У памятника Пушкина в Москве, Добротворский В. А., Год: 1899

Время на прочтение: 5 минут(ы)

ПУШКИНСКІЙ СБОРНИКЪ
(въ память столтія дня рожденія поэта)

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 13
1899

B. А. ДОБРОТВОРСКІЙ.

У ПАМЯТНИКА ПУШКИНА ВЪ МОСКВ.

(Фантазія).

Пушкинъ живъ. Онъ между нами.
Его герои живутъ и дйствуютъ и нын.

I.

На колокольн Страстного монастыря пробило двнадцать часовъ, когда на противоположномъ конц Пушкинскаго бульвара показались богатыя, пышныя похороны.
Впереди, на пар лошадей, одтыхъ въ траурныя попоны, хали два джентльмена въ черныхъ цилиндрахъ, въ черныхъ ливреяхъ и блыхъ перчаткахъ. Они усердно посыпали ельникомъ послдній земной путь виновнику настоящаго событія.
Вотъ и факельщики показались въ такихъ же ужасныхъ костюмахъ. Какія непріятныя, безучастныя лица! Вотъ и печальная колесница, — но… Но что это такое? Откуда вдругъ, эти отдаленные, заунывные звуки похороннаго марша?
— Генерала, должно быть, хоронятъ, замтилъ одинъ господинъ другому, останавливаясь вмст съ нимъ около самаго памятника Пушкина и внимательно разглядывая приближавшуюся процессію.
— Да, да… ты, Миша, правъ. Сегодня хоронятъ того генерала, у котораго жена… Помнишь, я теб какъ-то разсказывалъ.
— Нтъ, коллега, не помню.
— До безумія влюблена была въ одного франта, а вышла замужъ за стараго генерала, который вотъ теперь съ такимъ апломбомъ переселяется къ праотцамъ. Помнишь? Еще франтъ-то этотъ на дуэли убилъ жениха ея сестры, добавилъ коллега.
— Да… Да… помню. Романическая семейка. Теб бы, вотъ, писателю, для твоихъ романовъ — манна небесная.
А похоронная процессія, между тмъ, подвигалась впередъ. Вотъ она уже на середин бульвара. Вотъ она уже около самаго памятника.
— Смотри… смотри! закричалъ вдругъ писатель, когда богато убранная колесница поравнялась съ ними,— вотъ она… сейчасъ же за гробомъ. Видишь? Красивая, стройная брюнетка, въ плать съ плерезами, въ глубокомъ траур.
— Вижу. Одна идетъ… Какое строгое лицо. Но почему же она не плачетъ, коллега?
— Не уметъ притворяться. Она никогда не любила своего мужа, но и была ему врна.
— А это, коллега, кто такая? Блондинка, полная, подъ руку съ уланомъ идетъ?
— Сестра ея. Ну, эта, Миша, не чета ей. Видишь отъ чужого горя плачетъ, а когда тотъ франтъ жениха ея на дуэли убилъ,— то очень скоро утшилась, и вотъ за этого идіота вышла. Сентиментальная особа.
— Безъ вкуса, безъ цвта и безъ запаха — сказалъ бы про нее нашъ профессоръ, добавилъ Миша.
— Врно… врно, Миша. Вы, химики, сумете со всхъ сторонъ охарактеризовать предметъ. А вотъ и маменька ихъ. Историческая особа. Когда-то тоже громко заявляла о своемъ существованіи и господами грандисонами сильно увлекалась. А вотъ… О, Боже мой… Самъ французъ… Французъ… Забылъ фамилію… Сукно… Касторъ… Что-то въ этомъ род. Славный парень. Весельчакъ. Все рчи говорилъ. Я встрчалъ его у нихъ, въ имніи. А сильно измнился. Постарлъ.
Но вотъ опять заиграли похоронный маршъ. Сколько скорби, боли, раздирающей душу тоски въ протяжныхъ, заунывныхъ звукахъ этого послдняго прощальнаго напутствія!
Замолкли пріятели. Замолкла толпа. Поникли головой генералы. Задумчиво шли офицеры. Уныло шагали солдаты. И у всхъ въ голов одна была мысль — мысль о тлнности жизни… мысль о неизбжномъ, можетъ быть, скоромъ итог…
Но… миновала процессія. Миновали кареты. Прошелъ праздный, обычный народъ и безпечная, легкомысленная жизнь опять вошла въ свою колею.
— ‘Мы вс сойдемъ подъ вчны своды и чей-нибудь ужъ близокъ часъ’, началъ декламировать ‘коллега’, очнувшись посл минутнаго раздумья и вдругъ замолкъ.— Смотри, смотри, Миша, заговорилъ онъ посл секундной, неожиданной паузы,— это вдь онъ…
— Кто онъ? сердито переспросилъ химикъ, потерявшій, благодаря разнымъ паузамъ, нить разговора и успвшій уже уйти въ себя самого.
— Да онъ, котораго она любила, котораго она я сейчасъ любитъ.
— А, это тотъ франтъ, который убилъ жениха ея сестры.
— Да, да — онъ. Все та же манера. Все тотъ же черный плащъ. Все та же мягкая, черная шляпа. А измнился, постарлъ, хотя по прежнему интересенъ.
— Но что онъ, собственно, за экземпляръ такой?
— Какъ теб сказать, Миша, покороче. Съ полицейской точки — это человкъ безъ опредленныхъ занятій. Нашъ дворникъ, Кузьма, назвалъ бы его человкомъ, ничего не стоющимъ. Для женщинъ — это кумиръ. Он бгаютъ за нимъ за его манеру не обращать на нихъ никакого вниманія, за его презрительное равнодушіе къ нимъ. Он ему страшно надоли и это онъ имъ открыто говоритъ въ глаза. Въ сущности, это интересный, часто повторяющійся типъ, но… Что это, вдругъ, сдлалось съ лицомъ Пушкина? Смотри, какъ оно вдругъ измнилось.
— Я, коллега, никакихъ перемнъ въ памятник не вижу.
— Оно вдругъ все исказилось, какъ-то болзненно, измнилось, какъ бы отъ невыносимой боли, отъ страшныхъ душевныхъ потрясеній.
— Ну, вы, писатсли, даже въ глыб бронзы, даже въ химическомъ соединеніи извести съ углекислотой — способны видть какія-то тамъ душевныя потрясенія.

II.

Луна съ любопытствомъ подсматривала изъ-за купола Страстного монастыря за господиномъ въ черномъ плащ и въ черной мягкой шляп, очевидно кого-то поджидавшимъ около памятника Пушкина. Ее страшно интриговалъ этотъ таинственный незнакомецъ, ежеминутно вскакивавшій съ своего мста и нервно шагавшій изъ стороны въ сторону. Но, боясь, наврное, прогнать своимъ неожиданнымъ появленіемъ необходимый для предстоящихъ событій полумракъ, — луна только краешкомъ своего безсмысленнаго лица выглядывала изъ-за надежной засады.
Но вотъ, онъ опять вскочилъ съ своего мста, опять устремился въ ту сторону, откуда съ такимъ нетерпніемъ ждалъ кого-то,— и вдругъ лицо его озарилось довольной, счастливой улыбкой… Онъ давно уже такъ не улыбался.
Къ нему быстро приближалась граціозная, изящная дама подъ густой вуалью.
— Зачмъ вы такъ настойчиво звали меня? Что вамъ нужно отъ меня? Какое право вы имете преслдовать меня своими письмами? холоднымъ, ршительнымъ тономъ заговорила подошедшая дама.
— Я хотлъ сказать вамъ такъ же, какъ и тогда, во второй годъ вашего замужества, помните?..
— Что вы хотите мн сказать?..
— Я хочу вамъ повторить, что жить безъ васъ не могу, что люблю васъ безумно…
— Мой отвтъ, перебила его граціозная дама,— будетъ тотъ же, что и тогда. ‘Я другому отдана и буду вкъ ему врна’.
— Но вдь вашъ мужъ умеръ. Я провожалъ его до могилы. Вы не плакали, когда шли за его гробомъ, потому что не любили его. Такъ неужели же теперь, когда вы свободны, въ вашемъ сердц нтъ уже боле мста для меня? Неужели же вы разлюбили меня?
Они сли. Онъ нжно взялъ ее за руки.
— Я не скрываю, заговорила она уже не прежнимъ холоднымъ голосомъ,— я люблю васъ по прежнему, но…
— Забудемте это ‘но’… Забудемте прошлое. Я самъ тогда отвергъ вашу чистую, вашу двственную любовь. Я самъ тогда своими собственными руками разбилъ дв жизни сразу. Но я наказанъ за свое безуміе. Я страшно, невыносимо страдаю.
Луна коварно улыбалась за монастырскимъ куполомъ. Моментъ былъ ршительный, интересный и она не выдержала,— всмъ своимъ анфасомъ выглянула изъ своей засады.
Вдругъ дама вскрикнула и, высвободивъ свои руки изъ рукъ любимаго человка, быстро встала. Она испуганно смотрла на лицо неподвижно стоявшаго Пушкина, вдругъ освтившееся луннымъ свтомъ.
— Онъ указалъ мн сейчасъ мой путь, заговорила она ршительнымъ тономъ, показывая головой на безмолвный монументъ,— и я пойду по этому пути. Прощайте… наши дороги различны. Вы сами также разсуждали въ дни нашего перваго знакомства, когда счастье было такъ возможно. Прощайте…
Она ушла.

III.

Прошло десять лтъ съ тхъ поръ, какъ хоронили генерала. И вотъ теперь, по этой же дорог, опять кого-то везли къ праотцамъ. Но странно. Такой богатый балдахинъ, такой богатый гробъ — и вдругъ за гробомъ — никого. Гд же близкіе, родные? Гд же знакомые? Неужели же покойникъ никому ненуженъ былъ при жизни? Неужели же въ цломъ мір не было человка, который бы пожелалъ въ послдній разъ проститься съ нимъ?
Но вотъ поровнялась печальная процессія съ Страстнымъ монастыремъ, и вдругъ нашлось существо, которому, должно быть, нуженъ былъ никому ненужный человкъ.
У воротъ святой обители стояла монахиня, блдная, худая, изнуренная постомъ и молитвой. Набожно перекрестивъ дорогого покойника, она далеко, далеко проводила его глазами, полными слезъ. Если бы при этомъ трогательномъ прощаніи Татьяны съ Онгинымъ присутствовалъ коллега — то наврное, онъ уврялъ бы, что изъ глазъ безсмертнаго Пушкина скатилась на мраморный пьедесталъ крупная слеза.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека