Три проповеди, Словцов Петр Андреевич, Год: 1793

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Три проповди П. А. СЛОВЦОВА.

Изъ предыдущей статьи Протоіерея А. Сулоцкаго, а также и изъ другихъ (Н. А. Абрамова, Графа М. А. Корфа, въ его: ‘Жизни’ описаніи Графа М. М. Сперанскаго, И. А. Чистовича: ‘Въ память Графа М. М. Сперанскаго’, и т. п.), въ коихъ говорилось о П. А. Словцов прямо, или косвенно, главное обстоятельство въ жизни его, имвшее вліяніе на все его земное поприще, т. е., проповдываніе въ храм Божіемъ, показавшееся тогдашнимъ мстнымъ властямъ вольнодумствомъ, по нын оставалось не только вполн не разъясненнымъ, но и самыя проповди его неизвстными. Только въ ‘Памятникахъ новой Русской исторіи’, сборник историческихъ статей и матеріаловъ, помщавшихся первоначально въ журнал ‘Заря’ (теперь, увы! уже потухшей), именно том III-мъ (Спб. 1873 года), отдл II-мъ, напечатана статья (стр. 399—409): ‘Проповдникъ Тобольской семинаріи въ 1793—94 годахъ’ (Матеріалы для біографіи П. А. Словцова), а въ ней изложено происшествіе, случившееся съ нимъ и разъясненное приложенными тамъ документами. Открывается, что ‘тогдашній Тобольскій Губернаторъ, Александръ Алябьевъ, присутствуя въ соборномъ храм, во время Богослуженія, 10-го числа Ноября, слышалъ проповдь, по случаю торжественнаго молебствія о бракосочетаніи Его Императорскаго Высочества, Великаго Князя Александра Павловича, съ Елисаветою Алексевною, Княжною Баденскою, произнесенную тамошней Семинаріи философіи Учителемъ Словцовымъ, въ которой примтилъ нчто непозволительное, а доставши непримтнымъ образомъ копію съ нея, усмотрлъ въ ней многое, по разсужденію его, противное вышней власти, по чему и ршился прислать, при Письм къ Генералъ Прокорору, эту проповдь на проницательное благоразсмотрніе, вмст съ тмъ донесъ и правящему должность Генералъ-Губернатора (Генералъ-Поручику Волкову). До этой проповди Словцовъ, присланный изъ Петербурга въ Тобольскъ, два года тому назадъ, по свидтельству доносившаго Губернатора, ничего противнаго спокойствію не длалъ. Генералъ-Прокороръ (А. Н. Самойловъ), прочтя эту проповдь, отдалъ ее извстному Шешковскому, для переговора съ Петербургскимъ Митрополитомъ, Гавріиломъ. Оба они нашли, что она не похожа на проповдь Семинариста, но дерзкая и развратительная, а по отзыву Тобольскаго Архіепископа, Варлаама (роднаго брата Гавріилова), сочинитель ее писалъ скоропоспшно, и по тому ни ему, ни ректору (что неврно) не казалъ оныя, да и не можно было подозрвать его въ таковыхъ сочиненіяхъ даже до сего времени, ибо онъ говорилъ прежде проповди безъ всякихъ вредныхъ и соблазнительныхъ мыслей, по сему Митрополитъ заключилъ вызвать проповдника въ Петербургъ и т. д. При допрос упомянутыхъ лицъ Словцовъ (Марта 11-го, 1794), сказалъ, что онъ проповдывалъ безъ всякаго злато намренія, что если въ проповди его находятъ что недльное, то сіе произошла отъ слабости его смысла, однако жь, не изъ злаго намеренія.’
Дйствительно, проповдь его могла показаться властямъ того времени совсмъ не тмъ, чмъ она была въ существ своемъ, т. е., плодомъ дешеваго современнаго вольномыслія, которымъ желалъ блеснуть только что почти возвратившійся изъ столицы Семинаристъ, среди своихъ Сибирскихъ земляковъ, напротивъ, въ годъ, когда Король Франціи сложилъ голову свою на эшафот, а Робеспьеръ свирпствовалъ всми ужасами, могла показаться она людямъ, не сочувствовавшимъ вянію разрушающаго духа, ‘наполненной совершенно возмущеніемъ народа противу правительства, противной правиламъ не только богословія, но и философіи’ и т. п. Замчательно, что настоящая оцнка этой проповди сдлана кмъ-то на одномъ списк ея, доставленомъ намъ обязательно достопочтеннымъ любителемъ отечественной письменности, H. В. Веснинымъ, природнымъ Сибирякомъ, тмъ самымъ, что сообщилъ намъ и единственный пока списокъ съ чтеній по физик Графа Сперанскаго, когда онъ былъ еще просто Профессоромъ Петербургской Духовной Невской Семинаріи {Физика эта издана нами въ ‘Чтеніяхъ въ Императорскомъ Обществ Исторіи и Древностей Россійскихъ’, 1871 кн. 3-й и 1872 г. кн. 1-й, и особо. О. Б.}. Проповдь эта первоначально напечатана въ названныхъ выше ‘Памятникахъ новой Русской исторіи’ (стр. 400—403), но не въ исправномъ списк, а по тому предлагается она здсь въ гораздо врнйшемъ. Въ конц ея находится и упомянутая оцнка ея, писанная почеркомъ того времени.
Кром этой проповди, прилагаются тутъ и еще дв проповди П. А. Словцова, сказанныя имъ прежде и тамъ же, въ которыхъ, вопреки завренію благопріятствовашаго ему Архіепископа Тобольскаго, дышетъ тотъ же духъ, что и въ проповди, столько для него несчастной. И замчательно, что на каждой изъ нихъ имется подобная же современная оцнка, какъ нельзя больше врно характеризующая написанное, называя оное суетнымъ мудрованіемъ, богатымъ однимъ пустословіемъ’ и т. п. Помщаемъ здсь вс три проповди въ ихъ лточислительной преемственности, и замтимъ, что все, что во второй проповди разнствуетъ съ тмъ, что приведено, какъ отрывокъ изъ нея, въ стать Протоіерея Сулоцкаго, конечно, это Происходитъ отъ разности списковъ.

О. Бодянскій.

15-го Октября, 1873 г.

ТРИ ПРОПОВДИ П. А. СЛОВЦОВА.

I.
Въ день рожденія Государыня Императрицы Екатерины II и тезоименитства Великой Княжны Александры Павловны.

Имущему дано будетъ, и преизбудетъ.
Мат. XXV, 29.

Нтъ, сколько ни говорятъ, что счастіе народовъ бываетъ соразмрно правилу поступковъ, но, перечитывая судьбы ихъ, иногда торжественныя, иногда печальныя, надобно согласиться, что есть нкоторое самовластное своенравіе, движущее Имперіями, вбо тогда, какъ одна воздымается изъ праха, другая, недавно гордившаяся высотою, уже исчезаетъ на своихъ развалинахъ, и можетъ быть есть извстная мра въ сихъ преемственныхъ переворотахъ. Но намъ довольно утверждать, что возвышеніе я упадокъ народовъ бываетъ не по ихъ заслугамъ… Что это значитъ, что иногда страна цлой рядъ вковъ лежитъ въ грубости и униженіи? Или отрицайте бытіе, или допустите владычество нкоего упрямства, обращающаго великими тлами Государствъ.
Сколь оно ни тягостно кажется для другихъ предловъ, но Россіи, нкогда бдственной, оно покровительствуетъ. Да будетъ позволено въ ныншнее торжество сказать правду: Екатерина обладаетъ державою Россіи, и сего довольно бы для желаній Свера, но ‘имущему дано будетъ, и преизбудетъ.’ Судьба нашего отечества на семъ не останавливается, достояніе Монаршее отъ времени до времени увеличивается, и тмъ престолъ боле связуется съ народомъ счастливою цпію оныхъ священныхъ отраслей, изъ коихъ одна умножаетъ причины настоящаго удовольствія. Благословляя нашъ удлъ, чего не можемъ себ общать, тмъ боле, что ‘имущему дано будетъ, и преизбудетъ?’
Сколько ни лестно продолжать очарованіе оныхъ предчувствій, но уваженіе къ достоинствамъ нашей Монархини уклоняетъ наши понятія къ великимъ человкамъ. Свтъ, который иногда бываетъ своенравенъ, постоянную, однако жь, иметъ привычку называть тхъ великими, кои счастіемъ рожденія, или проворствомъ, достигнувъ мстъ, удерживаютъ себя въ дальнемъ отъ него разстояніи, но свтъ ошибается. Ибо люди съ прямыми достоинствами, не укрывая своей жизни отъ свидтельства людей, мало мыслятъ удаляться отъ присмотра свта, ожидая выгоднаго отзыва тмъ надежне, чмъ дла ихъ будутъ оставлены пересудкамъ. Прямая и блистательная заслуга бываетъ безопасна: приближаясь къ общему всхъ обозрнію, она не терпитъ ущербу въ своемъ благ, но только увеличиваетъ, вмсто того, какъ т, коимъ удалось о себ пустить предубжденія ложныя, подъ предлогомъ величія, предаются гордому уединенію, страшась, чтобы не раскрыли ихъ. Это суть свтящіяся въ дали явленія, коихъ пріятной и играющей видъ исчезаетъ по мр къ онымъ приближенія. Танинъ образомъ почтеніе, кое похищаютъ отъ насъ хитростію, дастъ ли право на стяжаніе имени Великой? Разв неосновательное наше уваженіе значить боле, нежели пустое эхо? Разв суеврное наше обоготвореніе истукана довольно, чтобъ содлать его божествомъ? Но они носятъ на себ преимущества и отличія?… Эхъ! мн кажется, что сіи звзды и кресты суть искуственныя насчки, доказывающія только то, что мы имемъ художества. Но народы повторяютъ съ благоговніемъ имена ихъ? Пожалемъ здсь, что не раздляютъ между именами ‘великимъ и великимъ человкомъ.’ Кому же убо подносимъ оное титло? Человкъ, занимающійся замыслами, не столько высокими, сколько обширными, мене благодтельне, нежели патріотическими: вотъ образъ великаго человка!
Уважая вс вещи по единой польз, надобно согласиться, что въ произведеніяхъ разума есть, нкая черта, дале которой поступленія были бъ боле трудны, нежели дерзни, но мене дерзки, нежели суетны. Надлежитъ опредлять цну разума степенемъ услугъ, хотя и опредляютъ степень услугъ цною разума. Пускай въ ландкарт человческихъ познаній философъ укажетъ неизвстные земли: сіе дйствіе, конечно, рдкое, но что оно значить въ сравненіи съ тмъ, когда или поддерживаютъ упадающій народъ, или извлекаютъ его изъ невольничества? Уступимъ ему, что онъ иметъ великой умъ, но еще не будетъ великой человкъ. Тотъ, водимой просвщеніемъ, расширяетъ область истины, но сей, вдохновенный страстію, гораздо благороднйшею, вырываетъ скиптръ изъ рукъ насилія. Тотъ не заслуживаетъ боле вниманія и удивленія, какъ, напротивъ, имя сего будутъ благословлять изъ рода въ родъ съ благороднымъ энтузіамомъ.
Отецъ отечества, Великій Петръ! Твой образъ выну будетъ обитать въ душ Россіи! Лейтесь слезы благодарныя!… Потомки наши будутъ приводить своихъ дтей къ подножію твоей статуи и говорятъ: ‘Се мирный гражданинъ, научившій нашихъ предковъ быть человками: дти, поминайте его!’
Надобно, чтобъ разсудокъ великаго былъ равенъ пространству страны, посреди которой онъ мыслить себя ознаменовать, чтобъ жизнь его, такъ сказать, была замной жизни цлаго народа. Раскрывая сіе правило, мы прибавляемъ новую для сего обязанность, дабы обратить вниманіе къ безопасности и къ жизни людей, особенно разсуждаемыхъ: обязанность столько же тягостная для человка, сколь не отрицаемая для гражданина, ибо естьли еще не извстна наука соглашать выгоды общія съ выгодами частными, естьли начала человколюбія разскаются началами патріотизма и, чтобъ все сказать, естьли таинство общества еще не открыто, то для чего бы вольность немногихъ не могла быть корыстію для вольности всхъ? Тогда какъ благословляютъ жребій, кровь одного, курящаяся на небо, есть жертва благодарная-Всевышнему. Тотъ, кто сохраняетъ бытіе человка, есть не боле, какъ человкъ, но тотъ, кто сохраняетъ бытіе отечества, есть патріотъ, откуда явствуетъ, что великіе человки, сіи друзья народовъ, суть благотворительныя тучи, коихъ удары иногда наносятъ мстныя опустошенія для обширнйшихъ видовъ.
Между тмъ народъ, коего вся доля кажется молчаніе, почти обыкновенно ропщутъ противъ сихъ безскорыстныхъ попечителей, такъ что неблагодарной его ропотъ наконецъ должно почивать врнымъ признакомъ рдкихъ достоинствъ. Какъ бы то ни было, но лтъ ничего проще, какъ оная несправедливость, ибо естьли умы великихъ суть святилища отдаленныхъ видовъ, предъ коими философія черни должна благоговть, то необъятные ихъ чертежи, коихъ первыя линіи обыкновенно бываютъ неявственны, не прежде могутъ быть понятны, какъ по самомъ совершеніи. Докол убо не научимся замчать мру нашихъ понятій? Докол не престанемъ выдавать себя судіями оныхъ избранныхъ смертныхъ, въ которыхъ, кажется, снисходитъ обитать само божество? Како не разумхомъ, ‘яко рука Господня б на нихъ?’ (ов. XII, 9).
Знаменитое собраніе! Посл сихъ изображеній нужно ли еще повторять, что осмнадцатый вкъ къ безсмертнымъ именамъ великихъ человковъ еще прибавилъ одну Монархиню? Да научится Августйшая внука, Александра Павловна, ходити по стезямъ ея и ‘буди свтлость Господа Бога нашего на насъ!’ Аминь.
21 Апрля, 1793 года.

II.
Въ день Пораженія Господа.

Поятъ исусъ Петра, акова и оанна, возведе ихъ на гору высоку, и преобразися предъ ними.

Мат. XVII, 1.

Везд недоумніе! И въ самыхъ священныхъ событіяхъ, гд разумъ человческій долженъ бы шествовать безъ всякихъ препинаній, и здсь еще колеблется,— и довлетъ! Величество Божіе въ религіи, которая должна служить тому разительнымъ зрлищемъ, всегда открывается не столь торжественно, какъ въ природ, гд чудныя дла и знаменія повдаютъ славу Великаго, гд отъ созданія до Зиждителя восходятъ ощупью. По какому бы року Богъ природы, который образуется въ ней въ столь же живыхъ я трогательныхъ картинахъ, въ религіи обыкновенно является въ горахъ и между облаками? И ‘поятъ исусъ Петра, акова и оанна, возведе ихъ на гору высоку, и преобразися предъ ними.’
Происшествіе божественное, но блескъ его, къ несчастію, сокрытъ былъ на авор! Какъ же думать? Или уступить вр, и. принудить разумъ, или уступить разуму, и принудить вру? Какъ! принудить вру? Мысль законопреступная!… Такъ надлежитъ попрать святыню и благочестіе, сіи законы добродтельнаго вка? Такъ надлежитъ разрушить олтарь, сіе святилище, куда герой приходитъ запечатлть обты отечеству? Такъ- надлежитъ подорвать законъ Божественный, тотъ, на коемъ зиждутся права Монархіи? Такъ надлежитъ попрать пружины правительства, коими движется сія великая машина, и поколебать престолы? Пади посл сего все священное! Но успокоимся: ‘Мы бо есмы родъ избранъ, царское священіе, языкъ святъ, люди обновленіи’ (1 Петр. II, 9). Успокоимся и разсмотримъ, каковы бываютъ вліянія разума на человки, и наиболе по тремъ частямъ.
Съ тхъ поръ, какъ наши понятія стали распространяться, уврились, что нтъ ничего труднйшаго, какъ раскрыть начала нравоученія. Философія, которая наипаче въ сей части сдлала старанія, чтобъ пріобрсти успхи, ничего, однако жь, тамъ новаго не прибавила къ самому существу. Это правда, что тотъ воображаемый человкъ, котораго она выводитъ, пріуготовленъ къ непорочности, наставленъ въ благоразумныхъ къ отечеству чувствіяхъ, чуждъ предразсудковъ суеврія, хладнокровенъ къ служенію и исполненъ почтительныхъ и высокихъ о Божеств понятій. Хотя сей пышный разсудокъ и блещетъ надъ воображеніемъ, но въ немъ должно боле удивляться уму и счастливой кисти творцовъ, должно удивляться боле воображенію ихъ дара, нежми изображенію человка. Тамъ мною общаютъ, но ожидать позволено мало. Тмъ образуютъ намренія обширныя, но средства предполагаютъ не соотвтственныя. Знаю, что тмъ оскорбляюіся наши понятія и почтеніе къ безсмертнымъ умамъ, ибо воображеніе наше страстно ко всему острому и краснорчивому, но должно произведенія сего рода вовсе предпочесть произведеніямъ справедливымъ и точнымъ. И мы имемъ несравненный подлинникъ о человк. Человкъ, коего выставляетъ Евангеліе, проникнуть святыми ощущеніями, воодушевленъ добродтелями почти геройскими, привязанъ къ олтарю и служенію, упоенъ благоговйнымъ энтузіазмомъ къ Создателю, презорчивъ къ отличіямъ свта и исполненъ небесныхъ обтованій. Богъ черты, подъ коими должно искать человка! Однако жь, не довольствуясь симъ изображеніемъ, разумъ человческій мыслить его переправить онымъ, которымъ научился, что предпріимчивость въ религіи длаетъ новые шаги къ заблужденію, дяніямъ дерзкимъ давая видъ отважныхъ, а отважнымъ благородныхъ. Онъ мыслить умножить число добродтельныхъ, но добродтельныхъ злодевъ. Итакъ, когда хитрый Махіавель, за смлыя противорчія въ политик, сочтенъ законодателемъ, а сокровенный Британецъ, за необыкновенный ковъ, названъ почти Великимъ, когда всякія наглости, прикрытыя цвтами отважности, заслужили почтенный отзывъ, когда самый развратъ шествуетъ подъ знаменами философіи: то какого несчастія ожидать должно было во нравахъ? И совершилось! Уже вс тонкія страсти, уже вс черныя коварства, вс пороки, и сей ужасъ пороковъ, отъ коего вся кровь волнуется, смертоубійство и самоубійство. стало позволеннымъ. Такъ вс почти дикіе пороки, на которые не дерзаетъ чернь, проповданы въ писаніяхъ просвщенныхъ! Пройдите бытописаніе, прочтите жизни мудрецовъ, и вы замтите, что каждый изъ нихъ, отъ порочнаго до добродтельнаго, отъ Епикура даже до Сократа, каждый поддерживаетъ какое ни будь мнніе, не совмстное со святостію народнаго просвщенія. Но вы не внемлите, вамъ льстятъ остроумныя системы и пламенныя произведенія, вы, очарованные вашимъ просвщеніемъ, мните, что все сіе суть злобныя укоризны…. Такъ зрите страшное явленіе! Се появляется толпа просвщенныхъ, вознамрившихся низвергнуть т памятники, предъ коими благоговютъ, смертные. Беззаконные ихъ умы нарушаютъ т неприкосновенные уставы, кои самыя Небеса во времена святыя поручали человческимъ сынамъ. Се вра, оклеветанная, оскорбленная, уязвленная, взываетъ къ своему Отцу! Ей не помогли ни чудеса, ни таинства, сіи священные туманы, въ которыхъ скрывается свтъ Вышняго’. Окончимъ картину: уже олтарь заглушенъ безбожнымъ воплемъ, уже огни жертвенные угасаютъ, уже богослуженіе колеблется,, и самаго Бога изгоняютъ изъ вселенной. Прости, Великій Боже, слабой твари, что она, къ безсмысліи своемъ, дерзнула противъ Тебя, прости твоей бднйшей твари! Ты самъ на крест рекъ: ‘Не вдятъ бо что творятъ’ (Лук. XXIII, 34), вси яко овцы заблудихомъ, человкъ отъ пути своего заблуди’ (Исаіи XIII, 6).,
Впрочемъ, т, кои, славясь независимостію умоначертаній, внесли брань въ ндра самихъ Небесъ, могутъ ли оправдать таковые поступка? Однемся даже въ ихъ понятія объ Откровеніи: каковы бы они ни были, и тогда останутся лживы. Ибо, естьли не всегда безопасно открывать истину, и если не надлежитъ обнажать, но неприкосновенно беречь, предразсудки общіе, то разславлять тайну вры не есть ли преступное самовольство ума? Есть’ ли неоспоримо, что прямое просвщеніе не можетъ быть долею цлаго народа, разв избранной части, то указывать заблужденія не есть ли опасный подавать знакъ мятежу? Естьли доказано, что одна вра, сія счастливая цпь, которая связуетъ безъ ропота волнущіяся толпы народа, то играть ею не есть ли потрясать основу правительства? Бдственныя противорчія, въ которыя вводитъ вольнодумство! ‘Что бо значитъ премудръ, что книжникъ, что совопросникъ вка сего? (1 Кор. I, 20). Дерзнемъ сказать откровенне, что ввело самыя великія заблужденія? Сія. честь предоставлена была, кажется, единому разуму.
Довольно чувствуетъ политика, сколь опасно поблажать самолюбивымъ затямъ мудрецовъ. Ибо тогда, какъ философія начала воспитывать гражданина, вывела -его права изъ состоянія естественнаго, коего слды остались въ басн и систем, пропустимъ то, что тамъ одн догадки поставлены были за начала, она живымъ и впечатлительнымъ голосомъ прочитала ему уроки вольности, внушила ненависть къ сочеловкамъ, вдохнула ужасъ къ правительствамъ, словомъ, показала картину всего свта подъ красками черными и ввела въ общество, кого? тигра, а не гражданина! Умножьте число таковыхъ воспитанниковъ, и вы увидите настоящій образъ смутной политики. Народы вооружены противъ Государей, а Государи противъ народовъ, равно какъ религія вооружала нкогда Церковь противъ Государей, и Государей противъ Церкви. Деспотизмъ суеврія минувшихъ временъ намъ кажется ужасенъ, но деспотизмъ разума въ настоящую эпоху, не боле ли ужасенъ? Представьте, какъ насиліе свирпствуетъ торжественно, какъ безызъятно по всмъ головамъ катается тиранскій мечъ, какъ съ Августйшихъ троновъ течетъ кровь, какъ помазанники Божіи…. но умолчимъ!
Теперь ступайте удивляться произведеніямъ разума, покланяйтесь всему, что онъ ни призвелъ ложнаго и дерзкаго, забудьте вовсе гласъ вры, ступайте, но разумйте: ‘аще не обратитеся, мечъ вы поястъ’ (Исаіи I, 20). Аминь.

III.
Поученіе при случа
торжества бракосочетанія Его Высочества, Велкаго Князя Александра Павловича, съ Елсаветою Алексевною, Княжною Баденскою.

Паки стекаемся въ храмъ соединить желанія! Паки, пріемлемъ отъ Престола новый даръ и новое утшеніе! Россы, благословляйте свою Монархиню! Благословляйте Высокую Чету!
Государя чувствительнаго, подъ рукою коего не считаетъ народъ своихъ вздоховъ, можно почтить именемъ премудраго, йо еще не имемъ благополучнаго. Рдкой пользуется послднимъ наименованіемъ. Не взирая на его услуги, на его планы, оставленные въ наслдіе, надобно, чтобъ онъ умлъ пережить свою кончину, чтобъ умлъ царствовать изъ гроба надъ потомками. Я хочу сказать, чтобъ изъ рукъ преемника не палъ скипетръ. Какія убо находимъ обязательства благодарить Монархин, умножающей ея достояніе? Какія радостныя представляются прозрнія въ очахъ Россіи? Все предзнаменуетъ наше блаженство.
Но, забывая сіи надежды я какъ бы самихъ себя, разсудимъ вообще о признакахъ народнаго счастія.
Тишина народная есть иногда молчаніе принужденное, продолжающееся дотол, пока неудовольствія, постепенно раздражая общественное терпніе, не прервутъ онаго. Естьли не вс граждане поставлены въ однихъ и тхъ же законахъ, естьли въ рукахъ одной части захвачены преимущества, отличія и удовольствія, тогда какъ прочимъ оставлены труды, тяжесть законовъ, или одни несчастія, то тамъ спокойствіе, которые считаютъ залогомъ общаго счастія, есть глубокій вздохъ, данный народу, тяжкимъ ударомъ. Оравда, что спокойствіе слдуетъ изъ повиновенія, но отъ повиновенія до согласія столько же разстоянія, сколько отъ невольника до гражданина. Еще прибавимъ, что цлый народъ искони не былъ ни въ чемъ единодушенъ, разв въ суеврія и заблужденіяхъ политическихъ. Итакъ, когда тишина служитъ чаще знакомъ притсненія, что значатъ таковыя Монархія? Это — великія гробницы, замыкающія въ себ несчастные стенящіе трупы, и троны ихъ — это пышныя надгробія, тяжко гнетущія оныя гробницы. Народы злополучные!
Но по что бы, собравшись къ подножію Престола, не молить имъ почивающаго тамъ божества? Но что бы, повергнувшись тамъ, не лежать, докол ихъ оракулъ не отдастъ просимаго отвта? И по что бы съ ихъ жалобами не смшать горестныхъ слезъ? Но Монархи ихъ не плачутъ… Блаженъ убо, кто живетъ подъ скипетромъ отеческимъ, блаженны Россы!
Гремть побдами въ чужихъ странахъ, или стснять Власть народовъ дале славы, ихъ, и расширять славу свою дале власти своей, всегда почитается путемъ къ счастію народному. Но всуе! Хотя сія замна усладительна любочестію народа торжествующаго, но она столько же далека, чтобъ предзнаменовать, возвышеніе сему, сколь близко сопряжена съ паденіемъ другого. Могущество Монархіи есть коварное орудіе, истощающее оную и можно утверждать, что самая величественная для нея эпоха всегда бываетъ роковою годиною….. Римъ гордый, Римъ, воспитанный кровію цлыхъ, народовъ, готовился уже раздавить почти вселенную, но что жь? Оплачемъ надменную его политику: онъ низпалъ подъ собственною тягостію въ то время, какъ наиболе дышалъ силою и страхомъ. Есть мры, дале коихъ не дерзаетъ преступить счастіе народовъ. И къ чему толикая слава, когда, съ умноженіемъ оныя, возрастали на него злоба и мщеніе? Къ чему трофеи, когда омочены они слезами народовъ? Къ чему короны, сорванныя съ неприкосновенныхъ главъ? Къ чему он? Но что вопрошаемъ причины, гд честолюбіе коварствуетъ? Здсь долженствовала бы излиться вся желчь противъ ненавистнаго орудія, но подвиги почтенныхъ героевъ ожидаютъ благодарнаго голоса.
Не заключайте, чтобы Церковь роптала противу сихъ покровителей отечества. Нтъ! Она окровавленнымъ ихъ тнямъ приноситъ жертвы куренія и чтить воинскій мечъ, какъ спасенія орудіе. Зная, что воинъ есть вкуп гражданинъ, она заповдуетъ токмо сіе, чтобъ герой, усыпленный подъ гордыми лаврами, не презрлъ должности, чтобъ, при его величіи и украшеніяхъ, не вмнилъ въ обиду прославлять Вру Христіанскую: обыкновенное у насъ величіе, чтобъ, возвысясь по одной линіи къ слав, по другой — упасть обратно.
Колькратно твердили, что Вра ршить судьбу цлыхъ Государствъ! Колькратно общали свыше благословеніе на тхъ, коихъ бы душа была душа Евангельская! Но, ‘Господи, кто врова слуху нашему, и мышца Господня кому открыся? (Ис. XLIX, 2). Можетъ быть, это одна несчастная истина, которой важность наиболе проповдана, и которой слухомъ наймене тронуты. Такъ и быть!…. Видно, бдному созданію опредлено скитаться во мракахъ… Да!…. Вольнодумецъ хвалится быть наилучшимъ подданнымъ, выставляетъ свою любовь къ отечеству и врность къ Государю. Но вольнодумецъ — человкъ: такъ чмъ запечатлетъ оныя чувствія, часто сомнительныя? Носить ли онъ въ сердц своемъ залоги Христіанства? Блюдетъ ли клятву, сіе свидтельство отъ Вры? Простимъ сему, поддлывающемуся патріоту, и поставимъ на мсто его Христіанина. Сей, наученъ высокимъ и благоговйнымъ мыслямъ о властяхъ, лучше всхъ знаетъ счастливую науку повиноваться. Вмсто того, чтобъ назначать себя между народомъ и Государемъ, онъ назначаетъ Государя между народомъ и Божествомъ. Законъ верховный для сего есть слово Вышняго, издревле вщающаго при олтаряхъ Монаршихъ. Его собственность есть собственность отечества, и жизнь его есть дань Престолу. Монархи, познайте вашего подданнаго въ Христіанин!
Но не утаимъ здсь, какъ безъ примчанія его обходятъ при обстоятельствахъ предпочтенія, какъ оставляютъ его, когда должно призывать на степени и достоинства! Таковыя противорчія, конечно, жестоки. Пускай увряютъ, что добродтель не останется безъ награжденія, пускай ласкаютъ добродтели, но что въ томъ пользы, когда добродтельному осталось только воздыхать! Аминь.

Примчанія.

Къ 1-ой проповди. Сверху этой проповди написано: ‘Христіанинъ! Не теряй на чтеніе поученій сихъ ни времени, ни труда! Кром пустаго мудрованія, кром двусмыслія и явнаго противленія ученію Вры, не найдешь здсь ничего.’ Кром того, противъ перваго слова самой проповди, т. е. ‘Нтъ,’ съ боку замчено: ‘Первая строка, и первая ересь!’ А надъ словомъ: ‘упрямство’ приписано сверху: ‘не упрямство, а Провидніе.’ Въ конц же этой проповди замчено: ‘Богато однимъ пустословіемъ и глупостями.’
Ко 2-ой проповди. Противу словъ, въ самомъ почти конц ея: ‘религія вооружила,’ съ боку замчено: ‘Глупо!’ а на конц сказано: ‘Приступъ въ проповди этой дуренъ, но трактація годится.’
Напослдокъ, посл 3-ей проповди читаемъ такой отзывъ о ней: ‘Поученіе это недостойно Церковной каедры. Это есть мечта ума, бредящаго будьто сквозь сонъ, кидающагося то къ Вр, то къ суемудрію, и всегда старающагося прикрываться темнотою рчи, чтобъ не была замчена пустота его.’
Т же слова и реченія, которыя въ сихъ 3-хъ проповдяхъ напечатаны съ разрядкою, въ подлинник подчеркнуты карандашомъ. О. Б.

‘Чтенія въ Императорскомъ Обществ Исторіи и Древностей Россійскихъ’, М., кн.3, 1873

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека