Ф. Раскольников
Ф. Раскольников
Традиции большевистской печати
Традиции большевистской печати
Традиции большевистской печати, Раскольников Федор Федорович, Год: 1925
Время на прочтение: 7 минут(ы)
С самого основания большевистской печати ее органы приобрели совершенно определенную физиономию и, таким образом, на протяжении целого ряда лет сложились твердые большевистские литературные традиции. Основное отличие нашей большевистской печати от всех остальных органов прессы заключается в том, что она рассчитана для обслуживания потребностей рабочего класса.
Клара Цеткин однажды сказала тов. Ленину: ‘У нас, в Германии, председатель какого-нибудь собрания в каком-нибудь уездном городишке побоялся бы говорить так просто, так непритязательно, как вы. Он боялся бы показаться недостаточно образованным’. На это тов. Ленин ответил: ‘Я знаю только, что когда я выступал, я все время думал о рабочих и крестьянах’. В этих словах заключается ключ к пониманию основного принципа большевистской печати. Наша большевистская публицистика всегда имела перед собой рабочего и крестьянина, обращалась к рабоче-крестьянскому читателю.
В то время, как меньшевистская и эсеровская пресса только отравляла классовое самосознание трудящихся, на деле являясь ничем иным, как проводником буржуазного влияния, большевистская печать была единственной, стремившейся обслужить и действительно обслуживавшей интересы рабочего класса и крестьянства.
Мало того, наша большевистская печать, естественно, не могла удовлетвориться таким положением, которое создается, когда ‘писатель пописывает, а читатель почитывает’. Наша печать всегда стремилась затрагивать те больные, острые, злободневные вопросы, которые волнуют рабоче-крестьянские массы, которые стоят на очереди политического дня. Она, прежде всего, раз’ясняла рабочим и крестьянам политическую обстановку и бросала в массы злободневные лозунги, способные сгруппировать вокруг себя передовые слои борющегося пролетариата. Этим характером наших газет, этими задачами большевистской печати определялась ее физиономия. Исходя отсюда, большевистская печать самым резким образом отмежевывала себя от буржуазной прессы, противопоставляя себя остальным органам печати и проводя резкую грань между собою и буржуазной и мелкобуржуазной печатью.
Какие меры в этом отношении предпринимала наша большевистская партия? В отличие от всех остальных партий у нас было создано такое положение, что большевики не участвовали в органах буржуазной печати. И это решение наша партия стремилась строжайшим образом проводить. Меньшевики находили для себя удобным, приемлемым, вполне совместимым со своим социал-демократическим достоинством работать в буржуазной печати, тем самым помогая осуществлению буржуазного влияния на пролетариат. Но большевики всячески с этим боролись.
Мы знали, что напр., Плеханов после революции 1905 г. сотрудничал в кадетской газете ‘Товарищ’, Троцкий писал в буржуазной газете ‘Киевская мысль’, где сотрудничали не только марксисты, но целый ряд писателей и публицистов демократического, радикального мелко-буржуазного толка. Между тем, тов. Ленин и его ближайшие сотрудники за всю свою жизнь не напечатали ни одной статьи в органах буржуазной печати.
Все свои силы, все свои литературные дарования они полностью и целиком отдавали на обслуживание рабочего класса. Они печатались лишь в большевистских рабочих газетах и журналах. Разумеется, те формы, в которые вылилась буржуазная журналистика, были совершенно несвойственны нашей коммунистической печати. Если буржуазные органы гнались за сенсацией, создавали рекламу тем или иным деятелям, то наша большевистская печать, прежде всего, стремилась развить сознание широких трудящихся масс. Поэтому, погоня за сенсацией, за пикантным содержанием, за интересными, ‘потрясающими’ новостями, была чужда нашей печати. Мы всегда стремились отражать всю сложность политической жизни. Прежде всего, мы стремились провести классовый анализ, выяснить реальное соотношение сил, слагающихся в ту или иную историческую эпоху.
99% всей работы нашей печати приходилось посвящать борьбе, полемике с чуждыми нам течениями, с враждебными политическими партиями, как буржуазными, так и мелкобуржуазными: эсеров и меньшевиков. Поэтому, естественно, что все наши партийные большевистские органы являлись боевыми изданиями. Они были насыщены полемическим содержанием. Но в этой форме полемики всегда совершенно отсутствовал личный интерес. Когда, напр., т. Ленин вел борьбу против Мартова, Дана, Мартынова и других, то он не нападал на них, как на личностей, а атаковал их лишь, как носителей определенных идей, как представителей определенных течений, осуществляющих буржуазное влияние на пролетариат. И поэтому, несмотря на резкие, порой страстные, отзывы тов. Ленина, во всех его полемических выступлениях совершенно отсутствует личный момент, сведение личных счетов, попытка ущемить того или другого противника. Он всегда боролся с идеей, с определенным идеологическим течением, с определенной политической партией и касался личности лишь постольку, поскольку личность являлась носителем тех или других чуждых или враждебных нам идеологий.
Отсюда вытекало, что в нашей большевистской писательской среде не дружба обусловливала собой политические взгляды, а, наоборот, политические взгляды определяли собой дружбу. Если, скажем, сегодня Плеханов шел вместе с нами, то у нас были с Плехановым личные дружеские отношения, если же, скажем, Плеханов резко колебался вправо, отходя к меньшевикам, то, несмотря на все наше уважение к нему, мы резко порывали с ним даже личные отношения. Если наши политические пути резким образом расходились, то как это ни было тяжело для каждого из нас, иногда приходилось порывать старую дружбу.
На первых порах существования большевистской печати все наше внимание сосредоточивалось на политической борьбе. Так было до 1905 г. Особенно сильно это проявилось в эпоху первой русской революции 1905-6 г.г., когда вопросы политической борьбы целиком заполнили собою внимание каждого большевика.
В эпоху реакции, наступившей после 1905 г., известное значение уже начинают приобретать вопросы литературы. И можно сказать, что именно в этот период закладываются основы большевистской литературной критики. Конечно, эта большевистская критика имела своих предшественников. Так, напр., Плеханов еще задолго до того написал целый ряд блестящих критических этюдов, посвященных писателям-народникам: Успенскому, Каронину-Петропавловскому и целому ряду других.
Но основы настоящей большевистской критики стали кристаллизоваться и оформляться именно в послереволюционную эпоху. Это произошло не случайно. Это было обусловлено внешними причинами, которые вообще характеризуют собой эту эпоху.
В связи с крушением первой революции 1905 г. начался период реакции и, обусловленный безвременьем, стихийный рост упадочных настроений. Демократическая интеллигенция, которая во время революции 1905 г. шла рука об руку с пролетариатом, отхлынула от него, отступила. На этом фоне обнаружился рост реакционной, мистической литературы. Целый ряд писателей занялся богоискательством и богостроительством. Заметно стала расти порнографическая литература. Вопросы пола приобрели, примерно, большой, болезненно-острый характер.
И вот тогда большевистской партии приходилось вести борьбу не только на политическом фронте, но перенести часть своего внимания и в область идеологии. Это было обусловлено практическими потребностями. В то время, когда росли упадочнические настроения, наша большевистская партия считала своим долгом выступить на защиту революционных настроений против разложения, упадочничества, реакции, ренегатства, богоискательства и богостроительства. Здесь большевистской критике пришлось, выясняя характер литературных произведений, выкристаллизовывая свое отношение к ним, прежде всего, давать об’яснения, какой именно общественный слой, какая общественная среда, какой класс породили то или иное литературное произведение.
После революции 1905 г. были выпущены 2 сборника ‘Литературный Распад’, которые содержали целый ряд превосходнейших, чрезвычайно интересных статей. Наиболее глубокими марксистскими статьями, характерными для отношения большевиков к литературным явлениям вообще, были статьи т. т. Каменева и Воровского, который писал тогда статьи по вопросам литературы под псевдонимом П. Орловский. Эти товарищи во всех своих критических статьях продолжали лучшие традиции нашей старой публицистической критики, идущей от Белинского через Добролюбова и Чернышевского до Плеханова, и давали не анализ литературной формы, а, прежде всего, выясняли идеологическую основу того или иного литературного произведения, прежде всего, анализировали его содержание и выясняли, насколько оно родственно или чуждо нашему большевистскому миропониманию. Очень резкие и сильные нападки вызвал тогда роман Арцыбашева ‘Санин’. Тов. Воровский посвятил ему в ‘Литературном вестнике’ специальную статью под заглавием ‘Базаров и Санин’. Этот роман Арцыбашева был напечатан в журнале ‘Современный Мир’, в котором сотрудничал целый ряд писателей-марксистов, но при всем этом ‘Современный Мир’ не являлся большевистским журналом. Он придерживался системы дуализма: так, например, в его публицистическом отделе печатались марксистские статьи Плеханова, а литературному отделу была предоставлена полная автономия. Вот почему там печатались такие произведения, как Арцыбашевский ‘Санин’, произведения, не имеющие ничего общего с революционным настроением, с марксистской мыслью, идеологически нам чуждые и враждебные.
Большевистской литературе в течение всего периода ее существования был органически чужд этот дуализм. Наша большевистская критика всегда придерживалась монистического взгляда на литературу. Она считала, что область художественной литературы в тех или иных партийных изданиях должна целиком соответствовать публицистическому, политическому отделу. Мы никогда не считали, что в отделе художественной литературы можно помещать произведения, идеологически чуждые и враждебные, что политически выдержанным должен быть только публицистический отдел. В этом заключалось отличие нашего большевистского отношения к литературе от меньшевистского, эсеровского, буржуазного и всякого другого.
Наша газета ‘Правда’, возникшая в мае 1912 г., имела небольшой литературный отдел, очень скромный литературный отдел имел и наш большевистский журнал ‘Просвещение’, издававшийся в те же годы 1912-14. Но какова была линия ‘Правды’ и ‘Просвещения’ в области художественной литературы? Прежде всего, там помещались произведения пролетарских писателей. Редакции наших большевистских изданий ставили своей задачей выискивание художников в среде самого рабочего класса. Подобно тому, как создавался отдел рабочей жизни, освещавший фабрично-заводскую жизнь и выковывавший первых рабкоров, так и в области художественной литературы наши большевистские органы печати искали и находили творческие силы в толще, в гуще, в массе рабочего класса. Именно к этому времени появляются первые ростки нашей пролетарской литературы. Конечно, наши газеты и журналы отнюдь не отказывались от печатания произведений близких попутчиков (например, Брусянин, который в то время был к нам довольно близок). Но, разумеется, в наших изданиях не могли себе найти места произведения Андреева или Арцыбашева, потому что эти писатели были абсолютно чужды нам в идеологическом отношении а, значит, были для нас неприемлемы. Разумеется, мы не отрицали художественного таланта Андреева, мы даже охотно читали его вещи, когда они были напечатаны где-нибудь в альманахе ‘Шиповник’, но мы на пушечный выстрел не подпускали этих чужих писателей к нашей большевистской литературе. Само собой разумеется, любой из этих ‘попутчиков’ того времени охотно пошел бы сотрудничать в наши издания, потому что им было лестно проникнуть в рабочую аудиторию и добиться там популярности. Но мы не допускали их влияния на рабоче-крестьянскую читательскую среду. Наша ставка была на своего пролетарского писателя, выдвигающегося из низов.
В области нашей современной литературы далеко не все обстоит благополучно. Благодаря той линии, которую поддерживал тов. Троцкий, в наших журналах очень часто помещались произведения, идеологически прямо-враждебные нам. Пролетарские писатели затирались, им не давали хода, за их счет печатали произведения писателей, всем своим нутром принадлежащих старой буржуазной эпохе, а наша большевистская критика тоже недостаточно проявляет себя. В литературно-критических статьях преимущественное внимание зачастую обращается на форму, на источники формальных литературных влияний, причем совершенно упускается из виду разбор идеологического содержания той или иной вещи, абсолютно не выясняется связь писателя и его произведения с определенной общественной средой. Многие из писателей попутчиков именно потому и чужды нам, что представляют себе революцию в неправильном свете. Часто они рисуют ее в виде национального мужицкого бунта, иногда в сменовеховском национальном аспекте. Конечно, необходимо всячески приближать к нам этих писателей, помогать организации их сознания в сторону коммунизма. Это — прямая обязанность тех, кого партия поставила руководить литературой. Но откуда следует, что их произведения, искажающие самую сущность нашей революции, должны обязательно печататься в наших партийно-советских изданиях? Как-будто у нас недостаточно частных издательств, которые не связаны никакими обязательствами перед рабоче-крестьянской читательской массой.
Недавно в Доме Печати на диспуте о произведениях Бабеля одна известная писательница заявила:
— Разве рабочие и крестьяне будут читать Бабеля?
Разумеется, это в корне ошибочная постановка вопроса. Писатель-беллетрист в наше время должен взять установку как-раз на рабоче-крестьянского читателя. Художник слова, ни на минуту не должен упускать из виду нашего главного читателя, из рабоче-крестьянских масс. Нет никакого сомнения, что сейчас потребность к книге в значительной степени увеличилась: книг у нас выходит больше, чем в довоенное время. Мы имеем стотысячную рать рабочих корреспондентов, мы замечаем сильное пробуждение культурных интересов рабочих и крестьян. Нужда в хорошей литературе очень велика. Если наша книга сейчас еще не доходит до глухих мест, то в ближайшее время она будет туда доходить. Мы обязаны итти по линии снижения цен на книги, чтобы сделать их еще более доступными для читателя. И несомненно Бабеля читают. В конной армии Буденого произведения Бабеля обсуждаются на широких красноармейских собраниях.
Сейчас литература проникает и на фабрику, и на завод, и в деревню, и в красноармейскую казарму. Поэтому советский писатель, приемлющий советскую власть, обязан чрезвычайно бережно и внимательно относиться к печатному слову. Произведения, идеологически чуждые и враждебные нам по своему содержанию, не должны распространяться под фирмой Госиздата. Наши задачи в области литературы, продиктованные нам резолюцией XIII партийного с’езда, целиком совпадают со старыми большевистскими традициями. Резолюция XIII с’езда предписывает взять курс на рабочего и крестьянского писателя. Несомненно, среди рабкоров и селькоров, среди рабочего класса и крестьянства найдутся писатели-художники. И задача партии заключается в том, чтобы своевременно притти на помощь этим писателям из низов, из рабоче-крестьянских масс.
Наше будущее — не ‘попутчики’, как бы талантливы они ни были, а рабоче-крестьянские писатели. Конечно, мы не должны отталкивать и ‘попутчиков’. Мы обязаны использовать тех из них, которые нам наиболее близки. Но необходимо, чтобы не попутчики руководили редакцией, а чтобы коммунистическая редакция руководила ‘попутчиками’. Старые большевистские литературные традиции до настоящего времени ничуть не устарели ни в области публицистики, ни в области литературы. Опираясь на эти традиции, имея их в своих руках, как путеводные нити, мы сумеем оздоровить нашу литературу и с ее помощью повести рабоче-крестьянские массы Советского Союза к нашей основной цели — к установлению полного коммунизма.
Источник текста: Раскольников Ф. Традиции большевистской печати. [Статья] // На посту. 1925. N 1. С.61-68.