У КОРОЛЯ
У КОРОЛЯ
* * *
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
У короля, Зайцев Борис Константинович, Год: 1935
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Борис Зайцев. Собрание сочинений. Т. 11
Письма. Статьи. Воспоминания современников
М., ‘Русская книга’, 2001
Осень 1928 года оказалась праздником для нас: съезд в Белграде, ‘слет’ литераторов русских со всего зарубежья, под покровительством и при благословенной поддержке покойного короля Александра. Кто побывал тогда в югославской столице, сохранит благодарную память о днях светлых, торжественных, о внимании, ласке, оказанной нам. Но и глубокая горечь напитывает теперь эти воспоминания: так ясно видишь короля Александра и так невозвратно ушел он!
…Завтрак во дворце. Мы собрались в гостиной, вышла королева. По очереди нас представляли ей, мы целовали ее руку — несколько застенчиво подавала она ее нам. А потом двинулись к столу. Кроме русских писателей, несколько сербских профессоров, городской голова Белграда. Король сидел против королевы, а за ее креслом ‘телохранитель’: высокий и стройный худощавый старик в национальном костюме, с белыми усами, пистолетом за поясом и кинжалом. Как ястреб, поводил сухенькою головкой. Готов мгновенно взлететь, впиться в каждого, кто осмелился бы…
Но кругом сидели люди почтительные, уже покоренные и обвороженные. Завтрак протекал ровно, в том воздухе приветливости и дружелюбия, который еще больше ценишь, когда его уже нет.
После завтрака вновь перешли в гостиную. Помню ребяческое желание: попросить короля сделать надпись на открытке с его портретом — он был снят в профиль, вышел очень молодым, почти юным, чистым, свежим. Романтический принц с некиим соколиным оттенком. Под этим югославским соколом хотелось видеть подпись собственноручную. Но… попросить все же не решился. И теперь жалею.
Разговаривали о России, русской жизни, характере бытия нашего в эмиграции. Люди королю малознакомые, говорить с ними приходится во второй раз в жизни. Это не так легко. Но глядя на острый профиль, на внимательные глаза хозяина, сразу можно было понять, что и опыт, и знание жизни у него огромны, и с каждым он умеет обойтись так, как его чувствует.
При спокойствии, приветливости и воля огромна. Он мило и просто улыбается, разговаривая с Куприным, и вот он здесь ‘интеллигентный’ хозяин среди литераторов, но через час с иною внимательностью будет разговаривать с министром иностранных дел, а завтра привычно сядет на коня, не как собеседник литераторов, а как вождь, и этой самой сухощавой рукой двинет войска куда надо, а войска пойдут умирать и побеждать, как надо.
В небольшой же гостиной белградского дворца он общением своим, вниманием и участием нас подбодрял, как бы говорил: ‘Да, все так случилось, а не иначе, но вот и в тяжкие времена не все из сильных мира сего отвернулись от вас и от России’.
Это, конечно, так и было. Худеньким, милым мальчиком, каким показывает нам его фотография, жил он и учился в Петербурге. Кто знал Россию, тот ее уже не забывает! А у кого сердце благородное — тем больше. В горькие времена России мальчик, ставши знаменитым королем, России не забыл. Верным другом и покровителем остался.
Около трех мы поднялись. Король нас провожал, весело что-то говорил с Куприным о папиросах, понравившихся тому. У подъезда стояли автомобили, офицеры держали под козырек. С нами спускался и провожал до машины тот старик-черногорец, что стоял за креслом королевы. Осеннее солнце, ветер, седые усы черногорца, его высокий, худощавый стан так и стоят в глазах.
Вечером в наш отель прислали из дворца огромный пакет папирос для Куприна — в коробках с королевской короной.
…Никогда уже не пожмешь руку короля Александра. Горестна была для русских осень 1934 года — не то, что тогда в Белграде!
Каждому человеку дан в жизни крест — так или иначе он его несет. Был он и у короля Александра — огромный, тяжкий крест борьбы за родину, управления ею, творчества государственного. Нес он его, как и жил — с мужеством, верой. Теперь от креста освобожден. Стяжал венец мученический. В судьбе своей повторяет он давнее: за благо, делаемое миру, платит мир злом. ‘Я иду против мира, и мир идет против меня’.
…Над телом короля рыдал в Марселе старик — быть может, в том же национальном костюме, как видели мы его за креслом королевы. Стоял бы на запятках экипажа — обогнал бы пулю убийцы, в горло бы вцепился, не дал бы в обиду своего сокола.
Ежемесячная газ.— журнал ‘Россия за рубежом’. Париж. 1935. No 1. март.