Тирольские элегии, Гавличек Карел, Год: 1871 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПОЭЗІЯ СЛАВЯНЪ

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ

ИЗДАННЫЙ ПОДЪ РЕДАКЦЕЮ
НИК. ВАС. ГЕРБЕЛЯ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

1871

ЧЕШСКЕ ПОЭТЫ.

Б. ГАВЛИЧЕКЪ.

Карлъ Гавличекъ (Havel Borovsky), извстный чешскій поэтъ и журналистъ, родился 19-го (31-го) октября 1821 года въ Боров, близь Нмецкаго Брода. Сынъ тамошняго купца, Гавличекъ получилъ первоначальное образованіе подъ надзоромъ мстнаго декана Брузска, затмъ, на десятомъ году, былъ посланъ отцомъ въ Иглаву — учиться нмецкому языку. Гимназическій курсъ прошолъ онъ въ Нмецкомъ Брод, посл чего, въ 1838 году, отправился въ Прагу, гд около двухъ лтъ слушалъ философію въ тамошнемъ университет. Въ 1840 году, по желанію отца, вступилъ въ Пражскую архіепископскую семинарію, но вскор своими остроумными выходками и сатирическими стишками заявилъ себя такимъ плохимъ теологомъ, что долженъ былъ оставить семинарію, въ удовольствію своему и своихъ наставниковъ. Впослдствіи онъ отправился въ Москву, гд прожилъ два года въ качеств гувернера при дтяхъ профессора Шевырева. Здсь онъ попалъ въ кругъ русскихъ славянофиловъ и вскор сошолся съ главнйшими изъ нихъ: Хомяковымъ, Погодинымъ, Бодянскимъ и другими. Пребываніе въ Россіи было для Гавличка во многихъ отношеніяхъ весьма полезно, давъ ему возможность познакомиться короче съ русскою жизнью, какъ въ высшемъ обществ, такъ и въ народ. Говорятъ, жизнь въ Москв оставила свой слдъ на его развитіи: критическій и оппозиціонный характеръ его ума опредлился здсь еще боле, онъ лучше привыкъ понимать между-славянскія отношенія и сильне ненавидть насиліе и произволъ. Въ 1845 году онъ вернулся въ Прагу. Свою литературную дятельность онъ началъ статьями и письмами о Россіи, которыя въ первый разъ знакомили чешскихъ читателей съ настоящимъ положеніемъ русской дйствительности. Въ 1846 году онъ сталъ редакторомъ ‘Пражскихъ Новинъ’ и ‘Пчелы’, выходившей вмст съ ними. Благодаря его таланту, популярность его съ этого времени стала увеличиваться все боле и боле, а вмст съ тмъ стало возростать и его вліяніе на публику. Австрійское правительство собиралось уже запретить его журналъ, когда мартовская революція совершенно развязала ему руки. Онъ принималъ самое дятельное участіе въ чешскихъ событіяхъ 1848 и 1849 годовъ. Едва всть о событіяхъ въ Вн достигла Праги, какъ Гавличекъ уже хлопоталъ объ изданіи новаго журнала — и вскор ‘Народныя Новины’ появились за его подписью. Журналъ этотъ, имвшій огромное вліяніе на чешское общество, смло можно назвать лучшимъ изъ славянскихъ политическихъ изданій, когда-либо выходившихъ въ Австріи. Въ своихъ политическихъ мнніяхъ Гавличекъ держался первой конституціи и программы Палацкаго, но въ этихъ предлахъ онъ былъ упорнымъ защитникомъ народнаго права отъ всякимъ враждебныхъ покушеній. Октоированная конституція 4-го мая 1849 года, заключавшая въ себ смяна послдовавшей затмъ реакціи, встртила въ Гавличк самаго горячаго противника. Правительство потребовало его въ суду, но присяжные оправдали его. Затмъ, начались преслдованія, завершившіеся въ 1850 году запрещеніемъ журнала. Гавличекъ перехалъ въ Кутную-Гору, такъ-какъ въ Праг изданіе журнала было невозможно по ея осадному положенію, и сталъ издавать тамъ ‘Славянина’, но борьба была уже невозможна. Въ март 1851 года Гавличку былъ запрещенъ въздъ въ Прагу, потомъ запретили ‘Славянина’ и успокоились только тогда, когда Гавличекъ былъ сосланъ въ крпость Бриксенъ, въ Тирол. Тамъ-то написалъ онъ свои знаменитыя ‘Тирольскія Элегіи’. Это прекрасное стихотвореніе, исполненное поэзіи и юмора, иметъ три перевода на русскій языкъ (Гильфердинга, Минаева и Берга), изъ которыхъ послдній сдланъ для нашего изданія и помщается здсь въ первый разъ. Въ ссылк постигла его тяжкая болзнь, ему позволили хать на чешскія минеральныя воды, но въ Прагу онъ вернулся только наканун смерти, послдовавшей 17-го (29-го) іюля 1855 года. Послднимъ трудомъ Гавличка, напечатаннымъ при его жизни, были ‘Повсти’, переведенныя изъ Вольтера. Кром того, осталась ненапечатанною его юмористическая легенда изъ русской исторіи ‘Крестъ св. Владиміра’. ‘Гавличекъ — говоритъ Пыпинъ — былъ несомннно большой талантъ, и въ короткій періодъ своей дятельности онъ сдлалъ очень много для воспитанія общества въ томъ направленіи, въ которому оно было приготовлено всего меньше въ своихъ національныхъ заботахъ — въ направленіи политическомъ. Его ясный умъ, простота пониманія и изложенія, остроуміе и юморъ давали ему большое вліяніе на массу, и дятельность Гавличка тмъ замчательне исторически, что въ его пониманіи было очень много здраваго практическаго смысла, который удалялъ его отъ мечтательнаго фантазерства’.

ТИРОЛЬСКЯ ЭЛЕГИ.

Тускло въ неб свтитъ мсяцъ

Сквозь туманъ и мракъ.

Какъ теб сдается Бриксенъ?

Что косишься такъ?

Не сходи покамстъ съ неба,

Не ложися спать:

Дай съ тобой мн, другъ мой мсяцъ,

Слова два сказать.

Я не здшній: чай по рчи

Могъ ты въ пять минутъ

Угадать! ни treu, ни bieder —

Я… въ ученьи тутъ!

Я изъ края музыкантовъ:

Флейтщикомъ я былъ,

Да игрой моею внцамъ

Я не угодилъ.

Чтобъ поспать порядкомъ посл

Должностной возни,

Разъ отправили жандарма

Къ флейтщику они…

Слышу, кто-то у постели

Шпорами трень-брень,

Въ два иль три часа поутру,

Молвитъ: ‘добрый день!’

А за нимъ народу куча —

Каски, кивера,

Пышно шитые мундиры,

Сабли у бедра.

‘Встаньте, господинъ редакторъ,

Будетъ почивать!

Но не бойтесь: мы хоть ночью,

Но — не воровать!

‘Мы — коммиссія. Вся Вна

Кланяется вамъ.

Все ли въ добромъ вы здоровь?

Рады ли гостямъ?

‘Бахъ въ особенности низко.

Кланяться веллъ,

Можетъ, самъ бы къ вамъ пріхалъ:

Очень-много длъ!’

Я учтивъ при всякой встрчи —

Говорю: ‘сейчасъ!

Я готовъ, коли угодно,

Выслушать приказъ,

‘Но позволить, meine herren,

Прежде вы должны

Мн надть по-крайней-мр

Галстукъ и штаны!’

Тутъ я началъ одваться…

Только мой бульдогъ

Полицейской этой сцены

Вынести не могъ:

Завозившись подъ кроватью,

Страшный поднялъ рыкъ:

Къ ‘Corpus habeas’ съ-измала

Въ Англіи привыкъ.

Что съ проклятымъ было длать?

Взялъ я ‘Gesetzbuch’,

Томъ увсистый, огромный —

И въ бульдога — бухъ.

Тутъ я сталъ читать бумагу:

Добрый докторъ Бахъ

Пишетъ нжное посланье

Мн въ такихъ словахъ.

На, вотъ самъ прочти, коль въ слог

Въ этомъ ты силнъ,

Что мн докторъ милый пишетъ —

Вотъ что пишетъ онъ:

Пишетъ, будто воздухъ въ Праг

Не совсмъ здоровъ

И совтуетъ отвдать

Мн иныхъ кравъ,

Что за этимъ и карету

Онъ нарочно шлтъ,

Дабы могъ я прокатиться

На казенный счотъ.

А чтобъ выхалъ изъ Праги

Я того же дня —

Полицейскимъ поручаетъ

Убдить меня.

Можетъ-статься это глупо,

Но ужъ я привыкъ

Слушать, если мн покажутъ

Саблю или штыкъ.

Торопилъ меня Дедра,

Стоя у дверей,

Чтобы съ нимъ я собирался

хать поскорй.

Тутъ въ напутствіе совты

Разные даны,

Коимъ Баха паціенты

Слдовать должны:

‘Что инкогнито-де демъ,

Чтобъ съ собой отнюдь

Ни ружья, ни пистолета

Я бы не бралъ въ путь.’

И такъ дал, и такъ дал —

Какъ Сирена плъ.

Я жь межь-тмъ сюртукъ и шубу

На себя надлъ.

У крыльца стояли кони —

Я взглянулъ на нихъ:

‘О, когда бъ еще немного!

Хоть единый мигъ…’

Мсяцъ, мсяцъ, ты вдь знаешь

Женщину вполн!

Что подчасъ намъ за обуза,

Что за крестъ он!

Столько лтъ на эту землю

Глядя съ высоты,

Не одной разлуки тяжкой

Былъ свидтель ты!

Лучше моднаго поэта

Могъ бы разсказать…

Такъ и тутъ: вокругъ столпились

Дочь, жена и мать —

Дочка Зденочка. Я, правда,

Тертый ужь калачъ,

Но запалъ мн крпко въ душу

Этотъ вопль и плачъ.

Я надвинулъ падибрадку —

Шапку на глаза,

Чтобы мн неизмнила

Ни одна слеза,

Чтобъ жандармы неузнали

Про мою печаль…

Слъ — карета покатилась

Вдаль… куда-то вдаль.

Рогъ трубитъ, жандармы скачутъ

Сзади, по бокамъ,

Чтобъ чего не обронилось…

Вонъ въ сторонк храмъ!

Это Боровская церковь,

Какъ звзда, горитъ,

Словно мн сквозь лсъ киваетъ,

Словно говоритъ:

‘Ты ли это мой голубчикъ,

Дитятко мо?

Первыхъ дней твоихъ я помню

Здсь жить-быть!

‘Помню, какъ тебя крестили:

Вся твоя родня

Тутъ собралась… Добрый мальчикъ

Былъ ты у меня.

‘Какъ прилежно ты учился,

Какъ побрелъ ты въ свтъ —

Помню все… тому ужь будетъ

Врныхъ тридцать лтъ.

‘Какъ съ тобой мы распрощались.

Но скажи, мой другъ,

Для чего теперь съ тобою

детъ столько слугъ?’

Подъзжая подъ Иглаву,

Снился Шпильбергъ мн,

А подъ Линцемъ, помню, видлъ

Я Буфштейнъ во сн.

За Буфштейномъ лишь пропали

Сны такіе вс,

Альпы видлись, какъ Альпы —

Въ царственной крас.

Только глупо, братъ, какъ дешь

Ты невсть куда,

Тутъ чертовски утомляетъ

Самая зда —

Полны горькою насмшкой

Почтарей рожки…

Просто, кажется разбилъ бы

Голову съ тоски!

Только видишь, другъ мо мсяцъ,

Былъ бы я не правъ,

Еслибъ мы съ тобой забыли

Горный телеграфъ:

Былъ онъ очень акуратенъ,

Не любилъ дремать —

И полиція усердно,

Какъ родная мать,

Печи намъ везд топила,

Зная напердъ,

Сколько гд съ дороги тяжкой

Путникъ отдохнтъ.

Въ Будевицахъ Дедра

Странно поступилъ:

Мн совсмъ не по-жандармски

Онъ вина купилъ —

Да Мельницкаго, родного!

То ль попуталъ грхъ,

То ли кровь заговорила

Въ немъ (Дедра — чехъ!)

Ужь не знаю! Или думалъ:

Все, что я люблю,

Въ этой Лет виноградной

Мигомъ утоплю.

Но мельницкое я выпилъ

И до мстныхъ винъ

Добрался — до итальянскихъ:

Хмль, какъ-есть, одинъ!

Тонъ элегіи оставимъ

Мы теперь съ тобой,

Ясный мсяцъ! На минуту

Перейдемъ въ другой!

Мерзкій путь отъ Рейхенгалля

До Вайдринга ты

Знаешь, чай: овраги, скалы,

Чортовы мосты,

Камни страшные — страшне

Глупости людской,

Бездны больше, чмъ издержки

Арміи иной!

Сущимъ тартаромъ зіяютъ,

Путнику грозя:

Октоировать указомъ

Ихъ никакъ нельзя!

Ночь темна, какъ наша церковь

Илъ еще темнй.

Всякій мигъ кричитъ Дедра:

‘Сдерживай коней!’

Да кому кричать? на козлахъ

Нту ни души:

Съ жандармеріей одни мы

Среди скалъ, въ глуши.

Почтальонъ отсталъ далеко

И въ потьмахъ исчезъ:

По-добру онъ по здорову

Съ козелъ раньше слзъ.

Мы летимъ при свист втра,

Ржутъ вихри слухъ,

Сердце бьется поневол,

Замираетъ духъ.

Кручь — что лстница на башн,

Но люблю я страхъ

Передрягу полицейскихъ

И жандармовъ страхъ.

Я шепнулъ имъ: ‘между нами

Видно гршникъ есть:

Бросимъ жребій, кто отсюда

Долженъ мигомъ слзть

Очистительною жертвой,

Какъ она’. Глядь:

Полицейскіе проворно

Начали скакать,

Другъ за дружкой изъ кареты

Выскакали вонъ.

Боже! точно ль это было?

Или это сонъ?

Стража, въ шарфахъ, вверхъ ногами,

Словно трупъ, лежитъ,

А преступникъ одиноко

Подъ гору летитъ.

Хочешь, Австрія, вести ты

Всхъ насъ по шнурку,

А не справилась съ четверкой

Коней на скаку!

Скалъ и пропастей альпійскихъ

Полный господинъ,

Безъ возницы, въ тьм кромешной,

Мчался я одинъ,

И на станціи исправно

Закусилъ, потомъ

Спалъ какъ праведникъ, а стража

Все плелась шажкомъ,

Еле-еле дотащилась

Въ поздніе часы

И всю ночь себ чинила

Ребра и носы,

Задъ себ арникой терла,

А виномъ крестецъ…

Тутъ, мой другъ, я ставлю точку:

Странствіямъ конецъ!

Я ни капли не прибавилъ:

Можетъ — какъ ни глупъ —

Быть свидтелемъ почтмейстеръ

Въ Вайдринг Дальрупъ.

Рано утромъ былъ доставленъ

Въ Бриксенъ музыкантъ

И квитанцію Дедр

Выдалъ комендантъ.

Клокъ бумаги комендантской

Въ Чехію пошолъ,

А меня здсь держитъ крпко

Габсбургскій орблъ.

Коменданта и жандармовъ

Въ этой западн,

Вмсто ангеловъ небесныхъ,

Дали стражей мн…

Н. Бергъ.

СБОРНИКЪЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНЙСЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

ЧЕШСКЕ ПОЭТЫ.

Б. ГАВЛИЧЕКЪ.

Читайте также:

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ