ВСЕВОЛОД РЯЗАНЦЕВ
ВСЕВОЛОД РЯЗАНЦЕВ
ТРИ ИНВАЛИДА
ТРИ ИНВАЛИДА
II
III
IV
V
Три инвалида, Рязанцев Всеволод, Год: 1928
Время на прочтение: 10 минут(ы)
— Наше нижайшее дедушке Авдею. Где бог носил?— проговорил молодой мужик, поровнявшись с белобородым стариком, сильно припадавшим на левую ногу.
Тот молча поклонился и, махнув палкой в сторону собравшихся у сарая баб, спросил:
— Что там такое?
— Чепуха,— петух петуху выклевал глаза… Ну, значит, без глаз-то и непривычно кружится на одном месте и блажит не своим голосом. Потеха.
Мужик рассмеялся.
Старик поморщился и поспешил к кучке женщин.
— Ты его, тетка Марья, зарежь, а то что же ему мучиться зря-то,— бойко протараторила молодуха.
— Ай, милая, жалко. Петух-то больно хорош,— плаксиво возразила Марья, не спуская глаз с петуха, который не то от боли, не то от внезапной потери зрения, кружился на одном месте, издавая пронзительные звуки.
— Вестимо, зарезать,— авторитетно посоветовала старуха,— только вот Петровки-то…
— Что же Петровки,— бог простит. Не бросать-же добро, если так случилось.
— Ни-ни, кума, ни-ни,— энергично запротестовала рябая баба.— Зарезать,— зарежь, а есть, избави тебя боже. И достанется-то по кусочку, а грех надушу примешь, не стоит. Ты его, кума, посоли. Петровок остается полторы недели. Не протухнет…
— Ах, ты, мой родимый,— вопила Марья, поднимая лежавшего уже на земле петуха и ставя его на ноги.— Окаянный,— выругалась она по адресу соседнего забияки, искалечившего его петуха.— Всю голову раздробил, разбойник. Чтоб те…
— Зарежь его, пока не околел,— выпалил подошедший мужик:— без глаз он не жилец.
— Зарежь, зарежь,— огрызнулась Марья.— Может, еще проглянет…
— Чем проглянуть-то, когда глаз нет?
— Экая неспокойная птица,— эти петухи: все им драться да колупаться,— бросила мимоходом старуха, шедшая с бельем на речку.
— Точь в точь мужики,— стрельнула молодуха.
— Ну, и бабы маху не дадут по части колупания,— заметил старик Авдей — Продай-ка петуха… Полтину дам…
— Продай. Да на что он тебе, кормилец?
— На племя, матушка, на племя,— серьезно отвечал Авдей.
— На племя. Да куда он годен слепой-то?
— Ничего, родимая, живут и без глаз.
Петух стоял смирно, боясь пошевельнуться. Он несколько раз поднимал ногу, намереваясь переступить, но всякий раз снова опускал ее, не решаясь шагнуть вперед.
— Ну, ладно, бери за сорок пять… там за мной есть за башмаки…
Старик осторожно взял на руки петуха и неспеша заковылял по деревне.
Бабы, слегка озадаченные такой развязкой, медленно разошлись.
Марья тоже направилась к своей избе, и, глядя вслед удалившемуся старику, плаксиво прошептала:
— Заботливый был петушок… сам, бывало, не ест, все курам дает…
Она утерла рукавом глаза…
Авдей вошел в свою избу.
— Ну, брат Митя, товарища тебе принес.
Сидевший на лавке мальчик лет десяти, с закрытыми глазами, вздрогнул от неожиданности.
— Ну, ну, уймись… будет ко-ко-кать-то… не бось в свой лагерь попал, неприятель далеко,— говорил старик, усаживая петуха на стол.
— Митя, поди пощупай товарища, он тоже слепой, г.
— Слепой,— встрепенулся мальчик и приблизился к столу.
— Да, брат, слепой,— вздохнул старик.— Нынче был с глазами и нынче же без глаз..’ Это бывает…
— Нынче,— удивился Митя.— Как же это?..
— После расскажу… Дай-ка мне воды…
Мальчик очутился в два прыжка у задней лавки и ловким движением быстро нащупал на ней ведро с водой и стоявшую тут же кружку. Почерпнув воды, осторожно подвигался обратно. Приблизившись к столу и слегка коснувшись локтем его края, мальчуган уверенно поставил кружку на стол.
— Так,— сказал старик.— Сейчас промоем… и взяв в рот воды осторожно начал поливать окровавленную голову петуха. Тот старался высвободиться из рук и кричал что есть мочи.
Бледное напряженное лицо мальчика нервно вздрагивало.
Когда промывание было окончено, старик приступил к смазыванию больных мест деревянным маслом.
— Потерпи, Петюшка, без лекарства нельзя. А то долго ли до воспаления мозгов… Тогда что нам с тобой делать?.. Будешь горланить день и ночь. Оглушишь. Ну, вот и все… Так… Стой молодцом. Ничего, что контузили, зато сразился грудью… Сейчас же дадим тебе немножко фуражу, а то, брат, аммуниция соскочит…
Старик, будучи николаевским солдатом, любил говорить военным языком.
— Митя, подержи-ка героя, а то, пожалуй, с позиции слетит с непривычки.
Мальчик крепко взял обеими руками петуха, который порывисто рассыпал свое дробное ко-ко-ко, переходящее по временам в длинные пронзительные звуки. Каждый звук петуха отражался на лице мальчика. Оно вздрагивало, как бы от испуга.
Старик заготовил несколько хлебных пилюль и приступил к кормлению птицы. Он раскрыл петуху клюв и положил ему в рот два хлебных шарика приговаривая:
— Ешь, дурачек, ешь… сухари, самые что ни есть свежие…
Но петух но хотел проглотить ни одного шарика. Они тотчас же падали обратно на стол.
— Что делать, сыграем отбой,— шутил старик, прекратив кормление.— Значит, не привык еще есть таким манером. Надо подождать. Бывало, на позициях как не поешь дня три — четыре, так всяким манером зоб наколотишь… Так-то, Петюша…
Старик погладил шею петуха и продолжал:
— А ты, Петр Петрович, не шибко тужи… Оно, конечно, без глаз плоховато, главное, сразиться нельзя. Но что делать. Авось и без них сумеем отклюнуться. А теперь, друг мой, надо в лазарет, и усадил петуха под лавку. Сиди смирно, и раны до береди. Ну, Митя, теперь нас трое, будем спать с тобой, а петух будет нас караулить.
— Он умрет,— вздохнул мальчик,— потому что не найдет зернышко.
— Не, Митя, не умрет, мы его будем кормить, а там глядишь привыкнет и сам ухитрится отыскивать себе корм. Он теперь, конечно, не в себе, слепота ошеломила его… Но это пройдет… Вот беда: драться слепому трудно… Хотя и драка, друг мой, не всегда приносит пользу. Это теперь узнал и петух… Впрочем, он глупая птица, с него взыскать нельзя.
Авдей похлопал мальчика по спине.
— Будем ухаживать за петухом, а он нам песню споет, да крыльями похлопает… Сперва будем кормить хлебными шариками, а там приучим клевать овес, и всякие зернышки. Во, как выкормим…
Старик взял руки мальчика и развел ими воздух, показывая тем. какого они выкормят петуха.
— Я буду его выносить из избы на лужок,— горячо заявил мальчик, а то он не видит и не знает дороги. Я все знаю, и привык…
— Вот и хорошо. Значит, и петушку нашелся добрый товарищ, молодец Митюша,— и старик вышел в сени.
Как только захлопнулась дверь избы, слепой Митя осторожно слез с лавки и еще осторожнее присел на корточки близ того места, где находился петух. Стараясь дышать как можно реже и тише, мальчик напряженно прислушался. Но петух не шевелился. Очевидно, непривычные волнения и внезапная слепота измучили его в конец и он присмирел.
Прошло несколько минут. Слепой мальчик все еще не уловил ни единого звука, могущего обнаружить присутствие петуха. Но вот под лавкой что-то зашевелилось. Мальчик удвоил внимание, наклонившись ухом и ту сторону, откуда раздавался шорох. Наконец, он расслышал слабое сопение, похожее на вздох.
‘Это он,— думает Митя:— так вздыхают куры и петухи, когда они спят…’ и незаметно для себя погружается в свое собственное созерцание. Вот он снова как бы держит пронзительно кричащего петуха, тело которого трепещет и жжет пальцы горячей теплотой, а сердце бьется часто-часто, точно хочет выскочить. Мальчик мысленно затыкает уши и нервно вздрагивает. А пальцы между тем делают свое. Он быстро и ловко ощупывает петуха. Несколько секунд — и осязательный осмотр был окончен. Митя уже знал, что хвост у петуха пышный, перья — то длинные, и скользкие, то короткие и мягкие, как пух. На жестких ногах крючковатые острые когти. Зоб пуст. Он мял его пальцами и ничего не нашел в нем. Пальцы осторожно прикоснулись к распухшему гребню и нащупали на нем жесткие комочки запекшейся крови. Наконец, шупальцы с большой осторожностью прикоснулись к тем местам, где должны находиться глаза, но — увы — вместо них нащупывались одни горячие припухлости. Митя нервно отдернул руку и болезненно поморщился. Ему жаль было несчастную птицу, которая сразу стала ему близкой и дорогой:
‘Он так же видит, как я?!— грустно думает мальчик о слепом петухе, сидя попрежнему на корточках.— Он тоже будет ходить ощупью и натыкаться. Над ним будут смеяться куры по-своему по-куриному, как надо мной мальчишки, а петухи будут обижать, и он, бедный, не убежит от них, потому что не видит, а им того и надо… Они не пожалеют слепого, как не жалеют меня мальчишки… Они всячески насмехаются надо мной и больно колотят, а я ничего не могу с ними сделать’…
И горькое чувство, как тисками, сжимает детское сердце. В то же время, Мите кажется, что он уже слышит, как драчуны напали на слепого петуха, и странно: он чувствует, как острые клювы петухов ударяют по его собственной голове, и он уже не Митя, а слепой петух. Мальчик ясно ощущает в своей голове острую боль, он хочет вскрикнуть, но не может… Обида и жгучая досада сильно сжимают ему горло… А слезы тихо текут из опущенных век, оставляя след на нервно вздрагивающем слепом лице.
Ветхая избушка старика Авдея одиноко торчала на небольшой возвышенности. Точно злая рука отставила ее от остальных изб.
Солнце ласково смотрело с голубого неба. И золотило яркими лучами обветшалые соломенные крыши. В воздухе парило и клонило ко сну.
Старик Авдей лежал врастяжку на зеленой траве, под старыми ветлами, находившимися недалеко от окон его избы. Он отдыхал. Рядом с ним стоит круглый низкий чурбан, обтянутый грязным тряпьем — липка. Тут же находились: клещи, молоток, деревянные гвозди в жестяной коробочке, дратва, свернутая кольцом, пара старых башмаков, и кусок рыжего голенища. Шагах в пяти от старика, полулежал Митя, подперев одной рукой голову, он машинально водил другой по спине петуха, которым преспокойно сидел на его ноге. Видно было, что мальчик и петух, связанные общей слепотой, жили дружно.
— А-ха-ах,— громко зевнул Авдей, поднимаясь на ноги.
— Ко-ко-ко,— точно эхо, отозвался петух.
Старик расправил члены после лежания. Крякнул, и, потерев глаза рукой, поглядел вокруг себя… Перед ним широко расстилалась гладкая равнина только что скошенного луга, прорезанного небольшой речкой, через которую был перекинут высокий бревенчатый мост. Влево, точно золотая, блестела на солнце поспевавшая рожь. Вправо чернел лес, из недр которого ярко выступал залитый солнцем красный купол барского дома.
Всю эту картину Авдей окинул беглым взором, остановившись на секунду на куполе барского дома. Затем он перевел шор на свою лачугу, на деревню и опустил глаза. По ого суровому лицу промелькнуло темное облако. Спустя минуту он уже сидел на импровизированной липке и чинил башмак. Митя попрежнему полулежал на траве и, между прочим, ощупывал петуха, думая совершенно о другом. Да и петух, повидимому, равнодушно относился к действиям своего товарища, не выражая протеста, но вот Митя пошевелился, и сидевший на его ноге петух, потеряв равновесие, шлепнулся на траву.
Мальчик улыбнулся.
Петух осторожно приблизился к лежавшему товарищу и, коснувшись клювом его ноги, неуклюже вскарабкался на прежнее место, но едва он успел устроиться, как Митя поднял ногу кверху, петух снова шлепнулся на землю.
— Ко-ко-ко.
— Петя, иди сюда,— шепотом произнес мальчик, постучав рукой по своей ноге, и неслышно переполз на другое место. На его лице играла улыбка, н в то же время заметно было, как напряженно прислушивается.
Петух в свою очередь тоже прислушивался, вытянув шею вперед и попеременно наклоняя голову то в ту, то в другую сторону. Затем он медленно, точно крадучись, подвигался на зов. Отмерив пять, шесть неуверенных маленьких шажков, он остановился, решив, вероятно, что идет не в ту сторону. И точно, постояв немного в раздумьи, петух круто повернул в бок и, попрежнему, неуверенно подвигался вперед, усиленно вертя головой, что выражало крайнюю напряженность слуха. Митя ясно и отчетливо слышал каждый звук, каждый шорох, производимый петухом, почему и определял с поразительной точностью его направление. Митя хорошо знал, что петух шел не к нему, а в противоположную от него сторону. Следовательно, ему удалось обмануть птицу. Это потешало мальчика.
— Петюшй, Петюша,— окликнул он заблудившегося товарища, и, готовый прыснуть от смеха, снова переполз на другое место.
Петух быстро повернул назад, т.-е. в ту сторону, откуда раздался знакомый голос, и зашагал более уверенно. Но вот что-то загремело, зашуршало, и вместе с тем раздалось тревожное ко-ко-ко.
— Эй, Петр Петрович. Не в свою казарму попал,— обратился старик к растерявшемуся петуху, стоявшему одной ногой в жестянной банке с гвоздями, а другой — на худом башмаке.
Лежавший на траве мальчик громко смеялся.
— Ах, братец мой, продолжал старик, освобождая петуха и подбирая рассыпанные гвозди.— Значит, плохо целился ухом, коли промахнулся. Ну, да ничего: кто не стреляет, тот и не промахивается…
Митя захлопал в ладоши:
— Петя ко мне.
Петух расправил крылья и с криком бросился на зов товарища.
День клонился к вечеру. Еще каком-нибудь час и стадо пригонят в село. Митя сидел на полу н внимательно следил, как петух ощупыо клевал хлебные крошки.
— Эх, ты, Петруха. Стук, стук, а все по пустому месту… На.
И мальчик придвигал кусочки хлеба к самому клюву птицы…
Старик грустно улыбнулся, глядя на эту картину. Сел на лавку, задумался.
Видит покосившуюся закопченную избушку. У стола, пригорюнившись, сидит Митя. Вот уже две недели, как умерла его бабушка. Мальчика, как безродного, решено было обществом отдать слепому нищему, пущай, мол, побирается, без глаз куда же больше? Но хромой Авдей поступил по иному. Митю взял к ребе и вот уже два года живет с ним, как с родным сыном, да еще в придачу взял слепого петуха. Стар Авдей, но руки и глаза еще действуют. Подошьет сапоги, подколотит подметки, ‘вот и фураж трем инвалидам’. Живут ничего себе, даже чаек попивают. Вздохнул:
— Бедные. Кто вас приютит, когда меня не будет?.. Авдею никогда еще не было так жаль своих слепых питомцев, как в эту минуту… Точно он сейчас должен расстаться с ними навсегда. Будущее представлялось ему, мрачным и печальным. Ему казалось, что он лежит в глубокой могиле, и видит оттуда, как его хату растаскивают на бревнышкам. Он видит и своего дорогого Митю, который, прижав к груди петуха, тихо пробирается по задворкам, ощупывая ногами дорогу… На него набрасываются мужики и отнимают петуха… Он барахтается, плачет… Но на его слезы не обращают внимания и все-таки отбирают у него товарища… Через минуту обезглавленный петух, распустив крылья, бьется о землю, истекая кровью… Митя плачет… Его берут за руку и уводят куда-то… Зима… На улице стужа.. Трое слепых нищих, ухватившись Друг за друга, гуськом пробираются по снежной дороге. Вот они остановились у церковных ворот и выстроились. Два старых слепца с палками в обеих руках стали рядом. Впереди поместился слепой мальчик. Это Митя… Как только народ хлынул из церкви, слепцы сняли шапки и затянули сиплыми голосами бог знает кем сложенную бессмысленную кантату. Митя гоже пел. Но как он пел. Из его груди как бы с болью вырывались хриплые, душу раздирающие звуки. Наконец, Митя закашлялся и замолк. У него нехватило сил вытягивать бесконечную песню. ‘Пой, чертенок’,— раздался позади него шипящий голос… Но Митя не мог петь. Он стучал зубами от холода… Прошла минута. Слепой Старик слегка пригнулся, нащупал мальчика, и, продолжая выводить свою руладу, сильно ткнул его в бок кулаком… Бедный Митя пошатнулся и выронил из прозябших рук чашку с мелкой монетой… Он горько плакал… А старик Авдей все это видел и глубоко страдал, но помочь не мог. Ему было обидно, зачем он умер. Ведь при нем этого не случилось бы.
Слезы давно уже текли по лицу старика, но он не замечал их и продолжал тихо всхлипывать.
— Дедушка, а дедушка,— плаксиво проговорил Митя, теребя старика за колени.
— А,— тихо отозвался тот, как бы во сне.
— О чем ты плачешь? — приставал мальчик, сквозь слезы.
— О чем,— рассеянно отвечал Авдей, все еще находясь под впечатлением кошмара, и, очнувшись, наконец, конфузливо затараторил:
— Я… я, детка, ничего, я так… Ты не плачь…
Старик поглубже уселся на лавке и посадил мальчика в себе на колени.
— Плакать нашему брату не полагается,— бодрился Авдей, вытирая рукавом грязной рубахи свое мокрое от слез лицо.— Наше дело солдатское, всегда надо быть в строю. А то неприятель возьмет… На службе — не дома, поел, да на печь… Там дисциплина… Чуть не так, живо суд. Вот и нас с тобой под суд, потому что не слушаем команды.
Старик погладил мальчика по голове и продолжал, попав на своего любимого конька.
— Солдат должен все преодолевать,— а не раскисать, как баба. Коли враги — стреляй. Сражайся, до последней капли крови. А ежели самому нулю в лоб, значит, так полагается… Правда ведь, Митя?
Кто знает, понимал ли мальчик мудренную речь старика, но несомненно одно, что с удовольствием слушал своего дедушку, и, видимо, успокоился.
А петух, почувствовав себя одиноким, привычно взлетел на лавку. С минуту постоял на одной ноге, как бы что-то соображая, потом нащупал клювом стену, стал осторожно подвигаться вперед. Окончив благополучно свой путь, петух остановился, и, как бы возвещая о своем приходе, негромко протараторил — ко-ко-ко.
Митя молча усадил петуха к себе на колени. Получилась трогательная группа из трех инвалидов.
— Теперь, значит, вся команда в сборе,— усмехнулся старик.— Ты, брат Петруха, помогай нам, ори шибче, у нас, мол, на позиции все в порядке. Ну, значит, враг и не приступит…
Старик становился все веселей и веселей. Он достал табакерку и с особенным удовольствием понюхал.
— Главное,— робеть не надо. Ежели ты смел, то никакие супостаты не испугают… Но мы с тобой не трусы,— нас, брат, не фордыбачь эти всякие супостаты, _ вроде, например, твоей слепоты, али моей храмоты, мы живо их штыком. Так, ведь, Петруха,— погладил он петуха.
Авдей частенько беседовал со своими питомцами в таком духе. Он был убежден, что Митя вполне его понимает, а потому и не чувствовал себя одиноким. Такие беседы всегда производили на него бодрящее действие. Само собой разумеется, бодрость старика передавалась не только Мите, но даже и Петуху.
— Давайте, как ребятишки, разломаем наши ярусы. Ты, Петенька, марш сюда,— командовал Авдей, усаживая Петуха на ветхий подоконник.— А ты, дядька, карауль своего племяша, а я малость поразомнусь… Значит, всем по должности…
Старик прошелся раза два по избе. Митя улыбался. Петух гордо стоял на подоконнике… Вдруг мальчик прицелился ухом и ловко схватил петуха за нос.
Тот, стараясь высвободить ущемленный клюв, напрягал к тому все усилия, хлопая при этом крыльями.
Митя сразу выпустил клюв и насторожился. Петух, как натянутая пружина, быстро отбросался назад, ударившись спиной о раму, и тотчас же шлепнулся с подоконника на лавку. Мальчик покатился от смеха…
— Опять сражение,— добродушно заметил старик, следивший за игрой своих слепых питомцев.
Петух сердито кокотал. Очевидно, шутка товарища не совсем пришлась ему по вкусу.
В это время послышалось коровье мычанье и блеяние овец.
Старик поглядел в окно.
— Эге, стадо пригнали. Ну, ребятушки, рыжая корова идет впереди, и к тому же солнце село, ясно, значит, завтра будет ведро.