казался таким большим и ненужным.
Сережа быстро нашел Тамарочку в толпе встречающих и тетю Евгению заметил и бросился к жене. Обнялись они, прижались друг к другу. И заплакала Тамарочка слезами радости, а он шептал ей:
— Полно, Тамарочка, о чем плакать?.. Я здоров…
Еще что-то хотел сказать офицер, но приступ кашля прервал долгожданную милую речь.
— Простудился ты?
— Пустяки, — бронхит схватил.
— А рука?..
— И рука — пустяки, скоро заживет…
— И ты опять уедешь?..
Ничего не ответил Сергей: некогда было, бросился в сторону тети Жени и ее обнял. А старушка повисла на его здоровом плече и заплакала:
— Милый ты мой, Сереженька… А Митенька разве с тобою не ехал?..
Большими испуганными глазами посмотрел офицер на старушку. Знал о судьбе Мити, но не знал, что же надо сказать его матери?
— Нет, Евгения Ивановна, со мною не приехал Митя.
— Как не приехал? Где же он?..
Тамарочка с мужем пошли вперед, забыли про тетю Женю, и затерялась она в движущейся толпе. У двери вспомнил Сергей о вещах, забытых в вагоне, побежал назад, а Тамарочка стала искать тетю Женю, но нигде не видела ее. Остановилась у столба, поддерживавшего крышу над перроном, а сама смотрит в сторону того вагона, куда ушел Сережа.
Минуты разлуки с мужем кажутся длинными. Но где же тетя Женя? Всматривается Тамарочка в толпу, ищет ее глазами.
И вот видит Тамарочка — идет тетя Женя за каким-то офицером, а тот ведет под руку даму.
И слышит Тамарочка голос тети Жени:
— Не приехал ли с вами сын мой Митенька? Драгун он, высокий такой, усики у него, белокуренькие?..
Что-то отвечает ей офицер.
— Тетя… тетечка! — кричит Тамарочка и бежит к Евгении Ивановне. — Я вас ищу. Скоро домой поедем…
— А как же Митенька? — спрашивает старуха.
И быстро засеменила ногами и пошла к вагонам.
— Я в вагонах посмотрю… нет ли там… Господин полковник, не ехал ли с вами сын мой Митенька, драгун он, высокий?.. усики у него, белокуренькие?..
И бежит старушка в вагон, взбирается на площадку, входит в пустой вагон.
Никого уже не было в вагоне. Пустой стоит он. Кто-то тушит в вагоне огни.
Тьма окружает Евгению Ивановну. Темный пламень охватывает её душу. И шепчет она во тьме:
— Митенька!.. Митенька!.. отчего же тебя нет?
Первая публикация: журнал ‘Пробуждение’ No 2, 1916 г.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.