Усадьба Торпа.
Усадьба Торпа.
Повсть Тора Гедберга.
I.
I.
——
II.
II.
III.
III.
Усадьба Торпа, Гедберг Тор, Год: 1888
Время на прочтение: 129 минут(ы)
Усадьба Торпа лежала на самомъ рубеж между лсною полосой и равниной. Лсъ былъ позади нея, а равнина спереди, переходъ же образовала свтлая кайма лиственныхъ деревьевъ, которыя мстами выбгали на равнину группами дубовъ и осинъ, мстами отступали назадъ въ сосновую чащу, словно испугавшись, что осмлились выглянуть такъ далеко. Но возл самой усадьбы эта кайма обрисовывалась смлою линіей, вокругъ дома лиственныя деревья образовали натуральный садъ, и надо было пройти до конца всю аллею вковыхъ липъ, чтобъ увидать открытыя поля, волнистыя очертанія которыхъ уходили вдаль къ самому горизонту.
Совсмъ мимо дома протекала рка, смлымъ прыжкомъ падала она внизъ съ высокой площади сосноваго лса, затмъ расширялась въ маленькій, тихій прудъ, отдыхала здсь отъ сдланныхъ усилій и потомъ какъ-то лниво и неохотно разливалась по равнин, гд солнечные лучи сушили ее и тинистые берега мутили ея воды.
Круглый годъ раздавался здсь шумъ маленькаго водопада, точно глубокіе звуки органа, а мельничное колесо вторило ему своимъ немолчнымъ жужжаньемъ. Люди, жившіе по близости, такъ привыкли къ нему, что слышали его лишь въ часы отдыха и бездлья, но когда они выходили на равнину, тишина поражала ихъ, какъ нчто непривычное, и тогда имъ казалось, что имъ недостаетъ чего-то: имъ недоставало именно шума водопада и жужжанья мельничнаго колеса.
И какъ всякое мсто иметъ что-нибудь особенное, чмъ оно отличается отъ другихъ и запечатлвается въ памяти, такъ и этотъ звукъ былъ характеристичною чертой Торпы, былъ точно ея собственнымъ голосомъ. Весной онъ еще заглушался громкимъ птичьимъ хоромъ, въ это время года раскидистыя верхушки дубовъ давали пріютъ цлымъ стаямъ пташекъ, которыя вили себ на нихъ гнзда и съ утра до ночи взапуски щебетали и выводили свои трели, а осенью втеръ плъ иной разъ главную партію, чаще всего западный втеръ, тяжелыми, свистящими порывами налеталъ онъ на верхушки сосенъ, спускался на лиственныя деревья, шумлъ, стоналъ и бушевалъ въ листв такими тонами, которые, казалось, пробгали весь регистръ сверху до низу, и, наконецъ, словно утомившись отъ своихъ неистовствъ, проносился надъ равниной, безмолвный и могучій, лишь по временамъ испуская раздраженный вой, когда уголъ какого-нибудь строенія пытался преградить ему путь.
Но когда все это смолкало, въ сонные іюльскіе дни или въ мертвенно-тихія и студеныя зимнія ночи глубокіе органные звуки раздавались на полномъ простор, и въ нихъ слышалось повствованіе о трудолюбіи и косности, о медлительности, настойчивости и однообразіи.
Теперь, когда Торстенъ Экъ самъ былъ хозяиномъ въ Торп, онъ любилъ этотъ голосъ, который въ минуты досуга звучалъ въ его ушахъ, какъ хвалебный гимн его спокойному довольству. Но не всегда такъ было, было время, когда ему казалось, что этотъ голосъ только удлиняетъ часы его безконечной, тяжкой кабалы,— то время, когда онъ быль ребенкомъ и юношей.
Его отецъ, старикъ Экъ, былъ страшный чудакъ. Исполинскаго роста, одаренный громадною силой, онъ былъ извстенъ по всей округ своимъ упрямствомъ и самодурствомъ, выражавшимися при малйшемъ сопротивленіи въ бшеныхъ вспышкахъ. Онъ такъ стремительно набрасывался на вещи и на людей, что прямая борьба съ нимъ была невозможна: съ нимъ надо было примнять ту же тактику, какъ съ разъяреннымъ быкомъ, въ открытомъ пол пораженіе было неминуемо, но если удавалось найти прикрытіе въ вид надежнаго древеснаго ствола, то можно было сдержать его осторожными маневрами и заставить его излить свое бшенство на этотъ стволъ. Превосходнымъ прикрытіемъ въ этомъ случа была юриспруденція, а потому вс сосди Эка стояли на-сторож, каждый за своимъ юридическимъ деревомъ, и какъ только онъ длалъ натискъ, сейчасъ же передъ нимъ выросталъ тотъ или другой параграфъ закона, и онъ ударялся лбомъ о неумолимый стволъ. Онъ вчно велъ тяжбы и неизмнно ихъ проигрывалъ. Поэтому онъ питалъ глубокую, закоренлую ненависть ко всему, что носило имя закона и юристовъ.
Свое полевое хозяйство онъ велъ совсмъ особеннымъ способомъ, примняя къ нему различные методы собственнаго измышленія, которые шли совершенно въ разрзъ съ обычными пріемами, но которыхъ онъ упорно держался, несмотря на то, что безпрестанно терплъ неудачу. На такой земл, гд обыкновенно сажаютъ картофель, онъ сялъ овесъ, а тамъ, гд сютъ пшеницу, сажалъ картофель, когда другіе сяли, онъ рубилъ лсъ, и когда у всхъ другихъ сно было убрано, у него еще не начиналась косьба. Никогда по всей округ не было такого помщика. Единственное, что у него шло хорошо и что его выручало, это мельница. Она мелетъ себ, да мелетъ, говорили сосди, а потому ему и не къ чему тутъ рукъ приложить.
Такъ же своеобразно было и воспитаніе, данное имъ сыну. Съ десятилтняго возраста онъ уже долженъ былъ служить какъ простой работникъ, съ тою только разницей, что не получалъ жалованья и за малйшее упущеніе подвергался тлесному наказанію. Экъ по-своему очень любилъ мальчика, но именно поэтому никто не страдалъ такъ, какъ Торстенъ, отъ необузданнаго, лишеннаго всякаго равновсія характера отца, и годы отрочества и юности навсегда врзались въ его память, какъ непрерывная, нескончаемая пытка. И никого не было возл него, кто могъ бы за него заступиться и сколько-нибудь облегчить его участь. Мать, давъ ему жизнь, умерла отъ родильной горячки, и люди утверждали, что собственно съ этого-то времени Экъ и сдлался такимъ чудакомъ.
Няня мальчика, Елизавета, или какъ ее звали въ дом — Лисса, безъ сомннія, всею душой была бы рада защитить его, но когда она разъ осмлилась открыто взять его сторону противъ отца, надъ ея головой разразился такой ураганъ, что съ тхъ поръ она никогда уже не возобновляла своихъ попытокъ. Все, что она съ тхъ поръ ршалась длать, это украдкой сунуть своему питомцу какой-нибудь вкусный кусочекъ, какое-нибудь лакомство изъ кухни, чтобы подсластить крайне грубую пищу, на которую отецъ по принципу обрекалъ его.
Девятнадцати лтъ Торстенъ въ послдній разъ подвергся тлесному наказанію, онъ никогда не пытался оказывать сопротивленіе, безмолвно покорился и теперь, но на слдующій день исчезъ изъ родительскаго дома. Старикъ былъ въ отчаяніи и нсколько дней подрядъ тщетно всюду искалъ его, когда ему удалось, наконецъ, найти его, между ними состоялось нчто врод примиренія, на томъ условіи, что Торстенъ отправится въ Стокгольмъ и попробуетъ поступить въ какой-нибудь агрономическій институтъ. Онъ пробылъ тамъ пять лтъ, причемъ, однако, занятіями своими пренебрегалъ совершенно и велъ довольно бурную жизнь. Къ этому времени старикъ Экъ умеръ, тогда сынъ немедленно оставилъ Стокгольмъ и поселился въ Торп.
Имніе находилось въ крайне запущенномъ состояніи и было обременено крупными долгами.
Сосди чрезвычайно интересовались знать, будетъ ли Торстенъ слдовать безтолковымъ методамъ отца, но къ общему изумленію онъ вскор показалъ себя необыкновенно дльнымъ хозяиномъ. Въ изумительно короткій срокъ онъ произвелъ цлый переворотъ въ своемъ хозяйств и поставилъ на ноги все то, что раньше стояло на голов. Въ сущности, этотъ переворотъ вовсе не такъ трудно было привести въ исполненіе, какъ это могло казаться, его давно желали, онъ давно уже бродилъ въ умахъ и нуженъ былъ только маленькій толчокъ, чтобы положить ему начало.
Какъ скоро этотъ толчокъ былъ данъ новымъ хозяиномъ, рабочіе съ радостью устремились въ настоящую колею, и, мало того, въ работ стала теперь замтна удивительная ретивость и оживленіе, подобнымъ образомъ старая, умная лошадь, которую насильно заставили идти по незнакомой дорог, мгновенно повертываетъ и направляется къ боле знакомымъ мстамъ, какъ только почувствуетъ, что ее слегка дернули за поводъ, и скачетъ, скачетъ такъ, какъ ее не могли бы къ тому принудить никакими уловками,— чтобы только не дать времени своему возниц раскаяться въ сдланномъ движеніи.
Нтъ, однако, въ этомъ мір такой нелпой вещи, въ которой нельзя было бы открыть искорку здраваго смысла, если только дашь себ трудъ поискать ее, а потому и въ реформаторскихъ начинаніяхъ старика Эка, все-таки, попадались искорки здраваго смысла, которымъ только не удалось пробиться сквозь покрывавшую ихъ сплошную тьму. Но Торстенъ разглядлъ ихъ въ то время, когда вмст съ другими ходилъ подъ ярмомъ, онъ бережно хранилъ ихъ и теперь съумлъ примнить ихъ къ длу. То были мелкія усовершенствованія въ уборк сна, въ уход за скотомъ, новая система зубчатаго колеса въ молотилк, благодаря которой машина сдлалась значительно легче, и разныя другія мелочи, изъ которыхъ у отца никогда не выходило ничего путнаго, между тмъ какъ въ рукахъ сына он оказывались весьма полезными. Вначал эти нововведенія были встрчены нкоторою оппозиціей, но когда первые опыты дали удачный результатъ, оппозиція быстро уступила мсто удивленію, и Торстенъ не замедлилъ прослыть необыкновенно умнымъ человкомъ. Даже и суровая система воспитанія, усвоенная старикомъ, обнаружила теперь кое-какіе хорошіе плоды,— во-первыхъ, уже то, что Торстенъ, проживъ все дтство въ одинаковыхъ и, пожалуй, даже худшихъ условіяхъ, чмъ рабочіе, теперь безъ всякаго труда становился на ихъ уровень, что повлекло за собою чрезвычайно хорошія отношенія между нимъ и его подчиненными, затмъ, что онъ не брезгалъ и самъ принимать участіе въ работ, благодаря чему она шла гораздо споре. Люди любили его и врили въ него, потому что ему везло, и даже то, что для отца было несчастіемъ,— неудержимая запальчивость, прорывавшаяся порою сквозь спокойную оболочку,— внушало къ сыну только почтеніе. Такимъ ужь онъ уродился, этотъ Торстенъ Экъ, во всемъ ршительно ему была удача.
Нигд, однако, не видлъ онъ къ себ такого слпого поклоненія, какъ въ самомъ дом, со стороны своихъ старухъ. Усадьба Торпа была извстна по всему околотку своими старухами. Въ самомъ дом ихъ было три — экономка, кухарка и Лисса, бывшая няня Торстена, затмъ, на двор была Анна — птичница и старая Болла, которая подсобляла понемножку во всемъ. Она съ такихъ уже давнихъ поръ называлась Боллой, что никто не могъ сказать, откуда первоначально образовалось это прозвище,— вдь, было же у нея когда-нибудь настоящее имя. И такъ, всего-на-всего пять старухъ, изъ которыхъ старшей, Анн, птичниц, было подъ восемьдесятъ, а самая младшая, Лисса, уже справила свою пятидесятилтнюю годовщину.
Много бурь вынесли въ свое время эти старушки, пока былъ живъ старикъ Экъ. Но все же он съумли состариться въ усадьб и мало-по-малу привыкли къ бурной погод, такъ что ни одна изъ нихъ не ршилась отказаться отъ мста, хотя вс он по очереди разъ въ недлю ужь непремнно задумывали уйти. Чтобы сколько-нибудь укрпиться въ своей позиціи и хотя бы въ мелочахъ домашняго хозяйства дать перевсъ здравому смыслу, он принуждены были тсно сплотиться, и между ними царило такое. единодушіе, какое рдко встрчается даже и тамъ, гд рчь идетъ не о старыхъ двахъ.
Но когда Экъ умеръ, и въ дом вмст съ Торстеномъ водворился боле кроткій скипетръ, крпкія узы единодушія вскор начали ослабвать, стали обнаруживаться мелкія несогласія, которыя все боле и боле разростались, съ изумительною плодовитостью порождая новыя и новыя, и дло дошло до того, что теперь старухи чуть ли не съ утра до ночи вели перебранку. Главнымъ поводомъ къ раздору между тремя старухами, жившими въ дом, служилъ вопросъ о томъ, кому быть номеромъ первымъ. Лисса претендовала на это мсто на основаніи того, что она ходила за хозяиномъ, когда онъ былъ ребенкомъ, а экономка, мамзель Томпсонъ, потому, что она была экономка, кухарка Лина не могла собственно привести никакихъ аргументовъ въ пользу своихъ притязаній, но у нея за то, когда было нужно, оказывался вдвое большій запасъ словъ, и это составляло ея силу. Только въ двухъ вещахъ он неизмнно оставались союзницами — въ ссорахъ съ Анной, птичницей, и Болдой, когда т въ свою очередь пробовали важничать, и затмъ въ безграничномъ энтузіазм къ молодому хозяину,— энтузіазм, не мшавшемъ имъ обращаться съ нимъ и няньчиться какъ съ малымъ ребенкомъ, что производило довольно комическое впечатлніе при томъ, что онъ на цлую голову былъ выше ихъ всхъ.
Теперь, когда Торстенъ Экъ былъ взрослымъ мужчиною, вншностью своей онъ очень походилъ на отца. Онъ унаслдовалъ его исполинскій ростъ и громадную силу, носилъ, какъ отецъ, окладистую бороду, съ каждымъ годомъ разроставшуюся все выше и выше по щекамъ, и, подобно ему, обладалъ мощнымъ голосомъ, которому трудно было спускаться до обыкновенной рчи и въ тембр котораго было поэтому что-то тяжеловсное и неувренное, немножко напоминавшее исполненіе соло на тромбон.
Но нравомъ онъ былъ далеко не похожъ на старика Эка. У него былъ спокойный и ровный, хотя нсколько тяжелый характеръ, лишь изрдка случались съ нимъ вспышки необузданнаго гнва. Людей Торстенъ не избгалъ, какъ отецъ, а, наоборотъ, коротко сошелся со своими сосдями и всюду встрчалъ радушный пріемъ. Онъ не прочь былъ вечеркомъ перекинуться въ карты, могъ вести разговоры о сельскомъ хозяйств, о коровахъ и лошадяхъ, высказывалъ подчасъ относительно этихъ предметовъ самостоятельные взгляды, а во всемъ остальномъ имлъ такіе взгляды, которые принято считать хорошими и здравыми, т.-е. ровно никакихъ.
Но всего вольне дышалось ему, все-таки, дома, въ его Торп. Онъ ходилъ въ поле, смотрлъ за работами и самъ подсоблялъ — и тогда работалъ за двоихъ,— спалъ по десяти часовъ въ сутки, лъ съ изумительнымъ аппетитомъ и позволялъ своимъ старухамъ всячески холить его и въ то же время перебраниваться между собою. Когда же он становились черезъ-чуръ несносны, онъ разражался противъ нихъ искреннимъ или притворнымъ гнвомъ, и он, озадаченныя, утихали на нсколько дней, точь-въ-точь, какъ умолкаютъ канарейки, удивленныя какимъ-нибудь непривычнымъ звукомъ.
А въ теплые лтніе дни, покончивъ съ обдомъ, онъ любилъ сидть въ покойной качалк на веранд передъ домомъ, покуривая трубку и раскачиваясь такъ, что стулъ трещалъ подъ его тяжестью, любилъ упираться взоромъ въ глубь липовой аллеи, гд солнечные лучи сквозили межь втвей и играли на песк, любилъ слушать доносившіеся по временамъ съ плотины глубокіе органные звуки, пвшіе ему гимнъ объ его уютномъ жить-быть.
Если-жь ему приходила охота побесдовать съ кмъ-нибудь, онъ набивалъ себ новую трубку, спускался черезъ запущенный садикъ и черезъ оврагъ прямо къ плотин, а затмъ по узкой тропинк поднимался къ мельниц. Тамъ онъ останавливался, облокачивался на перила у шлюза и, если мельника не было видно, кричалъ своимъ могучимъ голосомъ:
— Мастеръ, мастеръ!
Мастеръ, маленькій и толстенькій, весь обсыпанный мукой, являлся на зовъ, и они заводили разговоръ о цнахъ на хлбъ, о заграничномъ курс и о тому подобныхъ вещахъ, не смущаясь шумомъ водопада и жужжаньемъ колеса, такъ какъ у мастера былъ высокій, звонкій голосъ, раздававшійся въ воздух, пожалуй, еще громче, чмъ густой басъ Торстена Эка.
Мельникъ питалъ большое уваженіе къ Эку, но одинъ во всемъ помстьи, все-таки, оппонировалъ до нкоторой степени общему удивленію къ новому хозяину. Именно поэтому Торстену и нравилось бесдовать съ нимъ. Маленькій и самоувренный, мастеръ стоялъ въ открытыхъ дверяхъ мельницы, весь преисполненный гордымъ сознаніемъ, что онъ-то ужь всегда былъ одинаково исправенъ,— его колесо вертлось себ и вертлось, и такъ дло шло съ незапамятныхъ временъ.
Мамзель Томпсонъ проснулась утромъ съ тяжелою головой и, какъ она выражалась, такая разбитая, точно ее по всему тлу колотили. Во всю ночь она ни на минуту не сомкнула глазъ и видла во сн срую кошку, что предвщало несчастіе.
У нея была слабость воображать, что она страдаетъ безсонницей, хотя Лисса, помщавшаяся въ одной комнат съ ней, утверждала, что она, наоборотъ, не можетъ спать изъ-за невыносимаго храпнья мамзель Томпсонъ. Это было для нихъ постояннымъ поводомъ къ утреннимъ ссорамъ.
Лисса встала въ пять часовъ, чтобъ успть вычистить платье Эка, прежде чмъ онъ проснется.
Пока она одвалась, живо и проворно, несмотря на свои года, мамзель Томпсонъ лежала въ постели, потягиваясь и разсказывая свой сонъ про срую кошку.
Утреннее солнце уже заглядывало за гардину, бросая полоску свта на кровать мамзель Томпсонъ, ближе къ ногамъ, гд имла свой ночлегъ Эсса, ея собачка, крайне оригинальный зврокъ, съ косматою шерстью и крысиною физіономіей.
Пока Лисса застегивала на своемъ старомъ, сморщенномъ тл ситцевый лифъ, мамзель Томпсонъ заканчивала свою третью варіацію на срую кошку. Въ это утро Лисса слушала ее съ удивительнымъ терпніемъ, но, наконецъ, она вышла изъ себя.
— Вдь, вы же глазъ не сомкнули во всю ночь, я это знаю, такъ какъ же вы могли видть что-нибудь во сн? Ну-ка!
И въ одинъ мигъ Лисса завязала на себ фартукъ и проскользнула въ дверь, чтобы не дать мамзель Томпсонъ опомниться отъ жестокаго удара. Но пока она усердно чистила сапоги Эка, мысли ея снова вернулись къ ней и она проворчала:
— Ужь эта дурища со своими вчными несчастіями!.
Она тмъ боле досадовала на мамзель Томпсонъ, что самой ей съ нкоторыхъ поръ сдавалось, будто въ воздух носится что-то необыкновенное. Ея великанъ-питомецъ былъ не похожъ на себя послднее время, какой-то сдлался странный, все о чемъ-то раздумывалъ. Она предчувствовала, что что-то готовится, но что собственно, этого она никакъ не могла себ представить.
Но мамзель Томпсонъ такъ взволновалась, что приподнялась на постели, собираясь отвчать, однако, дверь уже захлопнулась за Лиссой, и экономка со вздохомъ опустила опять голову на подушку.
Эсса проснулась отъ ея движенія и вскарабкалась къ ней на одяло, виляя хвостомъ. Мамзель Томпсонъ уложила ее возл себя подъ одяло и еще немножко вздремнула: ей надо было быть на ногахъ не раньше шести, когда Экъ возвращался съ своего утренняго обхода.
Но на этотъ разъ она продремала дольше обыкновеннаго, и, когда часы показывали уже половину седьмого, столъ на веранд все еще не былъ накрытъ къ утреннему кофе. Мамзель Томпсонъ пришлось такъ торопиться, что она должна была ссть на стулъ, чтобы перевести духъ посл всхъ своихъ тревогъ и хлопотъ. Она была довольно-таки тучная особа и очень страдала отъ жары, тмъ не мене, круглый годъ она ходила въ черномъ полушелковомъ плать, потому что страшно боялась грозы и врила, что шелкъ предохраняетъ отъ молніи.
Она сидла и ждала, благодаря въ душ свою счастливую звзду, заставившую патрона замшкаться въ пол, такъ какъ вообще онъ строго слдилъ за тмъ, чтобы вс трапезы подавались вовремя. Пробило три четверти, а онъ все еще не являлся. Это промедленіе было такъ необычно, что мамзель Томпсонъ вдругъ вспомнила свою срую кошку и испугалась: ужь не случилось ли какое-нибудь несчастіе? Она только что хотла идти къ Лисс, чтобы съ ней посовтоваться, но вздрогнула, услыхавъ за собой тяжелые шаги. Это былъ Экъ, вышедшій изъ своей спальни,— мамзель Томпсонъ увидала по его костюму, что онъ еще не былъ въ пол.
— Добраго утра!— коротко поздоровался Экъ и слъ за столъ.
Мамзель Томпсонъ встала и поклонилась, но не нашла въ себ силъ что-нибудь отвтить,— до такой степени она была удивлена. Она налила ему кофе и такъ и осталась стоять съ кофейникомъ въ рук, выпучивъ на Эка свои большіе круглые глаза. Онъ какъ будто не обращалъ на нее вниманія и молча, безъ особеннаго аппетита, сълъ свою первую тартинку, но вдругъ рзко спросилъ, не глядя на экономку:
— Что это значитъ?
Мамзель Томпсонъ подпрыгнула на мст и побжала съ кофейникомъ въ кухню. Она догадалась по тону патрона, что ныньче съ нимъ шутить нельзя. Но за то Лин пришлось выслушать четвертую варіацію на срую кошку, — варіацію, сопровождаемую темными намеками и зловщими покачиваніями головой.
Да, сегодня съ патрономъ было что-то неладно, это замтили даже работники въ пол. Ничмъ ему нельзя было угодить, онъ ворчалъ на все и на всхъ, или же ходилъ какой-то разсянный, озабоченный. А, между тмъ, погода была чудесная, даже для помщика, сегодня свозили послдніе воза сна, превосходно высушеннаго на лугахъ Торпы.
— Въ этомъ году у насъ ровно пятьдесятъ возовъ,— съ гордостью сказалъ прикащикъ Эку, но тотъ лишь безучастно взглянулъ на него и повторилъ:
— Такъ, такъ, пятьдесятъ возовъ…— и потомъ пробормоталъ что-то, совсмъ не относившееся къ длу, и пошелъ дальше, заложивъ руки за спину.
Да, наврное, съ нимъ что-нибудь да приключилось!
Посл обда онъ не захотлъ пить кофе и заперся въ своей комнат. Полчаса спустя онъ закричалъ оттуда громовымъ голосомъ:
— Лисса! Лисса!
Лисса отставила свою чашку съ кофе и поспшила къ патрону. Онъ стоялъ посреди комнаты въ однихъ носкахъ, а сапоги держалъ въ рук и сунулъ ихъ вошедшей Лисс.
— Это у васъ называется вычистить сапоги… это?— спросилъ онъ, сердито взглянувъ на старушку.
— Ну, ну, что за важность?— преспокойно отвтила Лисса, принимая отъ него сапоги.— Вдь, не на балъ же детъ патронъ!
— Вычисти ихъ хорошенько, а потомъ приготовь мн мою лучшую визитку,— продолжалъ Экъ, обходя вопросъ и отвернувшись отъ Лиссы.— А потомъ скажи Ларсу Югану, чтобъ онъ закладывалъ фаэтонъ и подалъ его черезъ полчаса!— крикнулъ онъ ей вслдъ.
Сапоги посл вторичной чистки блестли, какъ зеркало, а на визитк нельзя было найти ни пылинки, потому что Лисса обидлась на упрекъ патрона, а когда она была обижена, она всегда исполняла свое дло вдвое тщательне, чмъ обыкновенно. Черезъ полчаса Экъ выхалъ изъ усадьбы, а три старухи стояли въ дверяхъ прихожей и провожали его взглядомъ, сильно разочарованныя тмъ, что, вопреки всмъ стараніямъ, не могли допытаться цли этой поздки.
Когда фаэтонъ исчезъ за изгибомъ аллеи, он вернулись въ залу. Въ это время Экъ обыкновенно обходилъ скотный дворъ, а три старухи сидли въ зал, работали, болтали или перебранивались. Но сегодня он и не думали ссориться.
Вс три сидли въ глубокомъ молчаніи, мамзель Томпсонъ вынула старую, истрепанную колоду картъ, она была большая охотница раскладывать пасьянсы и гадать по картамъ и каждый Божій день гадала на всхъ своихъ знакомыхъ, но вчно предсказывала несчастье, какъ вчно предчувствовала несчастье, и вчно видла сны, пророчившіе несчастье. Лисса, немножко юмористка, утверждала, что мамзель Томпсонъ похожа на большой шкафъ, набитый доверху несчастьями, они тамъ всегда подъ рукой, каждое на своей полк и въ своемъ ящик, а ключъ постоянно торчитъ въ замк. Лисса и Лина сидли за шитьемъ, Лисса, подъ вліяніемъ кипвшей въ ней досады, шила съ быстротой, мало чмъ уступавшей скорости швейной машины, Лина, обладавшая боле спокойнымъ темпераментомъ и привыкшая больше управляться съ кухонною посудой, чмъ съ иглой, работала медленно, сосредоточенно, точно маленькая двочка, въ первый разъ подшивающая рубецъ.
У мамзель Томпсонъ былъ вначал очень торжественный видъ, какъ всегда, когда она держала въ рукахъ карты. Но мало-по-малу ея лицо стало принимать напряженное, почти испуганное выраженіе, она два раза смшивала карты, старательно ихъ перетасовывала и снова раскладывала. Когда она стала раскладывать ихъ въ третій разъ, то вдругъ отшвырнула отъ себя остальную часть колоды и, громко вскрикнувъ, всплеснула руками.
Няня и кухарка съ любопытствомъ взглянули на нее. Лина тоже врила въ карты, а Лисса, хотя и ршительно заявляла, что не вритъ въ нихъ, все-таки, относилась съ нкоторымъ интересомъ къ тому, что он могутъ сказать. А на этотъ разъ он возвщали что-то очень важное, это было видно по лицу мамзель Томпсонъ.
На половину торжествующая, на половину возмущенная, она указала дрожащими пальцами на дв изъ разложенныхъ картъ и провозгласила:
— Что я говорила ныньче утромъ? Вотъ ужь третій разъ, какъ трефовая дама проходитъ по черной дорог. Помяните мое слово, въ этомъ дом поселится женщина и принесетъ съ собою несчастье.
Женщина въ дом! Старухи переглянулись, пораженныя. Даже Лисса, не врившая въ карты, слегка поблднла.
На этотъ разъ мамзель Томпсонъ, дйствительно, предсказывала врно. Молодой хозяинъ собирался жениться и въ этотъ именно день похалъ ршать свою участь. Собственно говоря, иниціатива этого шага принадлежала не ему. Торстенъ Экъ былъ до нкоторой степени жертвой той таинственной силы, которая называется общественнымъ мнніемъ и является такимъ грознымъ оружіемъ въ рукахъ нашихъ друзей и пріятелей.
Съ годъ тому назадъ эти друзья и пріятели Эка начали длать ему намеки насчетъ того, что пора бы ему обзавестись хозяйкой. Вначал онъ отдлывался шутками, ссылаясь на то, что не чувствуетъ призванія къ супружеской жизни и, кром того, не сметъ и помышлять о женитьб изъ-за своихъ старухъ, которыхъ, наврное, хватитъ ударъ, если онъ введетъ въ домъ постороннюю женщину. Но пріятели стояли на своемъ и, точно заране увренные въ развязк, начали даже подыскивать ему подходящую партію. Такая партія вскор нашлась. У одного изъ ближайшихъ сосдей Эка, фабриканта Гольмера, былъ полонъ домъ дочерей, и до сихъ поръ ему еще не удалось ни одной изъ нихъ выдать замужъ. Старшей было уже двадцать семь лтъ и, притомъ, на ней лежало хозяйство, такъ какъ отецъ былъ вдовъ,— слдовательно, о ней нечего было и думать, второй было двадцать пять лтъ и, собственно, ее и надо было бы имть въ виду, но по какой-то причин, которой никто не могъ бы точно формулировать, на ней никогда не останавливались, когда заходила рчь о брак. За то на третью сестру, Эльзу, точно по уговору, палъ единодушный выборъ. Ей былъ двадцать одинъ годъ, нкоторые находили ее красавицей, большинство премиленькой, сверхъ того, она получила нсколько лучшее образованіе сравнительно съ сестрами, благодаря своей крестной матери, на средства которой провела нсколько лтъ въ пансіон, въ Швейцаріи,— такимъ образомъ, во всхъ отношеніяхъ, она представляла превосходную партію.
А потому вскор вмсто прежнихъ совтовъ: ‘Теб, право, слдовало бы подумать о женитьб, Экъ’,— друзья стали говорить ему: ‘Отчего бы теб не жениться на Эльз Гольмеръ? Вотъ бы отличная жена теб!’ И это обстоятельство, что вопросъ перешелъ на такую опредленную стадію, не преминуло произвести должное дйствіе на Эка. Онъ все еще продолжалъ отшучиваться, но чувствовалъ, что его судьба уже ршена и что сопротивленіе теперь безполезно. У него какъ будто совсть стала нечиста по отношенію къ знакомымъ, въ ихъ взорахъ онъ какъ бы читалъ нмые упреки,— словомъ, онъ испытывалъ то, что долженъ чувствовать человкъ, на которомъ тяготетъ бремя общаго ожиданія. Такъ мало-по-малу онъ и освоился съ этою мыслью, осаждавшею его со всхъ сторонъ, упорно и неотвязно, какъ приставанья ребенка, и когда, наконецъ, даже отецъ двушки далъ ему довольно явственный толчокъ, онъ понялъ, что крпость должна сдаться. И теперь, по простой ли случайности, или по разсчету, его друзья сдлали самое лучшее, что только можно было сдлать: на нкоторое время совершенно оставили его въ поко, вопросъ о брак точно канулъ въ воду. Слдствіемъ этого было то, что Экъ, проведя недлю въ одинокихъ размышленіяхъ, внезапно ршилъ отправиться къ Гольмеру просить руки его дочери.
Фабрикантъ притворился чрезвычайно удивленнымъ, но не сталъ длать затрудненій. Съ его стороны не будетъ препятствій къ браку, онъ не можетъ желать себ лучшаго зятя, чмъ его уважаемый другъ Экъ. Но переговорилъ ли онъ съ двочкой?
Нтъ, Экъ не говорилъ съ ней,— ему и въ голову не приходило, что это нужно, онъ думалъ, что его друзья и пріятели все это уладили за него. Теперь эта необходимость выступила передъ нимъ, какъ неожиданное затрудненіе, о которое могъ разбиться весь планъ.
Торстенъ Экъ почувствовалъ глубокое разочарованіе. У него былъ такой растерянный видъ, что Гольмеръ сжалился надъ нимъ и благосклонно пришелъ ему на помощь. Онъ общалъ взять на себя это дло и подготовить двушку, черезъ нсколько дней, когда Экъ прідетъ вторично, онъ получитъ ршительный отвтъ.
Экъ поблагодарилъ его съ облегченнымъ сердцемъ и всталъ, чтобы проститься. Но Гольмеръ остался на своемъ мст и вдругъ глубоко задумался, на его угреватомъ, хитромъ лиц появилось плутовское выраженіе.
Фабриканту Гольмеру перевалило за шестьдесятъ, но онъ казался совершенно бодрымъ и сохранилъ въ движеніяхъ юношескую живость. Онъ былъ совсмъ маленькаго роста и, тщетно стараясь скрыть это, держался чрезвычайно прямо. Лицо у него, какъ мы уже сказали, было угреватое и загорлое, съ жидкими, сдыми волосами, блые усы спускались внизъ по об стороны рта и соединялись съ рденькою эспаньолкой. Глаза, вс въ морщинкахъ, были маленькіе и имли полудобродушный, полухитрый взглядъ, и хитрость, пожалуй, даже слегка преобладала. Его вс считали и удивительно ловкимъ малымъ, и тонкимъ дльцомъ. Почему онъ назывался фабрикантомъ, относительно этого имлись довольно туманныя представленія. Онъ преимущественно велъ дла по купл и продаж лса, но если навертывалось что-нибудь другое, онъ брался за все и всегда почти имлъ успхъ.
Теперь у него былъ такой видъ, точно онъ почуялъ очень хорошую аферу, и Экъ, уже нсколько разъ имвшій съ нимъ дло, смотрлъ на него съ нкоторою тревогой. Когда Гольмеръ замтилъ это, его лицо тотчасъ же приняло вновь прежнее доброжелательное выраженіе, онъ всталъ и сердечно потрясъ руку Эку. Но, проводивъ его до крыльца и выждавъ, пока онъ усядется въ фаэтонъ, онъ вдругъ спросилъ его, какъ будто ему пришла внезапная мысль:
— Постойте, вдь, рчь идетъ объ Эльз?— и онъ бросилъ на Эка быстрый, пытливый взглядъ.
Тотъ совсмъ отороплъ.
— Само собою разумется!— отвтилъ онъ.
— Такъ, такъ,— протянулъ Гольмеръ и продолжалъ, прищелкивая языкомъ, что было у него привычкой, когда онъ толковалъ о длахъ.
— Видите ли, я думалъ, что…
Но ему такъ и не пришлось договорить. Экъ весь покраснлъ и запальчиво перебилъ его:
— Разумется, рчь идетъ о фрженъ Эльз. О комъ же иначе?
Гольмеръ громко расхохотался и дружески схватилъ его за руку.
— Полно, полно, дружище, я хотлъ только удостовриться. Вы знаете, у меня цлая куча двочекъ, неудобно было бы, еслибъ я спуталъ.
И онъ все еще смялся, когда Экъ уже выхалъ за ворота. Оставшись одинъ, онъ простоялъ нсколько минутъ въ недовольномъ раздумь, затмъ, сдлавъ комическій жестъ, означавшій: ‘Не выгорло!’,— поднялся на крыльцо и вошелъ въ домъ.
Но Экъ всю дорогу не переставалъ сердиться.
— Ахъ, эта старая лиса!— ворчалъ онъ,— наврно, онъ хотлъ провести меня, сбыть мн одну изъ старшихъ дочерей!
Вмст съ тмъ, онъ самъ до нкоторой степени удивлялся, что принялъ это такъ горячо къ сердцу, и въ результат мысль о личности его суженой впервые выступила передъ нимъ на первый планъ, до тхъ поръ она почти совсмъ заслонялась мыслью о самомъ сватовств. Онъ началъ нанизывать на одну нить свои мимолетныя воспоминанія о ней, пытаясь составить изъ нихъ нчто цльное.
Да, эти воспоминанія были довольно мимолетны. Онъ нсколько разъ встрчалъ Эльзу у общихъ знакомыхъ, раза два-три видлъ ее въ ея семь, но такъ какъ онъ вообще немножко стснялся въ женскомъ обществ и больше держался возл мужчинъ или за карточнымъ столомъ, то ему и не пришлось узнать ее поближе. Одинъ только разъ онъ долго говорилъ съ ней, это было съ годъ тому назадъ. Богъ знаетъ какимъ образомъ онъ очутился однажды въ гостиной съ глазу на глазъ съ ней и волей-неволей долженъ былъ занять ее разговоромъ. Вначал дло шло довольно туго, но затмъ онъ почему-то заговорилъ о своемъ дтств, и бесда сдлалась оживленне. Мало-по-малу онъ совсмъ одушевился и, чмъ боле ему становилось очевидно, что Эльза интересуется предметомъ разговора, тмъ сильне заинтересовывался и онъ самъ. Macса мелочей, почти имъ забытыхъ, всплыла теперь въ его памяти, получивъ въ его глазахъ важное значеніе, и самъ онъ чувствовалъ, что рчь его льется непринужденно, находя для всхъ этихъ фактовъ соотвтствующія выраженія. Когда онъ, наконецъ, простился съ двушкой, она сочувственно пожала ему руку, и это рукопожатіе и весь разговоръ оставили въ немъ теплое, отрадное воспоминаніе, своеобразное наслажденіе, возбуждаемое женскою симпатіей, въ которой всегда, по крайней мр, на взглядъ мужчины, кроется нчто большее, чмъ простое участіе.
Потомъ началась исторія со сватовствомъ, и слдствіемъ ея было то, что Торстенъ Экъ сталъ положительно избгать молодую двушку. Только одно еще воспоминаніе сохранялъ онъ о ней, и оно было еще очень свжо, такъ какъ случай этотъ имлъ мсто всего дв недли тому назадъ. Разъ онъ халъ, какъ всегда, одинъ, по лсной дорог, ведущей въ Торпу, и тутъ совершенно неожиданно встртилъ на поворот Эльзу Гольмеръ. Она сняла съ себя шляпу и держала ее въ рук, онъ помнилъ, что волосы у нея слегка растрепались, точно какъ она передъ тмъ лежала на земл съ непокрытою головой. Онъ поклонился ей и, совершенно противъ воли, поклонился немножко сухо, она же отвтила ему легкимъ наклоненіемъ головы и милою, хотя разсянною улыбкой. И онъ посмотрлъ ей вслдъ, недоумвая, что могло завести ее такъ далеко отъ дома.
Вокругъ этихъ двухъ воспоминаній и сосредоточивались его мысли, но почему-то, ему казалось, что они противорчатъ одно другому. Первое вызывало въ немъ чувство пріятной близости съ двушкой, другое, наоборотъ, шептало ему, что ее отдляетъ отъ него страшная даль. А, между тмъ, какъ это ни странно, онъ особенно охотно останавливался на послднемъ воспоминаніи. Онъ такъ явственно видлъ Эльзу въ тотъ моментъ, какъ она шла къ нему на встрчу со шляпой въ рук, видлъ ея легкій поклонъ и милую улыбку, пожалуй, особенно милую тмъ, что она была такъ разсянна. Затмъ онъ возвращался къ первому воспоминанію и пытался и здсь представить себ Эльзу совершенно такою, но это не удавалось ему, здсь она была совсмъ другая, гораздо проще и обыденне, такая, какой онъ желалъ, чтобъ она была на самомъ дл, хотя онъ, конечно, испытывалъ меньше удовольствія, представляя ее себ такой.
Нтъ, цльнаго образа онъ, все-таки, не могъ создать изъ этихъ воспоминаній, и онъ началъ спрашивать себя, что-жь она собственно такое, эта двушка, которая, быть можетъ, сдлается его женой? И тогда этотъ шагъ, на который онъ ршился, показался ему вдругъ отчаянно-смлымъ, ему почудилось, будто онъ съ завязанными глазами ринулся въ предпріятіе, грозившее тайными засадами, но, въ то же время, полное какого-то страннаго очарованія.
Эти мысли не покидали его и слдующіе дни. Его тревога и тоска все увеличивались по мр приближенія той минуты, когда онъ долженъ былъ получить ршительный отвтъ, и, наконецъ, достигли крайняго напряженія въ тотъ день, когда онъ вторично отправился къ Гольмеру.
Ему надо было прохать съ полмили. Первую половину пути, занятый своими думами, онъ халъ скорою рысью, но вдругъ испугался, что такъ далеко отъхалъ отъ дому, и порывисто натянулъ вожжи. Но ему все еще казалось, что онъ подвигается слишкомъ быстро, онъ охотно повернулъ бы назадъ, но былъ не въ силахъ это сдлать, какъ не въ силахъ былъ ршить, насколько онъ, въ сущности, раскаивается въ томъ, что затялъ. Въ его жизни наступилъ такой моментъ, когда воля человка боле или мене сознательно складываетъ оружіе, и ничмъ не управляемыя чувства ведутъ его за собой наугадъ.
Когда усадьба Гольмера обрисовалась передъ нимъ, онъ подумалъ, что неприлично будетъ подъхать шагомъ, и пустилъ лошадь быстре. Теперь дло уже сдлано, говорилъ онъ себ, теперь не остается ничего другого, какъ храбро идти впередъ. И вдругъ ему пришло въ голову, что онъ еще и не подумалъ о томъ, что онъ скажетъ Эльз, и попытался подготовиться въ послднюю минуту, точь-въ-точь, какъ школьникъ передъ экзаменомъ заглядываетъ напослдокъ въ книгу, хотя и знаетъ, что теперь уже поздно, что онъ все равно ничего не выучитъ. Но когда экипажъ подкатилъ къ дому, Экъ уже забылъ вс фразы, которыя усплъ составить.
Повидимому, его караулили. Гольмеръ стоялъ на крыльц, готовый принять гостя, а въ одномъ изъ оконъ нижняго этажа мелькали любопытныя личики двочекъ-подростковъ.
Гольмеръ бросилъ взглядъ на взволнованную физіономію Эка, и сознаніе своего превосходства выразилось на его лиц, улыбавшемся покровительственною улыбкой.
— Добро пожаловать!— сказалъ онъ, то же сознаніе своего превосходства сквозило и въ тон его голоса.
Экъ нервно пожалъ его руку и передалъ вожжи мальчику, выбжавшему изъ конюшни.
Они вошли въ переднюю. Пока Экъ снималъ съ себя пальто, онъ испытывалъ такое ощущеніе, будто противъ него учиненъ таинственный заговоръ,— ему слышались крадущіеся шаги, перешептыванія, сдавленныя хихиканья, чудились даже направленные на него изъ-за дверей критическіе взоры. Это еще усилило его мучительное состояніе духа, онъ чувствовалъ себя и смшнымъ, и преступнымъ, и когда Гольмеръ все съ тою же покровительственною улыбкой взялъ его подъ руку и провелъ черезъ первыя комнаты въ гостиную, это впечатлніе превратилось въ полу печальное сознаніе, что все это какъ-то нехорошо и некрасиво.
Гольмеръ отворилъ дверь гостиной, впустилъ гостя и снова затворилъ ее за нимъ.
Экъ сразу увидалъ Эльзу въ уголк дивана и въ то же мгновеніе имъ овладла мысль: она скажетъ мн ‘нтъ!’… Онъ долженъ былъ сдлать надъ собой усиліе, чтобы пройти черезъ комнату къ молодой двушк. Онъ замтилъ, какъ въ окно врывалась полоска солнечнаго свта, отражавшая на полу оконный переплетъ, и съ тхъ поръ всякій разъ, какъ онъ видлъ комнату, въ окна которой врывались лучи солнца, онъ испытывалъ совсмъ особенное чувство, чувство неопредленной грусти. Его тревога совсмъ исчезла, подойдя къ Эльз, онъ поклонился и взялъ ея руку, она была холодна, какъ ледъ. Тогда еще настойчиве поднялась въ немъ мысль: она скажетъ мн ‘нтъ!’ — и совершенно свободно нашелъ онъ подходящія слова не для того, чтобы спросить Эльзу, согласна ли она стать его женой, а для того, чтобъ объяснить ей свое посщеніе.
— Фрэкенъ Эльза,— началъ онъ серьезнымъ голосомъ,— вашъ батюшка, наврное, уже предупредилъ васъ, по какому…— ‘длу’ хотлъ онъ было сказать, но спохватился и замнилъ это слово другимъ оборотомъ,— зачмъ я явился сюда?
Онъ смотрлъ на нее, какъ бы повторяя свой вопросъ. Она утвердительно кивнула головой и это напомнило ему ихъ встрчу въ лсу. Чувство смутной печали еще тяжеле легло ему на сердце, и нсколько минутъ онъ молча смотрлъ на двушку. Она сидла передъ нимъ съ опущенными глазами и густымъ румянцемъ на щекахъ, голову она держала немного набокъ, такъ что на тонкой кож ея шеи образовались маленькія складочки, и на этихъ складочкахъ невольно остановились взоры Эка, руки Эльзы, крпко стиснутыя, лежали у нея на колняхъ.
— Я…— Онъ снова умолкъ и, сдвинувъ брови, задумался.
Она бросила на него быстрый, недоумвающій взглядъ, и онъ продолжалъ:
— Я знаю, что вамъ это должно казаться страннымъ съ моей стороны… но я полагалъ, что вы… то-есть, я думалъ, что если не теперь… то, можетъ быть, впослдствіи… Видите ли, я, конечно, не могу многаго предложить вамъ, но я всегда чувствовалъ себя такимъ одинокимъ…— Раньше это никогда не приходило ему въ голову, но теперь онъ такъ сильно сознавалъ всю правду этихъ словъ, что съ невольнымъ преувеличеніемъ повторилъ ихъ: — Вы не поврите, до какой степени одинокимъ!… А потому я и надялся, что вамъ не слишкомъ противна будетъ мысль… мысль сдлаться… моею женой.
Онъ собственно не глядлъ на нее, но, все-таки, замтилъ, что она покачала головой. У него ёкнуло сердце, и онъ устремилъ взоры на ея лицо. Неужели она не скажетъ ‘нтъ’? Ему сдавалось, что улыбка, мелькнувшая на ея губахъ, говоритъ нчто совсмъ противуположное. Или онъ только вообразилъ себ?…
— Фрэкенъ Эльза!— воскликнулъ онъ,— вы въ самомъ дл согласны?
— Да,— тихо отвтила она, остановивъ на немъ влажный взоръ.
Экъ стоялъ совсмъ растерянный и смотрлъ на нее, не зная, что же теперь длать. Вдругъ его оснило вдохновеніе, онъ нагнулся и поцловалъ двушку въ лобъ. Она положила ему руки на плечи, поднявшись въ одно время съ нимъ, и тогда онъ поцловалъ ее въ губы.
Въ эту минуту послышался осторожный стукъ въ дверь. Эльза покраснла и поспшно высвободилась изъ объятій Торстена. Гольмеръ просунулъ голову и шутливо спросилъ, можно ли ему войти? Не дожидаясь отвта, онъ тотчасъ же вошелъ, приблизился къ молодымъ людямъ, взялъ ихъ за руки и сказалъ:
— Ну, вы, какъ я вижу, поладили…— и, посл минутнаго колебанія, прибавилъ нсколько сконфуженно: — Да благословитъ васъ Богъ, милыя дти!
Наступило неловкое молчаніе, котораго никто не ршался прервать. Но вотъ въ дверяхъ показалась еще голова, на этотъ разъ головка пятнадцатилтней двочки, и снова исчезла, послышался шепотъ въ сосдней комнат, и затмъ вс сестры явились поздравить невсту и жениха. Дв старшія были немного сдержанны и такъ поглядывали на Эка, будто въ глубин души были убждены, что онъ сдлаетъ ихъ сестру несчастной, за то младшія, очевидно, смотрли на дло съ гораздо боле радостной точки зрнія.
Экъ, конечно, остался на весь вечеръ, что дало поводъ къ маленькому ‘импровизированному семейному празднику’, какъ выразился Гольмеръ, провозглашая во время ужина тостъ за жениха и невсту. Эльза держала себя немножко натянуто и была очень молчалива, но къ Торстену вернулись обычное спокойствіе и самоувренность, какъ только миновали первыя минуты изумленія, и онъ болталъ и шутилъ со своими ‘будущими свояченицами’, въ особенности съ младшими, и вовсе не замчалъ взглядовъ кроткой укоризны, которые бросала на него Эльза. При прощаньи онъ такъ спокойно поцловалъ ее, точно уже цлый годъ былъ съ ней помолвленъ, она не сопротивлялась, но какъ будто вопросительно взглянула на него.
Возвращаясь въ Торпу въ десять часовъ вечера, Экъ находился въ очень довольномъ настроеніи. Все сошло гораздо легче и оказалось гораздо пріятнй, чмъ онъ себ представлялъ. Точно втеръ развялъ тревожныя чувства, волновавшія его въ предъидущіе дни, онъ не могъ удержаться отъ улыбки, вспомнивъ, сколько напраснаго безпокойства онъ причинилъ себ, и гордое чувство торжества пробуждалось въ немъ при мысли объ его легкой побд.
Но Торстену Эку предстояла еще забота, и забота не малая: объявить своимъ старухамъ о сдланномъ имъ шаг. Когда онъ въ этотъ вечеръ вернулся въ Торпу, ему показалось, что надъ всмъ домомъ нависло какое-то подавленное настроеніе, ни одна изъ старухъ еще не ложилась, вс он дожидались его, и, было ли то воображеніе или дйствительность, но ему почудилось, будто на ихъ лицахъ написана всть объ его помолвк, или, скоре, траурная публикація… Онъ думалъ сначала тутъ же переговорить съ ними, но потомъ отложилъ это до завтрашняго дня и прямо прошелъ къ себ.
Но и на слдующій день онъ никакъ не могъ ршиться сообщить имъ важную новость. Онъ самъ находилъ, что это смшно, но, тмъ не мене, чувствовалъ себя точно преступникомъ по отношенію къ нимъ. Молчаливое, покорное усердіе, съ которымъ он прислуживали ему, щепетильная подчиненность, съ которою он каждое его слово принимали какъ приказаніе, печать незаслуженнаго страданія, читавшаяся на ихъ лицахъ,— все это представлялось ему цлымъ рядомъ обвиненій… А затмъ это единодушіе, внезапно воцарившееся между ними и не омрачавшееся во весь день ни единою перебранкой,— оно въ особенности казалось ему тревожнымъ симптомомъ. Онъ ршилъ объявить имъ о своей помолвк лишь тогда, когда ему можно будетъ представить имъ свою невсту, въ надежд, что ея вліяніе нсколько смягчитъ ударъ.
Въ этотъ день онъ похалъ въ городъ покупать обручальныя кольца. Вечеромъ, возвратившись домой, онъ засталъ старухъ въ самомъ разгар ссоры, изъ чего и заключилъ, что съумлъ отвлечь ихъ подозрнія. Но это заставило его почувствовать себя еще боле виноватымъ передъ ними, и онъ ршилъ на слдующій же день ловкимъ маневромъ дать исходъ этому длу.
Ударъ былъ нанесенъ за утреннимъ кофе. Сначала онъ хотлъ собрать всхъ старухъ и придать объясненію нсколько торжественный характеръ, но въ послдній моментъ передумалъ и счелъ боле удобнымъ лишь вскользь упомянуть о своей невст, какъ будто его помолвка уже извстный фактъ. Улучивъ минуту, когда Лисса была по близости и могла слышать его, онъ обратился къ мамзель Томпсонъ:
— Да, кстати! Я сегодня не обдаю дома, но будьте любезны, мамзель Томпсонъ, позаботьтесь приготовить послобденный кофе къ прізду моей невсты.
Онъ уткнулся въ свою чашку, но изъ глубокаго молчанія за своею спиной понялъ, что его слова произвели эффектъ.
— Осмлюсь спросить, кто нареченная?— раздался, наконецъ, дрожащій голосъ мамзель Томпсонъ.
Ея тонъ показался ему до такой степени вызывающимъ, что ему удалось немножко разсердиться.
— Конечно… я думалъ, что вамъ уже… Моя невста — фрэкенъ Гольмеръ,— отвтилъ онъ и строго взглянулъ на экономку.
Но мамзель Томпсонъ была такъ потрясена, что на этотъ разъ ему не очень-то легко было ее испугать. Она коварно усмхнулась и спросила:
— Старшая фрэкенъ Гольмеръ?
— Фрэкенъ Эльза!— съ удареніемъ произнесъ Экъ и теперь уже не на шутку разсердился.
— Къ какому времени прикажете приготовить кофе?
— Къ пяти часамъ.
Мамзель Томпсонъ церемонно присла и отошла, кинувъ на Лиссу торжествующій взглядъ Кассандры. Разв же не сбылись ея роковыя предсказанія? Лисса стояла въ сторон и слышала разговоръ. Теперь и она исчезла, безшумно, какъ тнь, и Торстенъ Экъ въ самомъ дурномъ расположеніи духа отправился въ поле.
Когда онъ вернулся во второмъ часу, мамзель Томпсонъ устроила ему новую сцену. Она подошла къ нему и спросила, когда назначена свадьба.
— Зачмъ вамъ это?— спросилъ Экъ.
— Затмъ,— отвчала она,— что надо же мн знать, когда мн… когда мн… пере… перебираться отсюда!— Послднія слова она проговорила уже всхлипывая и, упавъ на стулъ, залилась слезами. Она приготовилась осыпать патрона массой упрековъ, накопившихся въ теченіе утра въ ея озлобленной душ, но она слишкомъ понадялась на свои силы: теперь явились слезы и сдлали ее совсмъ беззащитной, такъ что Эку довольно легко было образумить ее. Онъ постарался внушить ей, что вовсе не иметъ въ виду отказывать ей отъ мста, совсмъ наоборотъ: никогда еще не была она такъ необходима, какъ теперь, когда въ дом будетъ молодая хозяйка, которой, конечно, понадобятся опытность и совты мамзель Томпсонъ.
Экъ пустилъ въ дло всю свою изобртательность и съумлъ привести ей столько аргументовъ, что она сочла возможнымъ отступить съ поля битвы съ незапятнанною воинскою честью. Утомленная столькими душевными потрясеніями, она въ самомъ кроткомъ и мирномъ расположеній духа удалилась въ свою комнату, чтобы немножко ‘отдохнуть’ передъ обдомъ.
Гораздо больше заботила Торстена Лисса, хранившая упорное молчаніе и суетившаяся такъ, какъ никогда. Совершенно неожиданно для всхъ она затяла генеральную чистку всего дома и, куда ни появлялась, всюду поднимала цлые столбы пыли. Но все это такъ надоло Эку, что онъ старался только не встрчаться съ нею. Что касается Лины, то она во все утро не попадалась ему на глаза — оттого ли, что она еще ничего не знала, хотя онъ считалъ это невроятнымъ, или хотла показать ему этимъ свое негодованіе, но только она сдлалась невидимкой, за что онъ во всякомъ случа былъ ей благодаренъ.
‘Все наладится, какъ только моя невста прідетъ сюда!’ — онъ съ какимъ-то суевріемъ цплялся за эту мысль и, наконецъ, уже съ боле легкимъ сердцемъ слъ въ фаэтонъ, чтобы хать къ Эльз.
Утромъ онъ посылалъ къ Гольмерамъ сказать, что будетъ у нихъ обдать, а потомъ возьметъ съ собой невсту, чтобы показать ей ея будущій домъ.
Дорогой онъ все думалъ о своей поздк къ Гольмерамъ за два дня передъ тмъ, вспоминая со смхомъ, какъ онъ боялся и попусту безпокоился. Вдь, до того онъ дошелъ, что ломалъ голову надъ вопросомъ, что собственно такое его будущая невста? Этакія глупости! Она, понятное дло,— онъ невольно запнулся въ ход своихъ мыслей.— ‘Да просто моя невста!’ — заключилъ онъ и расхохотался своей удачной шутк. Онъ пріхалъ въ усадьбу въ превосходнйшемъ настроеніи.
Гольмеръ съ утра ухалъ по дламъ и долженъ былъ возвратиться лишь на слдующій день, но онъ поручилъ передать свой привтъ Эку и просилъ его быть у него какъ дома. Встртить гостя вышла Эрика, вторая по счету дочь хозяина, она передала ему порученіе отца и пригласила его въ гостиную. Эльза сейчасъ придетъ, а пока онъ долженъ будетъ удольствоваться ея обществомъ. Все это она проговорила съ такою миной, точно ея слова были горькія пилюли, которыя ему предстояло проглотить, и точно она знала, что онъ ненавидитъ ее за это угощенье.
Эрика считалась самою умной изъ сестеръ, но судьба не дала ей случая примнить свои способности къ какому-нибудь настоящему длу. У нея было желаніе поступить въ учительницы, но отецъ воспротивился этому, а веденіе книгъ, въ которомъ она помогала ему, не удовлетворяло ея жажды дятельности. Это привело къ тому, что мало-по-малу она начала размнивать свой умъ на мелкія, довольно-таки злыя остроты, и, видя, что вслдствіе этого, въ обществ ее находятъ непріятной, она вбила себ въ голову, будто вс питаютъ къ ней предвзятую антипатію.
Торстену Эку тоже приходилось не разъ служить мишенью для ея колкостей, но по большей части ихъ остріе ломалось объ его невозмутимое добродушіе, по крайней мр, онъ никогда не подавалъ вида, что оскорбленъ ея рчами. И хотя она никогда не ощущала ничего похожаго на радость, если ей удавалось уязвить кого-нибудь, все же эта нечувствительность Эка раздражала ее, и она испытывала болзненное желаніе хотя бы разъ задть его за живое.
Теперь, когда они вмст сидли въ гостиной, ей представился превосходный случай испробовать свое искусство, и, надо правду сказать, она старалась изо всхъ силъ. Она избрала объектомъ своихъ нападеній его положеніе жениха, предполагая, что это должно быть теперь его самымъ чувствительнымъ мстомъ. Экъ смялся вначал ея сарказмамъ, и ей потребовалось все ея самообладаніе, чтобы не смутиться предъ его спокойнымъ, добродушнымъ взглядомъ, но, наконецъ, онъ всталъ, подошелъ къ ней, взялъ ее за руку и сказалъ:
— Послушай, голубушка Эрика, оставимъ-ка мы лучше все это!— Въ тон, какимъ онъ произнесъ два послднія слова, было безотчетное презрніе, поразившее двушку.— Мы, вдь, будемъ теперь друзьями, не такъ ли?
Она взглянула на него совершенно изумленная и ничего не могла отвтить. Онъ выпустилъ ея руку и прибавилъ:
— Еслибъ ты только знала, сколько мн было сегодня возни съ моими старухами!
Этотъ косвенный упрекъ такъ тронулъ ее, что слезы выступили у нея на глазахъ, и, стараясь скрыть ихъ, она отвернулась отъ Торстена.
Наступило минутное молчаніе, Экъ прошелся взадъ и впередъ по комнат.
— Но гд же Эльза?— спросилъ онъ, наконецъ.
Эрика украдкой провела рукой по глазамъ.
— Я сейчасъ позову ее,— поспшно отвтила она и побжала изъ комнаты, но въ дверяхъ столкнулась съ Эльзой, остановилась на мгновенье, затмъ молча прошла мимо нея и затворила за нею дверь.
Эльза тоже простояла нсколько минутъ у двери и молча смотрла на Эка. Она была въ свтломъ лтнемъ плать, томъ самомъ, въ которомъ онъ встртилъ ее въ лсу, и, можетъ быть, поэтому имъ овладло въ первую минуту то же чувство, какъ и тогда, что она такъ далеко, далеко отъ него. Быть можетъ, по этой же причин она показалась ему такою красивой. Его всегда удивляло, что она такъ непохожа на остальныхъ членовъ семьи, на отца и на сестеръ, мать ея онъ едва помнилъ. Если сестеръ и нельзя было прямо назвать дурнушками, то все же у нихъ были довольно грубыя и заурядныя лица, тогда какъ лицо Эльзы было, наоборотъ, тонкое, нжное, выразительное. Т были брюнетки, она — блондинка, а, между тмъ, глаза ея были темне или, по крайней мр, казались порою темнй, чмъ у нихъ. Бюстъ былъ еще не развитъ, но плечи и руки имли полныя и упругія формы, можно было даже, пожалуй, сказать, что она чуть-чуть широка въ плечахъ. И такъ увренно и, вмст съ тмъ, такъ легко и граціозно стояла Эльза на своихъ маленькихъ ножкахъ, точно ей съ самаго ранняго дтства приходилось упражняться въ позахъ и пріемахъ свтской дамы.
Да, въ ней было что-то особенное, индивидуальное, не похожее на другихъ, это-то и было тайною причиной первоначальныхъ страховъ Эка и теперь, въ первое мгновеніе, снова поразило его. Но на этотъ разъ тревога быстро смнилась чувствомъ удовлетворенія подъ вліяніемъ успокоительной мцсли, что эта двушка его невста.
— Почему ты заставила меня ждать такъ долго?— сказалъ онъ шутливо-укоризненнымъ тономъ и подошелъ къ ней. Онъ хотлъ было поцловать ее, но такъ какъ она оставалась неподвижна, то онъ и не ршился.
— Почему ты заставилъ меня ждать такъ долго?— отвтила она тми же словами, но съ совсмъ другою интонаціей, и посмотрла на него пытливымъ взоромъ.
— Я?!— переспросилъ онъ вн себя отъ изумленія.
— Да, ты не былъ вчера, а я цлый день ждала тебя.
Эку и въ голову не приходило, что она могла ждать его наканун, и онъ стоялъ, не находя отвта, пока у него не блеснула счастливая идея. Онъ вынулъ изъ кармана маленькій свертокъ и подалъ его Эльз.
— Я вотъ зачмъ здилъ!— отвтилъ онъ.
Она вопросительно взглянула на него, затмъ лицо ея освтилось улыбкой, и она поспшно открыла футляръ. Въ немъ было два кольца, одно большое, другое маленькое, и, взявъ ихъ въ руки, она разсмялась, при вид громадной разницы между ними. Онъ тоже смялся, въ восторг отъ того, что ея колечко, все-таки, оказалось слишкомъ велико. Когда они обмнялись кольцами, она порывисто обвила руками его шею и поцловала его.
Обдъ вышелъ, однако, довольно скучнымъ. Старшая сестра, Луиза, поглощенная хозяйственными хлопотами, не находила времени вести разговоръ, да, впрочемъ, и не особенно владла этимъ искусствомъ. Она была очень похожа на отца съ тою разницей, что вс добродушныя черты его физіономіи у нея выступали рельефнй, и, вмсто плутоватости, ея лицо выражало самую непосредственную доброту. Доброта была вообще ея самымъ выдающимся свойствомъ, она была добра въ своемъ домашнемъ обиход, добра къ служанкамъ, добра къ отцу и въ особенности къ сестрамъ. Но на ея доброту былъ такой большой спросъ въ самомъ дом, что на постороннихъ ея уже не хватало, поэтому, когда Луиза только что узнала о помолвк, то взглянула на дло такъ, будто это незаконное вторженіе въ семью чужого элемента, и немножко сухо обошлась съ Экомъ. Можетъ статься, въ основ этого крылась и капелька зависти, такъ какъ ей, вроятно, случалось въ какую-нибудь свободную минуту съ нкоторою горечью подумать о томъ, что она должна была отказаться отъ всякой мечты о своемъ личномъ счасть. Но эта зависть быстро исчезла и, когда Луиза нсколько освоилась съ представленіемъ, что Экъ такъ или иначе сдлался членомъ семьи, она стала къ нему столь же добра, какъ и къ другимъ своимъ домочадцамъ. Она клала ему на тарелку самые лучшіе куски, но предоставляла Эрик, къ уму которой питала большое уваженіе, а затмъ и Эльз, занимать гостя. Однакожь, Эрика сидла за обдомъ необыкновенно серьезная и молчаливая, а Эльзу, очевидно, смущали неотвязные любопытные взгляды младшихъ сестеръ, такъ что за столомъ было довольно неоживленно.
Посл обда Экъ хотлъ было тотчасъ же хать вмст съ Эльзой показывать ей Торпу, какъ это было условлено раньше. Но тутъ встртилось препятствіе: Луиза ни подъ какимъ видомъ не хотла пускать жениха и невсту вдвоемъ. Въ этомъ случа ея доброта пришла въ столкновеніе съ боязнью нарушить приличіе, которая у нея, пожалуй, даже перевшивала доброту. Экъ не хотлъ никого приглашать, кром Эльзы, и ссылался на то, что въ экипаж могутъ помститься только двое. Эльза тоже хотла хать съ нимъ вдвоемъ. Имъ было, однако, неловко настаивать черезъ-чуръ ршительно, они слишкомъ еще недавно были помолвлены, чтобы опираться на свои права, и, можетъ быть, поздка разстроилась бы совсмъ, если бы они не нашли неожиданной союзницы въ лиц Эрики, которой удалось убдить Луизу, что въ этомъ нтъ ничего неприличнаго.
Когда экипажъ былъ поданъ и они стали прощаться, Экъ улучилъ минуту и, пожимая руку Эрики, сказалъ ей: ‘Спасибо за помощь!’ Щеки ея покрылись слабымъ румянцемъ и она въ свою очередь слегка пожала его руку.
И вотъ, наконецъ, женихъ и невста очутились съ глазу на глазъ, въ первый разъ они по-настоящему были наедин другъ съ другомъ. Когда домъ скрылся изъ вида, Эльза взглянула на Эка блестящимъ взоромъ, а онъ спокойно и радостно кивнулъ ей въ отвтъ. Но онъ не могъ удержаться, чтобъ не сказать для окончательнаго успокоенія своей совсти:
— Можетъ быть, это, все-таки, глупо, что я не захотлъ пригласить кого-нибудь изъ твоихъ сестеръ.
Она сложила губы въ презрительную усмшку, но потомъ быстро заговорила:
— Вдь, мы можемъ повернуть назадъ, если теб угодно…
— Нтъ, нтъ,— со смхомъ перебилъ онъ ее,— я только хотлъ сказать, что, можетъ быть, он сочли это неучтивымъ съ моей стороны…
— А если бы и такъ? Разв он дороже теб, чмъ я?
— Нтъ, но разв ты не понимаешь?
— Нтъ, не понимаю. И какъ это ты, такой великанъ, можешь обращать вниманіе на такія мелочи?— сказала она, остановивъ на немъ полушутливый, полувосхищенный взглядъ, и любовно прильнула къ нему.
Онъ разсмялся, чрезвычайно польщенный, и больше объ этомъ не было рчи. Эльза сидла, попрежнему, прильнувъ къ нему, немного погодя она промолвила:
— Должно быть, ты уже началъ импонировать Эрик.
— Импонировать?— повторилъ онъ съ нкоторымъ изумленіемъ.
— Да, именно импонировать. И на меня ты съ перваго же раза произвелъ такое впечатлніе — импонирующее.
— Оттого, что я такой великанъ?— добродушно спросилъ онъ.
— Да,— отвтила она и посмотрла на него долгимъ вопросительнымъ взглядомъ. Затмъ она умолкла, какъ бы ожидая, что онъ о чемъ-то спроситъ ее, онъ тоже смутно чувствовалъ, что она ожидаетъ какого-то вопроса, какого-то слова, но не зналъ, что ему сказать, и, наконецъ, заговорилъ:
— Эрика вовсе не такая злая, какъ думаютъ люди.
Она ничего не отвтила, только немного отодвинулась отъ него, но въ слдующую минуту крикнула съ живостью, въ которой сквозило что-то принужденное…
— Какъ ты медленно дешь! Дай-ка мн вожжи!
— Хорошо, хорошо, только смотри, будь осторожна. Брунте немножко стара.
— О, если я буду править ею, она у меня поскачетъ!
Она взяла вожжи, которыя онъ не совсмъ охотно передалъ ей, и стала погонять Брунте. Къ ея великому торжеству, Брунте дйствительно немного прибавила шагу и Эльза пришла въ самое радужное настроеніе. Она принялась разспрашивать Торстена объ его старухахъ, онъ кое-что разсказалъ ей, чтобъ ознакомить ее съ положеніемъ вещей, и при всемъ, что онъ ни говорилъ, она хохотала до слезъ. У нея былъ нсколько сдавленный, но, тмъ не мене, звонкій смхъ, вовсе не рзкій, но съ глубокимъ тембромъ журчащаго ручейка. Экъ слышалъ его въ первый разъ и такъ былъ очарованъ имъ, точно открылъ новое качество въ своей невст. Онъ старался изъ всхъ силъ быть какъ можно боле занимательнымъ, и это удалось ему сверхъ всякихъ ожиданій. Въ превосходномъ расположеніи духа и съ тою пріятною усталостью, какую оставляетъ здоровый смхъ, они подъхали къ Торп, и Брунте стала у крыльца, тоже довольно утомленная, такъ какъ послднюю часть пути, заразившись ихъ веселостью, бжала почти галопомъ.
Ларсъ Юганъ поспшилъ къ нимъ навстрчу изъ конюшни, но ни одна старуха не показывалась. Экъ нахмурилъ брови. Эльза, выйдя изъ экипажа, вдругъ опять притихла и сказала съ легкою дрожью:
— Знаешь, мн такъ жутко, точно я иду на экзаменъ.
Но когда они вошли въ залу, мамзель Томпсонъ уже стояла у стола, накрытаго къ кофе, и поклонилась имъ. Она чувствовала себя значительно подкрпленной посл своего ‘легкаго предъобденнаго отдыха’ и проснулась съ твердымъ намреніемъ во всякомъ случа не ронять своего достоинства передъ молодой фрэкенъ, хотя ‘ради патрона’ она и оставила свой воображаемый планъ отказаться отъ мста. Поэтому въ ея реверанс была нкоторая чопорность и важность, а въ складкахъ рта мелькала немножко горькая улыбка. Но Эльза заране ршила завоевать сердца старухъ. А потому, когда Экъ хотлъ представить ей экономку, она предупредила его.
— Это совершенно лишнее, вдь, я имю удовольствіе видть мамзель Томсонъ, не правда ли?— сказала она съ самою обворожительною улыбкой, подойдя къ ней и протянувъ ей руку.
Мамзель Томпсонъ едва дотронулась до нея кончиками пальцевъ, еще разъ церемонно присла и отвтила:
— Томпсонъ, позвольте вамъ замтить, съ п.
Эльза на минуту смшалась и совсмъ забыла приготовленное ею милое привтствіе. Экъ долженъ былъ придти ей на помощь.
— Будьте такъ добры, мамзель Томпсонъ, принесите намъ кофе, мы страшно голодны, то-есть страшно жаждемъ кофе,— поправился онъ, уловивъ на лиц мамзель Томпсонъ мину, довольно ясно выражавшую, что она ожидала этого посл обда — въ такомъ дом!
Она величественно выплыла изъ залы, и какъ только она скрылась, Экъ разразился громкимъ смхомъ, а Эльза тоже стала вторить ему, когда онъ объяснилъ ей, что мамзель Томпсонъ ни одной буквой своей фамиліи не дорожитъ такъ, какъ этимъ п, въ которомъ она видитъ что-то врод дворянскаго титула. Едва они успли придти въ себя, какъ она снова вошла съ кофейникомъ на поднос. Поставивъ его на столъ, она сдлала видъ, что хочетъ удалиться, но Эльза удержала ее, ласково заставила ее ссть на стулъ и сама налила ей кофе.
— Но что же Лисса не идетъ? Лисса!— крикнулъ Экъ своимъ громовымъ голосомъ, гулко раздавшимся по всему дому.
Прошло, однако, еще нсколько минутъ, прежде чмъ послышались легкіе и быстрые шаги Лиссы. Когда она вошла, Экъ взглянуль на нее съ нкоторымъ безпокойствомъ, но не замтилъ въ ней ничего особеннаго. Она поклонилась Эльз, поздравила ее, не стала церемониться, когда ей предложили чашку кофе, и очень вжливо отвчала всякій разъ, какъ Эльза обращалась къ ней, но, тмъ не мене, и Эльза, и Экъ чувствовали оба, что за этою привтливостью кроется гораздо больше непримиримости, чмъ за всми жеманными ужимками мамзель Томпсонъ. Выпивъ чашку кофе, она встала и поблагодарила, но тотчасъ же попросила позволенія уйти, чтобъ успть справить до вечера вс свои дла. За то мамзель Томпсонъ осталась, и мало-по-малу ея настроеніе становилось все мягче и миролюбиве. Когда же она допила третью чашку кофе и поразсказала нсколько замчательныхъ сновъ, сбывшихся на дл, она и совсмъ расположилась къ Эльз. И вдругъ мамзель Томпсонъ сдлала неожиданное открытіе, что невста вовсе не брюнетка, а, наоборотъ, чистйшая блондинка, и что, стало быть, карты указывали не на нее,— это открытіе согнало послднее облачко съ ея души.
Посл кофе они обошли весь домъ, находившійся, благодаря стараніямъ Лиссы, въ самомъ парадномъ вид, а затмъ спустились въ кухню, гд Эльза должна была испробовать силу своего обаянія на Лин, которая, какъ Экъ еще раньше узналъ отъ мамзель Томпсонъ, уже была освдомлена о помолвк.
Лину они застали за чисткой мдныхъ кастрюль. Передъ ней изливала утромъ свое сердце мамзель Томпсонъ, когда Лисса оказалась совсмъ неприступной, и теперь она чувствовала себя, собственно говоря, обиженной тмъ, что получила новость лишь изъ вторыхъ рукъ, а не отъ самого патрона. Въ сущности, ей было безразлично, кто будетъ ей отдавать приказанія, мамзель Томпсонъ или кто другой,— въ кухонномъ департамент она, во всякомъ случа, была сама себ госпожа. Пожалуй даже она немножко радовалась тому, что надъ мамзель Томпсонъ будетъ теперь хозяйка. ‘Все мы такъ, какъ будто, немножко сравняемся съ ней’,— думала она про себя. Такимъ образомъ, она отчасти уже склонилась на сторону Эльзы, а посл нсколькихъ привтливыхъ словъ, сказанныхъ ей молодою двушкой, окончательно признала себя побжденной и выразила это цлымъ потокомъ рчей, отъ которыхъ они подъ конецъ должны были спастись бгствомъ.
— Что-жь, все сошло отлично!— сказалъ Экъ, когда они опять остались одни.
— Да, но мн больно подумать о Лисс. Я уврена, что она не взлюбила меня, а, между тмъ, ея расположеніе для меня всего важне.
— Ну, это обойдется!— утшилъ ее Экъ.— Такъ какъ же, теперь мы, вдь, пойдемъ знакомиться съ остальными старухами?
— А ихъ еще много?
— Всего только дв, и отъ нихъ мы скоро отдлаемся. Анна птичница… вдь ты, конечно, любишь куръ?
— Ахъ, нтъ! Я ихъ терпть не могу, он на видъ такія глупыя!…
— Вотъ тоже причина! Вдь, ихъ назначеніе нестись.
— Во всякомъ случа, он глупыя!
— Ну, теб, все-таки, придется поинтересоваться ими,— сказалъ Экъ и съ ласковою снисходительностью похлопалъ ее по плечу.— А потомъ остается еще Болла, она, вроятно, будетъ пытаться совратить тебя въ баптистскую секту, но сегодня, я думаю, эта опасность намъ еще не грозитъ. Ну, что же?— спросилъ онъ, видя, что Эльза вовсе не заинтересовалась его отчетомъ.
— Нельзя ли отложить это до другого раза? Мн хотлось бы пройтись съ тобой, побыть съ тобой съ глазу-на-глазъ,— сказала она, взглянувъ на него.
— Какъ теб угодно!— поспшилъ согласиться Экъ.— Но, въ такомъ случа, пойдемъ, прежде всего, на мельницу, теб непремнно надо посмотрть ее, а потомъ мы можемъ взглянуть на поля.
Они отправились на мельницу, совершенно приковавшую къ себ вниманіе Эльзы. Они стояли, облокотившись на перила мостика, и смотрли, какъ внизу бжала вода.
— Вотъ на этомъ самомъ мст я стою иногда по вечерамъ и толкую съ мельникомъ,— сказалъ Экъ.
— Съ нимъ я не прочь познакомиться!— воскликнула Эльза, вдругъ снова оживившись.
Экъ приложилъ руки ко рту и крикнулъ громче, чмъ когда-либо:
— Мастеръ, мастеръ!
Мастеръ вышелъ и весело прищурилъ глазки, увидавъ молодыхъ людей. Онъ, должно быть, раньше слышалъ новость, и когда патронъ представилъ его Эльз, тотчасъ же заговорилъ съ ней въ шутливомъ тон. Онъ былъ старый холостякъ, но воображалъ, что иметъ большой успхъ у женщинъ, и съ своею самоувренною манерой преподнесъ Эльз массу комплиментовъ, очень позабавившихъ ее, тмъ боле, что изъ-за шума водопада и мельничнаго колеса ихъ приходилось на половину выкрикивать. Они разстались съ мастеромъ большими друзьями.
— Ну, а теперь мы пойдемъ взглянуть на поля?— сказалъ Экъ, когда они опять очутились внизу.
Но Эльза сдлала недовольную мину,— ее такъ тянуло въ лсъ.
— Въ лсъ? Но что же мы будемъ тамъ длать? Вдь, тамъ же нечего смотрть!
Взглядъ Эльзы внезапно потемнлъ и она съ нкоторою запальчивостью отвтила, что она думала, онъ самъ пожелаетъ пойти въ лсъ — ради нея. Экъ не понималъ хорошенько, что она собственно хочетъ сказать. Разв не могъ онъ точно такимъ же образомъ пойти въ поле ради нея? Но онъ воздержался отъ дальнйшихъ возраженій. Ршено было отправиться въ лсъ. Сперва имъ надо было пройти немного проселочною дорогой, и тамъ вечернее солнце сильно пекло, но, свернувъ на тропинку, которая довольно крутымъ подъемомъ вела въ сосновый боръ, они вскор оказались въ тни. Былъ чудный іюльскій вечеръ. Когда они взошли на площадку, откуда открывался далекій видъ на равнину, Эльза остановилась и оглядлась вокругъ, Экъ, конечно, остановился тоже. На запад собрались облака для проводовъ солнца, но вся остальная часть неба была чиста, ровное сіяніе заливало просторъ полей, переходя въ свтлые, голубоватые тоны на краю горизонта, и дымъ, поднимавшійся изъ трубъ жилищъ, казался легкимъ и прозрачнымъ, какъ туманъ.
— Чудо, что за поля!— сказалъ Экъ, какъ бы ожидая подтвержденія отъ Эльзы.
— Да, здсь хорошо!— промолвила она съ легкимъ вздохомъ.
— А вдь, пожалуй, завтра дождикъ будетъ, — продолжалъ Экъ и прибавилъ, самъ не зная, что произноситъ вслухъ свою мысль: — Слава Богу, что я усплъ убрать сно!
Снова Эльза бросила на него сумрачный взглядъ, но онъ этого не замтилъ, она повернулась и направилась дальше. И когда они вошли въ самую чащу лса, она сказала:
— Но здсь еще лучше!
Экъ пробормоталъ что-то такое, что можно было принять за согласіе съ ея мнніемъ. Въ глубин сердца онъ предпочиталъ равнину, но немножко затруднялся признаться въ этомъ, хотя самъ хорошенько не зналъ, почему. И онъ искренно старался поврить, что здсь, по крайней мр, такъ же хорошо, какъ на равнин.
Здсь солнце освщало только верхушки сосенъ, бросая отдльныя полоски свта между стволовъ, но подъ густыми сводами было темно, почти мрачно. Внизу, на равнин, воздухъ былъ неподвиженъ, здсь же, надъ головами молодыхъ людей, шелестилъ мимолетными порывами легкій втерокъ.
Эльза совсмъ преобразилась, она шла молча, тихими, какъ бы усталыми шагами, устремивъ впередъ блестящій взоръ, по временамъ она напвала какую-то мелодію, которой Эку никогда еще не приходилось слышать.
Вдругъ она взяла его подъ руку, прижалась къ нему и какимъ-то страннымъ, затуманеннымъ голосомъ сказала:
— Не правда ли, какъ сосны ласково смотрятъ на насъ?.
Онъ взглянулъ на нее съ изумленіемъ, какъ могла придти ей въ голову подобная мысль? Глаза ихъ встртились и ему показалось, будто и взоръ у нея какой-то затуманенный. Имъ овладло такое чувство, точно передъ нимъ стоитъ совсмъ незнакомое ему существо, и въ душ его поднялась тревога.
— Посмотри, какъ солнце освщаетъ ихъ вершины! Это такъ похоже на улыбку! Да, он улыбаются намъ!— продолжала она.
‘Что за странныя идеи!’ — подумалъ онъ и покачалъ головой. Онъ все еще находился въ томъ веселомъ расположеніи духа, въ какомъ пріхалъ въ Торпу, и жаждалъ вновь услышать смхъ двушки. Поэтому онъ попробовалъ заговорить въ шутливомъ тон, но она была разсянна, не слушала его и едва ли улыбнулась хоть разъ. И это сознаніе, что въ ихъ настроеніи отсутствуетъ гармонія, сдлало ихъ чужими другъ для друга. Эльза выпустила руку жениха и они молча пошли рядомъ.
Въ душ Эка мелькала неясная догадка, что она ждетъ отъ него чего-то, чего онъ чувствовалъ себя неспособнымъ ей дать, и это начинало мучить его. Онъ мечталъ вернуться скоре домой, ему казалось, что онъ совсмъ возненавидлъ лсъ. И надо же имъ было забраться сюда,— вотъ еслибъ онъ могъ показать ей свои великолпныя поля!
Вдругъ ему пришла мысль. Можетъ быть, она считаетъ его дуракомъ и увальнемъ за то, что онъ идетъ себ возл нея какъ ни въ чемъ не бывало,— вдь они женихъ и невста! Но онъ со стыдомъ отогналъ отъ себя эту мысль,— ему казалось, что онъ унижаетъ ею Эльзу. Что-то внутри его говорило ему, что еслибъ онъ въ эту минуту вздумалъ поцловать ее, она сочла бы это чуть ли не оскорбленіемъ.
Но что-то было не ладно между ними. ‘Не такъ-то легко быть женихомъ, какъ я воображалъ!’ — со вздохомъ подумалъ онъ про себя.
Они дошли до большой прозжей дороги, перескавшей лсъ. Здсь, на одномъ поворот, Эльза остановилась.
— Помнишь?— сказала они, не глядя на Эка.
Онъ посмотрлъ на нее съ нкоторымъ недоумніемъ, но затмъ вспомнилъ.
— Да, когда я встртилъ тебя!— онъ такъ обрадовался представившейся тем для разговора, что расхохотался.— Я понять не могъ, какъ ты очутилась здсь, такъ далеко отъ дома!
Она покраснла и бросила на него торопливый, бглый взглядъ, — взглядъ, стыдившійся признанія и, въ то же время, желавшій допроса.
Торстену сдлалось какъ-то странно на душ. Внезапная мысль поразила его, но въ первое мгновеніе онъ нашелъ ее невроятной.
— Неужели… неужели..? это было ради меня?
Она ничего не отвтила, быть можетъ, она и сама была не уврена въ томъ, что причина совершенно ясна ей, но она покраснла еще сильне, и онъ принялъ это за утвердительный отвтъ.
— А я-то, болванъ, ничего не понималъ!
Онъ взялъ ея руку въ об свои и сталъ гладить тонкіе пальчики.
— А ты еще не хотлъ идти сюда!— тихо и укоризненно промолвила Эльза.
— Да, если теб поэтому сюда хотлось, то, вдь, это совсмъ другое дло!
Къ нему вдругъ вернулось хорошее расположеніе духа, и онъ ускореннымъ шагомъ пошелъ по дорог, рука объ руку съ двушкой. Онъ хотлъ было сообщить Эльз вс соображенія, приходившія ему въ голову по поводу этой встрчи, но теперь, когда онъ узналъ, что любовь привлекла ее сюда, они показались ему до такой степени наивными, что онъ устыдился ихъ и счелъ за лучшее оставить ихъ при себ. Но онъ снова принялся шутить и смяться, по временамъ останавливаясь, чтобы подумать: какой я былъ болванъ! и долго не замчалъ, что Эльза опять совсмъ примолкла. Но когда онъ, наконецъ, замтилъ это и пристальне вглядлся въ нее, онъ снова увидалъ на ея лиц усталое, разсянное выраженіе.
— Что съ тобой? Отчего ты такая невеселая?— спросилъ онъ.