АРАБСКІЯ СКАЗКИ
ЗНАМЕНИТОЙ
ШЕХЕРАЗАДЫ
ПЕРЕВЕДЕНО СЪ ПЕРСИДСКАГО
ГОЛАНДОМЪ.
ИЗДАНІЕ, УКРАШЕННОЕ 48-ю ЛИТОГРАФИРОВАННЫМИ СЪ ТОНОМЪ КАРТИНАМИ.
Перев. съ француз. А. Г-ой.
МОСКВА.
ТИПОГРАФІИ С. ОРЛОВА НА НИКИТСКОЙ УЛ., Д. ЧЕРНЕВОЙ.
1866.
АРАБСКІЯ СКАЗКИ
или
ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ.
Въ лтописяхъ Сассанидовъ, древнихъ Персидскихъ царей, овладвшихъ большими и малыми островами Индіи и простершихъ свои владнія далеко за Гангъ, до Китая, говорится, что изъ этого могущественнаго дома былъ замчательнйшій царь своего времени, lia сколько подданные любили его за благоразуміе и мудрость, на столько страшились сосди, слышавшіе о его доблестяхъ и храбромъ, хорошо устроенномъ войск. У него было два сына: старшій, Хабріасъ, достойный наслдникъ отца, обладалъ всми его добродтелями, младшій, Шахзенанъ, не уступалъ своему брату. Посл долгаго и славнаго правленія, царь умеръ и на престолъ взошелъ Хабріасъ. Шахзе — папъ, по тогдашнимъ законамъ, не участвовалъ въ наслдств отца и долженъ былъ жить, какъ частное лило, но не завидовалъ счастью брата и старался сохранить его дружбу. Это было не трудно, потому что Хабріасъ любилъ брата, и изъ дружбы къ нему, захотлъ раздлить съ нимъ свои владнія, онъ отдалъ Шахзенану царство Великой Тартаріи. Шахзенанъ тотчасъ отправился туда и избралъ мстомъ своего пребыванія Самаркандъ.
Спустя десять лтъ посл разлуки, Хабріасъ захотлъ повидаться съ братомъ и отправилъ къ нему посланника съ приглашеніемъ пріхать ко двору. Для этого онъ выбралъ своего перваго визиря, который, въ сопровожденіи большой свиты, немедленно отправился въ Самаркандъ. Увдомленный о его прибытіи, Шахзенанъ встртилъ великаго визиря съ первыми вельможами своего двора, въ великолпныхъ одеждахъ. Царь Тартаріи радостно привтствовалъ министра султана и спросилъ его о здоровья своего брата. Визирь отвчалъ, что султанъ здоровъ, и передалъ ему его порученіе, которымъ Шахзенанъ былъ очень тронутъ.
‘Мудрый визирь, сказалъ онъ, султанъ, братъ мой, длаетъ мн большую честь, онъ ничего не могъ предложить мн боле пріятнаго. Съ своей стороны, я горю также нетерпніемъ видть его. Время, неуменьшившее его дружбы, не ослабило также и моей. Въ моемъ государств теперь все спокойно, и мн нужно только десять дней, чтобы приготовиться къ дорог. На такое короткое время вамъ не стоитъ входить въ городъ, а потому я прошу васъ раскинуть здсь палатки, и прикажу доставить сюда всего въ изобиліи для васъ и для вашей свиты.’ Какъ только царь вернулся въ Самаркандъ, визирю было прислано много разной провизіи и при этомъ драгоцнные подарки.
Между тмъ Шахзенанъ, намреваясь хать, распорядился длами, учредилъ совтъ, которому вврялъ правленіе государствомъ на время своего отсутствія и главнымъ членомъ котораго назначилъ министра, извстнаго но своей мудрости и пользовавшагося полнымъ довріемъ своего государи. Чрезъ десять дней, когда все было готово къ отъзду, Шахзенанъ простился съ своею супругой, и, въ сопровожденіи свиты, отправился въ царскій шатеръ, раскинутый подл палатокъ визиря. Тамъ онъ бесдовалъ до полуночи съ посланникомъ Потомъ, желая еще разъ обпять королеву, горячо имъ любимую, онъ возвратился одинъ въ свой дворецъ, и прямо пошелъ въ спальню супруги, которая, не ожидая такого посщенія, приняла къ себ одного изъ послднихъ служителей своего двора. Въ это время они уже спали крпкимъ сномъ. Царь вошелъ тихо, радуясь, что неожиданнымъ появленіемъ доставитъ удовольствіе своей супруг, которая, казалось, очень любила его. Каково-же было его изумленіе, когда при свт факеловъ, горвшихъ каждую ночь въ комнатахъ государей и государынь, онъ увидлъ мужчину въ ея объятіяхъ? Царь остановился, не вря, своимъ глазамъ. Но сомнваться было не въ чемъ. ‘Какъ! сказалъ онъ самъ себ, я только что вышелъ изъ дворца и былъ еще подъ стнами моей столицы, какъ уже успли такъ жестоко оскорбить меня. О, вроломные, ваше преступленіе будетъ наказано! Какъ царь, я обязанъ наказывать злодянія, совершаемыя въ моемъ государств, какъ оскорбленный супругъ, я принесу васъ въ жертву моей справедливой мести.’ Несчастный царь, уступая первому порыву, обнажилъ саблю, приблизился къ постели и однимъ ударомъ умертвилъ преступныхъ. Потомъ выбросилъ ихъ трупы изъ окна въ ровъ, окружавшій дворецъ. Отмстивъ такимъ образомъ за себя, онъ вышелъ изъ дворца и вернулся въ свой шатеръ. Не говоря никому о случившемся, онъ немедленно приказалъ снять палатки и приготовляться къ отъзду. Приказаніе его было исполнено и вс до разсвта отправились въ путь при звукахъ тимпановъ и другихъ инструментовъ, вливавшихъ радость во вс сердца, кром несчастнаго Шахзенана. Его не покидала мысль о неврности своей супруги, и онъ впалъ въ глубокое уныніе.
Не далеко отъ столицы Индіи, вышелъ къ нему на встрчу Хабріасъ со всмъ своимъ дворомъ. Какъ обрадовались этому свиданію оба государя! Сойдя съ коней, они обнялись, помнявшись тысячью нжныхъ привтствій, сли опять на лошадей и. при восклицаніяхъ безчисленной толпы, въхали въ городъ. Султанъ проводилъ брата въ приготовленный дворецъ, который посредствомъ сада соединялся съ его дворцомъ, этотъ дворецъ, построенный для празднествъ и увеселеній, былъ великолпенъ, теперь это-великолпіе увеличилось новыми украшеніями.
Хабріасъ оставилъ царя Тартаріи, чтобъ дать ему время сходить въ баню и переодться, потомъ возвратился къ нему. Сидя вмст на соф, братья разговаривали о всемъ, что случилось съ ними со времени ихъ разлуки. Посл ужина, они возобновили разговоръ, наконецъ наступила ночь, и Хабріасъ замтилъ, что его брату пора отдохнуть. Несчастный Шахзенанъ легъ, но печаль, облегченная нсколько присутствіемъ брата, овладла имъ съ новою силой, вмсто покойнаго сна, въ которомъ онъ такъ нуждался, ему живо представлялся обманъ его жены и послдующія событія, Шахзенанъ былъ вн себя. Наконецъ, не уснувъ нисколько, онъ всталъ. Султанъ, замтивъ глубокую горесть на лиц брата, спрашивалъ самъ себя: ‘Что это съ царемъ Тартаріи? Что могло такъ сильно опечалить его? Быть можетъ, онъ недоволенъ моимъ пріемомъ? Нтъ! я принялъ его, какъ нжно-любимаго брата, и не могу упрекнуть себя въ этомъ отношеніи. Не скучаетъ ли онъ, что оставилъ свое государство или супругу? Въ такомъ случа, я скоре передамъ ему вс подарки, назначенные для него, и пусть онъ возвратится въ свое государство, когда захочетъ.’ Дйствительно, на другой день, Хабріасъ послалъ брату часть подарковъ, состоявшихъ изъ всего, что только есть драгоцннаго и рдкаго въ Индіи. Тмъ не мене, онъ старался развлекать брата ежедневными удовольствіями, по самыя веселыя пиршества, далеко не радуя Шахзенана, только увеличивали его печаль.
Однажды Хабріасъ назначилъ охоту въ двухъ дняхъ разстоянія отъ своей столицы, въ стран, гд водилось много оленей. Шахзенанъ просилъ позволенія не сопровождать его на эту охоту, говоря, что здоровье не позволяетъ ему принять въ ней участіе. Султанъ не принуждалъ его и отправился со всмъ дворомъ на охоту. Посл его отъзда, оставшись одинъ, царь Великой Тартаріи заперся въ своихъ комнатахъ и слъ подл окна, выходившаго въ садъ. Это прекрасное мсто и пніе множества птицъ, наполнявшихъ его, доставили бы ему удовольствіе, еслибъ онъ былъ способенъ наслаждаться имъ, но, мучимый воспоминаніемъ объ ужасномъ поступк царицы, Шахзенанъ чаще обращалъ глаза на небо, нежели на садъ, и жаловался на свою несчастную судьбу. Несмотря на свою печаль, Шахзенанъ обратилъ однакожъ вниманіе на одно обстоятельство. Изъ потайной двери вышла султанша, окруженная двадцатью женщинами. Думая, что царь Тартаріи ухалъ на охоту, она смло приблизилась къ его окнамъ, желая узнать, что она будетъ длать, Шахзенанъ помстился такъ, что могъ все видть, не будучи самъ замченъ. Онъ замтилъ, что женщины, сопровождавшія султаншу открыли лица и сбросили длинныя одежды, которыя носили он сверхъ другаго, боле короткаго платья. Шахзенанъ былъ чрезвычайно удивленъ, когда въ этомъ обществ, состоявшемъ’, по видимому, изъ однхъ женщинъ, увидлъ десять негровъ, каждый негръ взялъ себ одну женщину. Султанша, съ своей стороны, не оставалась долго безъ любовника, она захлопала въ ладоши, крича: Мазудъ, Мазудъ! На ея зовъ, спустился съ высокаго дерева арабъ и поспшно подбжалъ къ ней.
Скромность не позволяетъ разсказывать всего, что происходило между неграми и женщинами: эта подробность не необходима, будетъ и тою, если скажу, что Шахзенанъ увидлъ столько, что нашелъ своего брата столь же достойнымъ сожалнія, какъ онъ самъ. Удовольствія этой страстной толпы продолжались до полуночи. Они выкупались вмст въ большомъ пруду, который служилъ лучшимъ украшеніемъ сада, потомъ снова одлись и вошли черезъ потайную дверь во дворецъ султана, а Мазудъ отправился своею дорогой, черезъ-стну сада.
Все виднное царемъ Великой Тартаріи заставило его задуматься. ‘Какъ могъ я предполагать, что мое несчастіе необыкновенно! Вроятно, такова участь всхъ мужчинъ, если султанъ, братъ мой, обладающій столькими государствами, первый царь въ свт, не могъ избгнуть подобной участи. Стоитъ-ли посл этого такъ сильно предаваться печали! Конечно воспоминаніе столь обыкновеннаго событія не будетъ больше тревожить мое спокойствіе. Дйствительно, съ этой минуты онъ сталъ веселъ, и такъ какъ онъ не ужиналъ еще, желая видть все происходившее подъ его окнами, то веллъ подать себ ужинъ, лъ съ такимъ аппетитомъ, какого не имлъ съ тхъ поръ, какъ ухалъ изъ Самарканда, и даже съ удовольствіемъ слушалъ музыку и пніе.
Слдующіе дни онъ былъ въ хорошемъ расположеніи духа, и, услышавъ, что султанъ возвращается съ охоты, весело пошелъ къ нему на встрчу Сначала Хабріасъ не замтилъ этой перемны, онъ только жаловался, что Шахзенанъ не сопровождалъ его на охоту, и, не давая времени отвчать, началъ ему разсказывать, сколько убилъ оленей и другихъ зврей, и какое удовольствіе доставила ему эта охота. Выслушавъ его со вниманіемъ, Шахзенанъ весело отвчалъ.
Думая найти брата въ прежнемъ состояніи, султанъ обрадовался, встртивъ его веселымъ. ‘Кратъ мой, сказалъ онъ, благодарю небо за счастливую перемну въ теб, я очень радъ ей по у меня есть къ теб просьба, которую я убдительно прошу исполнить.— Какъ могу я не исполнить твоей просьбы? отвчалъ ему Шахзенанъ, скажи скоре свое желаніе.— Съ тхъ поръ, какъ ты пріхалъ ко мн, возразилъ Хабріасъ, ты былъ очень печаленъ и мои старанія развлечь тебя остались тщетны. Я приписывалъ эту печаль тому, что ты оставилъ свое государство, я думалъ даже, что къ этому присоединялась еще любовь къ твоей супруг, которая славится красотой. Быть можетъ, я ошибался, но, признаюсь, что единственно поэтому не хотлъ спрашивать тебя о причин твоей скорби, боясь тмъ огорчить тебя. Теперь же, я нахожу, тебя въ отличномъ расположеніи духа и вижу, что ты совершенно освободился отъ тяжелой думы Скажи, пожалуйста, о чемъ ты тосковалъ и почему теперь ты веселъ.’
Царь Великой Тартаріи задумался, какъ бы отыскивая въ ум, что ему отвтить. Наконецъ онъ сказалъ: ‘Ты мой султанъ и мой властелинъ, но, умоляю, позволь мн не отвчать на твой вопросъ!— Нтъ, братъ мой, я хочу знать, и ты долженъ исполнить мою просьбу!— Ну, а удовлетворю твое любопытство, братъ мой. если ты этого требуешь.’ И Шахзенанъ разсказалъ ему о неврности своей супруги. прибавивъ: ‘Теперь ты можешь судить, могъ-ли и не предаваться печали!— О. братъ мой, вскричалъ султанъ тронутымъ голосомъ. какое ужасное событіе! Съ какимъ нетерпніемъ ожидалъ я развязки его! Ты поступилъ прекрасно, наказавъ измнниковъ, они нанесли теб жестокое оскорбленіе, и ты не долженъ раскаиваться въ своемъ поступк: онъ справедливъ: признаюсь, что на твоемъ мст, я не былъ бы такъ умренъ и принесъ бы въ жертву своей мести больше тысячи женщинъ. Теперь я не удивляюсь твоей печали. О небо, какое событіе! Нтъ, и думаю, никогда еще не случалось ничего подобнаго Будемъ же благодарить Бога, что онъ послалъ теб утшеніе, а въ чемъ состоитъ оно, ты врно не откажешься разсказать мн.’
Шахзенанъ затруднялся отвчать на этотъ вопросъ, потому что онъ касался его брата, но долженъ былъ уступить наконецъ настоятельнымъ просьбамъ послдняго. ‘Если ты непремнно хочешь знать все, я повинуюсь, но боюсь, чтобы мое повиновеніе не принесло теб больше горя, чмъ было у меня, ты самъ будешь въ томъ виноватъ, ибо требуешь того, что я хотлъ бы предать вчному забвенію.— Все, что ты говоришь, отвчалъ Хабріасъ, только увеличиваетъ мое любопытство, и я еще разъ прошу открыть мн скоре тайну, въ чемъ бы она ни заключалась.’ Царь Тартаріи чіе противорчилъ больше и подробно разсказалъ о переодваніи негровъ, о наглости султанши и ея женщинъ и о Мазуд. ‘Видя такой позоръ, продолжалъ онъ, я думалъ, что врно вс женщины таковы и не могутъ противиться своимъ склонностямъ, а потому нужно быть слишкомъ слабымъ, чтобъ находить все счастье и спокойствіе въ ихъ врности, и я утшился. Не скажу, впрочемъ, чтобъ это было мн легко, по надюсь, что и ты послдуешь моему примру.’
Хотя совтъ былъ разсудителенъ, но Хабріасъ не могъ принять его.— ‘Какъ, вскричалъ онъ съ яростью, царица Индіи могла такъ обезчестить себя! Нтъ! братъ мой, я не поврю этому до тхъ поръ, пока самъ не увижу всего, ты врно ошибся, это важное дло, и я долженъ убдиться въ немъ.— Братъ мой, возразилъ Шахзенанъ, удостовриться въ моихъ словахъ не трудно, отправимся на охоту, и когда выдемъ изъ города, то остановимся въ нашихъ шатрахъ, а ночью возвратимся вдвоемъ во дворецъ. Я увренъ, что завтра ты увидишь тоже, что видлъ я сегодня’. Хабріасъ одобрилъ это предложеніе и веллъ приготовиться къ покой охот, въ тотъ же день шатры были раскинуты на указанномъ мст.
На другой день, оба царя похали со всею своею свитой. Прибывъ на мсто, они расположились въ палаткахъ. При наступленіи ночи, Хабріасъ призвалъ великаго визиря и, не открывая ему своего намренія. приказалъ замнить его во время отсутствія и не позволять никому отлучаться изъ лагеря ни подъ какимъ предлогомъ. Отдавъ это приказаніе, онъ слъ съ братомъ на лошадей. Они прохали лагерь, не будучи никмъ узнаны и, прибывъ въ городъ, вошли во дворецъ, занимаемый Шахзенаномъ и легли спать. На другой день, рано утромъ, оба брата сли у окна, изъ котораго Шахзенанъ видлъ вышеописанную сцену съ неграми. Нсколько времени они наслаждались свжимъ утромъ, ибо солнце еще не всходило, и, разговаривая, часто взглядывали на потайную дверь. Наконецъ она открылась, и султанъ увидлъ султаншу съ ея женщинами и переодтыхъ негровъ, султанша позвала Мазуда, я супругъ ея вполн уврился въ своемъ позор и несчастій. ‘Боже! вскричалъ онъ, какой стыдъ, какой ужасъ! И султанша способна на такое безчестіе? Какой царь посл этого можетъ считаться счастливымъ? О, братъ мой, продолжалъ онъ, обнимая Шахзенана, откажемся отъ свта,- въ немъ нтъ истины, онъ только обольщаетъ и обманываетъ. Покинемъ наши владнія и весь, окружающій насъ, блескъ, удалимся въ чужіе края, будемъ жить въ неизвстности и скрывать свое несчастіе’. Шахзенану не нравилось это намреніе, но онъ не противоречилъ брату, видя, въ какомъ тотъ находился положеніи. ‘Братъ мой, сказалъ онъ, у меня нтъ другой воли, кром твоей, я готовъ слдовать за тобой, но общай мн, что мы вернемся, если встртимъ кого нибудь несчастне насъ.— Общаю, отвчалъ султанъ, но не думаю, чтобы кто нибудь заслуживалъ большаго сожалнія, нежели мы.— Въ этомъ я съ тобой не согласенъ, возразилъ Шахзенанъ и, быть можетъ, мы скоро вернемся назадъ.’ Разговаривая такимъ образомъ, они вышли потихоньку изъ дворца и отправились но другой дорог. Они шли цлый день и ночевали въ лсу. Вставъ съ разсвтомъ, братья продолжали путь, и дошли наконецъ до прекраснаго луга на берегу рки, тамъ и сямъ росли высокія, тнистыя деревья. Подъ однимъ изъ нихъ братья сли отдохнуть и освжиться. Они говорили о неврности своихъ женъ.
Вскор со стороны моря послышался ужасный шумъ и страшные крики. Море открылось и изъ него вышелъ страшный черный столбъ, касавшійся облаковъ. Это видніе удвоило страхъ братьевъ, они поспшно встали и взлзли на дерево, на которомъ было удобно скрыться. Взлзши на дерево и посмотрвъ въ ту сторону, откуда слышался шумъ и гд открылось море, они замтили, что черный столбъ, разская воду, приближался къ берегу. Дло вскор объяснилось. Это былъ одинъ изъ злыхъ духовъ, черный и отвратительный, необыкновеннаго роста, онъ несъ на голов стеклянный ящикъ, запертый четырьмя стальными замочками. Войдя на лугъ, онъ сложилъ свою ношу подъ дерево, на которомъ были оба брата, послдніе, видя чрезвычайную опасность, считали себя совершенно погибшими.
Между тмъ, духъ слъ подл ящика, когда онъ отперъ его четырьмя ключами, привязанными къ его поясу, изъ ящика вышла роскошно одтая женщина, величественнаго вида и дивной красоты. Чудовище посадило ее подл себя, и, глядя на нее съ любовью, сказало: ‘Совершеннйшая изъ всхъ красавицъ въ мір, ты, которую похитилъ я въ самый день свадьбы и которую съ тхъ поръ люблю такъ постоянно, позволь мн уснуть нсколько минутъ подл тебя, для этого именно я пришелъ сюда, какъ только меня стало клонить ко сну.’ Говоря это, онъ опустилъ свою тяжелую голову на колна красавицы и протянувъ ноги до самаго моря, такъ захраплъ, что берегъ задрожалъ.
Тогда женщина, нечаянно поднявъ глаза, замтила обоихъ братьевъ на верхушк дерева и знакомъ приглашала ихъ сойдти внизъ. Видя, что убжище ихъ открыто, они страшно испугались и знаками умоляли женщину позволить имъ не повиноваться ей, по она, снявъ осторожно съ своихъ колнъ голову духа и опустивъ ее на землю, встала и проговорила тихо: ‘Сойдите, это необходимо.’ Напрасно братья хотли объяснить ей, что боятся духа. ‘Сойдите, возразила она тмъ-же тономъ, если вы сейчасъ не исполните моей просьбы, то я сама разбужу духа и стану просить его, чтобы онъ умертвилъ васъ.’
Эти слова такъ испугали братьевъ, что они поспшно и осторожно начали спускаться съ дерева, боясь разбудить духа. Когда они сошли, женщина взяла ихъ за руки и, отведя въ сторону, сдлала имъ очень свободно нескромное предложеніе: сначала они отказывались, но, наконецъ, угрозами были принуждены повиноваться ей. Удовлетворивъ свое желаніе, женщина потребовала кольца, которыя замтила на ихъ пальцахъ. Получивъ ихъ, она принесла ящичекъ, въ которомъ находились вс принадлежности ея туалета, и, открывъ его, вынула снурокъ, на которомъ было нанизано множество колецъ различныхъ формъ. ‘Знаете-ли вы, сказала она царямъ, показывая кольца, что означаютъ эти драгоцнности?— Нтъ, не знаемъ, отвчали они, вы врно скажете намъ.— Эти кольца, отвчала она, принадлежатъ тмъ, кто пользовался моею благосклонностью, ихъ было ровно девяносто восемь, и я берегу эти кольца на память о нихъ, для этого же я взяла и ваши. Теперь сто колецъ, а слдовательно и сто человкъ, которыхъ я любила, несмотря на бдительность и предосторожности этого отвратительнаго духа, который никогда не покидаетъ меня. Хотя я и заперта въ стеклянномъ ящик, на дн моря, однакожъ нахожу случай обманывать духа. Изъ этого вы ясно видите, что если женщина задумала что ни будь сдлать, то никакой мужъ, никакой любовникъ, не могутъ воспрепятствовать ей исполнить свое желаніе. Мужья сдлали-бъ лучше, если бы не принуждали своихъ женъ, это единственное средство сдлать ихъ умне.’ Сказавъ это, женщина надла ихъ кольца на нитку, сла на прежнее мсто, положила къ себ на колна голову спящаго духа и велла обоимъ братьямъ удалиться.
Они пошли назадъ и когда потеряли изъ виду духа и женщину, Хабріасъ сказалъ Шахзенану: ‘Ну, братъ мой, что думаешь ты объ этомъ приключеніи? Врная ли любовница у этого духа? II. не согласишься ли съ тмъ, что ничто не можетъ сравниться съ коварствомъ женщинъ?— Да, отвчалъ ему царь великой Тартаріи. Ты также долженъ согласиться и съ тмъ, что духъ боле достоинъ сожалнія и боле несчастенъ, нежели мы. Мы нашли, чего искали, и потому вернемся въ наши государства и женимся опять. Я знаю, какъ заставить своихъ женъ быть врными мн, но не хочу объяснить теперь: ты услышишь скоро объ этомъ и конечно послдуешь моему примру.’ На третій день къ утру, они вернулись въ свои шатры.
Какъ только разнеслась всть о возвращеніи султана, придворные собрались къ его палатк. Султанъ позвалъ ихъ къ себ, встртилъ веселе обыкновеннаго и сдлалъ всмъ подарки. Потомъ объявилъ имъ, что не намренъ продолжать охоту. Веллъ привесть своего коня и вернулся во дворецъ.
Пріхавъ, онъ поспшилъ въ комнаты султанши, веллъ ее связать при себ и отдалъ великому визирю, съ приказаніемъ удавить ее, министръ исполнилъ это, не освдомляясь, какое преступленіе сдлала султанша. Раздраженный царь не остановился на этомъ: онъ самъ отрубилъ головы всмъ женщинамъ султанши. Посл такого строгаго наказанія, увренный, что нтъ въ свт женщины, которая могла-бы оставаться врной, онъ ршилъ, во избжаніе неврности женъ, брать каждую ночь новую жену, а на утро казнить ее, и поклялся исполнить это жестокое ршеніе, какъ только простится съ царемъ Тартаріи. Послдній вскор ухалъ въ свое государство, получивъ богатые подарки.
Посл его отъзда, Хабріасъ веллъ своему визирю привесть дочь одного изъ армейскихъ генераловъ. Визирь повиновался. Проведя съ ней ночь. Султанъ утромъ передалъ ее визирю съ повелніемъ удавить. а ему на слдующую ночь привесть другую. Какъ ни тяжело было визирю исполнять подобныя порученія, но онъ обязанъ былъ слпо повиноваться своему государю. Въ слдующій вечеръ, великій визирь привелъ ему новую жену, которая на утро также была удавлена. За нею слдовала дочь гражданина, и т. д., такъ что каждый вечеръ была свадьба, а на другой день утромъ похороны.
Слухъ о такомъ безпримрномъ безчеловчіи привелъ въ отчаяніе весь городъ. Везд слышались крики и вопли, здсь отецъ рыдалъ о потер дочери, тамъ нжныя матери, боясь, что подобная же участь постигнетъ ихъ дтей, заране оглашали воздухъ своими воплями. Такимъ образомъ, вмсто похвалъ и благословеній, которыми осыпали прежде султана, стали раздаваться одни проклятія.
У великаго визиря, невольнаго исполнителя этихъ страшно, несправедливыхъ приказаній султана, было дв дочери: Шехеразада и Диварзада.
Об они были умны, но старшая отличалась необыкновенною смлостью. удивительною проницательностью и тонкимъ умомъ. Она много читала и обладала такою прекрасною памятью, что помнила все прочитанное, занималась Философіей, исторіей, медициной и искусствами, писала стихи лучше всхъ знаменитыхъ поэтовъ своего времени, кром того, она была необыкновенно хороша собой и добродтельна.
Визирь страстно любилъ дочь, которая вполн заслуживала его нжность. Однажды, разговаривая съ нимъ, она сказала: ‘Отецъ мой, у меня есть просьба, которую я убдительно прошу тебя исполнить.— Я не откажу теб, если только просьба твоя основательна.— Что она основательна, объ этомъ ты можешь судить по причин, которая заставила меня обратиться съ нею къ теб Я намрена прекратить варварство султана, разсять страхъ, обнявшій столькихъ матерей, которыя боятся потерять своихъ дочерей столь ужаснымъ образомъ.— Намреніе твое похвально, дочь моя, но бдствіе, которому ты хочешь помочь, кажется мн неисправимымъ, сказалъ визирь, что же ты думаешь сдлать?— Отецъ мой. черезъ твое посредство султанъ каждый день празднуетъ новую свадьбу, доставь мн случай сдлаться его женой.— Дочь моя, вскричалъ съ ужасомъ визирь, какъ можешь ты просить меня объ этомъ? Не потеряла ли ты разсудокъ? Или ты не знаешь, что султанъ поклялся лишать жизни свою жену на другой день свадьбы? И ты хочешь, чтобъ я предложилъ ему жениться на теб? Подумай, куда можетъ увлечь тебя твое безразсудное усердіе?— Да, отецъ мой, отвчала добродтельная двушка, я знаю, какой подвергаюсь опасности, но не боюсь ее. Если я погибну, то погибну славною смертью, если успю въ своемъ намреніи, то окажу своему отечеству важную услугу.— Нтъ, отвчалъ визирь, что бы ты мн не говорила, я ни за что не соглашусь подвергнуть тебя такой страшной опасности Если султанъ велитъ мн поразить тебя кинжаломъ въ грудь, увы! я долженъ буду исполнить его приказаніе, столь ужасное для моего родительскаго сердца. Ахъ, если ты не боишься смерти, то бойся огорчить меня смертельно, бойся заставить меня обагрить руки въ твоей крови.— Прошу тебя еще разъ, отецъ мой, исполни мою просьбу.— Твое упрямство, возразилъ визирь, сердитъ меня. Зачмъ хочется теб идти на встрчу погибели? Кто не предвидитъ хорошаго окончанія опасному длу, тотъ не долженъ браться за него. Я боюсь, чтобы съ тобой не случилось того, что случилось съ осломъ, которому было хорошо, по который не съумлъ пользоваться своимъ хорошимъ положеніемъ.— А какое случилось съ нимъ несчастіе? возразила Шехеразада.— Я сей-часъ разскажу теб, отвчалъ визирь, слушай:
ОСЕЛЪ, ВОЛЪ, И ЗЕМЛЕДЛЕЦЪ.
‘У одного очень богатаго купца было нсколько фермъ, со множествомъ всякаго скота. Онъ отправился съ семействомъ на одну изъ нихъ. Купецъ обладалъ даромъ понимать языкъ животныхъ, по съ условіемъ, что онъ лишится жизни, если объяснитъ кому нибудь ихъ разговоръ, это препятствовало ему сообщать вещи которыя онъ узнавалъ посредствомъ своего дара.
‘Волъ и оселъ стояли за одними яслями. Однажды хозяинъ сидлъ подл нихъ и, глядя на игры своихъ дтей, услышалъ слдующій разговоръ: ‘Я нахожу тебя вполн счастливымъ, говорилъ волъ, обращаясь къ ослу, ты наслаждаешься спокойствіемъ, отъ тебя требуютъ мало услугъ, человкъ чиститъ тебя, моетъ, даетъ просяннаго ячменя, и чистой, свжей воды. Твоя самая трудная работа состоитъ щ, перевозк товаровъ нашего хозяина, во время его небольшаго путешествія. Безъ этого, вся жизнь твоя прошла бы въ праздности. Обращеніе же со мной совсмъ другое, и моя жизнь на столько горька, на сколько твоя пріятна: едва пройдетъ полночь, какъ меня впрягаютъ въ плугъ, который я долженъ таскать весь день, это часто доводитъ меня до совершеннаго изнеможенія. Притомъ, идущій за мною земледлецъ безпрестанно бьетъ меня. Таская плугъ, я сдираю кожу съ шеи. Наконецъ, проработавъ съ утра до вечера и возвратясь домой, я нахожу въ ясляхъ дрянные сухіе бобы, смшанные съ пескомъ, или что нибудь еще худшее. Къ довершенію несчастія, насытясь этою невкусною нищей, я долженъ провесть ночь въ навоз. Видишь-ли, я не даромъ завидую твоей участи!’
Оселъ не прерывалъ вола и далъ ему высказаться, но когда тотъ замолчалъ, оселъ сказалъ: ‘Ты оправдываешь данное теб названіе идіота: ты слишкомъ простъ, позволяешь длать съ собою все, что угодно, и не хочешь пособить себ. Что-же выигрываешь ты своими страданіями? Только убиваешь себя, чтобы доставить покой, удовольствіе и выгоды тмъ, кто не цнитъ тебя, поврь, съ тобой не обращались бы такъ, еслибъ твоя храбрость равнялась твоей сил Отчего не сопротивляешься ты, когда тебя привязываютъ къ яслямъ? Отчего ты не ударишь хорошенько рогами? Зачмъ не выражаешь своего гнва, топая ногами? Ты могъ бы всхъ привесть въ ужасъ страшнымъ ревомъ. Ты получилъ отъ природы средства доставить себ общее уваженіе и пренебрегаешь ими. Теб приносятъ дурныхъ бобовъ или дурной соломы, не шь ихъ, понюхай только и оставь. Послушайся меня и ты скоро увидишь перемну въ своемъ положеніи, за которую поблагодаришь меня’.
‘Волъ принялъ совтъ осла, поблагодарилъ его и прибавилъ: ‘Я исполню все, что ты сказалъ мн, и ты увидишь, какъ я расплачусь съ ними’. Посл этого разговора, изъ котораго купецъ не проронилъ ни одного слова, они замолчали.
‘На другой день, земледлецъ пришелъ за воломъ, впрягъ его въ плугъ и повелъ на обычную работу. Волъ, помня совты осла, былъ золъ весь день, а вечеромъ, когда хозяинъ хотлъ привязать его къ яслямъ, онъ, вмсто того, чтобъ протянуть шею, заупрямился и съ ревомъ пятился назадъ, онъ даже нагнулъ рога, какъ бы намреваясь ударить ими земледльца. Однимъ словомъ, волъ исполнилъ все, чему научилъ его оселъ. На слдующій день, земледлецъ опять пришелъ за нимъ, чтобъ вести на работу, но увидвъ, что бобы и солома не тронуты и что волъ лежитъ подл, протянувъ ноги и дыша съ трудомъ, подумалъ, что онъ боленъ, пожаллъ о немъ и пошелъ сказать о случившемся купцу.
‘Купецъ понялъ, что совты осла не пропали даромъ, и чтобъ наказать его. какъ онъ того заслужилъ: ‘Ступай, сказалъ онъ земледльцу, возьми осла и постарайся, чтобъ ему было довольно работы въ пол.’ Земледлецъ повиновался. Оселъ былъ принужденъ весь день таскать плугъ и тмъ боле утомился, что не привыкъ къ такой работ. Кром того, онъ получилъ столько ударовъ палкой, что не могъ держаться на ногахъ, когда вернулся домой.
‘Между тмъ волъ былъ очень доволенъ, онъ сълъ все, что было въ ясляхъ, отдыхалъ весь день, радовался, что послдовалъ совту осла, благословлялъ его и не забылъ выразить свою благодарность, какъ только возвратился тотъ. Оселъ ничего по. отвчалъ волу, до того онъ былъ недоволенъ, что съ нимъ поступали дурно. ‘Мое безразсудство. говорилъ онъ самъ себ, навлекло на меня такое несчастіе, я жилъ счастливо, все улыбалось мн, все, чего-бы я ни пожелалъ, было у меня: да, я самъ виноватъ, что нахожусь теперь въ такомъ печальномъ состояніи, и если не придумаю какой нибудь хитрости, чтобы выдти изъ него, то непремнно погибну’. Говоря это, оселъ отъ изнеможеніи упалъ подл яслей’.
Тутъ великій визирь, обращаясь къ Шехеразад, сказалъ: ‘Дочь моя, ты, какъ этотъ оселъ, хочешь погибнуть черезъ свое ложное благоразуміе. Послушай, не предпринимай ничего, не или сама на встрчу смерти.— Отецъ мой, отвчала Шехеразада, приведенный тобою примръ не перемнитъ моего ршенія, и я до тхъ поръ не перестану просить тебя, пока ты не согласишься на мою просьбу’. Нидя упорство дочери, визирь сказалъ: ‘Такъ какъ ты все еще настаиваешь на своемъ, то я принужденъ буду поступить съ тобой, какъ поступилъ купецъ съ своею женой, спустя нсколько времени посл приключенія съ осломъ, и вотъ какъ именно: услышавъ о жалкомъ положеніи осла, купецъ захотлъ узнать, что произойдетъ теперь между нимъ и воломъ. Для этого посл ужина, онъ вышелъ, при свт луны, съ женой и слъ подл нихъ. Оселъ говорилъ слдующее: ‘Кумъ, что ты намренъ длать завтра, когда теб принесутъ сть?— Что я буду длать, отвчалъ волъ, я послдую опять твоему совту, сначала попячусь назадъ, потомъ наклоню рога, притворюсь больнымъ и въ самомъ отчаянномъ положеніи.— Не длай этого ни за что, отвчалъ оселъ, ты этимъ погубишь себя, сегодня, возвращаясь, я слышалъ отъ нашего купца, что заставило меня опасаться за твою жизнь.— А что ты слышалъ? спросилъ волъ, скажи ма, пожалуйста.— Нашъ хозяинъ сказалъ сегодня земледльцу: ‘Такъ, какъ волъ не стъ, а потому не можетъ держаться на ногахъ, то завтра надобно его убить. Мясо его мы отдадимъ, Христа ради, бднымъ, а кожа пригодится намъ, ты отдашь ее кожевнику: не забудь же позвать мясника, у Нотъ что и слышалъ сего дня и хотлъ предупредить тебя, желая сохранить твою жизнь и дать теб новый совтъ, когда теб принесутъ бобовъ и соломы, бросься на нихъ съ жадностью, хозяинъ подумаетъ, что ты выздоровлъ и врно отмнитъ твой смертный приговоръ, если-же ты поступишь иначе, то для тебя все будетъ кончено’.
‘Эта рчь произвела дйствіе, какого желалъ оселъ. Волъ былъ сильно встревоженъ и страшно заревлъ. Купецъ, слушавшій все со вниманіемъ, расхохотался, чему очень удивилась его жена. ‘Скажи мн, пожалуйста, сказала она, чему ты смешься, можетъ быть и меня это разсмшитъ.— Другъ мой, отвчалъ онъ, будь довольна и тмъ, что я смюсь.— Нтъ, возразила она, я непремнно хочу знать, чему ты смешься.— Я не могу удовлетворить твое любопытство, могу только сказать, что смюсь отъ того, что оселъ сказалъ волу, больше этого я не смю теб открыть — А кто запрещаетъ теб сказать мн все?— Если я скажу теб все, то это можетъ стоить мн жизни.— Ты смешься надо мной, вскричала жена, и если сейчасъ не откроешь, что сказалъ оселъ волу, то, клянусь Богомъ, мы не будемъ больше жить вмст.’
‘Сказавъ это, она вернулась домой, услась въ уголь и начала горько плакать. Мужъ легъ спать, на другой день, видя, что жена не перестаетъ сердиться, онъ сказалъ ей: ‘Ты поступаешь дурно, горюя о такой бездлиц, право, для тебя не такъ интересно знать, что для меня очень важно скрыть. Умоляю тебя, не думай больше о вчерашнемъ.— Я буду думать объ этомъ до тхъ поръ, отвчала она, пока ты не удовлетворишь мое любопытство.— Но я серьезно говорю теб, что твое нескромное требованіе будетъ стоить мн жизни.— Пусть будетъ, что угодно Богу, а я не перестану настаивать на своемъ.— Я хорошо вижу, что тебя не уговоришь, сказалъ купецъ, и такъ какъ предвижу, что ты умрешь отъ печали, то позову повидаться съ тобой, передъ смертью, твоихъ дтей’. Онъ веллъ позвать своихъ дтей и послалъ за отцомъ и матерью жены. Когда вс они собрались и узнали въ чемъ дло, то начали уговаривать ее не настаивать на своемъ, но она не
Прочитали? Поделиться с друзьями:
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/s01-3.jpg)