Учебная книга русской словесности, или избранные места из русских писателей в прозе и стихах, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1844 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 25 минут(ы)

Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах

Том двенадцатый. Книга вторая. Критика. Публицистика (Коллективное и Dubia). 1840—1865

С.-Пб, ‘Наука’ 1995

УЧЕБНАЯ КНИГА РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ, ИЛИ ИЗБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ В ПРОЗЕ И СТИХАХ,

с присовокуплением правил риторики и пиитики и обозрение (?) истории русской литературы, изданная Н. Гречем. Издание третье, исправленное и дополненное. Четыре части. Санкт-Петербург. В типографии К. Жернакова. 1844. В 8-ю д. л. 360, 316, 387 и 334 стр.

Все в мире движется, рушатся старые системы, почитавшиеся непреложными, и рождаются новые, движется земля вокруг солнца, имеет, как недавно доказано, свое движение самое солнце, наконец, даже история г. Кайданова, в последние годы жизни ее автора, являлась в свет не иначе, как ‘исправленною’ и ‘дополненною’… Не движутся только ‘Английский милорд Георг’, ‘Приключение Мирамонда’, грамматика и арифметика Меморского и, наконец, грамматика и все учебники русского языка г-на Греча. Сюда должно отнести и ‘Учебную книгу русской словесности’, несмотря на то, что на первой странице третьего издания всех частей четко напечатано: ‘Издание третье, исправленное и дополненное’, исправленное и дополненное! чем — дополненное? выписками или избранными местами из печатных книг?.. как исправленное?.. А вот как. Начнем с первой страницы. Вникните, пожалуйста, дело идет о риторике.

1. Человек, употребляя дар слова, может иметь одну из следующих целей: 1) сообщить другим свои мысли, 2) управлять их волею и деяниями и 3) действовать на их чувство и воображение.

2. Проза, проистекая из разума, говорит о мире действительном, об истинах, относящихся к пользе житейской и нравственной. Поэзия, рождаясь в воображении и чувствах, действует на душу вымыслами, облеченными в изящную форму. Прозаик, стараясь постигнуть действительную природу, описывает ее. Поэт творит свой мир идеальный и действительный мир изображает украшенным игрою фантазии.

3. Правила писать прозою заключаются в риторике. В пиитике излагаются правила поэзии и стихотворства.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Общие правила риторики

4. Риторика заключает в себе правила излагать изустно или на письме мысли свои, сообразно с предположенною целию. Цель сия, как видно из 1, может быть двоякая, теоретическая и практическая: в первом случае имеет намерение действовать только на ум человека, в последнем и на волю его. От сего происходит разделение прозы на низшую и высшую. Первая служит только для сообщения другим наших мыслей, последняя, называемая иначе красноречием, составляет переход от собственно прозы к поэзии, ибо употребляет для достижения цели своей все средства, действуя на мысли, волю и воображение, и пр<очая> и пр<очая>.

Глава первая

О предмете или содержании сочинения

1. Об изобретении или выборе

6. Предмет сочинения избирается самим пишущим или предлагается ему другим: в обоих случаях для приискания приличных к изображению его материалов потребно собственное размышление.

7. Для успешного размышления о предмете полезно наблюдать следующие правила: 1) Представить в уме своем предмет, о котором идет дело, сколь можно яснее и очевиднее. 2) Заниматься сим предметом исключительно и обдумывать оный с терпением, всячески преодолевая слабость или упрямство своих способностей. Впрочем, должно предаваться влечению мыслей своих с некоторою смелостию и не пугаться при первой неудаче. 3) Приготовиться к размышлению чтением, но с осторожностию, чтобы рабски не повторять чужих мыслей…

В ‘Учебной книге’ г. Греча есть, как мы будем иметь честь доказать, и не такие вещи, но мы на первый раз выписали именно эти, не отличающиеся ничем, кроме необыкновенной пустоты строки, потому… потому что один знакомый наш тоже пишет риторику, и мы желали бы знать ваше мнение о ней сравнительно с риторикою г. Греча, для чего и приводим начало из сочинения нашего знакомого:

КРАТКИЕ ПРАВИЛА РИТОРИКИ И ПИИТИКИ

Вступление

1. Человек, как высшее существо на земном шаре, снабжен даром слова, который он может употреблять для различных целей, а именно: 1-е, он может сообщать другим, подобным себе тварям, свои мысли, если же своих не имеет, то чужие, а если не имеет и сих последних, то, 2-е, может управлять умами, волею и поведением или поступками других, если не может сего, то, 3-е, действовать на их воображение или чувство, а если уже и сего не может, то, 4-е, может употреблять оный дар на что и как ему заблагорассудится. В первых двух случаях язык его есть не иное что, как проза, а в последних поэзия.

2. Проза, выходя или изливаясь из разума, говорит о мире прозаическом, существенном, насущном, полезном как в гражданском, так и в семейном быту и в различных обстоятельствах жизни, поэзия же, рождаясь в воображении, изображает мир пиитический, т. е. небывалый, несуществующий, не приносящий никакой пользы и облеченный в изящные формы. Из сего следует, что прозаик, стараясь понять действительный мир, описывает его так, чтоб можно было извлечь всевозможные из того выгоды, поэт же творит или делает миры на свой собственный счет и оттого часто ходит без сапог.

3. Правила о прозе заключаются в риторике, а о поэзии — в пиитике.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РИТОРИКА

Общие правила

4. Цель риторики, как показано в 1, есть двоякая: или сообщать другим мысли, или, когда их нет, действовать на волю человека. Из сего очевидно, что проза разделяется на низкую и высокую. Низкая проза служит только для сообщения другим мыслей, высокая, называемая иначе красноречием, служит для убеждения других и достижения в жизни различных полезных целей.

Глава первая

Об изобретении предмета сочинения

5. Предмет сочинения избирается или самим сочинителем, или заказывается ему другим посторонним лицом, но, во всяком случае, сочинитель для изложения и распространения его должен употребить свой собственный ум и размышление.

6. Для успешного размышления о предмете полезно употреблять следующие правила: 1) представить себе умственно, какую пользу и выгоду может доставить избранный предмет, 2) не забыть ничего такого, что может возвысить его цену, и обдумывать это с терпением, стараясь всячески преодолевать все могущие встретиться препятствия, 3) за недостатком своих средств, можно прибегнуть к заимствованию их, посредством чтения, из других писателей, но делать сие осторожно.

Ну, что вы скажете? Нам кажется, что знакомый наш нисколько не уступает г. Гречу, и, сверх того, на стороне его риторики удобопонятность, которой недостает в некоторых параграфах риторики г. Греча и которая в учебной книге дело не последнее: чего доброго — дети не поймут иногда самого необходимого и понятного!.. Но забудем риторику нашего знакомого, о которой успеем еще поговорить, когда она выйдет, и возвратимся к риторике г-на Греча, которая выходит в свет уже третий раз. Вот глава об описаниях.

13. Цель описания есть изображение предстоящей вещи для сообщения другим ясного о ней понятия или для отличения ее от подобных. Описывать предмет значит изображать его вид и сношения с другими предметами.

О, стул, на котором я сижу!.. Скажи мне, не имеешь ли ты сношений вот с этою кушеткою, и если имеешь, то какие? — я поспешу описать их по всем правилам риторики г. Греча и приложить здесь в подтверждение слов нашего риторика, что предметы имеют между собою сношения… А самое определение описания, как оно вам нравится? Ведь по нем выходит, что и паспорт есть литературное произведение — сочинение описательное, потому что в нем описываются нос, брови, губы, глаза известного ‘субъекта’ для ‘сообщения другим ясного о нем понятия и для отличения его от подобных’. Многостороннейшее определение, под которым можно разуметь и все и ничего — как кому угодно!

57. Цель (!) каждого сочинения состоит в том, чтоб оно было понимаемо читателями (!!?).

Удивительно, полно и верно!.. Итак, при сочинении всех книг, которыми доныне г. Греч подарил русскую литературу, он добивался только, чтоб сочиняемое им было понимаемо читателями… Понятно теперь, почему все его ‘Черные женщины’, ‘Поездки в Германию’, ‘Письма с дороги’ и другие романы и путешествия так чужды всякого содержания, всякого интереса, всякой цели и так пусты и бледны. Он, повторяем, старается только о том, чтоб они были понятны читателям, чему научает и юношество в своей ‘Учебной книге’, — и старания его, как вы знаете, увенчались полным успехом: читатели так хорошо поняли с первого раза его сочинения, что перечитывать их не сочли нужным. Скажем г. Гречу, что быть понятным не есть цель сочинения, а необходимое его качество, цели же бывают различные, смотря по тому, каков сочинитель. — Далее говорится, что для того, чтоб сочинение было понятно, ‘нужно, чтоб оно было написано правильно, ясно, определенно, в порядке, и свежо и притом приятно’. На это скажем, что в разбираемом нами сочинении г. Греча нет ни одного из этих качеств, исключая разве правильности (грамматической), и между тем оно нам понятно, чрезвычайно понятно!

Говоря о чистоте языка, г. Греч называет слова: треснуть, сварганить, бахвалить и некоторые другие — низкими и подлыми… За что такая немилость?.. Не довольно ли было бы назвать их тривиальными, а эпитеты ‘низкие’ и ‘подлые’ оставить как вовсе не идущие к делу? И чем же эти бедные слова хуже слов — льстить, подличать, изгибаться, пресмыкаться и тому подобных? Всё это, по нашему мнению, гораздо ниже, чем треснуть, сварганить и пр<очее>.

‘Провинциальные слова суть те, которые употребляются только в некоторых областях России, например, понос (то есть) попутный ветер’.

Переходим к ‘характеру слога’. — ‘Проза, или язык, служащий для изображения предметов существующих, истинных, бывает: философическая, историческая и риторическая’. Положим, так. — ‘Характер философической прозы есть: связность, рассудительность, определенность, спокойствие, исторической, ясность, сообразность с предметом, простота, краткость, риторической: пылкость, возвышенность’… Из этого определения следует, что в философической прозе не нужны ни ясность, ни сообразность с предметом, ни краткость, а в исторической — ни связность, ни рассудительность, ни определенность, ни спокойствие, что же касается до прозы риторической, то попробуйте, милые юноши, вы, которые будете учиться по этому прекрасному курсу, попробуйте нагородить дичи, в которой была бы пылкость и возвышенность, и смело подавайте вашему учителю, — это будет… проза риторическая! Не ваша вина, если тут не будет ни связи, ни последовательности, ни рассудительности, ни бледнейшего смысла, — не ваша вина, от вас требуют только пылкости и возвышенности!

‘Характер слога делового (говорит г. Греч) составляет ясность, определенность, краткость, твердость, письмовного — естественность, приличие предмету, легкость и живость’.— Из этого определения познания учащегося юношества обогатятся сведениями, что в письмовном слоге не нужно ни ясности, ни определенности, ни краткости, а в деловом — ни естественности, ни приличия предмету, и т<ому> п<одобное>.

97. Вообще слог разделяется на низкий, средний и высокий: 1) В низком слоге употребляются выражения простые, общепонятные, не требующие в читателях большого образования и действующие вообще на всякого здравомыслящего человека, не воспламеняя притом его воображения. 2) Средний слог занимает воображение, но не в превосходной степени. Выражение и обороты в нем гораздо живее, в нем говорит не один холодный рассудок, но и чувство. 3) Высокий слог сильно действует на воображение, представляет смелые и разительные картины, отвергает обыкновенные обороты, употребляет новые и смелые выражения и пр<очая>.

Каковы определения?.. О, юноши, в какое вы поставлены странное положение!.. Здравый смысл говорит вам, что всякий слог, кроме никуда не годного и бессмысленного, может действовать и на чувство и на воображение, а печатная книга учит вас, что это свойства только среднего слога — вам кажется, что обязанность всякого слога быть понятным каждому здравомыслящему человеку, а печатная книга говорит вам, что на здравомыслящего человека может действовать только низкий слог!.. Вообще, говоря об определениях г. Греча, мы должны повторить одно и то же. Сочинитель берет признаки предмета вообще и делит их между частностями этого предмета, варьируя иногда однозначащими словами, в тщетных усилиях прикрыть пустоту и бестолковость своих определений, от этого у него беспрестанно выходят правила, вроде следующего: ‘Род человеческий разделяется на мужчин и женщин. Отличительные свойства мужчин суть: нос, губы, глаза, уши, отличительные свойства женщин суть: ноги, руки, органы слуха и зрения’.

99. Всякое сочинение пишется для того, чтоб оно было произнесено или прочитано.

Ради бога, найдите мне что-нибудь во всей подлунной, что могло бы сравниться с пустотою этого определения! Я буду искренно благодарен. И к чему ведут такие определения, повторяющиеся, как видно из наших доказательств, ежеминутно? Чему научатся из них дети, которым пришлось бы учиться по таким определениям? Не тому ли же, чему научился бы сапожный подмастерье, если б хозяин, вместо указаний, как шить сапоги, повторял ему беспрестанно: ‘Всякие сапоги шьются для того, чтобы они были изношены’?

101. Письменное изображение мыслей, составляющих одно связное целое, имеющее целию изображать предметы существенные и истинные и действовать на разум человека, — называется прозаическим сочинением.

‘Онегин’ Пушкина, говоря словами г. Греча, есть письменное изображение мыслей, составляющих одно связное целое, имеющее целию изображать предметы существенные и истинные и действовать на разум человека, стало быть, и ‘Онегин’ есть прозаическое сочинение?.. Нет!.. ‘Онегин’ — произведение поэтическое, и не потому только, что писан стихами, но и потому, что это письменное изображение мыслей в высшей степени художественно.

Теперь о письмах.

108. В письме, как и во всяком другом сочинении, должно быть одно господствующее чувство, которым определяется главный тон его. В сем случае более должно обращать внимания на расположение души того, к кому пишем, нежели следовать собственному, ибо нередко может случиться, что предмет, приносящий нам удовольствие, возбуждает чувство совершенно противное.

И умно и удобоисполнимо! Пиша письмо к кому бы то ни было, я должен писать не то, что у меня на душе, а то, что придется по расположению души того, к кому пишу… Положим и так, только каким же образом узнаю я расположение души того, кто находится от меня за тысячу верст, и как буду избегать предметов, противных ему, когда их не знаю?.. Вот мне теперь почему-то особенно нравятся яблоки, а почтенному читателю, может быть, в эту же минуту, при одной мысли о них, делается тошно… Буду ли я виноват, написав ему о яблоках?.. О, без сомнения! Иначе что же бы такое была глава о письмах г. Греча, что бы такое была вся его ‘Учебная книга русской словесности’?..

‘Общие правила при сочинении писем суть: 1) помнить, к кому и о чем пишешь…’ — Общие правила при употреблении пищи суть: помнить, что пищу должно класть в рот, жевать зубами, а не ногами, и проглатывать, ‘Предметы, важные для того, к кому пишем, помещать в начале, а касающиеся до нас самих — впоследствии’… ‘Примечание. В русском языке форма обращения в письмах есть следующая: к высшим нас — милостивейший государь, милостивейшая государыня, к равным — милостивый государь, к низшим — милостивый государь мой’.

У меня были два приятеля: Иван Иваныч и Иван Никифорыч (не тот Иван Иваныч, у которого была славная бекеша, и не тот Иван Никифорыч, который любил лежать в натуре, а другие), сорок лет прожили они душа в душу, на сорок первом году Иван Иваныч написал к своему другу приглашение выпить рюмку водки, которое начиналось так: ‘Милостивый государь мой, Иван Никифорыч’. Прочитав эту записку, Иван Никифорыч заболел и был близок к смерти: ‘Мой, повторял он в бреду горячки, мой! Да чем я хуже его? разве я ниже его чином? Разве я не такой же дворянин… дворецкий его, что ли я? однодворец какой-нибудь, а?’. Еще не успев совершенно оправиться от болезни, Иван Никифорыч полетел в город и подал просьбу на злейшего врага и поносителя своего, Ивана Иваныча. Друзья сделались свирепейшими врагами… и всё отчего?.. Оттого, что Иван Иваныч не читал ‘Учебной книги русской словесности’ г. Греча и не знал, что равный к равному должен писать просто: милостивый государь… Преклонись же, юношество, перед книгою г. Греча и заучи это золотое правило хорошенько! Оно спасет тебя от многих зол, которые отравляли жизнь отцов твоих…

114. По содержанию своему, которое изменяется до бесконечности, письма бывают: 1) Деловые, относящиеся к главе о деловых бумагах. 2) Сочиняемые по требованию благопристойности, как-то: посвятительные, поздравительные, соболезновательные, благодарственные и т<ак> д<алее>.

Что делает бездарный и навязчивый человек, являющийся с какой-нибудь наполненной лестью бессмыслицей по прихожим богатых с просьбою посвятить им свою рукопись?.. Ничего более, как он стремится исполнить долг благопристойности: написать во что бы то ни стало посвятительное письмо к своей книге… Так как в таких ‘письмах обыкновенно нет сильного или искреннего чувства, то сочинение их затруднительнее прочих’, — говорит г. Греч, и вслед за тем принимается учить, как писать такие письма. Трикраты счастливо ты, грядущее на смену нам поколение! Мы не имели такого учителя, и если довольно сильны в сочинении писем, где нет ни искреннего чувства, ни истины, ни… словом, в сочинении писем поздравительных, посвятительных, соболезновательных, благодарственных, просительных… и всяких других, — то мы до всего этого должны были доходить собственным умом. Теперь всё это приведено в систему, и ты, грядущее поколение, можешь даже отпустить в бессрочный отпуск и ум, и сердце, потому что ум и сердце, по словам г. Греча (см<отри> 114), нужны только в письмах дружеских, — а где же в нашем веке друзья?..

Вот еще несколько правил, которые, по мнению г-на Греча, необходимо соблюдать при сочинении писем. Мы не будем делать на них замечаний — работа так легка и приятна, что читатели потрудятся сделать их сами:

116. В заключении письма полагаются уверения в нашем почтении, дружестве и проч. Заключение сие может быть в связи с окончанием содержания письма. Можно придать сему заключению особенные обороты, но всячески должно убегать натяжки и принужденности.

Примечание. И в заключении, как в приступе, наблюдаются введенные обычаем формы. В письмах к знатным особам пишут: светлейший князь или сиятельнейший граф (а если эта знатная особа не князь и не граф?), Вашей светлости (сиятельства) всепокорнейший слуга, и т. д. К высшим пишут: имею честь пребыть с глубочайшим высокопочитанием и совершенною преданностию, с истинным высокопочитанием и т<ак> д<алее>, смотря по нашему к ним отношению, к равным: с истинным почтением и преданностию, к низшим просто: пребываю с почтением и т<ак> д<алее>. Впрочем, и сии формы изменяются до бесконечности.

Затем на 130 страницах приводятся примеры (чего? — не сказано и добраться нельзя, потому что тут есть и письма, и драматические сцены, и отрывки из повестей и романов), нахватанные у разных хороших и плохих авторов, а потом две странички, на которых толкуется, что при описании чего-нибудь ‘надлежит избирать предметы отличные, проходить молчанием маловажные, которые могли бы повредить изяществу картины’. Галиматья, которой не советую тебе верить, любезное юношество! Если ты будешь описывать только предметы отличные, выпуская все, что может повредить изяществу картины, то никогда не дашь понятия о целом, другими словами — описание твое никуда не будет годно. Не верь также, будто ‘характеры совершенно обыкновенные не могут быть занимательны’. Ничего не может быть обыкновеннее Акакия Акакиевича, Ивана Иваныча и Ивана Никифорыча и всех героев ‘Ревизора’ и ‘Горя от ума’, а между тем неужели эти характеры не занимательны?..

В этом почти и заключается глава об описаниях. За нею опять следуют примеры (и опять неизвестно — чего) на 80 страницах, а за примерами — глава под названием: ‘Сочинения исторические’.

141. История есть повествование об истинных явлениях и делах физического и нравственного мира.

Вы, милостивый государь и читатель (не смею прибавить мой)₉ имеете обыкновение лечиться от бессонницы русскими книгами и журналами, за которые исправно высылаете деньги книгопродавцам, я имею обыкновение держать спину дугой и конфузиться, когда со мной встретится господин благонамеренной и значительной наружности, а вот этот молодой человек каждый день наведывается в покривившийся деревянный домик с дымно-серыми занавесками, — все это явления и истинные и не находящиеся вне явлений физического и нравственного мира, — принадлежат ли они к истории?..— Нет, любезное юношество! не принадлежат они ни к какой истории, и не отыщешь ты их даже в истории г. Кайданова, ни в ‘Истории русского народа’ г. Полевого (в последней, может быть, потому, что она не кончена). Далее, в главе под названием ‘Сочинения исторические’ сказано: ‘На русском языке есть хорошие переводы учебных книг всеобщей истории и некоторые другие удачные опыты (например: Всеобщая история г. Кайданова)’… Вот что называется — попасть ловко! Удачный опыт!.. Чего же больше? Зачем писать еще?.. Вольно было г. Смарагдову тратить напрасно время. Кстати заметим, что о труде г. Смарагдова в этом исправленном и пополненном издании не сказано ни словечка, как будто его и не существует!..

За главой об ‘Исторических сочинениях’ тянутся по обыкновению примеры, которыми первая часть и оканчивается. Таким образом, в этой первой части, состоящей из 360 стр<аниц>, примеры занимают 296 стр<аниц>, а правила 64 стр<аницы>, — мы разочли с дипломатическою точностию…

Вторая часть уже прямо начинается ‘примерами’, которые тянутся непрерывно до 84 страницы), но о ней и о двух остальных поговорим в следующем нумере.

* * *

Во второй части, состоящей из 339 страниц, собственно г. Гречем сочинено только 19 страниц, остальные 320 замещены примерами, набранными с такою же ловкостью и осмотрительностью, как и в первой. На 19-ти страницах, сочиненных г. Гречем, рассказываются правила, как писать рассуждения, речи, деловые бумаги, рецензии, — правила столь же достолюбезные и глубокие, как и все те, которых образчики привели мы в первой статье. Особенно замечательна глава о деловых бумагах. Вся она состоит из доказательств, что министры между собою должны переписываться высоким слогом, важнейшие и средние присутственные места — средним, а низкий слог употребляется ‘в низших присутственных местах и в военных канцеляриях’!

В третьей части дело идет о поэтах, поэзии, поэтических гениях. Не хотите ли знать, что такое поэтический гений?

‘Гением поэтическим называем обладание в высшей степени теми умственными способностями, которыми достигается цель поэзии’.— Каково определение гения? Какие же это способности, которыми достигается цель поэзии? и какая это цель? — Ничего не известно! Далее: ‘От гения строго отличается талант, гений создает новые поэтические творения, талант обладает сею способностью в меньшем размере, и не столько творит сам, сколько счастливо и искусно подражает существующим уже творениям’.— Решительно чудеса! Талант строго отличается от гения: в чем же строгость? В том, что гений создает новые творения, а талант обладает этою способностью в меньшем размере. Прошу покорно рассчитать с математической строгостью расстояние гения от таланта! Это все равно, что сказать: гений есть нечто великое, а талант то же самое, только поменьше. Гений творит сам, доходит ‘собственным умом’, как говорит Гоголь, а талант счастливо подражает ему. Что значит счастливо подражать? Ловко брать у другого и — прятать концы? — Хотите ли знать, какие минуты называются поэтическим вдохновением? ‘Те, в которые душа поэта воспламеняется и действует, в которые гений его творит’ (!!!). Это напоминает нам две замечательные вывески двух цирюльников-соперников, существующие в городе Херсоне, на одной написано: ‘Здесь живот цирульник Ицко: он кров отворает и другие дела делает’, а на другой — ‘Сдесъ цирюлнек Хайло, который действует в разных случаях’. Когда душа поэта воспламеняется, она, по уверению г. Греча, тоже действует и, конечно, в разных случаях… Это он называет поэтическим вдохновением и прибавляет, что без него ‘поэт не произведет ничего значительного’. ‘Низшая степень поэтического вдохновения может назваться расположением к поэзии’. Еще чудо! Если поэтическим вдохновением называются те минуты, в которые душа поэта воспламеняется (т<о> е<сть> горит, пылает), то низшею степенью этого вдохновения, естественно, должно назвать то время, в которое душа приготовляется к воспламенению, но еще не горит, т<о> е<сть> когда наложат в нее дров, но еще не зажгут… Удивительно хорошо, а главное — понятно и облегчительно для юношества! Ему не нужно долго думать над определениями! — Что такое вдохновение? — ‘Вдохновение есть то, когда душа поэта поет’.— Прекрасно! А что делает в это время его гений? — ‘Гений его в это время пляшет’.— Превосходно! А что называется расположением к поэзии? — ‘Расположением к поэзии называется все то, что ниже вдохновения’ и т<ак> д<алее>. Из этого видно, что, пожалуй, можно о каждой науке, не учась ей, написать огромные книги! Раз мне снилось, что я должен держать экзамен из астрономии, которой никогда не учился. Дело было нужное и спешное. Сначала я недоумевал: как держать экзамен, когда я ничего, решительно ничего не знаю. Но потом пришли другие мысли: я думал — все ж таки я знаю, что астрономия толкует о небесных телах, что на небе есть звезды, луна, солнце, что земля обращается вокруг солнца и проч<ее>, и проч<ее>. Я много знаю! С этими мыслями я пошел на экзамен и удивил всех своими познаниями. Проснувшись, я смеялся нелепости сна, не подозревая в простоте души своей, что такие чудеса могут случиться и наяву!..

Но далее. Что такое триолет! ‘Триолет есть игрушка в стихотворстве, он состоит из осьми стихов, равной меры и на две рифмы, четвертый стих есть повторение первого, а седьмой и осьмой повторение первого и второго. Предметом его бывает изображение нежной или острой мысли… Размер его предоставляется на произвол автора’. А что такое рондо! ‘Рондо требует соблюдения особенной наружной формы. В сем стихотворении должны быть две рифмы, и начальное слово каждого куплета должно повторяться в окончании оного. Рондо состоит обыкновенно из трех или четырех куплетов. В русской поэзии сии стихотворения встречаются редко’. Это самые драгоценные сведения, которые можно почерпнуть из всей третьей части, рассуждающей о пиитике. Из примеров особенно приятен следующий:

Ты в мрачном октябре родилась — не весною,

Чтоб сетующий мир утешен был тобою.

Карамзин.

Четвертая часть начинается рассуждением о поэзии драматической.

149. Драматическая поэзия отличается от эпической тем, что не повествует о совершившемся проишествии, а представляет оное совершающимся пред нашими глазами, и что поэт не говорит сам, а заставляет говорить вымышленные (!?..) лица…

Почему же непременно вымышленные!

162. Трагедия есть драматическое представление героического и трагического действия.

164. Герой трагедии падает под ударами судьбы. Характер его должен быть не самый добродетельный и не самый порочный, волнуемый страстию, которая вводит его в заблуждение и проступок, а потом подвергает справедливому возмездию.

165. Лица трагедии должны благородством и величием соответствовать важности действия, и потому обыкновенно действуют в ней цари и вельможи. Между тем это не необходимо, страсти те же у всех людей, судьба равно карает все звания, только люди низкого звания не могут участвовать в делах важных и великих, не могут возбудить большого сочувствия в зрителях.

А Минин — разве он не был человеком низкого звания и разве не участвовал в делах важных и великих? а Меньшиков? а Сусанин?

Заметим, что г. Греч не первый преподает такие литературные правила!.. В доброе старое время, к остаткам которого принадлежит г. Греч, иначе и не рассуждали, и один из тогдашних критиков серьезно нападал на Пушкина за то, что герой одной из его поэм какой-то армянин!

166. Страсть, представляемая в наших трагедиях, есть обыкновенно любовь, ибо высшая степень ее в отчаянии и в борении с препятствиями, весьма выгодна для представления на театре, но трагик может пользоваться и другими страстями: так, например, греки представляли в трагедиях своих все сильные страсти!..

Все сильные страсти! Удивительно определенно, а главное — многосторонне, известное дело — каких не бывает сильных страстей!..

170. Первые правильные трагедии писал на русском языке Сумароков. Преемником его был Княжнин, а первый из писателей русских в сем роде есть Озеров. В новые времена удачно писали в сем роде Кукольник, Хомяков, Ободовский.

Что это? верить ли глазам?.. А г. Полевой?.. Неужели нет г. Полевого?.. Да как нее это?., да почему?.. Неужели, по мнению г. Греча, г. Полевой не замечательный драматург? Не может быть! И потом, зачем бы тут Кукольник, Хомяков, Ободовский… Ободовский — драматург не столько сочиняющий, сколько заимствующий, и не столько заимствующий, сколько переводящий… И, упомянув о нем, не упомянуть о г. Полевом!!! Чему приписать такое странное обстоятельство?.. Забыт, очевидно забыт! И вот слава мира сего!

179. Героем драмы бывает обыкновенно человек, живущий в обществе и борющийся с коварством и злобою людей, отличающийся кроткими семейственными и гражданскими добродетелями, мужеством и терпением в перенесении бедствий, и наконец побеждающий препятствия силою праводушия и невинности.

Как будто герой драмы не может быть сам коварен, злобен, и тот не годится в герои драмы, кто не отличается кроткими семейственными и гражданскими добродетелями?.. Что за охота делать определения там, где их никто не просит от сочинителя, особенно при той ловкости, с какой г. Греч делает определения?

Но перестанем следить за г. Гречем и перейдем прямо к тому, что называет он ‘Обозрением истории русской литературы’. Здесь особенно замечательны краткие оценки русских писателей — живых и умерших. Мы выпишем некоторые из этих характеристик, дозволяя себе делать, где покажется нужным, свои замечания.

‘Гнедич оказал великую услугу словесности русской переводом Гомеровой ‘Илиады’, в размере подлинника’.

‘Пнин — сочинитель прекрасных нравственных од и других мелких стихотворений’.— Ломоносов тоже сочинитель прекрасных нравственных од и других мелких стихотворений: чем же отличается от него Пнин?

‘Сумароков (Панкратий) написал несколько комических повестей в стихах’.

‘Макаров, хороший прозаик, острый критик, способствовал к водворению чистого вкуса и приятного слога в нашей литературе’.

‘Буринский, молодой писатель с большим талантом, переводчик Вергилия, умер слишком рано для упрочения своей славы’.

‘Милонов, даровитый поэт, написал несколько сатир, посланий, элегий и т. п., отличающихся чувством, остроумием и прекрасным слогом’.

‘Пушкин (Василий Львович) — сочинитель басен, посланий и т. п. стихотворений, отличающихся легкостию и приятностию слога’.

‘Ильин — автор двух прекрасных драм: ‘Лиза, или Торжество благодарности’ и ‘Великодушие, или Рекрутский набор’, он обязан своим успехом близкому изображению сельских нравов и естественному разговорному слогу. Хороши также драмы Иванова’.

‘Перовский, под вымышленным именем Антония Погорельского написал прекрасный роман: ‘Монастырка».

‘Ушаков написал несколько умных романов и повестей’.— Лажечников также написал несколько умных романов и повестей, какое же различие между им и Ушаковым?..

‘Козлов, поэт-слепец, сочинил повесть ‘Наталья Долгорукая’ и несколько превосходных лирических стихотворений’.— Пушкин также сочинил повесть ‘Евгений Онегин’ и несколько превосходных лирических стихотворений: кто же из них выше и как отличить их друг от друга?

‘Повести Марлинского заслуживают внимания свежестью картин, оригинальностью взглядов и живостью слога, не всегда умеренного чистым вкусом’.— О чьих повестях нельзя сказать того же самого?

‘Беницкий, рано похищенный смертию, оставил несколько повестей, отличающихся наблюдательностию, сатирическим духом и прекрасным слогом’.— Это же самое можно сказать и о графе Соллогубе: написал-де несколько повестей, отличающихся наблюдательностью, сатирическим духом и прекрасным слогом, и о многих других: читатели как о Беницком, так и о всех других останутся в прежнем неведении…

‘Бунина, хорошая писательница русская, оставила прекрасные стихотворения дидактические и лирические’.— Преплохая бумагомарательница, не написавшая на своем веку ни одного путного стихотворения.

‘Барон Дельвиг писал песни простонародные и другие лирические стихотворения, с чувством и простотою, слогом приятным и легким’.— кто уже теперь не кричит громко, что простонародные песни Дельвига не больше, как подделка под русские народные песни, а для ‘Учебной книги’ г. Греча они еще по-прежнему — самородное золото!..

‘Баратынский известен небольшими романтическими поэмами и стихотворениями лирическими, в которых выражается нежное чувство изящными стихами’… Нежное чувство?.. Итак, Баратынский — поэт нежного чувства?.. А мы, признаемся, считали его поэтом мысли, преимущественно перед многими русскими поэтами. Как же мы ошибались!.. Вот точно так же ошибаемся мы, должно быть, и в князе Шаликове, почитая его поэтом нежного чувства: вероятно он-то и есть поэт мысли, поэт думы пытливой и глубокой, беспрестанно силившейся высказаться и ни на минуту не покидавшей поэта!

‘Грибоедов, автор единственной русской комедии ‘Горе от ума’, отличающейся оригинальностью характеров, блестками ума и наблюдательности и прекрасными стихами, затверженными на память во всей России’.— И только!

‘Лермонтов, молодой писатель с необыкновенными дарованиями, в прозе написал роман ‘Герой нашего времени’ и в стихах несколько превосходных лирических пьес. Ранняя смерть прекратила жизнь его, много обещавшую отечественной словесности’… ‘Буринский (как сказано выше у г. Греча), молодой писатель с большим талантом, переводчик Вергилия, умер слишком рано для упрочения своей славы’… Какое же различие между Лермонтовым и Буринским? Один писатель с необыкновенным, другой с большим талантом, один писал роман и несколько лирических стихотворений, другой переводил Вергилия, оба умерли слишком рано для упрочения своей славы, — какое же, повторяем, между ними различие? Никакого, решительно никакого! И Буринский и Лермонтов — писатели совершенно одинакового достоинства и одинаковой важности для литературы! К ним принадлежит также ‘Веневитинов, лирический поэт с редкими дарованиями, умер в цвете лет, не успев вполне употребить их в пользу литературы’. Разница только в том, что Веневитинов был не с необыкновенным, как Лермонтов, и не с большим, как Буринский, талантом, а с редкими дарованиями, и еще в том, что он умер, ‘не успев вполне употребить своих способностей в пользу литературы’, тогда как Буринский умер ‘слишком рано для упрочения своей славы’, а Лермонтову ‘смерть прекратила жизнь, много обещавшую отечественной словесности’…

‘Квитка, под именем Грицко Основьяненки, писал забавные малороссийские романы’. Лажечников, скажем мы, под своим собственным именем, писал русские исторические романы… Да что ж из этого? к чему это ведет? что определяет? кого характеризует?..

‘Кольцов, даровитый сын природы, написал несколько прекрасных лирических стихотворений’… Вы, конечно, не станете спорить со мной, если я назову Шиллера также даровитым сыном природы и скажу, что он написал несколько прекрасных лирических драм… Какое же различие между Шиллером и Кольцовым? или оба они равны?..

‘Батюшков писал прекрасные стихотворения в роде лирическом и повествовательном. Он не имеет мечтательности романтиков, умерен в порывах своих, строг в расположении и исполнении, богат чувствованиями и мыслями и отличается слогом правильным, твердым и благородным’. О ком из сколько-нибудь замечательных писателей нельзя сказать всего этого? Перечтите, пожалуйста, внимательнее эту характеристику. Есть ли тут хоть одно слово, которое не относилось бы столько же к Жуковскому, к Лермонтову, к Пушкину, к кому вам угодно, сколько и к Батюшкову. Можно ли неопределеннее отозваться об одном из замечательнейших наших писателей?

‘Князь Шаховской обогатил русскую сцену и литературу многими сочинениями и переводами в драматическом роде’.— Сумароков, а в позднейшее время г. Обо-довский также обогатили русскую сцену и литературу многими сочинениями и переводами в драматическом роде. Какая же между ними разница?

‘Хомяков, писатель с умом, вкусом, образованием и талантом, написал две трагедии ‘Ермак’ и ,Дмитрий Самозванец’, Но был несравненно счастливее в своих лирических стихотворениях’.— Что такое был несравненно счастливее! Что такое писатель с умом! разве бывают еще писатели с глупостью!.. Конечно, бывают, но не о них речь.

‘Языков — поэт лирический, владеющий стихом с необыкновенным искусством’.— Вместо Языкова поставьте фамилию любого поэта, пишущего гладкие стихи, и выйдет то же самое. Куда же годится эта характеристика Языкова, если только общее место, брошенное без мысли и наудачу, можно назвать характеристикой!

‘Хмельницкий — талантливый драматический писатель, отличающийся особенною чистотою, естественностию и легкостию слога как в стихах, так и в прозе’.— Во-первых, если г. Хмельницкий и талантливый писатель, то в этом нужно поверить г. Гречу на слово, потому что из сочинений г. Хмельницкого скорее можно вывесть заключение совершенно противное. Пьесы такого достоинства, какие писал г. Хмельницкий, теперь наводняют сцену Александрийского театра, и над этими пьесами все смеются, а называть за них талантливыми их авторов никому не приходит и в голову. Во-вторых, с чего взял г. Греч, что г. Хмельницкий отличается особенною чистотою, естественностию и легкостию слога как в стихах (заметьте — как в стихах), так и в прозе?.. Такую похвалу можно сделать только Грибоедову, ибо из всех русских комедий только ‘Горе от ума’ написана стихами, отличающимися особенною чистотою, естественностию и легкостию. Что ж касается до стихов г. Хмельницкого, то вот каковы эти стихи:

Судя по всем вещам, я твердо убежден,

Что я к чему-нибудь великому рожден!

Не помню где… читал я анекдот прекрасной,

Что кто-то из морских в час бури преужасной

Пристал к земле, дотоль незнаемой никем.

Он поселился там, и кончилося тем,

Что вскоре жители решились меж собою

Республики своей избрать его главою.

В этих стихах, которых язык тяжел и книжен, остроумие натянуто и аляповато, трудно увидеть что-нибудь, кроме претензий на легкость, естественность и остроумие, и каким образом удалось г. Гречу отыскать тут достоинства, равные стиху Грибоедова, — мудрено догадаться!

‘Булгарин первый отважился написать русский роман (‘Иван Выжигин’), имел в том успех совершенный и проложил дорогу всем новым романистам. Небольшие повести Булгарина, картины нравов и легкие статьи сатирические дают ему почетное место в литературе’.— Еще 1799 году вышел в Петербурге роман, в двух частях, заключающих в себе с лишком 360 стр<аниц>, под следующим заглавием: ‘Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества’, повесть, написанная А. Измайловым. Цена 1 руб<ль> 50 коп<еек>. В Санкт-Петербурге, В привилегированной типографии Вильковского, 1799 года. Кто возьмет на себя труд прочесть этот роман, тот увидит, что ‘Выжигин’ не только не был на Руси первым романом, но даже и романом сколько-нибудь оригинальным, потому что форма ‘Выжигина’, манера остроумия, нападки на сутяжничество, воспитание и т<ому> п<одобное> — все это с рабскою точностию скопировано с ‘Евгения’, и так как оригинал всегда бывает лучше подражания, то и не удивительно, что ‘Евгения’ и теперь еще можно пробежать с любопытством, тогда как при одной мысли о ‘Выжигине’ самые крепкие читатели засыпают на двадцать четыре часа сряду. Что касается до почетного места, на которое, по мнению г. Греча, дают г. Булгарину право его сочинения, то об этом г. Греч волен думать что ему угодно.

‘Загоскин сочинил несколько хороших комедий в прозе и в стихах:’Благородный театр’,’Добрый малый’,’Недовольные’ и т. п.’ — Шекспир сочинил несколько хороших трагедий в стихах и прозе, — есть ли какое-нибудь различие между г. Загоскиным и Шекспиром или нет никакого?

‘Лажечников — счастливый романист: его ‘Последний Новик’ и ‘Ледяной дом’ по справедливости обратили на себя внимание отечественной публики’.— Что такое счастливый романист? и что хотел этим сказать г. Греч? То ли, что романы г. Лажечникова плохи, но обязаны своим успехом какому-то особенному счастию?.. Но в таком случае зачем уже было говорить, что его романы по справедливости заслужили внимание публики?.. Нет, г. Греч по своему обыкновению не хотел ничего сказать!

‘Вельтман написал несколько прекрасных романов, отличающихся умом и наблюдательностию’.— Вальтер Скотт написал также несколько романов, отличающихся умом и наблюдательностию: определяет ли эта фраза сколько-нибудь того или другого?

‘Гоголь, талант необыкновенный и самостоятельный, пишет комедии (‘Ревизор’, ‘Женихи’ (?) — вероятно ‘Женитьба’?), романы (‘Мертвые души’), повести (‘Рассказы Пасичника’) и т<ому> п<одобное>, в которых видны редкий дар наблюдения и юмор, иногда слишком комический’.— Что такое юмор, иногда слишком комический?

‘Граф Соллогуб принадлежит к числу самых счастливых повествователей…’ — Что такое самый счастливый повествователь? И почему Лажечников только счастливый романист, а граф Соллогуб самый счастливый повествователь?.. Или в этом только их различие?

‘Бенедиктов, лирический поэт с необыкновенным дарованием, занимает одно из самых почетных мест в нашей литературе’.— Удивительно верно и определенно!

‘Князь Одоевский пишет хорошим слогом повести, светские и фантастические, и детские сказки’.— Жорж Занд пишет хорошим слогом романы и повести из современной французской жизни. Второе столько же определяет Жоржа Занда, сколько первое князя Одоевского.

‘Павлов издал несколько повестей, отличающихся оригинальностию и наблюдательным духом’.— Князь Одоевский, о котором сейчас шла речь, также написал несколько повестей, отличающихся оригинальностию и наблюдательным духом, — чем же эти два писателя разнятся один от другого?

‘Полевой (Николай) написал (?) ‘Историю русского народа’, ‘Русскую историю для детей’, ‘Историю Петра Великого’ и ‘Историю Суворова’…’. Если бы г. Греч хоть на миг захотел отступить от своей неопределенности в определениях, ему следовало бы сказать: Полевой не дописал ‘Истории русского народа’, ибо известно, что ‘История’ эта стала на половине и вот уже сколько лет не двигается вперед ни на шаг. ‘Сверх того принес он (Полевой) отечественной словесности существенную пользу своими критическими трудами в разных журналах. Романы его ‘Клятва при гробе господнем’, ‘Синие и зеленые’, повести, драмы и водевили дают ему право на почетное место в нашей нынешней литературе’.— Именно так, особенно драмы и водевили, да правда — кстати уж, и критические труды и романы… Одно другого стоит!

‘Погодин занимался с успехом критическим разбором материалов к разным периодам русской истории и преимущественно отстаивал славу и самое существование Нестора, которые старался поколебать Каченовский’.— Почему бы уж кстати не упомянуть здесь и о дорожных записках г. Погодина, назвав его при сем удобном случае счастливым туристом? Оно было бы полнее!

‘Из писателей, приведенных выше, успешно занимались русскою историею: Булгарин, написавший (здесь опять при большей осмотрительности следовало бы сказать — недописавший) ‘Россию в историческом, статистическом и литературном отношении’, Пушкин, сочинивший ‘Историю Пугачевского бунта».— Как здесь кстати рядом имена этих двух историков!

На этом и остановимся. Что это такое? Слова, слова, слова!.. Предоставляем судить читателю, что может быть более пусто, неопределенно, беспорядочно этого набора слов, величающего себя великолепным титлом: ‘Учебной книги русской словесности’?..

Атрибутирована Некрасову на следующих основаниях: 1) связь с фельетонным циклом Некрасова ‘Достопримечательные письма’ (см.: наст. изд., т. XII, кн. 1, с. 239), 2) пародийный характер рецензии с использованием гоголевских образов, характерным для Некрасова, 3) ведущая роль Некрасова в критико-библиографическом отделе ‘Литературной газеты’ 1844 г.

В 1848 г. В. С. Спиридонов атрибутировал эту рецензию В. Г. Белинскому с малоубедительной аргументацией: последовательный, юмористически-дотошный анализ труда Греча по параграфам, включение в текст с цитатами из рецензируемой книги вопросительных знаков, защита просторечий в литературном языке, ироническое упоминание имени Н. А. Полевого и т. д. (Спиридонов В. Неизвестные страницы Белинского.— ЛН, т. 55, М., 1948, с. 367—384). Позднее рецензия была включена в отдел произведений, приписываемых Белинскому (Белинский, т. XIII, с. 218—233). В ‘Отечественных записках’, основным критиком которых был Белинский, ‘Учебная книга…’ Греча рецензировалась П. Н. Кудрявцевым и А. Д. Галаховым (1845, No 4, 5).

С. 44. …даже история г. Кайданова, в последние годы жизни ее автора, являлась в свет не иначе, как ‘исправленною’ и ‘дополненною’,..— Имеется в виду труд И. К. Кайданова (1782—1843) ‘Краткое начертание Всеобщей истории’, который с 1822 по 1854 г. выдержал шестнадцать изданий в качестве учебного пособия. В 1842—1844 гг. на ее титульном листе ежегодно выставлялось: ‘значительно исправленное издание’.

С. 44. Не движутся только ‘Английский милорд Георг’, ‘Приключения Мирамонда’, грамматика и арифметика Меморского…— ‘Повесть о приключении английского милорда Георга и о брандербургской маркграфине Фредерике-Луизе’ (1782) беллетриста XVIII в. Матвея Комарова ежегодно издавалась в качестве ‘книги для народа’. Книгу под названием ‘Приключение Мирамонда’ разыскать не удалось. ‘Новая российская грамматика в вопросах и ответах’ (1838) и ‘Арифметика в вопросах и ответах’ (1839) М. Ф. Меморского — регулярно переиздававшиеся в 1840-х гг. учебные пособия.

С. 44. …грамматика и все учебники русского языка г-на Греча…— Имеются в виду часто переиздававшиеся учебники Н. И. Греча (1787—1867): ‘Практическая русская грамматика’ (1827), ‘Пространная русская грамматика’ (1826), ‘Начальные правила русской грамматики’ (1828).

С. 44. Сюда должно отнести и ‘Учебную книгу русской словесности’…— ‘Учебная книга…’ Греча вышла первым изданием в 1819—1822, вторым-в 1830—1831 гг.

С. 45. Человек, употребляя дар слова…— Здесь и далее цитируется книга Греча, ч. I, с. 3—5, 9, 23, 25, 39-41, 43-47, 177, 178, 272, ч. II, с. 197, ч. III, с. 6, 204, ч. IV, с. 3, 6-8, 101, 102, 326-333. Курсив издания перемежается курсивом автора рецензии.

С. 47. …его ‘Черные женщины’, ‘Поездки в Германию’, ‘Письма с дороги’…— Упомянуты роман Н. И. Греча ‘Черная женщина’ (1834) и книги очерков ‘Поездки в Германию’ (1836), ‘Письма с дороги по Германии, Швейцарии и Италии’ (1843).

С. 51. …не тот Иван Иваныч, у которого была славная бекеша, и не тот Иван Никифорыч, который любил лежать в натуре…— Имеется в виду ‘Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем’ (1833) Н. В. Гоголя. Ср. упоминание одного из этих героев Гоголя в четвертом фельетоне некрасовского цикла 1844 г. ‘Петербургские дачи и окрестности’ (наст. изд., т. XII, кн. 1, с. 108).

С. 53. Акакий Акакиевич — герой повести Н. В. Гоголя ‘Шинель’ (1842).

С. 53. …в ‘Истории русского народа’ г. Полевого…— Имеется в виду труд Н. А. Полевого, над которым он работал в 1829—1840 гг. Из восемнадцати задуманных томов автор издал всего шесть (1829—1833).

С. 53. Вольно было г. Смарагдову тратить напрасно время…— Имеются в виду труды С. Н. Смарагдова (1805—1871) ‘Руководство к познанию древней истории для средних учебных заведений’ (1840), ‘Руководство к познанию средней истории для средних учебных заведений’ (1841) и ‘Руководство к познанию новой истории для средних учебных заведений’ (1844).

С. 56. Ты в мрачном октябре родилась’.— Цитируется мадригал Карамзина ‘На день рождения А. А. П-ой 14 октября’, приведенный Гречем в качестве примера (ч. III, с. 215).

С. 57. …один из тогдашних критиков серьезно нападал на Пушкина за то, что герой одной из его поэм какой-то армянин.— Речь идет об М. А. Дмитриеве, который следующим образом осуждал переложение стихотворения А. С. Пушкина ‘Черная шаль’ на музыку: ‘В песне г-на Пушкина представляется какой-то молдаванин, убивший какую-то любимую им красавицу, которую соблазнил какой-то армянин. Достойно ли это того, чтобы искусный композитор изыскивал средство потрясать сердце слушателей, чтобы для песни тратил сокровища музыки?’ (Вестн. Европы, 1824, No 1, с. 70).

С. 57. Кукольник, Хомяков, Ободовский — Н. В. Кукольник (1809—1868) — автор трагедий ‘Боярин Федор Васильевич Басенок’ (1844), ‘Генерал-поручик Иоанн Рейнгольд Паткуль’ (1839) и множества исторических драм: ‘Князь Даниил Дмитриевич Холмский’ (1841), ‘Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский’ (1834), ‘Рука Всевышнего Отечество спасла’ (1834) и др., А. С. Хомяков (1804—1860) — автор исторической драмы ‘Дмитрий Самозванец’ (1833), трагедии ‘Ермак’ (1832), П. Г. Ободовский (1803—1864) — автор оригинальных драматических поэм, исторических драм и трагедий ‘Боярское слово’ (1841), ‘Русская боярыня XVII столетия’ (1842), ‘Царь Василий Иванович Шуйский’ (1842) и драматических переводов и переделок: ‘Велезарий’ (1836), ‘Гризельда’ (1840), ‘Дон Карлос’ (1841) и др.

С. 57. И вот слава мира сего! — Вольный перевод афоризма ‘Sic transit gloria mundi!’ (лат.) — ‘Так проходит мирская слава’.

С. 59. Кто уже теперь не кричит громко, что простонародные песни Дельвига не больше, как подделка под русские народные песни…— Ср. оценку Белинского в статье ‘Русская литература в 1844 году’, писавшейся в конце 1844 г.: ‘Песни Дельвига были песнями барина, пропетыми будто бы на мужицкий лад’ (Белинский, т. VIII, с. 453).

С. 59. …точно так же ошибаемся мы, должно быть, и в князе Шаликове…— П. И. Шаликов (1767—1852) — поэт-сентименталист, автор приторно-чувствительных стихотворений. Ср. с ироническим упоминанием о нем в рецензии Некрасова 1843 г. на ‘Стихотворения Старожила’ (наст. изд., т. XI, кн. 1, с. 112, 117).

С. 60. Буринский — З. А. Буринский (1780—1808) — поэт, переводчик с незаурядным дарованием, малореализованным.

С. 61. Хмельницкий — Н. И. Хмельницкий (1799—1845), драматург, прозаик. Далее в рецензии цитируется одноактная комедия Н. И. Хмельницкого ‘Воздушные замки’ (1818).

С. 62. Еще в 1799 году вышел в Петербурге роман под следующим названием: ‘Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества, повесть, написанная А. Измайловым’.— Имеется в виду первая часть этого произведения. Вторая часть этой повести А. Е. Измайлова (1779—1831) вышла в свет в 1801 г.

С. 64. Почему бы не упомянуть о дорожных записках г. Погодина…— Имеются в виду книги очерков М. П. Погодина ‘Год в чужих краях’ (1839), ‘Путевые заметки’ (1841—1842) и др. ‘Путевые заметки’ Погодина Некрасов пародировал в пьесе 1842 г. ‘Материнское благословение’ (наст. изд., т. VI, с. 699) и других произведениях (см.: Мостовская Н. Н. Об одной пародии у Герцена и Некрасова.— Некр. сб., т. X, с. 101—108).

УЧЕБНАЯ КНИГА РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ, ИЛИ ИЗБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ В ПРОЗЕ И СТИХАХ,

КОММЕНТАРИИ

Читайте также: