Три поэта, Городецкий Сергей Митрофанович, Год: 1907

Время на прочтение: 6 минут(ы)

С. ГОРОДЕЦКИЙ

Три поэта

В. И. Иванов: pro et contra, антология. Т. 1
СПб.: РХГА, 2016.
Три имени имеют исчерпывающее значение для поэзии вчерашнего дня: Валерий Брюсов, Вячеслав Иванов и Бальмонт. Федор Сологуб стоит как-то в стороне, почти вне времени. Никто не удивился бы, если бы он стал рассказывать личные воспоминания о Пушкине или Баратынском или читать стихи неродившихся еще поэтов.
Три кризиса должно было быть прожито в канун Возрождения. Три страстных субботы перед светлым воскресением. Потому что из двух факторов поэтического произведения — поэта, творящего его, и общественности, творящей поэта, — изменился второй: глухое статическое состояние сменилось ясным и вольным движением. Все три кризиса, различные в частностях, имеют нечто общее: выход из уединенности, обнародование себя, уход от алтарей на паперть, и дальше, туда, на площадь, в толпу и в гущу жизни.
Валерий Брюсов, поэт культурной России, России, поскольку она привила себе яды Запада, развела города и ошелушилась фабриками, сказавший про себя:
По улицам узким, и в шуме и ночью,
в театрах, в садах я бродил,
И в явственной думе грядущее видя, за жизнью,
за сущим следил *1,
* Urbi et orbi. Вступление.
поэт города, ‘следящий за сущим’, поскольку оно открывается в городе, пережил свой кризис в аспекте города же и в том же аспекте вышел победителем.
После стихов кризиса, таких как ‘К согражданам’:
Борьба не тихнет. В каждом доме
Стоит кровавая мечта,
И ждем мы в тягостной истоме
Столбцов газетного листа2,
где еще голос и жест жреца, вышедшего на народ, не уверен, вдруг опять раздалось медно-вкованное слово и засверкали мастером литые образы.
Городу
Царя властительно над долом,
Огни вонзая в небосклон,
Ты труб фабричных частоколом
Неумолимо окружен.
Стальной, кирпичный и стеклянный,
Сетями проволок обвит,
Ты — чарователь неустанный,
Ты — не слабеющий магнит!
Драконом хищным и бескрылым
Засев, — ты стережешь года,
А по твоим железным жилам
Струится газ, бежит вода…*3
* Альманах ‘Шиповник’.
Такие стихи всем слышны. Здесь все накопленное в тиши подвалов богатство выносится на свет, кое-что блекнет и рассыпается, но с чем сравним блеск благородных металлов и настоящих камней на дневном солнце?
Вячеслав Иванов, поэт варварской России, чье сложное сознание, искушенное древним Римом и Западом, все-таки сохранило дикую кровь, чей язык — мишень остроумцев — напитанный славянизмами и обнажающий древнюю душу слов, дал работу русской литературе на десятилетия, поэт оды по-преимуществу, пережил свой кризис в какой-то глуши личной жизни, в солнечной вражде с неумолимым Эросом. Весь яд уединенности пережит в самой острой форме: уединенность чужой души уже невыносима и вызывает
Ропот
Твоя душа глухонемая
В дремучие поникла сны,
Где бродят, заросли ломая,
Желаний темных табуны.
Принес я светоч неистомный
В мой звездный дом тебя манить,
В глуши пустынной, в пуще дремной
Смолистый сев похоронить.
Свечу, кричу на бездорожьи,
А вкруг немеет, зов глуша,
Не по-людски и не по-Божьи
Уединенная душа4.
Кризис индивидуализма дает удивительное настроение утренней печали, когда жалко расставаться со вчерашней душой, а пора: солнце уж восходит!
И медлит благовест рассвета
Так погребально и светло5.
Но в той же книге кризиса ‘Эрос’, откуда взяты приведенные стихи, уже звучит первая песня поэта, покинувшего башню: богатая душа хочет дарить,
До истощенья расточая,
До изможденья возлюбя6.
И недоразумение поэта, впервые отдающего себя народу, как нельзя лучше выражается в детских строчках последнего стихотворения книги ‘Эрос’:
Люди встречные глядели на меня.
И не знал я: потерял иль раздарил?
Словно клад свой в мире светлом растворил, —
Растворил свою жемчужину любви…
На меня посмейтесь, дальние мои!
Нищ и светел, прохожу я и пою, —
Отдаю вам светлость щедрую мою7.
Бальмонт, пришедший ‘в этот мир’, ‘чтоб видеть Солнце’, чтоб ‘петь о Солнце’8, пережил кризис в наиболее острой форме. Если гражданские стихи В. Брюсова только не были сильны и воодушевленны, то у Бальмонта они, за исключением нескольких гениальных обмолвок (Цусима)9, были плохи. Поэту лирической песни было легче сорваться в пропасть, чем поэту элегии, в которой раздумье удерживает от крайностей чувства. Но после ‘товарищей’ и ‘истуканов’ Бальмонт сразу, угадывая будущее, взял самую широкую дорогу: запил от ключа народной поэзии. И опять поднялся тот вопрос, который со времен Гомера ребром стоит в истории литературы. Как относиться к народной поэзии? Нужно ли, допустив на себя самое широкое ее влияние, пересказывать ее сюжеты, только несколько видоизменяя форму, в интересах более легкого восприятия? Не есть ли это только популяризация и притом в худшем своем виде, когда в процессе переделки теряется многое? Не грешит ли Бальмонт перед лицом народа, пересказывая сказки (Елена-Краса) и былины (Садко)? Вот перо Жар-Птицы. У Бальмонта: ‘На дороге ярко рдеет, золотой горит огонь’10. А в сказке: ‘так чудно и светло, что ежели принесть его в темную комнату, то оно так сияло, как бы в том покое было зажжено великое множество свеч’11. Где ярче? Не две ли только возможности у поэта: либо стать ученым и, как бисер, собирать и записывать сказки и былины, все варианты, подготовляя почву будущей ученой работе по сводке всего материала, либо просто слушать жизнь, забыв о всех литературах, и о народной также, и складывать свои песни, как складывается, и если ты поэт и народен, то и выйдет по народному? К счастью, уже имеются перлы такого отношения у Бальмонта, это стихи из цикла ‘Зеленый вертоград’, приводимые ниже, но ‘Злые чары’ нужно считать книгой кризиса12. Не то, что были бы плохи такие стихи, как ‘Избушка’.
Уж листья осыпаются,
Уж осень на дворе,
Уж стаи птиц скликаются,
За лесом на заре,
такие как ‘Зоря-зоряница’:
Красные губы,
Белые зубы,
такие как ‘Заклинательница гроз’:
И, опоясан огнем,
В брызгах, в изломах червленого злата,
В рокотах струн,
Сея алмазы продольным дождем,
В радостях бури, в восторге возврата,
Мчится — Перун, —
нет, но это еще не самые прекрасные дети Бальмонта от народной стихии. Вот ‘опоясан огнем’ хорошо сказать про Перуна, а ‘сея алмазы’, ‘в восторге возврата’ уже нехорошо, потому что литературно. Или:
Пала молния
В безглагольность вод13.
Разве нет противоречия между простотой описания в первой строчке со сложностью отрицательного понятия ‘безглагольность’? Или:
Черные вороны, воры, играли над нами.
Каркали. День погасал
Темными снами14.
Неужели будет рифма: бокал? Так и есть. И приведенный ею ‘призрак’.
Темными снами
Призрак наполнил мне бледный бокал15.
Все эти недостатки станут яснее, если только прочесть такие стихи Бальмонта:
Мы, как птицы, носимся,
Друг ко другу просимся,
Друг ко другу льнем.
Пляшем, разомлелые,
И рубахи белые,
Как метель кругом.
В вихре все ломается,
Вьется, обнимается,
Буйность без конца.
Посолонь кружение,
С солнцем наше мление,
Солнечны сердца16.
Здесь и пляс, и Бальмонт, и народ.
Таковы три кризиса. И три поэта — те же и не те: Валерий Брюсов с глаголом пророка, громким, как колокол, Вячеслав Иванов, идущий в толпе с детски-растерянным видом, как на портрете Сомова, и Бальмонт в хлыстовской пляске. И всем в лицо солнце народное.

1907

КОММЕНТАРИИ

Впервые: Перевал. 1907. No 8-9. С. 86-89. Печатается по этому изданию.
Городецкий Сергей Митрофанович (1884-1967) — поэт, прозаик, переводчик, драматург, литературный критик, мемуарист, вначале примкнувший к символизму и разделявший вместе с ВИ и Г. Чулковым идеи ‘мистического анархизма’ (1900-е гг.), затем — вместе с Н.С. Гумилевым был одним из основателей Цеха поэтов, автором одного из известных манифестов русского акмеизма ‘Новые течения в современной русской поэзии’ (Аполлон. 1913. [Электронный ресурс] URL: http://www.v-ivanov.it/ apollon/apollon_1913_01.pdf). В середине 1900-х гг. посещает ‘среды’ ВИ, проводившиеся на знаменитой Башне — квартире на Таврической улице, 25 в Санкт-Петербурге. Входил под именем Гермеса в петербургский кружок ‘гафизитов’, объединивший на Башне при посредничестве ВИ писателей, философов, художников (М. Кузмина, С. Ауслендера, К. Сомова, Л. Бакста, Н. Бердяева и др.) (см.: Богомолов Н.А. Петербургские гафизиты // Серебряный век в России. Избранные страницы. М., 1993). Городецкий в этот период находился под влиянием мистико-эротических утопий символизма и ВИ (см.: Богомолов, 2009). ВИ посвятил ему сборник стихов ‘Эрос’, вышедший отдельно (1907), а затем вошедший позднее в книгу стихов ‘Cor ardens’ (M., 1911-1912). ВИ написал рецензию на его книгу ‘Ярь’ (см.: Иванов Вяч. [Рец. на кн.: С. Городецкий. Ярь. СПб., 1907] // Критическое обозрение. 1907. 2. С. 47-49). В эти годы Городецкий сотрудничал в символистских изданиях ‘Весы’ и ‘Золотое руно’. В последующие годы вошел в редакцию журнала ‘Аполлон’. Подробнее о нем см.: Казак В. Лексикон русской литературы XX века. М., 1996. С. 129 [Электронный ресурс] URL: http://books.e-heritage.ru/book/10082583. Личность и творчество ВИ отразились с искажением фактов в его мемуарах (см.: Городецкий СМ. Жизнь неукротимая: Статьи, Очерки, Воспоминания. М.: Современник, 1984). Ср. также: Городецкий С/М. [Письма к Вяч. Иванову] // Летопись жизни и творчества С. А. Есенина: В 5 т. М., 2003. Т. 1: 1895-1916. С. 210-211, 212, 220.
1 …По улицам узким <...> за сущим следил…— Первая строка стих-ния В.Я. Брюсова ‘По улицам узким, и в шуме и ночью…’, открывающего сборник ‘Urbi et Orbi. Стихи 1900-1903’ (М.: Скорпион, 1903).
2 …Борьба не тихнет <...> Столбцов газетного листа…— Цитата из стих-ния Брюсова ‘К согражданам’ из сборника ‘Stephanos’ (M.: Скорпион, 1906).
3 Царя властительно над долом <...> Струится газ, бежит вода…— Три первых строфы стих-ния Брюсова ‘Городу (дифирамб)’ (1907) из сборника ‘Stephanos’.
4 Твоя душа глухонемая <...> Уединенная душа.— Стих-ние ‘Ропот’ из сборника ‘Эрос’ (II, 370).
5 И медлит благовест рассвета / Так погребально и светло.— Заключительные строки из стих-ния ‘Лета’ сборника ‘Эрос’ (II, 374).
6 До истощенья расточая, / До изможденъя возлюбя.— Цитата из стих-ния ‘Художник’, сборник ‘Эрос’ (II, 380).
7 ..Люди встречные глядели на меня. <...> Отдаю вам светлость щедрую мою.— Строки заключительного стих-ния ‘Нищ и светел’ из сборника ‘Эрос’ (II, 382).
8 Бальмонт, пришедший ‘в этот мир’, ‘чтоб видеть Солнце’, чтоб ‘петь о Солнце’…— Цитаты из стих-ния К. Д. Бальмонта ‘Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце…’ из первого раздела ‘Четверогласие стихий’ сборника ‘Будем как Солнце. Книга символов’ (М.: Скорпион, 1903. С. 1). Строка восходит к высказыванию Анаксагора, приведенному в качестве эпиграфа ко всему сборнику на титульной странице.
9 …у Бальмонта они, за исключением нескольких гениальных обмолвок (Цусима)…— См. стих-ние К. Д. Бальмонта ‘Наш царь’ (‘Наш царь — Мукден, наш царь — Цусима…’) (1907).
10 …’На дороге ярко рдеет, золотой горит огонь’.— Цитата из стих-ния К. Д. Бальмонта ‘Елена-краса’ (1906).
11 А в сказке: ‘так чудно и светло <...> великое множество свеч’.— Описание Жар-птицы в русских волшебных сказках (см.: Мифы народов мира. М.: Российская энциклопедия, 1994. С. 439, Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки / Сост., научн. ред., коммент. И.В. Пешкова, Е.М. Мелетинского, А.В. Рафаевой. М.: Лабиринт, 1998. С. 58-59).
12 …’Злые чары’ нужно считать книгой кризиса.— Речь идет о сборнике К. Д. Бальмонта ‘Злые чары: Книга заклятий’ (М.: Золотое руно, 1906). Сборник был издан в Москве и состоял из 79 стих-ний. В 1907 г. Комитет по делам печати арестовал книгу, автора обвинили в богохульстве за стих-ния ‘Будь проклят Бог!’ и ‘Пиру Сатаны’. В 1911 г. появились трудности с цензурой в связи с подготовкой Полного собрания стихов (Т. 6. М.: Скорпион).
13 …Пала молния / В безглагольность вод.— Цитата из стих-ния К. Д. Бальмонта ‘Одолень-трава’ (1906), строки из которого цитируются.
14 …Черные вороны, воры, играли над нами. <...> Темными снами.— Первые строки стих-ния К. Д. Бальмонта ‘Черные вороны’ (1906).
15 Темными снами / Призрак наполнил мне бледный бокал.— Цитата из стих-ния К. Д. Бальмонта ‘Черные вороны’ (1906).
16 …Мы, как птицы, носимся <...> Солнечны сердца.— Цитата из стих-ния К. Д. Бальмонта ‘Гусли’ (1909).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека