Константин Васильевич Мочульский
Константин Васильевич Мочульский
Великие русские писатели XIX века
Великие русские писатели XIX века
* * *
* * *
—————————————————————
Толстой (1828-1910), Мочульский Константин Васильевич, Год: 1939
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Граф Лев Николаевич Толстой родился в селе Ясная Поляна Тульской губернии в 1828 году. Ему не было еще двух лет, когда умерла его мать, девяти лет он лишился отца. Его воспитывала тетя графиня Остен-Сакен и дальняя родственница Татьяна Александровна Ергольская. Семейные предания и воспоминания детства послужили будущему писателю неисчерпаемым источником вдохновения. И в ‘Детстве’ и ‘Отрочестве’, и в ‘Войне и мире’ Толстой рассказывает о своей семье, о патриархальной жизни барской усадьбы, о том ‘мире любви’, который окружал его в детстве. Князь Андрей Андреевич Болконский, умный и властный старик, живущий со своей дочерью княжной Марьей в поместье Лысые Горы, Николай Ростов и его семья — все эти незабываемые лица в романе ‘Война и мир’ взяты из Жизни и преображены в искусстве. Князь Болконский — дед писателя Николай Сергеевич Волконский, княжна Марья — его мать Мария Николаев- На’ Урожденная княжна Волконская, Николай Ростов — его отец, граф Николай Ильич Толстой, сирота Соня, живущая в доме Ростовых и самоотверженно любящая Николая, — это ‘Таничка’ Ергольская, заменившая детям мать после смерти Марии Николаевны. Даже француженка-компаньонка княжны Марьи, m-lle Буренн, существовала в действительности и носила имя m-lle Эниссиенн.
Детство Толстого мы видим в поэтическом отображении ‘Детства’ и ‘Отрочества’. Конечно, история семьи Иртеньевых не есть семейная хроника рода Толстых, правда и вымысел здесь тесно переплетаются, и все же это произведение в самом глубоком психологическом смысле вполне автобиографично. Это — правдивое воссоздание той ‘духовной атмосферы’, в которой развивался Толстой. Образ немца-учителя Карла Ивановича вдохновлен воспитателем детей Толстых Федором Ивановичем Ресселем, типы преданных дворовых слуг и ‘божьих людей’, рассказывающих о своих паломничествах, странников и юродивых (‘великий христианин Гриша’) изображены писателем по воспоминаниям раннего детства.
В 1836 году детей перевозят в Москву к бабушке, и они начинают серьезно учиться под руководством гувернера-француза Проспера Сен-Тома. Портрет этого холодного щеголя, жестокого и презрительного, подвергавшего детей телесным наказаниям, нарисован незабываемыми чертами в ‘Отрочестве’ (Сен-Жером). После смерти бабушки новая опекунша, тетка Толстых Юшкова увозит сирот в Казань — Толстой учится в университете восточным языкам и юридическим наукам, но лекции его не интерн суют: он увлекается балами и спектаклями.
В ‘Юности’ он описывает свою казанскую свет скую жизнь, успехи в обществе, кутежи с товарищами, свой аристократический снобизм и стремление к идеалу ‘comme il faut’. Но под этой пестрой и блестящей поверхностью жизни в нем происходит сложная ‘подземная’ работа. Он зачитывается Руссо, собирается писать сочинение о цели философии как науки жизни, составляет правила поведения (ходить в церковь, читать Евангелие, помогать нищим, выучить все науки, сделаться самым великим ученым во всей России и т. д.). Неудача на экзамене разочаровывает его в науке: он решает бросить университет, поселиться в деревне и заняться самообразованием.
Он мучительно недоволен собой и хочет посвятить всю свою жизнь нравственному совершенствованию. Его цель — деятельно осуществлять добро и приносить пользу людям. Толстой осознает себя моралистом и проповедником: 1847 год — возвращение в Ясную Поляну — есть момент его духовного рождения. В деревне он пытается улучшить быт крепостных, но первые же неудачи и затруднения охлаждают его пыл. Поиски ‘своего места’ в жизни нетерпеливы и капризны, отказавшись от призвания ученого, разочаровавшись в роли помещика — благодетеля крестьян, Толстой придумывает себе новое занятие — воевать с горцами на Кавказе. Его пылкое воображение было наполнено романтическими образами джигитов, черкешенок, осажденных аулов, перестрелок в диких ущельях, похищений чернооких пленниц, он бредил Бестужевым-Марлин- ским, Пушкиным, Лермонтовым. На Кавказе он Участвовал в боях, скучал в станицах, дружил со старым казаком Епишкой, проигрывался в карты, ходил на охоту и вел суровый дневник, в котором аккуратно записывал все свои ‘падения’ и бесплодные попытки исправления. Здесь, в простой избе в Старогладовской станице написал он ‘Детство’, ‘ Отрочество ‘, ‘ Казаки ‘.
Успех повести ‘Детство’, появившейся в 1852 году в некрасовском ‘Современнике’, утверждает его в намерении посвятить себя литературе. Жизнь на Кавказе кажется ему ‘в высшей степени нелепой’. Он искал военной славы, освобождения от дурных светских привычек — карт, вина, лени, чувственности, — общения с природой и с неиспорченными ‘детьми природы’ и ничего этого не нашел. Роль ‘романтического воина’ тоже не удалась ему. Он подает в отставку, ее не принимают: Россия объявила войну Турции. Произведенный в офицеры, Толстой принимает участие в осаде Силистрии и в ноябре 1857 года прибывает в Севастополь. Героические месяцы осады с эпической простотой описаны писателем в трех рассказах: ‘Севастополь в декабре, в мае и в августе’. Он видел ‘великие и славные’ вещи, смиренное величие русских солдат, их спокойное мужество и простую смерть, он радовался ‘настоящей жизни’ среди разрывающихся бомб и свистящих пуль и плакал, увидев французское знамя на полуразрушенном бастионе. ‘Благодарю Бога, — писал он, — что я видел этих людей и жил в это славное время!’
После падения Севастополя Толстой выходит в отставку и приезжает в Петербург, период его юности, полной военных тревог и приключений, кончается, наступает зрелость.
Литературная деятельность Толстого начинается без эпохи ученичества, подражаний и поисков своего пути. Он выступает с повестью ‘Детство’, написанной уверенно и литературно блестяще. Впоследствии он сурово осуждал излишнюю ‘литературность’ этого произведения и считал его неискренним. Но для своего времени живой и трогательный рассказ о детстве Николеньки Иртеньева казался ‘исповедью детской души’.
Конечно, психология маленького героя Толстого едва ли характерна для обыкновенного десятилетнего мальчика, но автор и не скрывает, что Николенька — мальчик необыкновенный. Он резко выделяется из группы детей, его окружающих, с братом Володей, сестрой Любочкой, с товарищем Сережей Ивиным и с ‘первой любовью’ — Сонечкой Валахиной у него сложные и странные отношения. Он тянется к ним, подражает и завидует их непосредственным натурам, хочет быть как они, и в то же время чувствует, что он на них не похож и что все его попытки войти в их жизнь — бесплодны. Духовное одиночество исключительной личности, постоянно себя анализирующей, остро и глубоко осознающей свою особенную судьбу, — основное чувство Николеньки. Он живет в своем внутреннем мире, как мечтатель, одаренный творческой силой воображения и ненасытной жаждой любви, но он никого не может ввести в этот мир, и роковая замкнутость становится для него источником страданий. Он неловок, мнителен, болезненно-застенчив и самолюбив. Гордая самоуверенность уживается в нем с припадками ненависти и отвращения к самому себе. Он приходит в отчаяние от своей непривлекательной наружности, от неумения вести себя в обществе, от своего равнодушия к близким людям. Его сознание раздвоено: ‘я’ наблюдающее строго следит за ‘я’ действующим и иронизирует над ним. Поразительно показана эта работа двойного сознания в сцене у гроба матери. Чувства и мысли Николеньки протекают как бы в двух планах: он пламенно отдается какой-нибудь страсти и хладнокровно рассуждает о ней, как о чем-то постороннем
В ‘Юности’ рассказывается о глубоком религиозном порыве, охватившем Николеньку после исповеди, нельзя сомневаться, что переживание его было глубоко и искренне, а между тем и оно становится объектом наблюдения, любования, эстетической оценки. Возвращаясь из монастыря, он рассказывает о своем состоянии извозчику, чтобы еще увеличить расстояние между внутренним чувством и внешним наблюдением. Понятно, что при такой сознательности каждого душевного явления для Николеньки самым мучительным вопросом является вопрос об искренности. Толстой всю жизнь искал правды, прежде всего своей правды, и беспощадно разрушал все, что казалось ему ложью и самообманом. Эта страсть к разрушению связана с глубочайшими свойствами его раздвоенности. Толстой правдой называл цельность, и именно эта цельность была для него недостижима.
‘Детство’ составляет часть большого автобиографического произведения ‘История четырех эпох’, которое осталось недописанным. После ‘Детства’ появилось продолжение под названием ‘Отрочество’. Третья часть — ‘Юность’ обрывается на драматическом эпизоде провала на экзамене. Автор обещает рассказать о ‘своем моральном развитии в более счастливой половине юности’, но это обещание он не сдержал. Война на Кавказе и в Крыму увела его от воспоминаний прошлого и открыла перед ним новый живописный мир настоящего.
В ‘Севастопольских рассказах’ Толстой изображает три момента ‘великой и грустной эпопеи Севастополя, которой героем был русский народ’. Это — подчеркнуто простой и деловой рассказ очевидца, стремящегося сказать всю правду о войне. Герои осады показаны обыкновенными людьми, со всеми человеческими слабостями и недостатками. Штабс-капитан Михайлов способен под пулями неприятеля отправиться спасать товарища, и он же на гулянье тщеславится тем, что ходит под руку с ‘аристократами’. Автор беспощадно разрушает романтическую традицию ‘героизма’, война — не красивое, блистательное зрелище ‘с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, ее настоящее выражение в крови, в страданиях, в смерти’.
Автор ‘Войны и мира’ и ‘Анны Карениной’, неутомимый разрушитель всякой красивой лжи, сокрушитель кумиров и разоблачитель ‘возвышающих обманов’ уже осознал себя в ‘Севастопольских рассказах’. Нарядному и фальшивому романтизму он противопоставляет суровый, трезвый реализм. ‘Герой моей повести, — пишет он, — которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, — правда’. Эта аскетическая борьба за правду начинается разрушением ложного искусства и кончается уничтожением искусства вообще. Толстой вступает на роковой путь, приводящий его к полному нигилизму — эстетическому, культурному и общественному.
В повести ‘Казаки’ богатый и развращенный светской жизнью юноша Оленин отправляется на Кавказ с неясными мечтами о новой чистой жизни.
Внешне он похож на байронических героев Пушкина и Лермонтова, разочарованных, тоскующих по воле ‘бегущих из душных городов’ на лоно девственной природы. Но Оленин не байронист, он ищет смысла жизни в ‘нравственном законе’, он охвачен ‘моральным порывом’ и хочет жить по правде. Жизнь казаков, простая, грубая, здоровая, поражает его своей близостью к природе. Эти люди ‘живут, как живет природа’, — и они счастливы. Мудрость целостной жизни воплощается для него в образе казачки Марьяны, которая ‘как природа ровна, спокойна и сама в себе’.
Перед нами та же тоска одинокого, раздвоенного человека, которую мы наблюдаем в Николеньке (‘Детство’, ‘Отрочество’). Выйти из заколдованного круга личности, раствориться в стихийной общей жизни, отдать себя любви к женщине, к народу, к земле — вот о чем тоскует замкнутая душа мечтателя. И ему кажется, что любовь к прекрасной казачке, ‘величавой, счастливой женщине’, освободит его и спасет. ‘Я не имею своей воли, — пишет он, — а через меня любит ее какая-то стихийная сила, весь мир Божий. Я люблю ее не умом, не воображением, а всем существом своим. Любя ее, я чувствую себя нераздельной частью всего счастливого Божьего мира’. Конечно, все это мечта и мечта неосуществимая: Марьяна не любит Оленина. Но если бы она и полюбила его, он не стал бы счастливее.
Райское блаженство первобытной жизни — плод его воображения. Казаки — не прародители в Эдеме, а темные люди, с дикими нравственными понятиями, воры, разбойники, пьяницы. И мечтатель Разочаровывается. Жить, ‘как живет природа’, как живут ‘дети природы’ казаки, — совсем не соответствует идеалу нравственного самосовершенствования. Казак Лукашка шепчет молитву, стреляя в чеченца, и восклицает: ‘Ну, слава тебе, Господи, кажется, убил’, а ‘вор-Ерошка’ рекомендует себя: ‘Пьяница, вор, табуны в горах отбивал, песенник, на все руки был’.
Оленин—Толстой как рассудочный моралист такого ‘смысла жизни’ принять не может. Он остается меж двух берегов: от ‘ложной’ культурной жизни он оттолкнулся, но к жизни первобытной, руководимой страстями и инстинктами, не пристал. Такова первая стадия толстовского ‘возвращения к природе’ по стопам обожаемого учителя Жан-Жака Руссо. Культура осуждена и отвергнута, но та ‘природа’, с которой надо слиться, еще не найдена. Молодой писатель еще отравлен романтизмом, ему нужен пышный, экзотический пейзаж, живописный воинственный народ. Процесс ‘опрощения’ завершится, когда Толстой откроет скудную природу средней России, смиренного русского мужика с его религиозной правдой. Тогда ‘вор-Ерошка’ уступит место своему духовному брату — Платону Каратаеву в ‘Войне и мире’.
Прожив год в Петербурге и сблизившись с кружком журнала ‘Современник’, Толстой поселяется в Ясной Поляне и занимается хозяйством. Он совершает два заграничных путешествия (в 1857 и 1860 годах), изучает постановку школьного дела, знакомится со знаменитыми педагогами, посещает училища и музеи. Но европейская жизнь возбуждает в нем негодование, а методы обучения кажутся нелепыми. Он создает свою собственную систему, открывает народную школу и выпускает педагогический журнал ‘Ясная Поляна’.
В 1862 году писатель женится на дочери московского врача Софье Андреевне Берс. Историю своей влюбленности, сватовства и женитьбы он описал впоследствии в романе ‘Анна Каренина’. Константин Левин, молодой помещик, собирающийся написать книгу об экономических условиях в России, сближающийся с крестьянами и сам работающий в поле, во многом похож на автора. Княжна Китти Щербацкая, его невеста, а потом жена, из мечтательной светской девушки превращающаяся в домовитую хозяйку и самоотверженную мать, близка к образу правдивой и энергичной Софьи Андреевны.
Около двадцати лет длился период спокойной и счастливой семейной жизни, наполненной заботами о большом хозяйстве, самообразованием и напряженным литературным трудом. За это время были созданы величайшие художественные произведения: ‘Война и мир’ (1864—1869) и ‘Анна Каренина’ (1873—1876).
В русской литературе нет романа более грандиозного по замыслу, обширного по размерам и совершенного по построению, чем ‘Война и мир’. Толстой задумал первоначально роман ‘Декабристы’, но, чтобы воссоздать эпоху двадцатых годов, он переходит мыслью к прошлому своих героев и наконец остановился на времени войн с Наполеоном. Перед нами — эпопея русской жизни, художественное претворение одного из самых драматических периодов истории России в поэму о русском народе, о его таинственных судьбах, о его национальном духе.
Толстой проводит перед нами ряд могучих и ярких личностей, отважных бойцов, вождей, полководцев, государственных деятелей, мыслителей и творцов культуры, но все это — только блистательная поверхность картины: под ней скрывается единственный и подлинный герой поэмы — смиренный и простой русский народ. Не царь со своими министрами и дипломатами, не генералы со своими адъютантами, не аристократические салоны, не дворянские усадьбы победили Наполеона — его сокрушила духовная сила народа, ополчившегося против ‘антихриста’. Толстой всегда противопоставляет образованному, светскому обществу народную ‘общину’, началу личному — начало народное. И эта тенденциозность не вредит правдивости его изображения, так как он горячо верит, что это не его личная, субъективная правда, а правда самой жизни. Он убежден, что факты говорят за себя, что беспристрастное изображение действительности открывает ‘народную правду’ во всей ее простоте.
Стремление к объективности изменяет автору только в одном случае: описывая Наполеона, он сознательно унижает его, в его холодной иронии чувствуется личная неприязнь, во всем остальном Толстой соблюдает ‘справедливость’: у него нет святых и героев — все люди, даже изображая любимые им народные типы, он не идеализирует их. Если художник всегда судья, то автор ‘Войны и мира’ вполне заслуживает имени ‘судьи праведного’. В романе Толстого сталкиваются не только две страны — Франция и Россия, два сословия — дворянство и народ, две культуры — европейская и русская, но и два религиозных мировоззрения.
Дух человекобожества, демонической гордыни сильной личности борется ‘с духом простоты и правды’, с христианским смирением русского народа. Первый воплощен в великом гении, сыне революции и сокрушителе тронов Наполеоне, второй — в ‘обыкновенном человеке’ Кутузове. Первый сам себя венчает императором и мнит себя вершителем судеб мира, он — Цезарь, он — Бог. Второй, ‘постигая волю Провидения, подчиняет ей свою личную волю’, он представитель ‘бессознательной, общей, роевой жизни человечества’, и в этом его мудрость и праведность. ‘Кутузов, — пишет Толстой, — никогда не говорил о веках, которые смотрят с высоты пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые, обыкновенные вещи’.
Таков религиозно-философский смысл романа Толстого. Им завершается огромный и блестящий период европейской культуры, начавшийся с эпохи Ренессанса и увенчанный величественной фигурой Наполеона. Постепенное освобождение личности от всех форм зависимости — социальной, религиозной, нравственной — закончилось бунтом сильного, богоподобного человека против общества, морали и религии. Романтический герой — мятежник, индивидуалист и богоборец. Своей волей и разумом он хочет перестроить весь мир.
Толстой, охваченный предчувствием грядущих катастроф — мировых войн и социальных революций, — пытается вернуть человечество к истокам его культурной жизни, к коллективному сознанию, к началу ‘роевому, стихийному’. Личность должна перестать быть личностью и слиться с океаном мировой безличной жизни. От нее требуется бессознательность и смирение.
Диагноз Толстого правилен, но предлагаемое им лечение хуже самой болезни. Человечество не может зачеркнуть века своего духовного развития, не может вернуться в первобытное состояние, не может и не должно отречься от личности, свободы воли и творчества, чтоб превратиться в пассивно-бессмысленное стадо. Толстой не верил в человека, отвергал ‘несуществующую свободу’ и свой чисто буддийский фатализм прикрывал туманным понятием Провидения. Самое поразительное — это его истолкование могучего религиозно-исторического порыва русского народа в 1812 году как торжества пассивности.
Толстой поставил проблему индивида и ‘целого’, подчеркнул необходимость религиозного обоснования личности — ив этом его огромная заслуга. С него начинается ‘кризис гуманизма’, который в наше время дошел до трагического обострения. Мыслители нашей эпохи, равно отвергая крайности индивидуализма и коллективизма, прокладывают путь Церковной соборности.
Но там, где ошибается Толстой-философ, непогрешим Толстой-художник. Солдат Платон Каратаев, встреча с которым в занятой французами Москве произвела переворот в ищущем правды Пьере Безухове, задуман автором как параллель к ‘народному герою’ Кутузову, он тоже человек без личности, пассивно отдающийся событиям. Таким видит его Пьер, т. е. сам автор, но читателю он представляется иным. Не безличность, а необыкновенное своеобразие его личности поражает нас. Его меткие словечки, прибаутки и поговорки, его постоянная деятельность, его светлое веселие духа и чувство красоты (‘благообразие’), его деятельная любовь к ближним, смирение, жизнерадостность и религиозность складываются в нашем представлении не в образ безличной ‘части целого’, а в изумительное по цельности лицо народного праведника. Платон Каратаев — такой же ‘великий христианин’, как и юродивый Гриша в ‘Детстве’. Толстой интуитивно почувствовал его духовное своеобразие, но его рационалистическое объяснение скользнуло по поверхности этой мистической души.
В ‘Войне и мире’ события семейной и личной жизни героев происходят на широком фоне исторических событий. Толстой изображает императора Александра I, Кутузова, Сперанского, Наполеона и его маршалов, описывает поход русских в Пруссию (всемирно известна батальная картина боя под Аустерлицем), вторжение французов в Россию, Бородинское сражение и взятие Москвы, вступление союзных войск в Париж, конец романа отнесен к 1820 году. Автор перечитал множество исторических книг и мемуаров современников, он понимал, что задача художника не совпадает с задачей историка и, не стремясь к полнейшей точности, хотел создать дух эпохи, своеобразие ее жизни, живописность ее стиля.
Конечно, исторические лица Толстого несколько модернизированы: часто они говорят и думают, к современники автора. Но это подновление старо неизбежно при творческом восприятии историке кого процесса как непрерывного, жизненного по ка. В противном случае получается не художественное произведение, а мертвая археология. Автор ничего не придумывал — он только выбирал то, что ему казалось наиболее показательным. ‘Везде, — пишет Толстой, — где только в моем романе говорят и действуют исторические лица, я не выдумывал, а пользовался материалами, из которых у меня во время моей работы образовалась целая библиотека книг’.
Для ‘семейных хроник’, помещенных в исторические рамки наполеоновских войн, он пользовался фамильными воспоминаниями, письмами, дневниками, неопубликованными записками. Сложность и богатство ‘человеческого мира’, изображенного в романе, можно сравнить только с галереей портретов многотомной ‘Человеческой комедии’ Бальзака. Толстой дает более 70 подробных характеристик, намечает несколькими штрихами множество второстепенных лиц — и все они живут, не сливаются друг с другом, остаются в памяти. Одной остро схваченной деталью определяется фигура человека, его характер и поведение. В приемной умирающего графа Безухова один из наследников — князь Василий в растерянности ходит на цыпочках. ‘Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом’. И в этом подпрыгивании сказывается вся натура сановного и властного князя. Внешняя черта приобретает у Толстого глубокое психологическое и символическое звучание. У него Несравненная острота зрения, гениальная наблюдательность, почти ясновидение. По одному повороту головы или движению пальцев он угадывает человека. Каждое чувство, даже самое мимолетное, немедленно воплощается для него в телесном знаке, Движение, поза, жест, выраженье глаз, линия плеч, дрожание губ читаются им как символ души. Отсюда то впечатление душевно-телесной цельности и пол ноты, которое производят его герои. В искусстве создания живых людей с плотью и кровью, дышащих, движущихся, отбрасывающих тень, Толстой не имеет себе равных.
В центре действия романа поставлены две дворянские семьи — Болконских и Ростовых. Старший князь Болконский, генерал-аншеф екатерининских времен, вольтерьянец и умный барин, живет в имении Лысые Горы с дочерью Марьей, некрасивой и уже немолодой. Отец страстно ее любит, но воспитывает сурово и мучит уроками алгебры. Княжна Марья ‘с прекрасными лучистыми глазами’, с застенчивой улыбкой — образ высокой духовной красоты. Она безропотно несет крест своей жизни, молится, принимает ‘Божьих людей’ и мечтает сделаться странницей… ‘Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе любви и самоотвержения, преподанном ей Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда Сам Он — Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и она это делала’. И все же ее иногда волнует надежда на личное счастье, ей хочется иметь семью, детей. Когда надежда эта осуществляется и она выходит замуж за Николая Ростова, душа ее продолжает стремиться к ‘бесконечному, вечному совершенному ‘.
Брат княжны Марьи, князь Андрей не похож на сестру. Это — сильный, умный, гордый и разочарованный человек, чувствующий свое превосходство над окружающими, тяготящийся своей щебечущей, легкомысленной женой и ищущий практически полезной деятельности. Он сотрудничает со Сперанским в комиссии по составлению законов, но скоро устает от этой отвлеченной кабинетной работы. Его охватывает жажда славы, он отправляется в поход 1805 года и, как Наполеон, ожидает своего ‘Тулона’ — возвышения, величия, ‘людской любви’. Но вместо ‘Тулона’ его ждет поле Аустерлица, на котором он лежит раненый и смотрит в бездонное небо. ‘Все пусто, — думает он, — все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения ‘.
Вернувшись в Россию, он поселяется в своем имении и погружается в ‘тоску жизни’. Смерть жены, измена Наташи Ростовой, которая казалась ему идеалом девичьей прелести и чистоты, повергают его в мрачное отчаянье. И только медленно умирая от раны, полученной в Бородинском бою, перед лицом смерти он находит ту ‘правду жизни’, которую всегда так безуспешно искал: ‘Любовь есть жизнь, — думает он. — Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Любовь есть Бог, и умереть — значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику’.
Сложные отношения связывают семью Болконских с семейством Ростовых. Николай Ростов — Цельная, непосредственная натура, вроде Ерошки в ‘Казаках’ или брата Володи в ‘Детстве’. Он живет без вопросов и сомнений, у него ‘здравый смысл посредственности’. Прямой, благородный, храбрый, веселый, он удивительно привлекателен, несмотря Па свою ограниченность. Конечно, ему не понять Мистической души своей жены Марьи, но он умеет создать счастливую семью, воспитать добрых и честных детей.
Его сестра Наташа Ростова — один из самых обаятельных женских образов Толстого. В жизнь каждого из нас она входит как любимый и близкий друг. От ее оживленного, радостного и одухотворенного лица исходит сияние, освещающее все вокруг нее. Когда она появляется, всем становится весело, все начинают улыбаться. Наташа полна таким избытком жизненной силы, таким ‘талантом жизни’, что ее капризы, легкомысленные увлечения, эгоизм молодости и жажда ‘наслаждений жизни’ — все кажется очаровательным. Она постоянно в движении, опьянена радостью, вдохновлена чувством, она не рассуждает, ‘не удостаивает себя быть умной’, как говорит о ней Пьер, но ясновидение сердца заменяет ей ум. Она сразу же ‘видит’ человека и метко его определяет. Когда ее жених Андрей Болконский уезжает на войну, Наташа увлекается блестящим и пустым Анатолем Курагиным. Но разрыв с князем Андреем и затем смерть его переворачивают всю ее душу. Ее благородная и правдивая натура не может простить себе этой вины. Наташа впадает в безысходное отчаяние и хочет умереть. В это время приходит весть о гибели на войне ее младшего брата Пети. Наташа забывает о своем горе и самоотверженно ухаживает за матерью — и это спасает ее.
‘Наташа думала, — пишет Толстой, — что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни — любовь — еще жива в ней. Проснулась любовь и проснулась жизнь’. Наконец она выходит замуж за Пьера Безухова и превращается в чадолюбивую мать и преданную жену: отказывается от всех ‘наслаждений жизни’, которые так страстно любила раньше, и всей душой отдается своим новым, сложным обязанностям. Для Толстого — Наташа есть сама жизнь, инстинктивная, таинственная и святая в своей природной мудрости.
Идеологическим и композиционным центром романа является граф Пьер Безухов. К нему стягиваются все сложные и многочисленные линии действия, идущие от двух ‘семейных хроник’ — Болконских и Ростовых, он явно пользуется наибольшей симпатией автора и наиболее близок ему по душевному складу. Пьер принадлежит к людям ‘ищущим’, напоминает Николеньку, Нехлюдова, Оленина, но более всего самого Толстого. Перед нами проходят не только внешние события жизни, но и последовательная история его духовного развития. Пьер воспитан в атмосфере идей Руссо, он живет чувством и склонен к ‘мечтательному философствованию’. Он ищет ‘правду’, но по слабоволию продолжает вести пустую светскую жизнь, кутить, играет в карты, ездит на балы, нелепая женитьба на бездушной красавице Элен Курагиной, разрыв с ней и дуэль с бывшим приятелем Долоховым производят в нем глубокий переворот. Он увлекается масонством, думает найти в нем ‘внутреннее успокоение и согласие с самим собой’. Но скоро наступает разочарование: филантропическая деятельность масонов кажется ему недостаточной, их пристрастие к мундирам и пышным церемониям возмущает его. На него находит нравственное оцепенение, панический страх жизни.
‘Запутанный и страшный узел жизни’ душит его. И вот на Бородинском поле он знакомится с русским народом — новый мир открывается ему. Духовный кризис подготовлен потрясающими впечатлениями, внезапно на него обрушившимися: он видит пожар Москвы, попадает в плен, проводит несколько дней в ожидании смертного приговора присутствует при казни. И тут он встречает ‘русского, доброго, круглого Каратаева’. Радостный и светлый, он спасает Пьера от духовной смерти и приводит его к Богу. ‘Прежде он искал Бога в целях, которые он ставил себе, — пишет Толстой, и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уже говорила нянюшка, что Бог — вот Он, тут, везде. Он в плену узнал, что Бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной’.
Религиозное вдохновение охватывает Пьера, все вопросы и сомнения исчезают, он не думает больше о ‘смысле жизни’, ибо смысл уже найден: любовь к Богу и самоотверженное служение людям. Роман завершается картиной полного счастья Пьера, женившегося на Наташе Ростовой и ставшего преданным мужем и любящим отцом.
‘Война и мир’ кончается на грани двадцатых годов, эпохи возникновения тайных обществ и подготовки восстания декабристов.
Автор намечает завязку нового романа: Пьер и молодой Болконский, сын князя Андрея — будущие декабристы. Но этот замысел остался неосуществленным: Толстой начал писать историю трагической любви женщины из высшего петербургского общества. Анна Каренина, вышедшая без любви за важного бюрократа-сановника, бессильна бороться со своей страстью к молодому гвардейскому офицеру Вронскому, она изменяет мужу, бросает сына и уезжает с Вронским за границу. Но ее благородно-честная и прямая натура не выносит ложного и постыдного положения, самодовольный и ограниченный Вронский не понимает ее нравственных страданий и начинает тяготиться ее мучительной любовью. Страшный узел своей загубленной жизни Анна рассекает самоубийством.
Действие романа происходит в современную автору эпоху, блестящие картины аристократического петербургского общества сменяются несравненными по жизненности описаниями высшего московского света и поэтическими сценами деревенского быта. Параллельно и контрастно к несчастному роману Карениной и Вронского развивается счастливая любовь Китти и Левина.
Толстой с трудом дописал ‘Анну Каренину’: в нем уже назревал тот духовный перелом, который расколол его жизнь на две половины.
Между 1873 и 1875 годом умирают трое из его детей, его вторая мать Татьяна Александровна Ергольская и тетка Пелагея Юшкова. Софья Андреевна заболевает с горя, кашляет кровью, думает о смерти. Толстой чувствует, что все рушится вокруг него: перед лицом смерти все кажется бессмысленным. Любовь, красота, искусство не могут спасти от отчаянья. В ‘Исповеди’ писатель с потрясающей силой изображает страшную муку, через которую прошла его душа. Не размышления о конце, а реальный опыт смерти привел его к новой вере. Жизнь, которой он жил до сих пор, представилась ему нелепым, трагическим фарсом, и он хотел убить себя. Ему приходилось прятать веревку, не ходить одному на охоту — так непреодолимо было искушение самоубийства.
И тут встреча с простым крестьянином решила его судьбу. Он понял, что немудрым и неученым людям открыта тайна, недоступная ему, писателю и аристократу, что бессмысленна не жизнь вообще а его личная жизнь — безбожная, праздная и богатая. У него появилась страстная жажда приобщиться к народной вере, он принялся ревностно соблюдать все обряды православной церкви, ходить к обедне, поститься, но этот церковный период продлился недолго, в 1879 году он причастился в последний раз. Обманывать самого себя долее он был не в силах: принимая всей душой христианскую мораль, он не мог разделить христианскую веру народа. Таинства, чудеса, догматы были ему непонятны и чужды. Он не мог себе реально представить воскресения Христа, а поэтому не мог в него и поверить. После мучительной внутренней борьбы он должен был признать, что христианская религия — не его вера. Отвергая церковь, божественность Иисуса Христа и всю мистическую основу христианства, Толстой сохраняет только моральное учение Спасителя. Главное положение его религиозно-нравственной проповеди взято из Евангелия: ‘Вы слышали, что было сказано древним: ‘око за око и зуб за зуб’. А я говорю вам: не противьтесь злу’.
В книге ‘В чем моя вера?’ Толстой призывает людей к исполнению Божьего закона: он заключается в труде, терпении, отречении от мирских благ и любви к ближнему. Мир лежит во зле, культура построена на несправедливости и неравенстве. Потому, не противясь злу, нужно уходить от него.
Учение Толстого — отрицательно: по духу оно родственно буддизму, отвергается церковь, государство, суд, военная служба, вся светская цивилизация, наука и искусство, проповедуется опрощение, физический труд, трезвость и вегетарианство.
Яснополянский учитель — моралист и рационалист: он убежден, что люди несчастны, потому что заблуждаются, что надо им растолковать их ошибки, и тогда они поймут и станут добродетельными. По его мнению, ‘Христос учил нас не делать глупостей’.
Тридцать лет неустанно, словом и делом, проповедовал он свое учение: оно распространилось не только по всей России, но и по всему миру. Ясная Поляна стала духовным центром, куда съезжались ‘толстовцы’ со всех концов света. Авторитет писателя был так велик, что правительство, несмотря на все свое несочувствие к его деятельности, не решалось стеснить свободу его проповеди: оно ограничивалось только преследованием наиболее рьяных его последователей.
Самое замечательное в дидактических писаниях Толстого после 1880 года — это ясный, точный и простой язык. Освобожденный от всякой книжности и ‘литературности’, он во всей своей могучей логике и сдержанном пафосе поднимается на высоту философского рассуждения и иронического обличения. Длинные и сложные фразы построены с математической точностью. Толстой создал язык для отвлеченной мысли. Но мысль его всегда возвращается к конкретному факту, к показательному частному случаю, к рассказу, иносказанию и притче. Нет в мировой литературе более парадоксального сочинения, чем его статья ‘Что такое искусство?’. А между тем, несмотря на ложность основной идеи, этот дышащий ненавистью памфлет заключает в себе множество глубочайших и остроумнейших наблюдений и оценок. Разрушая искусство, великий художник создает новое произведение искусства.
Впрочем, осудив все свои прежние писания как безнравственные и развращенные, Толстой все же не мог окончательно отречься от художественного творчества: он пишет большой роман ‘Воскресение’ — трагическую историю Катюши Масловой, соблазненной и брошенной молодым помещиком Нехлюдовым. Моральная тенденция нарушает эстетическое единство этого произведения: повсюду видна рука автора, упорно ведущая действующих лиц по путям, заранее для них приготовленным. Нет непосредственности в повествовании, насыщенном поучениями. Роман ‘Воскресение’, задуманный как синтез ‘толстовства’, как полное раскрытие ученья в жизни, обнаружил всю сухую и безжизненную отвлеченность толстовской веры. И все же в этом неудачном произведении встречаются страницы по-истине гениальные.
Из повестей последнего периода ‘Смерть Ивана Ильича’ и ‘Хаджи-Мурат’ принадлежат к совершеннейшим созданиям Толстого. Сила психологического анализа и искусство воссоздания полноты жизни описанием ‘выразительных’ деталей сосредоточены здесь в немногих страницах, доведенных до высокой напряженности при крайней экономии средств. Рассказы, написанные для народа, очищены от всех ‘литературных соблазнов’. Они крепки, аскетически просты и библейски величественны. Толстой считал, что история Иосифа, проданного братьями в Египет, — лучшее художественное произведение мировой литературы, и старался подражать повествовательному стилю Библии. Рассказы его полны силы, драматизма и философской значительности. Толстой последнего периода приближается к классической ясности, самоограничению, мудрой простоте.
Самые известные из пьес Толстого — ‘Власть тьмы’ и ‘Плоды просвещения’. Первая — мрачная трагедия из крестьянской жизни, перегруженная излишними подробностями ‘быта’, вторая — веселая комедия, высмеивающая светское общество, праздное, легкомысленное и суеверное. У Толстого не было ни любви к театру, ни особого драматического дарования. Его пьесы — скорее драматизированные повести.
В 1882 году Толстой принял участие в переписи населения в Москве, посещал трущобы, ночлежные дома, приюты нищеты. В книге ‘Так что же нам делать?’ он доказывает бессмысленность ‘благотворительности’. Богатые только тогда могут помочь бедным, когда они перестанут быть богатыми. Они виноваты в том, что их братья гибнут в нищете и разврате, богатство, имущество, деньги — величайшее зло и проклятие. А между тем Толстой жил в роскоши, был богатым помещиком и получал громадные гонорары за свои сочинения.
Разлад между убеждениями и жизнью с каждым годом переживался им все мучительнее, он отдал имение семье, отказался от авторских прав, носил простое крестьянское платье, сам шил себе сапоги и все же чувствовал, что это ‘опрощение’ могло казаться простой причудой пресыщенного барина и что вокруг него, в семье, продолжалась та же богатая ‘грешная’ жизнь. После бесчисленных драматических столкновений с женой и детьми, после объяснений, разрывов, слез, попыток к самоубийству и ужасных душевных терзаний он решился наконец покончить с ‘неправдой’ своей жизни и 28 октября 1910 года бежал из Ясной Поляны. Внезапная болезнь принудила его остановиться на станции Астапово, недалеко от монастыря Оптина Пустынь. Здесь 7 ноября 1910 года он скончался.
Источник текста: Великие русские писатели XIX в. / К. В. Мочульский, Предисл. Луиджи Магаротто. — М. : Алетейя, 2000. — 158 c.