Три народности въ Восточной Азіи.
Китайцы — Монголы — Тангуты.
I.
II.
III.
Г. Потанинъ.
‘Встникъ Европы’, No 2, 1888.
Три народности в Восточной Азии, Потанин Григорий Николаевич, Год: 1888
Время на прочтение: 26 минут(ы)
Въ послднее время въ русскомъ обществ былъ возбужденъ интересъ къ Китаю выходомъ въ русскомъ перевод французской книги, написанной французскимъ консуломъ Симономъ, и появленіемъ двухъ статей о Кита, изъ которыхъ одна принадлежитъ перу нашего путешественника генерала Пржевальскаго, и напечатана въ ‘Русскомъ Встник’, другая — собственно не статья, а рчь, сказанная г. Поздневымъ на послднемъ университетскомъ акт. Гг. Симонъ и Поздневъ описываютъ китайскій народъ въ симпатичномъ свт, генералъ Пржевальскій свою статью посвятилъ другой тэм, притомъ онъ достаточно уже высказался о своихъ антипатіяхъ къ китайцамъ въ прежнихъ своихъ произведеніяхъ. Въ ныншней стать онъ разсматриваетъ вопросъ о степени крпости связей, соединяющихъ съ Китаемъ кочевыя и другія некитайскія народности, которыя приходятся намъ сосдями, а также о способности Китая удержать ихъ на своей сторон въ случа военнаго столкновенія. Хотя три эти статьи трактуютъ не объ одномъ и томъ же, но тмъ не мене либо тою, либо другой стороной соприкасаются,— вс три он одинаково живо заинтересовали русское общество и въ разговор обыкновенно всегда вмст припоминаются.
И меня стали тогда осаждать вопросами, читалъ ли я эти статьи, и что я могу сказать по поводу ихъ. Въ сожалнію, я лишенъ возможности сдлать свой отзывъ о китайской жизни, потому что не настолько знакомъ съ нею, чтобы имть право говорить о ней съ увренностью. Несмотря на неслыханную у насъ, европейцевъ, нивеллировку, которую исторія произвела въ китайскомъ обществ, оно все-таки представляетъ такой сложный организмъ, что даже человкъ, знакомый съ китайскимъ языкомъ, не ршится высказывать свое мнніе о цлой націи. Мы же знакомились съ китайскимъ населеніемъ урывками и безъ знанія ихъ языка. Но все-таки мы входили въ сношенія съ ними, а потому, я полагаю, не будетъ лишнимъ разсказать о нашихъ чисто вншнихъ впечатлніяхъ.
Составить правильное понятіе о чуждомъ обществ могутъ помшать иногда нкоторыя обстоятельства, напримръ встрча на первыхъ же порахъ съ личностями съ неприглядной нравственной физіономіей и т. п. Такъ случилось и съ нами. Первые китайцы, съ которыми намъ довелось подольше жить, были наши слуги, которыхъ мы захватили изъ Пекина и Тяньцзина. Это были китайцы Цуйсанъ, Ли и Тэнъ — люди, избалованные жизнью большихъ городовъ и испорченные службой у богатыхъ европейцевъ. Нсколько мсяцевъ сряду они безжалостно эксплуатировали насъ: провизію покупали и за постой въ гостинницахъ платили въ тридорога, при найм верблюдовъ подъ свозъ нашихъ вьюковъ они не столько заботились о нашемъ карман, сколько о своемъ, только впослдствіи мы узнали, что возчики обошлись намъ потому такъ дорого, что наши слуги взяли съ нихъ значительную сумму за сдлку. Въ то же время нельзя сказать, чтобы они были ретивые слуги. Ли вскор совсмъ отбился отъ рукъ. Однажды вечеромъ, по закат солнца, мой спутникъ г. Скасси, которому онъ спеціально служилъ, кричитъ ему:— ‘Mr Ли! будьте добры, приготовьте мн телескопическую трубу!’ — А Ли отвчаетъ ему изъ своей палатки:— ‘Я уже лежу въ постели!’ — онъ и не могъ обращаться съ нами иначе, какъ свысока, потому что онъ зналъ нсколько дюжинъ іероглифовъ, а мы — ни одного, и сверхъ того мы, къ его ужасу, не имли никакого представленія — въ какой послдовательности царствовали китайскія династіи Хань, Тань, Сунъ и друг. Только черезъ три мсяца посл выхода изъ Пекина, когда мы достигли до колоніи бельгійскихъ миссіонеровъ въ южныхъ предлахъ Ордоса и при помощи ихъ окружили себя честными слугами изъ монголовъ, мы узнали о существованіи въ Кита дешевыхъ цнъ.
Второе обстоятельство, помшавшее намъ симпатизировать китайцамъ, заключалось въ томъ высокомрномъ отношеніи китайцевъ къ ихъ полуцивилизованнымъ сосдямъ, которое намъ приходилось наблюдать. Можетъ бить, и извинительно китайцу такую цну давать себ, какъ человку, принадлежащему къ націи, создавшей собственными усиліями большую культуру, но намъ, тмъ не мене, было досадно видть своихъ любимцевъ монголовъ и тангутовъ приниженными. Вашъ слуга китаецъ норовитъ выбрать себ задлье полегче, тяжелую работу норовитъ свалить на монгола или тангута, а жалованье ему подай побольше. Такому слуг, въ свою очередь, нуженъ слуга, монголъ долженъ осдлать ему лошадь, принести воды и пр. Еще боле непріятно было видть, какъ относились китайскіе солдаты и чиновники къ монголамъ и тангутамъ. Какой-то маленькій чинъ съ блымъ шарикомъ, данный намъ въ провожатые по тангутской земл, при възд* въ тангутскую деревню, отдавъ первому попавшемуся обывателю приказаніе насчетъ очищенія квартиры для русскихъ ‘лоэ’, т.-е. русскихъ баръ, считалъ необходимымъ огрть его раза два нагайкой. По его мннію, это было нужно, чтобы поставить обывателя на высоту минуты. И тотъ же шариконосецъ въ другое время бросается снимать съ васъ сапоги. Мой слуга, товарищъ мой по собиранію коллекцій, тангутъ Самбарча, когда прозжалъ въ своемъ народномъ костюм по китайскимъ деревнямъ или городскимъ улицамъ, всегда подвергался такимъ насмшкамъ, что долженъ былъ подъ конецъ переодться въ китайское платье.
Еще было одно обстоятельство, которое боле, чмъ другія, содйствовало нашему охлажденію въ китайцамъ — это безграничное любопытство китайской толпы. Для многихъ селеній и городовъ мы были большой новинкой, понятно, что обыватели сбгались отовсюду посмотрть на рдкихъ гостей. Если въ город заблаговременно узнавали, что будутъ възжать иностранцы, по улицамъ становилось трудно прозжать отъ запрудившей ихъ толпы, на заборахъ, воротахъ, на крышахъ кумиренъ сидли зрители, дамы вызжали поглазть въ телгахъ или повозкахъ. Вслдъ за нами толпа вливалась во дворъ нанятой для насъ гостинницы, обступала наши комнаты, лзла внутрь и обыкновенно не отходила вплоть до заката солнца. Нужно имть понятіе объ устройств китайскихъ гостинницъ и домовъ вообще, чтобы представить себ, какой пытк подвергается путешественникъ этимъ китайскимъ ротозйствомъ. Дома въ сверномъ Кита строятся, по большей части, одноэтажные, особенно въ деревняхъ, комнаты располагаются только въ одинъ рядъ, если вы займете нсколько комнатъ, вс он будутъ рядомъ, вс будутъ выходить окнами въ одну сторону, въ тотъ дворъ, который наполненъ толпой, толпа обступаетъ ваше окно, которое довольно низко, и смотритъ на васъ въ прорхи въ бумаг, которою оклеена рама. Рдко вы найдете, чтобы въ окнахъ гостинницы бумага была цла, всегда она въ дырахъ, какъ ршето, но если и случится, что окна были оклеены новой бумагой, дворовая публика не задумается тотчасъ же содрать ее. Итакъ, сколько бы вы дней ни жили въ гостинниц, вы съ утра до вечера играете роль предмета на выставк, на людяхъ вы должны длать все, приводить въ порядокъ ваши коллекціи, приводить въ порядокъ вашъ туалетъ, переодваться, закусывать и пить чай, все это вы длаете, чувствуя, что на васъ устремлены сотни глазъ, особенно невыносимымъ это становится для вашей спутницы дамы. Нкоторые смльчаки не довольствуются разсматриваніемъ васъ въ окно, а приподнимаютъ занавску у дверей и всовываютъ голову въ комнату, другіе, еще боле смлые, входятъ въ комнату, становятся посреди нея и начинаютъ разсматривать васъ, разинувъ ротъ или широко улыбаясь. Когда вы къ такому любознательному человку обратитесь съ вопросомъ: зачмъ онъ пожаловалъ въ комнату, которую не онъ нанялъ? — онъ вамъ отвтитъ вопросомъ же: ‘Разв это не гостинница?’ — Только т апартаменты, гд живутъ женщины, считаются у китайцевъ недоступными для постороннихъ, гостинницы-же и лавки — мста открытыя для всхъ. Намъ приходилось вести ежедневную войну съ толпой, и это отравляло нашу жизнь въ китайскихъ городахъ и большихъ селеніяхъ.
Эти непріятности мы испытывали только въ большихъ селеніяхъ, въ маленькихъ же деревняхъ мы чувствовали себя совершенно иначе, въ городахъ и большихъ промышленныхъ селеніяхъ много праздныхъ людей, у которыхъ всегда найдется время сбгать на интересное зрлище. Не въ такихъ условіяхъ земледлецъ, ему каждый часъ дорогъ. Часто случалось прозжать мимо пашенъ, на которыхъ работаютъ мужчины и женщины, они намтили докончить къ сроку извстную работу, заслышавъ бубенчики нашихъ муловъ, они взглянутъ на насъ и опять принимаются за свою работу.
Китайское крестьянство производитъ пріятное впечатлніе трудящейся и миролюбивой массы. Трудиться сынъ китайскаго крестьянина начинаетъ съ раннихъ лтъ, лтъ съ семи его уже высылаютъ родители на дороги для сбора удобренія, вы видите этого будущаго землепашца съ корзиной въ одной рук и съ вилкой въ другой, которою онъ поднимаетъ съ земли свой товаръ. Этотъ выходъ на дороги за удобреніемъ — чуть ли не единственное развлеченіе китайскихъ дтей, онъ замняетъ имъ т набги въ поля и въ лса, иногда верстъ за 10 отъ деревни, искать яйца, вырзывать свирли и пр., что длаютъ наши деревенскія дти.
Случаевъ враждебнаго отношенія къ намъ со стороны китайской массы не было ни одного. Напротивъ, часто китайскіе крестьяне были къ намъ предупредительны. Спутникъ мой А. И. Скасси открыто производилъ топографическую съёмку и никогда не встрчалъ затрудненій. Часто къ его мензул собирались проходившіе мимо по дорог крестьяне и охотно отвчали на его разспросы и передавали названія горъ, деревень и т. п. За вс три года съ нами не было ни одного недоразумнія съ крестьянами, едва ли бы иностранцу и даже русскому удалось такъ благополучно пропутешествовать по Россіи три года. Впрочемъ нужно сказать, что при нашемъ караван всегда было два, три полицейскихъ солдата, которыхъ въ каждомъ город навязывали намъ, несмотря на нашъ отказъ. Во всякомъ случа, однако, китайскій крестьянинъ далеко культурне нашего, онъ вжливе, молодой человкъ, прозжая по деревенской улиц, на которой стоятъ люди почтенныхъ лтъ, спшивается, и хотя т добродушно кричатъ ему: ‘позжай безъ церемоній!’ — идетъ по деревн пшкомъ. Воспитанное въ такой дисциплин, китайское крестьянство уметъ держать себя прилично во всхъ случаяхъ, даже когда оно образуетъ толпу, вы чувствуете, что она состоитъ изъ выдрессированныхъ людей. Меня постоянно удивляла покладистость китайскихъ простолюдиновъ, при разсчет за службу, у насъ никогда не возникало споровъ, сколько бы шуму было съ русскими возчиками изъ-за того, что баринъ сворачивалъ въ сторону отъ маршрута, обозначеннаго въ договор, съ китайскими же возчиками всегда у насъ споры кончались полюбовно,— никогда они не возбуждали вопроса о лишней совершенной ими работ и приплат за нее. Вообще въ китайской масс много той духовной культуры, которая создается не литературной проповдью, а простымъ продолжительнымъ совмстнымъ сожительствомъ людей, и которая выработываетъ практику скораго полюбовнаго улаживанія разныхъ непредвиднныхъ столкновеній жизненныхъ интересовъ.
Сказать, русскій-ли крестьянинъ живетъ лучше, или китайскій, по крайней мр въ тхъ провинціяхъ, которыя мы видли,— трудно, потому что трудно ихъ сравнивать. Если вещей въ дом китайскаго крестьянина больше, то во всякомъ случа достатокъ добывается имъ съ неменьшими усиліями, онъ живетъ въ тепломъ климат, потому не нуждается въ такой теплой одежд и въ отопленіи жилища, какъ нашъ, затмъ въ тепломъ климат большій выборъ культурныхъ растеній, въ случа неудачи въ одной культур, крестьянинъ можетъ перейти къ другой. Наконецъ, продолжительная культура выработала давно методъ обработки земли, давно исполнены капитальныя работы, напр. по проведенію оросительныхъ каналовъ и т. п.
Непріятное впечатлніе производитъ въ домахъ китайскихъ крестьянъ грязь и пыль, покрывающія внутренность жилья, и вообще отпечатокъ ветхости на всхъ вещахъ. Китаецъ строитъ домъ и шьетъ платье — и затмъ не заботится о ремонт: домъ не поправляется, полинялыя части не подкрашиваются, блье не моется, металлическая посуда не чистится. Внутренность жилья китайскаго крестьянина поэтому походитъ на лавку старьевщика, заваленную всякаго рода хламомъ, бракомъ и ломью. Все это покрыто пылью, копотью и паутиной.
Наслажденіями жизнь китайскаго крестьянина не богата. Кром удовольствій, которыя можетъ доставить семейная жизнь, китаецъ только иметъ трубку опіума и театральный балаганъ. Общественныхъ собраній, сельскихъ гуляній китайская жизнь не знаетъ. Зато трактирная жизнь развита, въ бднйшей деревн есть харчевни, за столами которыхъ собираются крестьяне състь чашку лапши, выпить чаю и поболтать о длахъ. Въ общемъ жизнь китайскаго общества отъ нижнихъ слоевъ до верхнихъ есть какія-то демократическія будни,
Теперь я хочу сказать нсколько словъ о томъ, какъ къ намъ относилось китайское начальство. Мы не замтили въ немъ не только никакой подозрительности, не только не испытали какихъ-нибудь препятствій, напротивъ, оно оказывало намъ всякое содйствіе, насколько это было возможно ему. При первомъ же вступленіи на китайскую почву, въ Тяньцзин, извстный и теперь всесильный въ Кита государственный человкъ Ли-хунъ-чжанъ, генералъ-губернаторъ чжилійской провинціи, общалъ написать письма о насъ генералъ-губернаторанъ провинцій Шаньси и Ганьсу, и черезъ нашего консула г. Вебера позволилъ г. Скасси снять фотографическія копіи съ картъ атласа Крейтнера. Пекинское начальство разослало во вс города шаньсійской и ганьсуйской провинцій бумаги о насъ, такъ что во всхъ самыхъ маленькихъ городахъ насъ встрчали какъ гостей, которыхъ ждали уже два мсяца назадъ. Въ большихъ городахъ большіе генералы оказывали намъ всякое покровительство, въ маленькихъ же встрчали даже съ помпой и съ пушечными выстрлами съ городскихъ стнъ, какъ, напр., въ городахъ Боу-нань и Ли-юань. Въ подобныхъ захолустныхъ городахъ мандаринамъ, должно быть, скука смертная, и они были рады-радехоньки зазжимъ путешественникамъ, доставившимъ имъ случай развлечься трескомъ китайскихъ потшныхъ огней. Особенно были комичны проводы экспедиціи въ город Ли-юань. Самъ мандаринъ выхалъ верхомъ проводить насъ, шествіе открывали пшіе солдаты въ оффиціальныхъ костюмахъ, съ скирами въ рукахъ, впереди мандарина несли красный балдахинъ. У городскихъ воротъ были выстроены войска, т.-е. человкъ двадцать, одтыхъ въ униформу, по мстнымъ разсказамъ, въ Ли-юан полагается содержать отрядъ въ 300 человкъ, но мандарины по изстари заведенному порядку держатъ только 20 или 30 солдатъ, а сборъ на остальныхъ кладутъ себ въ карманъ. При нашемъ приближеніи къ этому войску, раздался трескъ: разорвали три ракеты, и войско сдлало намъ ‘кутоу’, т.-е. земной поклонъ.
Большіе генералы такихъ овацій намъ не длали, но вс наши просьбы исполняли съ предупредительностью. Въ особенности очень былъ любезенъ съ нами сининскій чинъ-цсай или, какъ его зовутъ, также амбань. Чинъ-цсай — собственно правитель инородцевъ, обитающихъ въ тибетской провинціи Амдо, чинъ-цсай значитъ посолъ, это посолъ отъ императора къ народамъ Амдо. Чинъ-цсай далъ намъ охранный листъ и кром того во вс подчиненные города разослалъ предписанія оказывать намъ содйствіе. Для насъ спеціально ладили дороги и исправляли мосты, въ долин рки Пуцзянь запущенные мосты задержали дальнйшее движеніе экспедиціи, былъ высланъ особый отрядъ подъ начальствомъ какого-то чина, и два моста были исправлены, а третій былъ совсмъ заново сдланъ, такъ какъ онъ былъ совсмъ разрушенъ водой, и были цлы только устои. Въ опасныхъ мстахъ намъ давали конвой, такъ, въ промежутк между городами Гуй-дуй и Боу-нань насъ провожалъ отрядъ изъ 20 китайскихъ и 20 тангутскихъ солдатъ. Письма изъ Россіи мы получали раза три въ годъ, они приходили обыкновенно въ Сининъ, на имя чинъ-цсая, и чинъ-цсай присылалъ ихъ намъ съ чиновникомъ, если мы находились въ глухихъ частяхъ Тибета, а безъ насъ приходила въ Сининъ почта, чинъ-цсай начиналъ разыскивать насъ, онъ слалъ одного курьера за другимъ въ пограничный городъ узнать, нтъ ли о насъ какихъ слуховъ. Если мы, получивъ пекинскую почту, медлили своимъ отвтомъ на нее, чинъ-цсай присылалъ чиновника справиться, почему мы не доставляемъ свою почту, не обидлись ли мы на него. Письма чинъ-цсая намъ были очень полезны въ пути, благодаря имъ, мы имли хорошій пріемъ не только въ китайскихъ городахъ, но и въ буддійскихъ монастыряхъ. Когда мы прибыли въ богатый монастырь Лабранъ, монахи отвели подъ экспедицію два большихъ дома, и объявили намъ, что, если мы хотимъ, монастырь возьметъ на свое содержаніе весь нашъ скотъ и нашихъ людей на все время нашего пребыванія въ монастыр, а ‘гэгэнь Джаянь джаппасэнь’ — главное духовное лицо въ монастыр — предложилъ намъ дать письмо въ монгольской княгин, вдов Срювана, кочевья которой находятся въ югу отъ Лабрана, и кром того, на случай, еслибъ мы это предложеніе приняли, общалъ дать намъ военный конвой (гэгэнь въ то же время и свтскій правитель, и иметъ войско). Къ сожалнію, мы должны были отказаться отъ этого предложенія, предложеніе же было заманчиво — мы могли бы этимъ путемъ легко пройти къ вершинамъ Желтой рки и въ провинцію Камъ, получая рекомендательныя письма отъ одного князя къ другому. Такія же благопріятныя послдствія для экспедиціи имло и другое письмо чинъ-цсая къ монахамъ монастыря Гумбумъ. Только раза два китайское начальство пробовало-было поставить намъ препятствія идти по маршруту, который мы сами себ намтили. Такъ, сининскій чинъ-цсай отговаривалъ насъ идти въ Минъ-чжу горной дорогой черезъ Гуйдуй и Лабранъ, и потомъ мандаринъ города Сигу отсовтовалъ идти проселочной дорогой въ Супъ-панъ, но и на этотъ разъ все объясняется другими причинами, а не какимъ-нибудь желаніемъ что-то скрыть отъ иностранныхъ путешественниковъ. Дло въ томъ, что пекинская бумага иметъ такое ршительное значеніе въ китайской провинціи, какое у насъ — министерская бумага, написано изъ Пекина мандарину, что онъ отвчаетъ за жизнь и имущество путешественника,— конечно, онъ и будетъ бояться отпустить его въ глухія мста, гд его власть слаба или и совсмъ не чувствуется. А бывали случаи, что мандаринъ платился мстомъ за несчастіе, которое стряслось съ какимъ-нибудь европейцемъ, напр. французскимъ миссіонеромъ. Мандаринъ города Сигу долго настаивалъ на своемъ, но сейчасъ же уступилъ, какъ только мы согласились дать ему письмо, въ которомъ было сказано, что мы не будемъ предъявлять въ нему никакихъ претензій, если на насъ на той дорог, которую мы избрали, нападутъ разбойники и ограбятъ насъ.
Разскажу забавный анекдотъ о томъ, какъ сининское начальство мучилось съ пакетомъ, полученнымъ на имя Н. М. Пржевальскаго. Генералъ Пржевальскій въ это время находился въ центральномъ Тибет, въ 1.000 верстахъ отъ Синина, посылать туда одного человка, значило бы судьбу его подвергнуть случайностямъ, а посылать цлый отрядъ съ однимъ пакетомъ — слишкомъ дорого, что было длать съ пакетомъ? Поршили послать его ко мн, а я въ то время зимовалъ въ 200 верстахъ отъ Синина. Конечно, я возвратилъ пакетъ въ Сининъ. Когда мы сами пріхали въ Сининъ, къ намъ снова принесли пакетъ и спрашиваютъ, что мы посовтуемъ съ нимъ сдлать. Такъ какъ мы уже знали, что въ это время генералъ Пржевальскій двинулся въ Россію, мы посовтовали отправить пакетъ въ Пекинъ въ русское посольство. Посл того мы сходили въ Сычуанъ, перезимовали въ Гумбум и весной явились въ Сининъ, проститься съ чинъ-цсаемъ, злополучный пакетъ все еще не ухалъ изъ Синина, его принесли къ намъ чуть ли не въ четвертый разъ и просили увезти его въ Россію. Пакетъ пролежалъ въ Синин боле года, и, вроятно, потому, что канцелярія сининскаго амбая боялась возвратить его въ Пекинъ, оттуда могъ придти запросъ почему конвертъ не былъ переданъ русскому генералу, когда онъ былъ въ предлахъ края.
Этой боязнью, какъ бы не отвтить за путешественника, по всей вроятности и слдуетъ объяснить вс т прижимки, которыя длаютъ мандарины, чтобы направить путешественника по большой, густонаселенной дорог, и то навязываніе конвоя, отъ котораго намъ не было никакой возможности отдлаться. Можетъ быть, и въ самомъ дл этотъ конвой спасъ насъ не отъ одного лишняго недоразумнія, въ какой мр мы обязаны благодарностью мандаринамъ за него, мы судить не можемъ, потому что безъ конвоя почти не путешествовали.
Одно только обстоятельство возбуждало въ насъ досаду на мандариновъ — это то, что они не могли защитить наши квартиры отъ нашествія толпы. Но и въ этомъ дл можно для нихъ найти оправданіе. Китайскіе мандарины боятся до смерти толпы и ея толковъ, по крайней мр, я такое вынесъ впечатлніе изъ жизни въ китайской сред. Сининскій чинъ-цсай принялъ насъ очень торжественно, въ присутствіи всхъ другихъ генераловъ и важныхъ чиновниковъ въ город, но этотъ созывъ генераловъ вовсе не означалъ особаго почета, который онъ хотлъ сдлать иностранцамъ, онъ просто не смлъ сдлать аудіенціи въ своей частной квартир, чтобъ, не возбудить глупыхъ толковъ въ сининскомъ обществ, онъ принималъ насъ не только въ присутствіи другихъ чиновниковъ, но даже въ присутствіи простонародной толпы, такъ какъ дло происходило въ веранд одной кумирни, и простолюдины, разносчики, извозчики толпились у перилъ, на которыми сидли мандарины. Къ увеличенію курьеза, г. Скасси предложилъ чинъ-цсаю снять съ него фотографію, была привезена изъ гостинницы камера, и посолъ китайскаго императора къ народамъ Амдо долженъ былъ позировать публично передъ этой толпой и добродушно бездйствовать, когда какой-нибудь оборванецъ, протискавшись впередъ, вставлялъ свою голову между мандариномъ и камерой, чтобы заглянуть въ объективъ.
Ясне мн довелось убдиться въ этой политик мандариновъ, когда я зимовалъ въ селеніи Ничж. Однажды мстный чиновникъ обратился къ моему слуг съ вопросомъ: ‘Не дастъ ли твой баринъ что-нибудь на нашу деревенскую школу?’ Узнавъ объ этомъ желаніи мандарина, я послалъ съ своимъ слугою два съ половиною лана серебра. Слуга принесъ серебро назадъ и передалъ такія слова мандарина: ‘Такъ не длается въ благоустроенномъ государств. Народъ можетъ подумать, что русскій путешественникъ далъ больше, мандаринъ же скрылъ часть. А нужно сдлать это публично!’ Онъ общалъ на завтра придти ко мн самъ и дйствительно пришелъ въ сопровожденіи другихъ чиновъ тоже съ шариками на шапкахъ. Главный чиновникъ предварительно сказалъ рчь о томъ, что грамотность полезна, съ распространеніемъ грамотности уменьшится число воровъ въ государств, потомъ публично принялъ мое серебро и вписалъ въ красную книгу.
Страхъ ли это передъ толпой, или достойная подражанія снисходительность къ толп, выработанная вковой практикой управленія,— не знаю, только китайскіе мандарины не любятъ стснять и ограничивать толпу, тмъ меньше можно было ожидать, чтобъ они ршились терять свою популярность ради временнаго постителя-иностранца. Наши просьбы оградить насъ отъ любопытныхъ, передаваемыя, впрочемъ, черезъ нашихъ слугъ, по большей части оставались безъ отвта, а мандаринъ, къ которому мы обратились лично, улыбаясь, отвтилъ намъ: ‘Вдь они ничего дурного не имютъ въ мысляхъ. Они хотятъ только посмотрть на васъ, какъ на невиданныхъ иностранцевъ’.
Перейду теперь къ монголамъ.
Монголы представляютъ меньше интереса для Европы, чмъ китайцы. Племя это значительно меньше китайскаго, занимаетъ бдную территорію и притомъ со всхъ сторонъ отгорожено отъ прямыхъ сношеній съ западно-европеицами. Отъ Индіи они отдлены Тибетомъ, отъ Восточнаго океана — застннымъ Китаемъ и Манджуріей, и только однимъ бокомъ Монголія примыкаетъ къ области европейскаго вліянія — къ Россіи. Но если для Европы Монголія не иметъ значенія, то для насъ, русскихъ, она интересна во многихъ отношеніяхъ. Во-первыхъ, потому что прилегаетъ къ нашему отечеству на протяженіи нсколькихъ тысячъ верстъ, во-вторыхъ, въ нашемъ государств есть подданные, которые сородичи монголовъ, это — астраханскіе калмыки и прибайкальсліе буряты, въ-третьихъ, чрезъ Монголію идутъ наши караванные пути въ богатйшія естественными произведеніями провинціи застннаго Китая, наконецъ, Монголія интересуетъ насъ по связямъ нашеq древней исторіи съ исторіей монголовъ, есть такой періодъ русской исторіи, который не можетъ быть изучаемъ безъ помощи монгольскихъ источниковъ и безъ изученія бытовыхъ чертъ монгольскаго народа. Да и помимо эпохи нашествія монголовъ, тюркскіq міръ — а чрезъ его посредство и славянскій — испытывали на себ духовное вліяніе отдаленной Монголіи. Поэтому изученіе Монголіи составило одну изъ задачъ русской науки, и не удивительно, что капитальнйшіе научные труды о Монголіи и монголахъ совершены русскими учеными или иностранцами на русскія деньги.
Въ послднее время съ учащеніемъ нашихъ сношеній съ дальнимъ Востокомъ и съ развитіемъ интереса къ нему со стороны Европы, и наше внимаше сильне стало приковываться къ нашимъ восточнымъ сосдямъ. Стали выходить чаще книги о монгольскомъ народ, пробудился интересъ къ буддизму и проскользнуло желаніе заглянуть въ будущее монгольскаго народа. Хотя несмло, но брошена мысль о возрожденіи его, начинаетъ интересовать вопросъ: возможно ли это возрожденіе, мыслимо ли для монгольскаго народа хоть какое-нибудь пріобщеніе къ европейскому духовному движенію, сдлаетъ ли онъ это, предварительно окитаившись, или сохранивъ свою народность, или онъ навки осужденъ остаться кочевой ордой? Ожидать ли, что условія монгольской жизни измнятся и нсколько подойдутъ къ нашимъ, осдлые оазисы умножатся, земледліе расширится и пр., или монгольскій народъ исчерпалъ все, что можно было сдлать по культур при физико-географическихъ данныхъ страны? Можно ли соединить кочевой бытъ съ потребностями духовной жизни на европейскій ладъ, нельзя ли создать смшанный бытъ? Наконецъ, если монгольскій народъ не можетъ избжать, чтобъ его не затронуло общеміровое движеніе человческой жизни, то откуда прежде всего придетъ въ нему это воздйствіе — отъ насъ ли, или отъ китайцевъ, обновившихся сношеніями съ западнымъ міромъ, изъ Иркутска или изъ Тяньцзина? Сейчасъ же затмъ напрашивается вопросъ: популярны ли мы въ Монголіи и что мы сдлали для нашей популярности?
Русское имя извстно во всей Монголіи и въ Тибет: по крайней мр въ сверномъ Тибет его хорошо знаютъ. Мы видли въ монастыр Гумбум тангутскихъ ламъ, которые по нскольку лтъ живали въ нашемъ Забайкаль среди бурятъ. Въ Гумбум есть даже домъ, построенный на русскій манеръ съ окнами и стеклянными рамами, онъ выстроенъ ламой, который прожилъ боле 10 лтъ въ Забайкаль. Въ китайскихъ областяхъ члены нашей экспедиціи сходили за си-яновъ, т.-е. западныхъ заморцевъ, иначе говоря, китайцы смшивали насъ съ французами, англичанами и пр., въ Тибет-же и Монголіи, наоборотъ, французовъ и англичанъ называли русскими. Въ Ордос бельгійскіе миссіонеры говорили намъ, что мстные монголы зовутъ ихъ: орусъ.
За какихъ людей они насъ считаютъ, за худыхъ или хорошихъ,— трудно сказать. Т лица, которыя живали въ Забайкаль, и которыхъ разсказы собственно и знакомятъ монгольскую степь съ русскою жизнью, знаютъ, конечно, и лицевую, и оборотную сторону русской монеты, и вроятно, ушедши на родину, чаще уносятъ память о послдней, чмъ о первой. Я слышалъ въ Монголіи, что буряты, приходящіе въ тибетскіе и южно-монгольскіе монастыри, скрываютъ, что они буряты, и выдаютъ себя за халхасцевъ.
Съ другой стороны, недовольство монголовъ китайской властью едва ли велико, китайское начальство вовсе не вмшивается въ народную жизнь: оно предоставляетъ управленіе монголами ихъ собственнымъ князьямъ, не трогаетъ народныхъ обычаевъ и къ религіи народа относится съ самой широкой терпимостью. Ламамъ, т.-е. буддійскимъ монахамъ, оказывается почетъ, высшіе духовные сановники получаютъ печати такихъ степеней, что по общественному положенію иногда такой лама оказывается выше китайскаго правителя той области, въ которой лама живетъ, и китайскій вельможа при встрч съ монахомъ долженъ спшиваться и творить поклонъ. Ни въ числ монаховъ, ни въ числ храмовъ и монастырей, не длается никакого ограниченія, напротивъ, нкоторые храмы и монастыри получаютъ даже субсидіи отъ императора, другіе же и выстроены на его счетъ и по иниціатив китайскаго правительства. Такое же покровительство китайскіе императоры оказываютъ и національному достоянію монголовъ въ вид лтописей или былиннаго творчества. Лтописи монгольскія и большая народная эпическая поэма ‘Гэсэръ-ханъ’ изданы на монгольскомъ язык на счетъ китайской государственной казны.
Конечно, есть и дурная сторона у этой системы. Правительство, отказавшись отъ налоговъ съ народа, предоставило ихъ всецло въ пользу князей, князья вс сборы тратятъ на себя, не устроивая для народа ни школъ, ни больницъ, правда, они не жалютъ денегъ на монастыри, при которыхъ есть и школы, но въ этихъ школахъ преподается только тибетскій языкъ и то, что нужно знать монаху, для свтскаго же образованія нтъ ни одного заведенія въ Монголіи. Кром того, въ южной Монголіи князья, въ погон за богатствомъ, отдаютъ народныя земли въ аренду китайскимъ земледльцамъ, такъ что хошунъ, или княжество, постепенно превращается въ округъ, населенный китайцами, вытснившими монголовъ съ лучшихъ земель. Въ южной Монголіи дйствительно слышатся жалобы, что князья продали свой народъ. Въ сверной Монголіи эта измна князей своему народу иметъ другой видъ, тамъ хлбопахатныхъ земель мало, и потому жалобъ на стсненіе въ земл китайцами нтъ, но зато сверные монгольскіе князья вошли въ стачку съ китайцами-торговцами, монополизировали торговлю за извстными компаніями, которыя длятся съ ними своими барышами. Нужно, впрочемъ, замтить, что монгольскіе князья живутъ вс по своимъ хуторамъ, т.-е. въ своихъ княжествахъ, а не живутъ въ столицахъ, они не оставляютъ привычекъ простой степной жизни и живутъ скромно.
Недовольство въ народ есть, и, можетъ быть, имъ поддерживаются мессіанскія легенды и мессіанскія надежды, но гд и въ какомъ народ не найдешь его? Подданническія чувства монголовъ въ китайскому императору нисколько не колеблются этимъ недовольствомъ, Эдженъ-ханъ, т.-е. китайскій императоръ, остается выше всхъ этихъ нареканій. Монгольскій народъ говоритъ, что самъ Эдженъ-ханъ желалъ бы длать только добро и благодянія для народа, но онъ самъ народа не видитъ, а мандарины его обманываютъ. Уваженіе къ народнымъ врованіямъ, которое выказываетъ китайское правительство, денежная помощь монастырямъ и постройка ламайскихъ храмовъ, вроятно, не мало содйствуютъ воспитанію въ монгольскомъ народ того преданнаго чувства, которое онъ питаетъ въ Эдженъ-хану.
Мессіанскія легенды, о которыхъ я сказалъ выше, можно слышать по всей Монголіи. Въ западной Монголіи у калмыковъ ожидается пришествіе Амурсани, въ сверной части Халхи ждутъ Шидирвана, а въ южной Монголіи — Чингисъ-хана.
Ордосскіе монголы врятъ, что Чингисъ-ханъ вновь явится и уведетъ ихъ изъ Ордоса опять на старую ихъ родину. Эту свою старую родину, откуда былъ родомъ также и самъ Чингисъ-ханъ, они указываютъ на сверо-западъ и называютъ ее Алтай-Хангай Алтынъ-тебши. Разсказываютъ, что въ Чингисъ-хановой усыпальниц, которая теперь находится въ Ордос и состоитъ подъ охраненіемъ особаго сословія дархатовъ, хранится сдло Чингисъ-хана, убранное серебромъ, оно всегда лежитъ обращенное передней лукой на сверо-западъ, предполагается, что когда Чингисъ-ханъ явится, онъ сядетъ на это сдло и подетъ на сверо-западъ. Говорятъ, что въ Ордос вообще соблюдается обычай власть всякое сдло, гд бы то ни было, передней лукой на сверо-западъ, въ той мысли, что рано или поздно ордосскій народъ отправится въ этомъ направленіи. Обычай выставлять флаги надъ домами или передъ домами также объясняется ожиданіемъ пришествія Чингисъ-хана. Оставляя землю, Чингисъ-ханъ сказалъ монголамъ: ‘Выставляйте у домовъ пятицвтные флаги, чтобы по нимъ я могъ отличить монгольскіе дома и во время избіенія своихъ враговъ пощадить ихъ’.
Въ усыпальниц Чингисъ-хана, кром сдла, хранятся серебряное корыто, чашка и трубка знаменитаго. завоевателя, съ тою цлью, чтобы посредствомъ ихъ могъ бить узнанъ ребенокъ, въ вид котораго возродится Чингисъ-ханъ. Когда ребенокъ достигнетъ трехлтняго возраста, онъ будетъ говорить: ‘Въ стран, гд я прежде жилъ, есть такая-то лошадь, на которой я здилъ, есть такое-то сдло, такая-то узда, которыя надвали на мою лошадь, такое-то серебряное корыто, изъ котораго я лъ, такая-то чашка, изъ которой я пилъ, такой-то платовъ, которымъ я повязывался’. По этимъ словамъ узнаютъ его хранители усыпальницы, дархаты, и приведутъ въ Ордосъ. Иные говорятъ, что Чингисъ-ханъ уже возродился, что ему теперь три года, и что дархаты здятъ повсюду и ищутъ его. Они возятъ съ собой 10 одинаковыхъ чашекъ и 10 одинаковыхъ ложекъ, въ числ которыхъ одна чашка и одна ложка — т самыя, которыя Чингисъ-ханъ употреблялъ при жизни, остальныя — поддльныя. Дархаты показываютъ эти чашки и ложки всмъ трехлтнихъ мальчикамъ, тотъ мальчикъ, въ которомъ возродился Чингисъ-ханъ, схватится не за поддльныя, а за настоящія чашку и ложку. Этимъ способомъ дархаты надются найти Чингисъ-хана, но пока вс ихъ поиски остаются безъ успха: любящая мать возродившагося Чингисъ-хана не желаетъ разстаться съ ребенкомъ, и, заслышавъ о приближающихся дархатахъ, тщательно прячетъ его отъ нихъ.
Шидырванъ былъ князь въ сверной Халх, онъ жилъ въ начал прошлаго столтія. Онъ участвовалъ въ смутахъ тогдашняго времени и былъ казненъ, въ этой дйствительной исторіи примкнула потомъ народная легенда. Послдняя разсказываетъ, что Шидырванъ составилъ заговоръ между монгольскими князьями съ цлью отложиться отъ Китая. Заговорщики убили чернаго козла, ли его мясо и пили его кровь. Въ то уже время одинъ товарищъ Шидырвана, нкто кривой Дондукъ, предупреждалъ Шидырвана, что одинъ изъ князей, именно Уйджанджинъ, не заслуживаетъ доврія, что онъ хочетъ измнить. Однако Шидырванъ сказалъ: ‘Дондукъ смотритъ только однимъ глазомъ и хорошо не видитъ’,— и не поврилъ ему. Но Уйджанджинъ дйствительно донесъ на князей въ Пекинъ, Шидырванъ билъ схваченъ и казненъ. Халхасцы врятъ, что Шидырванъ возродится и освободитъ свой народъ отъ чужеземцевъ. Преданіе говоритъ, что, удаляясь отъ своего народа, онъ отрубилъ своему коню хвостъ и сказалъ: ‘когда хвостъ отростетъ, тогда я вновь приду въ своему народу’. По другому варіанту онъ отстрлилъ вершину дерева, когда отростетъ вершина, явится Шидырванъ. Чтобы отличить тогда своихъ друзей отъ враговъ, онъ завщалъ монголамъ имть синія двери у домовъ, вотъ почему халхасцы обшиваютъ двери своихъ домовъ синею бязью. Халхасцы думаютъ, что уже приблизилось время пришествія Шидырвана, что гд-то уже народился уродливый ребенокъ съ 9 отверстіями на голов, изъ него, какъ предполагаютъ, должно вырости то чудовище, съ убіенія котораго начнутся освободительные подвиги Шидырвана.
Третье мессіанское лицо монгольскаго народа — Амурсана. Это былъ калмыцкій князь, возведенный потомъ въ ханы джунгарскаго народа при помощи китайскихъ войскъ. Когда китайскій главнокомандующій началъ править народомъ отъ своего имени, Амурсана увидлъ, что онъ остался только номинальнымъ ханомъ, и возмутился противъ китайцевъ, но былъ разбитъ и бжалъ въ Россію. Онъ выбжалъ всего съ двумя спутниками въ ныншнюю Блокаменную станицу на Иртыш, его перевезли въ лодк на русскую сторону, сейчасъ же окружили конвоемъ, самое прибытіе его въ русскіе предлы окружили тайной и отправили хана въ Тобольскъ. Вслдъ за бглецомъ на Иртышъ вышелъ китайскій отрядъ, мандаринъ потребовалъ выдачи бывшаго китайскаго подданнаго, но русское начальство отперлось въ пріем джунгарскаго хана: знать не знаю и вдать не вдаю. Однако скрыть истину русскимъ не удалось, хотя хана, котораго въ бумагахъ называли ‘самосекретнйшимъ азіаниномъ’, везли подъ строжайшимъ конвоемъ, и высшее сибирское начальство не разршило видться съ нимъ даже его жен и дтямъ во время дороги, но мелкіе русскіе чины, повидимому, за деньги устроивали хану свиданія съ калмыками, которыми была полна тогда вся пограничная линія. Ханъ, потрясенный событіями, заболлъ оспой и, по прибытіи въ Тобольскъ, умеръ. Сколько русское начальство ни отпиралось, подъ конецъ созналось въ утаеніи хана и выдало китайцамъ кости его, которыя и были гд-то, на границ, кажется, сожжены и развяны. Тмъ не мене народное поврье говоритъ, что Амурсана живъ, скрывается въ русскихъ предлахъ и рано или поздно явится въ Монголію. Когда русскій полковникъ Пвцовъ путешествовалъ по Халх въ сопровожденіи казаковъ изъ забайкальскихъ бурятъ, халхасцы, пораженные видомъ своихъ сородичей, говорящихъ на понятномъ для нихъ язык и одтыхъ въ русскіе военные мундиры, приняли русскаго путешественника за посланника Амурсаны.
Эти мессіанскія легенды не должны, однако, вводить въ заблужденіе, они ведутъ начало изъ отдаленной древности, происхожденія, вроятно, миическаго, но вовсе не возникли на почв неудовлетворенности современной жизни, да и не особенно поддерживаются ею,— а не умираютъ въ народ, какъ не умираютъ и разныя другія преданія.
Обратимся теперь къ вопросу объ измненіи условій, въ которыхъ живетъ теперь монгольскій народъ. Вопросъ этотъ пока не подвергался тщательному изслдованію, и ршительный приговоръ о немъ преждевременъ. Мы, напримръ, знаемъ, что въ сверной части Халхи, именно вдоль долины Орхона, досел идетъ возрастаніе земледлія, по всей вроятности и въ другихъ частяхъ степи окажется, что далеко еще не вс способныя земли заняты подъ обработку. Да и при данномъ состояніи монгольская степь представляетъ очень смшанный характеръ въ отношеніи образа жизни. Большинство народа, занятое скотоводствомъ, ведетъ кочевой образъ жизни, но высшіе классы, князья и ламство, живутъ осдло въ постоянныхъ монастыряхъ. Въ Халх обыкновенно ламы лтомъ живутъ въ деревянныхъ кельяхъ, а зимой въ тхъ же дворахъ выставляютъ юрты, отопляемыя желзными печами. Въ южной Монголіи, наоборотъ, князья и ламы зимуютъ въ глиняныхъ фанзахъ, а лтомъ выселяются въ юрты. Во всякомъ случа, повсюду среди кочевого населенія разсяны во множеств постоянные населенные пункты, въ которыхъ живутъ ламы и занимаются чтеніемъ и изученіемъ священныхъ книгъ, обученіемъ дтей, изученіемъ тибетской медицины, переписываніемъ книгъ на продажу, лпкой изображеній боговъ и т. п. Въ каждомъ маленькомъ хошун, или княжеств, насчитываютъ такихъ монастырей по два, а въ большихъ и до десятка.
Элементами возрожденія могутъ быть наука о язык монгольскомъ, монгольская исторія, псенное творчество и искусство. По языку существеннйшія работы сдланы у насъ въ Россіи, у насъ же преимущественно занимаются и монгольской исторіей. Единственный сборникъ монгольскихъ псенъ изданъ русскимъ ученымъ, г. Поздневымъ, конечно, этотъ небольшой сборникъ далеко не исчерпываетъ всего богатства монгольскаго народнаго псеннаго творчества. Былины же, которыя распваются народными пвцами подъ звуки струннаго инструмента, вовсе еще не записывались, равно не положено еще начало и записыванію сказокъ. Архитектуры и живописи въ смысл національной школы въ Монголіи не существуетъ, храмы строятся по образцамъ или китайской архитектуры, или тибетской. Даже у насъ въ Забайкаль чуть ли не большинство дацановъ — китайской архитектуры. Живопись и лпка въ храмахъ производятся по тибетскимъ образцамъ, свтская же живопись, которою обыкновенно расписывается деревянная обшивка внутри келій, по образцамъ китайскимъ. Въ город Кухухото мн удалось видть покой гэгэна, которые только-что отдлывались заново. Вс стны и створки дверей были покрыты свжею живописью, но были исполнены китайскимъ живописцемъ по китайскимъ стереотипамъ, вс сцены и виды, изображенные тутъ, были заимствованы изъ китайской жизни, и ни одной картины, которая напомнила бы будущему жильцу, монгольскому монаху, его родныя степи и родной кочевой бытъ.
Не преувеличивая наше значеніе, мы все-таки скажемъ, что хотя немного, но намъ суждено что-нибудь сдлать для умственнаго возрожденія монголовъ. Въ Ург, монгольскомъ город, въ которомъ насчитывается до 30.000 жителей, русскимъ правительствомъ основана школа для образованія переводчиковъ. Къ сожалнію, мн не удалось побывать въ Ург и видть эту школу, по слухамъ, въ нее принимаютъ не только русскихъ, но и дтей мстныхъ монголовъ. Въ русскихъ школахъ Забайкалья также учатся нердко бурятскіе мальчики, которые иногда встрчаются и въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ Иркутска и Читы. Не замедлитъ время, если не будетъ положено ограниченіе этому длу, когда изъ этихъ учениковъ образуется классъ людей, который будетъ служить посредникомъ между русской духовной культурой и монгольскою національностью. Наконецъ, по всей вроятности, у насъ же будутъ когда-нибудь изданы памятники монгольскаго творчества.
Теперь остается разсказать еще о тангутахъ. Подъ этимъ именемъ извстны въ русской литератур жители свернаго Тибета, говорящіе нарчіемъ тибетскаго языка. Они обитаютъ на тибетскомъ нагорь и въ долинахъ, по окраинамъ его, но нигд не спускаются на монгольскую плоскость. Они длятся на кочевыхъ и осдлыхъ, кочевые живутъ въ палаткахъ, перекочевывая со своимъ скотомъ по степямъ нагорья, осдлые живутъ въ глубокихъ долинахъ окраины нагорья и занимаются земледліемъ.
Культурное состояніе этого народа — нчто удивительное въ своемъ род. Вы видите, съ одной стороны, многолюдные и богатые монастыри, большіе каменные храмы, мощеные дворы, золоченыя крыши, широкія лстницы, внутри храмовъ — мдныя позолоченыя статуи въ ростъ человка, расписанныя стны, духовые оркестры и танцоровъ въ шолковыхъ дорогихъ костюмахъ и разнообразныхъ маскахъ, тутъ же по крошечнымъ кельямъ, въ длинные зимніе вечера, при свт жировиковъ, или сальныхъ свчъ, идетъ переписка духовныхъ книгъ, изученіе медицины, лпка боговъ,— и рядомъ съ такими монастырями живетъ цлая нація дикарей въ нагольныхъ тулупахъ, надтыхъ на голое тло, довольствующихся самымъ бднымъ инвентаремъ домашней посуды, живущихъ въ однихъ помщеніяхъ со своимъ скотомъ. Контрастъ поразительный! Боле поразительный, чмъ какой мы видимъ въ Монголіи. Тангутскіе монастыри — это очаги умственной дятельности не только для своего ближайшаго населенія, но и для всего ламайскаго міра на сверъ до границъ Сибири и Манджуріи, а рядомъ съ ними — кочевники, боле бдные культурными чертами, чмъ монголы. Не врится, чтобы этотъ бдный тангутскій народъ, живущій вразбродъ подъ управленіемъ такихъ же бдныхъ и грубыхъ старшинъ, не сложившій боле крупныхъ общественныхъ институтовъ, могъ стать во глав духовнаго культурнаго движенія, какимъ, однако, его знаетъ исторія? Тутъ кроется какая-то историческая неясность.
Намъ довелось познакомиться только съ осдлыми тангутами. Въ палатку кочевыхъ тангутовъ намъ не пришлось ни разу войти, но мы имли знакомыхъ изъ кочевыхъ тангутовъ, и одинъ кочевой тангутъ былъ у насъ даже цлое лто въ числ нашихъ слугъ. И т, и другіе тангуты отличаются диковатостью и на первый взглядъ кажутся нелюдимыми. Но это только вншность. Они не любятъ сближаться съ чужеземцами, не вступаютъ въ родственныя связи съ китайцами и держатся отъ китайцевъ дальше, чмъ китайскіе мусульмане. Живутъ особыми деревнями, попасть въ тангутскій дворъ не легко, онъ оберегается злыми цпными собаками, и тангутъ никогда не войдетъ въ чужой дворъ, не выкликавшій за ворота хозяина или хозяйку. Трудно также путнику разсчитывать на гостепріимство тангутовъ, когда пилигримы-монголы проходятъ черезъ тангутскія деревни, жители подаютъ имъ милостыню, даютъ пость, но не впускаютъ въ свои дома. Но трудно только завести сначала дружбу съ тангутомъ, а разъ начало сдлано, и ваше мнніе о нелюдимости тангутовъ постепенно исчезаетъ. Насъ увряли, что найти слугъ изъ тангутовъ намъ будетъ невозможно ни за какія деньги, тангутъ не любитъ закабалять себя чужеземцу и не любитъ оставлять свой домъ, это врно. Но тмъ не мене мы добились-таки, что у насъ, во время странствованій по сверо-восточному Тибету, всегда были рабочіе и слуги изъ тангутовъ. Одинъ изъ нихъ, Самбарча, оказался неоцненнымъ товарищемъ въ моихъ работахъ, это былъ человкъ въ род Тургеневскаго Калиныча, онъ любилъ природу, зналъ окрестности своей деревни Гамаки и вс ихъ естественныя произведенія, зналъ, гд какая трава растетъ, гд какое наскомое водится, гд искать скорпіоновъ, какъ отыскать корень бонва, хотя ростокъ его еще не показался изъ земли. Собиралъ онъ для меня наскомыхъ и растенія съ увлеченіемъ, принести новый видъ, котораго еще не было въ нашемъ гербарі, для него было торжествомъ. Онъ всюду лзъ за сборомъ, и въ воду, и на деревья, и на крутыя скалы, иногда было страшно смотрть на него, когда онъ вислъ въ воздух надъ дномъ оврага, наверху отвсной скалы, уцпившись ногами за кустъ. Онъ вернулся въ свою деревню раньше насъ, въ конц іюля мсяца, когда осенью я пріхалъ туда же, онъ поднесъ мн сюрпризъ — гербарій осеннихъ растеній своей родины. Онъ купилъ бумаги и началъ сушить растенія. Все наиболе рдкое въ моемъ гербарі и въ энтомологической коллекціи собрано Самбарчей. Это былъ усердный, трудолюбивый слуга и, кром того, ловкій и веселый человкъ. Онъ находилъ намъ потерявшихся ночью барановъ, онъ отыскивалъ удобную дорогу, которую cкрывали крестьяне, чтобы за указаніе ея сорвать барышъ, а въ свободные часы онъ распвалъ псни, шутилъ и продлывалъ какую-то эквилибристику съ шестомъ въ рук.
Тангутовъ рисуютъ иногда угрюмымъ народомъ, но это несправедливо. Покойный оріенталистъ Григорьевъ, пріурочивая одно мсто у мусульманскаго географа Эдризи, именно мсто города Тюбетъ, отказывался видть подъ этимъ именемъ ныншній Тибетъ, а думалъ, что тутъ надо разумть Хотанъ или какой-нибудь другой мусульманскій городъ восточнаго Туркестана. Краски, которыми рисовалъ Эдризи жизнь тюбетцевъ, пляски, наряды, веселье,— все это, казалось нашему оріенталисту, такъ не идетъ къ дикимъ и угрюмымъ обитателямъ суроваго тибетскаго нагорья. Врне та оцнка народнаго характера тангутовъ, которая дана у Реклю въ его извстной книг.
Тангуты — народъ веселый, и улыбка на лиц тангута является ничуть не рже, чмъ у другихъ смертныхъ. Они имютъ псни и пляски, женщины, возвращаясь съ полевыхъ работъ вечеромъ, часто поютъ хоровыя псни. Пснями же прерываются работы иногда и въ средин дня. Во время свадебныхъ пиршествъ двицы и юноши поочередно выходятъ парами передъ публикой и пляшутъ подъ псню, которую сами же и поютъ. На тхъ же свадьбахъ люди съ большою памятью поютъ большую сложенную былину о нкоемъ цар Гэсэр.
Если киргизовъ зовутъ французами средней Азіи, а монголовъ нмцами, то тангутовъ можно назвать итальянцами.
Здсь и ханжество сильне, чмъ въ Монголіи, и страсти ярче горятъ. Богомольцы здсь шляются повсюду, повсюду разсяны разныя святыни: здсь потющая періодически башня, тамъ нерукотворная, сама собою явившаяся статуя, еще дале статуя съ ростущими волосами, еще дале башня, не касающаяся основаніемъ земли и висящая въ воздух, и т. д. Молельныя мельницы встрчаются на каждомъ шагу: и надъ домами вмсто флюгеровъ, и въ отдушинахъ домовъ, на горныхъ рчкахъ, движимыя водой, надъ воротами, движимыя втромъ, но чаще всего въ рукахъ человка. Ихъ вертятъ не только монахи, но и свтскіе люди, особенно женщины. Какъ у насъ обыкновенная деревенская картина крестьянская — съ веретеномъ и прялкой, такъ въ Тибет — женщина съ молельной мельницей въ рукахъ. Сойдутся на улиц дв женщины посплетничать, пока он языкомъ перемываютъ косточки сосдей, руки неистово вертятъ мельницы, стержни которыхъ воткнуты въ пазуху шубы. И какъ реакцію противъ этого ханжества, здсь же вы услышите комическіе разсказы въ род средневковыхъ фабліо, въ которыхъ изображается закулисная жизнь монастырей. Въ этихъ сказкахъ описываются похожденія нкоего Аку Ртомбу, въ нихъ разсказывается о его забавныхъ продлкахъ въ женскихъ монастыряхъ, которыя онъ совершалъ, будучи переодтъ въ женское платье, о его паломничеств въ Хлассу и издвательств надъ самимъ Далай-Ламой.
Нельзя сказать, чтобы въ этой стран буддійскихъ святителей жизнь въ монастыряхъ проходила тихо и безмятежно. Въ тхъ самыхъ монастыряхъ, откуда расходится по всей средней Азіи слово о мир и любви, часто происходятъ бурныя и кровавыя исторіи. Тангуты вообще народъ горячій и ршительный. Въ Лабранъ мы прибыли, когда только-что закончилась кровавая исторія. Мстная партія начала интриговать противъ иноземца, попавшаго въ нюрбы, т.-е. въ казначеи монастыря, его обвинили въ сожительств съ матерью лабранскаго гэгэна, народъ возмутился и напалъ на домъ, въ которомъ жилъ нюрба, въ счастью его, онъ былъ въ это время у гэгэна. Народъ началъ брать домъ приступомъ, приверженцы нюрбы защищались, и нкоторые были убиты, домъ былъ взятъ и сожженъ: онъ былъ деревянный. Нюрб при помощи гэгэна удалось бжать, но потомъ онъ былъ все-таки найденъ и убитъ. Другая кровавая исторія подготовлялась въ восточномъ Тибет, когда мы были въ город Сунъ-пан, окрестные тангуты, вры бонбо, получили извстіе, что въ княжеств Сомо регентъ, управляющій за малолтствомъ князя, воздвигъ гоненіе на секту бонбо, принуждая ея сторонниковъ обратиться въ секту хонь. Сунъ-панскіе бонбо при насъ устроили създъ, нсколько дней совщались и поршили отправить войско въ княжество Сомо, многіе ламы должны были, по ршенію създа, ссть на коней, взять оружіе и отправиться вмст съ войскомъ на поле брани.
Мы видли нсколько мелкихъ монастырей и три большихъ: Гумбумъ, Лабранъ и Джони, но съ жизнью монаховъ познакомились преимущественно въ Гумбум. Въ этомъ послднемъ считается до 2.500 монаховъ, которые управляются тремя чиновниками, избираемыми на три года. Въ Гумбум до 5 большихъ храмовъ, изъ которыхъ одинъ съ золотой крышей, но боле знаменитъ другой, небольшой храмъ, въ оград котораго растетъ чудесное дерево, по разсказамъ ламъ, листья его бываютъ покрыты буквами или молитвами. Дерево это выросло на мст, гд былъ зарытъ послдъ Зонкавы, реформатора буддизма. Другая святыня въ Гумбум — черепъ матери Зонкавы.
О ламахъ часто высказываются мннія, что это праздный народъ и дармоды. Мнніе это слдуетъ принимать съ ограниченіемъ. Въ Монголіи надо различать два рода ламъ, одни живущіе по хошунамъ, въ семьяхъ, другіе — въ монастыряхъ. Первые — это большею частію постриженные въ дтств, не задастся лам грамота, онъ и остается дома, въ семь. Такіе ламы, придя въ возрастъ, иногда обзаводятся женой и дтьми и занимаются хозяйствомъ, къ такимъ вовсе не идетъ названіе дармодъ, остающіеся холостяками тоже пропитываются трудомъ собственныхъ рукъ, нанимаются въ рабочіе при торговыхъ караванахъ и т. п. На чужой счетъ будто бы живутъ т ламы, которые живутъ въ монастыряхъ, но и къ этимъ не ко всмъ приложима эта кличка. Нкоторая часть ламъ занимается торговлей, ни въ Монголіи, ни въ Тибет, отдльнаго торговаго сословія нтъ, вся торговля сосредоточена въ монастыряхъ въ рукахъ ламъ (за исключеніемъ тхъ монастырей, гд поселились торговцы-китайцы). Затмъ нужно выдлить тхъ ламъ, которые занимаются изученіемъ священныхъ книгъ, дале — тхъ, которые занимаются монастырскими ремеслами, переписываніемъ и печатаніемъ книгъ, живописью, лпкой статуй и масокъ и т. п. Изъ остающагося процента еще нужно выдлить тхъ бдняковъ, которые, будучи привлечены въ монастырь набожнымъ настроеніемъ, кое-какъ перебиваются среди братьи, заработывая тмъ, что шьютъ и чинятъ на богатенькую братью, служатъ поварами, водоносами и пр. Остается небольшой процентъ дйствительныхъ дармодовъ, которые проводятъ время въ странствованіяхъ изъ монастыря въ монастырь, но такихъ шалопаевъ не много, и ихъ везд можно найти.
Не нужно упускать изъ виду, что въ ламайскихъ монастыряхъ въ настоящее время собрано все лучшее изъ народа, вс т лица, которыя имютъ, кром обыкновенныхъ матеріальныхъ, еще и духовные интересы, т, которые ищутъ знаній, люди идеи, вс подобные люди идутъ въ монастыри, и другихъ учрежденій, къ которымъ бы они могли примкнуть, въ Монголіи и Тибет нтъ.
Въ Гумбум на одномъ дворик съ нами жило нсколько ламъ, и все это были люди не дурные и не лнивые. Тутъ жилъ художникъ Гэндунъ, который съ утра до вечера пропадалъ въ мастерской (онъ трудился надъ барельефомъ изъ окрашеннаго масла) и приходилъ только ночевать, дале, монахъ, который принадлежалъ къ ордену Джотпа, и потому мы его звали Джотпа, не зная его настоящаго имени, онъ вчно сидлъ на солнышк и корплъ надъ переписываніемъ книгъ, прижимая одной рукой къ колнку листъ бумаги, оригиналъ и баночку съ разведенной тушью, а другой — водя по бумаг заостренной спичкой, онъ сколачивалъ деньжонки на дорогу, потому что собирался идти въ Хлассу на поклоненіе тамошнимъ святынямъ. Третій монахъ былъ портной, онъ тоже вчно сидлъ съ иглой въ рук, и только отрывался, когда во дворъ входилъ какой-нибудь нищій или богомолецъ попросить милостыни, тогда онъ, кряхтя отъ боли, поднимался на свои больныя ноги и ковылялъ въ кухню за горстью муки, и какъ бы часто ни являлись просители, онъ съ равною невозмутимостью, молча и медленно, направлялся на кухню. Четвертый нашъ сосдъ по кель былъ Ратна-Вала, веселый юноша лтъ 16-ти, горячій поклонникъ боговъ, бжавшій въ Гумбумъ изъ Ордоса тайно отъ родителей. Одни изъ этихъ людей пришли сюда, потому что монастырь есть въ то же время и пріють для убогихъ, другіе — потому, что разсчитываютъ въ монастырской жизни найти удовлетвореніе своимъ духовнымъ потребностямъ.
Не знаю,— добрую ли память мы оставили по себ у гумбумскихъ монаховъ, но сами мы о нихъ унесли съ собою не дурную память.