Е. И. Замятин
Уэллс
КОММЕНТАРИИ
Уэллс, Замятин Евгений Иванович, Год: 1920
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Замятин Е. И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 4. Беседы еретика
М., ‘Дмитрий Сечин’, ‘Республика’, 2010.
Уэллс не был бы Уэллсом, если бы он не приехал теперь в Россию. Поклонник фантастических путешествий, побывавший и на Луне, и у морлоков, и у людей каменного века, и в ‘Новой Утопии’, — он должен был увидеть и фантастическую Россию. И он приехал.
Он приехал сюда не так, как приезжали другие иностранцы: не послом от нации к нации или от класса к классу. Единственным его официальным званием было самое почетное и самое интернациональное из званий: писатель. Как писатель он приехал в гости к писателю. Без официальных гидов ходил и смотрел все то, что можно увидеть без официального гида. И кажется, основательней, чем другие иностранцы, познакомился с теперешним русским бытом. Был он в советской столовой, был в одной из тюрем, был в Петрокоммуне, был в школе, был в Академии наук, в Доме ученых, в Доме искусств, в издательстве ‘Всемирная литература’, в Эрмитаже, в Институте экспериментальной медицины, на заседании Петербургского Совета. От многого, естественно, у него остались тяжелые впечатления, особенно — по контрасту с Англией, где война мало сказалась и где жизнь катится еще по старой наезженной нетряской колее. Многое заинтересовало его: постановка школьного дела (в бывшем Тенишевском училище), теоретически идеальные планы снабжения граждан всем необходимым (в Петрокоммуне), работы Манухина и Павлова в Институте экспериментальной медицины.
Петербургские писатели и журналисты принимали Уэллса в Доме искусств. Наскоро сорганизованный обед превратился в торжественное чествование английского гостя с целым рядом речей. Говорили по-русски: А. В. Амфитеатров, В. Д. Боцяновский, А. С. Грин, М. Горький, Н. Пунин, П. Сорокин, К. И. Чуковский, В. Б. Шкловский, по-английски: Ю. П. Данзас, Евг. Замятин, С. Ф. Ольденбург, В. А. Чудовский, речи говоривших по-русски — переводились Уэллсу. Русский писатель живет сейчас в стране, где — будем надеяться, не навсегда — почти нет литературы и книги, об этом трудно забыть. И оттого сквозь мажор приветствий в иных речах ясно слышалась горечь.
Уэллс отвечал всем говорившим сразу — или, вернее, отвечал одному, отвечал на очень резкий упрек по адресу всей последней политики Англии. В ответе Уэллса чувствовался голос не только Уэллса, но и очень широких кругов Англии, и о нем стоит упомянуть подробней.
‘Первое, что мне хотелось бы сказать, — говорил Уэллс, — это — что нас нельзя винить за действия наших правителей, мы за них не ответственны. Второе: я и не хочу снимать ответственность с правительства Англии: для ее политики — у меня нет оправданий. Третье: мы в Англии хотим сейчас одного — чтобы России дана была возможность закончить свой опыт в мирной обстановке, чтобы можно было увидеть результаты этого опыта. Четвертое: мы, англичане, и вы, русские, — люди с очень различным складом ума. У нас о социализме — иные представления, и мы в Англии думаем не о коммунизме, нет — мы думаем о коллективизме’.
Впрочем, в публичных выступлениях — трудно узнать знакомый нам оригинальный и иронический ум Уэллса: для этого надо слышать Уэллса в частной беседе. Тут он умеет находить забавные, образные, неожиданные аргументы. Вспоминается, однажды в присутствии Уэллса спросили: должен ли социализм совершенно упразднять частную собственность — или только ограничить ее. Реплика Уэллса: ‘А зубные щетки у вас тоже будут общие? Нет, я не согласен…’ Много других его, не менее забавных, реплик — к сожалению, едва ли можно с достаточной точностью передать по-русски.
Такой богатый, многокрасочный интеллект, как у Уэллса, — не уложить в ящички и параграфы. Уэллсовский социализм построен по его собственным чертежам. Уэллс остался верен тому, что несколько лет назад он говорил в своей автобиографии: ‘Я всегда был социалистом, но социалистом не по Марксу’. И, сколько можно судить, прежним остается его прогноз относительно социального движения в Англии. ‘Чтобы мы что-нибудь ‘свергли’, ‘опрокинули’, ‘уничтожили’, чтобы мы ‘начали все сызнова’ — никогда! Тем не менее мы все гуще и плотнее насыщаемся социализмом. Наш индивидуализм уступает место идеям общественной организации’ (Уэллс, ‘Автобиография’).
Любопытно, что неостывающий интерес Уэллса к явлениям социального порядка последние годы все теснее переплетается с вопросом о религии. Уэллс причалил к ограниченному циркульным кругом острову социализма, но как будто в этой замкнутой, сухой окружности ему становится тесно и он ищет разогнуть окружность в гиперболу, уходящую в бесконечные пространства вселенной.
Три ступени им пройдено на этом пути: в 1916 году им написан философский трактат о Боге (к сожалению, еще не дошедший до России) и позже — два романа ‘The Soul of а Bishop’ (‘Душа епископа’) и ‘The Undying Fire’ (‘Неугасимый огонь’). Первый роман сам автор комментирует как ‘ироническое отражение перемен, происшедших под напором времени в английской церкви’. Но в действительности обычной уэллсовской иронии — здесь очень мало: чувствуется, что автор сам для себя еще раз решает вопрос — годится ли ему английский, достаточно лицемерный и чопорный Бог. Решение ясно: епископ в романе Уэллса порывает с церковью и служение истинному Богу находит в служении народу. В ‘The Undying Fire’ Уэллс еще определенней подходит к вопросу о Боге: три четверти романа (если только согласиться с автором и назвать это романом) — четырехчасовой спор четырех джентльменов о Боге. Один из четырех — просто обыватель, с карманным, обывательским Богом, другой — поклонник спиритуалистических изысканий известного физика Оливера Лоджа, третий — врач, атеист и агностик, и четвертый, с которым явно отождествляет себя автор, видит в человеке неугасимый огонь некоего Бога, зовущего к вечному бунту, к вечной борьбе за разумную организацию человечества, которая прекратила бы войны, излечила бы социальное зло, болезни, создала бы человеку жизнь, достойную человека.
Путь для безболезненного пересоздания человечества Уэллс видит в правильной постановке школьного воспитания, и особенно в правильной постановке изучения истории. Идея Уэллса такова: долой истории наций, везде, во всех государствах должна изучаться одна и та же история человечества — с самого начала возникновения жизни на нашей планете и до наших дней, тогда нации излечатся от патриотизма, рождающего такие катастрофы, как мировая война, и в умах молодого поколения выработается широкая, космополитическая, вселенская философия.
Идея эта настолько захватила Уэллса, что, оставив на время всякую художественную работу, он с помощью нескольких английских историков и естественников написал огромный том ‘An Outline of History’ — ‘Очерк истории’ — истории нашей планеты и человечества. Этой книгой Уэллс начинает в Англии активную пропаганду своих педагогических идей. С целью той же самой пропаганды своих принципов перевоспитания человечества в начале 1921 г. Уэллс поедет в Америку.
В течение двух лет войны, 1916—1917, мысли и время Уэллса, как он сам говорит, были целиком заняты проблемой мира. В 1917 г. он напечатал брошюру ‘A Reasonable Man’s Реасе’ (‘Разумный мир для человечества’), брошюра эта разошлась более чем в миллионе экземпляров. В1916 году Уэллс был на фронте в Италии и Франции (книга ‘Italy, France and Britain at War’). Затем работал в Лондонской Лиге Союза Наций и других организациях пропаганды мира, но позже отошел от этой работы, когда, по его словам, убедился, что здесь еще держатся традиций старой дипломатии.
В художественной оправе — впечатление мировой войны даны Уэллсом в его романе ‘Joan and Peter’. Начало романа — казавшийся непоколебимым, вечным — старый мир, эпоха Виктории, девяностые, девятисотые годы, постепенно, понемногу — еще неясные подземные гулы, и наконец — землетрясение, война и брошенное в огненное жерло молодое поколение Англии. Роман — реалистический, без всякой примеси фантастики. Роман этот был бы лучшим из реалистических вещей Уэллса, если бы не целый ряд глав, отведенных суховатой публицистической критике школьного дела в Англии. За вычетом этих глав на каждой странице чувствуется большой и не остановившийся на прежних достижениях художник, заметно изощрение изобразительных приемов, пользование более смелыми импрессионистскими образами. ‘Joan and Peter’ — позволяет с уверенностью сказать, что только на время Уэллс оставил палитру художника и взошел на кафедру проповедника: слишком много живого, творческого духа чувствуется в авторе, несмотря на его 55 лет.
1920
Впервые: Вестник литературы. 1920. No 11. С. 16—17.
Печатается по: Сочинения. Т. 4. С. 560—563.
Английский писатель Герберт Джордж Уэллс (1866—1946) всегда проявлял интерес к России, впервые он побывал здесь летом 1914 г., затем — уже в СССР — в 1920 и 1934 гг.
Во время поездки 1920 г. Уэллс встречался не только с писателями, но и с В. И. Лениным. О своих впечатлениях он написал книгу ‘Россия во мгле’ (1920).
Уэллс оказал несомненное влияние на Замятина, проявлявшего заметный интерес к творчеству английского фантаста и переведшего ряд его произведений на русский язык.