Три могилы, Михаловский Дмитрий Лаврентьевич, Год: 1889 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 11 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ТРИ МОГИЛЫ.

(Фантазія).

I had a dream which was not at all a dream.

Byron.

Разъ, въ глубокую ночь, я бродилъ

По окраинамъ шумной столицы,

Растревоженъ, взволнованъ я былъ,

Неотвязныя думъ вереницы

И на сердц томительный гнетъ

Меня выгнали вонъ изъ жилища…

Я все шелъ и дошелъ до воротъ

И ограды большаго кладбища.

Я не разъ тамъ бывалъ, и теперь

Меня думы туда увлекали,

Предо мной отворилася дверь:

Сторожа хорошо меня знали.

Красотой городъ мертвыхъ блисталъ,—

Красотою таинственной, мрачной,—

Сводъ небесный надъ нимъ разстилалъ

Свой покровъ изъ лазури прозрачной,

Монументы, могилы, кресты,

Разныхъ видовъ надгробныя плиты,

У ршетокъ деревья, кусты

Были луннымъ сіяньемъ облиты,

По лежала глубокая тьма

Въ тайникахъ и въ изгибахъ кладбища,—

И для грезъ и фантазій ума

Тамъ хранилась обильная пища…

Я задумчиво шелъ, тишиной

Непробудной могилъ окруженный,

Вдругъ я всталъ предъ гробницей одной,

Красотою ея пораженный.

То былъ чудный, таинственный гротъ

Въ глубин бломраморной глыбы,

Окаймляли вовнутрь его входъ

Прихотливые хмля изгибы,

По карнизамъ и выступамъ онъ,

Покрывая ихъ зеленью яркой,

Подползалъ къ капителямъ колоннъ

Подъ изящною входною аркой.

По наружной отъ входа стн —

Барельефы, рзьба, позолота…

И сіяла при полной лун

Блымъ мраморомъ внутренность грота.

Съ потолка въ него свтъ упадалъ,

Ложе пышное тамъ озаряя,

На которомъ богачъ умиралъ,

Скорбный взоръ къ небесамъ устремляя.

У одра,— гд прикованъ онъ былъ,

Встать напрасныя длалъ усилья,—

Ангелъ жизни свой факелъ гасилъ,

Ангелъ смерти простеръ свои крылья…

Одиноко отъ нихъ въ сторон

Тихо плакалъ надъ урною геній.

Гротъ былъ полонъ, казалося мн,

Сонмомъ свтлыхъ какихъ-то видній,

Каждый образъ былъ здсь какъ живой,

Точно двигались эти фигуры,

И какъ-будто мнялись, порой,

Ихъ движенія, позы, контуры.

Въ этомъ геніи съ кроткимъ селомъ

Сколько было глубокаго чувства!

Сколько блеска и мысли во всемъ

Этомъ чудномъ созданьи искусства!

Здсь художникъ, волшебнымъ рзцомъ,

Вдохновенно представилъ картину

Шумной жизни, промчавшейся сномъ,

И послдній недугъ, и кончину,

И глубокую сердца печаль,

Изливавшую тихо рыданья

О душ, уносившейся вдаль

Отъ земли въ свтлый міръ упованья.

Очарованный, я созерцалъ

Вдохновенныя ангеловъ лица

И весь гротъ, но, затмъ, увидалъ,

Что запущена эта гробница.

Кое-гд обвалился карнизъ,

Покосились колонны у входа,

Плиты портика съхали внизъ,

Паутина висла со свода,

Крестъ надъ аркой держался едва,

Стны — трещины черныя дали,

Штучный полъ покрывала трава,

Кучи мусора всюду лежали,

Въ легкой арк виднлася щель,

Стерлась съ надписей ихъ позолота,

И свободно разросшійся хмль

Прорывался во внутренность грота.

А снаружи — репейникъ къ. стн

Жался срой, косматою щеткой,

И колючій шиповникъ вполн

Завладлъ золоченой ршоткой.

Въ мое сердце проникла печаль:

Грустно видть слды разрушенья,

И мн стало покойника жаль,

Потонувшаго въ мор забвенья.

Я заплакать почти былъ готовъ,

По меня оковало молчанье

Непробудное этихъ гробовъ,

И въ груди моей стихло рыданье.

‘Спи же, мертвый, ты въ мир почилъ,

Я рыданьемъ его не нарушу,

О, когда-бъ этотъ миръ оснилъ

И мою возмущенную душу!’

Отошелъ я немного шаговъ,

И теперь, пирамидою темной,

Предо мной, величавъ и суровъ,

Монументъ возвышался огромный.

На вершин холма онъ стоялъ,

Срый, мрачный, подобный виднью,

И, какъ мантіей, холмъ одвалъ

Исполинскою черною тнью.

Горельефами былъ онъ покрытъ,—

Все войны да побды эмблемы:

Здсь — кольчуга, тамъ — мечъ или щитъ,

Иль обвитые лаврами шлемы.

Кроткій текстъ христіанскихъ молитвъ

О душ, ждущей мира, покоя,

Здсь терялся за сценами битвъ,

Гд прославилось имя героя…

Я стоялъ въ созерцаньи нмомъ,

Здсь была сила грозная скрыта,

Мн казалась живымъ существомъ

Эта срая масса гранита…

Стало страшно мн, я отступилъ,

Повернулся и, взоръ опуская,

Увидалъ, что близь этихъ могилъ

Пріютилась могила простая:

Низкій холмикъ земли и на немъ,

дкой ржавчиной всюду изрытый,

Крестъ желзный, плита подъ крестомъ,—

Бдный камень, внками покрытый…

Не пытался я надпись прочесть,

Но убогая эта могила

Мое сердце влекла и приссть

На траву, въ ней поближе, манила.

И прислъ я… Кругомъ — тишина,—

Все объято глухой тишиною,

Мн казалось, что въ душу она

Приливаетъ широкой волною…

Такъ сидлъ я тамъ, весь погружонъ

Въ мои думы, но вдругъ… что за звуки?

Подъ землей мн послышался стонъ,

Скорбный вздохъ нетерпнья и муки.

Отголосокъ ли то долеталъ

Ночныхъ звуковъ тревожной столицы?

Нтъ, я говоръ теперь услыхалъ

Подъ плитами роскошной гробницы.

Я дыханье сдержалъ, притаилъ,

Чтобы вслушаться въ эту бесду,

То усопшій богачъ говорилъ

Обдленному рокомъ сосду:

1 голосъ.

Помняйся могилой со мной,

Ахъ, какъ здсь мн лежать надоло!

Я томлюся въ гробу тишиной,

Меня черная тьма одолла!

2 голосъ.

Что теб до могилы моей,

Этой ямы и мокрой, и тсной?

Надъ твоею — стоитъ мавзолей,

Его создалъ художникъ извстный,

Ты при жизни былъ счастливъ, богатъ,

Погребенъ, какъ прилично вельмож,

И пышнй моего во сто кратъ

Подъ землей твое смертное ложе.

1 голосъ.

Монументъ мой въ куски-бъ я разбилъ!

Что мн въ томъ, что онъ — чудо искусства?

Для меня ли художникъ вложилъ

Въ мраморъ столько глубокаго чувства?

Думалъ только о слав своей

Да о деньгахъ ваятель наемный…

Ненавистенъ мн мой мавзолей,

Онъ не отбитъ плиты твоей скромной!

Онъ мн чуждъ, онъ меня тяготитъ:

Это — плодъ покупныхъ вдохновеній,

Его надпись о комъ говоритъ?

О комъ плачетъ здсь мраморный геній?

Много важныхъ и знатныхъ особъ

До могилы меня провожало,

Но на мой разукрашенный гробъ

Ни единой слезы не упало…

Изъ пустаго тщеславья родня

Монументомъ богатымъ почтила

Бдный прахъ мой, и тутъ же меня

Навсегда и совсмъ позабыла.

И теперь кто меня поститъ?

Одиноко гніютъ мои кости,

А съ тобой кто-то все говоритъ,

У тебя все какіе-то гости…

О, сосдъ, у тебя есть друзья,

Рчь ихъ дышетъ любовью, привтомъ,

Съ ихъ приходомъ могила твоя

Озаряется радостнымъ свтомъ,

Я-жь всегда окруженъ темнотой…

О, какъ больно быть всми забытымъ!

А покойникъ, вдь, я не простой:

Я сановникомъ былъ именитымъ,

Собиралося много гостей

У меня въ моемъ дом богатомъ,

Я имлъ очень много друзей,

То Лукулломъ былъ, то Меценатомъ,

Вс дивились дворцу моему,

И могу утверждать я по праву,

Что не длалъ я зла никому,

А пиры задавалъ я на славу.

Тяжело въ тишин изнывать

Посл шума той жизни безслдной…

Сжалься, другъ мой, позволь полежать

Богачу подъ плитой твоей бдной.

2 голосъ.

Нтъ, сосдъ, не проси,— откажу,

При своемъ долженъ каждый остаться,

Я могилой моей дорожу,

И съ тобою не стану мняться.

Эта яма сыра и грязна,

Въ ней быстрй и ужаснй гніенье,

Но мила, дорога мн она:

Только въ ней я обрлъ утшенье.

Тяжела была доля моя

Въ шум жизни, но съ врою чистой,

Глубоко свои скорби тая,

Шелъ я тамъ по дорог тернистой.

Съ юныхъ дней я вступилъ на нее,

Не имлъ я ни друга, ни брата,

Былъ я бденъ, но сердне мое

Было въ ближнимъ любовью богато.

Видлъ бездну я мрака кругомъ,

Видлъ зла необъятное море,

И порокъ, съ его наглымъ челомъ,

И людей безпредльное горе,

Ихъ безуміе, ихъ суету,

Заблужденья, борьбу, колебанья,—

И лелялъ святую мечту —

Дать имъ свтъ, облегчить ихъ страданья.

Она къ подвигамъ труднымъ звала,

Битвы мн и гоненья сулила,

Но опорой мн вра была

И любви нескудющей сила.

Путеводной звздой впереди,

Предо мной, лучи правды горли,—

И, съ отвагой спокойной въ груди,

Шелъ я твердо къ намченной цли,

Не сбивался съ пути среди тьмы,

Не мирился съ безумьемъ и ложью,

Просвщая сердца и умы,

Проповдуя истину Божью,

Противъ всякаго зла возставалъ

Смлымъ словомъ, какъ трубы гремящимъ,

И всю душу мою отдавалъ

Угнетеннымъ, гонимымъ, скорбящимъ.

Но чмъ дальше, чмъ тверже, смлй

Я на этомъ пути подвигался,

Тмъ упорнй, свирпй и злй

Темный міръ на меня ополчался,

Чтобы мракомъ своимъ погасить

Въ моемъ сердц горвшее пламя,

Мое имя позоромъ покрыть

И въ клочки изорвать мое знамя…

До конца не разстался я съ нимъ,

Но, среди всякихъ бдъ и страданья,

Видлъ я, какъ, одно за другимъ,

Разрушались мои упованья.

И закралася дума одна

Въ мою душу: мой разумъ холодный

Мн внушалъ, что добра смена

Разбросалъ я на почв безплодной,

Что я плохо и мало служилъ

Моей вчной, великой святын,

И умру безполезно, какъ жилъ,

Проповдуя въ мертвой пустын…

Этой мысли давилъ меня гнетъ,

Оскудли въ борьб мои силы,

Но, шатаясь, все шелъ я впередъ

И дошелъ… до убогой могилы.

Здсь лежалъ я, забытый, какъ ты,

Мою бдную жизнь вспоминая,

Мои думы, дла и мечты,

И безсилье мое проклиная.

‘Неудавшійся, жалкій пророкъ!—

Говорилъ я себ съ озлобленьемъ,—

Ничего ты достигнуть не могъ,

Упоенный пустымъ самомнньемъ.

Ты изнылъ въ безполезной борьб…

Вры-ль было въ душ твоей мало,

Измнилъ ли твой разумъ теб,

Или въ сердц любви недостало?

Ты трудился для ближнихъ своихъ,

Доврялъ своей немощной сил,

Но ничтоженъ ты былъ среди нихъ,

Какъ ничтоженъ теперь ты въ могил’.

Такъ я думалъ, забытый бднякъ,

И глубокой тоскою томился,

Между тмъ какъ могильный червякъ

Въ моихъ мертвыхъ костяхъ шевелился…

Но однажды… то было весной…

Солнце жарко, должно быть, сіяло:

Оно чудной своей теплотой

Даже въ яму мою проникало.

По корнямъ разныхъ травъ и цвтовъ

Быстро двигались свжіе соки,

Изъ подземныхъ ключей, родниковъ

Вырывались, играя, потоки,

Вс живые сосди мои

Надо мной суетились, шуршали:

Тамъ козявки, жуки, муравьи’

На свтъ Божій, спша, выползали,

Жизнь кипла,— я тихо лежалъ,

На минуту забывъ свою думу,

И съ глубокимъ томленьемъ внималъ

До меня доходившему шуму.

И услышалъ я говоръ вдали…

Онъ все больше ко мн приближался,

Стукъ шаговъ въ рыхлыхъ ндрахъ земли

Слабымъ эхомъ порой отдавался,

То слаблъ онъ, то снова онъ росъ…

Вдругъ надъ самой могилой моею

Кто-то имя мое произнесъ,

Слышалъ я, что ходили надъ нею,—

Это люди искали меня!

Они долго искали повсюду…

О, счастливаго этого дня

Никогда уже я не забуду!

Черный крестъ, полускрытый кустомъ,

Покосясь, надо мною склонялся,

И по надписи блой на немъ

Мой пріютъ, наконецъ, отыскался.

Кто-то радостно вскрикнулъ: ‘вотъ здсь!’

Надъ моею могилой нагнулся,

И при возглас этомъ я весь

Въ моемъ старомъ гробу встрепенулся.

Незнакомъ этотъ голосъ мн былъ,

Но звучалъ онъ какъ слово привта,

Точно къ жизни меня онъ будилъ,

Но, увы! я не могъ дать отвта.

И я ждалъ, отъ волненья дрожа,

Въ шумный говоръ я вникнуть старался…

Съ незнакомцемъ пришли сторожа,—

Отпустивъ ихъ, одинъ онъ остался.

Цлый часъ на могил моей

Онъ сидлъ, не промолвивъ ни слова,

И ушелъ, но чрезъ нсколько дней

Появился на клйдбищ снова.

Не одинъ,— съ нимъ другіе пришли,

Эти люди — рабочіе были,

Блый камень они привезли,

На могил моей положили,

Крестъ поставили, шумъ, суетня…

И съ какой-то серьезной заботой,

Удивлявшей не мало меня,

Незнакомецъ слдилъ за работой.

Трудъ былъ конченъ, тогда преклонилъ

Онъ колни въ мольб умиленной

И свой первый внокъ положилъ

На могил моей обновленной.

Онъ затмъ много разъ приходилъ,

На плиту гробовую садился,

Съ теплотой обо мн говорилъ

И со вздохами тихо молился.

Онъ, должно быть, глубоко страдалъ,—

Не сомннья ли мрачнымъ недугомъ?—

Почему онъ меня называлъ

Своимъ добрымъ наставникомъ, другомъ?*

Кто онъ былъ? гд встрчалъ его я?

Тщетно въ мысляхъ всю жизнь пробгаю:

Чмъ ему была память моя

Дорога — и теперь я не знаю.

Но отъ самаго перваго дня,

Съ той минуты, какъ эта могила

Найдена имъ, я зналъ, что меня

Мн родная душа постила.

Его нтъ ужь давно, и о немъ

Вспоминаю я съ чувствомъ глубокимъ,

Но въ посмертномъ пріют моемъ

Пересталъ ужь я быть одинокимъ:

Не забыта могила моя,

Нын путь къ ней ужь многіе знаютъ,

Умеръ другъ мой — другіе друзья,

И все чаще, меня навщаютъ.

Мн приносятъ внки и цвты,

И ликуютъ тогда мои кости,

Я такъ счастливъ,— вдь, знаешь ли ты,

Кто они, дорогіе мн гости?

Это — люди, чью душу зажгло

Мою грудь согрвавшее пламя

И въ чьи руки, затмъ, перешло

Мной когда-то носимое знамя.

41 съ восторгомъ отъ нихъ услыхалъ,

Что, на зло всмъ бдамъ и ударамъ,

Подвигъ жизни моей не пропалъ,

Что я жилъ и боролся не даромъ.

Много новыхъ борцовъ ужь идутъ

По слдамъ моимъ, той же тропою,

И роскошную жатву даютъ

Смена, насажденныя мною.

Кто людей смло къ правд ведетъ,

Тотъ не тщетно свтильникъ свой носитъ,

Хоть не знаетъ, кого увлечетъ,

Въ чью онъ душу лучъ свта заброситъ.

Пусть вокругъ его буря шумитъ

И свтильникъ его задуваетъ:

Отъ свтильника искра летитъ

И, какъ будто, совсмъ пропадаетъ

Въ черной тьм, но какъ пламя костра,

Какъ пожаръ, разгорается снова

Эта вчная искра добра,

Просвтителя жаркое слово.

О, впадалъ я въ унынье не разъ,

Но въ могил мн сдлалось ясно,

Что хоть рано мой факелъ погасъ,

Онъ горлъ и свтилъ не напрасно.

Въ жизни добрый оставилъ я слдъ —

И доволенъ судьбою моею…

Не сердись на меня, мой сосдъ,—

Я тебя непритворно жалю,

Но ты жить для себя лишь умлъ

И забвенія темная бездна —

Неизбжный и вчный удлъ

Тхъ, чья жизнь протекла безполезно.

——

И, въ отвтъ, изъ земной глубины

Донеслися глухія рыданья,

Стоны, плачъ, они были полны

Безпредльной тоски и страданья.

Гулъ подземный ихъ вдругъ заглушилъ:

Чей-то голосъ раздался громовый,

Перекатистый, онъ выходилъ

Изъ-подъ плитъ пирамиды суровой.

3-й голосъ.

Ты счастливъ, вчной правды боецъ,

Мужъ познанья, добра и совта,

Ты стяжалъ себ чудный внецъ

Изъ лучей животворнаго свта.

Еслибъ къ жизни вернуться я могъ,

Не блуждалъ бы я въ ней ослпленный,

Я-бъ гордыню мою превозмогъ,

Предпочелъ бы, душой просвтленной,

Всмъ приманкамъ пустой суеты,

Славы, власти, толпы поклоненья —

Одну искру твоей теплоты,

Одинъ лучъ твоего разумнья.

Но и ты, малодушный богачъ,

Примирись съ гробовой тишиною

И оставь безполезный свой плачъ:

Ты — счастливецъ въ сравненьи со мною.

Я былъ воинъ, я былъ властелинъ,

И гонялся за громкою славой,

Зналъ же путь я къ ней только одинъ:

Путь войны и побды кровавой.

Мое сердце не грла любовь —

Создающее, чудное пламя,

Мой девизъ былъ — ‘желзо и кровь’,

И украсилъ я имъ свое знамя.

Съ этимъ знаменемъ страшнымъ въ рукахъ.

Я въ чужія владнья вторгался

И народъ за народомъ во прахъ

Передъ силой моей повергался.

Безпощадный, не внемля мольбамъ,

Съ властелиновъ срывалъ я вороны,

И, какъ буря, по дальнимъ странамъ

Проносились мои легіоны.

Я былъ счастливъ въ дыму и огн,

Упоенный ршительнымъ боемъ,

Я былъ счастливъ, носясь на кон

Предъ моимъ ужасающимъ строемъ.

Я былъ счастливъ, когда на враговъ

Мое войско въ походъ выступало

И на шлемахъ и вопьяхъ бойцовъ

Ослпительно солнце сверкало…

Въ битвамъ страсть ненасытна была,

И на грудахъ развалинъ и пепла

Моя слава все выше росла,

Моя сила все боле крпла.

Цлый міръ предо мной трепеталъ,

Грозны были мои воеводы,

Но вдали уже громъ грохоталъ:

На меня подымались народы…

Собралися они въ тишин

И надвинули черною тучей…

Но не дрогнуло сердце во мн,

Не встревожился духъ мой могучій.

И сказалъ я: ‘Пусть врагъ мой придетъ*

Пусть нахлынутъ бойцовъ милліоны: ‘

Позади меня — врный народъ

И со мною — мои легіоны’.

Я пошелъ на войну, какъ всегда,

Браннымъ кликомъ на вызовъ отвтилъ,

Но моя померкала звзда:

Я ужасныя полчища встртилъ.

Мои воины храбро дрались,—

Имъ такъ были обычны побды,—

Но теперь и они подались,

Ихъ постигли жестокія бды.

Я смутился, я громко взывалъ

Къ Богу брани въ священныхъ молитвахъ,

Чтобъ Онъ помощь свою ниспослалъ

Моимъ воинствамъ, таявшимъ въ битвахъ.

И раздался мой кличъ громовой,

Весь народъ призывая къ знаменамъ:

‘Выходите скоре на бой,

Помогите моимъ легіонамъ!

Насъ тснятъ отовсюду враги,

Пьемъ мы бдствія горькую чашу…

Защищайте свои очаги,

Властелина и родину вашу!’

Имъ ли было врага побдить?

За дружинами пали дружины,

Чтобы кровью своей обагрить

Рвы, окопы, холмы и долины…

Я мужался, но горько скорблъ,

Сердцу было и стыдно, и больно…

Но и врагъ, наконецъ, ослаблъ

И надменно мн крикнулъ: ‘довольно!’

Съ нимъ я миръ заключилъ и потомъ

На свои оглянулся владнья…

И увидлъ я въ царств моемъ

Нищету и слды запустнья…

Одичалъ истощенный народъ,

Въ этомъ царств, скорбями обильномъ,

Процвтали невжество, гнетъ,

Утсненіе слабаго сильнымъ,

Лихоимство, хищенье, обманъ,

Поруганіе всякаго права…

И разсялась, точно туманъ,

Предо мной моя громкая слава.

Съ изумленьемъ смотрлъ я кругомъ,

На вопросъ я старался отвтить:

Какъ я могъ въ бдномъ царств моемъ

До сихъ поръ этихъ золъ не замтить?

Я на трон моемъ возсдалъ

Высоко, со скрижалью закона,

И за блескомъ внца не видалъ

Что творилось подъ снію трона…

И сказалъ я себ самому:

‘Нужно войны надолго оставить,

Разогнать эту черную тьму,

Мое царство отъ бдствій избавить.

Потружусь я усердно и дамъ

Миръ и счастье подвластнымъ народамъ,

Обращусь я къ моимъ мудрецамъ,

Въ новымъ судьямъ, къ инымъ воеводамъ,

Дамъ ихъ разуму полный просторъ,

Призову я на помощь ихъ знанье,

Вырву плевелы, вымету соръ —

И воздвигну я новое зданье’.

Я обширный свой планъ начерталъ,

Началъ строить,— работа кипла,—

Я на первыхъ порахъ ликовалъ:

Подвигалось впередъ мое дло.

Оно легкимъ казалося мн,—

Я такъ свыкся съ борьбой и трудами,—

Но не вымелъ я сора вполн,

Цпкихъ плевелъ не вырвалъ съ корнями,

Пожаллъ я развалинъ моихъ,

Тамъ, гд могъ, сохранить ихъ старался,

Въ новымъ цлямъ прилаживалъ ихъ,

Новый планъ къ нимъ приладить пытался…

И со скорбью теперь сознаю,

Что я строилъ, безъ всякаго страха,

Вавилонскую башню мою

Изъ негодныхъ обломковъ и праха…

Появилися трещины въ ней,

Камни, стны везд подавались,

А на вспаханной нив моей

Травы сорныя вновь показались.

Я задлывалъ щели какъ могъ,

Вырывалъ эти плевелы съ нивы,

По въ безплодномъ труд изнемогъ

И утратилъ благіе порывы.

Видлъ я всхъ усилій тщету,

Надоло мн строить и сять,

И о слав военной мечту

Вновь я сталъ въ моемъ сердц лелять…

Нтъ! не ладилъ я съ мирнымъ трудомъ

Онъ былъ скученъ и мн не давался,—

Мой, построенный заново, домъ

У меня на глазахъ разрушался…

Малодушно я взоръ отвратилъ,

Чтобъ не видть картины печальной,

Снова мечъ боевой наточилъ,

Снова въ путь я отправился дальній.

Лесть присяжныхъ пвцовъ создала

Изъ моихъ похожденій норму,

Надъ врагами побда вплела

Два-три лавра въ мою діадему.

Вс встрчали меня съ торжествомъ,

Чтилось имя мое какъ святыня,

Но ходилъ я съ поникшимъ челомъ,

Въ моемъ сердц смирилась гордыня.

Кровь враговъ пролилъ вновь я ркой,

Отнималъ у нихъ жизнь и свободу,

Но, съ тріумфомъ вернувшись домой,

Ничего не принесъ я народу.

Нищеты лишь прибавилось въ немъ,

Юнъ былъ тотъ же калка убогій,

‘Слабый духомъ и скудный умомъ,

Съ затаенною въ сердц тревогой…

Я не могъ новой жизни вдохнуть

Въ это тло, убитое мною,

И созналъ я вполн, что мой путь

Былъ неврной и ложной стезею.

Самъ себ, моей родин врагъ,

О, въ какое я впалъ ослпленье:

Жаждалъ блеска, но сялъ лишь мракъ,

И пожалъ я… одно разрушенье!

И теперь, лежа въ тсномъ гробу,

Слышу я и проклятья, и стоны:

То клянутъ свою злую судьбу

И меня моихъ жертвъ милліоны,

Точно буря во мрак ночей,

Страшный хоръ ихъ кругомъ раздается…

Но поклонниковъ славы моей

Много, много еще остается.

Я торжественно въ землю зарытъ,

Въ гроб лавромъ побды обвитомъ,

Былъ при жизни моей знаменитъ,

Остаюсь и теперь знаменитымъ,

Мн хвалебные гимны поютъ

И по мн совершаются тризны,

Но отрады они не даютъ,—

Они горше, чмъ вс укоризны.

Въ этихъ громкихъ и глупыхъ хвалахъ

Мн насмшка слышна и обида,

Моя слава внушаетъ мн страхъ,

Меня давитъ моя пирамида…

Ты тоскуешь, что ты позабытъ

Въ своей пышной^ богатой могил,—

Меня зависть беретъ, сибаритъ:

Я-бъ желалъ, чтобъ меня позабыли!

——

И раздался въ земл его стонъ,

Громогласный, протяжный и звучный,

И у молкнулъ. Мн жалокъ былъ онъ,

Жертва славы своей злополучной…

Вслдъ затмъ я опять услыхалъ

Подъ землей разныхъ звуковъ смшенье:

Тамъ таинственно кто-то шепталъ,

Мн послышались музыка, пнье,

Шорохъ, шелестъ и говоръ глухой,

Голосу — все ясне и чище…

То не воина-ль стонъ громовой

Пробудилъ это сна все кладбище?

Что-то вяло, я ощутилъ

Во всемъ тл и бодрость, и силы,

Между тмъ какъ въ глаза мн свтилъ

Странный свтъ изъ убогой могилы…

Я очнулся… Ужели я спалъ,

Побжденный дремотой невольной?

Въ ясномъ воздух строго звучалъ,

Съ перерывами, звонъ колокольный,

Пли птички, шумлъ втерокъ,

Каждый кустъ шелестилъ, шевелился,

Озарялся на неб востокъ,—

Онъ аллъ, онъ желтлъ, золотился,

Поднимался надъ городомъ паръ

Легкой дымкой съ оттнкомъ янтарнымъ,

Вотъ явился и солнечный шаръ

Во всемъ блеск своемъ лучезарномъ,

Освтилъ, обогрлъ небеса,

Міръ живущихъ и мертвыхъ гробницы —

И слились въ общій хоръ голоса,

Шумъ и грохотъ громадной столицы.

Не съ поникшей уже головой,

А спокойно, ршительно, смло

Возвращался теперь я домой,

Мое сердце надеждой горло.

Я не знаю: сіяющій день,

Крпкій сонъ или сна того грезы

Въ моихъ мысляхъ разсяли тнь,

Отогнали отъ глазъ моихъ слезы…

Д. Михаловскій.

‘Русская Мысль’, кн.IX, 1889

ТРИ МОГИЛЫ.

Читайте также: