Торжествующая добродетель, Неизвестные Авторы, Год: 1785

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Россійскій еаторъ или Полное собраніе всхъ Россійскихъ еатральныхъ сочиненій.

Часть ІХ.

Въ САНКТПЕТЕРБУРГ,

при Императорской Академіи Наукъ, 1787 года.

ТОРЖЕСТВУЮЩАЯ ДОБРОДТЕЛЬ,
ДРАМА
въ пяти дйствіяхъ.

ОТЪ СОЧИНИТЕЛЯ ПОСВЯЩЕНА.

Господину Генералъ-Аншефу, Казанскому и Вятскому Генералъ Губернатору и разныхъ орденовъ Кавалеру Князь Платону Степановичу Мещерскому.

1785 года.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

МУДРЫЙ МАГОМЕТЪ.
ИБРАГИМЪ, его наперсникъ.
СЕЛИМЪ, воспитанникъ Магомета.
АТИМА, его любовница.
ОМАРЪ, льстивый другъ Селимовъ.
ЦУЛЬМА, дочь его.
ЧЕСТАНА, служанка атимина.
ОСМАНЪ, управитель Селиновъ.
ГАЦУЛЪ, дядька Селимовъ.
НЕВОЛЬНИЦЫ Фатимины.
ИМАНЪ, и его невольники.
НЕВОЛЬНИКЪ Селимовъ, И НЕВОЛЬНИКЪ Османовъ.
ПОЛИЦЕЙСКОЙ ОФИЦЕРЪ и ВОИНЫ.

Дйствіе есть въ Медин въ дон Селимовомъ.

ЯВЛЕНІЕ I.

СЕЛИМъ и ГАЦуЛъ.

ГАЦУЛЪ.

Исполнилъ, государь, я ваше повелніе: недостойный Османъ освобожденъ мною изъ темницы, и предстоитъ дрожащъ предъ дверми сей комнаты, прикажетель впустить?

СЕЛИМЪ.

Впусти.

ЯВЛЕНІЕ II.

СЕЛИМЪ [одинъ.]

Какъ я доволенъ, что сильный Магометъ простилъ нещастнаго Османа! Но и какое бы окаменлое сердце не было тронуто его жалостнымъ состояніемъ? Я нашелъ его окованнаго въ темниц, изумленна и вн себя. Раздаяніе, слезы его, и отчаяніе уязвили мою душу, и были причиною моего о немъ ходатайства и чувствуемаго теперь отъ того удовольствія,

ЯВЛЕНІЕ III.

СЕЛИМЪ, ГАЦУЛЪ и ОСМАНЪ окованной и два стража.

ОСМАHЪ [бросаясь къ ногамъ Селимовымъ.]

Недостоинъ, государь, возрть на небо и предъ тобою!

СЕЛИМЪ.

Колико видъ его стсняетъ мое сердце! [къ воинамъ] Снимите наискоре обременяющіе его оковы. [воины снимающій и уходятъ, а Селимъ говоритъ Осману:] Я вс преступленія твои забываю, встань и поди въ объятіе къ тому, которой всегда принималъ тебя не такъ какъ невольника, но какъ хорошаго своего приятеля. [Селимъ обнимаетъ Османа] Я симъ возобновляю мои съ тобой обты, я препоручаю по прежнему въ руки твои все мое имущество, а отъ тебя требую одного только усердія, прося Бога, чтобъ ты былъ всегда благополученъ.

ГАЦУЛЪ.

О добродтельная душа!

ОСМАНЪ.

Я безмолвствую государь! и милости твои отличаютъ меня стократно боле носимыхъ мною въ темниц оконъ, пойду восплакать вчному существу о преступленіяхъ моихъ, и прославить безпримрную добродтель твою.

ЯВЛЕНІЕ IV.

СЕЛИМЪ и ГАЦУЛЪ.

СЕЛИМЪ.

Изъ многихъ смертныхъ щастливйшимь себя, Гацулъ, я почитаю, когда воображу, что покровитель мой мудрый Магометъ, обожаемая мной Фатима, несравненная въ свт красотой и добродтелью, любитъ меня нжно, а преисполненной отличною честію Омаръ искреннйшій есть другъ мой, колико я щастливъ, что ко уваженію сихъ не оцненныхъ предмтовъ получаю я нын исправившагося отъ пороковъ наинадежнйшаго моего Османа!

ГАЦУЛЪ.

Щастливы, государь, естьли смю сказать, въ первомъ и въ другой, а o послднихъ я мыслю совсмъ противное. Вы, милостивый государь, не имя еще совершеннаго свденія о свт, взираете на добродтель въ самомъ ближайшемъ ея вид, и стараетесь исполнить оную съ искреннйшимъ и наилучшимъ сердцемъ. Но какую пользу приноситъ доброе и благодтельное сердце, когда оно бываетъ игрой страстей, и не иметъ довольно силы побждать оныя? Дйствія безъ благоразунія и осторожности производимыя, хотя бы он и добродтельны были, могутъ ихъ исполнителямъ наивеличайшее бдствіе причинить, слдовательно добродтель безъ осторожности, благоразумія и надлежащаго употребленія бываетъ часто погршностію и порокомъ.

СЕЛИМЪ [съ досадою.]

Какъ! чтобъ Омаръ не искреннйшій другъ мой былъ? и чтобъ Османъ, терпя такое страданіе, не исправился и не былъ мн усерденъ? нтъ, Гацулъ, и врить не хочу.

ГАЦУЛЪ.

Милостивый государь!…

СЕЛИМЪ [отходя.]

Не внемлю.

ЯВЛЕНІЕ .

ГАЦУЛЪ [одинъ.]

О! коль нещастливъ господинъ мой, онъ вврилъ себя самому опаснйшему льстецу Омару, почитая его себ другомъ, и далъ еще вторично полную власть надъ имніемъ своимъ вроломному Осману, которой не давно размотавъ все его имущество довелъ до совершенной его крайности, да и погибъ бы онъ неизбжно, естьлибъ сильный Магометъ непростеръ къ нему благотворительную свою руку помощи, наградя его великими подарками, а Османа, яко виновника всхъ бдствій, воспитаннику его приключившихся, не наказалъ вчнымъ въ оковы заключеніемъ, но сей невинный юноша изъялъ его изъ оныхъ, чтобъ вторично отъ негожъ упасть въ толь горестное и отчаянное состояніе.

ЯВЛЕНІЕ VI.

ЦУЛЬМА [одна.]

Я терзаюсь отъ зависти видя такъ щастливу соперницу мою: возможноль, что двчонка ничево незначущая, какова есть атима, разбойниками избавясь отъ кораблекрушенія и продана будучи имижъ въ невольницы Селиму, изобилуетъ теперь наивеличайшимъ богатствонъ и обладаетъ нжнйшимъ ево сердцемъ? Я прихожу отъ бшенства вн ceбя, и не упущу ничего къ ея погубленію!

ЯВЛЕНІЕ VII.

ЦУЛЬМА и ОМАРЪ.

ОМАPЪ [въ конц теятра не видя Цульмы бъ вкликомъ смятеніи говоритъ.]

Пагубная любовь, злость и безнадежность какъ злая фурія стсненное сердце мое гложетъ — Нещастнйшій Омаръ! къ кому прибгнемъ открыть чувственное тобой мученье!

[Увидя дочь свою съ торопливостію останавливается.]

ЦУЛЬМА.

Ахъ! родитель мой, въ какомъ я вижу тебя смятеніи, и смюль спросить о причин онаго?

ОМАРЪ.

Увы! любезная дочь, стыжусь открыть теб и тайны сей, стыжусь вообразя древность лтъ моихъ, но съ другой стороны, боля о щастіи твоемъ, почитаю то должностію. Ты знаешь, любезная дочь, что и пронырливостію моею усплъ обрсти къ себ дружество Селимово, единственно для той цли, чтобъ сочетавъ тебя съ нимъ бракомъ воспользоваться неизчетнымъ его богатствомъ. Но все сіе, увы! жестокая атима въ ничто обратила. Онъ ее обожаетъ, а она его любитъ страстно, признаюсь, что прелести ее толико поразительны, что и старость лтъ моихъ отъ оныхъ меня не укрыла, но къ чувствительному стыду и угрызенію совсти тягчайшія любви оковы вчно на меня наложила. Увы! какъ сіе мучительно, любить и не быть любиму! Ибо сколько я ни старался воспалить взаимной жаръ въ нжномъ ея сердц, дабы чрезъ то удалить ее отъ сердца Селимова, и тмъ успшне окончать бракъ вашъ, но не иное возчувствовалъ отъ нее, какъ уязвляющее меня презрніе, то не нещастливыль мы съ тобою оба?

ЦУЛЬМА.

Конечно такъ, но я знаю, дражайшій родитель, какъ долженъ изостренъ быть разумъ въ такомъ искусномъ какъ ты муж, прибгаю къ помощи твоей [цлуетъ его руку] и открываю сердце мое: я хотя и страстна, страстна Селимомъ, но не столько ради достойныхъ любви его качествъ, сколько для блистательнаго его богатства и знатности чина, увы! любезный родитель! не оставь изыскать вс способы ко отверженію наинесноснйшей моей соперницы отъ сердца Селимова. сіе есть надежнйшее средство ощастливить себя и меня: ты знаешь, дражайшій родитель, нжность Селимову, и что его самымъ малымъ огорченіемъ чувствительно тронуть можно, то притворись только больнымъ, а протчее оставь на мое попеченіе.

ОМАРЪ [обнимая Цильму.]

Я прямо позналъ въ теб достойную дочь свою, и полагаюсь во всемъ на твое чистосердечіе. Пойдемъ любезная дочь, и посовтуемъ о сплетеніи стей для уловленія во оныя нашихъ непріятелей. [Уходятъ.]

ЯВЛЕНІЕ VIII.

СЕЛИМЪ и ГАЦУЛЪ.

СЕЛИМЪ.

Спши Гацулъ, спши возвстить другу моему Омару, что я сего дня намренъ совершить бракъ мой съ неоцненною Фатимою, и чтобъ онъ пришелъ раздлить со мною радостнйшія отъ того восхищенія, а ты съ Османомъ между тмъ приготовь все къ браку нужное.

ГАЦУЛЪ.

Съ великою охотою исполню ваше, государь, повелніе.

ЯВЛЕНІЕ IX.

СЕЛИМЪ [одинъ]

Коликихъ радостей соборъ днесь ощущаетъ напоенное страстнйшею любовію мое сердце! Я, наищастливйшій изъ смертныхъ, вхожу теперь въ вчный союзъ съ тмъ драгоцннйшимъ предмтомъ, который пылаетъ во мн наинжнйшею искренностію, и котораго я превосходнымъ въ свт обладателемъ остаюся. О! какъ я благополученъ!

ЯВЛЕНІЕ X.

СЕЛИМЪ и ЦУЛЬМА
[съ растрепанными власами и съ отчаяннымъ лицемъ вбгаетъ при окончаніи послдней рчи и повергается къ Селимовымъ ногамъ.]

ЦУЛЬМА.

Увы! Селимъ, увы!

СЕЛИМЪ.

Какое зрлище?

ЦУЛЬМА.

Ахъ! отецъ мой, отецъ мой умираетъ! умираетъ отъ любви къ Фатим. Ты другъ мой, не будь причиною ево смерти, ты добродтеленъ, нженъ: то можешь ли равнодушно взглянуть на смерть сего нещастнаго тогда, когда имешь случай отъ оной его избавить.

СЕЛИМЪ.

Увы! какой мучительной для совсти сей часъ! о дружба! о любовь! Омаръ, Фатима, вы отъемлете жизнь мою!

[Въ замшательств уходитъ.]

ЦУЛЬМА.

Постой, жестокой!

[Съ стремленіемъ за нимъ удаляется.]

Конецъ перваго дйствія.

ДЙСТВІЕ II.

ЯВЛЕНІЕ I.

ГАЦУЛЪ и ЧЕСТАНА.

ЧЕСТАНА.

Скажи Гацулъ, чемъ ршился господинъ нашъ, и куда онъ въ такомъ смущеніи бжалъ изъ дому?

ГАЦУЛЪ.

Ахъ, любезная Честана! никогда нжное сердце толико не чувствовало, какъ ощущало въ сію минуту Селимово. Грудь его была мстомъ сраженія величайшихъ добродтелей, изъ которыхъ каждая, страстію ведома будучи, о своей побд сама сомнвалась. Любовь къ несравненной Фатим, благодарность и дружба къ Омару, тщеславіе, чтобъ не упустить случая, въ который самую великость души оказать можно, и слезы Цульмы просящей въ глазахъ его по дтской должности, о помощи и спасеніи, обуревали его душу съ такою жестокостію, которая не могла успокоишь всю его добродтель.

ЧЕСТАНА.

Но чтожъ онъ предпріялъ?

ГАЦУЛЪ.

Предпріялъ лишиться величайшаго своего щастія, и отказать всему утшенію своей жизни, ради сохраненія живота друга своего, дабы здлать его благополучнымъ.

ЧЕСТАНА.

Ахъ! неблагодарной!

ГАЦУЛЪ.

Могла ли ты Честана ожидать мене великодушія, мене постоянства въ дружб, мене милосердія и сожалнія отъ того, которой сжалился надъ своимъ вроломнымъ управителемъ, и изъ жалости далъ ему опять въ руки тотъ же обоюду острый мечь, которымъ его онъ уже прежде поранилъ.

ЧЕСТАНА

Увы! и трепещу о состояніи нещастной Фатимы.

ГАЦУЛЪ.

Селимъ открылъ уже ей свое намреніе въ малыхъ, однакажъ рками слезъ омоченныхъ, строкахъ, а Цульма уговорила его уйти изъ Медины, дабы не быть тронуту скорбнымъ взоромъ прекрасной Фатимы. Въ тожъ самое время открыла ему свою любовь съ плачевнымъ изъясненіемъ. Притворныя слезы, отчаяніе, обмороки, все сіе призвано было на помощь, дабы тронуть чувствительнаго Селима.

ЧЕСТАНА.

О! вроломная Цульма.

ГАЦУЛЪ.

Ты знаешь, что Селимъ ея не любитъ, хотя врность и нжность, которыя она яко дочь своему родителю оказала, ходатайствовали за нее у его сердца. Онъ свою любезную атиму принесъ на жертву дружб, а теперь вознамрился и собою жертвовать ощущаемому имъ къ Цульм сожалнію. Надмру добродтельный Селимъ предпріялъ Цульму взять въ супружество. Онъ выхалъ съ нею изъ Медины сей часъ, а Омаръ, преисполнеными глупостію старецъ, съ чрезвычайною радостію къ атим принесъ письмо, въ которомъ собственноручно увдомлялъ ее Селимъ о своемъ отсудствіи. атима упала на землю, она открыла свои глаза для того того, чтобы возвести оные на небо съ пролитіемъ множества слезъ, сокрушеніе ея обратилось въ наижесточайшія мученія. Чего не длала она? и что она не говорила? Омаръ, жестокой злодй, каялся самъ въ своей хитрости, когда увидлъ атиму въ толь жалостномъ состояніи.

ЧЕСТАНА.

О! извергъ рода Музульмановъ.

ГАЦУЛЪ.

До чего не можетъ довести сильная страсть человческую душу! Нещастная атима, ты любишь твоего добродтельнаго Селима чистйшею любовію. Твоя любовь есть самая Добродтель, но ты вздыхаешь, жалуешся, а все тщетно, ибо твой Селимъ тебя больше не слышитъ. Онъ удаляется, удаляется съ преисполненною пороками, вроломною Цульмою.

ЯВЛЕНІЕ II.

ТЕЖЪ, ОМАРЪ и ФАТИМА [въ великомъ отчаяніи, держа въ рукахъ письмо, и нсколько съ нею невольницъ.]

АТИМА.

Жестокой Селимъ! ты прикрываешся видомъ добродтели, но неизбгнешь ты небеснаго мщенія. Бги жестокой отъ меня! но не убжишь отъ моего воспоминанія, оно повсюду, гдбъ ты ни находился, будетъ противоборствовать твоей радости. Сколь скоро мощное привидніе представитъ главамъ твоимъ печальный мой видъ, то покажется теб будтобы меня на яву видлъ. Каждое движеніе почтешь ты воздыханіемъ умирающей атимы!

[Ударяетъ себя въ грудь кинжаломъ и падаетъ въ руки невольницъ.]

ЧЕСТАНА и ГАЦУЛЪ.

Увы!

ОМАРЪ.

Ахъ!

АТИМА.

[Прерывающимся голосомъ къ Омару.]

Поди жестокой! скажи Селиму… что я умираю… что умерщвляетъ меня онъ… но я ему прощаю. Скажи ему…

[Умираетъ.J

ОМАРЪ.

[Объятый яростью бросается въ бшенств на землю подл умершей атимы и говоритъ:]

Я признаю свою вину въ ея смерти! и наказую себя яко злодй симъ же кинжаломъ! умираю — — но вкушаю удовольствіе — — зная, что и она предшествуетъ во адъ мн. О! естьлибъ — и Селимъ имлъ такой же конецъ!… [Умираетъ.]

ЧЕСТАНА.

Что намъ предпріять въ такой ужаснйшей бд.

[Невольницы съ театра уходятъ.]

ГАЦУЛЪ.

Непостижимое существо! не одинакуюли судьбу и награду имютъ здсь порокъ и добродтель. Я содрогаюсь видя невинную кровь атимы, и злоковарную ярость, даже и въ самой смерти, Омара, съ коею избгаетъ онъ висящаго надъ главою его меча правосудія, неускоряетъ ли таковымъ шагомъ сей самъ себя обманывающій варваръ ко ожидавшему уже его во ономъ свт мщенію!

ЯВЛЕНІЕ III.

ТЖъ и НЕВОЛЬНИКЪ.

НЕВОЛЬНИКЪ.

Османъ со всемъ богатствомъ Селимовымъ ушелъ и предался къ Арабскимъ разбойникамъ: невольники и невольницы слдуя ему все разбжались, я былъ тому самовидцъ.

ГАЦУЛЪ.

О! проклятая и мерская душа! вотъ плодъ благодянія Селимова! Я сей часъ поскачу извстить его о томъ.

ЯВЛЕНІЯ IV.

ЧЕСТАНА [одна.]

Увы! что я начну? къ кому прибгну, и кого призову на помощь?

ЯВЛЕНІЕ V.

ЧЕСТАНА, ИМАН} и нсколько съ нимъ невольниковъ.

ИМАНЪ.

Я шелъ мимо услышалъ плачевный вопль и изъ сожалнія вошелъ узнать причину онаго — — Но что вижу я за зрлище? Это виновникъ смерти сихъ пораженныхъ?

ЧЕСТАНА.

Злость! любовь! и отчаяніе.

ЯВЛЕНІЕ VI.

ТЖЪ, ГАЦУЛЪ и СЕЛИМЪ вбжавшій въ смятеніи.

СЕЛИМЪ.

Что вижу я, увы! атима уже мертва! а я еще живу, я, которой столь варварски поступилъ съ нею, и былъ орудіемъ ея самоубивства! О! праведное небо, карай меня, карай! и есмь лютйшій ея злодй!

[Падаетъ въ обморокъ въ креслы.]

ИМАНЪ [къ Гацулу.]

Я знаю, что ты вернйшій слуга сего нещастнаго: старайся привести его въ память, и сохранить сколько возможно жизнь его и здоровье, а и принимаю на себя погребсти сихъ умерщвленныхъ. [къ невольникамъ] Возмите тла сіи.

[Имановы невольники берутъ атиму и Омара, а Гацулъ, Четана и его невольникъ Селима и сносятъ съ Театра.]

Конецъ втораго дйствія.

ДЙСТВІЕ III.

ЯВЛЕНІЕ I.

ГАЦУЛЪ и ЧЕСТАНА.

ЧЕСТАНА.

Скажи, Гацулъ, пришелъ ли въ память сожалнія достойнйшій нашъ Селимъ? и какъ ты возвстилъ ему о поразительномъ его нещастіи?

ГАЦУЛЪ.

Въ память пришелъ, но къ вящшему своему мученію: увы! зрнія очей лишился онъ на вки.

ЧЕСТАНА.

Ахъ!

ГАЦУЛЪ.

Внемли, Честана: Селимъ о побг Османовомъ чрезъ одного невольника былъ уже увдомленъ, по чему онъ и возвратился въ надяніи спасти, естьли что можно, изъ сокровищъ своихъ, я сртая его у вратъ сего дома подтвердилъ оное, утая однако смерть атимину, а невольникъ тотъ теперь сказалъ мн, что какъ скоро на пути удаляющагося отъ города нагналъ онъ нещастнаго Селима, и огласилъ побгъ лукаваго Османа, то вроломная Цульма тужъ минуту и начала кидать на него гнвные взоры, ласкательства ея превратились въ колкіе упреки, а обнадеживанія о пламенной и врной любви въ презрніе и ненависть. Но могло ли сіе быть иначе, когда Селимъ, лишась своихъ богатствъ, лишился въ нихъ, всего того, что для сей подлой души почтенія достойно было. Селимъ сталъ совсемъ объятъ страхомъ и ужасомъ, когда пришелъ къ атиминымъ дверямъ и услышалъ проницательный гласъ въ ея комнат, а какъ въ оную вбжалъ, ты уже видла. — Но напротивъ того лукавая Цульма обманувшись въ своей надежд бсилась, произносила на небо хулы, и проклинала Селима, своего отца, и атиму, она была столь безчеловчна, что оставила всхъ ихъ въ извстномъ теб положеніи безъ всякой жалости, вс драгоцнности, которыя Селимъ имлъ при себ, она похитила и подговоря остальныхъ невольницъ ушла, не имя попеченія о погребеніи своею отца, ни о нещастномъ состояніи Селима, при которомъ теперь никого кром насъ съ тобою не осталось.

ЯВЛЕНІЕ II.

ТЖЪ, ПОЛИЦЕЙСКОЙ ОФИЦЕРЪ, и нсколько съ нимъ воиновъ.

ОФИЦЕРЪ.

Я присланъ отъ правительства конфисковать здшній домъ. Селимовы заимодавцы о томъ просили, узнавъ, что онъ чрезъ управителя своего все свое имніе потерялъ безповоротно. [къ воинамъ.] Печатайте всіо, гд что ни найдете.

ГАЦУЛЪ.

О! великій Боже! неиспытанны судьбы твои. — — — и такъ добродтельнйшій Селимъ лишась зрнія, лишается наконецъ и дневнаго пропитанія.— Пойду и изведу его изъ нещастнаго сего дома и буду ему путеводишелемъ до послдняго моего издыханія.

Конецъ третьяго дйсвія.

ДЙСТВІЕ IV.

ЯВЛЕНІЕ. I.

Театръ представляетъ улицу и въ дали огромной домъ, освященной множествомъ лампадъ, въ коемъ слышны торжественныя восклицаніи и Турецкая музыка.

ГАЦУЛЪ и СЕЛИМЪ [сл&#1123,пой въ бдномъ рубищ, ведомой Гацуломъ къ дому.]

СЕЛИМЪ.

Сколь благополучны и сколь веселы вс созданія, кром одного меня! Я, я одинъ осужденъ на вчную нощь. Душа моя столь же помрачена какъ и очи мои, она не можетъ вкушать ни какія радости.

[Падаетъ на землю у дверей дома]

ГАЦУЛЪ.

Я войду внутрь онаго, и естьли могу достать какой пищи, принесу къ теб.

ЯВЛЕНІЕ II.

СЕЛИМЪ и НЕВОЛЬНИКЪ выходящей изъ дому, котораго Селимъ вопрошаетъ.

Кому принадлежитъ оный донъ, и какая причина сего веселія?

НЕВОЛЬНИКЪ.

Сей домъ принадлежитъ Осману начальнику Арабскихъ ордъ, а радостныя восклицанія происходятъ по причин бракосочетанія его съ Цульмою дочерью Омаровою.

ЯВЛЕНІЕ III.

СЕЛИМъ [одинъ.]

Такъ Османъ живетъ во щастіи и веселіи, а Селимъ, нещастнйшій Селимъ! лежитъ немощенъ и полумертвъ у порога прежняго своего раба! Вчное существо! сію ли награду общалъ ты смертнымъ за добродтельное ихъ житіе? что иное содлало меня нещастнымъ какъ не добродтель моя? естьлибъ я не поступалъ съ Османомъ великодушно, то лежалъ бы онъ яко рабъ у порога моихъ дверей, а я бы въ великолпномъ моемъ дворц жилъ благополучно. Естьлибъ я не оказывалъ чистйшія дружбы и нелицемрныя благодарности, и по прозб вроломныя Цульмы не уступилъ бы Омару атимы, то глаза мои наслаждались бы не токмо зрніемъ свта, но еще и больше: они видли бы несравненную атиму еще въ живыхъ, которая нын первая въ раю между благополучными Гуріями. О добродтель! что ты такое? ты должна составлять человческое щастіе, а меня учинила ты нещасталивйшимъ изъ смертныхъ.— Что слышу я?

Селимъ слышитъ проходящихъ мимо ево вооруженныхъ людей, и гласъ взывающій его по имени, отъ чего онъ встаетъ.

ЯВЛЕНІЕ IV.

АТИМА прикрытая Ангельскимъ одяніемъ, СЕЛИМЪ и ЧЕСТАНА.

АТИМА.

Нещастный Селимъ! престань приносить на небо твои жалобы и обвинять его въ несправедливости, ты самъ, самъ причиною собственнаго твоего нещастія. Добродтель безъ благоразумія и предосторожности никогда совершенна не бываетъ, безъ сихъ двухъ нреображается она всегда въ порокъ, чему твой собственный опытъ тебя научаетъ. Отпущаются теб твои преступленія: ибо благороднйшія сердца гораздо легче себя обманывать попущаютъ. Он не размышляя, естьли въ свт злоба и ухищреніе, имютъ о всхъ другихъ столь же хорошее мнніе, каковы они сами. Не оскорбляй впредь неба твоими обвиненіями, ты единъ виною твоего нещастія: добродтель безъ осторожности рдко взираетъ на свои предмты больше, нежели съ одной стороны, и такимъ образомъ намреніе ея клонится къ единой токмо цли: здсь она превосходитъ мры, а тамъ при другихъ въ связи съ оною находящихся предметахъ бываетъ погршностію. Ты могъ бы простить Османа и освободить его отъ заслуживаемаго имъ тюремнаго заключенія, не препоручая паки въ его смотрніе твоего имнія. Помышляешь ли ты, что ты долженъ наблюдать твои собственныя должности? Ты могъ бы, изъ дружбы и благодарности, уступать Омару атиму, не убгая отъ нее съ такою жестокостію, долженъ ли былъ ты….

СЕЛИМЪ [во удивленіи ].

Я трепещу!

АТИМА.

Ты позабылъ, что ты, естли не больше, такъ столькожъ обязанъ былъ любви, сколько и дружб, ибо теб надлежало исполнишь таковыя же должности для атимы, какъ и для Омара, и та, которая намрена была во всю твою жизнь длишь съ тобой любовь и страданіе, имла гораздо большее право къ твоей благодарности, нежели Омаръ. Что же есть слава геройской добродтели, когда слабость духа не допускаетъ оную исполнить съ благоразуміемъ и благородствомъ? во первыхъ не надлежало теб столь слпо полагаться на Цульмины хитрости, слова и притворныя ласкательства. Легковріе порабощаетъ насъ порочнымъ, и вооружаетъ злобу противу насъ самихъ. Небольшая предосторожность здлала бы теб подозрительною ту особу, которая сама теб вызвалась и которыя еще въ живыхъ находившіяся отецъ твоимъ былъ другомъ. Небольшая догадка научила бы тебя напередъ, какъ сіе дло, такъ и нравы разсмотрть, сообразить вс обстоятельства, и по томъ уже на что нибудь ршиться. Твои преступленія состоятъ въ торопливости, добродтель можетъ быть преступленіемъ, когда на нее смотришся съ одной токмо стороны.

СЕЛИМЪ.

Кто ты таковъ, очарующій меня своимъ гласомъ, научающій меня своимъ разговоромъ познавать мое преступленіе, и трогающій своими выговорами? Кто ты, и откуда пришелъ?

АТИМА.

Я есмь Ангелъ Итуріилъ, провидніе послало меня къ теб ради мщенія, однакожъ напередъ хочу я тебя исправить. Познай твое преступленіе, и врь, что совершенная добродтель никогда нещасталивыми не длаетъ. Разсмотри твое теперешнее печальное состояніе, разсмотри злонравныхъ радость и восклицаніе, тобою слышимыя. Все сіе вскор перемнится, и пройдетъ, какъ сонъ, щастіе безумныхъ, пройдетъ такъ и твое нещастіе. Унизь себя предъ отцемъ всхъ тварей, и ожидай спокойно и благонадежно теб опредленнаго.

СЕЛИМЪ [преисполненъ удивленія повергается на землю, и слышитъ ужасный жалобный крикъ, происходящій изъ дому познаетъ голосъ Османа и Цульмы просящихъ о помилованіи.]

О! великій Боже! что слышу я?

ЯВЛЕНІЕ V

ТЖЪ, ОСМАНЪ и ЦУЛЬМА
влекомыя изъ дому воинами въ оковахъ.

АТИМА [къ воинамъ.]

Отведите сихъ варваровъ [указывая на Османа и Цульму] на смерть, да покаются они въ своей злоб.

ОСМАНЪ [къ Цульм.]

Умремъ безъ робости!

ЦУЛЬМА [къ Осману.]

Умремъ и не покаемся.

ЯВЛЕНІЕ VI.

СЕЛИМЪ и АТИМА.

АТИМА [взявъ за руки дрожащаго Селима.]

Востань, и приготовся увидть нчто, чему ты ни какъ поврить не можеть.— Будь добродтеленъ со благоразуміемъ и предосторожностію.— Буди щасшливъ.

[Мажетъ лкарствомъ Селиму глаза, которой проглядывается и закрывается рукой.]

СЕЛИМЪ.

Праведное небо! — Я вижу свтъ.

АТИМА.

Ты удивляешся, но еще удивишся боле, узнавъ во мн непремняющуюся въ нжной любви къ теб атиму.

[Тутъ сметываетъ она съ себя Ангельское одяніе.]

СЕЛИМЪ [въ восхищеніи.]

Великій Боже! что вижу я, гд я, гд? конечно въ раю.— Ахъ! это ты, ты драгоцннйшая атима!

ЯВЛЕНІЕ VII.

ТЖЪ и ГАЦУЛЪ [Подходя въ изумленіи остановляется и говоритъ тихо.] Не привидніель я зрю?

АТИМА.

Это я, я самая атима: такъ любезвйшій Селимъ, я еще жива. Я назвалась Ангеломъ, дабы приуготовить тебя къ видимону чуду. Иманъ, которой хотлъ меня погребсти, нашелъ что душа моя еще не совсмъ расталась съ тломъ, сей мудрый мужъ зналъ врачебную науку, онъ возвратилъ мн жизнь. Онъ тотъ самый, отъ котораго я получила мазь возвратившую паки зрніе твоихъ очей, онъ упрекалъ меня въ содланномъ мною безуміи, предпринятаго самоубивства, его мудрыя ученія мою душу равно какъ и его лкарство мое тло исцлили. Я поспшала къ нашему сильному Магомету, которой за нсколько предъ тмъ часовъ къ благополучію нашему изъ Мекій сюда возвратился: я расказала ему общее наше нещастіе и злодяніи Османовы и Цульмины. Онъ отпустилъ со мною тхъ вооруженныхъ, коихъ ты прежде слышалъ, и теперь видишь, какимъ образомъ строгость его наказала преступниковъ. Не тщетно искала я тебя! Благодари небо, и буди со мною благополученъ.

СЕЛИМЪ.

Ты еще жива неоцненная атима! ты, которая возвращаешь недостойному Селиму жизнь и зрніе, и любишь еще его нжно. [въ великомъ восхищеніи повергается передъ атимой на колни и цлуетъ ее руку]. Чемъ возблагодарю я несравненное въ свт благодяніе твое?

АТИМА.

Встань дражайшій Селимъ, я не требую онаго, но пойдемъ возблагодарить мудраго нашего Магомета, которому угодно сей же день увнчать взаимную любовь нашу священнйшимъ бракомъ, и наградить насъ наипревосходнйшимъ богатствомъ — гд и ты врнйшій Гацулъ и Честана, достодолжное получите возмездіе.

ГАЦУЛЪ.

Я вн себя отъ удивленія и радости, а естьли [подходя къ атим] милостивая государыня! услуги мой достойны уваженія. То я ничего другаго не желаю какъ получишь отъ руки вашей Честану себ въ супружество, которая съ охотою на то и соглашается,

ЧЕСТАНА.

Естьли непротивно то господамъ нашимъ, не отрекаюсь.

АТИМА.

Съ радостію, удовлетворю я вашему желанію.

СЕЛИМЪ.

А и съ моей стороны даю вамъ на свадьбу десять тысячь секинновъ, и вчную вольность за ваше къ намъ усердіе.

ГАЦУЛЪ и ЧЕСТАНА [целуя у нихъ руки.]

Какъ мы благополучны!

Конецъ четвертаго дйствія.

ДЙСТВІЕ V.

ЯВЛЕНІЕ I.

Театръ представляетъ домъ Магомета которой сидитъ въ креслахъ окруженъ Вельможами.

МАГОМЕТЪ [увидя входящаго Ибрагима вопрошаетъ.]

Получилиль Османъ и Цульма за злодянія свои достойную казнь? и найденъ ли невинной Селимъ?

ИБРАГИМЪ.

Варвары растерзаны, а Селимъ чрезъ лкарства сего искуснаго мужа [указывая на Имана] получа паки зрніе, возвратно получилъ домъ и всепотерянное свое богатство, которое я по повелнію вашему и еще ему удвоилъ, онъ поспшаетъ теперь обще съ атимою повергнуться къ стопамъ вашимъ.— Да се и они!

ЯВЛЕНІЕ ПОСЛДНЕЕ.

ТЖЪ, СЕЛИМЪ, АТИМА, ГАЦУЛЪ, ЧЕСТАНА и ВОИНЫ [въ богатыхъ одеждахъ.]

СЕЛИМЪ [бросается къ ногамъ Магомета, тожъ и атима длаетъ.]

Великія Магометъ!

АТИМА.

Отецъ нашъ и покровитель!

МАГОМЕТЪ.

Встаньте любезныя дти, благодарите небо! свершайте бракъ вашъ! живите другъ для друга! и слдуйте благодарной склонности сердецъ вашихъ, въ коихъ начертайте и запечатлите вчно, что прямая добродтель безъ награды, а порокъ безъ наказанія никогда не остается.

КОНЕЦЪ ДРАМЫ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека