Удовольствіе не всегда обитаетъ на Олимп, сей богъ иметъ свои прихоти. Иногда низходитъ он на землю, гд сами безсмертные съ трудомъ ищутъ его.
Едва богъ удовольствія слетитъ съ высоты неба — и амброзій лишается сладкаго вкуса, нектар аромата, Геба свжести и проворства, Граціи томятся, кажется, что сама Киприда утратила прелестный свой поясъ, вдохновеніе Аполлоново перестаетъ дйствовать, наконецъ жало острыхъ шутокъ притупляется на, устахъ Мома.
Съ небесъ сокрылось удовольствіе. посланникъ боговъ, Меркурій, летитъ искать, и на быстрыхъ крылахъ низпускается въ подсолнечную.
Первый взоръ его обращается на блеск царскаго двора, и на пышность великаго пира, для Царя приготовляемаго. Въ устахъ работниковъ гремитъ слово: удовольствіе! На лиц народа, съ нетерпніемъ ожидающаго часа пиршества, блеститъ образъ веселости.
Меркурій вступаетъ въ преддверіе царскихъ чертоговъ, у дверей встрчаютъ его Етикетъ и Церемоніалъ. Тотчасъ посланник боговъ удаляется. Можетъ ли Удовольствіе поселиться въ жилищ явныхъ и жестокихъ враговъ его?
Вдали представляются очамъ бога стны великолпнаго града: тамъ избытокъ расточаетъ свои сокровища, тамъ роскошь проливаетъ золотыя рки, тамъ гульбища, гд искусство споритъ со вкусомъ, и гд Чувства наслаждаются искусственными водопадами, укатанными дорожками, насаженными аллеями, На обширномъ пол мелькаютъ колесницы, блестящія златомъ, искусный возничій правитъ, встрчается съ другими, и уклоняется отъ грозящаго удара оси. Рысталище застилается пылью, конь пышетъ огнемъ, бьетъ копытами и рвется за тсные предлы, ограничивающіе путь его.
Меркурій примчаетъ въ толп шум, блеск и суету одтыхъ пышными покровами, а не находитъ удовольствья. Он ищетъ его въ глазахъ красавиц, которыхъ присутствіе оживляетъ мсто бга, и видитъ въ нихъ облако задумчивости, разсянія, страстей бурныхъ и вредныхъ. Можетъ быть оно въ сердц ихъ, говоритъ Меркурій. И какъ удовольствія не сопутствовать красавицамъ? Кажется, что женщины сотворены на то, чтобы раждать. Удовольствіе. Онъ заглядываетъ въ ихъ сердца: и тамъ удовольствія не бывало.
Толпа бгущаго въ театр народа раздвигается и пропускаетъ Меркурія. Въ амфитеатр видно нетерпніе зрителей. Наконецъ занавсъ поднимается. Драма трогательная, заманчивая и краснорчивая, музыка прелестная, балетъ блестящій, декораціи несравненныя, таланты актеровъ рдкіе: все кажется очаровательнымъ. Меркурій ожидаетъ, что богъ удовольствія поститъ собраніе, но Меркурій ошибается. Въ собраніи царствуютъ зависть, предубжденіе, скука раждаемая привычною, и наконецъ снопъ злоумышленниковъ, едва показывается легкая улыбка на лицахъ нсколькихъ младенцевъ и отроковъ.
Дале, Меркурій застаетъ кругъ гостей за самымъ роскошнымъ ужиномъ, котораго видъ одинъ раздражаетъ чувства и льститъ вкусу. Упоеніе любви и роскоши общаетъ двойное удовольствіе, неистощимыя забавы, но что же видитъ и что слышитъ Меркурій? Веселость холодную и принужденную, рзвость притворную, вжливость скучную, остроуміе пустое состоящее въ игр словъ и въ блеск фразъ. Давно бы мертвая скука овладла всми, если бы на оживлялась немного рчь колкими навтами злословія. Блюда приносятъ на столъ, блюда со стола сносятъ, вс желудки пусты, а приправы кушанья производятъ несвареніе, Каждый говоритъ другому на ухо, я зваю, мн тяжело, но демъ на балъ.— Одни боги, безумцы и модные люди, думаетъ Меркурій, могутъ выдерживать пищу сего рода. Он является въ маскерад.
Какое множество обманчивыхъ лиц! какія чудныя одянія,!какіе нескладныя разговоры! Меркурій, встрчаясь съ тмъ, съ другимъ, и читая скуку на лиц каждаго, спрашиваетъ, но гд же удовольствіе? Передо мною музыка гремитъ, огни свтятся, цвтъ юношей летаетъ зефиромъ по обширной галлере и выставляетъ искусство свое передъ зрителями: но гд же удовольствіе? Передо мною театральныя прелестницы заманиваютъ взорами и тлодвиженіями, тунеядцы перебгаютъ изъ мста въ мсто, злые насмшники подсматриваютъ за всми: но гд же Удовольствіе?
Къ Меркурію является чета влюбленныхъ. Оба молоды, оба любезны по наружности, часъ любовнаго свиданія назначенъ. Счастіе ожидаетъ ихъ, говоритъ Меркурій, скоро посольство мое будетъ съ концемъ: у нихъ найду я Олимпійскаго бглеца.
Быстрая колесница мчитъ любовниковъ во храм, посвященный, кажется, брачнымъ таинствамъ. Изъ храма ведутъ ихъ въ чертог убранный, Роскошью и Вкусомъ. Тамъ приневоливаютъ красавицу къ исполненію обязанностей хозяйки, съ языка ея слетаетъ слово укоризны и ропота на домашнія заботы, на ропот друг ея отвчаетъ колкою насмшкою, раждается досада, досаду побждаютъ, дерзскія ласки отражаются холодностію хитрою, истинному безстыдству уступаетъ стыдливость притворная, наконецъ прежде наслажденія притупленныя чувства прибгаютъ во всмъ тонкостямъ сластолюбія: слдуетъ утомленіе, и въ заключеніе любовники зваютъ друг съ другомъ.
Меркурій не есть новичекъ въ любовномъ дл, но такая любовь и его изумляетъ: все имъ виднное кажется ему оскорбленіемъ любви. Онъ удаляется.
Слпой случай ведетъ Меркурія на сей раз. Домъ, ярко освщенный во мрак ночи, обращаетъ на себя взоры посланника боговъ. Онъ вступаетъ въ домъ, но почти безъ надежды.
За ужиномъ, но столько утонченнымъ, сколько сытнымъ, пьяные гости веселились безъ памяти. То Удовольствіе, котораго искалъ Меркурій, бжитъ равно отъ суетныхъ забавъ свтскаго круга, и отъ шумной веселости мщанской бесды: ни тамъ, ни здсь нтъ удовольствія.
Наконецъ исчезаютъ ночные сумраки. На утренней зар Меркурій видитъ себя въ чистомъ пол. Цвтущая природа является въ сельской простот своей. Онъ идетъ въ сладкой задумчивости, и приближается къ хижин. Тамъ подъ соломеннымъ кровомъ представляются Демофонъ и Мелита.
Демофонъ въ двадцатой весн своей, а Мелита въ пятнадцатой: ничего не производитъ природа совершенне ихъ красоты, ничего чувствительне и невинне сердецъ ихъ, взаимная страсть ихъ соединяетъ, и они готовы заключить союзъ любви и добродтели. Въ присутствіи Меркурія разцвтаютъ на лиц ихъ розы стыдливости, и тмъ возвышаютъ дйствіе ихъ прелестей. Они чувствуютъ смятеніе, они боятся, чтобы де воспрепятствовали ихъ союзу: но Меркуріи успокоиваетъ ихъ. Въ очахъ добродтельныхъ любовниковъ присутствуетъ тотъ богъ, котораго онъ ищетъ, надлежало, не пугая бога удовольствія, подкрасться къ нему съ осторожностію.
Меркурій отступаетъ на минуту, и тотъ часъ возвращается. Удовольствіе покоится на лож, устланномъ мохомъ и розами, онъ похищаетъ его, связываетъ цвточными цпями, и отводитъ, на небо.
Удовольствіе не навсегда разсталось съ Демофономъ и Мелитою. Оно посщаетъ ихъ ежедневно въ хижин., и только въ часъ ихъ разлуки само отъ нихъ открывается.