Космист No 3-4 (российские и московские анархисты-биокосмисты)
КОСМИСТ 1922 г. No 3-4.
Три штиля
Биокосмизм, как художественное направление, в корне отличен от современных поэтических школ. Прежде всего идеологически. Символизм (и има-жизм), как идеология, исходит из той гносеологической предпосылки, что реальность доступна сознанию только в форме символа или образа (‘мир, как представление’): гносеология дворянина, хуторянина, обывателя. Мы же гносеологически утверждаем реализм, для нас вещь есть вещь, и в этом наше здоровье и сила. Футуризм в чистом виде, как он дан у Маринетти (мировоззрение капиталистически бодрое, как этика буржуазного гедонизма) по природе своей чужд революционному классу, и биокосмизму. Российский футуризм, в сущности, футуризированный символизм. Остальные поэтические группировки, несмотря на все обилие их, идеологически совмещаются с футуризмом и символизмом. Они нам совершенно чужды.
Гносеологически мы реалисты. Наш метод художественного ‘познания’ мира — не фабрикация символов или образов. Мы знаем вещь, как вещь, и если пользуемся образом, то он для нас только один из многих приемов конкретизации и архитектуры наших художественных вещей. — Но центральной проблемой в нашей идеологии является этика, как творчество в направлении великих целей биокосмизма. Поэтому, хотя мы утверждаем действительность, как вещи, но не базируемся целиком на ней, не исходим из данности, но руководствуемся великой целью. Наш мировзгляд — телеологический реализм, чем обусловливается наше отношение к языку, наш штиль.
Мы утверждаем высшую динамику жизни, динамику к великой цели, и потому для нас современный стиль (символизм, футуризм и пр) слишком архаичен, черезчур классичен, реакционен. Но, учитывая современную, обстановку, характер окружения и задачи пропаганды биокосмизма, мы не пренебрегаем современным стилем, издеваясь над ним и ломая его. Не пренебрегая им, мы имеем в виду некоторый революционный результат. Содержание наше слишком противоречит этой форме, обнаруживая фальшь и реакционность ее через контраст с нею. Биокосмическое содержание не укладывается в эту форму, ломает ее. Но и тут очевиден наш прием пользования словом, как вещью.
Слова мы берем не как символы или образы, но как реальности, вещи. У нас нет искания образа в слове, раскрытия его в корне слова, ‘обличения вещей невидимых. У нас нет этой мистики языка, что придает, нашим ‘стихам’ трезво реалистический (но отнюдь не мистически — образный) характер. Это и не натурализм, раз мы отправляемся не от данности, но от цели.
В ‘Биокосмической поэтике’ мы о6,явили, что, ‘наши основные понятия стиля вытекают из биокосмического идеала’, что ‘центр нашего внимания не отдельные слова, но ряды слов, не столько этимология, сколько синтаксис’, что ‘нам нужен новый синтаксис’. Биокосмизм вообще утверждает крайнюю индивидуализацию и в то же время максимальную социальность. То же и в языке: индивидуализация и новая социальность (синтаксис) слов. Первое и второе единовременны, органически едины, одно из другого вытекают, одно другим утверждаются. Но это особая, биокосмическая индивидуализация и социальность слов.
Есть индивидуализация образно-символическая (мистическая), слово индивидуализируется через раскрытие, воскрешение его первичного значения,
утверждается образ слова, вне его ‘социальной’ связи. Такая индивидуализация обнаруживает все признаки мещанского партикуляризма в языке. Она, в сущности, исключает высшую социальность слов (интерпланетаризм), узаконяя самое большее только общину слов (эсеровщина стиля.)
У нас индивидуализация не через воскрешение — восстановление (не — творчество) образа слов. Но: творческое воскрешение слов, точнее: творческое омоложение слов без всякой мистики, строго реалистическое, под знаком великой цели. Индивидуализация через ряд, через новую конструкцию рядов (новый синтаксис), через организацию рядов в ‘художественные организмы’.
Если наша индивидуализация слов выражает иммортализм в языке, то примат ‘художественного организма’, как целого, выражает интерпланетаризм нашего стиля
Иммортализм и интерпланетаризм языка, стиля — вот наша точка зрения. Она ведет к революционному освобождению от привычек языка (глав-ным о. синтаксических), ведет к новому, биокосмическому стилю: 1) СТИЛЮ творимому уже теперь и к 2) стилю предчувствуемому, грядущему.
Итак, мы утверждаем три штиля: А, В и С.
А—в пределах данного языка, как пропаганда и контраст (содержание противоречит форме).
В—ломка привычек языка, выход из данного языка, — ныне творимый штиль (индивидуализация слов, интерпланетаризм стиля).
С—предчувствуемый, отчасти уже творимый штиль, как междометие (в широком смысле) бессмертных соратников в космосе и встающих из МОГИЛ.
Отсюда, (поминая 2 1/2 Интернационал), легко представить штиль A 1/3, А , А 2/3, В 1/3 и т.д.
Примеры: 1) Штиль А — Нами опубликованные художественные организмы.
2) Штиль А — ‘Луна’ (см. ‘Биокосмист’ No 1).
3) Штиль В — Вот отрывок из нашего (А. Святогор) (1921 г):
Времени до.
_______
Дзет некто —
Стать ему биокосмистом —
В лет 20
Оцеживал крик Петуха.
Прежде ступить чем
Эту на стезю —
Должное на расстояние
То отшвырнуть
Душой исжито что
Хламу что.
Дырявую точно калошу
Уже заплат для непригодную
Ненужную
Хотяб что лето
Сухая и погода —
Чрево Дзет в помойное
Швырнул Заратустру.
Это сверхчеловек
Случае сорт даже в лучшем
Только второй.
Оно времени до приятная
Игрушка только
Ударами обруч управляемый палки.
__________
Июнь расмяк
Собаке пластом подобно.
Нет ему
Ни Заратустры до
Ни Дзета до —
Стать ему биокосмистом. —
Шутка ведь не
В уже цвести закончено
Вгнетать материю
Солнце на [с.25-26]
Колос в ржи каждый.
Пот хвостом слегка
Мух и отмахивал
Назойливых и
Более
Сверхчеловеки чем вместе.
_______
Или у В. Зикеева: ‘спицами звезд — пожарным лестницам как’, ‘земли ощутить не — ткнетесь взрывать когда’, ‘бы упереться звезды’ и др.