И. А. Гончаров. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах
Том первый. Обыкновенная история. Стихотворения. Повести и очерки. Публицистика (1832-1848)
Спб, ‘НАУКА’, 1997
<,УПРЕК. ОБЪЯСНЕНИЕ. ПРОЩАНИЕ>,
Упрек
Вы едете! Неужели это правда? Какая скука! какая тоска! А кругом всё весело, всё зеленеет, всё распускается, природа радуется черт знает чему, когда Вы едете. Ваш отъезд мне всё казался каким-то отдаленным, почти невозможным событием — я дремал в счастливом сомнении — и что же? Вы действительно, жестоко, бессовестно едете, покидая преданный Вам мир и отъезжая в другой, неведомый, окружась толпою милых спутников… Эгоизм, жестокосердие!
И что всего ужасней, Вы наложили на оставленных Вами сирот страшную обязанность — сказать, даже написать Вам прости! а сами уклонились от нее, потому что тяжко, грустно сказать это слово тем, кого любишь. Как бьется и трепещет сердце, когда готовится выдать это слово, как оно обливается кровью, с каким мучительным напряжением сбрасывает с себя это бремя, как бледнеют уста, произнося его! Ведь Вы понимаете, что этого слова нельзя сказать или написать: его надо, с позволенья сказать, родить… так тяжело носить в голове думу о разлуке, с такою болью разрешается ею сердце: иногда даже роды бывают смертельны. Вы понимаете тяжесть этого, как я понимаю тяжесть родов, хотя не родил никогда,— понимаете — и все-таки требуете: верх жестокосердия и эгоизма!!!
Объяснение
‘Тем, кого любишь…’ — сказано выше… После осьмилетнего знакомства в первый раз мне пришел в голову вопрос: как я Вас люблю? Страстною, глубокою любовью? Нет! Я никогда не покушался вознестись до высот, мне недоступных. Сыновнею? Вам слишком далеко идти до лет моей матери: я слишком далеко ушел от лет Вашего сына. Братскою? Это сухо. Дружескою? Дружбы между мужчиной и женщиной существовать не может. Как же я Вас люблю? Ей-богу, не знаю. Любовь в мою душу незаметно вкралась, постепенно упрочилась: начало ее теряется в бесчисленных Ваших достоинствах, в беспредельной моей признательности к Вам. Когда-нибудь на досуге разберу, как я Вас люблю, а теперь ни Вам, ни мне не до того: Ваш отъезд поглощает всё Ваше время, Ваш отъезд поглощает все мои мысли, только язык вслед за сердцем твердит: люблю, люблю, люблю!
Прощание
А Вы меня? Нет! страшно допытываться: ну, как… того…? И мне ли толкаться в Ваше сердце? Оно так занято, так полно. Оно, как светлый храм, сияет негаснущим огнем: там совершается вечное служение на алтаре любви и дружбы. Жрецы избраны, поклонников тьма с богатыми приношениями. Они предупредили меня, пришельца с бедной лептой. Толпа непроходимая и невыходимая: кто раз попал — не выходит! Из толпы слышится грозное: куда лезешь! Страшно!
Нет! говоря Вам прости, требую не любви и дружбы, а только немного памяти и привычки. Прощайте, но возвратитесь, возвратитесь скорее — и дайте мне занять в Вашем внимании такое место, какое занимает старая, давно прочтенная, ветхая книга, которая, может быть, немного наскучила, но за которую принимаются каждый вечер, по привычке, на сон грядущий, и, зевая, прочитывают несколько давно известных строк.
ПРИМЕЧАНИЯ
Автограф (ИРЛИ, ф. 134 (А. Ф. Кони), оп. 8, No 2, Л. 1—2) — на двойном листе художественной почтовой бумаги, с датой в конце текста: ’14 июня 1843 г.’.
Впервые опубликовано: Цейтлин. С. 445 (с ошибкой в дате: ‘июля’ вместо ‘июня’).
В собрание сочинений включается впервые.
Печатается по автографу.
Прощальное послание Гончарова носит полуэпистолярный-полубеллетристический характер и адресовано Евг. П. Майковой, уезжавшей с семьей в Германию и Францию. Вместе с мужем, сыновьями Валерианом и четырехлетним Леонидом (Бурькой) и В. Андр. Солоницыным Евгения Петровна выехала из Петербурга 15 июня 1843 г. {Точную дату отъезда Майковых находим в письме В. Андр. Солоницына из Лондона от 27 июня (по новому стилю, т. е. 15-го по старому) 1844 г., в котором он напоминает о годовщине со дня отъезда (см.: ИРЛИ, P. I, оп. 17, No 156 (1), л. 38).} Со словами прощания к ней обратился не только Гончаров, но и Бенедиктов, под его стихотворным посланием ‘Е. П. Майковой’ также стоит дата ’14 июня’. {В издании, подготовленном Б. В. Мельгуновым, опубликовано с очевидной ошибкой в авторской дате: ’14 июня 1840′ вместо ’14 июня 1843′ (см.: Бенедиктов В. Г. Стихотворения. Л., 1983. С. 211. (Б-ка поэта. Большая сер.)). В напутственных строках Бенедиктова Майковой ее ‘светлый первенец, служитель юный муз’ упоминается уже поющим ‘под итальянским небом’, тогда как Ап. Майков уехал в Италию в августе 1842 г. (см.: наст. том, с. 805) и вернулся 8 марта 1844 г.} 27 декабря того же года Майковы вернулись в Петербург. {См. письмо Евг. П. Майковой В. Андр. Солоницыну от 28 дек. 1843 г. ИРЛИ, P. I, оп. 17, No 138, л. 57.}
В письме к Евг. П. и Н. А. Майковым от 22 июля 1843 г., вспоминая их недавний отъезд и, вероятно, свое ‘объяснение’, Гончаров писал: ‘В дружбе объясняться нет надобности, потому что недавно расстались и забыть друг друга никак не могли, что касается до любви, то объясняться Вам в ней, Евгения Петровна, нахожу теперь неудобным, даже опасным, потому что письма получает с почты, вероятно, Николай Аполлонович и, пожалуй, прочтет: что тогда будет? Я думаю, Вам и так порядком досталось от него за то, что, садясь здесь в почтовую карету, помните?.. но тс…’. Переходя на серьезный тон, Гончаров продолжает: ‘В течение недели я еще могу кое-как помириться с мыслию, что Вы за границей, но едва настанет воскресенье — я с утра начинаю сильно чувствовать, что Вас нет: Вы оставили страшную пустоту’.
Наполненное шутливыми намеками и недосказанностями, письмо Гончарова, как и ‘(Упрек. Объяснение. Прощание)’, передает атмосферу живой игры и свободы в отношениях, которые существовали между ним и старшими Майковыми. С Евгенией Петровной писателя связывала многолетняя дружба и интимно-доверительная переписка.
По замечанию А. Г. Цейтлина, ‘(Упрек. Объяснение. Прощание)’ имеет автобиографическую ценность: Гончаров познакомился с Евг. П. Майковой в 1835 г., и, ‘таким образом, дружба их продолжалась те самые ‘восемь лет’, о которых говорится в этом отрывке’ (Цейтлин. С. 445). К литературным достоинствам гончаровской шутливой миниатюры Цейтлин отнес ‘членение письма на три части, придающее ему внутреннюю четкость, психологическую наблюдательность Гончарова, тонкий юмор, наконец, элегический конец, в котором автор письма сравнивает себя со ‘старой, давно прочтенной, ветхой книгой» (Там же).
Рассматривая прощальное послание Гончарова в контексте его раннего творчества, Вс. Сечкарев отметил, что это ‘еще один пример того, как Гончаров этого периода любил соединять романтический пафос с сугубо индивидуальным ироническим отношением к своим героям’ (Setchkarev. Р. 37). Здесь используется его излюбленный прием — ‘техника ныряния’, по Сечкареву — резкие переходы от торжественной риторики к нарочито ‘низкой’ лексике (типа вульгаризма ‘куда лезешь?’ рядом с выражением ‘на алтаре любви и дружбы’).
Нельзя не сказать, что Гончаров не был одинок и в своей ‘беспредельной признательности’ Евгении Петровне, и в любви, которой так и не нашел определения. Теплые и благодарные воспоминания оставили о старших Майковых А. В. Старчевский, И. И. Панаев, Д. В. Григорович, С. Д. Яновский, Е. А. Штакеншнейдер. Ряд стихотворных посланий посвятил Евг. П. Майковой В. Г. Бенедиктов. С ‘сыновним уважением’ относился к ней Ф. М. Достоевский (см. его письмо Евг. П. Майковой от 14 мая 1848 г. — Достоевский. T. XXVIII, кн. 1. С. 146). Из Петропавловской крепости. 22 декабря 1849 г. он писал брату: ‘Скажи несколько слов, как можно более теплых, что тебе самому сердце скажет, за меня Евгении Петровне. Я ей желаю много счастия и с благодарным уважением всегда буду помнить о ней’ (Там же. С. 163). Г. П. Данилевский в неопубликованном письме к Евгении Петровне от 30 апреля 1853 г., назвав ее дом ‘второй родиной’, признавался: ‘Ваш уголок, с поэзией живописи и с живописью поэзии, с пением и добротою сердец, обитающих в нем, мне всегда казался каким-то волшебством, каким-то ясным и успокояющим исключением из общей нашей жизни’ (ИРЛИ, No 8879, л. 1). И. И. Лажечников, посылая Евгении Петровне свои сочинения и благодаря ее за письмо, обещал ‘хранить его, как драгоценный диплом’. ‘Похвала умной и любящей женщины,— писал он,— дороже для меня журнальных отзывов’ (ИРЛИ, No 8924, л. 1). Для Ап. Майкова мать неизменно оставалась ‘образцом всех женщин’ (из его письма к матери от 14 декабря 1848 г. — ИРЛИ, No 17015, л. 9).