Творчество В. А. Жуковского и античность, Жалнина Л. И., Год: 2003
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Оригинал находится здесь: http://www.samara.orthodoxy.ru/Hristian/Zhalnina.html Белинский писал: ‘Как романтик по натуре, Шиллер созерцал греческую жизнь с романтической стороны… Жуковский тоже, как романтик по натуре, был в состоянии превосходно передать пьесы Шиллера греко-романтического содержания. По этой же самой причине его переводы таких пьес Гете более неудачны… Это понятно: Гете смотрел на Грецию совсем с другой стороны, нежели Шиллер: последний более видел внутреннюю, романтическую сторону, Гете — видел больше ее определенную, светлую олимпийскую сторону’. Поэт-христианин В.А. Жуковский обращался к античности на протяжении всего творческого пути, который был прежде всего путем поэта-переводчика. И по отношению к античности Жуковский выступал как переводчик, причем переводил не только ‘античные’ произведения Шиллера и Гете, но и поэзию других европейских авторов, иногда обращался непосредственно к авторам древним. Вершина его переводческой деятельности — перевод ‘Одиссеи’ Гомера, до сих пор считающийся лучшим в России и за рубежом. Начало творческой деятельности поэта приходится на время, когда античность еще была живой темой, интерес к которой поддерживался традициями классицизма и новыми романтическими веяниями. Античные образы — обязательный атрибут всех ранних произведений Жуковского: од, посланий и даже песен. В первом из дошедших до нас стихотворений — ‘Майское утро’ (1797) — читаем: Феб златозарный, Лик свой явивши, Все оживил. Послание — жанр, зародившийся в античности, наиболее популярный в начале XIX в. — поэты-арзамасцы наполнили античными атрибутами, но, в отличие от поэзии классицизма, атрибутика здесь — средство создания романтической иронии: предметы быта и античные образы оказывались рядом, что вело к окончательному разрушению традиции. Несмотря на то, что в творчестве Жуковского романтическая ирония отсутствует, дань моде поэт отдал. Так, в послании ‘К Батюшкову’ (1812) Жуковский описывает жилище друга-поэта: …В потоке там журчит Гармония Наяды, Храним Сильваном лес, Грудь юныя Дриады Под коркою древес Незримая пылает, Зефир струи ласкает… Но не только внешние атрибуты античной жизни привлекали внимание романтиков. Сама эта жизнь была предметом пристального изучения и поэтического воплощения. В отличие от классицистов, для которых особенно притягательным был Рим, романтики начала XIX века практически не обращались к нему, а искали в Греции идеал гармонических взаимоотношений между человеком и миром, а зачастую — силы жизненного брожения (Батюшков, Вяземский и др.). В. А. Жуковский видел в античности романтизм, заключающийся в меланхолии, скрытой в самой жизни древних. В статье ‘О меланхолии в жизни и в поэзии ‘ поэт писал: ‘Меланхолия — грустное чувство, объемлющее душу при виде изменяемости и неверности благ житейских… Таким чувством была проникнута светлая жизнь языческой древности, светлая, как украшенная жертва, ведомая на заклание. Эта незаменяемость здешней жизни, раз утраченной, есть характер древности и ее поэзии, эта незаменяемость есть источник глубокой меланхолии, никогда не выражающейся в жизни, но всегда соприсутственной тайно, зато весьма часто выражающейся в поэзии’. Пример такой поэзии для Жуковского — творчество Горация. ‘Антологическая’ лирика самого Жуковского — в какой-то мере подражание поэтам эллинистической Греции, отразившим в своих стихах ощущение уходящей жизни, неизбежности смерти. В раннем творчестве поэта стихотворений, полностью посвященных античной теме, немного. В одном из них (‘Счастье’), написанном в гексаметрах, проводится мысль, что счастье дается богами лишь избранным. Эта мысль становится стержнем и ‘античных’ баллад Жуковского, созданных во время работы над переводом пьесы Софокла ‘Филоктет’ (‘Кассандра’, ‘Ивиковы журавли’ — переводы из Шиллера, ‘Ахилл’ — одно из немногих оригинальных произведений поэта). Баллада ‘Ахилл’ написана строфой и размером ‘Кассандры’, что дало основание некоторым критикам (в частности, О. Сомову) считать ее переводом из Шиллера. На самом деле это произведение построено на самостоятельной обработке мотивов древнегреческого эпоса. Для выявления отношения Жуковского к античности рассмотрим это произведение. Тема баллады — судьба Ахилла, одного из героев троянского цикла, выделяющегося и своей резко очерченной индивидуальностью, позволявшей романтической критике видеть в нем ярчайшего выразителя античного романтизма, и своей трагической судьбой — собственная обреченность ему была заведомо известна. Античный миф русский поэт интерпретировал в христианском духе. Ахиллес как орудие судьбы, его обреченность и гибель были уже изображены Жуковским в ‘Кассандре’. В ‘Ахилле’ продолжается тема трагической обреченности романтического героя, но уже не в эпическом, а в лирико-психологическом плане, в форме его раздумья о своей судьбе и грядущей гибели, о недавней смерти Патрокла и гибели Гектора от его, Ахилловой, руки. Этот сюжет привлек Жуковского самой темой — выбора жизненного пути. Согласно мифу, Ахиллу было дано на выбор: короткая и бурная жизнь героя или долгое, но незаметное существование. Ахилл знал, что конец его последует вскоре за смертью Гектора, — и умертвил Гектора, мстя за друга, Патрокла. Этот миф стал для Жуковского точкой приложения романтических представлений. Герой, добровольно избравший смерть, полон не только предчувствия, но и сознания своей обреченности, и это придает его размышлениям о родине, отце, сыне особенно возвышенный и трогательный характер. Монолог Ахилла, составляющий почти все содержание баллады, воссоздает не столько античное мироощущение, сколько романтическую раздвоенность сознания. Поэт рисует современный ему образ, а не сурового, даже жестокого героя древности. ‘Ахилл’- это баллада-элегия, почти целиком состоящая из монолога героя, который изображен в момент игры на лире, как своего рода романтический ‘певец’. Отмечая, что в этой пьесе есть прекрасные места, В.Г. Белинский подчеркивал, что ‘в греческое созерцание Жуковский внес слишком много своего, — и тон ее выражения сделался оттого гораздо более унылым и расплывающимся, нежели сколько следовало бы для пьесы, которой содержание взято из греческой жизни’. Таким образом, балладное по теме и конструкции стихотворение об Ахилле представляет собой одно из характернейших и глубоко субъективных лирических произведений, в центре которого не эпический герой ‘Илиады’ (от которого образ, созданный поэтом, отличен по своей психологической сложности), но страдающий и мыслящий человек, принадлежащий одновременно и античности, и раннему, развивающемуся романтизму с его христианской направленностью. Обстановка действия в балладе — ночь в греческом лагере под Троей. Первые две строфы — пейзаж, элегическая картина природы. Античные детали окрашены оссиановской меланхолией. Один из любимых пейзажных мотивов Жуковского связан с ‘туманом’ и ‘туманным’. Это сумрак, который сродни всему зыбкому, неопределенному в природе. Звукопись призвана подчеркнуть тишину, покой, охватившие спящий лагерь. Жуковский делает тишину осязаемой. Соотношение ударных гласных задано первыми двумя строками с ударными ‘а’, ‘и’, ‘о’. Слова ‘тихо’, ‘тишина’ наиболее значимы в первой строфе, к их звуковой организации тяготеют все остальные слова. Пейзаж у Жуковского всегда гармонирует с настроением героя, связан с его внутренним миром. Ахилл, взволнованный встречей с Приамом, находится в уединении-тишине, в глубоком раздумье. Жуковский совершенно по-своему трактует гомеровский эпос: если в ‘Илиаде’ после разговора Приама и Ахилла, в котором старик молит о возвращении тела сына, Ахилл отдает его за большой выкуп и герои мирно спят до утра, то у Жуковского растроганный мольбами старца герой не только не идет спать, но отправляется на берег моря и здесь тоскует. Основная часть баллады — песнь Ахилла под аккомпанемент лиры, в которой он проявляет себя как романтическая натура, ‘не от мира сего’. Жалея старца, герой проникает в психологию врагов, пытается поставить себя на их место. Поэт-психолог, Жуковский описывает смятенную душу человека, живущего ожиданием смерти. Жалоба, смертельная тоска по жизни звучит в песне-плаче Ахилла. Но он ни разу не высказывает сожаления о сделанном выборе. Уйти от судьбы невозможно, однако, по мнению автора и его героя, человек вправе сам решить, какой она будет. Право выбора судьбы Жуковский предоставляет своим героям очень редко: это привилегия избранных, героических натур. После гибели Пушкина в 1837 г. Жуковский напишет ‘антологическое’ стихотворение ‘Судьба’, посвященное поэту, сознательно сделавшему свой нравственный выбор. Это стихотворение — призыв идти ‘прямо и смело’ навстречу судьбе. Он же содержится в балладе об Ахилле, написанной за 25 лет до стихотворения ‘Судьба’. Таким образом, и героические натуры, бунтари-одиночки, были близки поэту, которого упрекали за воспевание лишь ‘идеальной Аркадии’. Правда, таких героев в поэзии Жуковского, как и в жизни, немного. Одного из них поэт нашел в античности и по-своему интерпретировал ‘вечный образ’. Последние строфы песни Ахилла — его завещание сыну и выражение жизненной программы самого поэта. Надежда на встречу в мире ином далека от представления древних о загробной жизни. И услышишь над собою Двух невидимых полет… Это мы… рука с рукою… Мы, друзья минувших лет. Это напоминает строки баллады ‘средневековой’- ‘Эоловой арфы’: Две видятся тени: Слившись, летят К знакомой им сени… Растворяясь в природе, в бесконечности, души близких людей соединяются, а в памяти потомков живут вечно. Мы видим, что в своих ‘античных’ произведениях Жуковский не пытался точно воспроизвести мировосприятие древних, как, например, в ‘Одиссее’, где Одиссей с Ахиллом встречаются в Аиде, а опирался на манифесты и творчество религиозных философов-романтиков. Его герой, как и сам поэт, ‘выговорил жалобы человека на жизнь’. Жалнина Л.И. — аспирантка Самарского государственного педагогического университет