Уздныя впечатлнія.
Уздныя впечатлнія.
А. ВИТКОВСКЙ.
‘Русское Слово’, No 9, 1860
Уездные впечатления, Витковский Андрей Генрихович, Год: 1860
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Но какія же могутъ быть впечатлнія въ узд, вдали отъ столицъ и слдовательно отъ всякаго жизненнаго движенія? Что можно услышать и увидть новаго или замчательнаго тамъ, гд люди похожи другъ-на-друга, какъ вицъ-мундиръ саратовскаго исправника на вицъ-мундиръ костромскаго засдателя, гд жизнь человка идетъ такъ тихо и мрпо, какъ-будто ее не шевелить ни одно новое желаніе, ни одна надежда вн обыденныхъ надеждъ? Повидимому такъ, провинція не можетъ жить другой жизнью, какъ подражательной, копируя ее съ столичныхъ нравовъ, обычаевъ, потребностей и стремленій. Это обыкновенная судьба обществъ, которыя, строясь въ города, пригороды, села и деревни, смотрятъ на столицу, какъ подсолнечники на солнце. И за всмъ тмъ, если заглянуть поглубже въ нашу уздную жизнь, во вс ея формы и видоизмненія, въ ней гораздо больше оригинальности и разнообразія, чмъ въ Москв и Петербург. Здсь все точно, какъ часовая стрлка, все затянуто, какъ молодой офицеръ, все вжливо, какъ канцелярскій писецъ передъ директоромъ, все чинно, какъ иной вчера пожалованный дйствительный статскій совтникъ, все озабочено, какъ проситель въ передней покровителя, все также лжетъ, какъ и въ провинціи, но не краснетъ, все также безгршно беретъ, но не мигнетъ и глазомъ. Не то въ уздномъ быту: тамъ точность замняется словомъ авось, затянутость шапкой на бекрень и кафтаномъ на роспашку, тамъ есть своего рода вжливость, но она долго не выноситъ стснительныхъ условій и какъ разъ прорвется такой угловатой выходкой, что съ непривычки становится больно и за себя и за другихъ, тамъ есть свои заботы — и ихъ бездна, — свои мелкія интриги, зависти, сплетни, свои радости и слезы, на все это выражается во всю ширину нашей натуры, съ приговоркой: ‘А! была-не-была, хуже этого не будетъ!’ Если забыть на время, что въ узд есть свои власти, ранги и милліоны оттнковъ въ отличіяхъ человка, все прочее падвіастное живетъ гораздо больше, чмъ въ столиц, по-крайней-мр, такъ кажется на первый разъ. Самая наивность провинціала отзывается какой-то свжестью силъ, мечущихся во вс стороны. Посмотрите на юношу узднаго города, онъ любитъ теплй, задушевнй, онъ стыдится измны, равнодушія и готовъ, въ простот сердца, разъиграть роль какого-нибудь героя изъ романовъ Загоскина или Марлинскаго, точь-въ-точь съ оригиналомъ. Посмотрите на молодую двушку, какъ она симпатичнй и воспріимчивй столичной барышни. Здсь и страсти больше: ужъ если человкъ увлекся чмъ-нибудь, — лошадьми, ромомъ или собаками, значитъ онъ увлекся на цлую жизнь, пока не промотается или не пропьется до послдней тряпки. Здсь и вра постояннй: какъ въ 1830, такъ и въ 1860 году, многіе думаютъ, что первый русскій писатель Булгаринъ. Здсь и надеждъ больше: все молодое мечтаетъ побывать въ столиц или за-границей, а все старое что есть мочи добивается вольной или покоя, или креста, или пенсіона. Однимъ словомъ, уздная жизнь шире, своебразнй и типичнй столичной.
Ныншнее лто мн случилось провести въ одномъ уздномъ город.
Городъ этотъ безспорно одинъ изъ лучшихъ уздныхъ городовъ. Раскинутый по холмистымъ берегамъ судоходной рки, на довольно значительное пространство, она не утомляетъ глазъ путешественника своимъ однообразіемъ, своею гладью и казенною формою одной вытянутой улицы, окрашенной въ срый цвтъ, съ присутственными мстами, соборомъ, нсколькими кабаками и грязной гостинницей. Довольно гористое мстоположеніе сообщаетъ всему городу, какой-то своеобычный характеръ: тамъ улица идетъ косогоромъ, тутъ въ ям раскинулся огородъ, на покатости стоитъ часовенка, а возл ее журчитъ холодный ключъ, тамъ по крутому спуску извивается узкая тропинка, гд песокъ, гд трава, гд глинистый берегъ рки оборвался стной. Да и самая рка течетъ, какъ-то особенно прихотливо, то бурлитъ на подобіе водопада, прорываясь черезъ каменья и образуя довольно опасные пороги, то тихо изливается по мелкому песку. Взглянешь на рку, такъ, кажется, курица вбродъ перейдетъ ee, а между тмъ не проходитъ лта, чтобъ не было въ ней утопленниковъ, но отчего же начальству не придетъ въ голову предупредить на будущее время, безпрестанно повторяющіеся несчастные случаи, избавить другое подобное семейство отъ необходимости протягивать руку Христа ради. А сдлать это очень легко, стоитъ только запретить купаться, въ мстахъ боле опасныхъ, завести лодку для спасенія погибающихъ, лодку на вод, а не на берегу, какъ она стоитъ въ настоящее время, или наконецъ, выстроить общественную даровую купальню для простаго народа, правда, на послднее сейчасъ потребуются смты, расходы, явится спросъ, изъ какихъ суммъ употребить деньги, завяжется громадная переписка, которая, по новости дла, кончится или ни чемъ или, чего добраго, нахлобучкой ее затявшему, а извстное дло, что въ русскомъ человк чувство служебнаго самохраненія, развито въ высшей степени.
Въ Август мсяц, иногда и въ юл, здсь проходитъ барочный караванъ, слдующій въ Петербургъ, большею частію съ грузомъ хлба. Барочный ходъ служитъ предметомъ любопытства для большинства городскихъ жителей, и наживы для сельскихъ. Все мужское населеніе деревень обыкновенно недли на дв, т.-е., на все время барочнаго хода, покидаетъ свои жилища и отправляется къ мсту спуска барокъ. Здсь нанимаются лоцмана и простые работники, каждая барка занимаетъ среднимъ числомъ отъ 20-ти до 30-ти человкъ рабочихъ, а число всхъ барокъ простирается иногда за тысячу, впрочемъ въ настоящее время купцы боле осторожные считаютъ лучшимъ провозить свой товаръ по чугунк, оно хоть дороже, да спокойне, не рискуешь изъ-за алтына, лишиться всего. Лоцмана раздляются она чередныхъ и прозьбенныхъ, первые за извстную, опредленную плату обязываются по очереди спускать барки, вторые по своему искусству пользуются большею или меньшею славою и заламливають съ хозяевъ барокъ иногда довольно значительную цну. Хорошій лоцманъ зарабатываетъ обыкновенно, въ каждый барочный ходъ не одну сотню рублей, простые работники довольствуются соразмрною, довольно хорошею платою, но вотъ что значитъ невжество. Вся эта сумма большею частію переходитъ въ кабакъ, съ четырехъ часовъ утра, до двухъ ночи двери кабака открыты настежь, сотни народа кишатъ подъ его окнами, крикъ, смхъ, псни, брань, доступная только родному языку, не умолкаютъ ни на минуту и смняются, разв иногда общими, иногда частными драками. Здсь подгулявшая компанія, изъ общей чашки, хлбаетъ что то неудобоваримое, тамъ выпившій молодецъ засучилъ рукава, со всми драться хочетъ, подъ навсомъ растянулся совсмъ охмлвшій дтина, товарищи льютъ на него воду, но ему и горя мало, лежитъ, какъ трупъ бездыханный, тамъ горячій споръ изъ-за мднаго гроша, тамъ два парня обнявшись, какъ друзья, покачиваются съ-боку-на-бокъ,— всюду русскій разгулъ, во всей его красот и безобразіи. Грустно подумать, что при такомъ развитіи промышленности понятія лоцмана о комфорт, ограничиваются мебелью краснаго дерева и пузатыми самоварами. Впрочемъ и городскіе жители не далеко ушли отъ мужиковъ.
Рка раздляетъ городъ на дв части, правая сторона носитъ названіе собственно города, лвая — слободы. Об части рзко отличаются другъ-отъ-друга, какъ по наружному виду, такъ и по внутренней жизни. Слобода съ городомъ ни въ чемъ не сходятся, не имютъ никакихъ общихъ интересовъ. Слобода лепитъ и обжигаетъ горшки, городъ торгуетъ хлбомъ. Въ слобод свой соборъ, свое кладбище, свои лавки, нищіе, юродивые и дуры, свои гулянки, свое общество, въ город живетъ уздная аристократія, сосредоточена вся городская власть. Строеніе въ слобод исключительно деревянное, большею частію некрашенное, городъ щеголяетъ и каменными зданіями и красивыми деревянными домиками. Для сообщенія съ городомъ служитъ паромъ-самолетъ, доступный впрочемъ не всегда для всхъ одинаково, часто случается, что крестьянинъ, пріхавшій верстъ за двадцать, съ товаромъ для продажи въ город, по случаю скопленія значительнаго числа различныхъ повозокъ, тщетно ждетъ паромной очереди и наконецъ, не дождавшись ее, пускается въ бродъ, подмачиваетъ привезенный имъ товаръ и быть можетъ спускаетъ его на рынк за подъ-цны, иногда напротивъ, при отсутствіи желающихъ перехать, тотъ же крестьянинъ хоть и впускается на паромъ, но ждетъ перевоза до-тхъ-поръ, пока не соберутся три или четыре телги, бываютъ и такіе случаи, напримръ во время ожиданія губернской власти, что на паромъ, вслдствіе служебной ревности городничаго, ршительно никого не пускаютъ, но такія невзгоды случаются очень рдко.
На главной улиц города, вымощенной, хотя и не везд, камнемъ, расположено нсколько флигелей городскихъ присутственныхъ мстъ, окрашенныхъ въ форменный сро-желтый цвтъ, одного изъ нихъ стоятъ два фонаря, единственные въ город, и красуется надпись изъ золотыхъ буквъ: ‘квартира городничаго.’ — Напротивъ гостинный дворъ, торгующій всевозможными произведеніями, отъ дегтя до духовъ и помады Мусатова, отъ крестьянской лапоти до узенькой туфельки съ розовыми бантиками, отъ выбойчатой головной повязки, до шляпки туземнаго моднаго издлія, до того убранной перьями и цвтами, что при взгляд на нее въ глазахъ зарябить и невольно подивишься вкусу русскаго человка. За гостиннымъ дворомъ, слдуетъ обжорный рядъ съ свойственною ему вывскою: на длинномъ шест прикрпляется доска красная четыреугольная или блая продолговатая, первая означаетъ мясной столъ, вторая столъ рыбный. Въ красномъ каменномъ дом помщается гостинница для прізжающихъ, которая могла бы быть порядочною, еслибъ въ ней сколько-нибудь сносно ьормили, еслибъ подаваіи чистую посуду, еслибъ скатерти и сялфстки мылись не по однимъ торжественнымъ праздникамъ, еслибъ хозяинъ не ходилъ постоянно въ засаленномъ халат, а прислуга содержала себя опрятне, хоть бы въ баню почаще ходила. Наискось гостинницы торчитъ городской клубъ или собраніе, который въ настоящее время совершенно пустъ и можетъ носить названіе клуба по однимъ воспоминаніямъ. Только зимой собирается здсь городское и уздное общество, съ принадлежащими ему офицерами, которое говорятъ очень веселится, т. е., пьетъ и танцуетъ, пьетъ и играетъ въ карты, пьетъ и стъ, наконецъ просто пьетъ безъ всякой посторонней примси, однимъ словомъ распоряжается какъ слдуетъ. Какъ нжная жена возл любимаго мужа, помщается возл клуба зданіе питейнаго откупа съ вывскою квартиры управляющаго. Вообще до вывсокъ городъ большой охотникъ, напримръ въ сундук городническаго правленія хранятся вывски, означающія названія городскихъ улицъ, прибиваются он, разумется, только иногда, при ожиданіи нашествія какой-нибудь посторонней власти, на тхъ улицахъ, по которымъ власть должна прозжать, по отбытіи же ея тотчасъ снимаются, складываются обратно въ сундукъ и лежатъ въ немъ де втораго пришествія.
На городской площади возвышаются два собора и тутъ же пасутся коровы, лошади, козы и бгаютъ собаки самого неистоваго вида. А между тмъ на этой площади можно было бы развести прекрасный городской садъ, а то ршительно негд подышать чистымъ воздухомъ, обыкновенно гуляютъ по вечерамъ но берегу рки. Мщанки и купчихи, разодтыя въ пестрйшія шелковыя платья, съ красными, желтыми и голубыми платками на головахъ, съ большими точеными ожерельями на шеяхъ и такими же серьгами въ ушахъ, чинно сложивъ руки, важно выступаютъ павами. Кажется каждая изъ нихъ пришла сюда не затмъ, чтобъ въ-самомъ-дл пройдтись, подышать свжимъ воздухомъ, обмнятся живымъ словомъ, отдохнуть отъ дтскаго крика или трудной работы, нтъ, он собрались сюда точно по обязанности, потому что такъ слдуетъ, заведено такъ. Утромъ побывали у обдн, сходили на кладбище поклониться праху сродственниковъ, домой пришли, кофеишку напились, пирожка покушали, отдохнули и отправились на рку. На всхъ лицахъ какая-то апатія, рдко гд промелькнетъ улыбка, точно дремота обуяла всхъ, ноги передвигаются, а ни глазъ не моргнетъ, ни голова не шевельнется, разв отпустить приличный поклонъ знакомому или знакомой, — куклы ходячія да и только! Между ими есть не мало хорошенькихъ, взглянешь на одно, другое лицо и не вольно задумаешься. Проглядываютъ въ немъ и страсть и умъ, но все это забито, задавлено, занавшено формой уродливыхъ приличій. Съ дтства боялась она самодура тятеньку, въ двицахъ ей твердили объ обязанностяхъ хорошей женщины, т. е., о необходимости повиноваться во всемъ мужу, быть его рабой безусловной, терпливо сносить ругательства, а не то и побои, да пожалуй и твердить было нечего, она видла примръ за глазахъ, на отц и матери, тамъ выдали замужъ за-кого хотли, стряпаетъ она пироги, дтей родитъ, укладываетъ спать охмлвшаго супруга, величаетъ его вы, Захаръ Игнатьичъ, Илья Тихонычъ и т. п.— онъ ее тыкаетъ, Варвара, Марья, Агафья, какъ хотите, и только для приличія, въ добромъ расположенія духа, въ гостяхъ, подаритъ Варварой Васильевной, Марьей Петровной или Агафьей Семеновой. Умретъ мужъ, сынъ выростетъ, онъ глава въ дом, онъ смотритъ на мать какъ на что-то себя нисшее. Не мудрено, что при этихъ жизненныхъ условіяхъ заглохнетъ въ женщин все ея человческое достояніе, она не иметъ ни своего разума, ни своей воли, она обращается въ вещь, игрушку, грубую прихоть мужчины, гд же тутъ искать жизни?— по невол она гуляетъ изъ обязанности передвигать ноги. Мужчины, большею частію, или прохаживаются или сидятъ отдльными группами, покуриваютъ грошевыя сигары да папиросы, изъ бумаги на подобіе сахарной, ломаютъ на пари пряники, тутъ же купленные у старухи бабы, толкуютъ о торговл, рыбной ловл, урожа и прочихъ боле или мене близкихъ предметахъ. Только нкоторые уздные ловеласы, чинно выступаютъ рядомъ съ женщинами, сыплютъ сладкія до приторности любезности, передаютъ мелкія сплетни своего круга. Не одно впрочемъ мщанское и купеческое общества собираются здсь, нтъ, тутъ вы увидите и священника съ семействомъ и непроходимаго франта, мелкаго узднаго чиновника, съ розанчикомъ въ петлиц, и разукрашенную мушкатерку чиновницы и пышный кринолинъ и тхъ офицеровъ, которые составляютъ отраду и надежду уздныхъ барышень, и непремнную принадлежность каждаго общества и всхъ гуляній. Аристократія города посщаетъ гулянья больше изъ покровительства, изъ милости, чтобъ не показаться слишкомъ гордою и неприступною, кое-кто изъ нея пройдетъ иногда два, три раза, окинетъ взоромъ эту пеструю, движущуюся толпу и удалится во-свояси. Иногда шагомъ продетъ кабріолетъ съ дамой и кавалеромъ, осматривающихъ гуляющихъ какъ своихъ подданныхъ и сознающихъ въ душ свое неизмримое предъ ними величіе. ‘Мерзавка!’ думаетъ дама, смотря на разрядившуюся купчиху, ‘тоже смла кринолинъ надть’, не терпливо хлопаетъ возжами, кокетливо взглядываетъ на проходящаго, заломившаго на бокъ фуражку, офицера, обдаетъ общество облакомъ пыли и узжаетъ. Мсто кабріолета заступаетъ пролетка, съ двумя вырядившимися купеческими дочерьми, самыми богатыми невстами въ город, прямо, какъ дв жордочки сидятъ он, прямо смотрятъ передъ собою, кажется он ничего не видятъ, ничего не слышатъ, ничего не говорятъ даже между собою, только изрдка отпустятъ чинный поклонъ какому-нибудь мущин, он пріхали исключительно себя показать, свою приданую, жирную, купеческую лошадь и находящуюся подъ ними пролетку.
Берегъ рки составляетъ единственное мсто здшнихъ общественныхъ собраній, кром его общество городское сходится только по праздничнымъ днямъ въ собор. Все остальное время оно прозябаетъ дома, занимается мелкой торговлей, переписываетъ бумаги въ суд, сплетничаетъ, стъ, пьетъ, спитъ, принимаетъ юродивыхъ, слушаетъ ходячую по городу разстроенную шарманку, козыряетъ не только по вечерамъ, но иногда по днямъ и ночамъ, обманываетъ другъ-друга какъ только возможно и тянетъ другъ-съ-друга, что возможно.
Человкъ новый, небывалый, взглянувъ на эти строго-постныя дремлющія лица гуляющихъ, ихъ сдержанную улыбку, на опущенные глаза женщинъ при разговор съ мужчинами, на весь этотъ до нельзя чинный порядокъ, на всю эту видимую строгость нравовъ, невольно подумаетъ, что здсь свято сохраняется супружеская врность, что здсь не существуетъ любви, не освященной закономъ, что здшняя женщина или бревно, неимющее ни страсти, ни чувства, ни увлеченія, любящая по приказанію, или нравственныя ея начала развиты до такой степени, что убиваютъ даже всякую мысль возможности нарушенія долга. Все это покажется сначала, но лишь только всмотришься по глубже въ это общество, тотчасъ разочаруешься. Вотъ наступили сумерки, толпа на рк замтно начинаетъ редть, лица оставшихся становятся оживленне, точно дождались часу, въ который можно вздохнуть свободне, кудреватые парни смле заглядываютъ въ лица двушкамъ, послднія не отворачиваются какъ прежде, не опускаютъ глазъ, не краснютъ, а умильно улыбаются, порой раздается звонкій смхъ, тамъ затянулась псня, забряцала трехструнная балалайка, тутъ на лавк усвшаяся компанія мужчинъ и женщинъ, то перешептывается, то весело о чемъ-то толкуетъ, то пристально засматривается другъ-на-друга. Проходитъ часъ, на рк остается только нсколько паръ, чиновникъ съ дородной мщанкой тихо о чемъ-то бесдуетъ, въ отдаленіи молодой, рослый купчикъ мрно прохаживается съ двушкой, два мщанина съ двумя мщанками расположились на трав и тянутъ какую-то псню, точно выжидаютъ чего-то. Вотъ совсмъ стемнло, кругомъ тишина, только вода журчитъ по каменьямъ, идешь, кажется живой души не встртишь, и вдругъ, въ нсколькихъ шагахъ отъ себя, слышишь шорохъ, женскій шопотъ, мужскую рчь, да звонкій поцлуй прорвавшейся страсти. Загляните въ дома, найдете то же самое, только при другой обстановк, при другихъ условіяхъ. Здсь чистый воздухъ, тамъ душная комната, здсь свтитъ луна, тамъ сальный огарокъ, сюда ушла женщина отъ отца, мужа, брата, кого хотите, украдкой, обманомъ, тамъ обманываетъ не уходя, какое средство сподручне, тмъ я распоряжается. Нельзя сказать, чтобъ все это имло характеръ прямаго разврата, женщина здсь не торгуетъ собой, въ нкоторомъ отношеніи она права и чиста, она выбираетъ друга изъ своей среды, по влеченію своего сердца, она сама не рада, сама сознаетъ, что это влеченіе есть тяжкій грхъ, отмаливается за него какъ можетъ, но не въ состояніи преодолть своей страсти. Ей не позволяли любить открыто, чисто, она все время подъ спудомъ была, она не любила своего жениха, не любитъ мужа, а только боится, у ней отняли волю, но не могли отнять чувства, сердце потребовало для себя пищи, и рванулось къ избранному, женщина отдала только долгъ своему нелпому воспитанію и растлвающимъ ее жизненнымъ условіямъ! Но довольно, оставимъ рку и гуляющихъ на ней и перенесемся на главную улицу города.
Передъ ярко освященными окнами каменнаго двухъ-этажнаго дома зваетъ и толпится народъ, у воротъ стоятъ двое дрожекъ, тарантасъ, какое-то подобіе кареты и еще экипажъ, неимющій себ подобія, какая-то и лодка и карета и домъ я дроги и кровать съ занавсками — все вмст, запряженный парою тощихъ срыхъ лошадей, съ такимъ же тощимъ и срымъ кучеромъ.— До слуха долетаютъ звуки, правда, не совсмъ гармоническіе, но все-таки звуки скрипки и контрабаса.— Въ дом балъ. Балъ у молодыхъ, по случаю свадьбы управляющаго питейнымъ откупомъ, или шкалика, какъ его здсь называютъ. ‘Что вы здсь стоите? на верхъ пойдемте,’ сказалъ, обращаясь ко мн, подъхавшій къ воротамъ господинъ съ усами, въ черномъ фрак и желтыхъ перчаткахъ.— ‘Какъ-же я пойду, разв можно? Я не былъ представленъ, я никого здсь не знаю.’ — ‘Пустяки! есть съ кмъ церемониться, пойдемъ шампанское пить, будетъ вдоволь, одно слово, шкаликъ!’ энергически замтилъ знакомый, схватилъ меня подъ руку и потащилъ по лстниц.— Въ передней три еврея, солдаты инвалидной команды, вытягиваютъ что-то напоминающее кадриль.— Я вошелъ въ залу, мн было немножко неловко, пары танцующихъ вопросительно взглянули на меня, но вотъ подошелъ хозяинъ-шкаликъ, маленькій человкъ съ большимъ носомъ. ‘Очень радъ, очень радъ,’ повторяетъ онъ, съ чувствомъ пожимая мою руку и тащитъ въ гостинную, представлять своей половин. Въ дверяхъ я встртился съ хозяйкой, она умильно улыбнулась и тутъ же познакомила меня съ нсколькими окружающими ее дамами.— Въ это время подошелъ къ намъ длинный, неуклюжій господинъ, смахивающій на медвдя, въ бломъ демикатоновомъ сюртук и такихъ же брюкахъ, съ нсколькими орденами на груди, съ суконною наружностію мдно-краснаго цвта и съ черными какъ смоль, завитыми какъ у пуделя, волосами.— ‘Очень пріятно познакомиться, здшній городничій,’ говоритъ онъ, прибавляя свою фамилію.— ‘Nous sommes charms, comment vous trouvez notre petite socit?’ продолжаетъ онъ.— Я взглянулъ на новаго знакомца съ удивленіемъ. Громкая фамилія и чистый французскій выговоръ, чортъ знаетъ что такое!— Съ помощію городничаго, черезъ какой-нибудь часъ времени, я познакомился со всмъ обществомъ, узналъ біографію каждаго лица, его служебную и неслужебную дятельность, и даже посвятился въ нкоторыя уздныя тайны. Вотъ очень маленькій господинъ, съ очень тоненькими ножками и такими же губками, съ оскалившимися зубами, съ клочками волосъ на щекахъ и небольшимъ ихъ количествомъ на голов, играетъ роль распорядителя бала, приказываетъ играть музыки, устанавливаетъ кадрили, сажаетъ за карты, подчуетъ мущинъ шампанскимъ и, съ самаго начала вечера, поданной закуской. Это здшній архитекторъ, здшній Донъ-Жуанъ, сердцедъ. Онъ вчно занятъ, вчно суетится, обязанностей у него гибель. Онъ чинитъ никуда не годные мосты и выдаетъ ихъ за новые, исправляетъ невыразимо гадкія дороги, ставитъ очень красивые верстовые столбы, составляетъ фасады дачъ въ собственномъ вкус, не забывая при этомъ своего личнаго интереса, размежовываетъ огороды, за что вознаграждается огурцами и капустой, креститъ дтей, иногда замняетъ имъ няньку, бываетъ шаферомъ на всхъ свадьбахъ, немилосердно разъзжаетъ по узду, получаетъ въ подарки всевозможныя издлія дамскихъ ручекъ, отдариваетъ въ свою очередь, играетъ въ карты по большой и маленькой, какъ прикажутъ, исполняетъ разныя коммиссіи, преимущественно по части дамскаго туалета, держитъ кабріолетъ и катаетъ въ немъ дамъ, длаетъ вечера, устраиваетъ лотереи, даетъ различные совты, сопровождаетъ дамъ въ ихъ путешествіяхъ и прочее и прочее. Словомъ, всюду, куда не оглянись, везд виднъ или самъ онъ, или, по-крайней-мр, слдъ его всесторонней дятельности.
Какъ говоривши о планет, нельзя умолчать о ее спутникахъ, такъ коснувшись архитектора, нельзя оставить, безъ вниманія окружающихъ его дамъ.— Посмотрите какъ мало, чинно танцуютъ он, сколько граціи во всхъ ихъ движеніяхъ, какъ отчетливо выдлываетъ па полная супруга инвалиднаго начальника, сколько колецъ нанизала она на свои пухленькіе пальцы, сколько одеколону вылила на блую шейку, какіе умильные глазки длаетъ своему кавалеру, какіе брилліанты блестятъ на купеческихъ дочеряхъ, тхъ самыхъ, которыя показывали себя и свою пролетку на берегу рки, какое перо торчитъ на голов судейши, какъ мило шепеляетъ она: ‘Владимилъ Иваныць, пасматлите я казеться плятье абальвала.’
Въ нижнемъ этаж дома представилась другая картина. Довольно большая комната была вся заставлена ломберными столами. За ними, въ облакахъ табачнаго дыма, сидли: исправникъ, судья, какой-то непремнный членъ, засдатель, секретарь, розовенькій господинъ съ небольшими усиками и нсколько другихъ городскихъ знаменитостей, козыряющія въ карты.— Въ углу помщался особый столъ съ водкою, различныхъ цвтовъ и названій, пивомъ и разными соленностями. Совсмъ готовый почтмейстеръ, низенькій человкъ въ синихъ очкахъ, развалился у стола и несвязно бормоталъ, про 12-й годъ, его беззубый помощникъ (онъ же и уздный дантистъ), въ сромъ, нанковомъ сюртук, уврялъ какого-то господина въ своемъ искусств дергать зубы.— И странное дло, глядя на наружность всхъ этихъ господъ, почти наврно можно было угадать родъ ихъ дятельности, до такой степени служебныя занятія отпечатались на ихъ физіономіяхъ. Кругомъ раздаются восклицанія, свойственныя карточной игр, впрочемъ весьма скромныя и тихія.— ‘Ходите!’ замчаетъ играющій въ ералашь исправникъ, сидящему противъ него партнеру.— ‘Знаю что ходите, да не съ чего,’ наивно отвчаетъ партнеръ.— Лицо исправника скрючилось.— ‘Ну, да Господb благослови!’ энергически возразилъ онъ и перекрестился. Догадливый партнеръ пошелъ въ трефы, у исправника ихъ было полныя руки.— Кром такого умнья исправника иносказательно выражать свои карточныя потребности, онъ, говорятъ, большой мастеръ сдавать себ тузы.— По поводу этихъ послднихъ въ архив здшняго суда хранится довольно толстое дло, съ лаконическимъ названіемъ: ‘дло о пропаж червоннаго туза.’ — Сущность его заключается въ томъ, что въ одинъ прекрасный вечеръ, четверо помщиковъ услись играть въ преферансъ, въ одну игру, когда карты были сданы и хозяинъ объявилъ черви, на дворъ привели показывать какихъ-то лошадей, играющіе сложили карты и вышли, за исключеніемъ одного, вроятно не чувствовавшаго особой симпатіи къ четвероногимъ животнымъ, пользуясь отсутствіемъ своихъ товарищей, оставшійся ршился уменьшить хозяйскую игру, присвоить себ принадлежащій ей червонный тузъ, а вмсто его подложить какую-то семерку.— По возвращеніи играющихъ, дло разумется объяснилось, съ виновнымъ хотли распорядиться домашнимъ образомъ, но къ счастію онъ успла, выпрыгнуть въ окно, бжать въ городъ и тамъ настрочить просьбу на своего оскорбителя.— За исключеніемъ такихъ необъяснимыхъ феноменовъ, случающихся конечно весьма рдко, играющіе обыкновенно ведутъ себя очень прилично.— Вообще карточная игра, какъ я узналъ впослдствіи, развита здсь въ высшей степени, играютъ вс, начиная отъ исправника до писаря питейной конторы, играютъ во всякое время, утромъ, днемъ, вечеромъ и ночью, играютъ большею частію по большей, такъ что иногда невольно подивишься, откуда берутся у какого-нибудь не весьма чиновнаго господина, возможность проигрывать довольно изрядныя суммы. Нкоторыя лица составляютъ постоянныя, неразрывныя партіи, разрушаемыя только временно какимъ-нибудь особеннымъ явленіемъ, напримръ, болзней или нашествіемъ ревизора. Судейша играетъ только съ почтой (такъ называется почтмейстеръ съ его помощникомъ), судья съ земской полиціей. Впрочемъ изъ дамъ, рьяныхъ, записныхъ игрицъ не много, дв, три, да и обочтешься, остальныя играютъ больше для смху, по маленькой, когда выиграютъ то берутъ деньги, а въ случа проигрыша, правда постигающаго ихъ очень рдко, потому что дамамъ во всемъ угождать нужно, отдлываются улыбкою, невинною шуткою или маленькою, милою бранью, которую злодй обыгравшій принимаетъ какъ награду.
Часовъ въ пять утра, играющіе и танцующіе и ни чего недлающіе, шныряющіе изъ комнаты въ комнату, отъ водки къ закуск и отъ закуски къ водк, потребовали положительнаго подкрпленія силъ.— Гости услись за ужинъ, молодые, хозяинъ и хозяйка, съ счастливыми самодовольными лицами, помстились по средин стола, чуть-ли не на возвышеніе, по-крайней-мр они казались выше всхъ присутствовавшихъ, говоръ, смхъ, безпрестанные тосты, громкое оглушительное ура, туши евреевъ-музыкантовъ не прерывались ни на минуту. Каждый точно старался перекричать своего сосда, удивить его своею веселостію и остроуміемъ.— Розовый господинъ съ небольшими усиками ругалъ вино, маленькій Владиміръ Иванычъ засуетился окончательно, бгалъ съ бутылками, блюдами и обратился въ настоящаго лакея, почтмейстеръ, совершенно осоввшій, соплъ и клевалъ носомъ въ тарелку, исправникъ гудлъ про какое-то слдствіе, дама въ зеленомъ плать хохотала такъ, что нужно было опасаться за цлость ея снуровки, пожилой, сдовласый поручикъ, сильно нагрузившійся, безпощадно подливалъ въ бокалы всхъ шампанское, предлагалъ удивительные тосты, возбуждавшіе взрывы хохота, кричалъ ‘горько’, при чемъ молодые вставали, раскланивались на вс стороны, точно вызванные актръ съ актрисой и, нжно цловались въ ланиты. Вдругъ, на минуту воцарилась тишина, какъ говорится тихій ангелъ пролетлъ, точно гости хотли перевести духъ, чтобъ зашумть снова, сильне прежняго. И дйствительно голосъ поручика неистово гаркнулъ: ‘за здоровье будущаго маленькаго шкалика, c’est le moment quand le petit шкаликъ est nè,’.— Вс присутствующіе треснули хохотомъ, щеки молодыхъ покрылись легкимъ румянцемъ.
Такъ вотъ она провинція, вотъ онъ уздъ со всми его принадлежностями, думалъ я, нсколько дней спустя, пробираясь, по окончаніи визитовъ городскимъ сановникамъ, къ себ на квартиру. Вотъ она уздная жизнь! Всюду пахнетъ какою-то плсенью жизни, нигд не услышишь живаго, слова не встртишь сердца, бьющагося интересами отличными отъ интересовъ безкозырной игры, слдствія о пропавшей коров, мелкой уздной сплетни, предстоящаго розговенья или заговнья, да новой дамской выкройки.— Правда, здшняя барыни не толкуютъ объ опер, потому что не слышать ее, не восторгаются французскимъ водевилемъ, потому что его нтъ, не бредятъ Страусомъ, потому что его замняютъ музыканты — евреи, бредить которыми можно только въ случа разстройства нервъ, будь вс эти блага міра сего и здшняя Анна Ивановна ни чмъ бы не отличалась отъ Петербургской статской совтницы, чуть-чуть не генеральши.— Если она и проще этой послдней, если въ ней мене неестественности, если она меньше сворачиваетъ ротъ на сторону когда хочетъ казаться тонне, то происходитъ это разв отъ чистаго воздуха, да отъ того, что фигурить не передъ кмъ, а покажись кто нибудь, ого!… пересолитъ всякую коренную столичную обитательницу.— Да и гд ей было отстать отъ усвоенныхъ привычекъ, отъ всосанныхъ съ дтства понятій?… воспитывалась она въ институт или пансіон, большею частію столичномъ, пріхала сюда во окончаніи курса, чтобъ удивить провинцію блескомъ своихъ знаній или завезена тираномъ мужемъ, и смотритъ на свою провинціальную жизнь, какъ на состояніе переходное, какъ на матеріалъ, служащій для поправки разстроенныхъ средствъ или пріобртенія новыхъ — для жизни столичной.— Только истыя обитательницы узда, знающія другой міръ по книгамъ и слухамъ, носятъ на себ свой исключительный типъ, окружающей ихъ сферы, но эти послднія отличаются отсутствіемъ всякаго, даже ложнаго образованія и принадлежать, большею частію, или къ мелкимъ помщицамъ, выходящимъ замужъ за такихъ-же мелкихъ чиновниковъ или къ тмъ барынямъ, которыя посредствомъ брака перешли въ барское состояніе. Другое дло составляютъ мущины, т окрашиваются довольно скоро мстнымъ колоритомъ и его жизненными условіями, раскисаютъ окончательно, разсползаются наружно и сжимаются внутренно, въ нихъ ужъ совершенно нтъ вякакого стремленія скривить ротъ для тону, пустить столичную фразу, надть модный фракъ, причесаться, вычистить ногти, они не идеальничаютъ какъ ихъ жены и исключительно погружаются въ матеріальный міръ. Только разв ‘Сынъ Отечества’, составляющій здсь единственное чтеніе, наполняетъ ихъ души поэзіей. Оттого-то и слышишь часто, что дражайшая половина, сжимая глазки, съ сожалніемъ говоритъ про мужа: ‘ахъ, онъ такой провинціалъ, никакихъ столичныхъ интересовъ не понимаетъ’. Только при нашествіи губернаторской власти, преобразовывается мужское чиновное населеніе города, бгаетъ, суетится, хлопочетъ, бранится, отдаетъ приказанія, худетъ, брется, стрижется, моется и чистится до нельзя, затягивается въ мундиръ.— Посмотришь на нихъ и не узнаешь, только по дивишься умнью русскаго человка приноравливается къ обстоятельствамъ, такъ вдругъ похорошли вс, такими стали вс свженькими, миленькими, чистенькими, добренькими, что сердце радуется, словно давно жданный торжественный праздникъ наступилъ, а ухалъ губернаторъ и пошли опять прежніе будни.— Да и не мудрено, на себ чувствуешь какъ заразительно даже на гостя дйствуетъ эта жизнь, къ какой дремот, апатіи располагаетъ она, какъ мало-по-малу отчуждаешься отъ всего истинно человческаго, какъ пусто становится и въ голов и въ душ, какъ равнодушно смотришь на грязную дворню помщика, на босоногаго мальчишку — лакея исправника, на стриженую бабу, юродивую, какъ обыкновенными кажутся названія горничныхъ: Варьками, Машками, какъ сживаешься съ каждою уродливостію, какъ интересуешься сплетнями, находишь въ нихъ какую-то потребность, отраду для души, пищу для ума. Да, сплетня въ узд великое дло, это своего рода газета, спасительная гласность, это Колумбъ открывающій Америку, съ помощію сплетни, вы становитесь всевдущимъ, всевидящимъ. И посмотрите, съ какимъ увлеченіемъ здшнее общество сплетничаетъ другъ на друга, какъ оно облекло сплетню, въ какую-то приличную, милую форму. Инвалидный начальникъ, съ птичьей физіономіей, сплетничаетъ на городничаго, городничій въ свою очередь на инвалиднаго начальника, исправникъ на судью, судья на почтмейстера, засдатель на предсдателя, предсдатель на всхъ. И не то, чтобъ такое обыкновеніе имло характеръ злобы, вражды, Боже сохрани! вс эти лица большіе друзья между собой, говорятъ другъ-другу ты и сплетничаютъ, потому что нельзя не сплетничать, потому что это такъ устроено. Я не говорю о дамахъ, т разумется, за исключеніемъ своего личнаго я, никого не щадятъ, сплетня для нихъ необходима также, какъ сердцедъ города — Владиміръ Иванычъ.
Съ помощію сплетни оказалось, что исправникъ краситъ волосы, что онъ хотя и не женатъ, но иметъ троихъ дтей и только намренъ вступить въ законный бракъ, что водку онъ пьетъ, но никогда не покупаетъ, что барочный ходъ для него манна небесная, что почтмейстеръ женатъ не былъ, дтей иметъ, но жениться не намренъ, быть можетъ потому, что овдовлъ, что одинъ господинъ сырой наружности очень удачно опекаетъ какое-то имніе, отчего супруга его, прежде ходившая въ весьма скромныхъ платьяхъ, теперь носитъ только бархатныя, что помощникъ почтмейстера, по случаю смерти своей супруги, далъ зарокъ не пить шесть недль водки, но въ поминки, на девятый день, не выдержалъ и напился до положенія ризъ, что одинъ, очень благовидной наружности господинъ, никогда подобнаго зарока не давалъ и пьетъ водку ровно черезъ пять минутъ по рюмьк, что тотъ же господинъ быль сначала голъ какъ соколъ, но по неосторожности одной влюбившейся въ него барыни, пріобрлъ цлое имніе, пустивъ свою благодтельницу чуть-ли не по-міру, что розовый господинъ съ небольшими усиками, господинъ очень хорошій, милая супруга котораго каждую весну разршается отъ бремени то сыномъ то дочерью, до страсти любитъ длать званые обды, для чего завелъ цлую коллекцію самыхъ изящнйшихъ рюмокъ и стакановъ, но по случаю сильной карманной чахотки, постигшей въ послднее время, обдовъ не длаетъ, а только — любуется, выставленною на показъ, ихъ вышесказанною принадлежностью, что предводитель, напротивъ, не только не любить обдовъ, но во избжаніе всякихъ посщеній, вчно передлываетъ свою залу, что городничій бываетъ не только два раза въ годъ имянинникомъ, но справляетъ еще два рожденья и годовщину своего вступленія въ должность. Впрочемъ про послдняго ходитъ столько слуховъ, городъ занимается имъ такъ исключительно, что по невол и мн приходится распространиться о немъ подробне. Вообще городничій геніальный человкъ, онъ обладаетъ умньемъ не только говоритъ по-французски и кудряво завивать волосы, нтъ, онъ мастеръ на вс дла, на вс руки, онъ изъ ничего творитъ все, онъ фокусникъ, чародй Боско! Онъ украшаетъ городъ вывсками и фонарями у воротъ своего дома {Ходитъ постоянно въ бломъ, какъ снгъ, костюм, и только при появленіи посторонняго значительнаго лица облачается въ мундиръ и вооружается двумя костылями, какъ доказательствомъ своего увчья.}, держитъ въ такомъ страх купцовъ, что послдніе называютъ его не иначе какъ Пугачевымъ, хотя пугачевскаго въ немъ ничего нтъ, для внушенія пущей важности, вроятно тмъ же купцамъ, называетъ себя сыномъ какого-то знаменитаго генерала, въ удостовреніе чего даже его портретъ у себя повсилъ, хотя положительно извстно, что у этой знаменитости никогда ни какихъ дтей не было, волею и неволею побждаетъ женскія сердца, преимущественно то же купеческія, въ торжественные дни вытаскиваетъ старую пушку и палитъ изъ нее такъ, что въ город стекла дрожатъ и жители являются умолять о пощад, разршаетъ лотереи, до которой городъ большой охотникъ, получаетъ въ знакъ признательности даровые билеты и выигрываетъ, устроиваетъ вечера ничего ему не стоющіе, неусыпно заботится о благосостояніи города, мечтаетъ о тротуар на главной улиц, парк, лтнемъ вокзал и прочихъ необходимыхъ, по его мннію, удобствахъ, принимаетъ различныя приношенія, какъ деньгами, такъ колоніальными, мануфактурными и прочими всевозможными произведеніями. Короче, глазъ, рука и умъ городничаго не брезгуютъ ничмъ, ничего не оставляютъ безъ вниманія. Посл ярмарки, бывающей здсь два раза въ годъ, квартира великаго градоначальника, образуется въ складочный рынокъ самыхъ разнообразныхъ товаровъ, чуть-ли не въ всемірную выставку. Правда, нкоторыя статьи торговли поощряются имъ съ особенною любовью, напримръ, Татаринъ, являющейся на ярмарку, облачаетъ блюстителя города въ два халата, одинъ идетъ за ярмарку настоящую, другой служитъ ему придачею и зачитается вроятно за вторую. Конечно все это длается для испытанія качества привозимыхъ товаровъ, въ-самомъ-дл нельзя же позволить продавать жителямъ всякую дрянь.
Тяжело становится на душ, когда подумаешь, что много еще такихъ городовъ и городничихъ на матушк Руси. Когда лучь благотворнаго свта разгонитъ эту густую тьму, когда ударъ грома пробудитъ отъ сна эти вялыя натуры и они возстанутъ къ новой жизни? Можетъ быть, много времени пройдетъ до того и долго будутъ спать они, охраняемые отъ всякихъ тревогъ, бурь, непогодъ, нашествій и наздовъ, обширностью нашей матушки Россіи, ея плохими дорогами да провалившимися мостами.
25 юля. 1860 года.