ПОВСТИ, РАЗСКАЗЫ
и
ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ.
Н. А. ЛЕЙКИНА.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ КНИГОПРОДАВЦА K. Н. ПЛОТНИКОВА.
1871.
НАШИ ПИТЕРСКІЕ.
IX.
ТОРГОВЫЙ МАЛЬЧИКЪ.
——
——
——
——
Торговый мальчик, Лейкин Николай Александрович, Год: 1871
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Было осеннее пасмурное утро. Грязныя тучи плыли по небу. Падалъ, какъ сквозь сито просянный, мелкій дождь, прибивалъ въ земл и смшивалъ съ грязью гонимые втромъ желтые листья. У старой, почернлой избы стояла худая, мохнатая лошаденка, запряжонная въ телгу. Она по временамъ какъ-то уныло качала головой и лизала мокрыя доски забора.
Въ изб было душно, пахло дымомъ и печенымъ хлбомъ. Растрепаная и босая семилтняя двочка качала зыбку,— прившенную къ потолку. Изъ зыбки слышался плачъ ребенка. Рыдавшая женщина, благословляла мднымъ складнемъ щедушнаго мальчика, лтъ двнадцати, одтаго въ дырявый отцовскій тулупъ, подпоясанный кушакомъ. Поодаль стоялъ отецъ, держалъ въ рукахъ небольшой каравай хлба и разговаривалъ съ мужикамъ съ окладистой бородою и одтымъ въ лисью шубу.
— Такъ ужь ты довези его, Степанъ Иванычъ, да и отдай, кому тамъ знаешь, въ лавку… Пущай его учится.
На глазахъ его блестли слезы.
— А что, значитъ, провозъ его стоить будетъ да харчи въ дорог, такъ отпишешь намъ изъ Питера, мы, значитъ, колъ Введенья овсомъ али рожью въ вашъ домъ отдадимъ. А нтъ, такъ возьми хоть сейчасъ телушку?.. добавилъ онъ, помолчавъ, и почесалъ въ затылк.,
— Полно, Вавилычъ!.. Вдь на мн чай тоже крестъ есть,— справитесь, такъ отдадите въ домъ… отвчалъ мужикъ, вертя въ рукахъ баранью шапку.
Благословеніе кончилось. Мальчикъ простился со всми.
— Ну, часъ добрый! сказалъ отецъ, глотая слезу.
Въ углу стоялъ работникъ Степана Иваныча, изъ подлобья глядлъ на эту сцену и ковырялъ у себя въ носу, да какая-то баба выла, сморкалась въ юбку и утирала рукавомъ рубахи слезы.
Вышли на улицу. Работникъ влзъ въ телгу. Степанъ Иванычъ, перецловавшись со всми, слъ сзади на веревочный переплетъ.
— Прощай, Ванюшка, говорила мать, обнимая сына и рыдая еще громче:— служи хозяину, старайся, можетъ, посл намъ помогать будешь.
Мальчикъ тоже плавалъ. Его сухіе русые волосы прилипали къ мокрому лицу.
— Влзай, Ванюшка! сказалъ Степанъ Иванычъ.
Ванюшка влзъ.
— Надвай шапку-то!
Онъ надлъ. Шапка была ему велика и надвинулась на глаза. Мать подошла къ телг.
— Вотъ теб, возьми, проговорила она, подавая пестрядинный тючекъ: — тутъ дв рубашонки, лепешечки… Будешь, сть, такъ вспомни мать, родную… Я малинки сушоной положила…
Она не докончила, слезы помшали ей.
— Трогай!
— Постойте! сказалъ отецъ.— Вотъ теб, Ванюшка! Можетъ, пригодится…
Онъ подалъ ему гривенникъ.
Телга похала. Имъ смотрли вслдъ. Ванюшка не оглядывался и плакалъ.
— Надла ли на тебя мать образъ-то?
— Надла…
Они прозжали мимо новой избы. У воротъ стоялъ мальчишка въ отцовскихъ сапогахъ, безъ шапки и со щенкомъ въ рукахъ.
— Прощай, Ванюшка! какъ-то глупо крикнулъ онъ и отвернулся.
Въ изб отворилось окно. Выглянула женская повязанная голова.
— Прощай, Ванюшка! прощай, болзный! кричала она — Степанъ Иванычъ, не обижай, родной, паренька-то!
— Дура! проговорилъ Степанъ Иванычъ, не глядя на нее.
Ванюшка молчалъ.
Въ Петербург начиналась зима. Мокрый снгъ падалъ на грязные тротуары. Гд-то уныло звонили къ обдн. Каждый ударъ колокола наввалъ какую-то безотчетную тоску и камнемъ ложился на сердце. По Чернышеву мосту шелъ Степанъ Иванычъ, рядомъ съ нимъ бжалъ Ванюшка и поминутно утиралъ носъ, то тмъ, то другимъ рукавомъ тулупа. Рукава были такъ длинны, что чуть не волочились по тротуару.
— Это Чернышевъ мостъ, это рка Фанталка, тамъ кіатръ будетъ, а вотъ сейчасъ налво и рынокъ… разсказывалъ Степанъ Иванычъ Ванюшк.
Ванюшка какъ-то дико смотрлъ на все. Передъ его глазами мелькалъ куда-то спшащій народъ, извощики, погоняющіе своихъ клячъ. Похалъ, оглушительно гремя, возъ съ полосовымъ желзомъ, промчался офицеръ въ коляск, чуть не сбивъ съ ногъ какого-то переходящаго улицу чиновника съ засаленнымъ портфелемъ, прошла охтянка, неся на своихъ плечахъ трехъпудовую тяжесть — надтые на коромысла кувшины съ молокомъ. Петербургъ предсталъ ему во всей его будничной суетливости.
— Смотри, Ванюшка, чтобъ шапку-то… втромъ не снесло… проговорилъ Степанъ Иванычъ и нахлобучилъ ее ему прямо на глаза.
Они вошли въ рынокъ. На порогахъ стояли прикащики и мальчики, пили чай и зазывали покупателей.
— Паренька не надо-ли?… мальчика? предлагалъ Степанъ Иванычъ прикащикамъ, указывая на Ванюшку.
— Нтъ, почтенный, у насъ этого добра и своего довольно…
Мальчики, стоящіе на порогахъ, слегка задвали Ванюшку и тыкали ему пальцемъ въ шапку, причемъ изъ нее вылеталъ пухъ. Мальчика никому не требовалось. Степанъ Ивановичъ шелъ дале въ глубь рынка.
По ряду шла разряженная барыня. За ней гнался молодецъ въ енотовомъ тулуп, подпоясанный краснымъ гаруснымъ шарфомъ.
— Держи ее, сначила {Украла.}! кричалъ молодецъ и, поровнявшись съ ней, хватилъ ее кулакомъ по шляпк.
Барыня вскрикнула и схватилась за голову. Изъ-подъ ея салопа выпалъ кусокъ ситцу. ‘Воровка, воровка!’ пронеслась всть по рынку, и вскор вокругъ барыни стала образовываться толпа.
Молодецъ поднялъ кусокъ ситцу и началъ имъ дубасить барыню-воровку по ше. Барыня прорвалась сквозь толпу и побгала.
— Держи ее, кусокъ ситцу сначила! кричалъ народъ.
Какой-то стоящій на порог молодецъ ловко подставилъ ей ногу и барыня растянулась на мосткахъ. Къ ней подбжалъ хозяинъ украденнаго куска и молодецъ.
— Я это такъ не оставлю!.. Насъ въ квартал разберутъ! кричала она, вставая. Шляпка сдвинулась ей на затылокъ, волосы растрепались. Молодецъ хватилъ ее еще по ше.
— Оставь ее, Парфенъ, довольно! крикнулъ хозяинъ прикащику.— Ахъ ты, а еще барыней разодлась! шлюха эдакая!.. и ругательства полились ркой.
— Я это такъ не оставлю! все еще кричала барыня и помчалась по ряду.
— Ужь ступай, ступай, коли бить перестали!
Молодцы подсвистывали, дергали ее за салопъ, ругали. Барыня бжала безъ оглядки.
Степанъ Ивановичъ былъ свидтелемъ этой сцены.
— Что это, барыня-то кусокъ схапала? обратился онъ къ хозяину.
— Кусокъ, цлый кусокъ… Въ нашихъ глазахъ, анафема сначила… Народу таково понабралось, молодецъ показывалъ, не доглядлъ, а она хвать кусокъ да подъ салопъ. Ну и вышла, мы глядь, а куска не хватаетъ. Мальчишки, бсъ ихъ знаетъ, буркулами хлопаютъ, а ничего не видятъ!
— Врно мало ихъ у васъ?.. а то бы доглядли. Вотъ, хозяинъ, не надо ли вамъ паренька въ мальчики, вострый парень, шустрый будетъ?.. проговорилъ Степанъ Иванычъ, указывая на Ванюшку.— Родители-то ужь больно бдны у него… страхъ какъ бдность одолла!
— У меня есть трое, въ раздумьи проговорилъ хозяинъ:— да пожалуй, и еще можно взять, по крайности глазъ больше будетъ. Дло къ празднику подходитъ — тамъ еще больше воровъ по рынку станетъ шататься. Вы ужо приходите ко мн на фатеру:— мы съ вами потолкуемъ. Вы изъ какихъ?
— Мы ярославскіе, здсь по ходебству занимаемся.
— Ну такъ приходите ужо…
Онъ сказалъ адресъ.
Вечеромъ того же дня Ванюшка былъ отданъ въ науку на пять лтъ.
Начинало свтать. Въ кухн на стол горлъ сальный огарокъ. Мальчики сидли за столомъ и пили чай. Ванюшка сидлъ поодаль, грызъ лепешку, привезенную имъ изъ деревни, и плакалъ. Онъ переночевывалъ первую ночь у хозяина.
— Ахти-хти!.. говорила кухарка, звая и почесывая рукою грудь: — полно вамъ чаемъ-то набултыхиваться,— вставайте да вынесите-за помои-то, А то посл въ лавку уйдете…
— Успешь, отвтилъ мальчикъ, который былъ побойче.
— Не больно-то успешь, вставай да волоки. Дай срокъ, скажу Ивану Михеичу, онъ т задастъ.
— Ну, да…
— Молчи ужь лучше, соплякъ!.. замтила кухарка.
Мальчики напились чаю и начали выносить изъ кухни помои.
— Лни-то, лни-то что въ васъ, говорила кухарка:— биты мало! Оказать-бы хозяину, въ которомъ часу вы вчера дрова въ сарай перебросали, такъ онъ бы съ вами немного поговорилъ!
Ванюшка все еще лъ лепешку.
— А ты чтожь?— думаешь, такъ и будешь бариномъ сидть? Нтъ, братъ!.. Наколи-ка мн лучины на подтопку.
Ванюшка взялъ косарь и принялся за дло.
Въ девятомъ часу молодцы и мальчики начали собираться въ лавку. Въ кухню вошолъ хозяинъ.
— У тебя ничего нтъ изъ верхней одежи, окромя тулупа? спросилъ онъ Ванюшку.
— Ничего.
— Ну какъ же я тебя, эдакую чучелу, на порогъ въ лавку поставлю! Ты пока останешься дома: поработаешь кое-что.
Молодцы отправились въ лавку. Проходя по кухн, они пощипывали кухарку.
— О! чтобъ васъ совсмъ… бсы эдакіе!.. говорила та, отбиваясь.
— Безо всякой одежи этотъ парнишка,— одинъ дырявый тулупишко. Въ лавку стыдно поставить. Чортъ меня дернулъ взять этого парнишку, говорилъ хозяинъ жен.
— Все таки его такъ нельзя оставить, нужно ему какую ни-на-есть шубенку купить.
— Какже, есть мн изъ чего покупать! Подождетъ! Вотъ теб салопъ бархатомъ крылъ, восемьдесятъ рублевъ стало.
Ванюшка покамстъ остался для домашнихъ работъ. Работы было не очень много: разъ пять въ день сбгать въ лавочку, снести въ рынокъ обдъ для молодцовъ, прибрать и вымести комнаты, вычистить нсколько паръ сапоговъ, вынести помои, принести дровъ и воды, затопить печи и иногда катать блье съ кухаркой.
Приближалось Рождество. Однажды поутру хозяинъ вошолъ въ кухню. Въ рукахъ онъ держалъ свое рваное старое пальто и шарфъ, похожій на онучу.
— Эй ты, деревенщина, Ванюшка! Сегодня ты пойдешь въ лавку. Вотъ наднешь это пальто. Рукава подвернешь, да и подвертывать не надо, по крайности руки не будутъ мерзнуть. Шею шарфомъ укутаешь. Нынче не такъ морозно.
На двор было пять градусовъ мороза. Ванюшка отправился въ лавку.
— Ванюшка-то весь перезябъ, сказала вечеромъ хозяину жена: — ты бы ему шубенку купилъ.
— Ну, молчи, и безъ того много расходовъ!.. Вчера въ горку десять рублей проигралъ. Не Богъ всть какіе морозы,— не замерзнетъ!
Морозы усилились. Ванюшка все еще бгалъ въ лавку безъ шубы. Холодно было ему, бдному. Простоять семь часовъ на мороз не шутка! Станешь грться, бгать, прыгать, такъ молодецъ сейчасъ прикрикнетъ:
— Что забсился,— стой въ приличіи! Питеръ не деревня!
— Дернуло меня взять этого мальчишку! На кой онъ мн песъ? Совершенно лишній, только хлбъ даромъ стъ, говорилъ хозяинъ.
Однажды жена хозяина пришла въ лавку. Ванюша дрожалъ отъ холода. Она напомнила мужу о шуб.
— Куплю… отвтилъ онъ, и точно, отправился покупать, да на дорог ему встртился знакомый и зазвалъ въ трактиръ. Выпили по рюмочк, по другой, напились чайку… и шуба была забыта…
— Есть у тебя здсь кто изъ родственниковъ? Спросилъ разъ Ванюшу хозяинъ.
— Есть — дядя Пантелей. Въ столярахъ служитъ.
— Гд онъ живетъ?
— А у меня есть, прописано. Степанъ Иванычъ прописалъ.
Хозяинъ послалъ къ дяд Ванюши молодца. Дядя явился.
— Бери своего парня, не нуженъ онъ мн: ни снаровки въ немъ нтъ, ни раднія. Только и на ум, чтобъ брюхо набить, говорилъ хозяинъ.
— Куда же мн съ нимъ дваться, хозяинъ, мы тоже въ людяхъ живемъ.
— Взяли, такъ ужь нечего пятиться, по крайности хоть на мсто куда предоставьте!
— Не хочу я его держать, бери его сейчасъ. Почомъ ты знаешь, можетъ онъ у меня стянулъ что?
Дяд было нечего длать, онъ взялъ Ванюшу. Хотлъ его отдать кому нибудь въ лавку, да никому не нужно было. Однажды онъ его свелъ на фабрику, тамъ Ванюша за двадцать копекъ въ день долженъ былъ вертть какое-то колесо.
Въ ‘Полицейскихъ вдомостяхъ’ было напечатано:
Съ фабрики бельгійскаго подданнаго Эдуарда Людвигова Шафсгезихта, находящейся такой-то части, такого-то квартала, дано было знать мстной полиціи, что находящійся при работ крестьянскій мальчикъ Иванъ Вавиловъ, 12 лтъ, сметая пыль съ машины, по неосторожности, попалъ рукою въ колесо, при чемъ ему оторвало кисть руки. Больной отправленъ для излеченія въ больницу чернорабочихъ. Состояніе здоровья его, по заключенію врача, признано сомнительнымъ.
Карьера Ванюши кончилась. Ожиданія матери не сбылись!