Однажды мужик стащил свою корову на базар и продал ее там за семь талеров.
На обратном пути он должен был проходить мимо одного пруда, из которого далеко кругом разносилось кваканье лягушек: ‘Ква, ква, ква, ква!’ ‘Ну да, — стал он говорить сам себе, — мелют по-пустому: семь талеров я выручил, а не два!’
Подойдя к самой воде, он и лягушкам крикнул: ‘Глупое вы зверье! Небось лучше меня знаете? Семь талеров, а не два!’ А лягушки-то все на своем: ‘Ква, ква, ква!’ ‘Ну, коли вы не верите, так я вам сочту’.
Вытащил деньги из карманов и пересчитал все семь талеров, раскладывая по двадцать четыре гроша на каждый.
Однако же лягушки не сошлись с ним в счете и опять тянули ту же песню: ‘Ква, ква, ква!’
‘Коли так, — крикнул мужик, разгневавшись, — коли вы полагаете, что знаете дело лучше меня, так нате же, считайте сами!’ и швырнул им деньги всей кучей в воду.
Он постоял на берегу некоторое время и намерен был обождать, пока они справятся со счетом и возвратят ему деньги, но лягушки настаивали на своем, продолжая по-прежнему голосить: ‘Ква, ква, ква’, да и денег тоже ему не возвращали.
Подождал он еще немало времени, пока не наступил вечер и не понадобилось ему идти домой, тогда он выругал лягушек и крикнул им: ‘Ах, вы, водошлепницы! Ах, вы, толстоголовые, пучеглазые! Рыло-то у вас широко и кричать вы горазды, так что от вас в ушах трещит, а семи талеров пересчитать не умеете! Или вы думаете, что так я вот тут буду стоять и дожидаться, пока вы со счетом справитесь?’
И пошел прочь от пруда, а лягушки-то ему вслед: ‘Ква, ква, ква’, так что он и домой пришел раздосадованный.
Сколько-то времени спустя выторговал он себе корову, заколол ее и стал рассчитывать, что если бы ему удалось выгодно продать ее мясо, он бы столько выручил за него, сколько стоили ему обе коровы, да еще шкура у него в барышах бы осталась.
Когда он с мясом подъезжал к городу, то перед самыми городскими воротами наткнулся на целую стаю собак, сбежавшихся сюда. И впереди всех огромная борзая, так и прыгает около мяса, и разнюхивает, и лает: ‘Дай, дай, дай!’
Так как она все прыгала и все лаяла, то мужик и сказал ей: ‘Ну, да! Вижу я, что ты недаром говоришь: дай, дай, а потому что говядинки хочешь… Ну, хорош же я был бы, кабы точно взял да и отдал бы тебе говядину!’
А борзая все то же: ‘Дай, дай’. ‘Да ты скажи мне: ты ее не сожрешь сама, и за товарищей своих ответишь?’ ‘Дай, дай’,- лаяла по-прежнему собака. ‘Ну, коли ты на этом настаиваешь, так я тебе говядину оставлю, я тебя знаю и знаю, у кого ты служишь, но я тебя предупреждаю: через три дня чтобы мне были готовы деньги, не то тебе плохо придется: ты можешь их мне и сюда вынести’.
Затем он свалил говядину и повернул домой, собаки тотчас на нее набросились с громким лаем: ‘Дай, дай!’
Мужик, издали прислушиваясь к этому лаю, сказал себе:
‘Ишь, теперь все от нее своей доли требуют, ну, да мне за всех одна эта большая ответит’.
Когда минуло три дня, мужик подумал: ‘Сегодня вечером у меня деньги в кармане’, и очень был этим доволен. Однако же никто не приходил и денег не выплачивал. ‘Ни на кого-то теперь положиться нельзя’, сказал он, наконец, потеряв терпение, пошел в город к мяснику и стал от него требовать своих денег.
Мясник сначала думал, что он с ним шутки шутит, но мужик сказал: ‘Шутки в сторону: мне деньги нужны! Разве ваша большая собака три дня назад не приволокла сюда моей битой коровы?’ Тогда мясник разозлился, ухватился за метловище и выгнал его вон. ‘Погоди ужо! сказал мужик. Есть еще справедливость на свете!’ и пошел в королевский замок и выпросил себе у короля аудиенцию.
Привели его к королю, который сидел рядом со своею дочерью, и тот спросил его, какой ему ущерб учинился?
‘Ах, — сказал мужик, лягушки и собаки у меня отняли мою собственность, а резник меня же за это палкой попотчевал’, и подробно рассказал, как было дело.
Королевна, услышав его рассказ, не выдержала расхохоталась громко, и король сказал ему: ‘Рассудить твоего дела я не могу, но зато ты можешь взять дочь мою себе в жены, она еще отродясь не смеялась, только вот сегодня ты ее рассмешил, а я обещал ее тому в жены, кто сумеет ее рассмешить. Ну, вот и благодари Бога за свое счастье!’ ‘О, да я вовсе и не желаю на ней жениться! — отвечал мужик. — У меня дома уж есть одна жена, да и ту одну мне девать некуда. Если я на твоей дочке женюсь да домой вернусь, так что же мне по уголкам их, что ли, расставлять прикажешь?’ Туг король не на шутку прогневался и сказал: ‘Ты грубиян!’ ‘Ах, господин король! — возразил мужик. — Вестимое дело: на свинке не шелк, а щетинки!’ ‘Ладно, ладно, — отвечал король, — я тебе другую награду назначу. Теперь проваливай, а денька через три возвращайся, тогда тебе все пятьсот отсыплют сполна’.
Когда мужик стал выходить из замка, один из стражи королевской сказал ему: ‘Ты королевну нашу рассмешил, так уж, верно, получишь за это хорошую награду’. ‘Кажись, что не без того, — отвечал мужик. Пять сотен мне будут выплачены’. ‘Слышь-ка, мужик! — сказал солдат. — Удели мне малую толику. Ну, куда тебе такая уйма денег!’ ‘Ну, разве уж для тебя куда ни шло! Получай двести! Так-таки заявись к королю денька через три и прикажи тебе именно столько выплатить’.
Еврей-ростовщик, случившийся поблизости и подслушавший их разговор, побежал за мужиком вслед, ухватил его за полу платья и говорит: ‘Ай-ай-ай, что вы за счастливчик такой! Я вам деньги разменяю, я вам их мелочью выплачу, куда вам с этими битыми талерами возиться?’ ‘Мойше, — сказал мужик, — триста еще есть на твою долю, только выплати их мне сейчас мелкой монетой: дня через три король тебе их уплатит’.
Ростовщик обрадовался барышу и выплатил мужику всю сумму стертыми слепыми грошами такими, что три гроша двух хороших не стоят.
По прошествии трех дней мужик согласно приказу короля явился пред его ясные очи.
‘Ну, снимай с него платье долой, — сказал король, — он должен получить свои пять сотен сполна’. ‘Ах, — сказал мужик, — эти пять сотен уже не принадлежат мне: две сотни подарил я солдату вашей стражи, а за три сотни ростовщик уже уплатил мне мелочью так по справедливости мне уж ничего получать не следует’.
И точно: явились к королю и солдат, и еврей-ростовщик и стали требовать своей доли в награде мужика, и получили надлежащее количество ударов. Солдату это было дело знакомое, и он вынес свою порцию ударов терпеливо, а ростовщик все время жалобно кричал: ‘Ай, вей мир! Ай, какие крепкие талеры!’
Король, конечно, посмеялся проделке мужика, и так как гнев-то его прошел, он сказал: ‘Так как ты свою награду потерял еще ранее, нежели получил ее, то я тебя награжу иначе: ступай в мою казну и возьми себе денег, сколько хочешь’.
Мужик не заставил себе этого дважды повторять и набил в свои глубокие карманы, сколько влезло. Потом пошел в гостиницу и стал считать деньги. Ростовщик туда же за ним приполз и слышал, как тот ворчал себе под нос: ‘А ведь этот плут-король все же провел меня! Дай он мне денег сам, так я бы, по крайности, знал, что у меня есть. А теперь, как я могу наверно знать, сколько я наудачу в карман насыпал?’ ‘Ай-ай, — залепетал про себя ростовщик, — да он непочтительно смеет говорить о нашем государе! Побегу и донесу на него, тогда и я награду получу, и он будет наказан’. И точно, когда король услышал о речах мужика, то пришел в ярость и приказал пойти и привести провинившегося.
Ростовщик побежал к мужику. ‘Пожалуйте, — говорит, — тотчас к господину королю, как есть, так и ступайте’. ‘Нет, уж я лучше знаю, как к королю идти следует, отвечал мужик. Сначала я велю себе сшить новое платье. Или ты думаешь, что человек, у которого так много денег в кармане, может идти к королю в каком-нибудь старье?’
Ростовщик увидал, что мужик заупрямился и без нового платья к королю не пойдет, а между тем, пожалуй, и гнев у короля пройдет: тогда ни ему награды, ни мужику наказания не будет. Вот он и подъехал к мужику: ‘Я вам из одной дружбы могу на короткое время чудесное платье ссудить, отчего человеку не услужить по душе!’
Мужик на это не возражал, надел платье и пошел в замок.
Король потребовал у мужика отчета в тех непочтительных речах, о которых донес ему ростовщик. ‘Ах, — сказал мужик, — ведь уж известное дело: этот тип что ни скажет, то соврет… От него разве можно правды ждать? Ведь вот он, пожалуй, станет утверждать, что я его платье надел’. ‘Ай, вей! Что такое? — закричал ростовщик. Разве платье не мое? Разве я не из одной дружбы вам его ссудил на время, чтобы вы могли перед господином королем явиться?’
Услышав это, король сказал: ‘Ну, кого-нибудь из нас двоих либо меня, либо мужика он все-таки надул!’ И приказал ему еще отсчитать малую толику битыми талерами.
А мужик отправился домой и в новом платье, и с деньгами и говорил себе по пути: ‘Ну, на этот раз я, кажись, в самый раз потрафил’.
Пер. под ред. П.Н. Полевого
Печатается по изданию: ‘Сказки, собранныебратьямиГриммами’,Спб, 1895.Изд. ‘Алгоритм’, 1998.