Тяжба между общим и профессиональным образованием
Тяжба между общим и профессиональным образованием
Комментарии
Комментарии
Тяжба между общим и профессиональным образованием, Вахтеров Василий Порфирьевич, Год: 1906
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Вахтеров В. П. Избранные педагогические сочинения
М., ‘Педагогика’, 1987.— (Педагогическая б-ка).
Было время, когда об общем образовании никто не думал. В средние века педагоги ставили своей целью выучку тому, что требовали от них практические задачи века, и забывали об ученике. Католическому духовенству нужны были клирики, и школы должны были готовить клириков. Городам и феодалам нужны были писцы, и школы должны были готовить писцов. Школы же готовили певчих. Это была профессиональная, а иногда и подготовительная к специальной высшей школе, где подготовлялись тоже специалисты: богословы, юристы и врачи, но не общеобразовательная школа. Она преследовала интересы духовенства, феодалов и пр., но не заботилась о самом ученике. Приемы преподавания, распределение учебного материала выводились не из анализа природы ученика, согласовались не со свойствами и способностями учащихся, а были результатом анализа (удачного или нет — все равно) предметов, какие нужно было преподать детям. Но анализ предмета очень часто дает расположение материала, обратное тому, чего требует природа детей, их способности, их интересы. Это естественное при таком взгляде на школу забвение природы учащихся приводит к тому, что учение становится мукой, внушает отвращение детям. Отсюда — необходимость в розге и других видах телесного наказания, чтобы заставить детей учиться. По мере того как дети привыкают к наказаниям, низшие степени этих наказаний перестают действовать — наступает необходимость усиливать их все более и более до тех пор, пока учителя не превратят, по верному выражению гуманистов эпохи Возрождения, в разбойников, мясников, палачей, тиранов. Вот естественный, логически неизбежный результат навязывания народной школе посторонних задач, забвения природы, сил и способностей ребенка, привычки выводить методы и приемы преподавания не из анализа душевных сил ребенка, а из анализа предметов преподавания. Но мало-помалу люди приходят к мысли, что начальное образование само по себе, без всякого отношения к профессиональным и партийным целям, имеет значение.
Первыми пионерами на этом пути были великие итальянские гуманисты. Они нашли ‘человека в человеке’, освободили личность от нравственного порабощения католицизмом и феодализмом, провозгласили неотъемлемое право личности на свободное развитие своих сил и на удовлетворение своих потребностей. Чтобы охарактеризовать дальнейшее развитие этого движения, достаточно назвать Коменского, Рахова, Руссо, Песталоцци. Благодаря им широко распространилась мысль, что законы воспитания и обучения должна предписывать человеческая природа, что вся педагогка должна быть основана на изучении природы человека и ребенка. Создалось целое движение, своего рода эра, в области народного образования. Смысл этого могущественного течения позднейших времен, опрокидывающего на пути своем все препоны, заключается в том, что народное образование цивилизованные народы начинают рассматривать не как средство к достижению тех или других политических, религиозных, практических, экономических задач, они приходят к мысли, что развитие природных физических, умственных и нравственных сил народа само по себе представляет задачу такой огромной важности, что дело это необходимо поставить вне различных классов и утилитарных соображений, посторонних и партийных влияний и выше их. Школа была подчиненным учреждением, а теперь она стремится стать независимой. Она была орудием в руках других учреждений, и теперь она сама ставит себе свои цели, и с этих пор школа поднимает свои задачи — таково плодотворное значение великой идеи — до высоты, до которой едва достигали самые мечты величайших гениев, живших в века, нам предшествующие. Мало этого: именно с этих пор школа, прогрессируя в высоту, быстро распространяется и вширь. Раньше она была делом благотворительности, теперь это одна из важнейших обязанностей общества и государства. Начальное образование делается теперь всеобщим, общедоступным, даровым и обязательным, оно становится не только общественным, но и всенародным, общегосударственным, даже всемирным делом.
Приблизительно то же самое происходило и у нас, в России. Было время, когда никто и не думал об общеобразовательной школе. Школы должны были готовить священников и клириков, это — духовные школы. Другие должны были готовить моряков, офицеров, чиновников и пр. Были школы для купцов. Были школы сословные: для дворян, для духовенства, для мещан, для крестьян. Школы подразделялись даже по чинам отцов: для крупных чинов — особо привилегированные школы, для мелких чиновников и офицеров — другие. Основным принципом было: ‘Всяк сверчок знай свой шесток’. Громогласно провозглашалось требование удержать низшие сословия государства в пределах соразмерности с гражданским их бытом, в отношении к образованию их детей, и побудить их ограничиваться уездными училищами и обучением, в этих заведениях доставляемым. Были школы для детей кантонистов. Не существовало только одной общеобразовательной школы. Даже в ближайшие к нам времена такие школы, как гимназии и уездные училища, стоявшие, по-видимому, ближе других к общеобразовательным школам, и те имели в виду подготовление к государственной службе и давали окончившим курс известные права на получение чинов и должностей. Правда, и теперь даже на Западе общему образованию далеко до идеала. На школу давит рутина, дурные традиции, предрассудки. С рациональной школой ведет борьбу клерикализм, косные реакционеры, политические партии, боящиеся движения вперед. В программах школы еще много никуда не годного хлама. Школа неохотно дает место последним выводам науки, как бы ценны они ни были. В средней школе еще и до сих пор во многих местах царит классицизм, и ко многим юношам и до сих пор применимы те слова, с какими Карл Бар в первой половине прошлого века обратился к студентам Кенигсбергского университета: ‘Я нисколько не сомневаюсь, что между нами, слушатели, нет ни одного, который бы не знал, что Капитолий в Риме был спасен гоготаньем гусей, и в то же время, конечно, никто между вами, за исключением разве некоторых врачей, не знает, состава гусиного яйца. Да и вообще очень многие из дельных немецких учителей совершенно не знали бы, что птицы несут яйца, если бы об этом не упоминал Плинций!’ Все это так, но принципы Коменского, Руссо и Песталоцци делают все больше и больше завоеваний, и недалеко время, когда рутина и реакция будут побеждены. Впервые мысль об общеобразовательной школе горячо и громко высказана в эпоху 60-х годов. Движение 60-х годов в области обучения и воспитания слишком хорошо всем известно, чтобы надо было подробно на нем останавливаться. Достаточно только напомнить о нем, чтобы подтвердить тот же самый вывод, к которому приходишь, изучая историю западной школы.
Справедливо говорят, что новое движение в школьном деле началось со статьи Пирогова. Пирогова и Ушинского называли отцами русской педагогии. Но смысл этого движения, поднятого Пироговым, и заключался именно в том, чтобы общая школа не преследовала никаких других задач, кроме одной: воспитать человека. Кто из нас не читал его ‘Вопросов жизни’? Кто не помнит его эпиграфа? ‘К чему вы готовите вашего сына?’ — ‘Быть человеком’,— отвечает Пирогов. Правда, ему возражают, что человека собственно нет, что это простое праздное отвлечение, что нам необходимы негоцианты, солдаты, механики, мастеровые, юристы, чиновники, а не ‘люди’. Но мы помним, как гениально разбил Пирогов своих оппонентов. ‘Не ищи ничего в школе как быть человеком в настоящем значении этого слова’,— говорит он в другом месте. И эта мысль стала лозунгом широкого движения в области обучения и воспитания.
Мы хорошо знаем, каковы были последствия этого движения, этого принципа. Что такое была русская школа до статьи Пирогова? Казарма с ее порядками, розгами, зубристикой, дрессировкой, вселявшими ужас в детях. Чем стала школа, где руководились идеями Пирогова? Радостью детей, мастерской гуманности. Прежде нужны были палки старших, чтобы загонять детей в народную школу. А после Пирогова и Ушинского школьные стены не вмещали всех детей, желающих учиться. Дети шли туда не из-за прав, не из-за выгод, как это имело бы место в средних учебных заведениях: народная школа не дает прав. Они шли не по принуждению родителей, иногда даже препятствовавших обучению детей. Они шли добровольно, иногда замерзая от холода, питаясь черствым хлебом по целым неделям. Отчего не было этого раньше? Какая чудодейственная сила могла в несколько лет народную школу, устроенную по типу казармы и бурсы, справедливо сравниваемую нашим талантливым критиком с ‘Мертвым домом’ Достоевского, превратить в любимое место для детей? Это чудо сделала идея о том, что у общеобразовательной школы не должно быть никаких других задач, кроме одной — приготовить человека, развить его природные способности.
И всякий раз, когда эта мысль становится ясной среди педагогов и среди общества, мы можем констатировать и фактами и цифрами усиленное движение в пользу народного образования, его быстрое развитие вверх, но в то же время не менее заметное распространение вширь, мы можем установить быструю перемену в отношениях к школе не только взрослого населения, но и учащихся. И это потому, что чем выше цели, поставленные перед школой, тем сильнее они импонируют мнениям людей, будят общественную и частную инициативу, возбуждают энергию в общественных деятелях. И наоборот, каждый раз, когда забывают эти великие слова, когда на школу начинают смотреть как на орудие к достижению посторонних целей (я не одни профессиональные знания имею в виду), школьное дело замирает, перестает привлекать к себе сочувствие и со стороны общества, и со стороны народа, и прежде всего со стороны детей.
Наступившая после 60-х годов реакция была крайне неблагоприятна для общеобразовательной школы. Средняя школа стала по-прежнему готовить к казенной карьере, родители на нее смотрели то как на преддверие либо в департамент, либо в палату и канцелярию, либо в полк, то как на подготовительную школу к специальному образованию: врача, инженера и пр. Министерство требовало от нее, чтобы она охлаждала умы, закупоривала мозги от веяний времени, готовила послушных и исполнительных чиновников.
Народная школа стала изображать собой крепость, осаждаемую со всех, сторон. Одни хотели, чтобы народная школа готовила пахарей, другие — огородников, садовников, пчеловодов, шелководов, третьи — столяров и сапожников, четвертые — певчих и церковных чтецов, пятые — писцов и счетоводов и т. д. И в соответствии с такими взглядами на школу мы встречались в последние десятилетия и в нашей педагогической литературе с попытками снова воскресить схоластику средних веков, обосновать и распределение учебного материала, и методы преподавания на одном анализе учебных предметов.
Напрасно современные составители учебников для народных школ, предлагая те же средневековые приемы, маскируют их фразой: ‘То, что дает анализ учебного предмета, то самое будет впору ученику, потому что законы мышления всеобщи’. Нет, законы мышления не настолько всеобщи, как думают авторы современных учебников для народных школ. Взрослые люди, двигающие науку, мыслят отвлеченными понятиями, а ребенку нужны образы, формы, краски, звуки, наглядные предметы. Люди науки в совершенстве владеют дедуктивными методами мышления, а ребенку дедукция чужда и непосильна. Для специалиста-астронома глаз должен быть приспособлен к телескопу. Общеобразовательная школа развивает глаз всесторонне, приспособляя его то к рисованию, то к чтению, то к письму, то к наблюдению растений, животных, природы и людских дел.
Нет, умственное и нравственное развитие народа не есть только средство к достижению каких-либо других, посторонних целей, а само по себе представляет одну из важнейших задач нашего времени, начальная школа должна ставить сама себе задачи, она не орудие в руках тех или других групп для достижения тех или других практических целей, а самостоятельное, независимое от посторонних соображений учреждение. Если бы эта мысль проникла во все слои русского общества, и прежде всего в педагогическую профессию, то при выборе материалов для преподавания руководились бы не тем, какие из этих материалов нужны земледельцу, ремесленнику, плательщику податей, солдату, купцу и т. п. или же требуются какими-либо другими соображениями, а только тем, какие материалы лучше всего содействуют умственному и нравственному развитию ребенка. Тогда бы расположение этого материала по годам обучения, методы, приемы преподавания выводились не из анализа предметов, поставленных в программах, а из анализа природы ребенка, его способностей, наклонностей, интересов, стремлений, запросов. Тогда бы школа, отдавая должное развитию глаза и кисти руки, обратила бы самое главное внимание на знания и упражнения, развивающие мыслительные способности ребенка. Тогда бы открытие школ мотивировалось не тем только, что крестьянину надо уметь написать и прочитать письмо, расписку, повестку и т. д., а тем главным образом, что и крестьянину, и мещанину, как и всякому другому человеку, прежде всего необходимо умственное и нравственное развитие — безусловно необходимо не только потому, что оно лучше поможет каждому выполнить все его и общественные и семейные обязанности, поможет лучше устроить свою личную жизнь, но необходимо само по себе, как цель, к которой мы должны стремиться. Тогда бы думали не о том только, чтобы приготовить хороших работников, а и о том, чтобы приготовить хороших людей. Тогда бы не было места никакому насилию в школах, стремившемуся обломать и переделать ученика сообразно со знанием профессии или сословия, а было бы место только свободному развитию человеческой личности. Когда люди ставят себе целью дипломы, открывающие путь к заработку, к жалованью, чинам и карьере — это почтенное и неизбежное стремление, но это задача профессиональной, а не общеобразовательной школы.
Мы горячо стоим за безусловную необходимость безотложного и возможно широкого распространения профессионального образования. Человечество и до сих пор еще не обеспечено хлебом. Голод и до сих пор еще не отошел в область преданий. Вопрос о средствах к существованию и до сих пор еще волнует людей гораздо сильнее, чем все остальные вопросы, взятые вместе, больше, чем религия, политика, искусство, наука, воспитание. Борьба за существование в самом буквальном смысле этого слова, борьба за материальные средства и до сих пор еще стоит на самом первом плане. Поэтому игнорировать профессиональную школу могут только паразиты, аристократы и плутократы, обеспеченные случайностью рождения от необходимости зарабатывать хлеб. Говорить против профессиональной подготовки было бы бессмысленным аристократизмом. Профессиональное образование обеспечивает кусок хлеба — и это одно уже лучше всяких других доводов доказывает необходимость профессиональной подготовки с точки зрения личности ученика. Но это образование не менее необходимо и с точки зрения общества, нуждающегося в работниках. Особенно необходимо это там, где до сих пор царит трехпольная система севооборота, соха и деревянная борона, где не знают употребления молотилки, сеялки и льномялки, где кустарные промыслы так не развиты, где фабричные продукты так дороги и так плохи, где люди и не подозревают о массе удобств, которые дает современная техника, где труд рабочего так мало продуктивен,— там профессиональное образование составляет одну из важнейших задач данного времени.
Современные условия таковы, что народ, не желающий гибели, должен выдвинуть во всех отраслях практической и теоретической деятельности наилучших специалистов и профессионалов. Нам нужны агрономы, знающие во всех подробностях и теоретически и практически свое дело. Надо, чтобы они помогли народу поднять русское земледелие на ту высоту, на какой оно стоит в культурных странах. А для этого необходимо, чтобы наша агрономическая наука не отставала от западной… Нам нужно много медиков, получивших наилучшее специальное образование и в то же время хорошо знакомых с местными условиями. Больно читать и слышать, что у нас на каждую сотню детей до 3-летнего возраста умирают 50 человек, в то время как на Скандинавском полуострове из этого числа умирают только 25 человек.
Быть может, когда у нас медицинское образование будет поставлено лучше, наши врачи найдут средство улучшить русские условия настолько, чтобы сократить эти бесчисленные человеческие жертвы. Нам нужны и горные и всякие другие инженеры, хотя бы для того, чтобы эксплуатировать несметные природные богатства страны, лежащие втуне. А еще больше нам нужны специалисты-педагоги, чтобы поднять на должную высоту нашу отсталую, изуродованную школу, недостатки которой теперь общепризнаны. Нам нужны юристы, хотя бы для того, чтобы наши первые министры не изумляли мир юридическим невежеством. Более того, само общее образование и его содержание находятся в тесной зависимости от развития специальных знаний. Свое содержание и методы общее образование берет из науки и искусства, а наука и искусство, главным образом, двигаются специалистами. И чем выше развитие науки и искусства, тем более ценный выбор материала может быть сделан для общего образования. Пусть при этом выборе критерий педагога будет не тот, каким руководится ученый, но из большого и достоверного материала педагог выберет больше ценного, чем из скудного и малодостоверного. В былые, отдаленные от нас времена вопрос об общем, специальном и профессиональном образовании не стоял так резко. Натуральное хозяйство не требовало такого разделения труда, как капиталистическое хозяйство и машинное производство. Наука и техника не были развиты в такой степени, как ныне. Дробление труда дошло до того, что такая вещь, как булавка, проходит через несколько машин, а каждая машина находится в ведении особых рабочих, знающих только ее одну.
Рабочий стал винтом в очень сложной машине. В былое время большинство усовершенствований в машинах делалось самими рабочими. Машины были несложны. Рабочие понимали принципы, на которых построена машина, и ее механизм. Теперь не то. Рабочему трудно понять сложное устройство машины, так как он знает одну ее часть. Не меньшую специализацию представляет и современная наука. Наука так обширна, что средний по способностям человек лишь тогда может сделать что-нибудь в научной области, если ограничится одной узкой специальностью. Есть науки, названия которых совсем неизвестны широкой образованной публике. Есть ученые, которые всю свою жизнь изучают только одну небольшую часть какой-нибудь одной науки. Достаточно пробежать объявления в газетах о специальностях врачей: одни из них глазные, другие — зубные, третьи — ушные и т. д. Давно и очень много говорилось о вреде такого разделения труда для развития человека. Специальность высасывает кровь из всего организма в пользу одного органа. Недаром специальность сравнивают с флюсом. Где царит одна специальность, там при современных условиях не может быть равновесия между способностями, там нет места для всестороннего развития. Там одна способность развивается в ущерб всем другим. Не удивительно при таких условиях, что ученые часто поражают своим невежеством иногда в областях, очень близких к их специальности.
Так, например, профессор-естественник на вопрос студентов: что такое реторта?— отвечал, что это трубка, через которую проходит воздух. Ученый, готовивший работу с микроскопом, допускал, что ахроматизм стекол в микроскопе происходит от зеленых занавесей на окне. Другой ученый сказал, что тучи бегут выше месяца. И мы понимаем Ницше, когда он говорит: ‘Одному недостает глаза, другому — уха, третьему — ноги, но есть и такие, что утратили язык, или нос, или голову. Есть люди, которые не что иное, как один большой глаз, или один большой рот, или одно большое брюхо, или вообще одно что-нибудь большое, калеки наизнанку называю я их. Ухо величиной с человека! Я посмотрел пристальнее: и действительно, за ухом двигалось еще нечто до жалости маленькое, бледное и слабое. И поистине чудовищное ухо сидело на маленьком тонком стебле — и этим стеблем был человек! Вс*оружась очками, можно даже было разглядеть маленькое завистливое личико, а также пухлую душонку, висевшую на стебле этом. Народ же говорил мне, что большое ухо не только человек, но даже великий человек, гений’.
В былые времена, когда сословия и касты стесняли развитие человека, это делалось путем насилия, которое вызвало протест, а теперь каждый избирает свою профессию и свою специальность добровольно и очень часто с любовью и увлечением занимается ею. И потому положение представлялось бы совершенно безвыходным, если бы нельзя было найти противовеса против этого вампира века — крайнего разделения труда.
И таким противовесом, между прочим, служит общее образование.
Специалист в пределах своей специальности должен изучить все, что добыто в этой области его современниками. Но большинство из этих специальных сведений не имеет почти никакой цены для людей другой специальности. Те технические знания, какие необходимы для устройства мола или ледореза, совершенно не нужны для медика, садовода, астронома, бактериолога и пр. Специальность не содействует общей культуре ума, она ограничивается культурой лиш$>, определенных способностей. Но все специалисты в то же время и люди, и граждане, и члены семьи. Они имеют общие интересы, общие стремления, и потому для них кроме специальных знаний нужны еще общие для всех людей и граждан знания, идеи, общие идеалы, общее миропонимание. Общее образование создает общую почву для всех детей данного века и данной страны. Оно носит в себе дух века, его сущность, его науку, его литературу, его искусство, и, что главнее всего — жизни, действительности и среды, где приходится жить. Общее образование раздвинет кругозор людей и их интересы далеко за пределы узкого круга данной профессии. Кто не знает отличных химиков, физиков или классиков, поражающих своей пошлостью, некультурностью, дикостью, антиобщественными инстинктами ? Без общего образования люди были бы разъединены, разделены на отдельные профессиональные группы, не понимающие друг друга, иногда даже враждебные друг другу. Только общечеловеческие идеи, общее образование объединяют всех людей и всех граждан в одно целое.
Без него каждая профессия развивала бы только определенные органы и способности и вела бы к атрофии всех остальных способностей и органов. Механика развивала бы руку, астрономия и бактериология развивала бы глаз, музыка — ухо и т. д. Только одно общее образование стремится развить все способности сообразно с современными идеалами, стремится образовать не техника или астронома, а человека и гражданина. Есть силы и есть время и для общего и для профессионального образования. Нельзя выбирать профессии в 10—12 лет. Специализоваться можно позже. В детстве общее и всестороннее преобладает над частными особенностями. В детском возрасте нет специалистов — ни художников, ни химиков, ни писателей, а есть только дети. Дети хотят испытать себя в различных сферах деятельности. Их любознательность не знает пределов. Словно они стремятся сами найти свое призвание, ту деятельность, которая всего лучше соответствует их склонностям и задаткам, и не хотят замкнуться в определенных границах, а хотят перепробовать все, что возможно и что они видят кругом. Следуя закону развития, упражняя все силы, они в это же время как бы нащупывают то место в общественном строе, куда больше всего влекут их природные способности и стремления. Это стремление не покидает их и в юношеском возрасте: и в старших классах средней школы, и в высшей школе многие учащиеся пользуются то руководствами, то печатными программами домашнего чтения вне своей специальности. С той же целью они составляют кружки самообразования, устраивают заседания, читают рефераты и обсуждают их. С той же целью они посещают публичные лекции, библиотеки, сообща выписывают журналы. И не их вина, если современные средняя и высшая школы не могут удовлетворить этой, казалось бы, вполне законной потребности юношества в общем образовании. Скажем больше: если есть еще у нас образованные люди, то они обязаны своим образованием не школе, а вот именно таким товарищеским организациям. Но если по вине отжившего свое время строя так было до сих пор, то это не значит, что так будет и впредь, при лучших условиях.
Общеобразовательную школу можно с успехом защитить даже с утилитарной точки зрения.
От правильной постановки общего образования выигрывают и промышленность, и торговля. Нигде высшая школа не стояла ближе к идеалу общеобразовательной школы, нигде она так мало не заботилась о технических и профессиональных знаниях, даже об учености, как в Англии. И однако же, нет народа, который превзошел бы англичан в деле науки и в деле техники, промышленности и торговли. Приготовляй человека, развивай его природные способности, а все остальное придет само собой — вот вывод, который напрашивается при этом примере. Нет такой профессии, в которой бы не требовалось от человека того, что ставит себе общеобразовательная народная школа. И земледельцу, и столяру, и сапожнику, и фабричному рабочему нужны и развитая память, и умение сосредоточивать свое внимание на вопросах, какие выдвигает перед ними жизнь, и наблюдательность, и здравый, развитой рассудок, и светлое, разумное миросозерцание. Жизнь не стоит на одном месте. Она двигается вперед и видоизменяется, ставя перед людьми все новые и новые требования и задачи. А чтобы угадать запросы времени и уметь ответить на них, для этого одного профессионального или специального образования мало, для этого нужен всесторонне развитой ум.
По словам Дж. Ст. Милля, ‘люди могут быть компетентными юристами без общего образования, но только общее образование может сделать их юристами-философами, которые хотят и которые способны уразумевать принципы, вместо того чтобы только загромождать свою память подробностями. И точно так же бывает во всех других полезных занятиях, включая и механические. Воспитание делает человека более умным сапожником, если он занимается сапожным ремеслом, но оно делает это не тем, что учит его шить сапоги: оно делает это тем умственным упражнением, которое оно дает, и привычками, какие оно сообщает’. Люди бывают людьми, прежде чем они бывают юристами или медиками, купцами и мануфактуристами, и если вы делаете их способными и рассудительными людьми, они сделаются способными и рассудительными юристами или медиками. Общее образование — самый надежный фундамент, и без него у нас не будет ни хороших ремесленников, ни хороших врачей, юристов и ученых. Без него всякие реформы, всякие улучшения натолкнутся на непреодолимые препятствия. Известно, что идеи паровой машины, телескопа явились за целые столетия до их осуществления, но благодаря невежеству масс эти идеи были основательно забыты. Известно, что паровая лодка устроена была задолго до парохода, но по тем же причинам это изобретение должны были вновь повторить через несколько десятилетий. Еще Ломоносов удачно производил опыты, доказывающие основные законы естествоведения — законы вечности вещества и сохранения энергии. Русский ученый Петров еще в 1802 г. открыл освещающую силу вольтовой дуги. И такими фактами полна история науки. Известна целая масса открытий, которых в свое время не могли понять, усвоить, а тем менее оценить. И все они надолго были забыты. И в наше время какая масса блестящих научных открытий остается совершенно неизвестными, непонятными и не оцененными не только народными массами, но и так называемой культурной публикой. А между тем одни из этих открытий в состоянии были бы удесятерить производительность труда, другие — улучшить общественное устройство, третьи — облегчить воспитание, четвертые — поднять санитарию и т. д. Мы уже не говорим о том, что если бы масса в состоянии была понимать, оценивать всякие открытия, то история не знала бы мучеников науки: ни Сократа, ни Коперника, ни Галилея, ни Дж. Бруно. Но для понимания и оценки открытий широким массам нужно, чтобы они были образованны.
Профессионалистов издавна выписывали из-за границы. Это плохо, это унизительно, но это было возможно. А образованных людей не выпишешь. Их необходимо образовать здесь, на родине. Да и для специалиста, как бы узка ни была сфера деятельности, если только он хочет создать что-нибудь новое, непременно понадобятся различные аналогии, сравнения, контрасты из других ближайших, а иногда и очень отдаленных областей знания. Деление наук по специальности искусственно. Перегородки между отдельными отраслями знаний то и дело падают. Наука едина. Все части ее тесно связаны друг с другом. Одна не могла бы существовать без другой, смежной с ней. На этой связи и зависимости основаны все классификации знаний, начиная со знаменитой классификации Огюста Конта. Нельзя изучать физику, не зная математики. Нельзя изучать биологию, не зная физики и химии. Нельзя изучать анатомию и физиологию человека, не зная биологии. Без этих последних наук нельзя изучать психологию, а без нее — социологию. Пастер, химик по профессии, сделал открытие, равного которому нет ничего в области медицины. Историк делает исследование, которым пользуются юристы. Биолог вносит самый ценный вклад в философию и своим открытием начинает новую эру в учении о мире и человеке. Географ делает из своей науки свод учений о Земле и человеке. Всякое усовершенствование, какое техника сделает в микроскопе, сейчас же отразится на учении о клетке, о тканях, о микробах и пр. Всякое улучшение в телескопе, в спектральном анализе двинет вперед астрономию. С какими только областями знания не соприкасается агрономия! Агроном черпает свои знания из химии, физики, метеорологии, почвоведения, физиологии растений и животных, энтомологии и пр.
Чтобы специалист увидал и почувствовал это единство науки, эти взаимные связи между различными отраслями знания, лучшим средством является общее образование. Оно выбирает из всех специальностей самое ценное в смысле общего развития. Оно свяжет разрозненные куски в одно целое. Оно создает почву, на которой легко и пышно расцветает любая профессия и любая специальность. В будущем оно даст возможность профессионалу опираться на другие способности, кроме тех, на какие опирается его профессия. Оно поможет составить цельное миросозерцание. Оно научит интересоваться жизнью в широком смысле этого слова. Оно поможет воспитать в человеке не профессионала, а человека, разносторонне упражняя его силы и способности. Оно объединит специалистов и профессионалов. Но при этом не забудет и индивидуальных качеств, способностей, склонностей и предрасположений каждого ученика. Оно поможет ему вернее определить свою будущую профессию, но оно же оградит его от беспомощности в случае, если бы избранная им профессия обманула его надежды. А можно ли сказать наверное, кем со временем станет учащийся и какая из его способностей понадобится ему в жизни? В будущем оно поможет ему взглянуть на свое дело не с точки зрения специалиста, а общечеловеческой. Общее образование было бы очень плохим, если бы готовило дилетантов и всезнаек, самоуверенных людей на все руки. Общее образование должно быть вовремя начато и вовремя кончено, с тем чтобы его питомец имел определенное стремление к определенной профессии, соответствующей его индивидуальным особенностям, сознание, что для этого надо учиться и работать в определенном направлении, и достаточно воли, чтобы взяться за эту работу. Каждый человек, чтобы стать человеком в лучшем смысле этого слова, должен получить надлежащее развитие. Но каждый в то же время должен избрать для себя какую-нибудь профессию. Стало быть, каждому человеку необходимы оба вида образования: общее и профессиональное. И для страны необходимы две сети двух родов школ: общеобразовательных и профессиональных. На этом мы могли бы и покончить с вопросом об общем образовании, если бы не существующее деление на высшее, среднее и низшее образование. Мы думаем, что в будущем это деление исчезнет, что станет возможно предоставить всем одинаковое общее образование, сохранив различие между людьми только в профессиональной подготовке, не поддающейся уравнению. Но в настоящем это деление существует, и игнорировать начальную школу значило бы заботиться только о десятках тысяч учащихся, из избранного, самостоятельного и привилегированного общества и забыть о массе тех, ‘чьи работают грубые руки’. Это было бы слишком аристократическое отношение к вопросу, хотя бы оно и делалось во имя будущей равной и даже обязательной для всех единой общеобразовательной школы.
Мы уже говорили о том, что нельзя навязывать начальной школе профессиональных задач. Но есть еще взгляд, что дело начальной школы дать лишь орудие для образования, и это орудие заключается в умении читать, писать и считать. Мы думаем, что задача начальной школы даже в ее современной постановке значительно шире: кроме этих трех орудий она должна дать и развитие, и знания, и методы, как добываются эти знания, и любознательность — все, что необходимо для дальнейшего самообразования.
Начальная школа при ее современной постановке занимает совершенно особое место в ряде других учебных заведений. Если профессиональная школа имеет в виду снабдить учеников знаниями, необходимыми в практической жизни, если общая школа на высших своих ступенях стремится удовлетворить свободное бескорыстное стремление человека к знанию, если профессиональная школа стремится развить до возможно высокой степени известные односторонние способности с тем, чтобы каждый возможно дальше проник в глубь изучаемого им предмета, если общее образование на высших ступенях стремится развить все способности, чтобы каждый возможно шире охватил всю сумму человеческих знаний, стремится соединить в одно гармоническое, неразрывное целое все отдельные профессии, все отдельные роды жизненных занятий, если профессиональное образование делает человека слишком узким, а общее — безличным, то начальное образование избавлено от этих крайностей. Оно служит фундаментом одинаково и для того и для другого. Оно дает ученику доступ и к восприятию профессиональных знаний, какие хранятся в популярной технической литературе, какие сообщаются в профессиональных учебных заведениях, какие могут быть приобретены путем опыта и наблюдений. Но оно в то же время делает доступным для человека общую популярную литературу, которая в наш век широкого и все расширяющегося развития книжного производства, конечно, делает для общего развития гораздо больше, чем какие бы то ни было из существующих учебных заведений.
Начальная школа — это общеобразовательное учебное заведение, оно не имеет другой цели, кроме целесообразного, полного, гармонического развития всех способностей, таящихся в зародыше в душе ребенка. Станет он взрослым, выберет себе известную профессию, и тогда сама жизнь постарается нарушить равновесие, в каком воспитывала его способности школа: сама жизнь и сама профессия будут усиленно культивировать те из его способностей, какие нужны для той или другой специальности.
Но еще раз повторяем, что в будущем не должно быть разделения общего образования на высшее, среднее и начальное. Образование справедливо сравнивают с солнечным светом, но солнце одинаково светит и бедным и богатым. Так и общее образование в противоположность профессиональному должно быть одинаковым для всех. Лишь одни природные способности могли бы оправдать неравенство в этом отношении.
Впервые опубликовано в журнале ‘Русское слово’ (1906). Печатается по изданию Т-ва И. Д. Сытина (М., 1907).
В статье проводится мысль о том, что методы и приемы преподавания должны определяться природой, способностями ребенка, ‘анализом его душевных сил’, а не анализом предметов преподавания. По Вахтерову, общеобразовательная школа должна воспитывать человека, развивать его природные способности. Здесь поднимается также вопрос о необходимости широкого распространения специального профессионального образования. Причем внимание автора акцентируется на том, что специалист должен обладать общими для всех людей знаниями. Общее образование Вахтеров считает основой профессионального, ‘оно создает почву, на которой легко и пышно расцветает любая профессия и любая специальность… Задачу общего образования должна решать начальная школа. Однако оно должно осуществляться и средней и высшей школой… в будущем не должно быть разделения общего образования на высшее, среднее и начальное. Образование справедливо сравнивают с солнечным светом, но солнце одинаково светит и бедным и богатым. Так и общее образование в противоположность профессиональному должно быть одинаковое для всех…’