УМСТВЕННЫЯ НАПРАВЛЕНІЯ РУССКАГО РАСКОЛА.
УМСТВЕННЫЯ НАПРАВЛЕНІЯ РУССКАГО РАСКОЛА.
I.
СЕКТА ЛЮДЕЙ БОЖІИХЪ И СКОПЦОВЪ.
А. Щаповъ.
(Продолженіе слдуетъ.)
‘Дло’, No 10, 1867
Умственные направления русского раскола, Щапов Афанасий Прокофьевич, Год: 1864
Время на прочтение: 30 минут(ы)
Въ то время, когда наше мыслящее меньшинство начинаетъ задумываться, по примру европейскихъ умовъ, надъ будущностью рабочихъ народныхъ силъ, надъ этимъ великимъ вопросомъ, стоящимъ теперь, по ходу идей и по логик событій, на очереди историческаго ршенія,— думаетъ ли хоть какую нибудь думушку о своемъ рабочемъ жить-быть огромная масса нашего простаго, рабочаго народа? Масса, чернь,— говорятъ одни ревнители новаго будущаго,— это тяжелый, несворотимый тормазъ на пути прогресса, это страшная, темная сила, враждебная меньшинству лучшихъ, новыхъ генерацій, враждебная наук и развитію. Масса, народъ,— говоритъ другіе,— это свжая, непочатая почва для цвтущаго развитія, вчный родникъ новыхъ, свжихъ, самостоятельныхъ силъ національнаго прогресса, источникъ своеобразныхъ коренныхъ началъ и основъ самобытной, національной гражданственности. Что же такое, въ самомъ дл, масса простаго, рабочаго народа въ дл прогресса? Есть-ли въ ней самой хоть какіе-нибудь зачатки движенія? Заглянемъ въ индустріальную и умственную лабораторію нашего простаго, рабочаго народа, въ область его работы и мысли, и посмотримъ, есть ли тамъ хоть какое нибудь интеллектуальное движеніе.
Въ промышленной и рабочей лабораторіи нашего народа, въ сфер его труда мы мало замчаемъ признаковъ умственнаго движенія. Рабочій вопросъ, такъ разносторонне и глубоко разработанный на запад и вызнавшій тамъ уже разнообразныя и могучія ассоціаціи народнаго труда и самообразованія,— этотъ вопросъ нимало не занимаетъ умы нашего рабочаго народа, нисколько не возбуждаетъ его мысли. У насъ еще крайне мало развитъ, даже въ численномъ отношеніи, тотъ промышленный классъ народа, въ которомъ обыкновенно прежде и боле всего, чмъ въ остальной масс народа, пробуждается интеллектуальная жизнь,— именно классъ фабрично заводскій и ремесленный. У насъ еще только 1 фабричный рабочій приходится на 112 чел. жителей, тогда какъ во всей Европ приходится, среднимъ числомъ, на 30,5 чел. жителей, а, въ частности, въ Англіи 1 фабричный приходится на 8,3 чел. жителей, въ королевств саксонскомъ на 14,4, въ Швейцаріи на 15,8, въ Бельгіи на 17 чел. жителей, во франціи на 25, въ Пруссіи на 26, въ Нидерландахъ на 32, въ Австріи на 53, въ Италіи на 61 чел., даже Испанія и та въ этомъ отношенія можетъ посоперничать съ нами, у ней 1 фаб. рабочій приходится на 69 чел. жителей. Такъ же мало у насъ простыхъ ремесленниковъ по отношенію къ общей цифр населенія. Но приблизительнымъ вычисленіямъ Гауспера, 1 ремесленникъ приходится, среднимъ числомъ, для всей Европы, на 23 чел. жителей, въ Англіи, Франціи, Бельгіи, Пруссіи, Нидерландахъ, Баваріи, Саксоніи и др. 1 ремесленникъ приходится почти на 15 ч. жителей, въ Швейцаріи, Австріи, Германіи, Даніи, Испаніи на 39 и мене, въ Португаліи на 50 чел., въ Норвегіи и Греціи — почти на 69 чел.,— а въ Россіи на 75 человкъ, т. е. число ремесленниковъ почти въ 4 раза меньше средняго числа ремесленниковъ для всей Европы, и въ 5 разъ меньше общаго числа ремесленниковъ въ Англіи, Франціи, Бельгіи и т. п. {Дло No 3-й: Производительная силы Россіи. 117—118 стр.}. При такой неразвитости промышленныхъ силъ Россіи вопросъ труда и общественнаго его значенія для рабочаго класса остается вопросомъ темнымъ: а это отражается и на засто нашей такъ называемой черни, потому что везд и всегда городскіе фабрично-ремесленные классы стояли во глав умственнаго движенія простаго народа. ‘Городскія, промышленныя общины, говоритъ Риль, суть сила соціальнаго движенія а земледльческія общины — сила соціальной инерціи, застоя. Въ тхъ проявляется самосознаніе, а въ этихъ дйствуетъ больше инстинктивность. Старыя легенды, старыя суеврія у нихъ сохраняются дольше’. {Riehls, Brgerliche Gesellschaft s. 39. Его же Land und Leute s. 144: Land uud Sludt-gemeinden entsprechen dem Doppelzug in der Brgerlichen Gesellschaft der Machten ‘des socialen Beharrens’ und der ‘socialen Begegnung’.} ‘Города,— говоритъ Туккеръ,— мене благопріятны для здоровья, по боле знаютъ средствъ для обезпеченія здоровья, они расширяютъ поле для добродтели и порока, они споспшествуютъ всякаго рода нововведеніямъ, какъ добрымъ, такъ и худымъ. Любовь къ свобод въ земледльческой масс сильне и крпче, но за то между городскими классами она раціональне, умне и энергичне’ и проч. {Ibid. 54.}. И у насъ, наибольшее интеллектуальное развитіе, и притомъ между самыми суеврными классами народа, замчается только въ тхъ городахъ, гд наиболе развиты промышленность и ремесленность, тогда какъ рядомъ въ земледльческихъ уздахъ господствуетъ во всемъ упорств суевріе. Такъ напр. въ Казани, городскіе раскольники, промышленники и ремесленники, врятъ въ медицину и въ болзняхъ призываютъ докторовъ, а раскольники — не городскіе медицину считаютъ какою-то чертовщиною, даже избгаютъ прививать оспу, не смотря на страшныя и явныя послдствія такого упорства, городская, торгово-промышленная раскольничья молодежь почитываетъ ужь и книги свтскаго содержаніи, а уздные сельскіе раскольники обучаютъ свое юношество еще по прежнему — только по своимъ старымъ церковнымъ книгамъ, городскіе, и именно казанскіе раскольники — купцы и жены ихъ,— не только носятъ европейскій костюмъ, но и бываютъ въ театр, дочери ихъ учатся иностраннымъ языкамъ и музык, а сельскіе раскольники все это считаютъ бсовскою выдумкою, антихристовымъ новшествомъ {Казанская губ. 472—473.}. Раскольники посада Клинцы, черниговской губерніи, владя многочисленными фабриками, заводами и мастерскими,— всего до 150,— не довольствуясь первоначальнымъ обученіемъ, заявляютъ потребность учредить у себя реальное, техническое училище, гд бы преподавались физика, химія, механика и географія. А уздная земледльческая масса черниговскихъ раскольниковъ училища считаетъ негоднымъ новшествомъ {Журналъ мин. нар. прос. 1864 г. ч. СХХІ, отд. III, стр. 86—87.}. Притомъ у насъ и въ мануфактурно-промышленныхъ рабочихъ классахъ, даже въ городахъ, съ восточнымъ тщеславіемъ выставляющихся торгово-промышленными центрами, промышленная интеллигенція, по большей части, до того жалка, что какое-нибудь допотопное, рутинное, патріархальное домашнее хозяйство и самые безъискуственные промыслы еще вполн преобладаютъ надъ всякою ремесленностью, ведущею къ умственному прогрессу и требующею боле или мене развитой мысли и знанія, Напр. въ Иркутск, который, въ памятной книжк на 1865 г., съ такимъ восточнымъ самохвальствомъ выставленъ умственно-прогрессивнымъ городомъ, до сопоставленія даже съ Петербургомъ,— въ Иркутск изъ числа 69,6% лицъ, занимающихся частною дятельностію, приходится на занимающихся торговлею 5,9%, ремеслами 11,7%, домашнимъ хозяйствомъ — 28,2%, на прислугу, поденщиковъ и чернорабочихъ — 15,7%, на занимающихся частными умственными занятіями — 8,2% {Памятная кн. на 1865 г. ст. 19.}. Такимъ образомъ изстаринное патріархальное, восточно-обрядовое домашнее хозяйство въ Иркутск, состоящее въ допотопно-рутинномъ, строго-обрядовомъ выполненіи, въ урочное время года, мсяца и дня, обычныхъ домашнихъ привычекъ, въ род такъ называемыхъ капустокъ, или въ род обряда суеврнаго окуриванія хозяйками съ лихими бабами вдуньями отелившихся и нездоровыхъ норовъ и т. п.,— такое домашнее хозяйство занимаетъ въ иркутскомъ промышленномъ обществ самое наибольшее число умовъ и рукъ, преобладаетъ надъ всми другими экономическими занятіями — ремесленными, фабрично-заводскими, народо-образовательными и т. п., и даже исключаетъ возможность развитія многихъ ремеслъ и въ большинств подавляетъ всякіе умственные, мыслительные интересы. Или въ томъ же Иркутск, отличающемся несравненно больше восточно-купеческою чванною роскошью, чмъ умственными интересами, какихъ нибудь каретниковъ больше 200 (рабочихъ 200, мастеровъ 13, учениковъ 44), или извощиковъ до 130, иконописцевъ до 20, а слесарей только 6, ткачей, мастеровъ каменныхъ длъ и т. п.— ни одного {См. туже ‘Памятн. книжку Иркутск. губ.’}. Вообще, крайняя малочисленность нашихъ рабочихъ классовъ, ихъ взаимная разрозненность, изолированность, поодиночность и грубая эгоистическая взаимная нетерпимость, исключающая раціональную конкуренцію, цеховая, гильдейская и регламентарная стсненность и подавленность, вотъ главныя причины малоразвитости, неподвижности нашихъ рабочихъ классовъ. Занимаясь обыкновенно разными ремеслами и промыслами по наслдству отъ праддовъ, ддовъ и отцовъ, а не но наученію и руководству науки,— наши рабочіе классы большею частію не знаютъ никакого выхода изъ этого заколдованнаго круга рутинной промышленной наслдственности и традиціи. При крайней умственной неразвитости они не въ состояніи не только изобртать и развивать, на основаніи естествознанія, новые виды и отрасли труда, но и не могутъ сознательно дйствовать, опознаться въ рутинной сфер старыхъ промысловъ, додуматься до того, какъ выйти изъ этой гнетущей рутины. Слышится иногда изъ среды нашихъ рабочихъ классовъ глухой ропотъ и вопль противъ тяготы, невыгодныхъ условій и разносторонней эксплуатаціи труда. Но ропотъ этотъ вызывается вовсе не сознаніемъ лучшаго положенія при другихъ условіяхъ труда, а механическимъ стсненіемъ силъ, даромъ истрачиваемыхъ на рутинные пріемы производства. Такъ напр., плавая въ прошлое лто на пароход ‘Енисей’ въ туруханскій край, мы слышали, на задней барж парохода, такую жалобу рабочихъ — енисейскихъ мщанъ: ‘совсмъ безпользительна и не лучше каторжной наша работа. Впередъ вытаскали на себ изъ баржей тысячъ до 20 пудовъ, да назадъ перетаскали на баржи до 25,000 пудовъ. А дрока-то таскаешь? Надо идти далеко, сажень съ 200, съ полверсты и боле надо подниматься въ гору, на яръ, лсть въ чащу-трущобу такую, что едва стрла пройдетъ. Тащишь вдвоемъ-то на своихъ плечахъ пудовъ 10 или 12 дровъ, плечи веревкой изржешь да изотрешь, руки измозолишь да исцарапаешь. И сколько возни-то съ дровами: кладешь ихъ изъ подницъ на носилки, съ носилокъ сбрасываешь въ шитикъ, въ шитик укладываешь, потомъ сбрасываешь съ шитика на баржу, на барж складываешь въ полницы, потомъ опять съ баржи въ шитикъ и на пароходъ. И изъ-за чего вся эта каторжная работа? Все лто убьешь, и 50 рублей не заробишь. Ну, жалованья 15 рублей, въ 3 мсяца, значитъ, 45 рублей, да еще за 10 дней — всего выходитъ 50 рублей. Да вс они давно забраны, ‘я забралъ напр. 57 рублей, говорилъ одинъ: значитъ, не только ничего не заробилъ, не унесу домой, а еще долженъ хозяину 7 рублей.’ Другой говоритъ: ‘я остался долженъ рубля 3’, третій: ‘я — 10 рублей’ и т. д. Нтъ, что и говорить: совсмъ безпользительна эта наша плавка. А отъ хозяина какая милость? ‘Э, работаютъ’,— говоритъ онъ, лежа на боку. А кормитъ-то какъ? Въ контракт было ряжено, чтобы каша была 2 раза въ недлю — въ четвергъ и воскресенье, а мы ее и въ глаза вовсе невидимъ, говядины было ряжено 1 1/2 фунта на человка, а даютъ только по 1 фунту, говядина такая, что за 2, за 3 сажени нельзя подойти къ ней, а пошь ее, такъ отъ тебя заходомъ пахнетъ, теперь и получше говядина, такъ даютъ только но 1 фунту, по полфунту крадутъ, врно паши-то крохи копятъ своимъ дтямъ. Въ первые годы былъ чай, а нын только когда отправились изъ Енисейска, раза 2 дали чаю, а теперь его вовсе не видимъ. По всему этому, невольно, въ дорогу-то заберешься, у него же и издержишься кое на пищу, кое на чаишко и на одежу. Онъ же намъ продаетъ, песупротивъ прочихъ, дороже: какія-нибудь рукавицы въ 1 руб. 50 коп. намъ ставитъ въ 2 рубля, сапоги въ 1 1/2 и 2 рубля отдаетъ рабочимъ за 4 руб. 20 коп. И рукавицы-то тутъ же, на его:къ работ издорявишь, и сапоги то тутъ же износишь. Въ первые годы хоть съ прикладомъ ходили, насаливали себ рыбы пудовъ 10, икры пуда 2 или около. А теперь изъ 50 рабочихъ, человкъ 15 или 16 только везутъ немного рыбки-то, кто пудъ, кто 1 1/2, кто 2 пудика. Остальные — ни фунта, ни косточки не вывезутъ’. {Изъ моихъ путевыхъ записокъ.}. И эти же енисейскіе граждане, рабочіе, на слдующее лто, опять наймутся къ тому же хозяину, забравши у него въ зиму по 3, по 5, по 16 руб. и т. д., рублей до 50 и больше. Нкоторые изъ нихъ уходятъ на пріиски, въ тайгу енисейскую. И оттуда выходятъ потомъ съ такимъ же глухимъ ропотомъ. Такъ напр. на маклаковской станціи, въ 85 верстахъ отъ Красноярска, одинъ выходецъ съ пріисковъ енисейскихъ намъ разсказывалъ: ‘на пріискахъ народъ хуже скота живетъ, вольная каторга. Казармы — съ землянымъ поломъ, печка въ нихъ, въ род котла, испаряетъ вонючую, удушливую прль, нары полны грязи. Завалитъ рабочаго землей,— пишутъ: померъ божіею волею. Болзни — цинга, водянка и проч. валятъ рабочихъ. Рабочіе — все народъ сердитый. Ну, какъ и не быть сердитымъ? Не выспятся, не надятся хорошенько. Утромъ рано, въ 2 часа, звонокъ будитъ ихъ на работу, и работаютъ они до 8 часовъ. дятъ одни щи изъ соленой говядины, по 1 фунту говядины въ день. Потомъ — народъ вс сбродный изъ разныхъ мстъ, разнокалиберный, оттого ссорятся и дерутся между собою и проч. И по выход изъ этой ‘вольной каторги’, весной, рабочіе опять идутъ и нанимаются на параходъ, а многіе опять и на слдующее лто идутъ на ту же ‘вольную каторгу’. Такъ бьются наши рабочіе, какъ рыба объ ледъ, вслдствіе своей умственной неразвитости, ненаходчивости и недодумчивости. Когда мы сказали рабочимъ на барж: ‘вы бы подумали, нельзя ли вамъ, путемъ сбереженія, составить складчину и артель и самимъ на судахъ плавать нанизъ Енисея за рыбой и пушниной?’ ‘Гд?’ сказали рабочіе въ одинъ голосъ: ‘никакъ не приходится намъ это дло, первое, намъ нечмъ начать, нечмъ заводъ завести, а второе, ты видишь, между нами нтъ никакого согласія, видишь, какъ мы то и дло ссоримся, да бранимся изъ-за пустяковъ’. И дйствительно, рабочіе на барж частенько ссорились и ругались между собой. Вообще все сознаніе нашихъ здшнихъ рабочихъ, вся ихъ дума о невыгодномъ и неблагодарномъ труд, о рутинной сжатости его, о горемычной безъисходности рабочаго шитья бытья ограничивается тупымъ, безсознательнымъ недовольствомъ и ропотомъ.
Итакъ, въ области нашего промышленнаго труда, рутина и разрозненность силъ составляютъ отличительныя черты застоя. Заглянемъ же теперь въ сферу его умственной жизни.
Здсь прежде всего замтно какое-то темное броженіе, замкнутое въ кругу старыхъ, унаслдованныхъ съ вками понятій и врованій. Въ масс простаго, рабочаго народа безпрерывно развиваются разнообразныя ученія и составляются все новыя и разнообразныя умственно-общинныя согласія. Каждое ученіе, каждое согласіе иметъ свой отличительный, индивидуальный умственный типъ и выражаетъ одно какое нибудь умонастроеніе простаго, рабочаго народа. И вс они, въ совокупности, повидимому, доискиваются одного какого-то умственнаго и соціальнаго идеала, общаго для всхъ ремесленныхъ рабочихъ общинъ, вс боле или мене исполнены ‘общаго упованія’, ожиданій, надеждъ на свое новое, лучшее будущее. Загадочны и весьма любопытны эти умственныя блужданія, поиски, идеалы и стремленія раскольничьихъ рабочихъ согласій.
Вотъ напр. такъ называемое ‘Общее Ученіе’ и рабочее согласіе или братство ‘Общихъ’, возникшее въ 20-хъ годахъ ныншняго столтія въ саратовской губ. и особенно распространившееся въ Закавказь, основанное молоканами Евсигнесвымъ, Яковлевымъ и Михаиломъ Акинфіевымъ Поповымъ. Въ этомъ ‘Общемъ ученіи’, изложенномъ въ ‘Устав упованія общаго ученія’ Михаила Акинфіева Попова, и въ этомъ рабочемъ союз или согласіи ‘Общихъ’ выразился замчательный, своеобразный, общинно-устроительный умственный тактъ нашего простаго, рабочаго народа. Здсь мы укажемъ только на основныя черты этого ‘Общаго ученія’, отлагая подробности до особаго очерка секты ‘Общихъ’. Каждая слобода, по этому ученію, есть особая община. Каждая партія, на которую подраздляется союзъ ‘Общихъ’, илл каждый домъ составляетъ какъ бы домашнюю церковь. Дома для жительства каждой партіи строятся міромъ единомышленниковъ одной слободы. Имнья, движимыя и недвижимыя, и доходы съ нихъ, принадлежатъ братскому общему союзу, по изравненіи каждаго, не разбирая, кто, гд, въ какой стран или деревн находится, личной же собственности, ни движимой, ни недвижимой, ни у кого нтъ. Дома, скотъ, земледльческія орудія, телги, все домашнее хозяйство, земли, сады, огороды, мельницы, пчельники, кожевни, однимъ словомъ — все сельское хозяйство и промышленность находятся въ распоряженіи партій, принадлежатъ цлой слобод, въ которой партіи находятся, и доходы со всего этого имущества составляютъ общую сумму общины. У ‘Общихъ’ въ каждой слобод одна общая денежная касса, одно общее стадо, одно общее хлбопашество и полеводство. Изъ общей кассы, также изъ общаго имущества, отпускаются части въ партіи поголовно, на число душъ, по изравненію. Такимъ образомъ распредляются по партіямъ скотъ, вс хозяйственныя потребности, одежда, обувь и проч. А въ каждой партіи выбирается домашній или земскій распорядитель, сохраняющій все мужское верхнее платье и обувь партіи, домашняя или земная распорядительница, распоряжающаяся женщинами партіи, распорядительница надъ пищею обязана смотрть, чтобъ хлбъ былъ хорошо испеченъ, пища хорошо сварена, и раздавать хлбъ и пищу, уравнивая ихъ, наконецъ всеобщая распорядительница завдуетъ принадлежащимъ партіи всмъ бльемъ, холстомъ, нарядами, женскими сарафанами, платками, занавсками, холодниками и проч. Слободы управляются также выборными чинами — судьею, главнымъ учителемъ и наблюдателемъ общины, жертвенникомъ, распорядителемъ, видтелемъ, молитвенникомъ, словесникомъ, членомъ, тайникомъ, мысленникомъ. Вс работы, полевыя и домашнія, производятся общими трудами, по наряду общинныхъ чиновъ и домашнихъ распорядителей. Въ каждой слобод учреждены общія училища, въ которыя обязаны отдавать своихъ дтей вс родители ‘Общаго упованія’: книги и бумаги, потребныя для школъ, покупаются на общественную сумму. ‘Ученіе Общее’ всмъ рабочимъ проповдуетъ братство, символомъ котораго служитъ общее взаимное лобызаніе — соборное, на общихъ соборныхъ сходахъ всей слободы, домашнее — между членами каждой партіи и единотльное, при вход другъ къ другу въ дома. Бракъ у общихъ не почитается таинствомъ и совершается по одному взаимному согласію молодой четы, и по засвидтельствованію-предъ народомъ. Таковы главныя, основныя начала ‘Общаго ученія’.
Или вотъ другое, не мене оригинальное ученіе, возникшее въ сред простаго народа, именно такъ называемое ученіе немоляцкое, распространенное, въ 30-хъ годахъ, донскимъ казакомъ Гавриломъ Зиминымъ. Въ этомъ ученіи преимущественно выразилось своеобразное умонастроеніе нашего простаго, рабочаго народа — и, въ частности, размашистое вольнодумство казачьихъ умовъ. Такъ какъ въ этнологическій составъ донскаго казачьяго войска вошло много родовъ калмыцкихъ, татарскихъ и турецкихъ,— то и неудивительно, что на этой этнологической почв возникло такое хладнокровное отрицаніе всхъ церковныхъ и гражданскихъ учрежденій въ Россіи, какое представляетъ ученіе ‘немоляковъ’. Вншнее, церковное богослужебное моленіе, по ученію немоляковъ, съ 1666 года будто бы прекратилось, и теперь настало время ‘умнаго поученія и ума дланія’, церкви или храмы православные — суть простые дома. Посты, а также праздники, немоляки совершенно отвергаютъ, пищу употребляютъ во всякое время, какую хотятъ, не различая постныхъ и скоромныхъ дней. Брачный союзъ заключается у немоляковъ безъ всякихъ чиноположеній и молитвъ, а по одному только обоюдному согласію жениха съ невстою и родителей, другъ друга же, безъ всякихъ причинъ, нарушающихъ врность супружества, оставлять не должны. Умершихъ немоляки погребаютъ безъ всякихъ пній и молитвословій, но какъ можно въ самомъ простйшемъ вид, толкуя, что умершій есть трупъ, земля, и потому поминовенія объ умершихъ никакого не длаютъ. Второе пришествіе Христово и страшный судъ, а также царство небесное, рай и адъ немоляки тоже отрицаютъ. Наконецъ, немоляки судятъ, что вс власти и учрежденія, какъ основанныя яко бы на незнаніи о временахъ вка, не могутъ быть дйствительными, почему и уклоняются отъ надлежащаго повиновенія имъ. Будучи проникнуты такими ложными понятіями, немоляки и всякую присягу отвергаютъ. Вслдствіе такихъ убжденій, немоляки уклоняются отъ точнаго исполненія гражданскихъ законовъ, толкуютъ такъ: въ службу государственную, какого бы рода она ни была, хотя и можно поступать, но только при неизбжныхъ обстоятельствахъ, именно, если правительство опредлитъ понудительными мрами, но если бы случилось имъ (немолякамъ) стать противъ непріятеля съ оружіемъ, то, по ихъ ученію, отнюдь не должно вооружаться.
Или вотъ, еще странное общество рабочихъ,— такъ называемыхъ ‘людей божіихъ и скопцовъ’ — общество ‘плотничковъ и купцовъ русскихъ‘, какъ воспваютъ себя въ псняхъ скопцы. Въ этомъ обществ оригинально выразился преимущественно восточный умственный складъ великорусскаго рабочаго народа. На ‘сборищахъ’ этаго общества рабочіе люди, ‘плотнички и работнички божіи’ ищутъ прежде всего разгадки и познанія своей чобщей и частной судьбы‘, посредствомъ восточнаго финско-русскаго шаманстаа, облеченнаго въ форму восточнаго лжепророчества. Простодушные рабочіе люди божіи отъ души врятъ, что самъ
Милосердый ихъ отецъ,
Всхъ пророковъ избираетъ,
На святой кругъ поставляетъ,
Духа въ нихъ вселяетъ,
Судить судьбу благословляетъ.
Угнетенные, подавленные вковымъ крпостнымъ рабствомъ,— ‘плотнички’, по своему восточному умонастроенію, съ востока ждутъ своего искупителя и ршенія ‘общей судьбы’.
Красно солнышко засвтитъ,
Теплой воздухъ разольется,
То нашъ батюшка страдатель,
Но сырой земл катаетъ,
Своихъ врныхъ собираетъ
Изъ всхъ четырехъ странъ,
Не убояся черныхъ вранъ,
Тюрьмы, остроги отворяетъ
На себ все всподымаетъ,—
Вс печали и труды.
На сходбищахъ рабочаго согласія людей божіихъ и скопцовъ,— собираются все больше простые рабочіе — ‘плотницки’, и думаютъ думу. Сидятъ плотницки московскіе,
Московскіе, петербургскіе.
Они думу думаютъ за едино:
Ужь какъ намъ бытъ,
По синю морю плыть
Супротивъ волны….
Псн деревенской, простонародной, какую поетъ рабочій людъ на работ и по праздникамъ, на веселыхъ игрищахъ и сборищахъ, пснямъ и хороводнымъ пляскамъ ‘двицъ’,— рабочее согласіе людей божіихъ и скопцовъ даетъ религіозную санкцію.
Добрымъ молодцамъ лжепророчица, какъ ворожея, предсказываетъ:
Будешь батюшкинъ пвецъ,
Будешь на разные голоса распвать….
Обременные повседневною необходимостію — въ пот лица выработывать хлбъ, и, наконецъ, лишенные такихъ общественныхъ удовольствій, какими наслаждается и экзальтируется высшее, не рабочее общество,— ‘плотнички’, рабочіе люди божіи ищутъ въ своихъ собраніяхъ духовнаго утшенія и увеселенія. Собравшись вмст съ ‘двицами’ и сплетшись въ дружный хороводный кругъ,— они все поютъ и поютъ, да пляшутъ, вдохновляясь надеждою узрть какого-то своего батюшку искупителя.
Но эта странная, экзальтированная, шаманско-лжепророчествующая секта нашего простаго народа въ то же время преисполнена, какъ сейчасъ увидимъ, самыми мрачными заблужденіями, порожденными восточнымъ вліяніемъ.
А что это еще за круги мужчинъ и женщинъ въ поляхъ, подъ открытымъ небомъ, среди зелени, цвтовъ и лса? Это — собраніе духоборческое И тутъ все одни рабочіе, и преимущественно земледльцы и садоводы {Поселенные на Молочныхъ водахъ, духоборцы преимущественно занимаются земледліемъ: они особенно любятъ его.}. Отрицая храмы и всю церковную вншность, они поютъ псалмы и псни духовныя въ пол, подъ открытымъ небомъ, въ храм природы. Духоборческая община, также какъ и согласье ‘общихъ’ — это община рабочихъ людей {‘Общіе’ и ‘духоборцы’ основываютъ свою общину на ученіи, заключающемся въ Дяніи гл. 2 ст. 44 и 45: ‘и имяху вся обща, и стяжанія и имнія продаяху, и раздаяху всмъ, его аще кто требованіе.’}. Въ записк о духоборцахъ, подъ заглавіемъ: ‘Нкоторыя черты объ обществ духоборцевъ’, написанной, вроятно, Лопухинымъ въ 1805 г., такъ изложена сущность ученія и внутренняго устройства духоборческой общины на Молочныхъ водахъ: ‘наиболе уважаемая, по ученію и въ жизни духоборцевъ, добродтель, есть братолюбіе. У нихъ нтъ между собою собственности, по каждый имніе свое почитаетъ общимъ. По переселеніи ихъ на Молочныя воды, они доказали это и на самомъ дл: ибо они сложили тамъ вс свои пожитки въ одно мсто, такъ, что теперь у нихъ тамъ одна общая денежная касса, одно общее стадо и въ двухъ селеніяхъ два общихъ хлбныхъ магазина, каждый братъ беретъ изъ общаго имнія все, что ему ни понадобится.
‘Въ обществ ихъ нтъ никакихъ старшинъ, которые бы управляли и распоряжали обществомъ, но общество управляетъ всмъ и каждымъ. Письменныхъ постановленій и правилъ также нтъ у нихъ никакихъ. Судя по обыкновенному духу простаго народа, въ обществ духоборцевъ должно бы, кажется, быть разногласіе и безпорядокъ, однакожь такого безпорядка никогда еще у нихъ не замчено. На Молочныхъ водахъ, до трехъ и даже до пята многолюдныхъ семействъ, уживаются въ одной большой изб. Духоборцы общительны и дружелюбны между собой. Они длаютъ у себя собранія, приглашая къ себ собратій. И если такое собраніе длаетъ недостаточный, который не иметъ чмъ угостить собравшихся къ нему, то прочіе доставляютъ ему нужную къ ужину пищу, или иногда приносятъ ее съ собой. Пришедши въ собраніе, они привтствуютъ другъ друга — мужчины мужчинъ, а женщины женщинъ, взявшись другъ съ другомъ правыми руками, длая другъ другу три поклона и цлуясь троекратно: рука за руку берутъ въ знакъ союза любви, благовщанія и познанія разума. Страннопріимство также не послдняя между ними добродтель: съ прозжающихъ чрезъ ихъ селенія они не берутъ ничего — ни за постой, ни за пищу. Для прозжающихъ у нихъ на Молочныхъ водахъ построенъ былъ особый общественный домъ. Къ ближнему духоборцы сострадательны: самое мстное начальство, при всхъ взводимыхъ на нихъ обвиненіяхъ, не одинъ разъ засвидтельствовало предъ высшимъ начальствомъ, что они въ нуждахъ оказываютъ ближнимъ пособіе и великія благотворенія, они жалостливы даже къ домашнему скоту: ибо почти никогда не бьютъ его. Наказаній между братьями нтъ никакихъ, кром исключенья изъ общества, и это исключенье бываетъ за самыя явныя преступленія {Все это по вншности какъ будто благовидно, но достойно сожалнія то, что духоборцы, величая себя духовными христіанами, не имютъ законнаго, правильнаго священства, и чуждаются общенія съ си православной церковно. Пр. Дух. Цен.}. Бракъ они не почитаютъ таинствомъ, и совершается онъ у нихъ по одному взаимному согласію молодой четы. Такъ какъ между духоборцами нтъ никакого предпочтенія по богатству и по знатности фамилій, то родители у нихъ вовсе не вмшиваются въ браки. Церемоній и обрядовъ при томъ также никакихъ не бываетъ: достаточно для брака согласія молодыхъ супруговъ и общанія жить вмст: тогда объявляютъ они родителямъ и братіи, и живутъ вмст. Какъ скоро мужчина познаетъ двицу, будетъ съ нею въ тайномъ союз,— то онъ уже не можетъ отказаться имть ее и своей женой: въ противномъ случа онъ исключается изъ общества. Этому же наказанію подвергаются и прелюбоди, если бы они случились между ними. Разводъ, въ намреніи вступить къ новый бракъ, у нихъ никогда не бываетъ: ибо это считается уже прелюбодйствомъ. Но если бы об стороны пожелали не знать другъ друга для чистоты, то это конечно зависитъ отъ нихъ самихъ. Женщины у нихъ призваны на учительство: ибо, говорятъ они, и женщины имютъ разумъ, а свтъ въ разум {Лт. Литер. 1859 г. отд. III стр. 5—19, Нкоторыя черты объ общин духоборцевъ записка 1805 г.}. Относительно ученія духоборцевъ, Лопухинъ, въ выписк своей о духоборцахъ, составленной имъ при первомъ его донесеніи императору Александру I изъ Харькова отъ 12 января 1801 года, между прочимъ, сообщаетъ: ‘Царское достоинство приписываютъ единому токмо Богу, впрочемъ разумнйшіе изъ нихъ признаютъ за нужное для развращенныхъ людей на земл власть верховную, не отличая оной отъ прочихъ человковъ, и государю дотол токмо повиноваться должно, докол повелнія его согласны съ истиною и съ волею Высочайшаго Существа, почему и вс духовныя ихъ псни составлены изъ псалмовъ, боле относящихся къ единству Бога и къ верховному его правительству надъ вселенною. Подать давать и защищаться отъ непріятеля считаютъ за должное, но всякое нападеніе, хотя бы то было по повелнію начальниковъ, отвергаютъ’ {Что. Общ. Выписка о духоборцахъ стр. 47—48.}.
И много еще есть другихъ, но мене оригинальныхъ умственныхъ оттнковъ въ разныхъ отрасляхъ русскаго раскола.
Въ настоящее же время, расколъ представляетъ два основныхъ корня, изъ которыхъ развились и развиваются вс новыя умственныя направленія и оттнки разнообразной раскольничьей мыслительности, Безпоповщинское, поморское согласіе представляетъ основной корень, изъ котораго развиваются главнымъ образомъ секты отрицанія, секты, которыя и теоретически, ученіемъ, и фактически, въ жизни, отрицаютъ общепринятый существующій порядокъ. Таковы напр. секты — втовщина, бгуны, немоляки и т. п. Молоканско-духоборчсскоо ученіе, возникшее отчасти подъ вліяніемъ западныхъ мистико-соціальныхъ идей, характеризуется главнымъ образомъ положительнымъ, общино-устроительнымъ умственнымъ направленіемъ, и потому сложитъ источникомъ сектъ и ученій, общинно-устроительныхъ. Такъ изъ этого ученія развилось ‘Общее ученіе’ и ‘Согласье общихъ’.
Вообще же, умственное движеніе русскаго раскола представляетъ четыре главныя характеристическія направленія. Во-первыхъ, азіятско-великорусское, шаманско-пророческое умонастроеніе, господствующее въ сект такъ называемыхъ людей божіихъ и скопцовъ,, во-вторыхъ — западно-великорусское, или духовно-общинное направленіе, выразившееся въ сектахъ духоборческихъ и особенно въ такъ называемой сект ‘Общаго ученія’ или ‘Общихъ’, въ третьихъ византійско великорусское, церковно-грамотническое умонастроеніе, преобладающее въ поповщин и во многихъ сектахъ безпоповскихъ, особенно въ поморской, и, наконецъ, въ мистико-скептическій образъ мыслей, проявившійся напр. въ сект ‘немоляковъ’. Въ настоящемъ очерк мы разсмотримъ историческое развитіе и умственный складъ общества людей божіихъ и скопцовъ.
Историческое развитіе восточно-великорусскаго, шаманско-пророческаго міросозерцанія русскаго раскола представляетъ два періода: періодъ собственно кудеснеческій и шаманскій,— продолжавшійся до появленія волхвовъ расколо-учителей (до конца XVII вка), и періодъ пророческій, начавшійся со времени появленія пророковъ людей божіихъ — этихъ новыхъ великихъ волхвовъ, какъ называлъ ихъ православный народъ.
Въ первый періодъ, финско-славянское кудеспичество и шаманство подготовило изъ восточно-азіятскихъ элементовъ обильную почву для развитія шаманско-пророческой секты людей божіихъ.
Славяне, распространивши свою колонизацію по всему финскому сверо-востоку, среди разныхъ чудскихъ племенъ, повсюду здсь встртили сильно-развитое финское кудеспичество. По всему финскому сверо-востоку славились своимъ обаятельнымъ владычествомъ надъ народными умами финскіе волшебники, кудесники, кебуны, арбуи, въ род прославляемыхъ досел въ лапландскихъ легендахъ волшебниковъ Пэйвіэ (Paiwi), Торагаса (Toragas), Каркіаса (Karkias), и т. п. {На финскомъ свер, въ Эстляндіи, Финляндіи и особенно въ Лапландіи и досел большая часть народныхъ легендъ состоитъ изъ разсказовъ о древнихъ славныхъ финскихъ волшебникахъ и шаманахъ. Die meisten Erzhlungen,— говоритъ Кастренъ, enthielten eine Schilderung von Thaten ausgezeichneter Schamanen, und in den meisten Erzhlungen wurde besonders die Eigenschaft bei den Schajnanen der Vorzeit gepriesen, dass sie sich in jode beliebige Gestalt verwandeln konnten. Der Glaube an eine solche Kraft hei den Schamanen ist ehemals weit verbreit gewesen, so wohl in Finnland als auch insbesondere in Lappland, und noch heut zu Tage ist dieser Aberglaube nicht vollkommen hei den Lappen ausgerottet etc. Castren’s, Reiseerinnerimgen 1638—1844. s. 29). Самое слово волхвъ, по словамъ финологовъ, сродно съ финскимъ Volhe.} Славяне, вслдствіе колонизаціоннаго, сожительно-бытоваго и, наконецъ, физіологическаго смшенія съ финскими племенами, мало-по-малу неизбжно подчинились умственному обаянію этихъ могучихъ финскихъ волшебниковъ И такимъ образомъ, какъ путемъ физіологическаго смшенія славянскаго племени съ чудскими племенами слагался физико-этническій великорусскій типъ, такъ, вслдствіе умственнаго смшенія славянскихъ миическихъ суеврій съ суевріемъ финскихъ кудесниковъ, развивался смшанный, азіятско-великорусскій, физико-славянскій умственный типъ, и образовалось смшанное чудско-славянское, волшебно-кудесничсское міросозерцаніе. Финско-славанскіе волхвы, кудесники стали во глав умственной жизни огромной массы великорусскаго народа. Они были единственными вдунами, знахарями всхъ тайнъ природы, вдунами всхъ тайнъ царства минеральнаго, растительнаго и животнаго.
Первоначально, появленіе вдунства, въ историческомъ развитіи первобытнаго младенческаго міросозерцанія финскихъ и славянскихъ племенъ, не смотря на его большею частью мрачный, вредный, умственно омрачительный характеръ, все-таки представляло,— скажемъ словами Кастрена,— Fortschritt in sich Protest gegen die blinde Gewalt der Naturmchte ber den Menschen geist, хотя протестъ этотъ еще вовсе не могъ имть въ основ никакой высшей идеи, какая свойственна уже современному, европейскому, естествоиспытующему генію {Kastren’s, Reisecrinnerungen s. 1, 4.}. ‘Тогда какъ въ настоящее время,— говоритъ Розенкранцъ,— человкъ сознаетъ свою свободу, въ противоложность вншнему міру,— въ религіи естественной — это чувство свободы, въ противоположность вншней природ, проявляется преимущественно, какъ волшебство, какъ Leauberei. Народы, живущіе въ естественной религіи, правда, отчасти превозмогаютъ природу, но только настолько, на сколько ихъ побуждаетъ къ тому поддержаніе собственнаго бытія, Они занимаются звроловствомъ, рыболовствомъ, пасутъ стада, воздлываютъ землю, но въ этихъ занятіяхъ своихъ они впервые сосредоточиваются въ самихъ себя, впервые приходятъ къ сознанію своей субъективной свободы только тогда, когда природа противопоставляетъ ихъ стремленіямъ и цлямъ такія рзкія, ршительныя противодйствія, что обыкновенная дятельность становится недостаточною. Тогда, если небо отказываетъ въ дожд, если бурный, стремительный потокъ волнъ разрушительно устремляется противъ человка, если стада подвергаются мору, если въ умирающемъ жизнь уступаетъ смерти,— тогда затронутое въ человк чувство собственнаго индивидуальнаго существованія возмущается, приходитъ въ волненіе, и выражается въ заговор, въ заклинаніи природы. Она имъ создана. Онъ ея господинъ и владыка, его слово можетъ заставить ее снова стать въ т границы, въ какія онъ хочетъ поставить ее. Облака должны излить задержанныя воды, наводненія опять должны возвратиться въ свои прежніе источники, моръ долженъ прекратиться, смерть изчезнуть,— такъ какъ онъ этого хочетъ. Такъ чувство свободы есть источникъ всякаго волшебства’ {Rosenkranz: Nalurreligion, die Wissenschaft der slawisch. Mythus s. 451.}.
Вслдствіе такого необычайнаго и важнаго значенія волхвовъ, вдуновъ въ историческомъ развитіи первобытнаго народнаго міросозерцанія,— самое рожденіе ихъ, также какъ впослдствіи и рожденіе первыхъ, главныхъ пророковъ людей божіихъ,— сопровождалось, по народному міросозерцанію, знаменьями и чудесами — потрясеніемъ и движеніемъ всей природы. Когда подъ вліяніемъ финскихъ кудесниковъ у славяно-русскихъ племенъ усилилось господство волхвовъ, вдуновъ, когда въ Кіев родился вщій Волхвъ Всеславьевичь,— тогда во всей природ произошло великое движеніе:
А и на неб просвтя свтелъ мсяцъ,
А въ Кіев родился могучъ богатырь,
Какъ бы молодой Волхвъ Всеславьевичь:
Подрожала сыра земля,
Сотряслося славно царство индйское,
А и синее море сколебалось
Для ради рожденья богатырскаго,
Молода Волхва Всеславьича:
Рыба пошла въ морену глубину,
Птица полетла высоко въ небеса,
Туры да олени за горы пошли,
Зайцы, лисицы по чащицамъ,
А волки, медвди по ельникамъ,
Соболи, куницы по островамъ 1).
1) Древн. рус. стих. стр. 45.
Развившись подъ вліяніемъ финскаго кудесничества, вслдствіе физіологическаго и умственнаго объединенія славянскаго племени и чуди,— чудско-славянское кудесничество стало во глав умственной жизни огромной массы сверо-восточнаго, великорусскаго народонаселенія. Во-первыхъ, кудесники, какъ главные вдуны и представители финско-славянскаго, народнаго міросозерцанія, всегда поддерживали въ народ естественную національно-языческую антипатію къ церковно византійскому христіанскому ученію. До XIII вка они, какъ извстно, на сверо-восток русской земли производили открытый народныя возстанія противъ проповдниковъ церковно византійскаго міросозерцанія. А по украйнамъ, гд чудь преобладала надъ русскимъ населеніемъ, чудскіе кебуны и кудесники возставали противъ проповдниковъ христіанства и въ XVI вк, и 1 посл. Когда Стефанъ пермскій пришелъ просвщать финскія племена пермяковъ и зырянъ,— то противъ него возсталъ главный кудесникъ пермской земли, начальникъ всхъ тамошнихъ волхвовъ, старйшина всхъ чародевъ, волшебствомъ своимъ управлявшій всею пермскою землею {‘Пріиде,— говоритъ жизнеописатель Стефана пермскаго,— нкто волхвъ, чародйный старецъ и мечетникъ, нарочитъ кудесникъ, волхвомъ начальникъ, обаянникамъ старйшина, отравникамъ большій, иже въ волшебной хитрости всегда упражняясь, кудесному чарованію теплый помощникъ былъ: имя ему Памъ. Сего же древніе пермяне некрещеніи имяху паче всхъ чаровниковъ, наставника и правителя его нарицающе себ, и глаголаху о немъ, яко того волшебствомъ управленъ быти Пермстй земл, и яко того утвержденіемъ утверждается идольская вра’ — Памятн. старин. русск. литер. вып. IV. стр. 138.}. Онъ говорилъ новокрещеннымъ пермянамъ: ‘люди и братья Пермяне! Почто оставляете своихъ отеческихъ боговъ и вру? Зачмъ перестаете приносить богамъ жертвы, какъ приносили отцы ваши? Кого слушаете: человка ли изъ Москвы пришедшаго? Можетъ ли намъ изъ Москвы быть какое добро, и женамъ нашилъ, и дтямъ нашилъ? Не оттуда ли намъ были тяготы многія и насильство безмрное, тіуны частью, доводчики и приставы? Тяжко, братья, житье наше будетъ’. Въ преніи съ Стефаномъ пермскій кудесникъ, между прочилъ, говорилъ: ‘вра наша многимъ лучше вашей — христіанской вры, потому что у васъ христіанъ одинъ Богъ, а у насъ много боговъ и много помощниковъ: они даютъ намъ ловлю, все, что въ водахъ — рыбы, въ воздух — птицъ, и все, что въ болотахъ, борахъ, лугахъ, въ поросляхъ, въ чашахъ, въ березнякахъ, въ ельникахъ, въ сосняг и въ раменьи и въ прочихъ лсахъ — блокъ, соболей, куницъ, рысей, и прочая ловля наша отъ лихъ, отъ боговъ нашихъ и до насъ доходитъ: нын нашею ловлею и ваши князья и бояре обогащаются и одваются, ходятъ и гордятся опушками на подолахъ своихъ шубъ’ и проч. {Пам. стар. рус. лит. вып. IV, с. 188: Мрніе волхва. Лепехина, путешест. IV, 402.}. Извстно также, какія страданія претерплъ Трифонъ печенгскій, просвтитель польскихъ лопарей, въ борьб съ ихъ кебунами кудесниками: ‘народъ, омраченный невденіемъ,— говоритъ жизнеописатель Трифона,— а паче кебуны ихъ спорили съ нимъ, и ярились какъ зври, за волосы его терзали, о землю метали, били и пихали, называя ею незнаемымъ странникомъ и юродомъ, кричали на него: ‘если онъ не выйдетъ изъ ихъ страны, то горькою мукою и самою смертію угрожали ему, и говорили между собой: пойдемъ, убьемъ его, ибо поноситъ насъ паденіемъ въ беззаконіе’ {Житіе Триф. Печенгск. ркп. Солов. библ. No 172.}. И посл такой открытой оппозиціи противъ христіанскихъ учителей,— кудесники и волхвы постоянно старались отвлекать массу народную отъ усвоенія христіанской вры и снова обращали ихъ къ языческому идолослуженію. Великій пермскій волхвъ и чародй Памъ, по словамъ жизнеописателя Степана пермскаго, ненавидя вры христіанскія и не любя христіанъ, некрещенымъ пермякамъ не веляше крестититя, хотящимъ же вровати возбраняше, запрещаше, увровавшихъ же и крестившихся снова развращеніе своимъ ветхимъ ученіемъ’ {Пам. стар. р. лит., в. IV, 138.}. Между прочимъ, особенно усердно поддерживалось кудесническое вліяніе въ той чудской стран, гд впослдствіи особенно привилась секта людей божіихъ и скопцовъ, именно въ вотской пятин, въ предлахъ ныншней с.-петербургской губерніи. Новгородскій архіепископъ Макарій писалъ въ 1532 г. духовенству вотской пятины: ‘въ вашихъ мстахъ многіе христіане съ женами и дтьми своими заблудились отъ христіанской православной вры, въ церкви не ходятъ, а молятся по своимъ мольбищамъ, древесамъ и каменьямъ.. а на кануны свои призываютъ арбуевъ (волхвовъ, кудесниковъ), и т арбуи смущаютъ христіанство своимъ нечестіемъ, и но ученію ихъ т христіане заблудивъ, многія злочинія творятъ и до сего дне’ {Дополн. въ А. И., т. I, No 28.}. Для большей части народа волхвы и кудесники замняли православныхъ священниковъ. ‘Многіе люди,— читаемъ напримръ въ одномъ указ Алекся Михайловича,— забывъ Бога и православную вру, въ городахъ и уздахъ бываютъ со многимъ чародйствомъ и волхвованіемъ: волхвовъ, чародевъ и богомерзкихъ бабъ въ домы къ себ призываютъ и къ малымъ дтямъ, и т волхвы надъ больными и надъ младенцами чинятъ всякое бсовское волхвованіе и отъ правоврія всхъ православныхъ христіанъ отлучаютъ’ {А. И. IV No 35, стр. 124 и 125, А. А. Э. т. III. No 264.}. Такимъ образомъ подъ вліяніемъ волхвовъ и кудесниковъ, въ большей части народа, а особенно по украйнамъ, гд преобладало населеніе обруслое изъ новокрещенныхъ чухонцевъ, лопарей, чувашъ, черемисъ, мордвы, вотяковъ, и т. п. до самаго появленія сектъ пророчествующихъ,— поддерживалась старая, языческая антипатія и холодность къ православной церкви и богослуженію. {Акты XVII вка исполнены жалобами духовенства на эту холодности народа къ церкви — уклоненіе отъ богослуженія и предпочтеніе ‘ему’ бсовскихъ сборищъ и игрищъ,— неуваженіи къ священникамъ и преданность волхвамъ и проч. Смотри напр. А. А. Э. III, No 264. IV, No 188 и 321 А. И. IV, No 151-й V, No 152-й. Доп. у А. И. V. стр. 115, 117, 413, 461, 468 и др. II. С. 3. T. I. стр. 246. Уже вслдствіе одной такой холодности къ православной церкви и богослуженію весьма возможно было возникновеніе полуязыческаго, кудесническаго, пророческаго богослуженія людей божіихъ.} Мало того: древнерусскіе, чудско-славянскіе, волхвы и кудесники поддерживали въ масс народной даже и т элементы языческаго богослуженія, какіе потомъ вошли въ составъ моленій и радніи людей божіихъ. Именно, они поддерживали такъ называемыя церковными учителями ригористами ‘идольскія сборища,’ ‘зарекали соборы,’ т. е. сзывали старыя религіозно-увеселительныя собранія народныя. На этихъ сборищахъ идольскихъ, по словамъ тхъ же духовныхъ писателей, быша ‘радость’ бсовская, происходили плесканія и плясанія мужчинъ и женщинъ, жены и двы пли ‘псни бсовскія, мірскія и пріязныя,’ плескали и плясали и глазами качали, кликали коледы, овсеня и плуга, и тутъ же ли (жраху) обды жертвенные и, наконецъ, ‘тутъ же совершалось мужамъ и отрокамъ великое прельщеніе и паденіе, женамъ замужнымъ беззаконное оскверненіе и двамъ растлніе {Доп. къ А. И. I, No 22, А. 28. А. Э. III, No 264. А. И. III, No 96. IV. No 35.}. Такимъ образомъ въ масс народной искони поддерживалась привычка къ сборникамъ и къ оргіямъ, къ сборищамъ, сопровождавшимся пснями, хороводными плясками, мірскими обдами или братскими складчинами и пиршествами и даже ‘свальнымъ грхомъ.’ Сект людей божіихъ оставалось только дать всмъ этимъ религіозно языческимъ сборищамъ догматическую форму и санкцію своихъ моленныхъ сборовъ и радній.
Во-вторыхъ, волхвы и кудесники, считавшіеся единственными вдунами, знахарями всхъ тайнъ природы, всхъ тайнъ царствъ минеральнаго, растительнаго и животнаго, являлись предъ народомъ единственными пророками его судебъ, физическихъ и нравственныхъ, вдунами, накливателями, заклинателями и прорицателями физическаго и нравственнаго добра и зла. И здсь сначала надобно замтить, что въ древней Россіи вдуны, знахари были отчасти единственными доморощенный распространителями самыхъ первыхъ, младенческихъ зачатковъ естествознанія. Дознавая по своему и для своихъ цлей природу,— знахари иногда длали кое-какія физическія открытія. Такъ знахарь бобыль Калина Артемьевъ, державшій у себя разные волшебные предметы, открылъ въ олонецкомъ узд рку, въ которой водился жемчугъ. {Доп. VIII, No 29.} Травинки, составлявшіеся знахарями и вдунами и переходившіе изъ рукъ въ руки въ спискахъ, были первыми доморощеными зародышами ботаническихъ знаній на Руси. Во второй половин XVII в. когда въ Москв заводились уже нмецкія аптеки и понадобилось фармакологическое знаніе травъ и кореньевъ,- самъ царь Алексй Михайловичъ обратился къ русскимъ знахарямъ. Въ 1674 г., по его указу, велно было въ Якутск ‘всякихъ людей спрашивать, кто знаетъ о лекарственныхъ травахъ, которые бы пригодились къ болзнямъ, въ лекарство человкамъ’ Знахарь, служилый человкъ, Сенька Екимовъ взялся ‘сыскивать въ поляхъ лекарственныя травы.’ ‘И я, холопъ твой,— писалъ онъ въ челобитной своей къ царю,— не вдалек отъ Якутска въ поляхъ которые знаю лекарственные травы и коренья и сменя сыскалъ, и водки изъ тхъ травъ сидлъ, и отъ какихъ болзней человческихъ т травы и водки годны, и паю- тмъ травамъ и кореньямъ имена — о томъ писано въ моей росписи… А около, государь, Якутска лекарствеиныя травы родятся не по вся годы, а родятся лекарственныя травы: бронецъ чернокрасной, воронецъ, изгоны излюдень, жабные и разные травы по Лен неблизко и по стороннимъ ркамъ, на Собачьей рк, у моря многія, а такихъ, лекарственныхъ травъ, которые ростугь по тмъ мстамъ, въ русскихъ городахъ нтъ.’ Въ травник своемъ этотъ знахарь описалъ 21 видъ лекарственныхъ травъ и кореньевъ, съ обозначеніемъ ихъ отличительныхъ, характеристическихъ признаковъ лекарствешіаго употребленія и топографическаго распредленія или мстонахожденія, при водахъ, при озерахъ, промежь горъ въ ручьяхъ, въ лугахъ и проч. {Доп. къ А. Истор. VI, No 117, стр. 301—304.} Для характеристики знахарскихъ ботаническихъ изысканій и свденій мы выпишемъ изъ ‘росписи’ знахаря Екимова описанія нкоторыхъ травъ и кореньевъ. ‘Трава, имя ей — колунъ, цвтъ на ней блъ, горковата, растетъ при водахъ не во всхъ мстахъ, и смя той травы красно, а годна та трава: будетъ у мужскаго пола или у женскаго нутряная застойная болзнь, переломъ, моча пойдетъ… Трава, имя ей — елкій, растетъ при озерахъ не во всякихъ мстахъ, а родится въ той трав смя, цвтомъ коричное, что какъ русской макъ, а годно то смя къ лекарству: будетъ у мужескаго пола или у женскаго бываетъ внутри порча, грыжа, или иная капая нутряная болзнь, и то смя положить въ скляницу, и налить добраго горячаго вина или ренскаго и дать стоять дней 11 или 13, а что стоитъ то смя подъ тмъ питьемъ дол, то и лучше, и посл тхъ урочныхъ дней — велть тому больному человку принимать не дчи, не по одно время, чарки по дв, і! сухое то смя сть велть, а малому въ рост, дтямъ, давать то смя въ коровьемъ молок, отъ тхъ же грыжныхъ болзней, и то смя грыжпое и иныя болзни исцляетъ и гортань очищаетъ, а травы измятой 26 золотниковъ…. Описавши много другихъ травъ, знахарь заключаетъ: ‘да онъ же знаетъ около Якутскаго въ озерахъ, не во всякомъ озер, родится масло ростомъ круто, что яблоко большое и малое, ходитъ живо, а живетъ въ глубокихъ озерахъ… (дале описывается его лекарственное употребленіе), а ловятъ то масло объ одну лору осенью, по льду неводятъ и куюрствомъ.’ {Доп. къ А. И. VI, No 117, стр. 361—364.} Многія знахарскія описанія травъ дышутъ неподдльною свжестью воззрній на природу. Напримръ: ‘трава везд ростетъ по пожнямъ и по межникамъ и по потокамъ, листье разстилается по земл, кругомъ листковъ рубежка, а изъ нея на середин стволикъ тощій прекрасенъ, а цвтъ у него жолтъ, и какъ отцвтетъ, то пухъ станетъ шапочкой, а какъ пухъ сойдетъ со стволиковъ, то станутъ плшки, а въ корн и въ листу а въ стволик, какъ сорвешь, бленько. Есть спунь трава, ростъ по лугамъ, при лугахъ, при холмахъ, и ростъ какъ гречка, а цвтъ какъ у щавеля, а ростетъ въ колно и ниже, а столпица ‘оленьими, межъ коленцами брюшки, а листъ у ней какъ зогзицынъ кукушкинъ цвтъ, трава долга, а въ ночи стоитъ вяла листъ виснетъ, какъ солнце сядетъ, а какъ солнце взойдетъ, листъ стоитъ, а сама трава черна’ {Бусл. о нар. слов. 37—38.}. Но такое практическое, реальное познаніе и описаніе природы далеко не составляло общую для всхъ знахарей точку міросозерцанія. Напротивъ, общій взглядъ на природу все-таки былъ таинственный, мистико-пантеистическій и пневматологическій. Незнаніе силъ и законовъ природы, а вображеніе вмсто нихъ и волшебствомъ вопрошаемые духи открывали вдунамъ и чародямъ — тайны природы, тайны благотворныхъ и злотворныхъ силъ и дйствій въ физическомъ и нравственномъ мір. Въ томъ же царств растительномъ, къ тому или другому растенію и корню чародй приступалъ не смло, не съ раціональнымъ знаніемъ ихъ химико-физіологическихъ свойствъ, а съ суеврнымъ страхомъ и благоговніемъ, чтобы не оскорбить пребывающаго въ травахъ и кореньяхъ демона, и чрезъ то не лишить ихъ чародйской силы — и приступалъ не во всякое время, а ждалъ урочнаго дня и часа. ‘Траву детлевину — учатъ волхвы, чароди,— надобно рвать между купальницею и петровымъ днемъ, какъ брать ее, очертись кругомъ куста, и говоря: ‘есть тутъ матка травамъ, а мн надоб.’ А брать траву полотая нива, надобно кинуть золотую или серебряную деньгу, а чтобъ желзнаго у тебя ничего не было, а какъ будешь рвать ее, и ты пади на колно, да читай молитвы, да стой на колн, хватай траву ту, обвертвъ ее въ тафту, въ червчатую или блую: а беречь ту траву отъ смертнаго часу, а хочешь идти на судъ или на бой, никто тебя не переможетъ.’ {Бусл, 11, 37.} Вода, такъ же какъ и растительность, въ мистико-пантеистическомъ міросозерцаніи вдуновъ-волхвовъ, преисполнена была чародйныхъ волшебныхъ тайнъ. Извстно, что славянскія и финскія племена боготворили воду. У русскихъ славянъ были особенныя ‘моленія рчныя и кладязныя,’ религіозныя сборища и умыканье двицъ совершались ‘у воды’. {Слово о пост въ Прав. Собес. 1858 г. январь стр. 165—166. О поклоненіи вод финскихъ племенъ см. подробности у Кастрена: Wassergottheilen огіеі, pitger ber bie Finnshe Mitologie s. 68—85.} Совершая у воды ‘кладезныя и рчныя моленья,’ — въ вод подслушивали таинственные, вщіе голоса, прорицанія о судьб, надъ водой гадали, нося ее въ ршет, надъ водой волховали, наговаривали, взывали къ ней такимъ напр. молебнымъ образомъ: ‘Матушка вода! обмываешь ты круты берега, желты пески, блъ горючь камень своей быстрой и золотой струей: обмой ка ты, съ раба божьяго вс хитки и притки, уроки и призоры, щипоты и ломоты, злу худобу… Будьте мои слова крпки и лпки.’ {Рум. сб. 1754 г. Бусл. I, 482, Архивъ 1863, VI, 51 Пам. стар. р. лит. III, 167.} Волхвы въ особенности обладали тайнами воды, такъ же какъ и растительности. По суеврію народному, они чародйствовали не только надъ водой, по и въ ркахъ. Грамотные предки наши даже въ XVII в. разсказывали съ полной врой — старую легенду, какъ будто бы старшій сынъ миическаго Словена назывался Волхомъ, чародйствовалъ въ р. Волхов, и залегалъ водный путь тмъ, которые ему не поклонялись. {Бусл. II, 8.} Дале, волхвы могли приводить въ движеніе воздухъ, давать волшебное, чародйское направленіе втрамъ, вдунствомъ своимъ по втру лихо насылали, и однимъ дуновеніемъ своимъ производили разныя сверхъестественныя дйства — исцляли больныхъ, приводили въ сознаніе обмершихъ, и т. п. {Въ муромской легенд о кинз Петр и супруг его Февроніи сказано, что Февронія, когда была еще вщей двой въ рязанскихъ предлахъ, однимъ дуновеніемъ своимъ на кисляждь или нкое квасно длала цлебными эти жидкости. Бусл. I, 290.} Пасынка по втру состояла въ томъ, что лихой колдунъ, знавшій искуство возбуждать втры, и направлять ихъ куда угодно своими заговорами, производилъ втеръ, потомъ бросала’ по втру пыль и примолвлялъ, чтобъ такъ по втру понесло пыль на такого-то человка, чтобы его корчило, мяло, раздувало, сушило, и проч. и проч. {Костомар, 191.} Даже цари московскіе боялись этого волшебнаго напуска но втру, въ подкрестныхъ запискахъ на врность царю врноподданный присягалъ, ‘чтобъ вдуновъ и вдуней недобывати, ни вдомствомъ по втру никакихъ лихъ не насылати.’ {А. А, Э. 11, 58. Костомар. 191.} На свер особенно страшны были своимъ вдунствомъ — дуновеніями и насылками по втру финскіе кудесники. Наконецъ волхвы обладали миической тайной урожаевъ и неурожаевъ, изобилія или недостатка рыбныхъ, звриныхъ и другихъ промысловъ. Поэтому, когда случался голодъ, они выступали на сцену, истолковывала, сообразно съ старыми языческими понятіями, причины голода и указывали средства къ прекращенію его. Такъ въ 1024 г., но разсказу лтописца, въ суздальской области народъ умиралъ съ голода, волновался и производилъ мятежи. И вотъ встаютъ, говорилъ лтопись, волхвы или кудесники въ Суздал и раздуваютъ пламя. Они ходятъ съ мста на мсто и доказываютъ, что виноваты въ голод извстные имъ люди, а именно: ‘старыя женщины и безполезная старая прислуга‘, чадъ или челедь, яко си держатъ гобино.’ {Лавр. лт. 63, 64. Лешкова, рус. народъ и госуд. 453.}
Въ 1070 г., разсказываетъ лтописецъ, ‘бывшей, единою, скудости въ ростовской области, иста ста два волхва отъ Ярославля, глаголюше: мы знаемъ, кто обилье держитъ,— и пойдоша по Волг. Гд придутъ въ погосты, ту же нарицаху лучшія женщины, глаголюще, яко си жито держатъ, си рыбу, а си медъ,— а си скору. И привожаху къ нимъ сестры своя, матери и жены своя: они же, въ мечт, прорзавше за плечомъ, вынимали либо жита, либо рыбы, и убивали многія жены, а имнье ихъ отымали себ.’ {Лавр. 75.} Усвояя себ власть надъ естественной экономіей жизненныхъ средствъ человка, волхвы, по общей вр народной, умли заколдовывать всякіе промыслы, такъ что кому заколдуютъ, тотъ не добудетъ ничего. ‘1661 года, сентября 24 дня, на Тюмени, въ съзжей изб кречатый помощникъ Дмитрій Головинъ сказалъ словесно воевод: ‘въ прошломъ году онъ, Митька, не добылъ кречета потому, что на него хвалили кречатьи помощники едка Онохинъ съ братомъ съ Аваномъ меньшимъ, и говорили ему, ‘что теб не добыть кречета’ и надъ нимъ Миткою едка съ братіею вдовали, да кю подл нихъ и рыбу ловитъ, и тотъ ничего не добудетъ.’ {Архивъ 1852 г. стр 57.} Поэтому промышленные и торговые русскіе люди, отправляясь на промыслы и торги, подобно самодамъ, остякамъ и др финскимъ племенамъ, просили напередъ волхвовъ пошаманить: ‘въ ловы идуще или на куплю отходище, чародяньемъ и кобми ходили сихъ искали.’ {Буслаевъ II, 44 о народной поэзіи.} Наконецъ, волхвы усвоили себ сверхъестественное вденіе судебъ людскихъ. Матери призывали чародевъ, и они волхвовали надъ младенцами, узнавали и опредляли ихъ судьбу. {Костомар. 86.} И взрослымъ также они предсказывали судьбу. Въ одномъ сборник XVIII в., гд сохранилось длинное исчисленіе разныхъ суеврій и предразсудковъ, какіе омрачали умственную жизнь нашихъ предковъ въ XVI, XVII и даже XVIII в., между прочимъ сказано, что многіе волхвы и бабы-кудесницы волшебствуютъ и ложное вщаютъ, а народъ имъ вритъ. И пророки людей божіихъ также ложное вщали, и народъ имъ врилъ. Вообще вс указанныя здсь волшебныя свойства кудесниковъ и чародевъ, какъ увидимъ дале, почти всецло унаслдованы были потомъ и лже-пророками людей божіихъ.
Съ распространеніемъ церковной грамотности въ народ, въ XVI и особенно въ XVII вк, велико-русское, чудско-славянское кудесничество и шаманство стало все боле и боле преобразовываться въ секту волшебно-расколоучительную, шаманско-пророческую. Церковно-книжное ученіе замтно усилилось въ народ въ XVI и особенно въ XVII вк, такъ что духовные ревнители церковно-византійскаго ученія не разъ издавали списокъ ‘книгъ истинныхъ, чести преданныхъ, ихъ же подобаетъ чести, и ложныхъ, отреченныхъ, ихъ же не вниманіи, ни чести не подобаетъ.’ Въ это время и между знахарями и волхвами появилось не мало граматниковъ, которые читали и преданныя для чтенія церковныя книги, но еще боле того отреченныя. Нкоторые волхвы и знахари поступали даже въ монашество, чтобы своему колдовству и ворожб придать высшую религіозную санкцію. Одинъ земледлецъ, по разсказу житія Никиты переяславскаго, промышлялъ въ своемъ сел ворожбою: потомъ постригся въ монахи въ монастыр св. Никиты и былъ сдланъ пономаремъ. Но и въ этомъ новомъ званіи не оставилъ своего прежняго обычая и тайно продолжалъ колдовать. Изъ города и деревень многіе съ больными приходили въ монастырь, чтобы получить исцленіе, этотъ же чернецъ-волхвъ говорилъ имъ: ‘что понапрасну тратитесь?’ Приходите лучше ко мн. Когда я еще въ міру жилъ, многія болзни врачевалъ, нечистыхъ духовъ своимъ волшебствомъ прогонялъ, не только человкамъ, но и скотамъ помогалъ.’ {Бусл. II, 51.}
Лихія бабы-кудесницы, знавшія колдовство чудскихъ арбуевъ, поступали въ просфирни и, по прозьб суеврныхъ христіанъ, ‘надъ просфорами, и надъ кутьями, и надъ свщами, также и надъ богоявленской водой, волхвовали и приговаривали, яко же арбуи въ Чюди {Стоглавъ, 11 вопр. глава 5.}. Подъ вліяніемъ церковно-книжнаго и чернокнижнаго ученія, подъ вліяніемъ истинныхъ и ложныхъ или отреченныхъ книгъ грамотные книжные волхвы и знахари стали сами сочинять новыя, двоеврныя, христіанско-миологическія ученія, книги и обряды Такъ они сочинили, напр. отреченныя книги: Волховникъ,— о волхвованіи птицами и зврями, о таинственной, миической предзнаменательности разныхъ примтъ, Чаровникъ, въ нихъ же суть 12 главизнъ — стихи двоенадесяти опрометныхъ лицъ звриныхъ и птицъ, Волхвовніе различное Путникъ — книга, въ ней же есть писано о отрзахъ и коби всякія еретическія, Звздочтецъ, ему же имя Стоднецъ,— ‘въ нихъ же безумніе люди врующе волхвуютъ ищуще дней рожденій своихъ, урока жизни и бдныхъ напастей, и различныхъ смертей и казней, и въ службахъ, и въ купляхъ, и въ ремеслахъ призываютъ бсовъ на помощь, не вдуще Божіихъ судебъ {Сборн. Солов. библ. No 913. Щапова, рус. старообрядчество, стр. 413—452. Буслаевъ, очерки I, 485—486.}.’ Старое, языческое, финско-кудесническое міросозерцаніе, грамотные волхвы и чароди облекали въ формы церковно-книжнаго ученія. Такъ, своимъ волшебнымъ, кудесническимъ заговорамъ и заклятіямъ они придавали формы церковныхъ молитвъ, и сочинили по словамъ списка истинныхъ и отреченныхъ книгъ, ‘на пакость невждамъ, попамъ и дьяконамъ’ льстивые сельскіе сборники, худые номоканунцы по молитвенникамъ у неразсудныхъ поповъ, лживыя молитвы о трясавицахъ,— о нежитехъ и о недузхъ {Сборн. Сол. биб. No 913, Щапова, р. стар. стр. 451—452. Буслаевъ, очерки, I, 485—486.}.’ Языческую, финско-славянскую космогонію, они, въ вид апокрифическихъ разсказовъ, вносили въ христіанское, народное міросозерцаніе и въ такія апокрифическія произведенія, какъ стихъ о голубиной книг, бесда трехъ святителей и т. п. И досел масса народная, пробавляется ихъ космогоническими преданіями. Въ преданіяхъ этихъ сильно отразился финскій элементъ.
Наконецъ когда стать возникать расколъ, волхвы и чароди, шаманы и кудеснили стали обращаться въ пророковъ и расколоучителой. Такъ какъ повсюду въ великорусскихъ областяхъ и селахъ населеніе большею частью было смшанное, чудскославянское, состояло изъ обруслой и крещеной чуди, веси, мери, мордвы, чухонцевъ, чувашъ, черемисъ, зырянъ и другихъ финскихъ племенъ, крайне преданныхъ шаманству, то повсюду въ этихъ волостяхъ и селахъ чудко-славянскіе волхвы, шаманы, кудесники и кудеснины, подъ вліяніемъ церковно-книжнаго ученія, прикрывали свое шаманство и кудесничество христіанскимъ обличьемъ пророковъ и пророчицъ и старому кудесническому шаманству придавали видъ христіанско-пророческій. ‘По погостамъ, и по селамъ, и въ волостяхъ,— какъ свидтельствовалъ еще Стоглавъ,— лживые пророки и пророчицы, мужики и женки, и двки старыя бабы тряслись, падали, коверкались, бились, и сказывали о разныхъ явленіяхъ, пророчили будущее.’ ‘По случаю мороваго повтрія, свирпствовавшаго въ Россіи въ 1656 году, во время исправленія церковныхъ книгъ, также явилось много пророковъ, знахарей, особенно между расколоначальниками, которые, подобно кудесникамъ XI вка, ‘повинныхъ творили моровому повтрію, онъ сего, онъ инаго, лживо вопіяли къ людямъ: видхъ сонъ, видхъ сонъ, и извщая: се и сіе пріяхъ отъ Бога, и ложная пророчествовали {Окружное посл. патр. Никона по случаю моровой язвы: см. начертаніе жизни Никоновой — Аполлоса стр. 129—132.}’. Въ конц XVII и, по единогласному свидтельству Игнатія митрополита тобольскаго и Дмитрія ростовскаго, ‘въ пути нкоемъ отъ града Вологды, въ Каргопол, къ морю явился, аки бы учитель нкій, волхвъ и чародй и примысли себ имя пустынника, и многіе поселяне послдовали за нимъ, имуща его себ учителя и наставника.’ Этотъ волхвъ и чародй, сверхъ разныхъ чудесъ и волшебствъ, училъ, между прочимъ, совращать въ расколъ посредствомъ порошка, сдланнаго изъ высушеннаго и истолченнаго сердца новорожденнаго младенца. ‘И аще насъ послушаютъ или не послушаютъ,— говорилъ этотъ волхвъ расколоучитель своимь ученикамъ,— вы отъ сего даннаго истолченія младенческаго сердца, тайно влагайте имъ въ брашно или въ питіе или въ сосудъ, гд у нихъ бываетъ вода въ дому, или въ кладязь: егда отъ того вкусятъ, тогда къ намъ обратятся и имутъ вру словесамъ вашимъ.’ {Розыскъ ч. III, гл. 12. Посланія Игнатія м. тоб. въ 2 части Православнаго Собседника на 1855 г. посл. III.} Другіе расколоучители, по словамъ Дмитрія ростовскаго, совращали православныхъ въ расколъ ‘волшебнымъ причастіемъ, давая ягоды дланныи изъ нкія муки, подобныя клюкв и т. п. {Розыскъ ч. Ш, гл. 12.}.
Такъ, чудско-славянское кудесничество заключало въ себ вс элементы для развитія кудесническо-пророческой секты людей божіихъ, и, подъ вліяніемъ двоеврнаго, христіанско миологическаго книжнаго ученія, постепенно, само собою преобразовывалось въ чародйно-расколоучительную и волшебно-пророческую секту. Отъ волхвовъ-пророковъ и чародевъ-расколоучителей и черницъ и двокъ-раскольницъ, кудеснически бившихся о землю до галлюцинаціоннаго виднія отверстыхъ небесъ и т. п., оставался одинъ шагъ до христіанство-шаманствующихъ пророковъ и пророчицъ людей божіихъ и до ‘великаго волхва и пророка надъ пророками.’ Селиванова. И вотъ въ конц же XVII и въ начал XVIII в. Данило филиповъ и Иванъ Тимофевъ Сусловъ положили начало сект людей божіихъ, а во второй половин XVIII столтія Селивановъ возродилъ ее въ секту скопцовъ и довелъ до высшаго развитія. Не вдаваясь здсь въ хронологическую исторію секты людей божіихъ, {Объ истор. происхожд. и развитіи секты людей божіихъ, см. Прав. Соб. 1858 г. март. стр, 334—364.} которая исполнена миологическихъ вымысловъ и басней, особенно до пророка Прокопія Лункина. (ум. 1732 г.),— мы раскроемъ, изъ какихъ именно элементовъ чудско-славянскаго, языческо-кудесническаго міросозерцанія, сложилась секта людей божіихъ, что привзошло въ нее изъ эпоса и міросозерцанія славянскаго и изъ обрядовъ и суеврій финскихъ, чмъ видоизмнилась или дополнилась она изъ другихъ этнологическихъ источниковъ, и какимъ образомъ, наконецъ, получила восточно-великорусскій, шаманско-пророческій типъ, преобразившись въ секту скопцовъ. Изложеніе всхъ этихъ вопросовъ покажетъ намъ, сколько всякаго мрака въ умственной жизни нашего темнаго народа, и какъ безотлагательно необходимо скорйшее, всеобщее, всенародное естественно-научное просвщеніе его.