Осень. Погода скверная. На улицахъ Желтоводска грязь непроходимая. Къ большему несчастію, если хотите и къ счастію, ибо въ мір все относительно, Господь надлилъ этотъ пресловутый градъ превосходною черноземною почвою, въ-слдствіе чего малйшій дождикъ растворяетъ землю до такой степени, что въ нкоторыхъ мстахъ пшеходъ теряетъ всякую надежду сдлать по улиц нсколько шаговъ, а если и ршается на этотъ подвигъ, то не иначе, какъ посл многихъ предварительныхъ мръ предосторожности, относительно сапоговъ и штановъ. Одна только дорога, на которой года два тому-назадъ была страшная топь, исправлена безусловно хорошо: эта дорога идетъ отъ дома губернатора къ его дач.
Полицеймейстеръ Желтоводска Александръ Петровичъ Чижиковъ, при малйшемъ намек о генеральскомъ шоссе (какъ называли въ город эту дорогу) приходитъ въ страшный азартъ, бьетъ себя въ грудь и говоритъ, обращаясь къ окружающимъ его господамъ-чиновникамъ: мн это проклятое шоссе вотъ гд сидитъ,— при этомъ случа онъ указываетъ на свою толстую шею,— 500 цлковыхъ кровныхъ вложилъ я въ него окаянное. Губернаторъ ругается, что къ дач нельзя ни пройти ни прохать. Да не забудьте вс эти ругательства отпускаетъ прямо мн въ рожу. Не выдержалъ я наконецъ, плюнулъ и построилъ шоссе на свой счетъ. Гд я сталъ-бы просить денегъ, когда городскихъ-то доходовъ не хватаетъ на десятокъ ночныхъ фонарей. Думаю самъ-себ: за доброе дло Господь наградитъ. По, крайности и крестьянамъ стало полегче здить, да и обыватели-то такъ-сказать оживились. Вдь мимо губернаторской дачи идетъ почтовый трактъ.
Мошенникъ ты, мошенникъ Александръ Петровичъ,— думаютъ про-себя господа-чиновники, выслушивая въ сотый разъ разсказъ полицеймейстера объ его рыцарскомъ подвиг. Не теб-бы говорить, не намъ-бы слушать.— И дйствительно, чудный человкъ желтоводскій полицеймейстеръ: вдь знаетъ, что на разстояніи 200 верстъ въ узд не только ни одинъ собратъ-чиновникъ, ни одинъ крестьянинъ не повритъ его высокому безкорыстію, а все-таки разсказываетъ про свою душевную доблесть. И посмотрли-бы вы съ какимъ удовольствіемъ разсказываетъ! Просто ораторъ, какъ-есть ораторъ!
Мы, впрочемъ, отклонились отъ нити нашего повствованія, коснувшись личности полицеймейстера. Но извиняемся тмъ, что ршительно нтъ возможности говорить о Желтоводск и не вспомнить объ Александр Петрович. Желтоводскъ и его полицеймейстеръ сложились нераздльнымъ понятіемъ въ нашей голов.
Итакъ, къ длу, 3 часа по-полудни. Приказный людъ города Желтоводска обдаетъ. Можно побиться объ закладъ, что въ извстную минуту четвертаго часа вс чиновники дятъ супъ, жаркое и такъ дале. Ровно въ четыре часа всевозможные предсдатели, члены, секретари предаются посл-обденному сну. Да иначе не можетъ быть въ этомъ богоспасаемомъ град, числящемся военнымъ градомъ, въ которомъ все, что ни длается, длается по барабану. А извстно, что точность и порядокъ душа военной службы. Къ числу-же военныхъ городовъ Желтоводскъ отнесенъ вроятно потому, что лтъ полтораста назадъ на мст его была построена крпость для защиты отъ набговъ Башкирцевъ и Киргизовъ. Другой причины мы ршительно не можемъ представить нашимъ читателямъ. Генералъ также обдаетъ въ три часа. Въ описываемое нами время за столомъ его превосходительства сидятъ три чиновника: аудиторъ военнаго суда, инспекторъ училища и адъютантъ.
Андрей Петровичъ Сверчковъ, командиръ Желтоводска и его военной команды, не можетъ обдать безъ собесдниковъ. Онъ вдовецъ, дтей не иметъ, и потому приглашаетъ къ своему столу чиновниковъ, которые, въ нкоторомъ смысл, замняютъ ему семейство.
Странная у меня натура,— скажетъ иногда генералъ басомъ, — не могу сть одинъ, просто кусокъ не лезетъ въ горло, а вдь пость люблю, какъ-то аппетитне длается, коли смотришь на другихъ, хотя не разъ давился отъ разговора во время ды.
Генералъ съ виду молодецъ. Онъ любитъ рзать правду, и на словахъ герой честности, но на самомъ-дл пляшетъ по дудк своего правителя длъ. Забивъ себ въ голову убжденіе, которое, кстати замтимъ, присуще всмъ военнымъ, что военный потому только, что онъ не гражданскій чиновникъ, есть человкъ честный,— Андрей Петровичъ Сверчковъ въ глаза называлъ своихъ подчиненныхъ мошенниками, достойными быть повшенными. Всякій, кто только вступалъ въ боле короткія сношенія съ его превосходительствомъ сей-часъ убждался, что старикъ въ высшей степени обладалъ тмъ качествомъ, которое у насъ извстно подъ именемъ задняго ума.
Въ сущности онъ не имлъ ни малйшей вры ни во что хорошее и честное и допускалъ своихъ чиновниковъ пакостить, сколько душ угодно, но казнилъ того-же чиновника безъ милосердія, если узнавалъ, что какая ни-на-есть пакость его подчиненнаго могла принять характеръ публичности. Между-прочимъ, не было во всей губернія человка, которому онъ сказалъ-бы, что у него въ служб есть негодные подчиненные. Я умю выбирать людей,— твердилъ онъ всмъ и каждому — и никогда не ошибусь въ томъ, которому хоть разъ доврился. Но въ глубин души его превосходительство сознавалъ, что большая часть окружающихъ его отъявленные негодяи.
Изъ числа вышеупомянутыхъ нами собесдниковъ за генеральскимъ обдомъ, аудиторъ суда и инспекторъ училища,— товарищи по Университету. Адъютантъ принадлежитъ къ чнелу господъ, водящихъ за носъ его превосходительство. Вмст-съ-тмъ онъ слыветъ въ город за остряка и ловеласса. Онъ, какъ во времена оны,— шуты, проживавшіе въ царскихъ домахъ, подъ видомъ шутки, передавалъ генералу разныя извстія про чиновниковъ, словомъ — замнялъ роль доносчика. А генералъ очень любитъ, когда ему шепчутъ на ушко.
Андреи Петровичъ сидитъ за обдомъ пахмурившись и ничего не стъ. Докторъ Христіанъ Ивановичъ прописалъ ему строгую діэту посл званнаго обда у купца Петрова, на которомъ его превосходительство жестоко обълся.
За столомъ царствуетъ совершенная тишина, только стукъ ложекъ и ножей нарушаетъ ее. Генералъ смотритъ на обдающихъ гостей своихъ жадными глазами. Видно, что въ немъ совершается какой-то внутренній процессъ.
— Что, любезный Кириловъ,— спросилъ наконецъ Генералъ, облизываясь и обращаясь къ аудитору:— хороша эта рыба? Соусъ-то долженъ быть отличный?
— Безусловно хорошъ, ваше превосходительство,— отвчалъ молодой человкъ.
Глаза генерала загорлись какимъ-то лихорадочнымъ блескомъ.
— Гм?— произнесъ онъ въ полголоса:— хорошъ, да долженъ быть хорошъ.
Настало минутное молчаніе.
Вдругъ генералъ вскричалъ необыкновенно громко, такъ, что сидвшіе за столомъ гости невольно взглянула на своего начальника и хозяина.
— Михайла!
— Что прикажете, ваше превосходительство!
— Давай мн рыбы,— сказалъ Андрей Петровичъ какимъ-то остервененнымъ голосомъ, не допускающимъ ни малйшаго возраженія.
Лакей принесъ тарелку требуемаго бариномъ кушанья, и генералъ принялся уписывать его на об щеки, приговаривая:
— Что за дурацкая манера у этого нмца морятъ меня голодомъ, чтобы чертъ его побралъ. Какъ-только онъ пропишетъ мн діэту, то я всякій разъ не могу не вспомнить почтеннаго покойника Ивана Андреевича Крылова, котораго я лично знавалъ въ Петербург. Посмотрли-бы вы — какъ онъ лъ, а дожилъ почти до 90 лтъ. (Генералъ любилъ немного увеличить, если только ему нужно было подтвердить въ свою пользу тотъ или другой Фактъ). Вотъ настоящій русскій писатель: умлъ пожить, умлъ и умное слово сказать. He-то, что какой-нибудь щелкоперъ Гоголь. Развратникъ, чуть платковъ не таскалъ изъ кармановъ. Да, любезнйшій Петръ Константиновичъ,— прибавилъ генералъ, обращаясь къ инспектору училищъ:— въ послдній разъ на экзамен я былъ очень не доволенъ тобой. Представьте себ, что онъ сдлалъ. Экзаменуютъ изъ грамматики, я взялъ книгу, чтобы продиктовать ученику нсколько словъ для разбора. Начинаю диктовать — дло идетъ объ этомъ скверномъ Чичиков. Неужели это проклятый Гоголь! Посмотрлъ на подпись — Гоголь. Какъ можно такія безнравственныя вещи передавать невиннымъ мальчикамъ. Ну — понимаю, если они будутъ читать Василія Андреевича Жуковскаго, Державина, а не этого ругателя. Если не хочешь поссориться со мной Петръ Константиновичъ,— прибавилъ генералъ,— не давай имъ Гоголя, да и самъ-то забудь его. Право, лучше будетъ.
— Я считаю долгомъ объяснить вашему превосходительству,— отвчалъ молодой человкъ, едва скрывая улыбку,— что отрывокъ изъ сочиненій Гоголя, который попался вамъ, напечатанъ въ хрестоматіи Галахова, а она принята въ нашемъ училищ, какъ руководство.
— Какой вздоръ! Да какъ не совстно Галахову помщать въ хрестоматіи такіе отрывки. Кто это смотритъ въ Петербург за всми этими сочинителями. Во-всяком-случа не употреблять боле этой книги.
Инспекторъ не отвчалъ ни слова.
— Я вчера еще на-ночь прочиталъ Жуковскаго 12 спящихъ двъ,— продолжалъ генералъ, наливая себ вина,— что за прелесть такая. Такъ все умно, деликатно.
— Кстати, объ этихъ двнадцати спящихъ двахъ, ваше превосходительство,— возразилъ сладенькимъ голосомъ адъютантъ — въ свое время была написана на нихъ пародія: двнадцать спящихъ будочниковъ.
— Да, да,— вскричалъ генералъ. Спасибо — что напомнилъ, а то совершенно забылъ. Встовой! Встовой!
На этотъ зовъ явился солдатъ.
— Позжай,— сказалъ генералъ, обращаясь къ нему,— къ полковнику Иванову и скажи, что я проздомъ мимо хлбныхъ магазиновъ видлъ, какъ на часахъ спалъ рядовой его команды. Пускай полковникъ распорядится съ нимъ надлежащимъ образомъ. Удивительно, какъ Ивановъ распустилъ свою паршивую команду,— продолжалъ генералъ, обращаясь къ гостямъ.— Въ ранцахъ рядовые носятъ капусту, яйца, часовые мало того, что спятъ на своихъ постахъ,— занимаются работой. На часахъ шельма точаетъ сапоги, или чинитъ штаны. Непремнно завтра напомни мн, Михаила Васильевичъ,— прибавилъ Андрей Петровичъ, обращаясь къ адъютанту,— напомни мн объ этомъ рядовомъ, а Иванова распеку такъ, что онъ будетъ помнить эту исторію до новыхъ вниковъ. Кстати, г. аудиторъ, прошу принять къ строгому исполненію мой вчерашній приказъ о томъ, чтобы писаря не смли ходить въ штатскомъ плать. И напередъ говорю: не сердись, если попадется твой писарь одтый не по форм — его въ мастеровые, а тебя на мсяцъ на гауптвахту. Дружба дружбой, а служба службой. Сверхъ-всего этого, я полицеймейстеру строго наказалъ слдить за урядниками. Чертъ знаетъ — что такое: военный писарь идетъ въ пальто и круглой шляп. Да мн и во сн не снилась возможность подобнаго случая. До какихъ временъ мы дожили. Дай-ка имъ волю — они посл теб такъ сядутъ на шею, что и не поправишься съ ними.
Чрезъ полчаса обдъ кончился. Адъютантъ остался у генерала для сообщенія его превосходительству городскихъ новостей, каковой бесдой его превосходительство постоянно услаждался посл обда, а молодые люди отправились домой.
— Ну, братъ,— сказалъ Василій Ивановичъ, подавая руку своему товарищу,— наслушались мы съ тобой сегодня интересныхъ вещей. Думали-ли мы когда-нибудь, что рано или поздно теб придется преслдовать Гоголя, а мн — штатское платье.
Петръ Константиновичъ грустно улыбнулся и отвчалъ:
— Приходи сегодня вечеромъ ко мн. Я только-что получилъ послдніе нумера журналовъ.
Молодой аудиторъ пожалъ руку своему, пріятелю-товарищу, далъ слово въ 7 часовъ быть у него и направить шаги къ своей квартир.
Въ отдаленной части города, граничащей съ лсомъ, стоитъ, почти на самомъ обрыв лисьей горы, небольшая изба, принадлежащая мастерской жен вдов Авдоть Карповой. Наружность этой избы уже говоритъ о крайней бдности ея обитателей. И дйствительно, Авдотья Карпова несетъ тяжкую ношу вчнаго труда и вчной, борьбы съ нуждой. Шесть рублей въ годъ казеннаго пенсіона, назначенные ей по смерти мужа — вотъ весь опредленный ея доходъ. И безъ-сомннія, если-бы не единственный сынъ ея, урядникъ Павелъ, служившій писцомъ въ военномъ суд и получавшій 4 рубля въ мсяцъ жалованья, то старушк пришлось-бы кончать свой тяжкіе дни Христовымъ именемъ. Молодой человкъ былъ послднею ея радостію, которая привязывала е къ жизни. Она не только любила своего сына, но уважала его, гордилась имъ, какъ красавцемъ и какъ умникомъ. Старушка сама видла, что Павлушинька — красавецъ, и отъ людей слышала, что начальство даетъ иногда ему такія дла, какія въ пору сдлать неону чиновнику. Значитъ, начальству угодилъ, когда по два года приносилъ домой царской награды по 15 цлковыхъ. Да и какъ у меня не быть ему умникомъ,— говорила иногда сосдкамъ Авдотья Карпова — въ уздномъ вс науки произошелъ. Посмотрли-бы какую бумагу выдали ему изъ узднаго, какъ кончилъ науки. Съ орломъ бумага-то, мать моя.— За то этотъ аттестатъ и вислъ въ изб Авдотьи Карповой на самомъ почетномъ мст.— Дв гривны серебра заплатилъ Павлушинька за одну рамочку,— прибавляла Авдотья, показывая аттестатъ своимъ знакомымъ.
Послушаемъ, читатель, о чемъ толкуетъ наша старушка съ своимъ сыномъ, который стоитъ предъ нею одтый въ новое, но очень не дорогое пальто, сшитое за 5 рублей отставнымъ солдатомъ, жидомъ Мовшей. На жилетк молодаго человка виситъ довольно большая бронзовая цпочка, но увы! въ карман нтъ часовъ. Цпочка надта собственно для одного вида. Нашъ урядникъ дйствительно хорошъ собой: большіе черные, какъ говорятъ, глубокіе глаза, смотрятъ такъ-покойно, такъ-свтло, что весело встрчать ихъ. Правильное и открытое лице, каштановые волосы, кокетливо зачесанные назадъ, могли смло приглянуться не только простой дочери мастероваго, но и такъ называемой благородной барышн. Молодой человкъ съ свтлымъ лицемъ стоятъ предъ матерью, наклонивъ голову.
— Благослови тебя Господь, Павлушинька,— говоритъ старушка, вставая и благословляя сына, бывшимъ въ ея рукахъ образомъ.’ — Высватай себ хозяйку, дай мн нарадоваться на тебя, мое дитятко. Долго ты маялся, сердечный, индо мое сердце изболло, глядя на тебя. Вдаешь-ли ты, какъ бывало у меня на душ-то тяжело, когда подумаю, что не доживу, не увижу тебя во святомъ брак. Смотри, прежде всего, какъ придешь въ домъ, поклонись старику въ ноги. Поклонишься, не вставай, а говори: батюшка, аддей Петровичъ! Смилуйся, выслушай: пришелъ я къ теб за дломъ великимъ. Онъ тебя спроситъ: за какимъ? А ты и говори: пришелъ, дескать, просить у тебя законнаго брака съ Настасьей аддеевной.
— Упираться Петровичъ, Богъ дастъ, не станетъ. Слова нтъ, онъ изъ чиновныхъ, да вдь тоже не дворянской кости, а нашей мастерской, да и ты, мой касатикъ, чрезъ три мсяца попадешь въ благородные. Далъ-бы Богъ только кзаментъ отвтить порядкомъ. Къ тому-же и теб пошелъ 30-й годокъ, значитъ изъ ребятъ-то вышелъ.
Въ это время безмолвный слушатель наставленій матери поклонился ей въ землю два раза и поспшилъ взять фуражку.
— Ну, ступай-ступай, касатикъ,— сказала старушка, благословляя еще разъ сына.— Да, Павлушинька,— прибавила она, какъ-бы о чемъ-то спохватившись — какъ-же ты пойдешь по въ казенной амманиціи. Вдь ты самъ-мн сказывалъ о приказ-то. Не равно начальство повстрчаетъ тебя. Смотри, родимый, не нажить-бы бды.
— Теб вдь извстно, матушка,— отвчалъ урядникъ,— что казенныхъ шинелей намъ до сей поры не выдали, а какимъ-же манеромъ я пойду въ штатской шинели и въ казенномъ сюртук. По форм надвать надо что-нибудь одно.
— Какъ знашь, голубчикъ, у тебя больше разуму, чмъ у меня, глупой старухи. А чай и потому радъ пойти въ пальт-то, что въ послдній разъ слышала, какъ Настлнька баяла, что ты въ пальт-то такой баской {Красивый.}.
Павлушинька не отвчалъ ни слова, только мгновенно выступившая краска подтвердила мысль старухи, что онъ душевно радъ случаю, давшему ему возможность пощеголять въ штатскомъ плать. Чрезъ минуту, молодой человкъ былъ на улиц. Онъ шелъ быстрыми шагами и часто оглядывался по сторонамъ, какъ-бы боясь чего-то. Всякая военная каска, всякій околышекъ съ кокардой приводилъ его въ лихорадочное состояніе. Онъ почти дошелъ до дома своей будущей невсты, внутренно благодаря Бога за благополучный конецъ своего путешествія, какъ прямо предъ нимъ выхалъ изъ переулка его аудиторъ Василій Ивановичъ Кириловъ, котораго мы съ вами, читатель, видли за обдомъ у генерала. Сконфуженный урядникъ схватился за aуражку, смотря прямо въ лице своему начальнику, но аудиторъ въ ту-же минуту отвернулся въ сторону, какъ-бы желая дать знать своему подчиненному, что онъ не видитъ его.
Нсколько минутъ простоялъ предъ воротами своей Настиньки нашъ Павелъ Ивановичъ. Ему почему-то сдлалось совстно. Онъ невольно подумалъ: — какой-же добрый Василій Ивановичъ. Дай Богъ ему здоровья. А вдь генералъ посадилъ-бы и его на гауптвахту, если-бы увидалъ теперь меня.
Въ это время изъ окна раздался пріятный женскій голосъ: — Павелъ Ивановичъ! Павелъ Ивановичъ! Что-же вы стоите, идите скорй.
Молодой человкъ въ минуту былъ на двор, откуда прошелъ чрезъ крыльцо на лво, въ давно знакомую ему комнату. Не усплъ онъ сдлать шагу за порогъ, какъ его встртила Настасья аддеевна, которая протянула ему руку.— Павелъ Ивановичъ съ чувствомъ пожалъ протянутую ему пухленькую ручку хорошенькой своей Насти, и при этомъ случа раскланялся съ какимъ-то особеннымъ поворотомъ, похожимъ на военную выправку и вмст-съ-тмъ на поклонъ человка, бывавшаго въ обществ.
— Чего-же вы ждали за воротами?— сказала молодая хозяйка, усаживаясь съ гостемъ на диванъ,— али высматривали Катю Петрову. Она почитай цлый день торчитъ у окна.
И срые живые глазки Насти лукаво смотрли на нашего урядника.
— Полноте, Настасья аддеевна. Не вамъ-бы сказывать евто, не намъ-бы слушать: аудиторъ прохалъ мимо, такъ страхъ меня взялъ, что я не въ мундир. Намъ вдь не велно ходить въ штатскомъ плать.
— Ничего онъ вамъ не сказалъ?— спросила Настинька съ живымъ любопытствомъ.
— Онъ у насъ душа, а не человкъ,— отвчалъ урядникъ.
— А по-правд сказать вы, Павелъ Ивановичъ, въ пальт-то приглядне.— И она прямо, свтло смотрла въ глаза своему возлюбленному, не ломаясь и не длая стыдливой мины.
— аддей Степановичъ теперича безъ-сумлнія дома,— спросилъ молодой человкъ, видимо польщенный замчаніемъ своей невсты.— Помоги Господи сегодня покончить намъ.
— Какъ же, дома-съ, онъ на огород рпу считаетъ. Пудовъ 30 продалъ сегодня. Онъ, коли по-правд сказать, знаетъ, что вы хотли сегодня придти высватать меня. Я молвила объ этомъ тетк Акулин, а она и проговорись ему. Ничего, только ухмыльнулся, да сказалъ: врно двк-то пора пришла.
— Поршимъ сегодня сито дло,— отвчалъ Павелъ Ивановичъ, и радостная улыбка показалась на лиц его,— а тамъ чрезъ два мсяца и на акзаментъ, а чрезъ три произойдемъ въ чиновники. Тогда, Настасья аддеевна, честнымъ циркомъ да и за свадебку.
— Одно я думаю, голубчикъ, Павелъ Ивановичъ, какъ вы станете отвты-то держать предъ начальствомъ. Хорошо-ли все заучите, вдь наукъ-то много у васъ.
— Да, немало, Настасья аддеевна,— отвчалъ съ особенною важностію молодой человкъ.— Чинъ-то не даромъ достается. Первая паука катихизисъ, потомъ священная исторія, третья этимологія, за ней синтаксисъ, дале ариметика, въ ней дв части, наконецъ военные законы.
— Господи! Да мн-то и имени иной науки не выговорить,— возразила Настинька съ непритворнымъ ужасомъ.
— Все-бы это не бда, Настасья аддеевна, да дло въ томъ, что генералъ-то самъ силенъ въ ариметик. Знаете, очень любитъ эту науку. Говоритъ я въ инженерахъ служилъ, такъ на математик-то зубы сълъ. На экзамен все самъ задаетъ задачи. Какъ-только остановишься подумать, такъ и закричитъ что-есть-мочи: ничего ты не знаешь, а лзешь въ чиновники. Страхъ беретъ, какъ вспомню объ ефтомъ.
— А коли, Павелъ Ивановичъ, не получите чина,— отвчала Настасья аддеевна,— нечего вамъ и думать о женитьб. Тятинька ни-за-что не отдадутъ меня. Да и самой-то мн не приходится выходить за васъ. Тятинька говорятъ — коли теб Настя выходить за урядника, то все равно, что иному поступить изъ поповъ, да въ дьяконы.
— Охъ! не упоминайте Настасья аддеевна объ ефтомъ. Ей-Богу волосы становятся дыбомъ. И безъ того изныла у меня душа. Будто я самъ не понимаю, что вашъ тятинька чиновникъ и вамъ совсмъ неподходящее дло выходить за урядника. Авось Господь поможетъ. Три мсяца не цлый вкъ.
— Встимо не цлый вкъ,— отвчала Настинька.— Да взаправду сказать: я радешенька, что время-то есть вс приготовить на свобод. Первое: платье нужно, ну — блье для себя, для васъ. Платье подвнечное надо сшить получше потому, какъ слдуетъ благородной двушк, теперича я все думала — какъ уговорить тятиньку выписать изъ Казани ямщику изъ французскаго магазина. Хоть на другой день визиты: не подешь въ здшней шляпк. Просто вс въ глаза засмютъ.
— Я постараюсь, Настасья аддеевна, приложить вс силы къ исполненію вашего желанія — возразилъ Павелъ Ивановичъ, указывая рукой на сердце.— Тятиньку вы не безпокойте. Для васъ я гиговъ и не. на такіе поступки.
— Благодарствую, Павелъ Ивановичъ, за общаньице,— отвчала молодая двушка, любезно взглянувъ на своего собесдника.— Оно особенно пріятно, что люди узнаютъ — женихъ-де купилъ шляпку. Посл евтого вамъ надобно приготовить манишки, ну — хоть штуки три, встимо изъ голландскаго полотна. Примромъ сказать, надть когда къ Фраку, а можетъ случится и къ сюртуку. Я уже одну приготовила почитай совсмъ.
— Не буду носить ихъ, Настасья аддеевна,— возразилъ Павелъ Ивановичъ, съ видимымъ жаромъ и разводя руками.— Коли своими ручками сошьете, то стану только глядть на манишечки.— И молодой человкъ бросилъ на свою собесдницу такой взоръ, что Настасья аддеевна съ своей стороны не могла выдержать и взглянула на него съ особеннымъ чувствомъ и въ ту-же минуту прибавила:
— Будете-ли носить манишки, или станете хранить — все едно: обо-мн будете вспоминать, а подъ фракъ надо надвать манишку. Безъ эвтого нельзя показаться къ большимъ господамъ.
— Къ большимъ-то господамъ, Настинька, пожалуй, намъ можно и не здить. Съ своими какъ-то сподручне.
— Что вы эвто говорите, Павелъ Ивановичъ,— отвчала Настасья аддевна голосомъ, въ которомъ пробивалась досада,— разв тятинька изъ-за васъ перестанутъ принимать къ себ, примромъ сказать, секретаря, или смотрителя. Да. и мн — что за радости — раззнакомиться съ Авдотьей Петровной и съ Катериной Ивановной. Нтъ, эвтого и въ голов не имйте.
— Не имю, Настасья аддевна, не имю, и только въ слову молвилъ. Думалъ у меня съ вашими мыслями согласіе есть.
Въ это время Настинька взглянула въ окно и проговорила торопливо:
— Тятинька идутъ, тятинька идутъ.
Павла Ивановича какъ-то подернуло. Онъ привсталъ съ своего стула а схватился рукой за ручку двери, вопросительно смотря на свою возлюбленную.
— Идите, идите теперича,— сказала Настинька не совсмъ покойнымъ голосомъ.
аддей Петровичъ ходилъ въ стеганномъ халат во небольшой своей зал а въ-полголоса напвалъ какой-то духовный кандакъ. Онъ посл выгодной продажи рпы находился въ отличномъ расположеніи духа. Покойница-жена его на-что была мастерица совершать разные хозяйственные обороты, но и ей никогда не случилось такъ-удачно сбыть рпку. И нисколько неудивительно, что аддей Петровичъ пришелъ въ счастливое расположеніе духа онъ такого по видимому ничтожнаго обстоятельства. Въ мір все относительно, что ничтожно для одного, то иметъ великое значеніе для другаго. аддей Петровичъ въ отставк и получаетъ всего 120 рублей, пенсіи, у него, кром Настасьи, четверо малолтнихъ дтей. Полуразвалявшійся домишко не составляетъ большаго обезпеченія. Въ немъ только-что можно кое-какъ жать. аддей Петровичъ добрый человкъ, т. е. въ немъ есть сердце, но вмст съ тмъ онъ а практическій человкъ, ибо зналъ нужду и горе чуть не съ колыбели. Нтъ возможности разсказать вс т мытарства, по которымъ провела его жизнь. Дло только въ тонъ, что для него, какъ неглупаго человка, подобная жизнь прошла не безслдно, онъ вынесъ изъ своихъ битвъ съ событіями слдующія правила, которымъ никогда не измнилъ: ‘поспшишь — людей насмшишь, противъ рожна трудно враги.’ Опираясь на свой трезвый взглядъ на жизнь, онъ ни мало не препятствовалъ Настиньк выходить за-мужь за нашего урядника, признавая въ немъ человка вполн хорошаго и благонадежнаго, который съ своей головой можетъ пойдти далеко по служб, но непремннымъ условіемъ на полученіе Настиньки поставилъ пріобртеніе Павловъ Ивановичемъ чина. Никто не будетъ спорить., что адей Петровичъ былъ совершенно правъ въ этомъ отношеніи, ибо онъ очень хорошо поймалъ, что званіе урядника не только не даетъ ршительно никакихъ видовъ въ будущемъ, во даже становитъ человка въ зависимость отъ всхъ и всего. Самъ-по-себ чанъ не игралъ особенно роли въ глазахъ аддея Петровича. Та-же житейская мудрость научила его, что прежде-всего иметъ цну хорошая голова, а потомъ прочія блага и льготы. Хорошая голова, говорилъ аддей Петровичъ, всему внецъ, съ ней и деньги будутъ, и уваженіе будетъ, а дураку и въ алтар не спускаютъ. Да, читатель, такія личности, какъ аддй Петровичъ, такъеказать здорово-практическія, часто вырабатываются русской жизнію.
При вход въ комнату Павла Ивановича, аддей Петровичъ какъ-то лукаво, но вмст-съ-тмъ дружелюбно взглянулъ на него.
Павелъ Ивановичъ, не говоря лишняго слова, сдлалъ три креста предъ образомъ и прямо бухнулся въ ноги аддея Петровича.
— Родимый! родимый!— вскричалъ послдній.— Что съ тобой попритчилось, за что въ ноги-то кланяешься?
— Вотъ она штука-то,— сказалъ усмхаясь аддей Петровичъ,— понадобилась Настинька. Гм! Но знаешь-ли что я молилю твоей милости,— прибавилъ онъ голосомъ, не допускавшимъ возраженія:— Слушай, Павлуха! Первое дло: вставай съ земли, второе дло: парень ты хорошій. Нтъ у тебя достатковъ, да есть голова. Я вдь знаю твою службу. Чинъ получишь — получишь и мсто повольготне, но не моги и думать жениться на Наст, коли экзамена не выдержишь. По-чести говорю: какъ-только придешь ко мн при офиціи — Настинька твоя. Тмъ мое слово и кончается. До офиціи она теб не невста.
— Много благодаренъ, аддей Петровичъ. Будетъ у меня чинъ. Вс силы употреблю. На экзаменъ готовъ хоша завтра. Позвольте только бывать у васъ, аддей Петровичъ, потому очень много люблю Настасью аддеевну.
— Я тебя и прежде не гонялъ изъ своего дома, не стану гонять и теперь. Думаешь: старикъ ничего не видалъ до сей поры, думаешь сегодня впервые я узналъ, что теб дорога Настинька. Нтъ, братъ, стараго воробья на мякин не проведешь.— И старикъ засмялся добродушнымъ смхомъ, вмст съ тмъ лукаво подмигивая своему будущему зятю.— А я, братецъ, сегодня въ большомъ удовольствіи нахожусь. Выгодно рпу продалъ ивановскимъ мужикамъ. Пудовъ до 30-ти всучилъ имъ. Спасибо ребятамъ, не долго торговались, да ломались. Мы, говорятъ, не первый годъ, аддей Петровичъ, ведемъ дла съ вашей милостью и рпкой твоей завсегда оставались довольны.
Павлу Ивановичу было не до рпы. Онъ только и думалъ о томъ какъ-бы уйти поскоре и увидать Настю.
— Приходи сегодня обдать,— сказалъ аддй Петровичъ, направляя шаги въ другую комнату и раскланиваясь съ своимъ гостемъ,— а я пойду потолкую съ Настей. Скажу, что ей женихъ выискался. Чай, голубушка, не знаетъ, что ты приходилъ сватать,— прибавилъ старикъ, хитро подмигивая Павлу Ивановичу.
Послдній немедленно бросился вонъ изъ комнаты, на бгу сообщилъ Наст результатъ бесды съ ея отцемъ и въ то-же мгновеніе вышелъ изъ дому съ радостной встью къ матери.
Гоголемъ шелъ молодой человкъ къ своей убогой избушк. На душ у него было такъ празднично, такъ свтло, что онъ готовъ былъ или запть, или начать плясать. Двухгодичныя думы и мечты его скоро, скоро приведутся въ исполненіе. Два года — какъ онъ знаетъ Настю. Душа его изболла въ тщаніи наступленія срока явиться на экзаменъ для полученія чина, который для него вдвое дороже, ибо служитъ переходнымъ мостомъ къ обладанію Настей. Всего два мсяца, думаетъ онъ, только два мсяца. Пройдутъ-же они когда-нибудь. А тамъ чрезъ недлю и свадьба. Въ день внчанія возьму для Насти коль на шею. Купецъ Васильевъ врно дастъ на одинъ вечеръ. У него-же попрошу и карету на свадьбу и на другой день на визиты. Мундиръ себ закажу Мовшовичу. Велю сшить мундиръ на-славу. Шпага у меня есть на примт золоченая. Не дорого и проситъ Васильевъ — 5 цлковыхъ. Каска тоже будетъ съ иголочки. Денегъ-то много надо, ну — да на обзаведеніе выдадутъ 20 цлковыхъ казенныхъ, своихъ наберется цлкачей 40. Къ этому при займу рублей 20 въ счетъ жалованья. Въ послдній разъ Настинька говорила, чтобы непремнно была ей шляпка изъ французскаго магазина и не какая другая, а аля-полька.
А славно, чертъ возьми, какъ подумаешь: жениться на Настюшиньк. Хорошенькая она у меня, а коли въ этой шляпк, то просто загляднье. Волоса-то у лея густыя, изъ подъ шляпки такъ и будутъ виднться.—
Въ это время Павелъ Ивановичъ подошелъ къ солянымъ амбарамъ, около которыхъ стоялъ часовой. Увидавъ часоваго, нашъ урядникъ невольно подумалъ: посмотримъ, братъ, какъ ты на меня взглянешь черезъ два мсяца, когда я пойду подъ-ручку съ Настасьей аддеевной и на голов будетъ фуражка съ кокардой, посмотримъ. Откинешь на караулъ, а Настинька полюбутся. Мечты нашего героя были прерваны стукомъ дрожекъ и крикомъ: ‘Засыпкинъ! Засыпкинъ!’ — Павелъ Ивановичъ оглянулся. Шагахъ въ 20-ти отъ него сидлъ на дрожкахъ полицеймейстеръ, подзывавшій его рукой къ себ. У бдняка подкосились ноги, и на всемъ тл выступилъ холодный потъ. Въ одно мгновеніе онъ понялъ, что пощады не будетъ, ибо не на такого человка напалъ, понялъ, что умереть въ иныя минуты невыразимо легко. Настоящая минута его жизни была именно изъ такихъ.
— Не выдали аммуниціи,— заревлъ полицеймейстеръ,— а вотъ генералъ разберетъ, какъ теб не выдали аммуниціи.
Молодой человкъ не могъ боле произнести ни одного слова. Онъ не помнилъ, какъ слъ на дрожки, какъ вошелъ въ кабинетъ къ генералу, и очнулся немного въ ту минуту, когда раздался страшный голосъ: ‘на гауптвахту — и въ мастеровые.’ Посл-этого опять все смшалось въ глазахъ его: Настя, полицеймейстеръ, генералъ, шинель, свадьба,— шляпка аля-полька, колье,— все это приняло какой-то фантастическій страшный образъ, въ которомъ не было силъ отдлить одинъ предметъ отъ другаго. Словомъ — если только можетъ быть горячка въ одной голов, то она была въ голов бднаго Павла Ивановича.
Чрезъ 10 минутъ полицеймейстеръ очень хладнокровно сдалъ свою жертву подъ росписку бывшаго въ караул дежурнаго офицера, а самъ отправился на именинный пирогъ предсдателя палаты, гд опять разсказывалъ высокій свой подвигъ о знакомомъ уже намъ генеральскомъ шосс.
Аудиторъ Василій Ивановичъ Кириловъ, съ которымъ мы, читатель, встртились въ первый разъ на генеральномъ обд, только-что воротился съ своихъ вечернихъ служебныхъ занятій и собирается приняться за книги за нсколько часовъ полученныя изъ Петербурга. Но въ эту минуту явился единственный слуга его, онъ-же и поваръ, съ извстіемъ, что какая-то мастерская вдова желаетъ видть барина.
— Впусти ее,— сказалъ Василій Ивановичъ, оставляя книги и направляясь въ переднюю. Не усплъ онъ сдлать двухъ шаговъ, какъ дверь изъ сней отворилась и какая-то женщина упала предъ нимъ на колни, съ криками:— Ваше Высокоблагородіе! помоги, защити, твой писарь Засыпкинъ, мой сынъ, подъ карауломъ, помоги, отецъ родной!
— Павлушиньку моего изымалъ полицеймейстеръ не въ казенной аммуниціи. Генералъ веллъ посадить Павлушнну подъ караулъ. Но, кормилецъ, ему вдь не выдавали казенной шинели. Два раза онъ былъ у расходчика, все не выдаетъ шинели — говоритъ, подожди, начальство и безъ тебя знаетъ. Ну, а Павлушинька не посмлъ идти въ приказномъ луидор, если шинель не приказная.
— Дло значитъ въ томъ, что твой сынъ казенной шинели не получалъ, не смотря на просьбы выдать ее ему,— спросилъ аудиторъ, видимо взбшенный.
— Не получалъ, родимый, да вдь онъ не такъ, какъ другіе: грха на душу не бралъ: съ начальствомъ не сдлывался. Онъ у меня тихонькій и боязливый. Никакихъ худыхъ ддовъ не знаетъ.
Да прежде, Ваше Высокоблагородіе,— начала старуха,— не было такой строгости урядникамъ не ходить въ своей одеж, ну, расходчикъ и секретарь вмсто аммуниціи и выдавали ребятамъ деньгами, примрно на аммуницію слдуетъ 6-ть рублей, три-то расходчикъ выдаетъ уряднику, а три оставитъ въ свою пользу, эвтому росписочку возметъ съ парня, что ему вся аммуниція выдана. Теперича, встимо, начальству-то нельзя будетъ такія дла длать — анаралъ больно строго запретилъ ходить парнямъ не въ казенной одеж. Долго-ли сбить ребятъ, Ваше Высокоблагородіе: народъ молодой,— 3 цлковыхъ деньги, вотъ они почитай вс теперь и завыли волкомъ, какъ вышелъ приказъ ходить въ казенной аммуниціи, а Павлушинька мой эвтому грху непричастенъ — совсмъ не выдавали ему шинельки-то, не выдавали, отецъ,— и старуха залилась горькими слезами.
— Ну, матушка, ступай съ Богомъ домой,— сказалъ молодой человкъ,— а я завтра поду къ генералу и выручу изъ бды твоего Павлушиньку, молись Богу, старуха — авось все поправится.
Бдная женщина еще разъ упала на колни, приговаривая: — отецъ родной? заставь вчно молить за тебя Создателя. Пошли теб, Владыко, здоровья и всякаго благополучія. Выручи, отецъ родной! Вдь онъ у меня чрезъ три мсяца въ чинъ произведется, а теперича, голубчикъ, женихъ. Отъ невсты и шелъ, на дорог лшій и натолкнулъ на него полицеймейстера.
— Боже мой, Боже мой!— проговорилъ въ слдъ ей Василій Ивановичъ, сильно взволнованный и почти больной отъ досады:— долго-ли я буду мыкать горе съ этими мошенниками, казнокрадами! Ни одного случая не пропустятъ, если только есть какая-нибудь возможность напакостить. Вдь это будетъ ужасно, если мн не удастся выручить бднаго Засыпкина.
На другой день, въ 8 часовъ утра, Василій Ивановичъ былъ уже у генерала. Онъ поспшилъ нарочно, чтобы предъупредить пріздъ полиціймейстера бъ рапортомъ и другихъ офиціальныхъ лицъ.
— Я на тебя сердитъ, любезный Кириловъ,— сказалъ своимъ громкимъ голосомъ генералъ, встрчая въ зал аудитора и начиная фрунтовымъ шагомъ расхаживать по комнат.— Тебя слдуетъ посадить на гауптвахту. И непремнно посажу-. Твой негодяй-писарь попался полицеймейстеру не въ форм. Худо смотришь за этими мерзавцами. Я люблю распоряжаться по военному: безъ излишнихъ разсужденіи. Есть приказъ и исполняй его.
— По поводу этого-то писаря я и явился къ вашему превосходительству.
— Не намрены-ли вы защищать его, — спросилъ генералъ, возвысивъ голосъ на нсколько нотъ.
— Да, я явился защищать его именно потому, что ему не было выдано казенной шинели, не смотря на многократныя просьбы его, а ходить въ форменномъ сюртук и партикулярной шинели онъ считалъ себя не въ прав и боялся подвергнуться за это еще большей отвтственности.
— Какъ не выдавали шинели,— загремлъ генералъ.— Такъ они у меня мошенничаютъ, плутуютъ, крадутъ. Подъ судъ, подъ судъ всхъ!
Василій Ивановичъ поспшилъ еще подлить масла на огонь, и сказалъ:— вчера я собралъ отъ нкоторыхъ урядниковъ положительныя свднія о спекуляціи, какую длаютъ расходчикъ и секретарь съ урядниками, и эти свднія сейчасъ передамъ вашему превосходительству, но вмст съ тмъ считаю нужнымъ объяснить, что мои слова не носятъ характера офиціальной жалобы, ибо юридически расходчикъ и секретарь останутся всегда правыми, но ваше превосходительство можете положиться на меня, что я передамъ вамъ совершенную истину.— И молодой человкъ передалъ генералу дйствія чиновниковъ относительно казеннаго платья и сдлки этихъ чиновниковъ съ урядниками.— Василій Ивановичъ наканун еще, посл свиданія съ старухой Засыпкиной, убдился, побесдовавъ съ нкоторыми урядниками, совершенно въ истин ея показанія.
— Посл всего этого, ваше превосходительство,— прибавилъ онъ, кончивъ свой разсказъ,— судите — имю-ли я основаніе защитить писаря, который рискуетъ быть мастеровымъ и который чрезъ три мсяца долженъ быть произведенъ въ Офицеры, въ званіе, пріобртенное имъ 15-лтнею безпорочною службою. Вашему превосходительству очень хорошо извстно, что разжалованіе въ мастеровые совершенно уничтожаетъ значеніе всхъ 15 лтъ службы, слдовательно — если онъ и дослужится когда-нибудь до урядника, то долженъ будетъ опять снова тянуть лямку 15 лтъ до полученія чина.
— Казакъ, казакъ!— вторично загремлъ генералъ.
Казакъ явился.
— Сей-часъ позвать ко мн расходчика. Благодарю тебя, любезный Кириловъ,— продолжалъ генералъ, обращаясь къ Василію Ивановичу,— благодарю, что объяснилъ вс эти мошенничества. Я теб не забуду этой услуги. А расходчика зарою живаго въ землю.
Съ этими словами его превосходительство, сдлавъ ловкій военный поворотъ всмъ тломъ, точно на ученьи, и, пославъ аудитору благосклонный жестъ рукой,— отправился въ свой кабинетъ, куда чрезъ полчаса явился небольшой, худенькій, и, на видъ, какъ-нельзя-боле плутоватый расходчикъ.
— Брать съ урядниковъ по тридцати цлковыхъ за аммуницію, на сотни-тысячъ продавать казеннаго сукна — вотъ слова, которыми генералъ встртилъ своего подчиненнаго, (генералъ въ азарт не задумывался надъ цифрами, он выростали у него до невроятныхъ размровъ).— Ваше Превосходительство! Невиненъ, ей-Богу не знаю, о чемъ изволите говорить, — шепталъ расходчикъ, по видимому сильно струсившій, но въ сущности довольно спокойный — ибо хорошо зналъ привычку его превосходительства говорить иногда гиперболически.— А торги съ урядниками при выдач имъ обмундировки, а не выдача аммуниціи Засыпкину — разв все это не правда,— продолжалъ генералъ.
— Никакихъ торговъ, ваше превосходительство, съ урядниками у меня не бываетъ,— отвчалъ плутоватый расходчикъ боле смлымъ голосомъ,— въ доказательство чего я представлю вашему превосходительству росписку Засыпкина въ полученіи имъ въ ныншнемъ году всей аммуниціи.
— Росписку!— возразилъ генералъ съ какимъ-то недоумніемъ и видимо растерявшись,— неся росписку, а не то,— прибавилъ онъ, погрозивъ пальцемъ,— живаго въ землю зарою.
Расходчикъ, прямо отъ генерала, отправился къ правителю длъ, которому таинственно шепнулъ что-то на-ухо и, получивъ отъ него одобрительный кивокъ головой, отправился на гауптвахту, гд пробрался прямо къ нашему бдному Павлу Ивановичу.
Павелъ Ивановичъ лежалъ на лавк. Онъ страшно похудлъ, позеленлъ, такъ-что не было возможности узнать его съ перваго взгляда. При вход расходчика онъ немедленно вскочилъ на ноги.
— Послушай, Засыпкинъ,— сказалъ послдній вкрадчивымъ голосомъ и съ какою-то особенною ласкою, такъ-мало свойственною его природ.— Прежде всего слушай въ оба: толковать долго некогда. Не забудь это. Хочешь благополучно кончить свою исторію. Да или нтъ?
Молодой человкъ — видимо растерялся, что-то похожее на радость блеснуло въ глазахъ его. Наконецъ онъ отвтилъ едва слышно: — какъ не хотть, Андрей Ивановичъ!
— Ну, коли хочешь,— продолжалъ маленькій расходчикъ,— то давай росписку, что получилъ всю аммуницію сполна, тогда я и правитель длъ примемся хлопотать за и все поршится благополучно, а если нтъ, то надвай сры! армякъ.
— Какъ-же я, Андрей Ивановичъ, дамъ росписку,— едва слышно проговорилъ урядникъ,— коли не получалъ шинель.
— Слушай, Павлушка,— закричалъ Андрей Ивановичъ:— не финьти, дьяволъ ты едакой! Время идетъ. Теб дло говорятъ.
— Извольте, извольте, ваше благородіе,— проговорилъ почти безсознательно испугавшійся урядникъ.
Чрезъ пить минутъ совершенно форменная росписка Засыпкина, написанная заднимъ числомъ, была въ рукахъ расходчика.
— Андрей Ивановичъ! будьте отцомъ, похлопочите,— боле ничего не могъ сказать Павелъ Ивановичъ уходившему отъ него чиновнику.
Смло подалъ росписку Андрей Ивановичъ его превосходительству.— Какой-же безпокойный и вредный человкъ Кириловъ,— сказалъ генералъ, разсматривая врученный ему расходчикомъ документъ.— Удивляюсь, что за фанаберія у него въ голов. Богъ знаетъ, что мн наплелъ про тебя.
— Я его продержу полгода на гауптвагг,— сказалъ генералъ, направляясь въ свой кабинетъ.
Чрезъ три дня посл этого аудиторъ Василій Ивановичъ былъ на гауптвахт и бесдовалъ съ Засыпкинымъ. Тотъ и другой были видимо взволнованы разговоромъ. На бдномъ урядник, какъ говорится, не было лица.
— Ты надлалъ достаточно глупостей,— говорилъ аудиторъ, обращаясь къ своему собесднику — и глупостей непоправныхъ. Не прибавляй-же къ намъ еще одну и самую великолпную глупость. Послушайся моего совта: не дури.
— Сами посудите, Василій Ивановичъ,— отвчалъ молодой человкъ совершенно убитымъ голосомъ — что подумаетъ Настасья аддеевна. Мн-то все равно: коли генералъ ршилъ не разжаловать меня, а наказать розгами — то пущай наказываютъ, да супротивъ Настинька-то мн стыдно. Встимо мн во-всякомъ-случа не жениться на ней,— и при этихъ словахъ слезы градомъ побжали изъ глазъ Павла Ивановича,— но на душ-то будетъ легче, коли отдадутъ меня въ мастеровые, а не выскутъ, по-крайности противъ Настиньки-то не будетъ зазорно. Сдлайте вашу милость, попросите генерала: пущай меня разжалуютъ. Въ вкъ не забуду вашего благодянія.— И нашъ арестантъ съ воплемъ упалъ на колни предъ Васильемъ Ивановичемъ.
— Встань, Засыпкинъ, встань, теб говорятъ, встань — повторялъ аудиторъ, стараясь поднять своего подчиненнаго.— Гд у тебя умъ-то? Разсуди самъ: если тебя накажутъ розгами, то этимъ все дло и кончится, нельзя будетъ жениться на Настиньк — не велика бда: найдешь другую, между-тмъ-какъ изъ мастеровыхъ нтъ возврата. Для тебя погибнетъ все, ршительно все. Опомнись, Засыпкинъ! Теб остается только два мсяца до полученія чина. Все это говорю, потому-что желаю теб добра. До завтрешняго утра обдумай хорошенько о всемъ, что я говорилъ теб, а завтра я заду сюда и ты дай мн ршительный отвтъ. Я беру на себя заботу о томъ, чтобы приостановить исполненіе ршенія генерала до-утра. Успокойся и будь хладнокровенъ..
Василій Ивановичъ всталъ съ мста, поклонился своему протеже и вышелъ.
На другой день Засыпкинъ былъ наказанъ розгами, а чрезъ 2 мсяца онъ пилъ отчаяннымъ образомъ, такъ-что былъ разжалованъ изъ урядниковъ 1-й статьи во вторую. Все, что могъ сдлать Василій Ивановичъ для него — онъ сдлалъ, а именно обезпечилъ судьбу старухи матери Засыпкина, помстивъ ее у себя экономкой: Павелъ Ивановичъ изъ человка кроткаго сдлался совершеннымъ зврекъ и въ пьяномъ вид готовъ былъ лзть на ножи.
Настасья аддеевна долго, горевала отъ нападокъ сосдокъ, называвшихъ ее невстой дранаго жениха. Она утшилась только тогда, когда чрезъ годъ вышла за-мужъ за настоящаго, хотя и очень пожилаго чиновника,— чуть-ли не коллежскаго секретаря.
Василій Ивановичъ Кириловъ не попалъ на гауптвахту, а былъ приглашенъ къ правителю длъ, который торжественно, на сколько хватило у него умнья, произнесъ аудитору слдующее: ‘по приказанію его превосходительства я долженъ передать вамъ, милостивый государь, выговоръ его превосходительства за вмшательство ваше не въ-свое-дло и несправедливыя показанія ваши, сдланныя предъ лицомъ его превосходительства.’
— Не смотря на этотъ выговоръ,— возразилъ Василій Ивановичъ,— я все таки считаю нужнымъ объяснить вамъ, милостивый государь….
— Позвольте-съ, позвольте-съ,— прервалъ его правитель длъ,— не объяснить, а доложить. Вы не можете объяснять, можете только докладывать.
Василій Ивановичъ улыбнулся и продолжалъ:— сущность моихъ словъ нисколько не измняется и я считаю нужнымъ доложить вамъ, что мое убжденіе о вашемъ гнусномъ посыпк остается при мн — затмъ, прощайте.
О ершъ проклятый, о ершишка эдакой!— проговорилъ-правитель, грозя пальцемъ въ слдъ уходившему аудитору,— напоришься-же ты когда-нибудь на рогатину, напоришься, чертенокъ!